Научная статья на тему 'Воспоминания старого профессора (с 1847 по 1913 гг.)'

Воспоминания старого профессора (с 1847 по 1913 гг.) Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
145
11
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Журнал
Христианское чтение
ВАК
Область наук
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Воспоминания старого профессора (с 1847 по 1913 гг.)»

Санкт-Петербургская православная духовная академия

Архив журнала «Христианское чтение»

А.Л. Катанский

Воспоминания старого профессора

(с 1847 по 1913 гг.)

Опубликовано:

Христианское чтение. 1916. № 1. С. 45-67.

@ Сканированій и создание электронного варианта: Санкт-Петербургская православная духовная академия (www.spbda.ru), 2009. Материал распространяется на основе некоммерческой лицензии Creative Commons 3.0 с указанием авторства без возможности изменений.

СПбПДА

Санкт-Петербург

2009

Воспоминанія стараго профессора

(съ 1847 по 1913 гг.).

Въ Петроградской Духовной Академіи 0867—1896 г.г. *)

1. Первый тріодъ службы (1867—1884 гг.) подъ дѣйствіемъ стараго и новаго (1869 г.) академическаго устава.

Переходъ мой изъ Московской въ Петроградскую духовную Академію почти совпалъ съ наступленіемъ ректорства приснопамятнаго протоіерея о. Іоанна Леонтьевича Янышева, только за 7 мѣсяцевъ до моего возвращенія въ родную Академію сдѣлавшагося (съ 1866 г., ноября 27) ея ректоромъ, преемникомъ извѣстнаго Іоанна (Соколова f еп. смоленскаго). .Болѣе половины моей здѣсь службы прошло подъ начальствомъ этого весьма замѣчательнаго ректора, давшаго совершенно новое направленіе академіи. 17 лѣтъ его ректорства (съ 27 ноября 1866 г. по 19 октября 1883 г.) представляли по истинѣ блестящій, славный періодъ въ исторіи Петроградской Академіи, до сихъ поръ носящій названіе «Янышевскаго». Считаю себя счастливымъ, что пришлось мнѣ начать службу въ родной Alma Mater именно въ этотъ періодъ времени, послѣ серьезной подготовки въ дорогой Московской Академіи.

Переходъ мой въ Петроградскую Академію былъ довольно необыченъ. Слышно было, что онъ устроился по представленію ректора высшему начальству, безъ совѣщанія съ жорпо-

'*) См. „Христ. Чтен.“ за 1914 г. и отдѣльное изд. „Воспом. стар. проф. Первый выпускъ: годы 1847—1867“. Пегрогр. 1914, ц. 1 р. (у книг. И. Л. Тузова и въ магаз. „Новаго Времени“).

раціею профессоровъ. Это было въ каникулярное время въ копнѣ іюня 1867 г. (переводъ мой состоялся 30 іюня того-же года), въ отсутствіе академическихъ преподавателей. Ііо всей вѣроятности. ректоръ, прот. I. Л. Янышевъ, совѣтовался только съ тогдашнимъ о. ипспекторомь академіи, архим. Хрнсаноомъ (Ретивцевымъ). который, можно полагать, не только предложилъ мою кандидатуру, по посовѣтовалъ набрать п указанный выше способъ моего перевода, имѣя въ виду хорошее о мнѣ мнѣніе тогдашней корпораціи академическихъ наставниковъ и собственныя свои выгоды и цѣли. Ему выгодно было подушить себѣ помощника по каоедрѣ основнаго и догматическаго богословія, которую онъ до того времени занималъ одинъ, да кромѣ того избраніемъ таким'ь помощникомъ именно меня онъ достигалъ п нѣкоторыхъ другихъ цѣлей. Прежде всего онъ дѣлалъ нѣчто пріятное и ректору, моему по .женѣ родственнику (жена моя Приходилась родной племянницей супругѣ I. Л., А. Е. Янышевой) и моему тестю, прот. I. В. Васильеву, только что назначенному тогда предсѣдателемъ учебнаго при Си. Синодѣ Комитета, членомъ котораго состоялъ и самъ о. архим. Хрпсаноъ. Если же совѣтникъ ректора, далеко не лишенный тонкости и сообразительно ти, и предвидѣлъ неудовольствіе своихъ коллегъ, профессоровъ академіи отъ такого способа избранія н назначенія новаго преподавателя, то можетъ быть, былъ даже отчасти атому радъ, думая про себя, что дескать «попадетъ» за это отъ нихъ ректору—протоіерею, но сущее!су же полагала., что академія отъ моего назначенія ничего не проиграетъ, да и коллеги ничего противъ меня имѣть не могутъ, скорѣе въ душѣ будутъ рады переходу къ нимъ бывшаго ихъ питомца, нѣкогда очень желаннаго (1863 г.) сочлена въ ихъ семьѣ (см. гл. ІП—о замѣщеніи каоедры повой церковной исторіи), п въ концѣ концовъ все устроится къ общему благополучію. Такъ оно и случилось. Слышно было, что когда гл. концѣ августа 1867 г. съѣхались послѣ каникулъ профессоръ^ въ первомъ же засѣданіи конференціи, ректору пришлось выслушать отъ нихъ немало горячихъ и рѣзкихъ, рѣчей но поводу незаконности (но формѣ) моего перевода. съ оговоркою, впрочемъ, что по существу они ничего противъ, меня не имѣютъ и даже рады, что назначеніе состоялось, но почему сдѣлано не такъ, какъ бы слѣдовало по законамъ и академическимъ обычаямъ?

Дѣйства гельно всѣ мои бывшіе наставники встрѣтили меня,

какъ давно желаннаго сослуживца, очень привѣтливо, а нѣкоторые даже разсказали о томъ, что было въ общемъ собраніи академическихъ преподавателей, по поводу моего перевода въ родную академію, прибавляя, что въ сущности ничего они противъ того не имѣютъ. Изъ визитовъ, которые сдѣланы были мною бывшимъ моимъ наставникамъ, а теперь сослуживцамъ, въ особенности памятенъ былъ одинъ, именно— проф. И. А. Чнстовпчу. «Вы, вѣроятно, замѣтилъ онъ, не останетесь на каѳедрѣ догматическаго богословія. Вѣдь этотъ предметъ въ научномъ отношеніи совсѣмъ неинтересный. Онъ вѣдь—не наука: это не что иное, какъ распространенный катихизисъ. Полагаю, что вы займете каоедру философіи вмѣсто Василія Николаевича Карпова, дни котораго сочтены (недолго спустя послѣ этого разговора, онъ дѣйствителъно и скончался— 2 дек. того же 1867 г.), и я желалъ бы, чтобы вы были моимъ ближайшимъ сотрудникомъ по преподаванію философскихъ паукъ». Поблагодаривъ почтеннаго профессора за это лестное для мена предложеніе, я однако со всею рѣшительностью отклонилъ его,—заявивъ, что у меня образовалось совсѣмъ другое настроеніе, рѣшительное расположеніе къ занятіямъ богослов' кпми предметами, чго хотя у меня очень мало знаній изъ круга науки догматическаго богословія, но есть надежда поставить преподаваніе этого предмета болѣе или менѣе на научную почву, при этомъ, кажется, прибавилъ, что намѣренъ придать своимъ чтеніямъ историко-догматическій характеръ. что дѣйствительно и еділалъ.

