CC BY
26
Вестник Московского университета. Сер. 22. Теория перевода. 2014. № 4
Л.И. Раздобудько-Чович,
профессор, доктор филологических наук, декан филологического факультета Панъевропейского университета (г. Баня-Лука, Республика Сербская Босния и Герцеговина); e-mail: соуюЬ@таП.ги
ВЕРБАЛИЗАЦИЯ КОНЦЕПТА «ГЕРОИЗМ» В ЧЕРНОГОРСКОЙ И РУССКОЙ ЯЗЫКОВЫХ КАРТИНАХ МИРА В ПОЭМЕ П.П. НЕГОША «ГОРНЫЙ ВЕНЕЦ» И ЕГО ПЕРЕВОДА НА РУССКИЙ ЯЗЫК
Цель данной работы — сопоставительный анализ лингвокультурного концепта «героизм» в обыденном сознании черногорцев и русских, а также выявление лингвистических средств выражения героических представлений, отражающих образцы героического поведения в черногорской и русской лингвокультурах на материале поэмы П.П. Негоша «Горный венец» и его перевода на русский язык, осуществлённого А. Шумиловым.
Для достижения поставленной цели были решены следующие задачи:
— описание системы релевантных признаков лингвокультурного концепта «героизм» в черногорском наивном сознании на материале лексики и фразеологии поэмы Негоша;
— выявление национальной специфики о концепте представлений «героизм» в черногорской лингвокультуре;
— определение тенденции перевода упомянутого художественного концепта «героизм» с близкородственного сербского языка на русский со всеми вытекающими оттуда последствиями, в частности интерференции как явления взаимодействия структур и структурных элементов двух языков в их контакте, что в переводе приводит к изменению в структуре или элементах структуры одного языка (языка цели) под влиянием другого (исходного языка).
В заключение автор пришёл к выводу, что лингвокультурный концепт «героизм» представляет собой сложное ментальное образование, оно фиксируется в речевом и невербальном поведении людей и обладает национальными специфическими особенностями в исследуемых черногорской и русской наивных картинах мира.
Ключевые слова: лингвокультурный концепт, лексика, фразеология, безэквивалентная лексика, языковая картина мира, наивное сознание.
Larisa I. Razdobudko-Chovich, PhD, professor, Dean of Faculte of Philology, Pan-European University, Banja Luka, Bosnia and Herzegovina; e-mail covicb@mail.ru
Verbalization of the Concepts Humanity and Braveryin Njego 's Gorski vijenac and its Russian Translation
The aim of this paper is to compare the linguo-cultural concepts of "humanity" and "bravery" present in the consciousness of the Montenegrin and the Russian people, as well as to highlight the linguistic means of expressing those images of bravery that reflect patterns of heroic behaviour in Montenegrin and Russian linguo-cultures, found in the poem Gorski vijenac [The Mountain Wreath] by P.P. Njegos and its translation into Russian by A. Sumilov.
With this aim in view, the research comprises the following tasks: (a) to describe the system of relevant features of the linguo-cultural concepts of "humanity" and "bravery" in Montenegrin national consciousness encoded in the lexical and phraseological material of Njegos's poem; (b) to discover the national specifics of the images of bravery in Montenegrin linguo-culture; (c) to reveal the tendencies in translating the concepts of "humanity" and "bravery" from Serbian into Russian, with all the consequences, especially those relating to interference as a phenomenon of correlation between the structures and structural elements of two languages in contact, which in translation may lead to the transformation of structure or structural elements of one language (target language) under the influence of the other (source language).
The author concludes that the linguo-cultural concepts of "humanity" and "bravery" represent a very complex mental creation manifested in people's both verbal and non-verbal behaviour and, moreover, marked with specific national features in the Montenegrin and the Russian images of the world.
Key words: linguo-cultural concept, lexis, phraseology, (non-)equivalent lexis, language image of the world, naive consciousness.
Трудно переоценить роль лексико-фразеологических единиц языка в реконструкции национальной картины мира. Они отражают исторический опыт народа, дают информацию о знаниях, которыми располагает культура, связанных с фрагментами «невидимого» мира.
Когнитивный подход к изучению языковых явлений характеризует современное языкознание, где концепты понимаются как единицы оперативного сознания, которые являются отражением факта действительности [Кубрякова, 1998, с. 47—50]. Лингвокуль-турные концепты могут быть объективно установлены и описаны с помощью анализа словарных дефиниций, иллюстраций словарных дефиниций, универсальных высказываний и вербально представлены в виде ядерных лексем, фразеологических единиц, пословиц и поговорок, словообразовательных структур и т.д.
