CC BY
21
Вестник Томского государственного университета. История. 2023. № 81
Tomsk State University Journal of History. 2023. № 81
Научная статья
УДК 94 (477:47)"16"
doi: 10.17223/19988613/81/21
Маркеры идентичности в Малой Руси первой половины XVII в.:
религия и происхождение
Юлия Алексеевна Чупрына
Санкт-Петербургский государственный университет, Санкт-Петербург, Россия, chupryna.yulya@mail.ru
Аннотация. Рассматривается этническая идентичность населения Руси, входившего в состав Речи Посполитой в первой половине XVII в. На основе православной полемической литературы выделяются и сравниваются такие маркеры идентичности, как религия и происхождение. Используя контекстуальный анализ, автор отмечает актуализацию древнерусских сюжетов, этногенетических мифов и определяет их значимость в понимании «своей» общности. Особое внимание уделяется проблеме региональности и надрегиональности самоназваний, отражающих восприятие униатской Руси и Московского царства.
Ключевые слова: идентичность Малой Руси, этничность Руси, полемическая литература, православные полемисты
Благодарности: Статья подготовлена при поддержке гранта РНФ «Национальная идентичность в имперской политике памяти: история Великого княжества Литовского и Польско-Литовского государства в историографии и общественной мысли XIX-XX вв.» (соглашение №19-18-00073-П).
Для цитирования: Чупрына Ю.А. Маркеры идентичности в Малой Руси первой половины XVII в.: религия и происхождение // Вестник Томского государственного университета. История. 2023. № 81. С. 185-193. doi: 10.17223/19988613/81/21
Original article
Identity Markers in Little Rus' in the First Half of the 17th Century:
Religion and Origins
Yulia A. Chupryna
Saint Petersburg State University, Saint Petersburg, Russian Federation, chupryna.yulya@mail.ru
Abstract. The aim of our research is to find significant characteristics for inclusion of Rus of the first half of the 17th century in the ethnic group of the Polish-Lithuanian Commonwealth. Based on Orthodox polemical literature created by Rus ecclesiastical intellectuals, this article discusses markers of ethnic identity. One of the most popular points of view in historiography is the dominance of the religious marker as a defining "Ruthenianness" of the population of Little Rus. There is no doubt that for Orthodox polemicists belonging to the Orthodox faith it was of key importance: to be Rus means to be Orthodox. However, this kind of content of the identity of Rus does not exclude other aspects. There has been direct or indirect thought among Orthodox Church intellectuals about the importance of ancestry or blood. The discussion of the origins of Rus was heard against the background of the actualization of "one's own history" i. e. the history of Old/Kiev Rus'. The fact is that church hierarchs began to use historical subjects as arguments in the first third of the 17th century. They started to think about the origin of the people (using ethnogenetic myths), actualized Old Rus heroes and the glorious feats of the people. The boundaries between "one's own" and "others" community were becoming clearer. However, the Unitarian Rus was not initially excluded from the mental map of Ruthenia and was not presented as a separate nation, but was considered an individual religious community, which confirms the importance of other markers of identity.
Religion and origin are also important in uncovering the issue of regionalism and supra-regionalism of the self-names of the representatives of Little Rus'. Based on an analysis of Orthodox polemical literature, supra-regionalism was rarely heard in argumentation. Great part of the ethnic terminology, of course, refers to the regional concept of Rus within the Polish-Lithuanian Commonwealth, to the Orthodox metropolis. At the same time, it would also be wrong to deny supra-regionalism, since some intellectuals have promoted such ideas. Rather, we should speak of different points of view of the polemicists. There was interest in the Moscow Tsardom, despite the cautiousness of the first authors and their followers. Supra-regionalism was manifested in appeal to a common religion and origin, but was not specific to all orthodox intellectuals.
Keywords: identity of Little Rus', ethnicity of Rus', polemical literature, Orthodox polemicists
© Ю.А. Чупрына, 2023
Acknowledgements: This article was supported by the grant of the Russian Science Foundation "National Identity in the Imperial Policy of Memory: History of the Grand Duchy of Lithuania and the Polish-Lithuanian State in Historiography and Public Thought in the 19th-20th Centuries" (Project No. 19-18-00073-P).
For citation: Chupryna, Y.A. (2023) Identity Markers in Little Rus' in the First Half of the 17th Century: Religion and Origins. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Istoriya - Tomsk State University Journal of History. 81. pp. 185-193. doi: 10.17223/19988613/81/21
Одной из важных категорий при характеристике того или иного народа является его коллективная идентичность. В научной среде наблюдается неугаса-ющий интерес в отношении этничности восточнославянских народов, особенно будущих украинцев и белорусов. Что понималось под Русью / Малой Русью / «руским народом», живущими в составе Речи Поспо-литой в первой половине XVII в.? Какой маркер идентичности был определяющим: религия, язык, обычаи, кровь, территория или историческое прошлое? Каково соотношение религиозного и этнического? В современной отечественной и зарубежной историографии этой проблеме уделено немало внимания, однако вопрос до сих пор остается открытым. Конечно, свое влияние на интерпретацию идентичности будущих украинцев и белорусов оказывают и политические реалии, и интеллектуальные «бои» за историю, и построение национальных нарративов на постсоветском пространстве. За последние несколько лет вышло около десятка сборников, так или иначе связанных с данной тематикой, организовываются международные научные конференции и целые проекты. Если раньше акцент делался на наличие или отсутствие украинской нации, то теперь наблюдается интерес исследователей и к другим аспектам идентичности.
В этом исследовании мы предлагаем взглянуть на вопрос этнических маркеров через такой источник, как полемическая литература, созданная в конце XVI -первой половине XVII в. в Речи Посполитой отдельными церковными интеллектуалами и братствами -представителями от руси / Руси. Став ответом на принятие Брестской унии и притеснения в отношении православия, она несет в себе не только религиозные споры православных с униатами, но и попытки осмысления «своей» общности, исторической судьбы народа. Всего для анализа привлечено 24 работы, 15 из которых - кириллические издания и 9 - польскоязычные. Основными памятниками для изучения стали «Палинодия» Захарии Копыстенского (1621), «Протестация» Иова Борецкого (1621), «Synopsis» и «Supplementum» Synopsis виленских братчиков (1632), работы Мелетия Смотрицкого, Ивана Вишенского и др.
Полемическая литература с конца XX в. все чаще оказывается в центре внимания исследователей как источник именно в работах о национальном самосознании, этничности, памяти и национальном наррати-ве. На ее основе рассматриваются и оспариваются значения понятий «Русь», «Украина», «Великая и Малая Русь / Россия», «руский народ», анализируется зарождение раннемодерной нации. Ключевым вопросом остается наполнение этих самоназваний, т.е. что в источниках раннего Нового времени понималось под «Русью» или «Малой Русью», а также проблема реги-
ональности и надрегиональности понятий. Что было основой коллективного сознания? Здесь мы видим значительный разброс мнений, порой взаимоисключающих друг друга.
