CC BY
94
УДК 947 ББК 63.3(2)
ВЕЛИКАЯ РУССКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ В ОЦЕНКАХ ПОЛИТИЧЕСКОГО МЫСЛИТЕЛЯ Н.В. УСТРЯЛОВА
В.К. Романовский
Аннотация. Статья посвящена анализу взглядов Н.В. Устрялова на русскую революцию 1917 г. В трактовке политического мыслителя революция в России была исторически неизбежным и закономерным явлением и заключала в себе разрушительные и созидательные начала. Она являлась национальной по своему характеру, отражая радикальные идеи русской мысли и противоречивые свойства русского характера, и великой по масштабам и глубине преобразовательных процессов. В своем развитии русская революция, согласно Устрялову, прошла интернациональный и национальный этапы. На первом этапе большевики стремились воплотить в жизнь идеи военного коммунизма и мировой революции, на втором этапе (с весны 1921 г.) приоритетными стали задачи национального развития страны. Революция осуществлялась с участием широких масс города и деревни, проходила под руководством великого утописта и реалиста В.И. Ленина и имела огромное влияние на дальнейшее развитие России и всего мира. В заключение автор отмечает, что мысли и оценки Устрялова о русской революции актуальны для современного осмысления событий столетней давности.
Ключевые слова: Н.В. Устрялов, причины, сущность, этапы революции, интеллигенция, народ, влияние революции.
V.K. Romanovskii
Abstract. The article analyzes the N.V. Ustryalov's views on the Russian Revolution of 1917. According to this political thinker, the revolution in Russia was historically unavoidable and logical, and had both destructive and constructive potential. It was national by its nature and reflected the radical ideas of the Russian thinking and controversial traits of the Russian character. It was great by its scale and by the depth of its transformational processes. In its development, the Russian revolution, according to Ustryalov,
264
THE GREAT RUSSIAN REVOLUTION IN THE EVALUATION OF POLITICAL THINKER N.V. USTRYALOV
went through the international and national stages. In the first stage the Bolsheviks tried to implement the ideas of military communism and world revolution, while in the second stage (since the spring of 1921), the task of the state national development became a priority. The driving force of the revolution was the city and country population, and the leader was the great utopian and realist V.I. Lenin. The revolution played an important role for the further development of Russia and the whole world. In conclusion, the author points out that Ustryalov's ideas and evaluation of the Russian revolution remain topical for the modern understanding of the events that happened hundred years ago.
Keywords: N.V. Ustyalov, reasons, essence, stages of the revolution, intelligentsia, people, influence of the revolution.
По истории русской революции опубликовано огромное количество исследований. Но многие ее аспекты — причины, сущность, характер, движущие силы, значение русской революции — до сих пор остаются дискуссионными [1, с. 77-81]. Еще недавно исследователи были едины в том, что русская революция произошла в результате совокупности объективных причин, иными словами, «была неизбежна» [2, с. 71]. Но сегодня можно встретить утверждение, что объективных причин для революции в России не было, а «российская государственность пала жертвой нескольких разрушительных потоков», которые «носили форму мало скрываемых заговоров» [3, с. 223, 230]. Идут споры о сущности октябрьских событий 1917 г.: одни авторы считают их «октябрьским переворотом», по мнению других — это была «социалистическая революция» [4, с. 278-282]. Существуют противоположные трактовки значения русской революции. Некоторые исследователи отмечают, что русская революция вызвала коренные изменения в общественном развитии России [5,
с. 88]. Сторонники другой точки зрения называют ее «нонсенсом», «тупиком истории» [6, с. 354]. Разногласия по этим и другим аспектам истории русской революции, существующие в отечественной историографии, подтверждают необходимость продолжения исследовательской работы, накопления и обновления источнико-вой базы по этой проблеме.
Определенным «толчком» к новому осмыслению истории русской революции является введение в научный оборот интеллектуального наследия ее участников, очевидцев, современников. В этой связи особую ценность представляет политическая публицистика Н.В. Устрялова — уникальная летопись «русского кризиса» ХХ века, в которой важное место занимает тема русской революция 1917 г.
Жизнь и деятельность правоведа, публициста, философа, политического мыслителя Николая Васильевича Устрялова (1890-1937) тесно связаны с бурными событиями первых десятилетий российской политической истории ХХ столетия. Накануне 1917 г. Николай Устря-
265
266
лов — яркии представитель молодого поколения интеллектуальной элиты России, преподавал право в Московском университете, состоял в кадетской партии, являлся политическим публицистом газеты «Утро России», представлявшей интересы либерально-буржуазных кругов страны. Разделяя либеральные ценности, Устря-лов, вместе с тем, особый интерес проявлял к государственно-патриотическим идеям П.Б. Струве. В революционном 1917 г. Устрялов находился в гуще событий, пропагандировал либеральный проект преобразования России, возглавлял калужскую организацию кадетов, участвовал в работе IX и Х съездов кадетской партии, Московского совещания общественных деятелей, входил в кадетский список на выборах в Учредительное собрание. После известных октябрьских событий политический публицист на страницах «буржуазных» газет и издаваемого им еженедельника «Накануне» (до их закрытия) старался осмыслить процессы, происходившие в стране, подвергал критике действия большевиков — «разрушителей российского государства». Осенью 1918 г. он уехал из Москвы, охваченной красным террором, в Пермь. В местном университете читал лекции по праву, был избран на должность профессора по кафедре государственного права. В 1919 г. участвовал в антибольшевистском движении в белой Сибири (Омск), оказывал идеологическую поддержку колчаковскому режиму, отстаивая идею диктатуры «во имя демократии» и сохранения русской государственности.
