CC BY
12
УДК 94(477)+94(47) UDC
DOI: 10.17223/18572685/73/5
Великое княжество Литовское в исторической памяти русских земель первой половины XVII века*
Ю.А. Чупрына
Санкт-Петербургский государственный университет Россия, 199034, г. Санкт-Петербург, Университетская наб., 7/9 E-mail: chupryna.yulya@mail.ru
Авторское резюме
Рассматривается историческая память русских земель Речи Посполитой первой половины XVII в., а именно память о Великом княжестве Литовском (далее - ВКЛ) и судьбе древнерусских земель в его составе. На основе анализа православной, униатской и католической полемической литературы, созданной незадолго до и после принятия Брестской унии, выделаются сюжеты из истории ВКЛ, которые включались в «свою историю» Руси. Значимыми фигурами полемики, которые обращались к великолитовскому прошлому Руси, можно назвать И. Потея, Х. Филалета, Л. Кревзу, П. Скаргу, М. Смотрицкого, З. Копыстенского, анонимных авторов и других. Идеи полемистов транслировались не только в узкий круг церковных интеллектуалов, но и проникали в образованные слои населения Речи Посполитой на сеймах, судах, при дворах патронов. Применив количественные и сравнительные методы анализа, была выявлена частота упоминаний великолитовских сюжетов в полемической литературе первой половины XVII в. Делается вывод о включении великолитовской истории Руси, наравне с древнерусским прошлым, в конструируемый в XVII в. нарра-тив «своего прошлого». Важнейшие места в исторической памяти православных и униатов Руси занимали события Ферраро-Флорентийского собора, присоединения древнерусских земель к Литве, действия отдельных литовских князей и правовые отношения Литвы и Руси. Религиозная дискуссия православных и униатов стала катализатором не только для обращения к «своей истории», но и для споров о ней. В
* Статья подготовлена при поддержке гранта Российского научного фонда «Национальная идентичность в имперской политике памяти: история Великого княжества Литовского и Польско-Литовского государства в историографии и общественной мысли Х1Х-ХХ вв.» (Соглашение № 19-18-00073-П).
исследовании фиксируются места консенсуса и проблемные сюжеты великолитов-ского прошлого «руских» земель.
Ключевые слова: историческая память, полемическая литература, Великое княжество Литовское, православные полемисты, униаты
The Grand Duchy of Lithuania in the historical memory of the Ruthenian lands in the first half of the 17th century*
Yulia A. Chupryna
St. Petersburg State University 7/9 Universitetskaya Embankment, Saint Petersburg, 199034, Russia E-mail: chupryna.yulya@mail.ru
Abstract
The article considers the historical memory of "Ruthenian lands" of the Polish-Lithuanian Commonwealth in the first half of the 17th century, namely the memory of the Grand Duchy of Lithuania (hereinafter - GDL) and the destiny of the Old Ruthenian lands that formed its part. The analysis of Orthodox, Uniate, and Catholic polemics, dated not long before and after the Union of Brest, indetifies the plots in the GDL history, included in the "own history" of Rus'. Among the significant poLemists who addressed the Grand Lithuanian past of Rus were Hypatius Pociej, Chrystofor FiLaLet, Leon Kreuza, Piotr Skarga, MeLetius Smotrytsky, Zacharias Kopystensky, several anonymous authors, etc. Their ideas were spread not only within a narrow group of church intellectuals but also within educated social groups of the Polish-Lithuanian Commonwealth in Seims, courtrooms, and at the courts of patrons. Using quantitative and comparative methods of analysis, the author has identified the frequency of references to the Grand Lithuanian plots in the polemic Literature of the first half of the 17th century. He concludes that the GDL part of the Rus history, together with the OLd Rus past, is incLuded in the narrative of its "own past" of the 17th century. The most important in the historicaL memory of the Orthodox as weLL as the Uniate Rus were the CounciL of FLorence, the accession of the OLd Rus Lands to Lithuania, the actions of certain
* The study is funded by the Russian Science Foundation (Project No. 19-18-00073-P "National Identity in the Imperial Policy of Memory: History of the Grand Duchy of Lithuania and the Polish-Lithuanian State in Historiography and Public Thought in the 19th - 20th Centuries").
Lithuanian princes, and legal relationships between Lithuania and Rus. The religious discussion between the Orthodox and the Uniates not only triggered the interest to "own history" but promoted the disputes about it. The study identifies the points of consensus and challenging plots of the Grand Lithuanian past of the "Ruthenian lands."
Keywords: historical memory, polemical literature, the Grand Duchy of Lithuania, Orthodox polemists, Uniates
Какой след оставило после себя Великое княжество Литовское (далее - ВКЛ) в исторической памяти восточнославянского населения? Этот вопрос встаёт не первое десятилетие в историографии. В настоящее время особый интерес к наследию ВКЛ проявляют исторические школы постсоветского пространства. В то же время современная литуанистика стоит перед определенными трудностями -недостатком обобщающих трудов и особенностями национальных историографий [4: 944]. И тем важнее разобраться в проблеме восприятия и актуализации истории ВКЛ людьми прошлых эпох.
Наше исследование продолжает наметившуюся историографическую тенденцию в изучении значения ВКЛ для восточнославянского населения, а именно для будущих украинцев и белорусов. В данной работе рассматривается историческая память церковных деятелей Руси Речи Посполитой первой половины XVII в. о Великом княжестве Литовском и о судьбе древнерусских земель в его составе. На основе анализа трудов православных и униатских полемистов, в большинстве своём идентифицировавших себя как Русь/Россия/Малая Русь, определяются ключевые фигуры и сюжеты великолитовского прошлого Руси. Немаловажной задачей нашего исследования является создание карты памяти Руси первой половины XVII в., а именно составление выборки важнейших исторических событий из великолитовского периода Руси.