В контексте изучения национального и этнического сознания исследователи либо стремятся выделить один маркер идентичности - им зачастую становится православная религия, либо уклончиво не дают конкретного ответа, либо доказывают существование разных маркеров идентичности в зависимости от контекста использования самоназваний. Разные интерпретации наполнения понятия «Русь» предлагаются по целому ряду причин: привлечение источников разного характера, рассмотрение различных общностей (шляхта, казачество, церковные деятели), разнородность населения самой Речи Посполитой в религиозном и этническом плане. Так, одна из доминирующих точек зрения относительно наполнения понятия «Русь» / «руский народ» -это православная религия, которая определяет принадлежность к руси, т.е. православный приравнивается к «рускому». Сторонники данного подхода О.Б. Немен-ский [1, 2] и М.В. Дмитриев [3], опираясь на полемическую литературу, рассматривают идентичность Руси в рамках конструктивизма как воображаемое сообщество. В то же время в их подход вносятся коррективы и оговорки. С ними полемизирует Д.В. Боднарчук, у которого определяющий маркер идентичности - это кровь / происхождение [4. С. 148].
Другая группа исследователей обращает внимание на многоаспектность и многосоставность идентичности Руси: Д. Брожди-Беркофф [5], Н.Н. Яковенко [6], С.Н. Плохий [7] и т.д. Хотя историки могут и не сходиться во мнениях, но в их работах в целом прослеживается идея о сложности и неоднозначности интерпретации наполнения понятия «руского народа» Речи Посполитой, а также постулируется отсутствие единой идентичности. Ставится под сомнение и существование на рубеже XVI-XVII вв. как такового национального самосознания (Д.Ю. Степанов) [8], которое ищут многие исследователи. Обсуждается и вопрос «общерусской» идентичности Руси и Москвы. Надрегио-нальная идентичность интересует разных историков: Б.Н. Флорю [9], П.М. Саса [10], С.Н. Плохия [7], Т. Хо-дану [11] и т.д. Обобщая их разработки, заметим, что в конечном итоге имеем противоположные точки зрения: Москва либо включалась в рамки «своей» идентичности и «своего» пространства, либо исключалась из него. Во многом ту или иную оптику задает историческая школа, к которой относится исследователь.
Несмотря на разность трактовок, исследователи стремятся к диалогу, о чем свидетельствует исторический проект «Восточные славяне в поисках новых надрегиональных идентичностей в конце XV - сере-
дине XVIII в. в контексте зарождения модерных наций в Европе» [12-15]. Проект объединил в себе исследователей России, Украины, Белоруссии, Польши и Литвы. Главной его идеей стал анализ надрегиональных идентичностей, поиск национального самосознания и раннемодерных наций, возникших на территории бывшей Древней Руси. И хотя историки не пришли к конкретным обобщающим выводам относительно региональности и надрегиональности восточнославянских идентичностей, это не умаляет значимости и успехов проделанной работы.
В силу разнообразия точек зрения и интерпретаций понятий необходимо очертить наши терминологические рамки. В православной полемической литературе устойчиво используются понятия Малая и Великая Русь / Россия. Названия Малая и Великая Русь относятся к греческой терминологической традиции константинопольских патриархов XIV в. [16; 17. С. 41]. Само понятие «Великая Русь / Россия» появилось гораздо раньше: первые упоминания в византийских источниках относятся к XII в., - и означало всю территорию Киевской Руси [18. С. 257-258]. Дальнейшие изменения связаны с распадом Киевской Руси на земли (волости) и появлением новой митрополии - в Га-лицко-Волынской Руси. В XIV в. появляется понятие «Малая Русь / Россия», которое греками относилось к митрополии Галицко-Волынского княжества, а понятие «Великая Русь» распространялось на все остальные земли, включая Москву и Киев. В греческих источниках XV-XVI вв. Киев относится к Малой России, а Московская Русь соответствует Великой России [19, 20]. Такие представления о восприятии сохраняются к XVII столетию. В рассматриваемых нами православных полемических сочинениях не разъясняется, что подразумевалось под Малой и Великой Русью: для церковных деятелей начала XVII в. все было ясно и понятно. Конечно, в основном терминология употребляется в религиозном контексте границ митрополии, хотя для церковных интеллектуалов ментальные географические рамки несколько размыты. С одной стороны, они ограничены православной верой и митрополией, а с другой - представлениями об исторических условиях, в которых апостол Андрей Первозванный ходил по землям Руси от Киева до Новгорода, и о всех землях, вошедших в состав Великого княжества Литовского. Но в большинстве случаев Малая Русь / Русь / «руский» народ отожествляется с Русью в границах Речи Посполитой, а Великая Русь - с Московским царством, «Велекоросское або Московское» [21. Стб. 863; 22. Стб. 9; 23. С. 130, 170].
Что же касается термина «Украина» / «украинский», то он встречается не так часто, как можно было предположить, - всего несколько раз на просторах православных полемических трудов первой трети XVII в. Вполне возможно, что в дальнейшем эта терминология станет проявляться чаще. У Мелетия Смотрицкого упоминается неоднократно в «Верификации невинности» (1621): «ieden do wszech w оЬес obywatelow икшп-пусЬ>, «а drugi uniwersalny do wszytkich obywatelow wojew6dztwa Wolynskiego у Ukrainskiego...» [24. С. 284]; tamtych temn nieprzyiacielowi blizszych кгатаЛ,
na Wolyniu, na Ukrainie, na Podolu y na Podgorzu maj^ce» («.. .в тех более близких землях этого врага, на Волыни, в Украине, Подолье и Подгорье.») [Там же. С. 324]. Заметно четкое деление территории. Пространство бывшей Древней Руси делится на регионы: Волынь, Украина, Подолье, Подгорье. Отмечается использование термина «Украина» / «Украйна» у Захарии Копы-стенского [21. Стб. 1135] и Иова Борецкого [25. C. 16], но крайне редко, у З. Копыстенского - однажды, а у И. Борецкого - три раза. Название «Украина» примечательно тем, что оно новое - ранее у других православных полемистов не встречалось. Для церковных деятелей было привычнее использовать обобщающие понятия «наша земля Руская», «Русь», «Малая Русь», а термин «Украина» в обозначенных случаях использования имеет территориальное значение.
Итак, переходя к результатам анализа, отметим, что магистральная тема рассматриваемых нами источников религиозная, а не историческая или этническая. Интерес к «своей» общности, к судьбе народа появляется не сразу, а ближе к 20-м гг. XVII в., хотя полемика с униатами и католиками началась еще в конце XVI в. В 20-е гг. XVII в. отмечается осмысление «своей» общности через историю. Поднимаются вопросы происхождения Руси, ее славных предков и героев, приобретения прав и свобод. Из Киева все чаще слышны голоса о Малой и Великой Руси / России. Прослеживаются постепенное развитие аргументации и расширение сюжетов за счет «своего» прошлого.
Конечно, сложно отрицать доминирование такого маркера идентичности, как православная вера. Действительно, часто самоназвания «Русь» / «Малая Русь», «росский» или «руский народ» используются в религиозном контексте, т.е. соотносятся с православной общностью: быть русским - значит быть православным. Дело в том, что главная тема полемической литературы - это право на православную веру, поэтому вполне естественно, что ключевой составляющей выступает именно религия. Для полемистов главное, чтобы «руский народ» был православным, поэтому церковные деятели используют и соответствующую терминологию.
