CC BY
43
DOI 10.24411/2227-7315-2020-10153 УДК 342.53
Г.Г. Егоров, И.Б. Орешкина
ВЛИЯНИЕ ЦИФРОВОЙ СРЕДЫ НА ПОСТРОЕНИЕ ПОЛИТИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ РОССИИ
Введение: в статье рассматривается политическая система общества как относительно устойчивая модель распределения и осуществления институциональной власти. В этом качестве она, несомненно, имеет коммуникативную природу и никак не может оставаться незатронутой теми эволюционными изменениями, которые происходят в сфере информационных технологий. При этом разумеется необходим рациональный критический подход к оценке цифровых тенденций в развитии государства и политической системы в целом чтобы избежать, с одной стороны, их игнорирования, с другой — фетишизации в духе «технологического оптимизма». Цель: определить основные направления воздействия цифровой среды на правовое закрепление политической системы России. Методологическая основа: диалектический метод, историко-сравнительный, формально-юридический и системный подход. Результаты: доказано, что ведущий эффект цифровизации (который никак нельзя обойти вниманием в сфере политических отношений) — это нарастание открытости во всех ее формах и направлениях, при котором максимально повышается возможность доступа граждан к участию в коммуникативных практиках политического характера. Здесь потенциально назревает конфликт между притя-
0 заниями индивидов и социальных групп, вовлекаемых в политическую активность S и стремящихся реализовать свои новые информационные возможности в практике Б политического диалога, получив свою долю властных ресурсов, и традиционными ш политическими институтами (в первую очередь государственными органами и ? политическими партиями) привыкшими к концентрации этих ресурсов в своих
1 руках и к их распределению в сравнительно узких рамках политической борьбы, как t она понималась и осуществлялась ранее. Выводы: цифровая среда объективно не £ может не подталкивать политическую систему к информационной открытости. | Однако она не тождественна политической открытости. Сетевые пространства, | с одной стороны, становятся вместилищем политической коммуникации, с другой
2 же, юридически рассматриваются пока лишь как предмет контроля, но не как само-
0 стоятельный актор в системе народовластия.
| Ключевые слова: цифровизация общества, политическая система, открытость,
1 электронное государство, электронное голосование, общественная правотворческая f инициатива.
о
55
О *
и ш
0
го -
а го
^ © Егоров Геннадии Геннадьевич, 2020
1 Кандидат юридических наук, доцент, научный сотрудник отдела научной и международной деятель-i ности (Волжский филиал ВолГУ); e-mail: [email protected]
© Орешкина Ирина Бахтыбаевна, 2020
Кандидат юридических наук, доцент, преподаватель (Волжский филиал ВолГУ); e-mail: orechkina-ib@ mail.ru
© Egorov Gennadiy Gennadievich, 2020
Candidate of law, associate Professor, research associate of the department of scientific and international activities (Volzhsky branch of VolSU)
© Oreshkina Irina Bakhtybaevna, 2020 34 Candidate of law, associate Professor, teacher of law (Volzhsky branch of VolSU)
G.G. Egorov, I.B. Oreshkina
INFLUENCE OF THE DIGITAL ENVIRONMENT
ON THE CONSTRUCTION OF THE RUSSIAN POLITICAL SYSTEM
Background: the article considers the political system of the society as a relatively stable model of distribution and implementation of institutional power. In this capacity, it undoubtedly has a communicative nature and cannot remain unaffected by the evolutionary changes that are taking place in the field of information technology. Of course, rational and critical approach to the assessment of digital developments in the state and the political system in general to avoid, on the one hand, they ignore, on the other, of a fetish in the spirit of "technological optimism". Objective: to determine the main directions of the digital environment's impact on the legal consolidation of the Russian political system. Methodology: dialectical method, historical-comparative, systematic approach, formallegal method. Results: it is proved that the leading effect of digitalization, which cannot be ignored in the sphere of political relations — is an increase in openness in all its forms and directions, which maximizes the possibility of citizens ' access to participate in communication practices of a political nature. There is a potential conflict between the claims of individuals and social groups involved in political activity and seeking to realize their new information opportunities in the practice of political dialogue, having received their share of power resources, and traditional political institutions, primarily state bodies and political parties, accustomed to the concentration of these resources in their hands and to their distribution in a relatively narrow framework of political struggle, as it was understood and implemented earlier. Conclusions: the digital environment objectively cannot but push the political system towards information openness. However, such openness is not the same as political openness. Network spaces, on the one hand, become a receptacle of political communication, on the other hand, they are legally considered only as a subject of control, but not as an independent actor in the system of democracy.