Такой характеръ первыхъ моихъ чтеніи по догматическому богословію объясняется какъ вліяніемъ московской школы-— приснопамятнаго великаго церковнаго историка о. А. В. Горскаго и совѣтами новаго моего ректора о. I. Л. Янышева, очень сочувствовавніаго такому именно методу преподаванія этого важнаго предмета, такъ наконецъ и моимъ скептическимъ взглядомъ па возможность создать систему догматическаго богословія. Казалось тогда, что послѣ трудовъ пр. Макарія (Булгакова) и Филарета (Гумилевскаго) сдѣлать что-либо въ этомъ направленіи достойное академической каѳедры невозможно н что пришлось бы въ такомъ случаѣ повторять ихъ труды, въ особенности многотомный и уже проставленный трудъ пр. Макарія. Только черезъ 3—4 года (1872 г.) я приступилъ къ чтенію лекцій но системѣ догматическаго богословія, параллельно съ чтеніями по историческому изложенію

догматовъ. Вызванъ былъ къ тому самими моими слушателями, какъ увидимъ далѣе, а до того времени мои чтенія имѣли исключительно историко-догматическій характеръ.

Раздѣлили мы съ о. архим. Хрисанѳомъ—онъ въ званіи экстр. проф., а я въ званіи баккалавра—преподаваніе предмета слѣдующимъ образомъ: онъ взялъ введеніе въ богословіе (основное богословіе) и первую часть догматическаго, т. е. ученіе о единствѣ Божіемъ, о Троичности Лицъ въ Богѣ и о твореніи міра видимаго и невидимаго (Ангеловъ). Все остальное, т. е. вторая, большая часть догматики выпала на мою долю.

Такъ какъ первымъ предметомъ моихъ чтеній было Лице Христа Спасителя, а затѣмъ все то, что привнесено христіанствомъ въ область Богооткровенной вѣры, то, идя историко-догматическимъ путемъ, естественно было заняться прежде всего послѣдними временами, предъ пришествіемъ Спасителя, съ цѣлію прослѣдить, какимъ образомъ іудейскій міръ приготовлялся къ принятію Мессіи, какія въ то время существовали въ еврействѣ понятія относительно важнѣйшихъ вопросовъ вѣры и не было ли въ этихъ понятіяхъ подготовительныхъ элементовъ къ принятію христіанства. Порекомендованный мнѣ о. ректоромъ I. Л. Янышевымъ только что явившійся тогда очень интересный трудъ римскаго богослова, впослѣдствіи старокатолика Лянгена *), содержащій обстоятельное изложеніе и анализъ всего того, что явилось въ религіозной іудейской литературѣ въ промежутокъ времени между появленіемъ послѣднихъ книгъ Св. писанія Ветхаго Завѣта и Новозавѣтными писаніями Св. Апостоловъ, помогъ мнѣ осуществить эту задачу. Общій выводъ былъ тотъ, что въ іудейской литературѣ того времени болѣе или менѣе близко подходили къ чаянію того полнаго озаренія, которое явилось въ христіанствѣ, но что это были однако лишь слабые проблески, подобные утренней предразсвѣтной зарѣ, предшествующей появленію солнца—Христа и что невозможно объяснить появленіе христіанства путемъ будто бы естественнаго развитія бродившихъ въ іудействѣ идей и представленій, какъ стремилась къ тому отрицательная нѣмецкая критика. Послѣ этихъ чтеній слѣдовало обратиться къ изложенію догматическихъ l

l) Langen, Das Judentum zur Zeit Christi. Beitrag zur Offenbarung und Religionsgeschichte, als Einleitung in Theologie des N. T. Freibur. 1866.

данныхъ, заключающихся въ Новозавѣтныхъ книгахъ Св. Писанія, или къ тому, что на Западѣ называется «Библейскимъ богословіемъ», какъ первой части историческаго изложенія догматовъ, и чѣмъ, какъ увидимъ далѣе, пришлось заняться впослѣдствіи, нс на сей разъ я началъ чтеніе прямо съ исторіи раскрытія догматовъ въ періодъ святоотеческій и средневѣковой. При этомъ руководствовался западными такъ называемыми «исторіями догматовъ» какъ римско-католическими '), такъ и протестантскими и послѣдними преимущественно, въ особенности трудомъ Каниса 2), весьма объективнаго, очень безпристрастнаго, даже въ конфессіональныхъ вопросахъ, строго ортодоксальнаго въ лютеранскомъ смыслѣ богослова. Нужно признаться, что эти чтенія на первыхъ порахъ почти совершенно лишены были самостоятельности и имѣли конспективный характеръ, заключая массу довольно отрывочныхъ свѣдѣній и представляя бѣглый обзоръ богатой исторіи догматическихъ движеній въ святоотеческій и средневѣковый періодъ. Если въ чемъ проявлялась моя самодѣятельность, то почти только въ переработкѣ даваемаго нѣмецкими пособіями матеріала, да въ исключеніи всего того, что отзывалось протестантствомъ, или католичествомъ. Въ общемъ же долгъ справедливости требуетъ признать, что въ этотъ первый періодъ моей дѣятельности на новой каѳедрѣ я состоялъ въ порядочномъ рабствѣ у нѣмцевъ и освободился отъ него только послѣ 1869 г., когда приступилъ къ болѣе или менѣе самостоятельной разработкѣ предмета и составленію новыхъ лекцій, прежнія же сдалъ въ архивъ Такова судьба первыхъ лекцій, насколько намъ извѣстно, огромнаго большинства академическихъ преподавателей прежняго, по крайней мѣрѣ, времени, когда не существовало нынѣшней подготовки кандидатовъ на занятіе академическихъ каѳедръ. *)

*) Alec—Lehrbuch der Dogmengeschichte. Mainz. 1837—1838. Schwane— Dogmengeschichte der vornicänischen Zeit. Munster. 1862. Dogmengeschichte der patristischen Zeit. Munster, 1862. Zobl—Dogmengeschichte der katholischen Kirche. Insbruck. 1865.

s) Kahnis—Die Kirchenglauhe in seiner geschichtlichen Entwicklung. Leipz. 1864—второй томъ трехтомнаго его труда, изъ которыхъ первый посвященъ лютеранской догматикѣ въ историческомъ ея развитіи (Die luterische Dogmatik historisch genetisch dargestellt. Leipz. 1861), а третій— системѣ лютеранской догматики (System der lutherischen Dogmatik. Leipz. 1868).

Тогдашній ректоръ Петроградской Академіи протоіерей Іоаннъ Леонтьевичъ Янышевъ ‘), какъ видно изъ предыдущаго, вполнѣ одобрялъ принятый мною методъ чтеній. Богато одаренный отъ природы, сначала баккалавръ математики въ родной академіи, вскорѣ заграничный (въ Висбаденѣ) священникъ, потомъ блестящій профессоръ богословія въ Петроградскомъ Университетѣ, оставившій въ немъ по себѣ громкую славу 2), далѣе снова заграничный священникъ и протоіерей (въ Берлинѣ и Висбаденѣ), въ 1864 г. преподаватель въ Копенгагенѣ закона Божія и русскаго языка принцессѣ Дагмарѣ, нынѣ вдовствующей Государынѣ Императрицѣ Маріи Ѳеодоровнѣ, въ 1866 г., по Высочайшему новелѣнію, ректоръ Петроградской духовной Академіи, былъ человѣкъ философскаго склада ума, свѣтлыхъ, широкихъ взглядовъ, высоко ставившій научные интересы, прекрасно знакомый и съ родною академіею и съ постановкою преподаванія въ университетахъ какъ отечественныхъ, такъ и заграничныхъ нѣмецкихъ, энергичный, многоопытный, много видѣвшій и испытавшій на своемъ вѣку, несмотря на свои сравнительно небольшіе годы (40 лѣтъ—въ 1866 г.). Онъ составилъ себѣ идеалъ духовной академіи, во многомъ совершенно непохожій на тотъ, выраженіемъ котораго была тогда наша отечественная духовная академія. Идеаломъ его былъ богословскій факультетъ преимущественно нѣмецкихъ университетовъ.