Так, Герасим Смотрицкий (отец Мелетия Смотриц-кого) использует выражения «правое веры народове руские» [26. С. 238], «правоверные народове руские» [Там же. С. 242]. У Ивана Вишенского тоже в самоидентификации прослеживается роль религии - «благочестивый руский народе» [23. C. 132]. Или же у Мелетия Смотрицкого в «Obrona Verificaciey» комментарий в отношении униата: «iaki Redargutor iest Rusin, ktory Wschodniey sw. cerkwie prawa i zwyczaie depce y wiedziec o nich nie chce...?» [27. C. 347] - «.какой же есть русин, если он Восточной церкви права и обычаи топчит и знать о них не хочет» (перевод по О.Б. Не-менскому [1. С. 185]). У Захарии Копыстенского находим: «...абы Руси не было в Руси, то есть речь неподобная» [21. Стб. 957]; «Але речет хто: "не хочемо мы Руси отменяти в Руси". Ба, и не можете!» [Там же. Стб. 958]. Полемист, по сути, соглашается с тем, что Русь должна быть в Руси, т.е. православная религия должна быть на Руси, в «руском» народе. На протяжении всего текста «Палинодии» в самоназваниях народа
подчеркивается его принадлежность к православию: «у нас старой правоверной России...» [21. Стб. 319], «нас Россов православных.» [Там же. Стб. 321].
С другой стороны, нельзя сказать, что такое наполнение идентичности руси исключает другие аспекты. Среди православных церковных интеллектуалов прямо или косвенно звучала мысль о важности происхождения, или крови. Они, безусловно, не находились в идейном вакууме, активно взаимодействовали с идеями своих предшественников. Большое влияние на творчество полемистов первой половины XVII в. оказывала польская историческая традиция ХУ-ХУ вв. Мифологемы о Руси, заложенные в польских хрониках, транслировались и воспринимались не только католическими интеллектуалами, но и православными. Польские хронисты обозначили вопросы этногенеза восточных славян, происхождения государственности, они открывали Русь для Запада. Полемисты не оставались в стороне и использовали имеющиеся в их арсенале концепции. Православные церковные деятели были знакомы с работами Я. Длугоша, М. Меховского, Б. Ва-повского, М. Кромера, Марчина и Иоахима Бельских, М. Стрыйковского, а также итальянца А. Гваньини [28. С. 50]. Другим значимым источником для полемистов стали летописи из Московского царства и Библия, которая давала поле для создания этногенетического мифа и включения «своего» народа в общемировую историю. Таким образом, книги были мощным каналом передачи информации, как реальных фактов, так и исторических мифов.
Рассуждения о происхождении руси звучали на фоне актуализации «своей» истории, т.е. истории Древней / Киевской Руси. Дело в том, что в первой трети XVII в. церковные иерархи в полемике стали использовать в качестве аргументов исторические сюжеты: задумались о происхождении народа (использовали этноге-нетические мифы), актуализировали древнерусских героев (князей Владимира, Ярослава Мудрого, Олега, княгиню Ольгу, апостола Андрея Первозванного) и славные подвиги народа.
В подтверждение идеи о внимании к происхождению обратимся к «Апокрисису» Х. Филалета (15971599), где присутствует характерное высказывание: «Обачать, же вера наша не для того Греческою назы-вана бывает, жебысмо мы все, што ее держимо, Греками быти мели (бо не естесмо Греками все, але ато некоторыи и Руского и Литовского народу); але для того, же продкове наши тую веру наперед приняли от патриархов, в Греции мешкаючих...» [29. Стб. 1152]. Полемист поясняет, почему они называются греками -не потому, что народ греки, а потому, что религия греческая и приняли их предки от греческих патриархов. А народ может быть другой - «руский» народ. Соответственно, полемист аккуратно разводит категории народа и религии: народ «руский» и вера греческая.
Отдельные упоминания об утрате привычного порядка вещей, обычаев находим в анонимной «Пере-строге» (1605-1606): полемист критикует знатные русские роды за смешанные браки. Русь настигает проникновение польских обычаев и наук через отход родов от православия: «Читаючи кроники Польскиу знайдеш
о том достаточне, як Поляци Руские паньства пообсе-дали, поприятелевшися з ними, и, царские цурки свое за Русинов давши, через них свое обычае оздобные и науку укоренили, так, иж Русь посполитовавшися з ними...» [30. С. 204]. В данном случае под обычаем понимаются православная культура и модель социальных отношений. С другой стороны, несмотря на то что «руское» панство изменило вероисповедание, прониклось польской культурой, оно от этого не называется «польским» панством, не исключается из категории руси. Полемист учитывает, чьи они потомки, кто их прародители, заветам которых «руское» панство не следует [Там же. С. 205].
На отход от православия представителей знатных родов обращали внимание и Мелетий Смотрицкий в «Треносе» (1610) [31. С. 313], и Иван Вишенский в ответе Петру Скарге [23. С. 147]. В другой своей работе Мелетий Смотрицкий делает конкретное заявление: «.не вера русина русином, поляка поляком, литвина литвином делает, но происхождение и кровь русская, польская и литовская» («Nie wiara abowiem Rusina Rusinem, Polaka Polakiem, Litwina Litwinem czyni: ale urodzenie i krew Ruska, Polska, y Litewska») [32]. Этот момент исследователями трактуется по-разному: если Д.В. Боднарчук видит в высказываниях М. Смотриц-кого маркер идентичности «происхождение» / «принадлежность по крови» [33], то М.В. Дмитриев оспаривает данное утверждение, сводя все к религиозной трактовке [34. С. 359]. В любом случае вопрос происхождения поднимался не только Мелетием Смотрицким, высказывание которого о крови цитируются из работы в работу многими исследователями. Происхождение затрагивали и анонимный автор «Перестроги», и Иван Вишенский, и уже упомянутый Мелетий Смотрицкий. Вопрос о значимости кровнородственных связей непрост, ведь для церковных деятелей важнее духовные связи с церковью, нежели мирские, однако переставшие быть православными русинские роды полемистами продолжают относиться к категории Руси.
В 20-е гг. XVII в., когда православные полемисты обратили свое пристальное внимание на древнее прошлое Руси, в их работах появилось выражение «старожитный народ Руский». Характерным примером служит «Synopsis» (1632), созданный виленскими братчиками для сейма, - «przezacny starowieczny narod Ruski» [35. С. 534]. Текст представляет собой во многом исторический нарратив, который повествует о приобретении и подтверждении прав и свобод православного «руского» народа в рамках Древней Руси и Речи Посполитой. В «Палинодии» еще ранее был представлен исторический нарратив о героическом прошлом Руси, о славном происхождении от рода Иафета и о путешествии апостола Андрея по Руси. Про древность, героическое прошлое народа и обычаи говорит и новопоставленный митрополит Иов Борецкий. Все это тоже может служить подтверждением интереса к происхождению руси, реальному или мнимому.