Какое место литовское прошлое занимало в исторической памяти Руси? Какие герои актуализировались в трудное для православной церкви время после принятия Брестской унии? На эти вопросы нам предстоит ответить, опираясь на кириллические и польскоязычные работы полемистов Руси Речи Посполитой. Для выявления великоли-товских сюжетов в исторической памяти русских земель мы обращались к более 40 полемическим произведениям конца XVI - первой половины XVII в. Упоминание событий из истории ВКЛ наблюдается в 24 работах, включая православные, униатские и католические труды. Преимущественно нами рассмотрены взгляды православной и униатской сторон, т. к. большинство работ создавались представителями самой Руси для Руси. Католические полемические работы
тоже привлекают внимание, поскольку католики являлись активными участниками полемики и тесно взаимодействовали с униатами. Их взгляды и работы были известны и униатам, и православным.
Идея принятия унии православными и католиками породила оживлённую дискуссию среди той части Руси, которая находилась в составе ВКЛ и затем в Речи Посполитой. Ко второй половине XVI в. назрели внутренние проблемы православной церкви в Речи Посполитой: правовое неравенство с католической церковью; неравенство в представительстве в Сенате, Трибунале; вмешательство светских лиц в дела церкви (институт патроната); отход знатных родов от православия и т. д. Веской причиной принятия унии считается конфликт интересов духовенства и мирян, а именно большие полномочия светских патронов и, как следствие, злоупотребления в церковной среде, недобросовестность и низкая образованность духовенства, практика получения епископства светскими лицами [18]. После долгих попыток найти выход из кризиса часть православных епископов и магнатов склонилась к возможности унии с Римом. Православная сторона разработала артикула, в которых были изложены условия вступления православной церкви в подчинение римскому папе [5: 277]. Унию после некоторых колебаний поддержал и митрополит Михаил Рогоза, подписав «32 артикула» и обращение к папе. В результате православные епископы Ипатий Потей и Кирилл Терлецкий 23 декабря 1595 г. в Риме от имени всей Киевской митрополии подписали акт о переходе православной церкви в подчинение папе, а в октябре 1596 г. на Брестском соборе произошло подтверждение ранее принятой унии [5: 5]. О проблемности и неоднозначности этого решения свидетельствует раскол в рядах православных иерархов Руси Речи Посполитой. Одновременно с униатским собором в Бресте собирался и православный, участники которого отказались принимать унию и подвергли анафеме отступников.
По итогу Брестского собора народ русских земель на религиозной почве разделился на две общности - православную и униатскую, а деятели церквей принялись за написание полемических трудов против своих оппонентов. Полемисты обеих сторон рассуждали о (незаконности объединения с католической церковью, о правах и свободах православной церкви и народа Руси. Религиозные дебаты захватили значительную часть общества: церковь, шляхту, политические элиты, казачество. Важно понимать, что многие идеи обсуждались не только в кулуарах церковных иерархов, но и на сеймах, судах, при дворах патронов. Религиозная полемика затронула и братства, членами которых становились ремесленники и дворянство. Так, например, по «Реестру» 1584 г. виленское братство состояло из 371 человека [20:
480]. Они занимались организацией православных школ и изданием старопечатной литературы, в том числе и работ православных полемистов. Таким образом, будет неточно говорить лишь об исторической памяти интеллектуалов, т. к. обсуждение полемических трудов, отдельных идей и проблем, так или иначе, происходило в образованных слоях населения Речи Посполитой. Даже казачество приобщилось к православной стороне конфликта.
Круг актуализируемых исторических тем в полемической литературе был обширен: древнерусская и великолитовская история, недавние события второй половины XVI - начала XVII в., всеобщая и местная церковная история. В фокусе нашего внимания находятся преимущественно упоминания о светских деятелях ВКЛ и политической истории, поэтому здесь не раскрываются единичные упоминания о местных митрополитах и локальных святых русской митрополии. Полученные результаты представлены в виде круговой диаграммы на рис. 1, где выделены ключевые события великолитовской истории для Руси первой половины XVII в. Первые четыре события или периода фигурируют в 4-15 полемических произведениях. В представленной таблице указаны актуализируемые события/периоды/ личности, количество полемических произведений, где присутствуют эти упоминания, и доля в процентах от общего количества упоминаний исторических событий ВКЛ.
Наиболее сложным и противоречивым событием в историческом дискурсе православных и униатов Руси стал Ферраро-Флорентийский собор, участником которого был митрополит Киевский и всея Руси Исидор. Этот Вселенский собор проходил в Ферраре, Флоренции, Риме в 30-40-е гг. XV в. Ключевыми темами для обсуждения стали разногласия в церковных догматах и возможность объединения Церквей. Переговоры во многом инициировал византийский император, поскольку Восточная Римская империя к тому времени находилась в крайне непростом положении и искала помощи в борьбе с турецкой угрозой на Западе. Рим же не упускал возможности преодолеть схизму и взять под своё крыло православных. В то же время киевский митрополит Исидор состоял в тесных связях с византийским императорским двором и оказался тем, кто был готов пойти на уступки католикам ради спасения империи [17: 322]. Правители и духовенство русских земель поначалу не противодействовали участию митрополита в Соборе и проявляли даже определённый интерес. Однако после возвращения Исидора в Северо-Восточную Русь реакция Москвы на условия унии не заставила себя ждать - митрополиту пришлось бежать в западные земли. Как полагает Б.Н. Флоря, точно неизвестно, насколько широко признавали Исидора законным митрополитом в
ВКЛ и Польше в 40-е гг. XV в. Он не задержался в Литве и Польше даже после возвращения этих территорий под власть римского папы (до 1447 г. правители и католические епископы поддерживали антипапу Феликса V) [17: 354]. Новым митрополитом для русских земель в итоге стал Иона, которого признавали и в Великом княжестве Литовском.