Key-words: digitalization of society, political system, openness, electronic state, electronic voting, public law-making initiative.
Цифровизация и ее роль в развитии политических отношений (и их право- в
н
вом оформлении) — это вопрос о возможности воздействия способа передачи о
информации на ее социокультурное содержание и смысл. ю
"О
Очевидна необходимость дифференцированного подхода к проблеме цифро- |
визации права, которая требует деления как минимум на два уровня: к
1) электронные средства, включающие в себя весь спектр соответствующих а'
к
коммуникативных технологий, начиная от простого составления документов в |
электронной форме и заканчивая масштабными базами данных (которые могут и
иметь как открытый, так и закрытый (ведомственный, коммерческий) характер); №
2) сетевые пространства, основной функцией которых становится не столько з хранение информации, сколько виртуальная связь удаленных друг от друга 2 субъектов, что предполагает принцип открытости и активизацию обменных 0 процессов, в т.ч. в сфере политики и права.
Политическая система общества это относительно устойчивая модель распределения и осуществления институциональной власти. В этом качестве она, несомненно, имеет коммуникативную природу и никак не может оставаться незатронутой теми эволюционными изменениями, которые происходят в сфере
информационных технологий. При этом разумеется, необходим рациональный 35
критический подход к оценке цифровых тенденций в развитии государства и политической системы в целом чтобы избежать, с одной стороны, их игнорирования, с другой — фетишизации в духе «технологического оптимизма», прогнозирующего полное перерождение всей социальной и политической реальности, что уже свойственно некоторым исследованиям в области права.
Длительное время отечественная юриспруденция и вся гуманитарная мысль под влиянием марксизма исходила из того, что облик политической и правовой системы определяется экономическими факторами как фундаментальными и глубинными; что касается роли технологий коммуникации, то их самостоятельная сила в качестве детерминанты социальных процессов признавалась исключительно как составная часть «производительных сил», которые должны пройти через «производственные отношения», чтобы воплотиться в тех или иных политических и правовых формах.
Однако в настоящее время уже утвердился совершенно противоположный стиль суждений, который предполагает в качестве почти аксиоматической установки, что цифровая форма коммуникации, способна оказывать не только реальное, но едва ли не решающее действие на всю систему культуры, включая политику и право.
Например, Г.Л. Тульчинский полагает: «Цифровизация — суть разработки и применения технологий, использующих идеи дискретности, вычислимости, программируемости, алгоритмичности. В ней выражается сущность современной цивилизации, цифровизация пронизывает ее во всех проявлениях: в компьютерах и коммуникации, образовании и биотехнологиях, нанотехнологии и ° астрофизике, экспертных системах и интернете вещей (IoT), беспилотных авто-
CD
? мобилях и „умных городах ». Разработка и реализация таких систем радикально а меняют весь образ жизни: экономику, занятость, коммуникации, образование, | практики общения, чтения, письма, личную жизнь» [1, с. 37]. i С.В. Тихонова указывает на тот факт, что само распространение сетевых ком-
| муникаций, повышение охвата сети Интернет начинают порождать собственные ! социальные стереотипы, в основе которых лежит, в частности, идея равенства, § трактуемая уже не как отвлеченный идеал, а как повседневная норма, и это всту-| пает в противоречие с иерархизированными бюрократическими механизмами, | характерными для публичной власти в «офлайн-режиме»; тем самым задача по-'I литического управления и регулирования дополнительно усложняется [2, с. 82]. | Применительно к правовой системе аналогичные положения высказывает
| Т.Я. Хабриева: «Цифровизация оказывает заметное воздействие на право не & только как на систему общеобязательных правил поведения, установленных государством, но и как на процесс и результат его деятельности, правовой по-g рядок с реальными правоотношениями, действиями субъектов права и видами § юридической деятельности» [3, с. 10].
| Ведущий эффект цифровизации, который никак нельзя обойти вниманием в
J сфере политических отношений — это нарастание открытости во всех ее формах и направлениях, при котором максимально повышается возможность доступа граждан к участию в коммуникативных практиках политического характера.
Как отмечает, в частности, О.Л. Солдаткина: «глобальность, включая массовость и доступность, для цифрового права означает прежде всего фактически неограниченный объем информации, доступ к которой можно получить, сделав 36 минимальные вложения» [4, с. 118].