Захария Копыстенский в четвертой части «Палинодии» уделяет внимание этногенетическому мифу. Он приводит библейскую легенду происхождения народов от Сима, Хама, Яфета, прочитав о ней у Стрый-
ковского: «В том благословеном Яфетомо поколеню народ Российский найдуется, который и доныне в Афетовом поделе и державе седит. Той народ Яфетов широкий барзо был, и славен, для чего и Славенским был назван. Мужным теж и валечным был той народ и славным рицерскою делностию еще за часу войны Троянской» [21. Стб. 1102-1103]. Полемист называет народ России «народ Яфето-Росский Славенский» [Там же], т.е. соотносит его с прародителем Иафетом, что было популярно для того времени. Кроме того, отнесение славян и сарматов ко владениям Иафета присутствует в восточнославянской летописной традиции. Также полемист объясняет происхождение названия «славянский народ» от славы и ссылается на «Словенскую Хронику».
Если сравнивать отношение православного полемиста к сарматской теории, то он ее принимал, рассуждал в рамках сарматского дискурса, но продвигал и библейскую теорию, которая для него, возможно, главнее. Две этногенетические легенды соседствуют и не противоречат у Копыстенского. Подобное смешение легенд присутствует и у Стрыйковского, с трудами которого был знаком православный иерарх. Однако такие углубления в историю не свойственны всем полемистам, вопрос происхождения зачастую прямо не вставал на повестку дня. Захарий Копыстенский попытался создать полемический труд, во многом исторический.
О популярности библейского мифа о происхождении говорит и цитата из «Протестации» Иова Борецкого. Дадим ее в переводе на современный русский язык: «Что касается казаков: мы знаем об этих рыцарственных людях, которыми они являются. Мы знаем об этих рыцарях, что они - наши люди, наши братья и верующие христиане. Ибо это русский народ, древнее племя семени Иафета, которое с Черным морем и землями греческой империи впитал в себя Греческую империю» [25. С. 15]. И. Борецкий, как и З. Копыстенский, относит русский народ к роду Иафета, а вместе с ним и казачество.
Таким образом, приходим к нескольким выводам. Во-первых, лишь малая часть православных церковных интеллектуалов проявляла в полемике интерес к вопросам происхождения Руси. Однако это не говорит о том, что интереса не было. В 1621 г. параллельно создаются два полемических труда, в которых присутствует этногенетический миф. Ввиду разнообразия концепций возможно смешение разных мифов, но наибольший интерес у полемистов вызывает, безусловно, библейское происхождение от рода Иафета. Во-вторых, апелляции к прошлому возникают на фоне назначения нового митрополита Иова Борецкого иерусалимским патриархом Феофаном IV, поэтому носит утилитарный характер. В-третьих, представления о происхождении народа свидетельствуют об интересе к «своему прошлому» и к конкретизации «своей общности». Православные церковные интеллектуалы не выходят за рамки сложившегося на тот момент дискурса.
Здесь встает логичный вопрос: рассматривались ли униаты в этническом плане как Другое, если они сменили веру? Ведь униаты вызывали у православных
церковных деятелей нелестные отзывы, они считались отпавшей частью, неправильной и ложной русью. В «Verificatia niewinnnosci» у М. Смотрицкого находим такие рассуждения (перевод по О.Б. Неменскому [1]): «Мы - русь восточного послушания и вероисповедания - люди mere религии греческой католической; паны поляки и литва - западного послушания и вероисповедания люди mere религии римской католической. Они между нами с римлянами что-то non merum, неискреннее что-то, но fictum, что-то вымышленное, ни то, ни се» [24. С. 325]. В «Obrona Verificaciey» полемист продолжает наделять религиозных противников отрицательными эпитетами: «Plochy to Rusin» [Там же С. 359] - «плохой то русин»; «chytry ten zmyslony Rusin» [Там же. С. 361] - «лукавый, выдуманный русин»; «wy nowa Rus» [Там же. С. 379] - «вы новая Русь»; «miedzy nami starozytney graeckiey religiey, Rusi^, a miedzy Rusi^ odstçpn^, to iest apostatami naszym» [36. С. 597] - «между нами, древнегреческой религией, русами, и между отклонившимися ру-сами, то есть нашими отступниками». Другой поборник православия, Иван Вишенский, неоднократно называл униатов изменниками и «дурной Русью» [23. С. 24]: «Тепер в нас тая дурная Рус жития чистого ищет» [Там же. С. 41]; «дурное Руси, чистца по смерти немаш» [Там же. С. 161]; «але зменников руских искореняет» [Там же. С. 34].
Такие громкие возгласы православной стороны отражали накал страстей и эмоций в борьбе за свои права и свободы в Речи Посполитой, но важно заметить, что рассуждения об униатах продолжались в категориях «Руси». Примечательно, что даже Иван Вишенский, один из самых ярых поборников православия, обращается к своему противнику П. Скарге как к представителю Руси: «"Мало ли есть святых латынских, которых и вы, Русь, в календарю славите". - Есть. Тако, Скар-го!» [Там же. С. 194]. Однако отрицать размежевание сторон тоже будет неверным. Для православных церковных интеллектуалов униаты виделись неправильными и чуждыми в религиозном плане. В то же время в историческом нарративе православные полемисты конструируют одну славную и благочестивую историю Руси, не выделяют униатов в своем нарративе, не исключают их из ментальной карты Руси. Происхождение народа одно, и Русь должна быть православной. Униаты не представляются отдельным народом, они лишь отдельная религиозная общность Руси. Подтверждение этому находим не только в интеллектуальных построениях, но и в реальной плоскости, когда православные и униаты пытались воссоединиться. Каждая из сторон, конечно, выдвигала свой проект единства: во главе с римским папой или патриархом [37].
Следующий важный вопрос, который может дать представление о роли происхождения как маркера идентичности, - это региональность и надрегиональность в самоназваниях руси. Несомненно, существовала ап-пеляция к общей православной вере. Было ли что-то еще, помимо религии?
В «Палинодии» З. Копыстенского прослеживаются идеи надрегиональности - Великая и Малая Русь имеют общую веру, святых, происхождение, отраженное
в этногенетическом мифе, общего предка в лице князя Владимира. По утверждению Копыстенского, Русь и Московское царство входят в одну категорию «руссов»: «Много святых и чудотворных у Греков, у Сербов, у Болгаров и у Руссов сталося по одорваньюся Латин-ников от Греков» [21. Стб. 841]. Говоря о святых чудотворцах греков, сербов, болгар и руссов, Копыстенский обобщает святых Малой Руси из Киево-Печерского монастыря и Великой Руси - все они входят в категорию «руссов» [Там же. Стб. 847]. Копыстенский подробно перечисляет киевских, новгородских, черниговских, тверских, московских, вологодских, смоленских, ростовских святых, не разделяя их на Русь и Москву, давая лишь привязку по городам, по которым можно размежевать святых на две митрополии. Без сомнения, Великая Россия для Копыстенского принадлежит к категории «мы»: «...ступемо в нашу Россию Великую и Малую, а вплод до Киева...» [Там же]. В данном случае на передний план выступает религиозное единство - православие Руси и Московского царства, обе митрополии относятся к православной вере и соотносятся с общностью «мы». Но объединяет их не только вера, но и происхождение - предлагаются библейский этногенетический миф и концепция «яфето-росского народа» [Там же. Стб. 1111]. Такой «народ» явно относится к нововведениям полемиста - ранее православные иерархи не использовали данную терминологии для определения региональной или надрегио-нальной идентичности Руси. Ментальные географические рамки, которые предлагает Захария Копыстенский, широки - включают в одно пространство Киев и Новгород. Об этом свидетельствует его трактовка истории о том, как апостол Андрей Первозванный шел по Днепру, побывал в Киеве, точнее там, где будет в дальнейшем город, а потом поднялся в Великий Новгород [Там же. Стб. 1104]. Новгородские земли, которые на момент создания полемических трудов находятся под властью московского царя, входят в широкие границы Руси и в пространство «своего прошлого». С другой стороны, Копыстенский, проводя апостола Андрея через Киев и Новгород, широкими мазками очерчивал границы бывшей православной митрополии, подчиненной константинопольскому патриарху. Ведь на тот момент необходимо было доказать право подчиняться константинопольскому патриарху.