Такое разнообразие средств их вербализации в языке предоставляет возможность полного отражения картины мира и культурных традиций в сознании носителей языка.
Лингвокультурные концепты проявляются в коммуникативном поведении, определяя этноспецифические нормы, стратегии и стереотипы общения [Стернин, 2002; Тер-Минасова, 2000]. Весьма востребованным остаётся изучение концептов культурологического аспекта [МршевиЙ-РадовиЙ, 2008; РадиЙ-ДугоаиЙ, 2003] с точки зрения их вербальной представленности в идиостилях определённых авторов художественных произведений [Голубев, 2008], а также с позиций переводоведения [Влахов, Флорин, 1980; Гарбовский, 2007; Пе]ановиЙ, 2010], для которого представляется важным выяснить тенденции перевода с одного языка на другой упомянутых структур при их функционировании в текстах. Перечисленные обстоятельства составляют обоснование актуальности выбранной темы исследования.
Цель данной работы заключается в сопоставительном анализе лингвокультурного концепта «героизм» в обыденном сознании черногорцев и русских, а также выявление лингвистических средств выражения героических представлений, отражающих образцы героического поведения в черногорской и русской лингвокультурах на материале поэмы П.П. Негоша «Горный венец» [№егош, 1996] и его перевода на русский язык, осуществлённого А. Шумиловым [Негош, 1996].
Весьма верно определение Татьяны Бечанович: «..оедан од на]с-нажнщих кохезионих елемената црногорског ккижевног канона свакако ]е семантичка структура чо]ства и ]унаштва, чще се дща-хронщско обликоваке и деловаке може пратити у №егошевом Горском вщ'енцу» [БечановиЙ, 2013].
Для достижения поставленной цели решаются следующие задачи:
— описание системы релевантных признаков лингвокультурного концепта «героизм» в черногорском наивном сознании на материале лексики и фразеологии поэмы Негоша;
— выявление национальной специфики о концепте представлений «героизм» в черногорской лингвокультуре;
— описание системы релевантных признаков лингвокультурного концепта «героизм» в русском наивном сознании на материале перевода поэмы Негоша;
— определение тенденций перевода упомянутого художественного концепта «героизм» с близкородственного сербского языка на русский.
В основе методологии данного исследования лежит комплексный подход, в котором в качестве основного выступает метод концептуального анализа текста, предполагающий рассмотрение способов языковой манифестации упомянутого концепта с последующим моделированием его структуры.
Используя приёмы семантико-стилистического, контекстуального и интертекстуального анализа текста, позволяющие выявить наличие межъязыковых и внутриязыковых признаков концепта «героизм», было установлено, что:
1. Ядерная лексема концепта «героизм» (серб. «дунаштво») в поэме Негоша «Горный венец» и в его переводе на русский язык, осуществлённого А. Шумиловым, реализует такие значения, как:
— негошевское толкование понятия геройство:
Без муке се п/есна не испо/а, без муке се сабла не сакова. 1унаштво]е цар зла свако]ега1... (с. 67)
1 Миха,|'ло СтевановиЙ у монографии О ]езику Горског вщ'енца [СтевановиЙ, 1990, с. 96—97] да]е следеЙе тумачеке дистиха: «Без муке се щ'есна не испо]а, // без
Этот апофеоз геройству звучит из уст Вука Мичуновича, о котором герои Горного венца говорят, что он «и збори и твори! Српкиаа га ]ошт ра^ала нще од Косова, а ни прщед аега...» (с. 55) — «...что сказал — то сделал. Не рождался серб, ему подобный, ни до битвы косовской, ни прежде!» (с. 54). Значение понятия геройство реализуется с помощью устойчивых пословичных комплексов, с употреблением диалектных глагольных форм, выраженных аористом: без муке се щесна не испо/а, без муке се сабла не сакова; и выражением ^унаштво ]е цар зла свако]ега», ставшим крылатым. Толкование этого отрывка Михаилом Стевановичем следующее: «ни песма не испева, ни сабла не сакова без витешких (великих) дела досщних опевааа» — и песни не споёшь, и сабли не скуёшь, если нет геройских поступков, достойных песне. И тогда геройство одолевает зло (перевод мой. — Л.Р.) [СтевановиЙ, 1990, с. 96].
В переводе Александра Шумилова отсутствуют диалектные формы оригинала и пословичные конструкции, но зато достоверно передан завуалированный смысл этого отрывка согласно толкованию М. Стевановича:
Только битва порождает песню,
Для сраженья куётся оружье.