Ректорство его совпало съ эпохою преобразованій въ духовно-учебной средѣ, и онъ оказался какъ нельзя болѣе *)

‘) Протоіерей' I. Л. Янышевъ, род. 1826 г., калужек., 1-й магистръ ХѴЩ к. (1849 г.) Пегр. Акад., оставленъ при акад. сначала помощ. эконома, потомъ вскорѣ (1850 г.) бакк. математики, въ 1851 г.—свящ. Вис-баденской ц., въ 1856 г.—проф. богословія и филос. въ ІІетрогр. университетѣ, въ 1858 г.—снова заграничный свящ. и протоіерей сначала въ Берлинѣ, а съ 1859 г. въ Висбаденѣ, въ 1864 г.—препод. закона Божія и русскаго яз. принцессѣ Дагмарѣ въ Копенгагенѣ, а съ 1866 г. (28 ноября) ректоръ Петроградской Академіи.

*) Какъ видно изъ „исторической записки“ проф. Григорьева, по случаю 50-ти-лѣтняго юбилея Петрогр. Университета. „Число ѳго (о. I. Л. Ян.) слушателей возрастало съ каждымъ днемъ. Нѣсколько разъ онъ долженъ былъ переходить изъ одной аудиторіи въ другую, болѣе обширную. Наконецъ, сталъ читать въ актовомъ университетскомъ залѣ, но и тотъ едва вмѣщалъ всѣхъ, стремившихся насладиться его увлекательною рѣчью“ (см. „Ист. Спб. Акад.“ И. А. Чистовича. 1889 г. стр. 24—25).

кстати на ректурѣ въ столичной академіи, вблизи той среды, гдѣ вырабатывались духовно-учебные планы и вскорѣ сдѣлался однимъ изъ самыхъ видныхъ и вліятельныхъ руководящихъ дѣятелей духовнаго просвѣщенія, въ академіи же пріобрѣлъ. съ теченіемъ времени, большой авторитетъ. Не считаемъ, однако, нужнымъ скрывать, что первые его шаги на новомъ поприщѣ службы были неособенно удачны, въ чемъ онъ, впрочемъ, въ значительной степени былъ виноватъ самъ, благодаря своему увлекающемуся характеру. Дѣло въ томъ, что встрѣченный академическою корпораціею наставниковъ весьма привѣтливо, какъ желательный начальникъ, какъ славный питомецъ академіи, онъ, разсказывали, на самыхъ же первыхъ порахъ поставилъ своихъ сослуживцевъ въ оппозиціонное къ себѣ отношеніе. Въ своихъ рѣчахъ и особенно во вступительномъ своемъ словѣ, изъ текста: «на Моисеовомъ сѣдалищѣ сѣдоша книжницы и фарисеи», онъ обидѣлъ память старой ■ Петроградской Академіи, какъ бы зачеркнулъ все ея прошлое. Между тѣмъ родная академія гордилась этимъ прошлымъ, въ особенности эпохою пр. Макарія (Булгакова), славнаго ея ректора и выдающагося духовнаго писателя, богослова и церковнаго историка. А нужно при этомъ замѣтить, что большинство преподавателей Петроградской Академіи того времени были питомцами именно Макарьевскаго періода. «Новый ректоръ, говорили тогда (мнѣ пришлось ■слышать это впослѣдствіи отъ другихъ, такъ какъ при вступленіи о. I. Л. Яиышева въ должность ректора я служилъ въ Московской Академіи), самъ еще ничего не сдѣлалъ, а между тѣмъ осмѣлился такъ отнестись ко многимъ славнымъ во всякомъ случаѣ именамъ, къ историческимъ традиціямъ академіи и установившемуся укладу ея жизни. Посмотримъ, что онъ самъ дастъ академіи». Вчастности и относительно академической дисциплины взгляды новаго ректора рѣзко расходились съ взглядами старѣйшихъ представителей академической преподавательской корпораціи. Для нихъ идеаломъ въ этомъ отношеніи были строгія Макарьевскія времена. Они вздыхали о строгомъ Макарьевскомъ режимѣ, расшатанномъ при преемникахъ пр. Макарія—Ѳеофанѣ (Говоровѣ), Нектаріѣ (Надеждинѣ), Іоанникіѣ (Рудневѣ) и Іоаннѣ (Соколовѣ), въ періодъ отъ 1857 до 1866 г., и мечтали объ его возстановленіи. Новый же ректоръ, самъ воспитанникъ тѣмъ же Макарьевскихъ временъ, далеко не былъ ихъ поклонникомъ и являлся побор-

ные (см. гл. III). Изъ новыхъ были только ректоръ, инспекторъ и 4 баккалавра (Л. А. Павловскій, Т. В. Барсовъ, Л. Е. Свѣтилинъ и II. Ѳ. Комаровъ).

Ректоръ, ординарный профессоръ по каѳедрѣ нравственнаго богословія, избралъ этотъ предметъ (а не догматическое богословіе, какъ дѣлали это его предшественники), потому что ему казалось легче и удобнѣе совмѣстить занятія этимъ предметомъ съ исполненіемъ многотрудныхъ ректорскихъ и другихъ (по придворной службѣ) обязанностей. Не разъ онъ говорилъ мнѣ, что догматическое богословіе требуетъ болѣе молодыхъ силъ, болѣе времени и болѣе безраздѣльной ему преданности, чѣмъ нравственное богословіе, почему онъ и рѣшился избрать послѣднее, а для перваго вызвать меня изъ Московской Академіи. Отъ себя прибавлю, что философскій складъ ума о. I. Л. Янышева наиболѣе подходилъ къ каѳедрѣ нравственнаго богословія, серьезная научная постановка котораго требуетъ именно такого склада, что вѣроятно инстинктивно чувствовалось I. Л. и что въ концѣ концовъ повело къ появленію замѣчательнаго, капитальнаго его труда—системы нравственнаго богословія. Справедливость требуетъ замѣтить однако, что сильному уму I. Л. далеко не вдругъ удалось овладѣть своимъ предметомъ. Слышно было, что по временамъ онъ разочаровывался въ цѣнности своихъ лекцій, чего не скрывалъ отъ близкихъ ему людей. Въ лицѣ I. Л. академія получила несомнѣнно прекраснаго, блестящаго профессора, превосходнаго, заботливѣйшаго о всѣхъ сторонахъ ея жизни ректора, а корпорація наставниковъ—симпатичнаго деликатнѣйшаго главу, дружественно, въ высшей степени доброжелательно относившагося къ ея сочленамъ и терпѣливо—къ ихъ недостаткамъ, а подчасъ и несовсѣмъ корректнымъ выходкамъ. Къ сожалѣнію, наши тогдашніе сослуживцы, привыкшіе къ совершенно другому обращенію прежнихъ ректоровъ, не съумѣли. оцѣнить, по крайней мѣрѣ въ первые годы его ректорства, изысканную его вѣжливость и деликатность его обращенія и несправедливо заподозрили его въ неискренности и даже въ іезуитствѣ. Слишкомъ уже рѣзокъ былъ контрастъ между нимъ и его предшественникомъ, грубо деспотичнымъ пр. Іоанномъ (Соколовымъ), да и другими болѣе ранними ректорами.'

Впрочемъ, то, что сказано выше объ о. I. Л. Янышевѣ, какъ профессорѣ нравственнаго богословія, относится собственно къ періоду послѣ преобразованія академіи (послѣ

1869 г.); до того же времени (1867—1868 гг.) онъ преподавалъ педагогику, а каѳедру нравственнаго богословія, съ 1866 г., занималъ, въ званіи и д. баккалавра, П. Ѳ. Комаровъ, бывшій мой слушатель по Московской Академіи ‘), не представившій магистерской диссертаціи, а новому оставленный въ 1869 г. за штатомъ (о немъ см. въ .IV гл. моихъ «Воспом.»). Его мѣсто на каѳедрѣ нравственнаго богословія (соединеннаго съ педагогикой по уставу 1869 г.) и занялъ о. I. Л. Янышевъ.