Впрочем, на рубеже ХУТ-ХУП вв. у церковных интеллектуалов не было цели объединиться с Москвой, и надрегиональное беспокоило лишь отдельную их небольшую группу. В 20-30-е гг. XVII в. мысли о том, чтобы опереться на Москву, появляются все чаще. Иов Борецкий (митрополит Киевский), настроенный про-московски, даже посылал обращение с просьбой о присоединении [38]. Он высказывался о родстве в религиозном и этническом плане (обычаи и язык). Однако доминирующей эта точка зрения не стала. Иов Борец-кий в «Протестации» (1621) пишет: «Как и патриархи и мы, казаки, одинаково выступали на стороне Москвы, с которой у нас была одна вера и богослужение, одна семья, язык и обычаи» [25. С. 9]. Если исходить из тезисов Борецкого и нашего предположения о мно-госоставности идентичности руси, то Москва относит-
ся к родственному народу - к «одной семье», и не выделяется в чужеродную общность. Иов Борецкий, скорее всего, здесь отсылает к летописной концепции происхождения славянского народа. Единоутробное происхождение Руси и Москвы означает, что оба народа - потомки рода Иафетова, возможно, здесь также имелась в виду связь с князем Владимиром.
В то же время обращение к Москве - вынужденная необходимость, связанная с ухудшением ситуации и ослаблением внутреннего положения православной церкви. Когда обострялись отношения между поляками и казачеством, когда казачество не могло защитить православных иерархов, тогда Иов Борецкий обращался за помощью в Москву: в 1624 г. к царю Михаилу Федоровичу. Прося о помощи, Иов в грамоте употреблял красноречивые эпитеты: «российского ти племени единоутробным людем» [38]. Такова была принятая риторика, что наивысшим комплементом может служить духовная связь с библейским родом Иафета или с крестителем Руси. Поэтому сводить все исключительно к корыстному умыслу, исключать сложившиеся риторические приемы и даже искренность богослова тоже нельзя. В то же время Т. Ходана справедливо отмечает, что связи православной Руси и Москвы были не такими уж тесными. Они сводились к паломническому движению и визитам представителей монастырей, переписке и частным контактам нескольких магнатов с московскими властями, а также деятельности «великорусских» эмигрантов. Дело в том, что авторов полемических сочинений в начале XVII столетия мало волновал политический вопрос подчинения, и внимание к Москве не стоит помещать в центр интересов православных полемистов. Но в данном случае для нас, скорее, важно другое - актуализация темы происхождения, родства, этногенетического мифа.
Большая часть этнической терминологии, конечно, относится к региональному понятию Руси в рамках Речи Посполитой, православной митрополии, подчиненной константинопольскому патриарху, конфессиональной общности. Концентрируясь на словоупотреблении, исследователи часто не уделяют должного внимания компиляции ментальных границ из польских хроник. Для польской историографии XVI в. характерно рассмотрение Москвы и Руси в разных этнических категориях, что обусловлено политическими границами. Московский народ то включается в надре-гиональную славянскую общность, то исключается. К концу XVI в. в Речи Посполитой сложилась устойчивая историографическая традиция, согласно которой Москва и Русь резко разделяются между собой, описываются и мыслятся отдельно. Подобное разделение пространства мы прослеживаем и в полемической литературе. Русь - это Русь в границах Речи Посполитой, а Московское царство - несколько отдалено, оно «другое». Так, М. Смотрицкий в меньшей степени тяготел к Москве и задумывался о единстве с ней. Полемика вобрала многие обозначенные выше конструкты из польской историографической традиции. Заимствования связаны не только с разграничением народов на «Москву» и «Русь», заимствовались и исторические сюжеты.
В то же время отрицать надрегиональность тоже будет неправильно, так как часть интеллектуалов продвигала подобные идеи. Скорее, нужно говорить о разных точках зрения полемистов. Несмотря на осторожность первых авторов и их последователей, интерес к Московскому царству присутствовал. Надрегиональность проявлялась в апелляции к общей религии и происхождению. Но подобная риторика не была свойственна всем православных интеллектуалам.
И хотя главным маркером идентичности оставалось православие, происхождение тоже играло свою роль в наполнении понятия «руского народа», пусть и меньшую. Исключая происхождение, оставляя только веру, человек вряд ли бы относился к руси. С таким же успехом его можно было отнести к болгарам или грекам, а их-то полемисты четко отделяли от региональной идентичности Руси и включали в надре-гиональную славянскую и православную общность. С другой стороны, происхождение Руси волновало немногих православных интеллектуалов, занятых религиозными спорами. В текстах в основном отражены аргументы против тезисов униатской церкви. Полемика шла вокруг тезиса о подчинении православных католическому папе, рассматривалась церковная история от первых апостолов до вселенских соборов. Подвергалась критике единоличная власть папы, продвигалась идея о равенстве православного патриарха и римского папы. Специальные рассуждения о происхождении Руси в православной полемической литературе найти
сложно, единственное исключение составляет работа Захарии Копыстенского. Он предложил во многом исторический труд, хотя первая часть сочинения посвящена религиозным вопросам.
Итак, подводя итог, заметим, что изучаемый период истории для православной церкви и всего «руско-го» народа Речи Посполитой является рубежным временем. Церковные интеллектуалы после принятия Брестской унии вынуждены вести борьбу за свои права и свободы, отстаивать свою позицию на бумаге, соборах и сеймах. Многие вопросы, касающиеся понимания «своей» общности и прошлого, только начинают формулироваться, а ответы для самих полемистов пока не вполне ясны. Далеко не всех полемистов в начале полемики заботила светская история, поэтому можно встретить небольшое количество этнической терминологии или светских героев прошлого на рубеже XVI-XVII вв. Конструирование нарратива «своего прошлого» помогало церковным интеллектуалам конкретизировать представление о сущности Руси / руси. Происходило осмысление и проведение более четких границ между «своим» и «чужим». Исходя из источников, можно выделить не только православие как маркер принадлежности к «русскому» народу, но и происхождение. А если быть точнее, то определяющим маркером являлось, конечно, православие, а потом уже другие факторы. Нам видится, что для православных полемистов была важна целая совокупность маркеров, которые выступают на фоне религии.