Над злобою царствует геройство. (с. 66);
— храбрость, смелость, мужество: продемонстрируем это значение на одном из эпизодов анализируемой поэмы. Жена Радуна, одного из героев поэмы, храбро сражается против турок вместе со своим мужем, скрывшись от них в башне. Негош её приравнивает к мужчине-герою, витязю, сравнивая с соколом — срб. сивим соколом (ясным соколом). Данный эпитет сиви (соко) — ясный (сокол), выступающий в сравнительной конструкции, характерен для народного эпоса. Кстати, данное сравнение является бродящей конструкцией, характерной для поэмы «Горский венец» в целом. В следующем четверостишии это сравнение имитирует народный говор, где присутствует кроме соко сиви и другая инверсия жена млада, просторечная лексема ама и окрашенная культурной коннотацией, лексема господар, который в то время уже убил семерых, передающая почтительное отношение жены к мужу, характеризующая культуру черногорской семьи:
муке се сабла не сакова», подразумева]уЙи под муком херо,|'ска дела... шта их песма опева, а за ко]а ]е опет потребно оруж'е (симбол ]е овде сабла). А кад таквих дела не би било, не би се ни песме ни какве се мисли певале ('ер не би имале шта сла-вити) те ни оруж|'е (сабла) не би било потребно... ми... налазимо да у овоме песник ]унаштво... оценио... као господара свих зала...»
Жена млада, ама соко сиви, Пуни пушке своме господару; Радун га^а с прозора од куле, Седмину]е на обор убио. (с. 211)
В переводе культурный пласт отсутствует, хотя Шумилов и старается использовать инверсию для передачи разговорного стиля данного отрывка:
Молодая держится как сокол, Храбро мужу ружья заряжает, тот из башни бьёт через бойницы и несколько положил на месте. (с. 210)
Свободное словосочетание на обор убио — убить наповал Шумилов заменяет русским фразеологизмом положить на месте, что соответствует общей стилистической окраске данного отрывка.
— подвиг, условия для совершения подвига: национально-специфичная составляющая категории «подвиг», актуальная в черногорском культурном пространстве связана с идеалами самопреодоления и духовного совершенствования личности, самопожертвования и самоотречения во имя высокого идеала добра и правды, часто понимаемыми в религиозно-православном духе. Подчёркивая специфическую природу черногорского подвига, мы выделили совокупность свойств и характеристик, определяющих подвиг как особый вид духовной практики. Способность к подвигу есть значимая черта черногорского национального сознания. Это значение анализируемого концепта передаётся выражением, ставшим крылатым:
У добру же лако добар бити, на муци се позна/у]унаци (с. 39) — В доброй жизни добрым быть нетрудно — только в горе герой познаётся! (с. 38)
В переводе нужно было только в горе заменить в битве.
— исполнение долга; гибель при защите народа, отечества и свободы: выполнить свой долг перед родиной и народом, защищая свою православную веру и свободу, способны лучшие из лучших: «Све су наше главе изабране», «Момци дивни, исто ка звщезде» (негошевское сравнение героев со звёздами)
Све су наше главе изабране! Момци дивни, исто ка звщезде; што су досад ове горе дале, сви падали у крваве борбе, пали за чест, име и свободу. (с. 47)
В переводе: точь-в-точь представлены элементы этого значения анализируемого концепта:
Цвет народа, юные герои, прекрасные, как звезды на небе, рождённые нашими горами, все погибли в кровавых сраженьях за свободу, за честь и за имя (с. 46);
— пренебрежение опасностью: в традиционной черногорской культуре мораль, долг, совесть, мотивирующие способность к подвигу, содержат иррациональное начало. Как показал анализ, черногорские герои в некоторых случаях проявляют показную или безудержную и безрассудную смелость. Например, герой Батрич пренебрёг опасностью и поверил туркам, которые его убили. Национально специфичными формами поведения в рамках сопоставляемых лингвокультур следует назвать наигранную, лихую смелость, соединённую с бойкостью, и готовность пожертвовать собственной жизнью ради других: «Ох до бога, а ох довщека, да чудно ли с главе погибосмо!» (с. 155) — «О Господи, какое несчастье! Мы лишились лучшего из лучших!» (с. 154) — так оплакивает Вук Томанович молодого юнака Батрича.
Бог га]аки и мртва убио! Како мога в/ероват Турцима, Тере им се на в]еру опушта. (с. 157)
В переводе даны адекватные функционально-смысловые эквиваленты:
Так в могиле пусть его накажет
Бог за эту сделанную глупость!