Изъ новыхъ лицъ, кромѣ ректора, инспектора (о. Хри-санѳа) и П. Ѳ. Комарова оказались моими сослуживцами мои сверстники по студенчеству—курсовъ: старшаго XXIV, моего XXV и младшаго XXVI, именно Л. А. Павловскій, бакалавръ патристики * 2), Т. В. Барсовъ, баккалавръ церковнаго законовѣдѣнія, мой сотоварищъ по студенчеству, и А. Е. Свѣ-тилинъ 3), бакк. логики и психологіи. Первый—болѣе практическаго, чѣмъ научнаго склада ума, второй—не пользовался симпатіями большинства сослуживцевъ, вслѣдствіе особенностей его характера, третій отличался большою скромностью, застѣнчивостью, сосредоточенностью, глубокомысліемъ, во многомъ, и складомъ ума и характера, отчасти даже наружностью, напоминая бывшаго моего сослуживца по Московской Академіи, проф. В. Н. Потапова, также преподавателя логики и еще новой философіи.

Корпоративная жизнь преподавателей Петроградской Академіи во многомъ отличалась отъ Московско-посадской. Здѣсь

') Говорили тогда, что онъ вызванъ былъ изъ Московской Академіи москвичами по академіи, ректоромъ, пр. Іоанномъ (Сокол.) и инспекторомъ, о. Хрисаѳомъ, съ цѣлію имѣть въ немъ монаха, но ихъ разсчеты оказались ошибочными. П. Ѳ. Комаровъ монашества не принялъ, по всей вѣроятности отъ того, что переходъ его въ Петроградскую Академію совпалъ какъ разъ съ перемѣною въ ней ректора монаха на ректора протоіерея (кстати сказать, земляка Комарова, калужанина). П. Ѳ. Комарову о. архим. Хрисанѳъ передалъ, въ окт. 1866 г., свою каѳедру нравственнаго богословія, самъ же занялъ каѳ. догматическаго. А 9 ноября того же 1866 г. пр. Іоаннъ получилъ назначеніе на смоленскую епископскую каѳедру.

2) Леонидъ Андреевичъ Павловскій, спбург. 3-й маг. XXIV іс. (1861 г.) спб. акад., 1861—препод. спб. еемин., 1863—бакк. спб. акад., 1866—священникъ, 1872—оставилъ службу при акад., 1877—протоіерей, + 1895 г.

3) А. Е. Свѣтилинъ, рязан., 8-й маг. XXVI (1865 г.) снб. акад., 1865— препод. смоленск. сем., 1867 — бакк. спб. акад., 1875 — экстр. ироф.,. f 1887 г.

профессоры и баккалавры не жили въ такомъ близкомъ общеніи, какъ въ Сергіевомъ Посадѣ. Немногіе, человѣкъ 6-ь (В. И. Долоцкій, Н. И. Глоріантовъ, А. И. Иредтечепскій, И. Е. Троицкій, Т. В. Барсовъ, П. Ѳ. Комаровъ) имѣли казенныя квартиры въ зданіи академіи, остальные были разсѣяны по Петрограду, и если первые естественно часто видѣлись, то послѣдніе жили особняками какъ другъ отъ друга, такъ и отъ академическихъ насельниковъ, имѣя особый кругъ знакомыхъ и родныхъ, что представляло свои выгодныя и невыгодныя стороны.

Матеріальное положеніе преподавателей столичной академіи оказалось также нѣсколько инымъ, чѣмъ въ скромномъ Посадѣ. Правда, по примѣру Московской и вслѣдъ за нею, и въ Петроградской Академіи существовала такая же прибавка, отъ Александро-Невской Лавры, къ казенному жалованью: ординарному профессору (вмѣсто 858 р.) 1200 р., экстраординарному (вмѣсто 429 р.) 900 р., баккалавру (вмѣсто 429 р.) 700 р., но этихъ средствъ было недостаточно при дороговизнѣ столичной жизни, въ особенности для людей семейныхъ. Для примѣра возьму себя. Нанялъ я квартиру за 300 р. въ годъ (25 р. въ мѣсяцъ), осталось 400 р.—на все, про все; болѣе чѣмъ скромное содержаніе! Такъ прожили мы конецъ 1867 и весь 1868 годъ; къ концу 1868 и къ началу 1869 г., съ выходомъ инспектора архим. Хрисанѳа на ректуру въ ІІетрогр. семинарію, я получилъ прибавку въ 200 р.; на меня перевели его окладъ—экстраорд. профессора (900 р.),— въ виду моего семейнаго положенія,—хотя я и не былъ возведенъ въ это званіе. Считалъ себя счастливымъ, располагая въ мѣсяцъ уже 75 р., а за исключеніемъ платы за квартиру,— 50 р. Но это счастье было очень кратковременное; продолжалось оно мѣсяца два, три. Предъ преобразованіемъ академій по новому уставу, мѣсяца за 3—4 до 30 мая 1869 г. (время утвержденія устава), Лавра отказалась давать прибавки къ нашему жалованью, въ виду будущихъ возвышенныхъ окладовъ содержанія, въ размѣрѣ университетскихъ. Случилось это совершенно неожиданно. Большое было разочарованіе,, когда настроенные на ожиданіе близкаго улучшенія нашего быта, явились мы, въ январѣ или въ февралѣ этого года, къ эконому академіи и намъ объявили, что мы баккалавры, вкупѣ съ экстраординарными профессорами, получимъ по 35 р. съ копѣйками мѣсячнаго жалованья.

При такихъ обстоятельствахъ, поневолѣ приходилось прибѣгать къ литературному труду, какъ къ добавочному средству существованія. Въ половинѣ мѣсяца карманъ обыкновенно оказывался совершенно пустымъ, и идешь бывало, съ нѣкоторымъ смущеніемъ, къ казначею редакціи «Христ. Чтен.» проф. И. Ѳ. Нильскому за полученіемъ 10—15 р. въ счетъ гонорара за печатающіяся въ журналѣ статьи. Отсюда и ведутъ начало мои «Очерки исторіи литургіи нашей православной церкви» (1868 г.) и «Исторіи древнихъ національныхъ литургій Запада» (1870 г.), печатавшіеся въ «Христ. Чтен.» Не будь гнетущей нужды, едва ли появились бы на свѣтъ эти очерки, отнявшіе у меня не мало времени отъ занятій новымъ предметомъ преподаванія (догматическимъ богословіемъ), съ трудами по которому я не могъ еще выступить въ печати по недостаточному его изученію. По временамъ еще помѣщалъ статьи публицистическаго характера въ «Церков. Общес/гв. Вѣстникѣ» А. И. Поповицкаго.

Преобразованіе духовныхъ Академій по уставу 1869 і.