Другим аспектом политической открытости цифровизированного общества является дальнейшее движение в сторону интернационализации, причем «транс-граничность вызывает сложности в ограничении распространения нежелательной информации и установлении юрисдикции при совершении противоправных действий» [4, с. 118].
Несмотря на то, что пандемия 2020 года наметила встречные тенденции некоторого «замыкания» национальных культур в себе, тем не менее стимулированный ею же переход еще большей части социального взаимодействия в сетевой формат суммарно расширил практики общения поверх любых государственных и языковых границ.
Угрозы государственному суверенитету, нарастающие вследствие такой открытости инокультурным влияниям по всей видимости уже не могут быть устранены традиционными правовыми средствами, характерными для «до-цифровой» эпохи.
Маловероятным представляется эффективное преодоление риска дезинформации, также производного от легкости передачи сведений: «зависимость общества от Интернет-технологий в совокупности с низкой информационной культурой населения приводит к невозможности критической оценки цифровой информации (не всегда достоверной), манипуляциям с сознанием масс и формированию общественно опасного мнения; виртуальность может быть «камуфляжем» для намеренного искажения реальности» [4, с. 119].
Пресечение подобных явлений репрессивными средствами становится все менее и менее вероятным; все субъекты политической системы вынуждены овладевать компетенциями открытой идейной борьбы в информационном пространстве.
В Стратегии развития информационного общества в Российской Федерации на 2017-2030 гг., утвержденной Указом Президента РФ от 9 мая 2017 г. № 203, отмечены такие основные задачи применения информационных и коммуникационных технологий для развития системы государственного управления, взаимодействия граждан и государства как развитие технологий электронного взаимодействия граждан, организаций, государственных органов, органов местного самоуправления наряду с сохранением возможности взаимодействия граждан с указанными организациями и органами без применения информационных технологий; совершенствование механизмов электронной демократии; создание основанных на информационных и коммуникационных технологиях систем управления и мониторинга во всех сферах общественной жизни и т.п.1
В сфере избирательных отношений ключевой инновацией стало законодательное закрепление института электронного голосования.
В соответствии с п. 10 ст. 3 Федерального закона от 23 мая 2020 г. № 152-ФЗ «О проведении эксперимента по организации и осуществлению дистанционного электронного голосования в городе федерального значения Москве», ставится задача надежной идентификации избирателя и обеспечение тайны голосования; в п. 12 ст. 3 указывается, что информационная безопасность и защита инфор-
1 См.: Указ Президента РФ от 9 мая 2017 г. № 203 «О Стратегии развития информационного общества в Российской Федерации на 2017-2030 годы» // Собр. законодательства Рос. Федерации. 2017. № 20, ст. 2901. 37
мации обеспечиваются оператором регионального портала государственных и муниципальных услуг города Москвы2.
Вместе с тем уже существовавшие аналоги этого института (в частности, Федеральный закон от 29 мая 2019 г. № 103-Ф3 «О проведении эксперимента по организации и осуществлению дистанционного электронного голосования на выборах депутатов Московской городской Думы седьмого созыва»3) получили крайне неоднозначную оценку специалистов.
Так, Е.И. Колюшин отмечал, что новые избирательные технологии не согласованы с ранее сложившимися и не отмененными законодательными гарантиями, в частности, с идеей тайного голосования: «напоминание в законах об эксперименте о тайном голосовании само по себе является декларацией. При дистанционном электронном голосовании непосредственных правоотношений между избирателем и избирательной комиссией не происходит. И избиратель, и избирательная комиссия поставлены в заранее заданные специальными программными обеспечениями рамки, которые избирательное законодательство вообще не учитывает и не регулирует» [5, с. 113].
Парадоксально, но концептуальная открытость цифрового пространства сочетается с противоположными явлениями: технически обусловленной недостаточной доступностью электронных процедур для мониторинга, отсутствием надлежащих возможностей контроля за законностью их организации и соответствующих процессуальных средств обжалования [6, с. 43].
Между тем цифровые технологии не только создают возможность для повышения транспарентности в деятельности политических институтов, но и усиливают общественный запрос на нее.
Например, в Постановлении Европейского суда правам человека по делу «Читаев и Читаев против Российской Федерации» от 18 января 2007 года прямо говорилось, что стандарт эффективного средства правовой защиты, разработанный Европейским судом предполагает, наряду с объективностью и беспристрастностью расследования, его открытость для общественного контроля4.