Несомненно, жаркие обсуждения унии были свойственны участникам и современникам Ферраро-Флорентийского собора. В русской традиции они отразились в ряде работ: «Повесть Симеона Суздальского об осьмом соборе. Исидоров собор и хожение его», «Исхождение Авраамия сузжалского на осмый собор с митрополитом Исидором в лето 6945», «Слово избрано...» и т. д. После этого к теме унии в русской традиции вернулись лишь во второй половине XVI в. в связи с интеллектуальной подготовкой к новой Брестской унии 1596 г. [1: 147].
Обсуждение или простое упоминание Ферраро-Флорентийского собора наблюдается в большинстве полемических произведений (рис. 1) конца XVI - первой половины XVII в. Актуализация этого события не зависела от конфессиональной принадлежности автора -в 15 полемических работах (в 4 католических, 6 православных
Рис. 1. Количество упоминаний великолитовских сюжетов в полемическойлитературеконца XVI - первой половины XVII в.
и 5 униатских). Это одно из наиболее проблемных «мест памяти» для «руского» народа/Руси/Малой Руси, поскольку мы наблюдаем противоположные точки зрения и отсутствие консенсуса по факту (не) принятия Флорентийской унии между православными, католиками и униатами.
Православные сходились во мнении, что представители римской церкви принудили святых отцов восточной церкви подписать унию через насилие, военную силу, подкупы, подлоги и т. д. Не происходит идеализации и греческих церковных деятелей, которые из жадности соблазнялись денежными вознаграждениями. Так, в одной из первых работ православных полемистов «О единой истинной православной вере» (1588) читаем: «Многых бо тогда святых отец оружием избиша, другым рукы отсекошя, и различными муками, и в темницах затворяющее гладом уморишя, другых же в бегстве по пути достизающе умертвишя» [10: 855]. С этой позицией согласен и автор «История о разбойничем Флорентийском соборе» (1598 г.). Клирик Острожский связывает вынужденность выбора греков с турецкой угрозой, а участие русского духовенства - с давлением на православных иерархов. Он тоже склоняется, что православную сторону убедили подписать унию с помощью военной силы и подкупов, додумывает историю об убийстве патриарха и подлоге [6]. О тяжести положения и внешнем давлении пишет и Х. Филалет в «Апокрисисе»: «...и многие Греки, которые при старожитном преданию святых отец стояли, помучоны, а другие голодом, везеньем, мордерством до змышленой там унеи примушены, и до подписов приневолены, которые потом, звернув-шися до Греции, доброволне покладали руки свои на отсечение, за тыи свои подписы...» [16: 1168].
Что касается исторических личностей, относящихся непосредственно к истории Руси или ВКЛ, то церковные интеллектуалы вспоминают митрополита Исидора как представителя от Руси. Здесь наиболее многословен Захария Копыстенский, который помимо жадности греков, ухищрений и проявления силы со стороны Рима раскрывал реакцию Москвы, Руси (имеется в виду в составе ВКЛ) и Польши на Флорентийскую унию и на действия Исидора. Полемист убеждён в непринятии унии, т. к. она попросту не дошла до православных Руси и Москвы и католиков Польши. В качестве аргументов полемист обращался к сюжетам, связанным с Москвой и «Россией», Исидором, Сергием Радонежским [7: 949], опираясь на хронистов XVI в. Кромера и Барония. Происходила активная привязка к локальной истории -древнерусской и литовской/польской. З. Копыстенский описывал, как к королю Владиславу (Ягайло) прибыли послы от римского папы и антипапы и он их не принял, пока те не достигнут согласия. Также
православный полемист описывал неприятие унии Краковской академией, которая не принимала легатов от римского папы, что было уже при Казимире III. Поэтому полемист подытоживал: «Не моглась уния Флорентицкая в Полщи проповедати, поки розница межи две-ма папежами трвала а затым привилеи о ней писатися не могли» [7: 954]. Также полемист уделял внимание и совместной позиции Литвы и Руси по вопросу унии: «А гды бы той привилей данный был на прозбу народу Российского, и гды бы его он принял был, теды бы Исидор з Литвы и з России з горлом не утекл...» [7: 955]. При описании флорентийских событий полемист обращался к великолитовскому прошлому и, соответственно, рассматривал «Россию» (имеется в виду Русь в составе ВКЛ) и Литву вместе, упоминая то местных правителей, то митрополитов.