Главнымъ двигателемъ преобразованія былъ тогдашній Оберъ-Прокуроръ Св. Синода (съ 1865 г.) гр. Д. А. Толстой. Онъ повелъ это дѣло съ свойственною ему энергіею и настойчивостью. Съ янв. 1868 г. учрежденъ былъ комитетъ для пересмотра устава академій—подъ предсѣдательствомъ нижегородскаго архіепископа Нектарія (Надеждина), бывшаго нашего ректора. Но дѵшею комитета былъ не предсѣдатель, человѣкъ ничѣмъ не выдающійся, кромѣ полнаго сочувствія дѣлу преобразованія и потому persona grata у гр. Д. А. Толстаго, а члены комитета, въ особенности предсѣдатель Духовно Учебнаго Комитета прот. I. В. Васильевъ и ректоръ Петроградской Академіи прот. I. Л. Янышевъ. Оба. они горячо были преданы дѣлу преобразованія и являлись прекрасными, весьма свѣдущими представителями постановки высшаго богословскаго образованія на Западѣ: прот. I. В. Васильевъ—въ римско-католическомъ мірѣ, прот. I. Л. Янышевъ—въ протестантскомъ. Сверхъ того, прот. I. В. Васильевъ,—высокодаровитая личность, съ сильнымъ и уравновѣшеннымъ характеромъ, очень живой, остроумный и краснорѣчивый, весьма вліятельный во всѣхъ высшихъ сферахъ и свѣтскихъ и ду-

ховныхъ, имѣлъ большой вѣсъ и значеніе и у Оберъ-Прокурора Св. Синода, гр. Д. А. Толстого *).

Прочіе члены комитета были также въ своемъ родѣ люди замѣчательные и вносили свою долю вліянія въ дѣло преобразованія.. Главный священникъ арміи и флота, прот. М. И. Богословскій, человѣкъ также авторитетный и вліятельный и въ духовныхъ и отчасти свѣтскихъ кругахъ, сильнаго, непреклоннаго характера, нѣкогда безраздѣльно властвовавшій въ училищѣ Правовѣдѣнія, въ бытность свою его профессоромъ и законоучителемъ, докторъ богословія (что тогда было большою рѣдкостью), являлся въ комитетѣ представителемъ умѣренно консервативнаго элемента. Видные представители Мин. Народнаго Просвѣщенія—профессоръ! Петрогр. Университета И. Е. Андреевскій и Историко-Филологическаго Института А. Д. Галаховъ тянули, конечно, въ сторону преобразованія и факультетскаго устройства духовныхъ академій на манеръ университетовъ. Ректоръ Петроградской духовной семинаріи архим. Павелъ (Лебедевъ, f архіеп. Казанскій), человѣкъ широкихъ взглядовъ, былъ также на сторонѣ преобразованія. О Н. А. Сергіевскомъ, директорѣ канцел. Оберъ-Прокурора и говорить нечего, онъ, конечно, усердно творилъ волю своего принципала—Оберъ-Прокурора. Проф. И. А. Чистовичъ, авторитетный знатокъ исторіи академіи, авторъ «Исторіи С.-Петербургской Дух. Академіи» (1857), примыкалъ также къ поборникамъ коренного преобразованія духовныхъ академій; сверхъ того онъ взялъ на себя особую миссію—быть горячимъ защитникомъ свѣтскихъ наукъ, въ частности философіи, въ составѣ академическаго курса; тогда было довольно сильное теченіе въ пользу преобразованія академій въ спеціально богословскія заведенія, вродѣ университетскихъ богословскихъ факультетовъ. Наконецъ—Е, И. Ловягинъ, онъ же дѣлопроизводитель комитета, почтенный профессоръ математики, отстаивавшій, хотя и неособенно энергично, существованіе физико-математическихъ наукъ въ академическомъ курсѣ. 1

1) Близкое между ними знакомство восходило къ 1862—3 годамъ пребыванія гр. Д. А. Толстого въ Парижѣ, гдѣ онъ, еще не будучи Оберъ-Прок. Св. Синода, составлялъ или по крайней мѣрѣ окончательно редактировалъ свой трудъ—Le Catholicisme romain en Rossie (1863), пользуясь во многомъ совѣтами прот. I. В. Васильева, о чемъ послѣдній не разъ говорилъ пишущему эти строки, подчасъ жалуясь на забывчивость услугъ, оказанныхъ бывшему другу, а теперь его начальнику. Учебный Комитетъ былъ въ полномъ подчиненіи Оберъ-Прокурору.

Были въ комитетѣ и случайные члены, присутствовавшіе въ нѣсколькихъ засѣданіяхъ его (1—4): литовскій архіепископъ Макарій (Булгаковъ) и очутившіеся въ это время въ Петроградѣ делегаты (по случаю 50-лѣтняго юбилея Петроградскаго Университета въ февралѣ 1869 г.) академій Московской и Казанской: ректоръ Моск. Акад. прот. А. В. Горскій и проф. Казанской Академіи Н. П. Соколовъ ‘). Архіеп. Макарій былъ горячимъ поборникомъ преобразованія; А. В. Горскій, какъ и естественно было ожидать,—неособенно къ нему расположеннымъ. Кстати, во время своего пребыванія въ Петроградѣ, незабвенный мой бывшій ректоръ, В. А. Горскій, къ великой моей радости, удостоилъ меня своимъ посѣщеніемъ на моей скромной квартирѣ.

Такъ, трудами упомянутыхъ лицъ и выработанъ былъ Высочайше утвержденный 30 мая 1869 г. уставъ духовныхъ академій,—со всѣми его особенностями.

Одною изъ главныхъ—была спеціализація и раздѣленіе преподаваемыхъ наукъ на три группы или отдѣленія: богословское, церковно историческое и церковно-практическое, съ немногими общеобязательными для всѣхъ студентовъ предметами. Общеобязательными были: Св. Писаніе Ветхаго и Новаго Завѣта (2 каѳ.), основное богословіе, логика, психологія, исторія философіи, метафизика и педагогика. Къ богословскому отдѣленію причислялись: догматическое богословіе, нравственное, сравнительное, патристика, библейская археологія и еврейскій языкъ. Къ церковно-историческому: библейская исторія, общая церковная исторія древняя и новая (2 каѳ.), исторія русской церкви, гражданская исторія древняя

\) Нафанаилъ Петровичъ Соколовъ, сарат., 12-й маг. моск. акад. ХШ к. (1842 г.), 1842—бакк. казар. акад. по философіи, потомъ 1847 — экетр., 1850—орд. проф., 1858—проф. церковной исторіи, переведенный на эту каѳедру, вопреки его желанію, тогдашнимъ ректоромъ Іоанномъ (Соколовымъ f еп. смоленск.). Отличался чрезвычайно внушительною наружностью (огромнымъ ростомъ), апломбомъ и необыкновенною практичностью, съумѣлъ расположить къ себѣ гр. Д. А. Толстого, предложивъ ему перевести на русскій языкъ его соч. „Le Catholicisme romain en Russie“, чрезъ что много выигралъ, послѣ отставки отъ акад. службы въ 1872 г., былъ причисленъ въ 1875 г., къ Канц. Оберъ-Прокурора и, кажется, состоялъ потомъ сверхштатнымъ членомъ Учебн. Комит, при Св. Синодѣ. О немъ—въ Истор. Каз. Акад. П. Ц. Знаменскаго см. т. 2. стр. 22—26 и 293—294—очень интересные очерки и характерно™«■, какъ во всемъ и всегда мастерскіе.

и новая (2 каѳ.), русская гражданская исторія и русскій расколъ. Къ церковно практическому: пастырское богословіе съ гомилетикою (1 каѳ.), церковное право, церковная археологія, словесность и славянскія нарѣчія. Изъ древнихъ языковъ для каждаго студента былъ обязателенъ только одинъ, изъ новыхъ—тоже.

Слабыя стороны такого учебнаго плана скоро были замѣчены. Это—преобладаніе небогословскихъ наукъ предъ богословскими въ двухъ, по крайней мѣрѣ, отдѣленіяхъ: церковно-историческомъ и церковно-практическомъ ‘), недостатокъ полноты богословскаго образованія студентовъ по при чинѣ отнесенія къ отдѣленскимъ, спеціальнымъ нѣкоторыхъ важнѣйшихъ предметовъ, каковы въ особенности общая церковная исторія и догматическое богословіе 2), наконецъ большая неравномѣрность въ количествѣ предметовъ, подлежавшихъ изученію студентами отдѣленій и выслушиваемыхъ еженедѣльно лекцій *).