22 декабря 2008 г. был принят Федеральный закон № 262-ФЗ «Об обеспечении доступа к информации о деятельности судов в Российской Федерации», который возлагает правовое регулирование отношений, связанных с обеспечением доступа к информации о деятельности судов на все основные уровни законодательства, включая конституционное, процессуальное законодательство, а также законы, регулирующие деятельность отдельных судебных органов, Судебного департамента и органов судейского сообщества5.
° 2 См.: Федеральный закон от 23 мая 2020 г. № 152-ФЗ «О проведении эксперимента по орга-
§ низации и осуществлению дистанционного электронного голосования в городе федерального ^ значения Москве» // Собр. законодательства Рос. Федерации. 2020. № 21, ст. 3231. 1 3 См.: Федеральный закон от 29 мая 2019 г. № 103-Ф3 «О проведении эксперимента по орга-
i низации и осуществлению дистанционного электронного голосования на выборах депутатов
Московской городской Думы седьмого созыва» // Собр. законодательства Рос. Федерации. 2019. № 22, ст. 2659.
4 См.: Постановление Европейского Суда по правам человека от 18 января 2007 г. Дело «Читаев и Читаев (Chitayev and Chitayev) против Российской Федерации» (жалоба N 59334/00) (Первая Секция) // Приложение к Бюллетеню Европейского суда по правам человека. Специальный выпуск. 2008. № 1.
5 См.: Федеральный закон от 22 декабря 2008 г. № 262-ФЗ «Об обеспечении доступа к информации о деятельности судов в Российской Федерации» // Собр. законодательства Рос.
38 Федерации. 2008. № 52, ч. 1, ст. 6217.
Однако сам факт наличия формально-юридической и даже технической возможности обращения к информации о деятельности того или иного государственного органа или иного политического института не означает того, что достигнута реальная открытость, ее показателем скорее выступают фактические примеры гражданского участия в различных формах.
Попыткой всеобъемлющего концептуального обобщения такого рода практик стало понятие «электронного государства» с сопутствующими ему «электронном правительством», «электронной демократией», «электронном правосудием», отображающим тенденцию к информатизации взаимодействия власти и населения.
В настоящее время в российской юридической науке отсутствует (невозможен) единый подход к определению понятия и содержания электронного государства, равно как и легальное определение термина «электронное государство» в российском законодательстве. В этой связи сама идея электронного государства, анализ форм ее осуществления в условиях трансформации российской государственности возможен на основе обобщения практики применения современных электронных технологий в деятельности законодательной, исполнительной и судебной ветвях власти — это становится сугубо доктринальной задачей.
Развитие информационных технологий, переход общения, трудовой и предпринимательской деятельности в виртуальную сферу, появление нового поколения населения, чье сознание изначально ориентируется на информационные технологии и киберпространство, — все это ставит государство перед необходимостью поиска новых форм диалога с гражданами [7, с. 38-50].
Однако изначально развитие данной идеи было обусловлено не гуманитарными соображениями и не развитием демократических идеалов, а мотивировалось экономической целесообразностью — стремлением обеспечить конкурентоспо- Т собность страны. Та же идея находит свое отражение в электронном управлении К государством, которое характеризуется высоким разнообразием полномочий, р
а
функций и задач государства. Затем с развитием теоретических подходов к ин- в
п
формационному обществу, начинает закладываться современный фундамент | идеи электронного государства [7, с. 29-37]. у
А.С. Киселев определяет электронное государство как «прообраз выстраи- р
п
вания диалога органов государственной власти, местного самоуправления с е
н
населением в рамках реализации государственных функций, государственного о управления и решения вопросов местного значения с учетом сокращения вре- ЮР
и
менных, физических и иных издержек посредством использования современных Ч
информационных технологий» [7, с. 60-61]. В этой формулировке обращает на О
себя внимание разноуровневый, несопоставимый характер субъектов взаимо- К
действия. В строгом смысле слова ни один государственный орган, будучи аб- |
страктной условностью, не может напрямую коммуницировать с гражданином; и
как представляется, эта неопределенность выступает одним из препятствий для №
реального функционирования электронной демократии. 3
Смысл идеи электронного государства может пониматься по меньшей мере -
двояко: 0
как максимальная технологизация политических процессов на основе цифровых средств, используемых при этом лишь как опосредование уже принятых решений;
как диффузия политической организации общества и уже существующей его «виртуальной» организации, симбиоз структур публичной власти и сетевой
коммуникации. 39
Только во втором значении «электронное государство» означает глубокое преобразование политической жизни с допущением не только внешних электронных форм, но с изменением способа выработки политической воли, а значит ее субъектности и содержания.