Как проклятым он смог довериться?(с. 156)
— герой: обращение к героической тематике с целью выявления концептуализированного содержания героического компонента картины мира продиктовано тем, что герои воплощают собой систему ценностей данного общества, его идеалы, предпочтения и ожидания. Своими поступками, своей жизнью, а иногда и своей смертью герои демонстрируют те лучшие образцы поведения. Субъектом, воплощающим в себе героизм, является герой — человек, который отличается от остальных людей способностью совершать великие и благородные поступки в силу наличия у него таких качеств, как отвага, мужество, бесстрашие и самоотверженность. Обладая таким потенциалом, деятельность героя направлена на борьбу со злом, на борьбу за справедливость и свободу.
Что касается наименований людей, обладающих героическими качествами, то здесь следует отметить, что как в черногорской, так и русской культуре для обозначения храбрых, мужественных и отважных людей существуют сходные и национально специфиче-
ские названия. Так, в обеих лингвокультурах присутствуют в целом совпадающие лексемы — ]'унак — юнак, херо1 — герой; витез — витязь; соко — сокол (характерные для поэтической речи и фольклора общеславянского происхождения).
Характерными только для поэмы Негоша оказались такие наименования героев, как: момци прсих ватренщ'ех (с. 91), что не удалось перевести Шумилову, который перевёл обобщённой, выхолощенной конструкцией: храбрые юнаки, опуская метафору оригинала (с. 90); сабла чита (с. 163) — окказионально авторская метафора, также непереданная в переводе: юнак читает (с. 162); заимствованная Негошем церковно-русская конструкция во/нствени генщ' свемогуНи (с. 45) — лишь транскрибирована Шумиловым: воинственный гений всемогущий (с. 44). Кроме того, Негош своих героев называет и:
Све су наше главе изабране!
Момци дивни, исто ка звщезде. (с. 47)
В переводе Шумилов передаёт типично русской метафорой:
Цвет народа, юные герои,
Прекрасные, как звезды на небе. (с. 46)
Исключительно часто Негош прославляет своих героев сиви соко:
Што]е фа/де крити оно што]е?
Онаквога сивога сокола
Црногорка]ошт ра^ала нще! (с. 157)
В переводе:
Что нам, братья, говорить напрасно!
Не рождала, как себя я помню,
Черногорка такого сокола. (с. 156)
Среди русских наименований героев, не нашедших полного или близкого соответствия в черногорской культуре, следует отметить разговорную лексему удалец, обозначающую бойкого, ловкого, полного молодечества человека, которая имеется в шумиловском переводе: «Наши горы удальца не знали, подобного юному Батричу» (с. 154) — «У ове се горе нигде нще онаквога младета дизало» (с. 155).
Таким образом, весь перечисленный выше состав значений ядерных лексем: геройство, храбрость, смелость, мужество; подвиг, условия для совершения подвига; исполнение долга; гибель при защите народа, отечества и свободы; пренебрежение опасностью; герой — в каждом из сравниваемых языков представляет понятийную часть исследуемого концепта «героизм» (серб. «дунаштво»).
Из приведённых ниже примеров лексико-фразеологической вербализации концепта «героизм» можно заключить, что в тексте
поэмы рассматриваемый концепт эксплицируется не только определёнными лексемами и фразеологизмами, входящими в его состав, но и их ассоциативно-смысловыми полями, такими, как:
— битва, бой: в результате анализа также удалось установить, что ситуации, в которых проявляется героическое поведение в поэме Горский венец, чаще всего возникают в военное время. Во время боя человек совершает подвиги, связанные с защитой отечества и свободы:
Вам' предсщи преужасна борба: племе ви се све одрекло себе те црноме работа Мамону! Паде на №ем клетва бешчестща. Што ]е Босна и по Арбанще? Ваша браЬа од оца и ма]ке; Сви эдедно и доста работе. Крст носити вама ]е сужено страшне борбе с сво]им и с турином! Тежак в^енац, ал' ]е воЬе слатко! Воскресеаа не бива без смрти. ВеЬ вас ви^у под одним покровом, чест, народност ^е ]е васкреснула и ^е олтар на исток окренут, 5е у №ему чисти там]ан дими. Славно мрите, кад мрщет морате! Чест ранена жеже храбра прса, у №има ^ нема боловааа. Поругани олтар ]азичеством на милост Ье окренут небеса! (с. 181)
Как правило, у Негоша лексемы бой, битва, сражение сопровождаются недвусмысленными эпитетами: крваве борбе, преужасна борба, страшне борбе, борба непрестана, ославляемыми так потому, что сражение будет не только с врагами, но и с кровными братьями, принявшими ислам: «Крст носити вама ]е сужено страшне борбе с сво]им и с турином!». Выражение тежак в)'енац, ал'воНе слатко! Воскресеыа не бива без смрти также стало крылатым. Реализация этого ассоциативного значения нашего концепта осуществляется рядом концептуальных метафор: чест ран,ена, чест жеже, храбра прса, олтар Не окренут небеса; чест, народност jе васкреснула, которые не всегда переведены адекватно:
Ждёт вас битва завтра жестокая. Ваше племя забыло прошлое, всё жертвуя чёрному мамоне, будь он проклят ныне и вовеки! Половина албанцев, боснийцы — Ваши братья единокровные.