Идея спеціализаціи духовно-академическаго образованія носилась, такъ сказать, въ воздухѣ тогдашняго времени и находила почти общее признаніе. Но кому именно принадлежала первая мысль о такомъ учебномъ планѣ, о раздѣленіи всѣхъ наукъ на три группы или отдѣленія, сказать навѣрное трудно. У И. А. Чистовича въ его исторіи (С.-Петербургская дух. Академія за 1858—1888 гг.». Спб. 1889 стр. 113) говорится, что пр. Макарій (Булгаковъ), тогдашній архіеп. литовскій, присутствовавшій въ одномъ изъ засѣданій коми-

9 Изъ общеобязательныхъ были 5 небогословскихъ предметовъ (при 4 каѳедрахъ: логика, психологія, исторія философіи, метафизика, педагогика) и только 2 богословскихъ (при 3 каѳ. основн. богословіе, Св. Писаніе Ветх. и Новаго Завѣта). Такимъ образомъ, считая, вмѣстѣ съ этими общеобязательными предметами, отдѣленскіе, получаемъ слѣд. результаты: студенты только одного богословскаго отдѣленія изучали болѣе богословскихъ предметовъ, чѣмъ свѣтскихъ, именно 7 противъ 5 свѣтскихъ, студенты же историческаго и практическаго отдѣленій—7 свѣтскихъ и 6 богословскихъ.

2) Богословское отдѣленіе лишено было церковной исторіи, церковно-исторйческое—догматическаго богословія, а церк.-практическое—обоихъ предметовъ.

3) Болѣе всего перегружено было, какъ теперь выражаются, церк.-историческое отдѣленіе. Студенты этого отдѣленія слушали преподавателей (какъ различныхъ наукъ, такъ и языковъ) 17, церк.-практиче-скаго—14, богословскаго—13.

тета по преобразованію академій, высказался за такое раздѣленіе, съ усвоеніемъ отдѣленіямъ такихъ именно наименованій. Очень можетъ быть, что ему именно принадлежитъ первая мысль и что его авторитетъ повліялъ на другихъ членовъ. За такое какъ бы факультетское устройство академическихъ курсовъ ухватились вѣроятно прежде всего свѣтскіе члены комитета, профессоры университета и Истор.-Фил. Института (И. Е. Андреевскій и А. Д. Галаховъ); къ нимъ присоединились проф. И. А. Чистовичъ и Н. А. Сергіевскій, можетъ быть и архим. Павелъ (Лебедевъ). Но главную опору оно нашло въ прот.

I. Л. Янышевѣ, горячемъ и убѣжденномъ защитникѣ самой строгой спеціализаціи, какъ можно было убѣдиться изъ неоднократныхъ нашихъ съ нимъ бесѣдъ, при чемъ онъ усиленно между прочимъ защищалъ практическое отдѣленіе, ссылаясь на устройство нѣмецкихъ богословскихъ факультетовъ. Прот.

I. В. Васильевъ былъ сторонникомъ болѣе умѣренной спеціализаціи; съ нимъ, по всей вѣроятности, сходился во взглядахъ и прот. М. И. Богословскій.

Послѣ введенія въ дѣйствіе, новый учебный планъ устава 1869 г. принесъ много добрыхъ и цѣнныхъ плодовъ. Студенты стали несравненно серьезнѣе, чѣмъ прежде, относиться къ изученію наукъ, въ особенности отдѣленскихъ. Лично я былъ очень радъ, что мой предметъ былъ спеціальнымъ, отдѣленскимъ. Никогда я не имѣлъ такихъ внимательныхъ и усердныхъ слушателей, какъ въ періодъ времени отъ 1869 до 1884 г. Вообще во всѣхъ классныхъ занятіяхъ прошла какая-то бодрая, живая струя. Тѣмъ досаднѣе была явная крайность въ проведеніи прекраснаго и благодѣтельнаго, въ сущности, принципа спеціализаціи, являлось предчувствіе недолговѣчности новаго устава и сильное опасеніе возврата къ прежнему академическому строю, что потомъ, къ сожалѣнію, и случилось въ 1884 г. Одушевленный такими мыслями и чувствами, я даже рискнулъ въ 1874 г. выступить печатно съ доброжелательною, но откровенною критикою учебнаго плана по уставу 1869 г., съ указаніемъ вышеупомянутыхъ его недостатковъ, съ своимъ проектомъ . раздѣленія всѣхъ наукъ академическаго курса на двѣ группы или отдѣленія: богословское и церковно-историческое и съ другою комбинаціею относительно общеобязательныхъ предметовъ. Статьи мои напечатаны въ «Церковно-Общественномъ Вѣстникѣ», А. И. По-повицкаго (1874 г. №№ 45, 46, 47), конечно, безъ подписи

фамиліи автора. Далеко небезопасно было тогда выступать съ подобною, хотя и очень сдержанною критикою, при извѣстномъ деспотическомъ и нетерпѣвшемъ возраженій характерѣ Оберъ-Прокурора, гр. Д. А. Толстого. Дѣло это держалось въ большомъ секретѣ, имя автора было извѣстно только самымъ близкимъ ко мнѣ людямъ и—никому въ академіи, но былъ одинъ моментъ, угрожавшій нарушеніемъ моего секрета. Вскорѣ послѣ напечанія упомянутыхъ статей, въ томъ же 1874 г., ревизовалъ нашу академію литовскій архіепископъ Макарій (Булгаковъ). Послѣ ревизіи, въ собраніи всѣхъ наставниковъ академіи, въ квартирѣ ректора, пр. ревизоръ заводитъ между прочимъ рѣчь о новомъ академическомъ уставѣ, при чемъ заявляетъ, что онъ читалъ статьи «Церк. Обш. Вѣстника», находитъ ихъ въ общемъ справедливыми и основательными ‘) и потомъ вдругъ обращается къ тутъ же присутствовавшему, лектору французскаго языка и редактору «Церк. Общ. Вѣсти.».

А. И. Поповинкому съ словами: «А. И., кто писалъ эти статьи? Вы сами»? «Да, я самъ», отвѣчалъ А. И., при гробовомъ моемъ молчаніи.

Была еще одна сторона въ учебномъ планѣ устава 1869 г., которая подвергалась жестокой и почти общей критикѣ. Это постановка ІУ курса. Три первыхъ курса—I, II, III назначены были для чтенія лекцій, ІУ-й для практическихъ занятій. Оставалось мало времени для чтенія полныхъ курсовъ, оно сокращалось на V* противъ прежняго (до преобразованія), даже больше, такъ какъ на III курсѣ студенты писали уже кандидатскія сочиненія и естественно были мало расположены къ слушанію лекцій, съ чѣмъ преподавателямъ поневолѣ приходилось считаться и хотя количество лекцій въ этомъ курсѣ не уменьшилось, даже иногда увеличивалось, по росписанію,

’) Одобреніе статей, далеко не совпадавшихъ съ его предположеніями, высказанными имъ раньше въ засѣданіи комиссіи (см. выше), дѣлаетъ большую честь его безпристрастію и терпимости въ отношеніи къ чужимъ мнѣніямъ. Эта, не часто встрѣчающаяся черта крупнаго ученаго, въ особенности ярко, даже поразительно выразилась впослѣдствіи, когда пр. Макарій былъ уже московскимъ митрополитомъ—по поводу изданія труда проф. Е. Е! Голубинскаго (Исторія русской церкви), сильнаго конкурента и даже критика собственнаго труда преосвященнаго по исторіи русской церкви. Митр. Макарій не только разрѣшилъ проф. Е. Е. Голубинскому печатаніе его труда, но даже далъ и матеріальныя на то средства!..