Список источников
1. Неменский О.Б. Русская идентичность в Речи Посполитой в конце XVI - первой половине XVII в.: (по материалам полемической литерату-
ры) // Религиозные и этнические традиции в формировании национальных идентичностей в Европе. Средние века - Новое время. М. : Индрик, 2008. С. 180-204.
2. Неменский О.Б. Об этноконфессиональном самосознании православного и униатского населения Речи Посполитой после Брестской унии //
Между Москвой, Варшавой и Киевом : к 50-летию проф. М.В. Дмитриева : сб. ст. / под ред. О.Б. Неменского. М., 2008. С. 105-i i3.
3. Дмитриев М.В. Православное и «русское» в представлениях о «русском народе» Речи Посполитой (конец XVI - середина XVII вв.) // Древ-
няя Русь после Древней Руси: дискурс восточнославянского (не)единства / отв. сост., отв. ред. А.В. Доронин. М. : Рос. полит. энцикл., 2017. С. 193-2i4.
4. Боднарчук Д.В. Этнокультурная идентичность населения Русского воеводства Речи Посполитой в конце XVI - первой половине XVII в. :
дис. ... канд. ист. наук. СПб., 2012. 255 с.
5. Brogi Bercoff G. Rus, Ukraina, Ruthenia, Wielkie Ksiçstwo Litewskie, Rzeczpospolita, Moskwa, Rosja, Europa Srodkowowschodnia: o wielo-
warstwowosci i polifunkcjonalizmie kulturowym // Contributi italiani al. XIII Congresso Internazionale degli Slavisti (Ljubljana i5-2i agosto 2003). Pisa : Associazione Italiana degli Slavisti, 2003. S. 326-3S7.
6. Яковенко Н. Паралельний свгг Дослщження з ктори уявлень та щей в УкраЩ XVI-XVII. Кшв : Критика, 2002. 4i6 с.
7. Plokhy S. The origins of the Slavic nations: premodern identities in Russia, Ukraine, and Belarus. Cambridge : Cambridge University Press, 2006. 379 p. S. Степанов Д.Ю. Этноконфессиональное самознание православного населения Речи Посполитой и гетманщины в середине - второй половине
XVII в. : дис. ... канд. ист. наук. М., 2016. 366 с.
9. Флоря Б.Н. Россия и восточнославянские земли Польско-Литовского государства в конце XVI - первой половине XVII в. Политические и
культурные связи. М. : Индрик, 2019. 480 с.
10. Сас П.М. Витоки украшського нацютворення. Кшв : 1нститут ктори Украши НАН Украши, 2010. 702 с.
11. Hodana T. Miçdzy królem a carem. Moskwa w oczach prawoslawnych Rusinov - obywateli Rzeczypospolitej. Krakow : Scriptum, 200S. 262 s.
12. Древняя Русь после Древней Руси. Дискурс восточнославянского (не)единства / отв. сост., отв. ред. А.В. Доронин. М. : Рос. полит. энцикл., 20i7. 399 с.
13. Нарративы руси конца XV - середины XVIII в.: в поисках своей истории / отв. ред. А. В. Доронин. М. : Рос. полит. энцикл., 2018. 430 с.
14. «Места памяти» руси конца XV - середины XVIII в. / отв. ред. А.В. Доронин. М. : Рос. полит. энцикл., 20i9. 5iS c.
15. Религия и русь, XV-XVIII вв. / отв. сост. А.В. Доронин. М. : Рос. полит. энцикл. (РОССПЭН), 2020. 447 с.
16. Zenon E.K. Making Ukraine. Studies on Political Culture, Historical Narrative, and Identity. Edmonton ; Toronto : Canadian Institute of Ukrainian Studies Press, 20ii. 340 р.
17. Штайндорфф Л. Наследие Киевской Руси в восприятии «западных» авторов раннего нового времени // Древняя Русь после Древней Руси. Дискурс восточнославянского (не)единства / отв. сост., отв. ред. А.В. Доронин. М. : Рос. полит. энцикл., 20i7. С. 38-4S.
iS. Назаренко А.В. Древняя Русь и славяне (древнейшие государства Восточной Европы, 2007 год) / Ин-т всеобщей истории. М. : Рус. Фонд Содействия Образованию и Науке, 2009. 528 с.
19. Соловьёв А.В. Великая, Малая и Белая Русь // Вопросы истории. 1947. № 7. С. 24-3S.
20. Мыльников А.С. Картина славянского мира: взгляд из Восточной Европы : представления об этнической номинации и этничности XVI -начала XVIII века. СПб. : Петербургское Востоковедение, 1999. 400 с.
21. Палинодия // Русская историческая библиотека, издаваемая Археографической комиссией. СПб. : Тип. и Хромолит. А. Траншеля, 1878. Т. 4. Стб. 313-i200.
22. Вопросы и ответы православному с папежником // Русская историческая библиотека, издаваемая Археографической комиссией. СПб. : Тип. А.М. Котомина и Ко, 1882. Т. 7. Стб. 1-110.
23. Иван Вишенский. Сочинения / отв. ред. Н.К. Гудзий. М. ; Л. : Изд-во АН СССР, 1955. 373 с.
24. Verificatia niewinnosci // Архив Юго-Западной России. Киев : Тип. Г.Т. Корчак-Новицкого, 1887. Т. 7, ч. 1. С. 279-344.
25. Протестация митрополита Иова Борецкого и других западнорусских иерархов / ком. П.Н. Жукович. СПб. : тип. Академии наук, 1909. 19 с.
26. Ключ царства небесного // Архив Юго-Западной России, издаваемый временной комиссией для разбора древних актов, состоящей при Киевском, Подольском и Волынском генерал-губернаторе. Киев : Тип. Г.Т. Корчак-Новицкого, 1887. Т. 7, ч. 1. С. 232-265.
27. Obrona Verificaciey // Архив Юго-Западной России. Киев : Тип. Г.Т. Корчак-Новицкого, 1887. Т. 7, ч. 1. С. 345-442.
28. Карнаухов Д.В. Польская историческая книга как феномен интеллектуальной культуры эпохи Возрождения // Библиосфера. 2013. № 3. С. 49-58.
29. Апокрисис // Русская историческая библиотека, издаваемая Археографической комиссией. СПб. : Тип. А.М. Котомина и Ко, 1882. Т. 7. Стб. 1003-1820.
30. Перестрога // Акты, относящиеся к истории Западной России. СПб. : В тип. Эдуарда Прана, 1851. Т. 4. С. 203-236.
31. Тренос, тобто Плач... (фрагменти) // Украшсью гумашсти епохи Вщродження : антолога : у 2 ч. Ки'в : Наукова думка, 1995. Ч. 2. С. 284-332.
32. Smotrycki M. Verificatia niewinnosci. Wilno : Drukarnia Bractwa Sw. Ducha, 1621.
33. Боднарчук Д.В. Этнокультурная идентичность населения Русского воеводства Речи Посполитой в конце XVI - первой половине XVII в. : дис. ... канд. ист. наук. СПб., 2012. 255 с.