Противоположный взгляд находим у представителей униатской Руси. Католическая и униатская стороны куда более сдержанно описывали события Ферраро-Флорентийского собора по сравнению с православными. Католическая сторона в лице польского полемиста П. Скарги делала акцент на том, что на Ферраро-Флорентийском соборе происходило воссоединение отпавшей от Рима греческой церкви с католической [14: 349]. В большинстве своих полемических работ он подробно рассматривал унию и часто обращался к флорентийским событиям, как к благу. Позднее З. Копыстенский будет оспаривать этот аргумент - по его мнению, наоборот Рим отпал от единой христианской церкви. Униатской Русью Брестский собор представлялся как продолжение начатого дела на Флорентийском соборе. Большое количество обращений к Флорентийскому собору характерно для первых лет после принятия Брестской унии. Один из главных идеологов униатства Руси Ипатий Потей выпустил работу «Оборона святого Флорентийского собора» (1603 г.), указывающую на давнее единство православной и католической церквей в русских землях Речи Посполитой [3: 67]. Также И. Потей обращал внимание на религиозную составляющую собора, упоминал Ферраро-Флорентий-ский собор в связи с рассмотрением религиозных вопросов - откуда исходит Святой Дух от Отца или от Сына, существует ли чистилище («Уния Греков с костелом Римским» [13: 128-129], «Гармония Восточной Церкви с костелом Римским» [12: 178]). Полемист не считает Собор «разбойничьим», как называют его православные: «Але наша Русь тот собор светый листрыйским называют, и якуюсь баламутню и небылицу о том соборе недавно в друку выдали. На то вже достаточный отказ мают, там и руками правды дощупатися могут. А затым што ведати - самый собор, даст Бог, огледати могут, слово до слова, яко ся точыл, - в рыхлом часе» [12: 179].
Обе стороны выносят на обсуждение Ферраро-Флорентийский собор, произошедший в великолитовский период истории русских земель. При размышлении о Соборе полемисты иногда прямо упоминали Литву и её правителей, тем самым связывая историю Руси и Литвы. Несомненно, Ферраро-Флорентийский собор и уния широко обсуждались в церковной среде, становясь проблемным «местом памяти» для Руси. М.А. Алпатов полагает, что во времена Брестской унии история Флорентийского собора обросла фантастическими сюжетами, между которых терялись реальные события [1: 149]. С этим утверждением можно отчасти согласиться, поскольку в православной полемической литературе, действительно, красноречиво раскрываются все ухищрения римской церкви, эмоционально описываются обстоятельства унии. Однако реальные события православными и униатскими полемистами не совсем игнорируются. Напротив, часть полемистов старались реконструировать и осветить реакцию светских лиц - правителей - на происходившие события в церкви.
На втором месте по частоте упоминания период княжения литовского князя Витовта (см. рис. 1). Он упоминается в 7 полемических произведениях - в 4 православных и 3 униатских, что говорит о примерно равном интересе обеих сторон к фигуре Витовта и событиям, происходящих с Русью в его княжение. Образ князя Витова в полемике связывается с несколькими сюжетами - собственной православной митрополией в ВКЛ и дарованием прав и собор.
Лев Кревза, как представитель униатской стороны полемики, упоминал в своих сочинениях деятельность литовского князя Витовта в связи с Новогрудским собором 1415 г., на котором выбирался новый литовский митрополит. По мнению униатского полемиста, Витовт способствовал единению католической и православной церкви, для чего посылал людей в Рим: «Movi Kronika Moskiewska, ze go Alexander Witold postat do Rzymu, staraiqc siç o iednosc, widzqc zwtaszcza, ze y sam patriarcha Carogrodzki, na on czas bçdqcy Euphimi, z cesarzem Manuelem Paleologiem, barzo siç o tç iednosc starali, iako swiadczy Latopisiec Ruski» [8: 233]. О митрополии и избрании нового митрополита Григория Цамблака пишет и автор униатского полемического труда «Sowita wina» (1621 г.), автором которого предположительно был И. Рутский [22: 450]. Эти же действия литовского князя актуализирует в 1634 г. и полемист К. Скупинский в работе под названием «Rozmowa albo rellatia rozmowy dwoch Rusinow, schismatika z unitem» [21: 711].
Православные авторы тоже затрагивают вопрос образования независимой митрополии по инициативе Витовта. Однако первопричины этого события видят не в желании сблизиться с римской церковью, а в
экономических аспектах. Так, Копыстенский утверждал, что литовский князь Витовт поспособствовал появлению в ВКЛ своего митрополита для того, чтобы не вывозить богатства в Москву, где располагался общий митрополит для Литвы и Москвы: «...дань выбираючи, немалую сумму пенязей з Литвы до Москвы вывозил, Витолт, великое княжа Литовское, речь зрозумевни а провинциям своим, абы скарбу з добр своих до чужих рук не тратили.» [7: 1033].
Другая ипостась князя Витовта - эта даритель прав преимущественно православной церкви. М. Смотрицкий в «Obrona Verificaciey» упоминает Витовта среди правителей Руси - древнерусских, литовских и польских князей. Витовт, как и другие, давал и гарантировал права православной церкви русских земель [15: 354]. В контексте дарования привелеев, статутов, прав населению ВКЛ, Витовт выступал в некоторой степени образцом для подражания и сравнения. Например, в одном из своих православных произведений 1632 г. виленские братчики заявляли о достойности деяний польского короля славы и памяти Витовта (Александра): «...obaczyli artykuty w przywileiach pradziada naszego Krola Polskiego y naywyzszego wielkiego xiqz^cia Lithewskiego stawney y godney pami^ci Wtadystawa lagiety y teyze stawy y pami^ci Alexandra Witotta...» [23: 612].
Таким образом, обе Руси вырабатывают схожий образ княжения Витовта. Князь ассоциировался с событиями разделения православной митрополии и установлением своего митрополита в ВКЛ, что являлось продуманной и важной частью его политики с Московским княжеством [2: 91-123]. Витовт не выступал проблемным «местом памяти», а скорее положительным героем для обеих сторон, хотя православные и униатские трактовки создания собственной митрополии различались.