но на самомъ дѣлѣ, въ студенческой практикѣ оно сокращалось... ІѴ-й же курсъ, назначенный для практическихъ занятій и для приготовленія къ магистерскому экзамену, считался мало полезною, чтобы не сказать больше, тратою времени ‘). Недовольство такою постановкою классныхъ занятій было въ нашей академіи, нужно признаться, почти общимъ, защитниковъ—было очень немного. Между ними самымъ горячимъ былъ ректоръ. Пишущій эти строки принадлежалъ также къ этому меньшинству, не раздѣляя мнѣніе большинства—на слѣдующихъ основаніяхъ.

Никогда не считалъ я полноту курсовъ задачей академіи, держась мнѣнія, что для академій, какъ высшихъ учебныхъ заведеній, должно быть девизомъ non multa sed multum, полагая, что то, что является необходимымъ требованіемъ для духовныхъ семинарій, совершенно необязательно, даже въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ вредно для духовныхъ академій: Осмѣливаюсь такъ думать и теперь. Нападки на IV курсъ также казалиіш мнѣ мало вѣскими и состоятельными. Больше всего нападали на бездѣлье и лѣность студентовъ этого курса, получившихъ уже право на степень кандидата, при переходѣ съ III на IV курсъ, за поданныя курсовыя сочиненія и потому считавшихъ себя вправѣ почивать на лаврахъ. Нельзя отрицать, что такихъ было не мало, но это были худшіе студенты. Такихъ людей, способныхъ пролежать на боку не одинъ, а цѣлыхъ 4 года, всегда было, есть и будетъ извѣстное количество, при всѣхъ уставахъ. Въ данное время ихъ было больше, чѣмъ прежде, но вѣдь и количество всѣхъ студентовъ болѣе, чѣмъ удвоилось, при широко открытыхъ дверяхъ академій. Лучшіе же студенты проводили этотъ годъ съ огромною для себя пользою; ревностно занимались даваемыми имъ работами, главнымъ образомъ по изученію литературы избранныхъ ими для магистерскаго экзамена предметовъ (группы изъ 2—4-хъ), въ частности—наиболѣе выдающихся руководствъ по этимъ наукамъ,, кромѣ того работали надъ своими кандидатскими сочиненіями, съ цѣлью превратить ихъ въ магистерскія, чрезъ расширеніе или вообще нѣкоторое измѣненіе, гемы, практи-

') Можетъ быть, въ нелюбви къ IV к. играла нѣкоторую, конечно, небольшую, роль необычность новаго труда академическихъ преподавателей, принужденныхъ вырабатывать новые методы занятій со студентами. Лишній, да еще очень неопредѣленный трудъ не могъ особенно нравиться.

ковались въ составленіи и чтеніи пробныхъ лекцій по избраннымъ имъ предметамъ. Эти практическія занятія чередовались съ слушаніемъ нѣкоторыхъ, правда немногихъ, теоретическихъ лекцій, читанныхъ наставниками въ видахъ дополненія или завершенія курсовъ I—III. Все это сильно возбуждало энергію студентовъ и располагало ихъ къ научной, серьезной, самостоятельной и вмѣстѣ спокойной работѣ, даже худшихъ заставляло кое-что дѣлать, такъ какъ и они были обязаны давать отчетъ въ своихъ занятіяхъ подлежащимъ наставникамъ и было совѣстно являться предъ ними совсѣмъ съ пустыми руками и головою. Въ крайнемъ случаѣ,—беремъ среднихъ студентовъ—ІУ-й курсъ былъ далеко небезполезенъ хотя бы въ томъ отношеніи, что давалъ возможность осмотрѣться, подвести итоги многолѣтняго (15—16 лѣтъ) ихъ ученья въ духовномъ училищѣ, семинаріи и академіи, намѣтить себѣ путь дальнѣйшей жизни и дѣятельности и накопить энергію для будущей преподавательской дѣятельности. И опытъ показалъ и наблюденія подтвердили, что изъ питомцевъ академій періода 1869—1884 г. выходили наиболѣе энергичные семинарскіе преподаватели; такими оказывались нерѣдко дад;е лица, неособенно усердо и успѣшно проходившія академическій курсъ.

За исключеніемъ указанныхъ выше особенностей устава 1869 г., другія—не только не встрѣчали себѣ возражденій въ академической средѣ, но находили напротивъ полное сочувствіе. Таковы: постановка академическаго совѣта, отдѣленій и пр., вообще все административное устройство и направленіе разносторонней ученой и учебной академической жизни. И жизнь родной академіи потекла усиленнымъ темпомъ, весьма стройно, подъ управленіемъ такого идеальнаго, въ особенности для того времени, ректора, каковъ былъ прот. I. Л. Янышевъ и подъ попечительствомъ ближайшаго ея начальника, весьма благожелательнаго къ академіи, мудраго митрополита Исидора.

Митр. Исидоръ (Никольскій) былъ замѣчательнѣйшій святитель. Воспитанникъ Петроградской Академіи того періода (1821—1825 гг.), когда въ ней еще живъ былъ духъ Филарета (Дроздова), знаменитаго ея ректора (хотя тогда уже наступилъ періодъ реакціи—годы 1824 и слѣд.), еще болѣе сблизившійся съ московскимъ святителемъ въ теченіе своей семилѣтней службы въ Москвѣ, какъ ректоръ московской семинаріи (1833 г.) и викарій московскій, еп. дмитровскій

(1834—1840 г.), митр. Исидоръ былъ близокъ по своимъ идеаламъ и по своимъ просвѣтительнымъ стремленіямъ (переводъ Библіи на русскій языкъ) къ знаменитому московскому святителю, но онъ рѣзко и во многихъ отношеніяхъ выгодно отличался отъ митр. Филарета чертами личнаго характера. Крайне сдержанный, въ высшей степени спокойный до поразительной невозмутимости, ровный, вѣжливый въ обращеніи, . склонный къ юмору, чуждый порывовъ къ произволу и часто встрѣчающемуся архіерейскому деспотизму, глубоко проникнутый чувствомъ законности, въ высшей степени дальновидный, наконецъ искренно сочувствовавшій успѣхамъ духовной науки— таковъ былъ митр. Исидоръ. Подъ его начальствомъ, какъ за надежною стѣною, спокойно могла жить родная Академія и развиваться въ новомъ направленіи. Нѣтъ никакого (для меня по крайней мѣрѣ) сомнѣнія, что митр. Исидоръ во глубинѣ души сочувствовалъ уставу 1869 г., конечно въ общемъ, а не во всѣхъ его частностяхъ. Обладая далеко недюжиннымъ умомъ, онъ былъ вообще болѣе широкаго кругозора, чѣмъ многіе его собратія въ высшей церковной іерархіи. Припоминается разговоръ съ однимъ лицомъ, близкимъ къ высшимъ духовнымъ сферамъ, именно съ проф. И. А. Чистовичемъ (зять протопр.