Даже если всем вместе ударить, долго биться с турками придётся. Вам выпало драться в одиночку. Несладкая доля вам досталась, но потомки плод её оценят. Нет без смерти и воскресения. Я вас вижу под светлым покровом, Вижу славу и честь народную, вижу: храмы стоят с алтарями, чистый ладан дымится над нами. Коль придётся умереть: умрите, но достойно, с бессмертною славой. Скиньте камень с народной совести: раненная честь сердца сжигает. Язычеством алтарь осквернённый нас услышать небесам помогает! (с. 182)
— страх, трусость: проявляя на поле боя героические качества, человек периодически сталкивается с опасностью, страх перед которой ему необходимо преодолеть, чтобы совершить требуемый обстоятельствами поступок. Человек, неспособный побороть свой страх перед опасностью, проявляет трусость. К трусливому поведению в черногорском и русском народном сознании закреплено резко отрицательное отношение:
Страх животу кала образ често; слабостима смо земли привезани, ништава ]е, него тврда веза. Али тице те су нарлабще лови св]етлост лисичщех очих, него орла крщуЬи гледа]у. (с. 77)
Данный сегмент, реализующий значение страх, представлен аллюзией автора на то, что в черногорском обыденном сознании героизм связан с такими качествами, как смелость, храбрость и мужество, смысл которых заключается в преодолении страха перед опасностью.
Иначе «очень часто страх нам честь марает» и крепчайшей связью вяжет нас с землёю, тогда как мужество, храбрость уносят нас в другое измерение, о котором имплицитно говорится в следующем стихе: «с известием о смерти любимых втрое наша любовь вырастает». Изображение происходящего реализуется с помощью иносказаний, символов и олицетворений.
В переводе допущено несколько оплошностей: тице вряд ли курицы; лови св;етлост лисичщ'ех очих, него орла крщ'уНи гледсду не соответствует переводу Шумилова: «но, однако,страшный взор лисицы для курицы только и опасен, Он тускнеет пред орлиным оком»:
Очень часто страх нам честь марает, Слабость нас вяжет с землёю ничтожною, но крепчайшей связью. Но, однако, страшный взор лисицы Для курицы только и опасен, Он тускнеет пред орлиным оком. (с. 76)
— оружие: для черногорцев оружие — святыня. Это ассоциативное поле вербализуется элементами народного причитания, плача — обрядовой и бытовой народной поэзии, лирико-драматической импровизации, в которой оплакивается утрата ружья как смерть близкого человека. Для выражения плача использован сплав разнородных элементов, таких, как ритуальное песнопение, речитативное проговаривание, эмоциональный нервный накал, сравнения, почитавшие утраченное оружие, выражающие естественные чувства сострадания и «оружие любия»: «жа ми га jе ка ]'еднога сина, жа ми га jе ка брата роднога», даже проклятие: Више жалим пуста цефердара //но да ми ]'е руку окинула:
Више жалим пуста цефердара
но да ми ]е руку окинула!
Жа ми га ]е ка ]еднога сина,
жа ми га ]е ка брата роднога,
]ере б]еше пушка мимо пушке.
СреЬан б]еше, а убо]ит б]еше;
око №ега руке не преви|ах,
свагда б]еше као огледало;
у хиладу другщех пушаках
познати га шЬаше када пукне. (с. 213)
В переводе:
И поверьте, жаль мне джефердара, Будто сына иль родного брата. Был он лучше всех ружей на свете, был на диво меток и удачлив. Я и пальцем его не касался — как зеркало он сиял на солнце. По выстрелу джефердар мой верный Я узнал бы из тысячи ружей. (с. 212)
Перевод передаёт основное значение этого сегмента и сохраняет метрическую систему плача как жанра, хотя не передан эмоционально-экспрессивный слой оригинала.