Следующий по частоте упоминаний среди великолитовских сюжетов - это Ягайло и период его княжения. Интересно, что Ягайло присутствует в основном в историческом дискурсе православной Руси. Его княжение и имя фигурируют в четырех произведениях (см. рис. 1) - все созданы после появления новопоставленных иерархов православной церкви. Сюда относятся произведения Копыстенского, Смотрицкого и виленских братчиков. Полемисты затрагивают несколько направлений деятельности князя - дарование привилегий Руси и его церковная политика. Особенно подчёркивается его принадлежность к православию через крещение по греческому образцу, крещение его братьев и через мать тверскую княжну [7: 1029; 24: 540-541]. Так, например, в «Палинодии» читаем: «...матка самого Ягелла, Руска княжна Тверская. Ягелло был веры Руской, гды все 12 братия его были веры Грецкой, и все 11 братов Яггеловых в Рускую
веру были крещены» [7: 1028-1029]. Периодически упоминается его жена Ядвига. В православном историческом дискурсе княжение Ягай-ло не выступает проблемным местом памяти и негативных оценок не имеет, скорее наоборот, т. к., по мнению полемистов, литовский князь выступал покровителем православной церкви в ВКЛ. Обсуждалось ли это в широких кругах? С одной стороны, мы не наблюдаем, чтобы униатская сторона развивала сюжеты княжения Ягайло, с другой стороны, «Synopsis» и «Supplementum Synopsis» 1632 г. создавались для конвокационного сейма, после которого православие было легализовано. Обсуждение деятельности Ягайло и трансляция памяти о нём не была столь масштабной, как память о Флорентийском соборе и князя Витовте, но всё же могла выходить за рамки обсуждений православных интеллектуалов.
Тема присоединения древнерусских земель к Литве тоже циркулирует в основном в православном историческом дискурсе. Во-первых, этот сюжет вызывал интерес у церковных деятелей в разное время, как в начале XVII в., так и ближе к середине столетия. Здесь отметим работы анонимного автора «Перестроги» (1605), «Палинодию» З. Копыстенского (1621), «Obrona Verificaciey» М. Смотрицкого (1621). Во-вторых, процесс присоединения Руси к Литве и Польше понимался по-разному: либо как добровольное присоединение, либо как покорение хитростью. Разброс мнений, вероятно, связан с отличием источников, которыми пользовались полемисты для написания своих трудов. В «Перестроге» предлагается развернутый отрицательный взгляд на подчинение «руских» князей: «...же потомкове оных по-божных и благочестивых самодержцов, княжет Руских, света сего красотами уведенные, а науками не выученные, впали в великое лакомство около панованья и великую хтивость взяли, розделили-ся... а на помочь противко собе суседов пограничных приводячи, яко Венгров, Поляков и Литву, великое кровопролитие межи собою чинили. За чим оные помочники победивши супостатов, их потом и самих побеждали, и панство Руское в руки их приходило.» [11: 204].
Для М. Смотрицкого [15: 392] вступление «руских земель» в Великое княжество Литовское понимается как очередной этап получения и подтверждения уже имеющихся прав со времён Владимира и Ярослава Мудрого [19: 1586]. Подобные представления характерны и для православных в «Synopsis» (1632 г.) на конвокационном сейме [24: 540]. Объединение ВКЛ и Польши православных полемистов интересовало тоже с точки зрения подтверждения уже имеющихся прав и свобод. В «Supplementum Synopsis» виленские братчики обращали внимание на зафиксированные права в Статутах ВКЛ и их подтверждение Польшей [23: 611-612]. Сюжеты прав больше интересовали
православную сторону, поскольку для них остро стояла проблема легализации православной церкви в Речи Посполитой. Поэтому исторические апелляции носили в основном утилитарный характер.
Следующее по частоте упоминания является княжение Владимира Ольгердовича. Князь упоминается в 3 полемических произведениях - 2 униатских и 1 православном (см. рис. 1). Однако упоминания о деятельности самого литовского князя носят отрывочный характер: он либо кратко упоминался у православного полемиста П. Могилы [9: 59] («Сказания Петра Могилы о чудесных и замечательных явлениях в церкви православной»), либо связывался с заключением митрополита Дионисия («Sowita wina» [22: 450], «Оборона унии» Л. Кревзы [8: 232]). Затем лишь в двух полемических трудах упоминается его отец, князь Ольгерд. Княжение Ольгерда и упоминания об его жёнах занимают небольшое место в историческом дискурсе о великолитовском прошлом и интересуют лишь Л. Кревзу и М. Смотрицкого. Л. Кревза в «Оборони унии» [8: 231], перечисляя всех митрополитов Руси, упоминал о княжении Ольгерда и его православной жене тверской княжне. Униатский полемист не раскрывал деятельность литовского князя, не говорил о принятии Ольгердом православия, что делал его оппонент М. Смотрицкий. Для Кревзы важна актуализация церковной истории и митрополитов для доказательства своей точки зрения. М. Смотрицкий в «Obrona verificaciey» тоже рассматривал семью князя Ольгерда. Полемист убеждал своих религиозных соперников в том, что Литва, несомненно, приобщалась к христианству греческого образца. О чём свидетельствует, в том числе, женитьба Ольгерда на княжне Марии, дочери тверского князя. По этой причине князь принял православие [15: 414]. Отметим, что образ самого князя Ольгерда в полемике раскрывается больше, чем образ его сына Владимира Ольгердовича, и не выступает местом консенсуса, поскольку обе Руси актуализируют разное в князе. Хотя мы не можем говорить о негативном образе князя для русской истории. Что касается его тверской жены, то полемисты сходятся во мнении по поводу её религиозной принадлежности. Женские образы в полемике более однозначные и менее раскрытые по сравнению с мужскими (кроме древнерусской княгини Ольги). В них сделан упор на происхождении и религиозной принадлежности княжны, вышедшей замуж за литовского великого князя. В целом православная сторона приводила больше подробностей о велико-литовских правителях, если они приобщались к православной вере или покровительствовали ей. Сложно сказать, являлся ли Ольгерд, его сын или жена местами памяти Руси, т. к. они встречаются всего в 1-3 произведениях, зачастую как краткое упоминание. Это касается и остальных героев, указанных в диаграмме сюжетов (см. рис. 1) всего
по одному разу - здесь приходится говорить скорее об исторических взглядах интеллектуалов.