В. Б. Бажанова). Сравнивая митр. Исидора съ тогдашнимъ митр. кіевскимъ Арсеніемъ (Москвинымъ) 1), проф. Чистовичъ выразился такъ: «нашъ владыка куда выше кіевскаго по уму, по свѣтлому и широкому кругозору». Сочувствіе митр. Исидора новому академическому строю, по свойству крайне сдержаннаго его характера, не выражалось ярко, но оно чувствовалось. Замѣчательно, какъ онъ благожелательно относился къ академическимъ диссертаціямъ на ученыя степени, снисходительно къ нѣкоторымъ слабымъ ихъ сторонамъ. Мы были свидѣтелями, какъ онъ ласково относился къ труженникамъ науки, присутствуя на диспутахъ, академическихъ актахъ, или принимая подносимые ему труды. Мы сами лично испытали это, напр. по случаю появленія моихъ трудовъ по литургикѣ («Очеркъ исторіи ли-

‘) Арсеній Москвинъ (въ мірѣ Ѳеодоръ Павловичъ Москвинъ) костром.. 8-й магистръ V к. (1832 г.) спб. акад., 1823—бакк. спб. акад. по Св. Писанію и библіотекарь, 1826—ректоръ могил. сем., 1829—рязан. сем., 1831—тверск. сем., 1832—еписк. тамбовскій, 1841—архіеп. подольскій, 1848—варшавскій, 1860—митр. кіевскій, f 1876.

тургіи нашей православной церкви» и «Очеркъ исторіи древнихъ національныхъ литургій Запада») ‘), или по поводу представленія ему мною лично экземпляра моей докторской дис-сердаціи. Въ особенности горячо онъ сочувствовалъ трудамъ по Св. Писанію 2). Помнится, онъ даже самъ держалъ корректуры по толкованію книгъ Св. Писанія, въ печатавшихся въ «Христ. Чтен.» статьяхъ доц. И. С. Якимова и др. А вынесенное имъ на своихъ плечахъ изданіе полнаго русскаго перевода Библіи? Одно это слишкомъ громко говоритъ объ извѣстномъ его настроеніи и направленіи. Вообще чувствовалось, что у него есть ученая жилка, что онъ далеко не безразлично относится къ сильному научному движенію, порожденному уставомъ 1869 г. Правда, нѣчто въ этомъ случаѣ (и можетъ быть немалое) можетъ быть отнесено на счетъ его склонности идти по господствующему теченію, къ той замѣчательной его способности мириться съ Толстовскими реформами, въ силу которой онъ потомъ помирился и съ Побѣдо-носцевскимъ направленіемъ, хотя какъ увидимъ далѣе, онъ иногда давалъ пассивный отпоръ послѣднему. Нельзя отрицать и того, что у него во многихъ случаяхъ не доставало стойкости въ отстаиваньѣ своихъ правъ и въ защитѣ академіи,—отъ нападковъ со стороны характернаго Оберъ-Прокурора, гр. Д. А. Толстого (напр. въ дѣлѣ проф. Н. И. Гло-ріантова и В. И. Модестова), или отъ попытокъ Дух. Учебн. Комитета подчинить академіи комитету въ нѣкоторыхъ сторонахъ административной и даже ученой дѣятельности. Мы всѣ очень удивлялись, что онъ, первенствующій Членъ Св. Синода и въ сущности его предсѣдатель, способенъ былъ нерѣдко подписывать указы Св. Синода, осуждающіе состоявшіяся и имъ самимъ утвержденныя опредѣленія академическаго со-

‘) Онъ призналъ меня къ себѣ, весьма милостиво со мною бесѣдовалъ и посовѣтовалъ мнѣ явиться къ какому-то провинціальному присутствовавшему въ Св. Синодѣ, епископу (имя его забылъ), назначенному въ коммиссію по разсмотрѣнію западныхъ литургій,—въ виду бродившей тогда мысли (въ связи съ старокатолическимъ движеніемъ), нельзя ли устроить на Западѣ церковную общину, православную по вѣроисповѣданію, но съ западнымъ обрядомъ. Этотъ преосвященный, говорилъ митрополитъ, „пріѣхалъ безъ книжекъ, такъ вы къ нему сходите и ему помогите“.

’) Недаромъ онъ началъ службу баккалавромъ спб. акад. по Св. Писанію и библіотекаремъ (1825—1829). Онъ былъ преемникомъ Арсенія Москвина по тѣмъ же должностямъ.

вѣта. Мы волновались и недоумѣвали, а онъ оставался совершенно спокойнымъ, какъ будто это совсѣмъ его не касалось. «Удивительный человѣкъ,—выразился разъ по этому поводу I. Л. Янышевъ въ конфиденціальной бесѣдѣ,— вѣроятно, у митрополита есть какое-нибудь особое міровоззрѣніе». Активное выступленіе противъ ненравящихся ему рѣшеній было совсѣмъ не въ духѣ митр. Исидора. Онъ способенъ былъ только на пассивную оппозицію и въ этомъ отношеніи былъ неподражаемъ. Какъ на самый характерный фактъ такой оппозиціи можно указать на защиту меня, какъ редактора «Церк. Вѣстника» отъ К. П. Побѣдоносцева, отъ нападковъ этого Оберъ-Прокура на данное мною направленіе академическому органу, бывшему въ то же время (до 1888 г.), въ офиціальной части, органомъ Св. Синода; объ этомъ въ высшей степени замѣчательномъ инцидентѣ будетъ подробно сказано въ своемъ мѣстѣ. Наконецъ, - еще одна черта характера митр. Исидора. Онъ былъ строгій исполнитель закона, у него сильно было развито чувство законности. Вотъ напр. былъ какой случай. Приходить къ нему и. об. ректора проф. Е. И. Ловягинъ съ докладомъ и вдругъ среди докладываемыхъ дѣлъ попадается одинъ журналъ съ такимъ совѣтскимъ опредѣленіемъ, которое возбуждаетъ недоумѣніе митрополита. Докладчикъ въ защиту совѣтскаго рѣшенія ссылается на какой-то параграфъ устава. Митрополитъ говоритъ: «посмотримъ», достаетъ съ полочки за своею спиною (докладъ былъ въ кабинетѣ) академическій уставъ и удивленный прочитаннымъ параграфомъ, съ словами: «странный параграфъ», подписываетъ журналъ. Вообще, хотя подчасъ мы критиковали нашего мудраго старца начальника, но глубоко его почитали и искренно любили, какъ своего попечителя, который давалъ намъ жить и трудиться съ легкимъ сердцемъ и съ спокойною душою. Послѣ его кончины мы оцѣнили его еще болѣе. Да будетъ благословенна память этого замѣчательнаго святителя, 32 года стоявшаго во главѣ Св. Синода (1860—1892 г.), 57 лѣтъ епископствовавшаго (1834—1892) и скончавшагося почти 93-лѣтнимъ старцемъ (безъ 24-хъ дней, род. 1 окт. 1799 г., сконч. 7 сент. 1892 г.).

Ректоромъ почти во все время дѣйствія устава 1869 г. былъ прот. I. Л. Янышевъ. Онъ оставилъ службу при академіи за полгода до введенія устава 1884 г. (19 окт. 1883 г.) *).

__________А. Катанскій.

*) Продолженіе слѣдуетъ.

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ДУХОВНАЯ АКАДЕМИЯ

Санкт-Петербургская православная духовная акаде-мия — высшее учебное заведение Русской Православной Церкви, готовящее священнослужителей, преподавателей духовных учебных заведений, специалистов в области бо-гословских и церковных наук. Учебные подразделения: академия, семинария, регентское отделение, иконописное отделение и факультет иностранных студентов.

Проект по созданию электронного архива журнала «Христианское чтение»

Проект осуществляется в рамках компьютеризации Санкт-Пе-тербургской православной духовной академии. В подготовке элек-тронных вариантов номеров журнала принимают участие студенты академии и семинарии. Руководитель проекта — ректор академии епископ Гатчинский Амвросий (Ермаков). Куратор проекта — про-ректор по научно-богословской работе священник Димитрий Юревич. Материалы журнала готовятся в формате pdf, распространяются на DVD-дисках и размещаются на академическом интернет-сайте.

На сайте академии

www.spbda.ru

> события в жизни академии

> сведения о структуре и подразделениях академии

> информация об учебном процессе и научной работе

> библиотека электронных книг для свободной загрузки

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.