— смерть — бессмертие: в системе мировосприятия автора поэмы Горный венец явления жизни и смерти реализуются в виде членов своеобразной триады жизнь — смерть — бессмертие. Идея Негоша о вечном существовании в человеческой памяти лучше всего можно
выразить в следующей форме, передающей исконную этику, уходящую в далёкое прошлое: человек рождён для подвига на благо родины, а смерть на бранном поле — это высшая награда; это лишь переход жертвы в заслуженное «царство поэзии», и вознесение её в пантеон мифических косовских юнаков. Для таких юнаков «немощная старость» — это кара божья, позор. Человек на пути к бессмертию как к особой форме присутствия в памяти потомков воспринимает смерть как награду, как путь «к бессмертию и святому гробу»:
...Жертве благородне да прелазе с бощщех поланах у весело царство поези|е, како росне свщетле каплице уз веселе зраке на небеса. Куд Ье више бруке од старости? Ноге клону, а очи изда]у, узблути се мозак у тиквини, по^етигаи чело намрштено; грдне ]аме нагрдиле лице, мутне очи утекле у главу, смрт се гадно испод чела смще како жаба испод св^е коре. (с. 91)
В переводе:
...Прекрасные жертвы С поля боя в царство поэзии переходят, как росные капли светлым утром в голубое небо. то позорней немощной старости? Ноги слабнут, и глаза подводят, в старой тыкве мозги прокисают, лоб и щеки бороздят морщины, и смеётся, будто черепаха, уродлива смерть из-под черепа. (с. 90)
Или:
Гордо лежи велики вывода под клучевма крви благородне, ка малопред што гордо и^аше, страсном мишлу прсих надути|ех, кроз див]ачне тмуше азщатске, гута]уЬ их ватреним очима; ка малопред што гордо и^аше к светом гробу бесмртног живота, презируЬи лудско ништавило и плетете безумие скупштине. (с. 47)
В переводе:
И великий лежит воевода, истекая кровью благородной. Лишь недавно он шагал по полю, охваченный единственной мыслью и дикие толпы азиатов огненными взорами сжигая; лишь недавно гордо шёл навстречу бессмертию и святой могиле презирая скупштины безумье и коварство сплетников ничтожных. (с. 46)
Эта триада жизнь — смерть — бессмертие вербализуется с помощь ряда метафор (веселе зраке, жертве благородне да прелазе с бо/нщех поланах у весело царство поези/е, смрт се гадно испод чела смщ'е), фразеологизмов, возвышенной книжной лексики в сочетании с просторечной, иногда диалектной, что представляло определённую трудность для переводчика.
Таким образом, выше приведённые примеры представляют собой ассоциативную природу анализируемого концепта, проявляющуюся в художественном тексте, где ментальные проекции объединены единой системой смысла и подчинены задачам создания художественной образности.
Помимо словарных определений, актуализирующих обыденные представления о содержании концепта, понятийный блок лингво-культурного концепта также структурирован интенсионалами научных понятий, представлений и культурных установок. Следует обратить особое внимание на понятие чо/етво, которому нет адекватного эквивалента в русском языке, хотя в словаре оно переводится как благородство, человечность, которые также имеют соответствующие сербские эквиваленты — племенитост, човечност. Но речь идёт о понятии чо/етво, которое особо ценится у черногорцев, и включает в себя и благородство, и человечность, и гуманизм, и сопереживание с другими, умение разделить горе, несчастье, страдания другого человека, а самое главное — умение помочь слабому, беззащитному, беспомощному или попавшему в беду, иногда даже неприятелю.
Так называемое чо;ством может быть самостоятельным концептом, но в данной работе мы считаем его сопутствующим анализируемому концепту «героизм». Ядерная лексема чо^ство в поэме встречается только два раза:
Первый раз — в отрывке:
О проклета земло, пропала се! Име ти ]е страшно и опако. Или имам младог витеза, Уграбиш га у прво младости, Или имах чо]ка за нов/ество Свакога ми узе при^е рока. (с. 89)
— Вукота осыпает проклятиями землю, „забирающую лучших людей — настоящих героев, витязей, погибших, защищая своё отечество, совершивших благородные подвиги".