34. Дмитриев М.В., Шпирт А.М. Идентичность Руси и «руси» в письменных памятниках украино-белорусской православной культуры XV-XVII вв.: историографические заметки // Нарративы руси конца XV - середины XVIII в.: в поисках своей истории / отв. сост., отв. ред.
A.В. Доронин. М. : Рос. полит. энцикл., 2018. С. 332-383.
35. Synopsis // Архив Юго-Западной России, издаваемый временной комиссией для разбора древних актов, состоящей при Киевском, Подольском и Волынском генерал-губернаторе. Киев : Тип. Г.Т. Корчак-Новицкого, 1887. Т. 7, ч. 1. С. 533-576.
36. Elenchus pism vszczypliwych // Архив Юго-Западной России, издаваемый временной комиссией для разбора древних актов, состоящей при Киевском, Подольском и Волынском генерал-губернаторе. Киев : Лито-тип. акц. о-ва Н.Т. Корчак-Новицкого, 1914. Т. 8, ч. 1. С. 597-673.
37. Брестская уния 1596 г. и общественно-политическая борьба на Украине и в Белоруссии в конце XVI -первой половины XVII в. / отв. ред.
B.Н. Флоря. М. : Индрик, 1999. Ч. 2: Брестская уния 1596 г.: исторические последствия события. 198 с.
38. Флоря Б.Н. Иов Борецкий // Православная энциклопедия / под общ. ред. Патриарха Московского и всея Руси Алексия II. М., 2010. Т. 25.
C. 299-306. URL: https://www.pravenc.ru/text/578176.html (дата обращения: 25.10.2022).
References
1. Nemenskiy, O.B. (2008) Russkaya identichnost' v Rechi Pospolitoy v kontse XVI - pervoy polovine XVII v.: (po materialam polemicheskoy literatury)
[Russian identity in the Commonwealth at the end of the 16th - the first half of the 17th century: (based on polemical literature)]. In: Religioznye i etnicheskie traditsii v formirovanii natsional'nykh identichnostey v Evrope. Srednie veka — Novoe vremya [Religious and ethnic traditions in the formation of national identities in Europe. Middle Ages - New Time]. Moscow: Indrik. pp. 180-204.
2. Nemenskiy, O.B. (2008) Ob etnokonfessional'nom samosoznanii pravoslavnogo i uniatskogo naseleniya Rechi Pospolitoy posle Brestskoy unii
[On the ethno-confessional self-consciousness of the Orthodox and Uniate population of the Commonwealth after the Union of Brest]. In: Nemen-skiy, O.B. (ed.) Mezhdu Moskvoy, Varshavoy i Kievom: k 50-letiyu prof. M. V. Dmitrieva [Between Moscow, Warsaw and Kiev: To the 50th anniversary of Prof. M.V. Dmitriev]. Moscow: [s.n.]. pp. 105-113.
3. Dmitriev, M.V. (2017) Pravoslavnoe i "russkoe" v predstavleniyakh o "russkom narode" Rechi Pospolitoy (konets XVI - seredina XVII vv.)
[Orthodox and "Russian" in the ideas about the "Russian people" of the Commonwealth (the end of the 16th - the middle of the 17th centuries)]. In: Doronin, A.V. (ed.) Drevnyaya Rus' posle Drevney Rusi: diskurs vostochnoslavyanskogo (ne)edinstva [Old Rus after Old Rus: The discourse of East Slavic (dis) unity]. Moscow: Ros. polit. entsikl. pp. 193-214.
4. Bodnarchuk, D.V. (2012) Etnokul'turnaya identichnost' naseleniya Russkogo voevodstva Rechi Pospolitoy v kontse XVI — pervoy polovine XVII v.
[Ethno-cultural identity of the population of the Russian Voivodeship of the Commonwealth in the late 16th - the first half of the 17th century]. History Cand. Diss. St. Petersburg.
5. Brogi Bercoff, G. (2003) Rus, Ukraina, Ruthenia, Wielkie Ksi^stwo Litewskie, Rzeczpospolita, Moskwa, Rosja, Europa Srodkowowschodnia: o wielo-
warstwowosci i polifunkcjonalizmie kulturowym. Contributi italiani al. XIII Congresso Internazionale degli Slavisti. Ljubljana 15-21 agosto 2003. Pisa: Associazione Italiana degli Slavisti. pp. 326-387.
6. Yakovenko, N. (2002) Paralel'niy svit. Doslidzhennya z istori'i uyavlen' ta idey v Ukraini XVI—XVII [The parallel world. Records from the history
of those ideas in Ukraine in the 16th - 17th centuries]. Kii'v: Kritika.
7. Plokhy, S. (2006) The origins of the Slavic nations: premodern identities in Russia, Ukraine, and Belarus. Cambridge: Cambridge University Press.
8. Stepanov, D.Yu. (2016) Etnokonfessional'noe samoznanie pravoslavnogo naseleniya Rechi Pospolitoy i getmanshchiny v seredine — vtoroy polovine
XVII v. [Ethno-confessional identity of the Orthodox population of the Commonwealth and the Hetmanate in the middle - second half of the 17th century]. History Cand. Diss. Moscow.
9. Florya, B.N. (2019) Rossiya i vostochnoslavyanskie zemli Pol'sko-Litovskogo gosudarstva v kontse XVI — pervoy polovine XVII v. Politicheskie
i kul'turnye svyazi [Russia and the East Slavic lands of the Polish-Lithuanian state in the late 16th - the first half of the 17th century. Political and cultural ties]. Moscow: Indrik.
10. Sas, P.M. (2010) Vitoki ukrains'kogo natsiotvorennya. Kii'v: Institut istorii' Ukraini NAN Ukraini.
11. Hodana, T. (2008) Miqdzy krolem a carem. Moskwa w oczach prawosiawnych Rusinov — obywateli Rzeczypospolitej. Krakow: Scriptum.
12. Doronin, A.V. (ed.) (2017) Drevnyaya Rus' posle Drevney Rusi. Diskurs vostochnoslavyanskogo (ne)edinstva [Old Rus after Old Rus: The discourse of East Slavic (dis) unity]. Moscow: Ros. polit. entsikl.
13. Doronin, A.V. (ed.) (2018) Narrativy rusi kontsa XV — serediny XVIII v.: v poiskakh svoey istorii [Narratives of Rus' in the late 15th - mid-18th centuries: in search of their history]. Moscow: Ros. polit. entsikl.
14. Doronin, A.V. (ed.) (2019) "Mesta pamyati" rusi kontsa XV — serediny XVIII v. ["Places of memory" of Rus' in the late 15th - the middle of the 18th centuries]. Moscow: Ros. polit. entsikl.
15. Doronin, A.V. (ed.) (2020) Religiya i Rus', XV-XVIII vv. [Religion and Rus, 15th - 18th centuries]. Moscow: Ros. polit. entsikl. (ROSSPEN).
16. Zenon, E.K. (2011) Making Ukraine. Studies on Political Culture, Historical Narrative, and Identity. Edmonton; Toronto: Canadian Institute of Ukrainian Studies Press.