В отношении участия граждан в правотворчестве можно встретить несколько преувеличенные ожидания, например: «в будущем практически любой член общества, имеющий смартфон или компьютер, может внести свой вклад в законотворческий процесс. Уже сегодня благодаря информационным технологиям процесс общественного обсуждения законопроектов обрел новую форму, переместившись в виртуальное пространство. В будущем можно ожидать появления новой технологии создания текста закона, при которой с помощью искусственного интеллекта будут аккумулироваться поступающие мнения и предложения широкого круга заинтересованных членов общества» [8, с. 104].
Такие гипотезы выглядят по меньшей мере поспешными, ибо правотворчество пока остается в чистом виде делом политической элиты и нет ни малейших оснований предполагать, будто в обозримом будущем, пусть даже под влиянием новейших цифровых средств, где-либо произойдет столь грандиозное перераспределение властных полномочий в сторону гражданского общества.
Достаточно обратиться к реально существующему правовому средству политического участия в правотворчестве, каким является Указ Президента РФ от 4 марта 2013 г. № 183 «О рассмотрении общественных инициатив, направленных гражданами Российской Федерации с использованием интернет-ресурса «Российская общественная инициатива» [9].
Для того чтобы выступить со своей общественной инициативой по вопросам социально-экономического развития страны, совершенствования государственного и муниципального управления, достаточно заполнения специальной формы на соответствующем Интернет-ресурсе. Инициатива федерального уровня считается поддержанной, если в течение одного года после ее размещения на Интернет-ресурсе она получила не менее 100 тыс. голосов граждан (подп. «а» п. 14 Правил рассмотрения общественных инициатив, направленных гражданами Российской Федерации с использованием Интернет-ресурса «Российская общественная инициатива») (утв. Указом Президента Российской Федерации от 4 марта 2013 г. № 183)6^|Н111|^111111^Н11Н|1Н1Н11^1Н
Вместе с тем, общественная инициатива, получившая в ходе голосования необходимую поддержку, не приобретает никакой юридической силы, а лишь направляется в электронном виде уполномоченной некоммерческой организацией в экспертную рабочую группу соответствующего уровня (федерального, регионального или муниципального) для проведения экспертизы и принятия решения о целесообразности разработки проекта соответствующего нормативного правового акта и (или) об иных мерах по реализации данной инициативы» (п. 19 Правил рассмотрения общественных инициатив, направленных гражданами Российской Федерации с использованием Интернет-ресурса «Российская общественная инициатива»). При этом сама экспертная группа тоже не правомочна принимать никаких юридически значимых решений по существу народных
6 См.: Указ Президента РФ от 4 марта 2013 г. № 183 «О рассмотрении общественных инициатив, направленных гражданами Российской Федерации с использованием Интернет-ресурса „Российская общественная инициатива"» // Собр. законодательства Рос. Федерации. 2013. 40 № 10, ст. 1019.
инициатив, даже признанных целесообразными, а лишь передает их далее на усмотрение того государственного органа, к компетенции которого они относятся, что на наш взгляд, практически нивелирует потенциал этого института, придавая ему имитационный характер.
Устройство цифровой среды объективно не может не подталкивать политическую систему к информационной открытости. Однако такая открытость никоим образом не тождественна открытости политической.
Здесь потенциально назревает конфликт между притязаниями индивидов и социальных групп, вовлекаемых в политическую активность и стремящихся реализовать свои новые информационные возможности в практике политического диалога, получив свою долю властных ресурсов, и традиционными политическими институтами, в первую очередь государственными органами и политическими партиями, привыкшими к концентрации этих ресурсов в своих руках и к их распределению в сравнительно узких рамках политической борьбы, как она понималась и осуществлялась ранее.
Сетевые пространства, с одной стороны, становятся вместилищем политической коммуникации, с другой же, юридически рассматриваются пока лишь как предмет контроля, но не как самостоятельный актор в системе народовластия.
При этом цифровая среда выступает не только инструментальным подспорьем в формировании политического волеизъявления, но и его ценностным источником, поскольку в рамках виртуального пространства происходит соответствующая трансформация ценностных ориентаций, причем актуализируются вполне классические политические ценности свободы и равенства, подпитываемые соответственно беспрепятственностью циркулирования информации и преобладанием горизонтальных социальных связей над вертикальными.