Итак, завершая данное исследование, заметим, что православные и униатские полемисты русской земли/Руси довольно часто привлекали исторические сюжеты для своей аргументации в борьбе с оппонентами в вопросе подчинения Киевской митрополии. Проведя анализ корпуса полемических работ православных и униатов, можно предположить, что конструирование нарратива «своего прошлого» включало в себя не только древнерусские сюжеты (христианские миссии на Руси, деятельность Ольги, крещение Руси Владимиром и т. д.), но и великолитовские события. Русь и Литва часто действовали совместно в нарративах полемистов первой половины XVII в., а русские земли находились под властью великих литовских князей, что тоже рассматривалось как «своё прошлое». Ключевыми местами в исторической памяти, как показало исследование, для православной и униатской стороны дискуссии являлись сюжеты Ферраро-Флорен-тийского собора, присоединения древнерусских земель к Литве, правовых отношений Литвы и Руси, действия литовских князей. Главным проблемным местом памяти из великолитовской истории можно считать Флорентийскую унию, мнения о которой среди представителей Руси Речи Посполитой были совершенно противоположные. Наиболее важными фигурами из великих князей литовских для Руси являлись Витовт и Ягайло. Они не всегда воспринимались разными сторонами одинаково и с одинаковым интересом, но их деятельность оценивалась положительно для русского народа. Говоря о литовской княжеской власти, полемистов интересовали, прежде всего, законодательные аспекты их деятельности, церковная политика и вероисповедание.
Важно отметить, что историческая аргументация полемистов расширялась постепенно, на каждом новом этапе дискуссии включались всё новые и новые сюжеты и герои. В ранних полемических произведениях (еще до Брестской унии) уделяется не так много внимания светской истории ВКЛ, обращение к сюжетам ВКЛ чаще проявляется с конца XVI в. (после заключения унии). Здесь стоит отметить, что интерес к «своей истории» возникает не только по отношению к вели-колитовскому прошлому, но и к древнерусскому и польскому периоду. Для периода религиозной полемики первой половины XVII в. в целом было характерно утилитарное использование исторических сюжетов для объяснения или оспаривания современного положения Церкви. Исторические события Древней Руси и ВКЛ соседствовали на страницах полемических произведений, формируя нужную доказательную базу для униатской и православной церкви. Различными сторонами
она могла излагаться с разными акцентами и интерпретациями, особенно если обращаться к спорам о церковной унии. Несомненно, религиозные дискуссии становились катализаторами для споров о «своей истории», способствовали актуализации древнего прошлого и укреплению/появлению «мест памяти» для русских земель. Наконец, обращение к литовскому прошлому помогало формированию этнических представлений о «своей» общности и способствовало созданию «своего» исторического нарратива.
ЛИТЕРАТУРА
1. Алпатов М.А. Русская историческая мысль и Западная Европа XII-XVII вв. М.: Наука, 1973. 476 с.
2. Афанасенко Ю.Ю. Новогрудский собор 1415 г. в церковной политике великого князя Витовта // Studia Histórica Europae OrientaLis. Исследования по истории Восточной Европы. 2015. № 8. С. 91-123.
3. Веремеев С.Ф. Ипатий Потей - христианин, сенатор, епископ: между Востоком и Римом // Палеоросия. Древняя Русь: во времени, в личностях, в идеях. 2021. № 1 (13). С. 52-73. DOI: 10.47132/2618-9674_2021_1_52
4. Дворниченко А.Ю., Кудрявцева Р.-Е.А. Феномен Великого княжества Литовского в научном дискурсе рубежа тысячелетий // Былые годы. 2019. Т. 3. № 53. С. 935-955. DOI: 10.13187/bg.2019.3.935
5. Дмитриев М.В. Между Римом и Царьградом. Генезис Брестской церковной унии 1595-1596 гг. М.: Изд-во Московского ун-та, 2003. 320 с.
6. История о разбойничьем Флорентийском соборе // Русская историческая библиотека, издаваемая Археографической комиссией. Т. 19. СПб.: Сенатская типография, 1903. Стб. 433-476.
7. Копыстенский З. Палинодия // Русская историческая библиотека, издаваемая Археографической комиссией. Т. 4. СПб.: Типография и Хромолитография А. Траншеля, 1878. Стб. 313-1200.
8. Кревза Л. Оборона унии // Русская историческая библиотека, издаваемая Археографической комиссией. Т. 4. СПб.: Типография и Хромолитография А. Траншеля, 1878. Стб. 157-312.
9. Могила П. Сказания Петра Могилы о чудесных и замечательных явлениях в церкви православной // Архив Юго-Западной России. Т. 7. Ч. 1. Киев: Типография ГТ. Корчак-Новицкого, 1887. С. 49-132.
10. О единой истинной православной вере // Русская историческая библиотека, издаваемая Археографической комиссией. Т. 7. СПб.: Типография А.М. Котомина и Ко, 1882. Стб. 633-938.