В переводе:
Муж достойный, что славу стяжает, погибнет в молодости ранней. (с. 88)
— Шумилов хотя и трансформировал, но удачно передал смысл стиха: или имах чо/ка за чов/вство2. Второй — в ответе туркам (визирю Селиму) владыки Данилы, человека-гуманиста, глубоко мыслящего, предвидящего последствия нападения на сербских мусульман, всеми силами желающего предотвратить гражданскую войну, где героизм будет иметь весьма трагические последствия, однозначно определяет своё отношение к кровопролитию:
Коме закон лежи у топузу,
трагови му смрде нечов/ештвом. (с. 101)
Перевод Шумилова:
Кто законы на клинке приносит — Оставляет за собой пустыню (с. 100) —
вряд ли передаёт смысл этой сентенции, аллюзия слишком далека.
Вместе с тем вербализация этого художественного концепта осуществляется и с помощью таких значений как:
— гуманизм (поведение владыки Данилы, о котором мы уже говорили, основной смысл этики которого — защищать слабого, не уничтожать ничего, даже вражеского, считая, что тирана нужно заставить уважать право человека на жизнь. В данном примере значение концепта (чо]ства) вербализован на уровне сложного
2 У монографии Миха,|'ла СтевановиЬа О]езику Горског вщенца да]е се следеЬе тумачеке овог стиха: «А нще тешко схватити да се у стиху "или имах чо)'ка за чов]ество" — не говори о човеку за човечанство него о човеку за човечност, за чов]ество, као и све три именице ко]е се иза ке наводе: чов]ештво, чоество, и чо]'ство — ]есу синоними, али не и чов]ечанство с кима, ]ер човечанство, у наше време, значи само све луде света. У Вуково и йегошево време ]е имало и значеке човечности. йегош ]е употреблавао, не, истина, чов]ечанство, него црквено-руске ликове те речи (человечество и чов]ечество) и у значеку човечности» [СтефановиЬ, 1990, с. 134].
синтаксического целого, состоящего из двух предложений. В первом даётся сравнение законов дикой природы, конкретно — право волка на овцу — и, якобы, такого же права тирана на беззащитного человека3. Во втором предложении опровергается это право, и, согласно гуманным основам человеческого общества, тиранству (нужно) «стать ногой на горло» и заставить тирана уважать истинное право, то есть право слабого человека на жизнь. Разговорный эмоционально окрашенный фразеологизм стати ногом за врат со значением 'заставить кого-то насильно что-либо сделать' книжного характера лексема тирjанство усиливают экспрессию всего сложного синтаксического целого. В примере в завуалированном виде присутствуют все элементы концепта героизма:
Вук на овцу сво]е право има
ка тир]анин на слаба чов]ека.
Ал' тщуанству стати ногом за врат,
довести га к познанщу права,
то ]е лудска дужност нарветща! (с. 69)
Перевод Шумилова стиха «довести га к познанщ'у права» не соответствует оригиналу, так как речь идёт о правах человека на свободу4:
Волку право на овцу даётся, Как тирану на людей бессильных. Но тиранству стать ногой на горло И поставить его перед правдой — Вот святое дело человека! (с. 68)
— христианская благодетель, христианская добродетель (благородный поступок) — (освобождение старухи, поссорившей три черногорских племени по приказу турок, пригрозивших ей страшной карой): «Тада скочи народ цио, узми камен,е да jе под гомилом метну, али jе не пусте главари, но jе с муком одбране» (с. 175). В данной авторской ремарке преобладают локальные диалектизмы родного края Негоша, которые переводчик перенёс средствами общеязыковой нормы, то есть перевод не совсем адекватен: Все вскакивают на ноги, хватают камни, чтобы забросать ими старуху, но старейшины этого не допускают и с трудом её защищают (с. 174). Следовало хотя бы сохранить выражения с инверсионным порядком слов народ цио — например, народ весь православный, равно как глагольные формы мгновенного действия скочи, узми, метну — прыг, хвать, метнуть.
3 Ср. русскую пословицу лежачего не бьют.
4 См. толквание этого стиха в монографии Стевановича О]езику Горског ви]енца, с. 99.
— оказание помощи слабому, беззащитному. Как отмечают исследователи, занимающиеся изучением вопросов, связанных с гуманизмом, модели поведения востребованы обществом в переломные моменты, когда героизм, человечность являются одним из выходов из критической ситуации. Например:
Пуштите их (]аребице), аманат ви божи, ]ере их ]е невола нагнала, а не бисте нщедну хватали. Утекле су к вама да утеку, а нщесу да их поколете. (с. 43)
Если бы в переводе Шумилова из обилия просторечных, диалектных форм ([пуштите, утеку и т.д.), представляющих собой вербализацию этого значения оказание помощи слабому, беззащитному, был передан хотя бы плеоназм Утекле су к вама да утеку, то все четверостишие получило бы простонародную, диалектную окраску. А он (Шумилов) весь отрывок опустил до уровня нейтральной лексики. В желании сохранить десятисложник оригинала Шумилов выхолостил основную дихотомию славянизм — диалектизм, то есть смену средств высокого стиля — низким, просторечным, диалектным, и все перевёл нейтральными общеязыковыми средствами:
Отпустите, это знак Господень!