Вместе с тем исторически сложившийся характер политической и правовой системы сохраняет централизацию в качестве основной идеи, что не может не вызывать напряжения между двумя сегментами политической жизни: сетевым (виртуальным) и внесетевым, где продолжает объективно концентрироваться основной объем публичной политической власти.
Ригидность и консерватизм государственного аппарата, сохраняющаяся невзирая на любые реформы, сопротивляется сетевым технологиям политического участия, воспринимаемым скорее как непредсказуемая опасность.
Как следствие, риск политического отчуждения и последующей дестабилизации благодаря цифровой среде не ослабевает, несмотря на кажущееся расширение каналов взаимодействия, а скорее усиливается, поскольку потенциально общее пространство подвергается фрагментации с неизбежной потерей единого языка политического общения.
Политическое единство общества как конституционно-правовой принцип превращается из декларации в актуальную задачу, требующую обновления процедурных форм с учетом многообразия социальных интересов, уже не схватываемых на уровне народного представительства и партийной системы.
Цифровая реальность объективно созвучна демократическим началам в политической организации общества, упрощая волеизъявление граждан и даже создавая для него новые мотивации, однако законотворческая практика российского государства пока предлагает для такого политического участия лишь паллиативные формы.
Библиографический список
1. Тульчинский Г.Л. Цифровизованный гуманизм // Философские науки. 2018. № 11. С. 28-43.
2. Тихонова С.В. Публичная сфера информационного общества: развитие электронного государства // Известия Саратовского университета. Новая серия. Сер.: Социология. Политология. 2017. Т. 17. № 1. С. 80-85.
3. Хабриева Т.Я. Право перед вызовами цифровой реальности // Журнал российского права. 2018. № 9. С. 5-16.
4. Солдаткина О.Л. Цифровое право: особенности цифровой среды и субъекты // Государство и право. 2019. № 12. С. 113-122.
5. Колюшин Е.И. Правовые проблемы электронизации (цифровизации) выборов // Вестник университета имени О.Е. Кутафина. 2019. № 9. С. 103-113.
6. Постников А.Е. Конституционная модель политической системы России в условиях развития «цифрового общества» // Журнал российского права. 2020. № 5. С. 38-49.
7. Киселев А.С. Формирование идеи электронного государства и особенности ее реализации: теоретико-правовое исследование: дис. ... канд. юрид. наук. Тамбов, 2018. 212 с.
8. Пашенцев ДА., Алимова Д.Р. Новации правотворчества в условиях цифровизации обшественных отношений // Государство и право. 2019. № 6. С. 102-106.
9. Давыдова М.Л., Гончарова А.А. Проблемы и перспективы реализации проекта «Российская общественная инициатива» // Вестник Волгоградского государственного университета. Сер. 5: Юриспруденция. 2015. № 2. С. 58-67.
References
1. Tulchinsky G.L. Digitized humanism // Philosophical Sciences. 2018. No. 11. P. 28-43.
2. Tikhonova S.V. Public Sphere of information Society: Development of the Electronic State // Izvestiya Saratovskogo universiteta. New series. Ser.: Sociology. Political science. 2017. T. 17. No. 1. Р. 80-85.
3. Khabrieva T.Ya. Law Facing the Challenges of the Digital Reality/Journal of Russian law. 2018. No. 9. P. 5-16.
4. Soldatkina O.L. Digital Law: Features of the Digital Environment and subjects / / State and law. 2019. No. 12. P. 113-122.
5. Kolyushin E.I. The Legal Problems of Election's Electronization (Digitization) // Bulletin of the University named after O. E. Kutafin. 2019. No. 9. P. 103-113.
6. Postnikov A.E. Constitutional Model of the Political System of Russia in the Conditions of Development of the «Digital Society» // Journal of Russian law. 2020. No. 5. P. 38-49.
7. Kiselev A.S. Formation of the Idea of an Electronic State and Features of Its Implementation: Theoretical and Legal Research: dis. ... cand. of law. Tambov, 2018. 212 p.
8. Pashentsev D.A., Alimova D.R. Innovations of Law-making in the Conditions of Digitalization of Public Relations // State and law. 2019. No. 6. P. 102-106.
9. Davydova M.L., Goncharova AA. Problems and Prospects of Implementation of the Project «Russian Public Initiative» // Bulletin of the Volgograd State University. Ser. 5: Law. 2015. No. 2. P. 58-67.