11. Перестрога // Акты, относящиеся к истории Западной России. Т. 4. СПб.: В типографии Эдуарда Прана, 1851. С. 203-236.
12. Потей И. Гармония Восточной Церкви с костелом Римским // Русская историческая библиотека, издаваемая Археографической комиссией. Т. 7. СПб.: Типография А.М. Котомина и Ко, 1882. Стб. 169-222.
13. Потей И. Уния Греков с костелом Римским // Русская историческая библиотека, издаваемая Археографической комиссией. Т. 7. СПб.: Типография А.М. Котомина и Ко, 1882. Стб. 111-168.
14. Скарга П. О единстве церкви Божией // Русская историческая библиотека, издаваемая Археографической комиссией. Т. 7. СПб.: Типография А.М. Котомина и Ко, 1882. Стб. 223-526.
15. Смотрицкий М. Obrona Verificaciey // Архив Юго-Западной России. Т. 7. Ч. 1. Киев: Типография Г. Т. Корчак-Новицкого, 1887. С. 345-442.
16. Филалет Х. Апокрисис // Русская историческая библиотека, издаваемая Археографической комиссией. Т. 7. СПб.: Типография А.М. Котомина и Ко, 1882. Стб. 1003-1820.
17. Флоря Б.Н. Исследования по истории Церкви. Древнерусское и славянское средневековье: Сборник. М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2007. 436 с.
18. Флоря Б.Н. Кризис организационных структур православной церкви в XVI в. // Брестская уния 1596 г. и общественно-политическая борьба на Украине и в Белоруссии в конце XVI - начале XVII вв. Ч. 1. М.: Индрик, 1996. С. 33-41.
19. ЧупрынаЮ.А. Польско-литовская власть и православная Русь в трудах полемистов конца XVI - первой трети XVII вв. // Былые годы. Российский исторический журнал. 2021. Т. 16. № 4. С. 1586. DOI: 10.13187/bg.2021.4.1583
20. Шлевис Г.П. Виленское православное Свято-духовное братство // Православная энциклопедия / под ред. Патриарха Московского и всея Руси Алексия II. Т. 8. М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2004. С. 480-484.
21. SkupienskiK. Rozmowa albo reUatia rozmowy dwoch Rusinow, schismatika z unitem // Архив Юго-Западной России. Т. 7. Ч. 1. Киев: Типография Г.Т. Кор-чак-Новицкого, 1887. С. 650-732.
22. Sowita wina // Архив Юго-Западной России. Т. 7, ч. 1. Киев: Типография Г.Т. Корчак-Новицкого, 1887. С. 443-510.
23. Supplementum Synopsis // Архив Юго-Западной России. Т. 7. Ч. 1. Киев: Типография ГТ. Корчак-Новицкого, 1887. С. 577-649.
24. Synopsis // Архив Юго-Западной России. Т. 7. Ч. 1. Киев: Типография Г.Т. Корчак-Новицкого, 1887. С. 533-576.
REFERENCES
1. Alpatov, M.A. (1973) Russkaya istoricheskaya mysl' i Zapadnaya Evropa XII-XVII vvv [The Russian historical thought and Western Europe of the 12th-17th centuries]. Moscow: Nauka.
2. Afanasenko, Yu.Yu. (2015) Novogrudskiy sobor 1415 g. v tserkovnoy poLitike veLikogo knyazya Vitovta [The Novogrudok Council (1415) in Church Policy of Grand Duke Vytautas]. Studia Historica Europae Orientalis. 8. pp. 91-123.
3. Veremeev, S. (2021) Ipatius Potey: A Christian, senator, bishop. Between the East and Rome. Paleorosiya. Drevnyaya Rus': vo vremeni, v lichnostyakh, v ideyakh - Paleorosia. Ancient Rus in Time, in Personalities, in Ideas. 1(13). pp. 52-73. (In Russian). DOI: 10.47132/2618-9674_2021_1_52
4. Dvornichenko, A.Yu. & Kudrayvtseva, R.-E.A. (2019) The Phenomenon of Great Duchy of Lithuania in a Scholar Discourse on the Boundary of Millenniums. Bylye Gody. 53(3). pp. 935-955. (In Russian). DOI: 10.13187/bg.2019.3.935
5. Dmitriev, M.V. (2003) Mezhdu Rimom i Tsar'gradom. Genezis Brestskoy tserkovnoy unii 1595 -1596gg. [Between Rome and Constantinople. The Origin of the Brest Church Union of 1595-1596]. Moscow: Moscow State University.
6. Anon. (1903) Istoriya o razboynich'em FLorentiyskom sobore [The story of the robber Florence Cathedral]. In: Russkaya istoricheskaya biblioteka, izda-vaemaya Arkheograficheskoy komissiey [Russian Historical Library, Published by the Archaeographic Commission]. VoL. 19. St. Petersburg: Senate Printing House. CoL. 433-476.
7. Kopystenskiy, Z. (1878) PaLinodiya [PaLinodia]. In: Russkaya istoricheskaya biblioteka, izdavaemaya Arkheograficheskoy komissiey [Russian Historica L Library, PubLished by the Archaeographic Commission]. VoL. 4. St. Petersburg: A. TransheL. CoL. 313-1200.
8. Krevza, L. (1878) Oborona unii [Defense of the Union]. In: Russkaya istoricheskaya biblioteka, izdavaemaya Arkheograficheskoy komissiey [Russian HistoricaL Library, pubLished by the Archaeographic Commission]. VoL. 4. St. Petersburg: A. TransheL. CoL. 157-312.