Их (куропаток) погнало в руки к вам несчастье,
а иначе б их вы не видали!
Птицы ищут у вас прибежища,
а не смерти от людей жестоких! (с. 42)
Таким образом, анализируемый концепт человечность, гуманность, благородство (чо]ство) является важной составляющей духовной культуры черногорцев, и в этом смысле может быть рассмотрен как значимый элемент «культурного кода».
В основе этого концепта лежит представление об идеальном этическом и моральном поведении людей. В настоящее время, с одной стороны, можно фиксировать ослабление значимости традиционных ценностей, свойственных черногорской культуре, в современном обществе, а с другой — сохраняется, как нам кажется, общественная потребность в моделях и образцах героической личности.
На основании проведённого анализа перевода данной поэмы Александром Шумиловым на русский язык можно заключить, что в русском языке ядерная лексема концепта «героизм» реализует значения в основном такие же, как и в сербском языке: храбрость, смелость, мужество, подвиг, исполнение долга, отдать жизнь во имя будущего, погибнуть, защищая народ и отчество; пренебрежение
опасностью; самопожертвование. Итак, выделенное понятийное ядро этого концепта представляет собой нравственно и ценностно ориентированное поведение большой социальной, психологической и культурной значимости.
Однако в черногорском народном сознании героическое поведение складывается также из совокупности силы воли, бдительности, патриотизма и человечности, которая является проявлением здравого смысла и благородства и имеет особое наименование — чо]ство. Так, концепт «героизм» в поэме «Горский венец» существует неотделимо от концепта человечность, гуманность, благородство (серб. чо]ство) и представляет многоплановость концептосферы Негоша как проявление специфики его идиостиля. Лингвистические средства экспликации героических представлений, отражающие образцы героического поведения в черногорской и русской лингвокультурах, это — славянизмы и диалектизмы, составляющие основу идиостиля Петра Петровича Негоша.
Таким образом, лингвокультурный концепт «героизм» представляет собой сложное ментальное образование, оно фиксируется в речевом и невербальном поведении людей и обладает национальными специфическими особенностями в исследуемых черногорской и русской наивных картинах мира (у черногорцев — чо]ство; а у русских — безрассудная смелость).
Список литературы
Влахов С. Непереводимое в переводе. М.: Международные отношения, 1980. Гарбовский Н.К. Теория перевода. М.: Изд -во Моск. ун-та, 2007. Голубев Д.А. Лингвокультурный концепт «героизм» в русской и английской языковых картинах мира: Автореф. дисс. ... канд. филол. наук: 10.02.19. Ярославский гос. пед. ун-т имени К.Д. Ушинского. Ярославль, 2008. 21 с.
Кубрякова Е.С. Когнитивные аспекты в исследовании семантики слова / Семантика языковых единиц: Докл. VI Междунар. конф. М.: Наука, 1998. С. 7—50.
Кубрякова Е.С. Роль словообразования в формировании языковой картины мира // Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира. М.: Наука, 1988. С. 141, 172. Негош П.П. Горный венец / Пер. с сербского и коммент. Александра Шумилова. Подгорица: УНИРЕКС, 1996. Стернин И.А. О понятии «коммуникативный шок / Русское и французское коммуникативное поведение. Воронеж, 2002. С. 10—19. БечановиН, Т. Семиотичка интерпретаций Горског ви|енца. Преузето са http://www.ff.ucg.ac.me/njegos/Z1/Tatjana%20Becanovic.pdf
МршевиН-РадовиН, Д. Фразеологи|а и национална култура. Београд: Штампа Чиго]а, 2008.
£Ьегош, П. Горски вщенац. Подгорица: УНИРЕКС, 1996.
Пе/ановиЛ, А. Фразеологи|а Горског вщенца. Подгорица: ЦАНУ, 2010. С. 157—305.
РадиН-ДугоъиН, М. Прилог проучаваау инварщатних и варщантних обележ]а концепата емоцще у српском и руском ]езику (на материалу руског превода «Сеоба» Милоша Цраанског). Стил, Ме^ународни часопис, Београд-Бааа Лука, 2003. С. 321—330.
Стеванович М. О ]езику Горског вщенца. Београд: Српска академика науке и уметности, научна каига, 1990.