17. Shtayndorff, L. (2017) Nasledie Kievskoy Rusi v vospriyatii "zapadnykh" avtorov rannego novogo vremeni [The heritage of Kievan Rus in the perception of "Western" authors of the early modern period]. In: Doronin, A.V. (ed.) (2017) Drevnyaya Rus'posle Drevney Rusi. Diskurs vostochnoslavyanskogo (ne)edinstva [Old Rus after Old Rus: The discourse of East Slavic (dis) unity]. Moscow: Ros. polit. entsikl. pp. 38-48.
18. Nazarenko, A.V. (2009) Drevnyaya Rus' i slavyane (drevneyshie gosudarstva Vostochnoy Evropy, 2007 god) [Old Rus and the Slavs (the most ancient states of Eastern Europe, 2007)]. Moscow: Rus. Fond Sodeystviya Obrazovaniyu i Nauke.
19. Soloviev, A.V. (1947) Velikaya, Malaya i Belaya Rus' [Great, Little and White Rus]. Voprosy istorii. 7. pp. 24-38.
20. Mylnikov, A.S. (1999) Kartina slavyanskogo mira: vzglyad iz Vostochnoy Evropy : predstavleniya ob etnicheskoy nominatsii i etnichnosti XVI — nachala XVIII veka [Picture of the Slavic world: a view from Eastern Europe: ideas about ethnic nomination and ethnicity of the 16th - early 18th centuries]. St. Petersburg: Peterburgskoe Vostokovedenie.
21. Anon. (1878) Palinodiya [Palinodia]. In: Russkaya istoricheskaya biblioteka, izdavaemaya Arkheograficheskoy komissiey [Russian Historical Library, published by the Archaeographic Commission]. Vol. 4. St. Petersburg: Tip. i Khromolit. A. Transhelya. Col. 313-1200.
22. Anon. (1882) Voprosy i otvety pravoslavnomu s papezhnikom [Questions and answers to the Orthodox with a papezhnik]. In: Russkaya istoricheskaya biblioteka, izdavaemaya Arkheograficheskoy komissiey [Russian Historical Library, published by the Archaeographic Commission]. Vol. 7. St. Petersburg: Tip. A.M. Kotomina i Ko. Col. 1-110.
23. Vishenskiy, I. (1955) Sochineniya [Works]. Moscow; Leningrad: USSR AS.
24. The Archive of Southwestern Russia. (1887a) Verificatia niewinnosci. Vol. 7. Kiev: Tip. G.T. Korchak-Novitskogo. pp. 279-344.
25. Anon. (1909) Protestatsiya mitropolita Iova Boretskogo i drugikh zapadnorusskikh ierarkhov [Protest of Metropolitan Job Boretsky and other Western Russian hierarchs]. St. Petersburg: Academy of Sciences.
26. The Archive of Southwestern Russia. (1887b) Klyuch tsarstva nebesnogo [The Key of the Kingdom of Heaven]. Vol. 7(1). Kiev: Tip. G.T. Korchak-Novitskogo. pp. 232-265.
27. The Archive of Southwestern Russia. (1887c) Obrona Verificaciey [Verification Defence]. Vol. 7(1). Kiev: Tip. G.T. Korchak-Novitskogo. pp. 345-442.
28. Karnaukhov, D.V. (2013) Pol'skaya istoricheskaya kniga kak fenomen intellektual'noy kul'tury epokhi Vozrozhdeniya [Polish historical book as a phenomenon of the intellectual culture of the Renaissance]. Bibliosfera. 3. pp. 49-58.
29. Anon. (1882) Apokrisis [Apokrisis]. In: Russkaya istoricheskaya biblioteka, izdavaemaya Arkheograficheskoy komissiey [Russian Historical Library, published by the Archaeographic Commission]. Vol. 7. St. Petersburg: Tip. A.M. Kotomina i Ko. Col. 1003-1820.
30. Anon. (1851) Perestroga. In: Akty, otnosyashchiesya k istorii Zapadnoy Rossii [Acts related to the history of Western Russia]. Vol. 4. St. Petersburg: V tip. Eduarda Prana. pp. 203-236.
31. Anon. (1995) Trenos, tobto Plach... (fragmenti). In: Ukrains'ki gumanisti epokhi Vidrodzhennya. Vol. 2. Kii'v: Naukova dumka. pp. 284-332.
32. Smotrycki, M. (1621) Verificatia niewinnosci. Wilno: Drukarnia Bractwa Sw. Ducha.
33. Bodnarchuk, D.V. (2012) Etnokul'turnaya identichnost' naseleniya Russkogo voevodstva Rechi Pospolitoy v kontse XVI — pervoy polovine XVII v. [Ethno-cultural identity of the population of the Russian Voivodeship of the Commonwealth in the late 16th - the first half of the 17th century]. History Cand. Diss. St. Petersburg.
34. Dmitriev, M.V. & Shpirt, A.M. (2018) Identichnost' Rusi i "rusi" v pis'mennykh pamyatnikakh ukraino-belorusskoy pravoslavnoy kul'tury XV-XVII vv.: istoriograficheskie zametki [The identity of Rus and "rus" in the written monuments of the Ukrainian-Belarusian Orthodox culture of the 15th -17th centuries: Historiographic notes]. In: Doronin, A.V. (ed.) Narrativy rusi kontsa XV — serediny XVIII v.: v poiskakh svoey istorii [Narratives of Rus' in the late 15th - mid-18th centuries: In search of their history]. Moscow: Ros. polit. entsikl. pp. 332-383.
35. The Archive of Southwestern Russia. (1887d) Synopsis. Vol. 7(1). Kiev: Tip. G.T. Korchak-Novitskogo. pp. 533-576.
36. The Archive of Southwestern Russia. (1914) Elenchuspism vszczypliwych. Vol. 8(1). Kiev: Lito-tip. akts. o-va N.T. Korchak-Novitskogo. pp. 597-673.
37. Florya, V.N. (ed.) (1999) Brestskaya uniya 1596 g. i obshchestvenno-politicheskaya bor'ba na Ukraine i v Belorussii v kontse XVI -pervoy poloviny XVII v. [The Union of Brest in 1596 and the socio-political struggle in Ukraine and Belarus in the late 16th - the first half of the 17th century]. Vol. 2. Moscow: Indrik.
38. Florya, B.N. (2010) Iov Boretskiy. In: Patriarch of Moscow and All Rus' Alexy II. (ed.) Pravoslavnaya entsiklopediya [Orthodox Encyclopedia]. Vol. 25. Moscow: [s.n.]. pp. 299-306. [Online] Available from: https://www.pravenc.ru/text/578176.html (Accessed: 25th October 2022).
Сведения об авторе:
Чупрына Юлия Алексеевна - аспирант, лаборант-исследователь Института истории Санкт-Петербургского университета
(Санкт-Петербург, Россия). E-mail: chupryna.yulya@mail.ru
Автор заявляет об отсутствии конфликта интересов.
Information about the author:
Chupryna Yulia A. - PhD student, Research Laboratory Assistant at the Institute of History, Saint Petersburg State University (Saint
Petersburg, Russian Federation). E-mail: chupryna.yulya@mail.ru
The author declares no conflicts of interests.
Статья поступила в редакцию 01.11.2022; принята к публикации 09.01.2023 The article was submitted 01.11.2022; accepted for publication 09.01.2023