9. MogiLa, P. (1887) Skazaniya Petra MogiLy o chudesnykh i zamechateL'nykh yavLeniyakh v tserkvi pravosLavnoy [Legends of Peter MohyLa about MiracuLous and RemarkabLe Phenomena in the Orthodox]. In: Arkhiv Yugo-Zapadnoy Rossii [The Archive of Southwestern Russia]. VoL. 7(1). Kiev: G. T. Korchak-Novitsky. pp. 49-132.
10. Anon. (1882) O edinoy istinnoy pravosLavnoy vere [About the One True Orthodox Faith]. In: Russkaya istoricheskaya biblioteka, izdavaemaya Arkheogra-ficheskoy komissiey [Russian HistoricaL Library, PubLished by the Archaeographic Commission]. VoL. 7. St. Petersburg: A.M. Kotomin i Ko. CoL. 633-938.
11. Anon. (1851) Perestroga. In: Akty, otnosyashchiesya k istorii Zapadnoy Rossii [Acts ReLated to the History of Western Russia]. VoL. 4. St. Petersburg: Eduard Pran. pp. 203-236.
12. Potey, I. (1882) Garmoniya Vostochnoy Tserkvi s kosteLom Rimskim [Harmony of the Eastern Church with the Roman CathoLic Church]. In: Russkaya istoricheskaya biblioteka, izdavaemaya Arkheograficheskoy komissiey [Russian HistoricaL Library, PubLished by the Archaeographic Commission]. VoL. 7. St. Petersburg: A.M. Kotomin i Ko. CoL. 169-222.
13. Potey, I. (1882) Uniya Grekov s kostelom Rimskim [The Union of the Greeks with the Roman Church]. In: Russkaya istoricheskaya biblioteka, izda-vaemaya Arkheograficheskoy komissiey [Russian Historical Library, Published by the Archaeographic Commission]. Vol. 7. St. Petersburg: A.M. Kotomin i Ko. Col. 111-168.
14. Skarga, P. (1882) O edinstve tserkvi Bozhiey [On the Unity of the Church of God]. In: Russkaya istoricheskaya biblioteka, izdavaemaya Arkheograficheskoy komissiey [Russian Historical Library, Published by the Archaeographic Commission]. Vol. 7. St. Petersburg: A.M. Kotomin i Ko. Col. 223-526.
15. Smotritskiy, M. (1887) Obrona Verificaciey. In: Arkhiv Yugo-Zapadnoy Ros-sii [The Archive of Southwestern Russia]. Vol. 7(1). Kiev: G.T. Korchak-Novitsky. pp. 345-442.
16. Filalet, Kh. (1882) Apokrisis. In: Russkaya istoricheskaya biblioteka, izdavaemaya Arkheograficheskoy komissiey [Russian Historical Library, Published by the Archaeographic Commission]. Vol. 7. St. Petersburg: A.M. Kotomin i Ko. Col. 1003-1820.
17. Florya, B.N. (2007) Issledovaniya po istorii Tserkvi. Drevnerusskoe i slavyanskoe srednevekov'e: Sbornik [Research on the History of the Church. Old Rus and Slavic Middle Ages: Collection]. Moscow: Pravoslavnaya en-tsiklopediya.
18. Florya, B.N. (1996) Krizis organizatsionnykh struktur pravoslavnoy tserkvi v XVI v. [The crisis of the organizational structures of the Orthodox Church in the 16th century.]. In: Brestskaya uniya 1596 g. i obshchestvenno-politicheskaya bor'ba na Ukraine i v Belorussii v kontseXVI - nachaleXVII vvv [The Union of Brest in 1596 and the socio-political struggle in Ukraine and Belarus in the late 16th and early 17th centuries]. Vol. 1. Moscow: Indrik. pp. 33-41
19. Chupryna, Yu.A. (2021) The Polish-Lithuanian power and Orthodox Rus as portrayed in the works of polemicists in the late 16th - first third of the 17th centuries. Bylye Gody. 16(4). pp. 1583-1593. (In Russian). DOI: 10.13187/ bg.2021.4.1583
20. Shlevis, G.P. (2004) Vilna Orthodox Holy and Spiritual Brotherhood. In: Pravoslavnaya entsiklopediya [The Orthodox Encyclopedia]. Vol. 8. Moscow: Pravoslavnaya entsiklopediya. pp. 480-484.
21. Skupienski, K. (1887) Rozmowa albo rellatia rozmowy dwoch Rusinow, schismatika z unitem. In: Arkhiv Yugo-Zapadnoy Rossii [The Archive of Southwestern Russia]. Vol. 7(1). Kiev: G.T. Korchak-Novitsky. pp. 650-732.
22. Anon. (1887) Sowita wina. In: Arkhiv Yugo-Zapadnoy Rossii [The Archive of Southwestern Russia]. Vol. 7(1). Kiev: G.T. Korchak-Novitsky. pp. 443-510.
23. Anon. (1887) Supplementum Synopsis. In: Arkhiv Yugo-Zapadnoy Rossii [The Archive of Southwestern Russia]. Vol. 7(1). Kiev: G.T. Korchak-Novitsky. pp. 577-649.
24. Anon. (1887) Synopsis. In: Arkhiv Yugo-Zapadnoy Rossii [The Archive of Southwestern Russia]. Vol. 7(1). Kiev: G.T. Korchak-Novitsky. pp. 533-576.
Чупрына Юлия Алексеевна - лаборант-исследователь, аспирант кафедры истории России с древнейших времён до XX века Института истории Санкт-Петербургского государственного университета (Россия). Yulia A. Chupryna - St. Petersburg State University (Russia). E-mail: chupryna.yu1ya@mai1.ru