После разгрома Колчака Устря-лов эмигрировал в Китай и последую-
щие полтора десятилетия его жизни связаны с дальневосточным зарубежьем — городом Харбином. На чужбине недавний противник большевистской власти подверг переосмыслению события революции и Гражданской войны и выступил с «примиренческой» платформой: признал Октябрьскую революцию, объявил большевистскую власть единственной «национальной силой», способной восстановить государственность, призвал к сотрудничеству с большевиками во имя возрождения России [8]. Выход с участием Н.В. Устрялова сборника статей «Смена вех» в Праге (1921) способствовал оформлению общественно-политического течения сменовеховства.
Одной из главных тем политического мыслителя в русском зарубежье продолжала оставаться русская революция. Он не раз подчеркивал необходимость изучения всего, что связанно с революцией. «Благороднейшая задача, — писал профессор права в 1922 г., — вскрыть национальные истоки великого русского кризиса наших дней, его светлого и темного ликов. И не только благороднейшая, но и насущнейшая» [9, с. 345]. Тема русской революции широко представлена в публикациях Н.В. Устрялова, написанных на чужбине и собранных в авторском сборнике «Под знаком революции» [9]. В своих статьях он не только описывал, но и анализировал, исследовал революционные события во всей их сложности и противоречивости.
Особое отношение видного сменовеховского деятеля к русской революции определялось не только его осознанием и признанием огромной значимости этого события для стра-
ны и мира, но и стремлением защитить ее от нападок со стороны многочисленных оппонентов по эмигрантскому лагерю. Проблема смысла и значения русской революции являлась по существу центральной и наиболее дискуссионной в эмигрантской политической среде. Основные идейно-политические течения русского зарубежья стремились дать свои версии русской революции. И хотя в ходе дискуссии между монархистами, либералами и социалистами обнаруживались различия в понимании и оценке русской революции 1917 г., политическая эмиграция в большинстве своем была едина в ее «нецелесообразности и неоправданности», в неприятии и отрицании большевизма [10, с. 211].
О причинах, сущности и характере русской революции
Устрялов отвергает трактовки революции как «случайного», «стихийного», «бесполезного» явления, которые господствовали на страницах многочисленных эмигрантских изданий. Русская революция, утверждает он, «глубоко закономерна», была «исторически предопределена». В России длительное время накапливались многочисленные противоречия. И потому та «бездна исторического зла, которая скопилась перед революцией чуть ли не во всех областях русской жизни, могла быть уничтожена, очевидно, лишь катастрофою». «Российское» зло, внутренняя болезнь нации должны были выйти наружу, этого требовал государственный организм страны. «Революция сорвала вековые обручи (порядком прогнившие) с великой русской бочки, и это менее всего вина револю-
ции, что содержание бочки оказалось достаточно горьким...». «Основное худо» революции не в ней самой, заключает он, а в «порочном наследстве» [9, с. 128-129, 137].
Конечно, по мнению Устрялова, было бы лучше, если накопившиеся в обществе проблемы решались через диалог между властью и обществом, с помощью реформ, эволюционным путем. «Мы не революционеры., — замечает он, — но к несчастью. объективно на эволюцию не хватило ни средств, ни здоровья, ни времени». Старый режим оказался не в состоянии провести в жизнь планы лучших своих представителей. Поэтому не случайно, что «коммунистической революции» приходится осуществлять в аграрном вопросе «многие предложения П.А. Столыпина» [там же, с. 129, 130, 137].
Устрялов настаивает на исконно «русских» причинах революционных событий 1917 г. «Мне, — отмечает он, — ... хочется реабилитировать лишь самую простую истину, столь часто отрицаемую ныне в ложных полемических целях: — истину глубоких духовных корней русской революции. Не извне она навязана русскому народу, а является органическим его порождением, со всеми светлыми и темными сторонами своими...» [там же, с. 344].
В самой революции, подчеркивает Устрялов, заложены разрушительные и созидательные начала. В ней проявляется не только зло, но и победа над ним. Она — «жар, температура в сорок градусов, возвещающая болезнь, терзающая организм, но и защищающая его от губительных микробов». Благодаря ей создаются условия для созидания и выхо-
267
да на свет новых творческих сил, преодоления того, с чем должна была расстаться страна. «Революция, по словам мыслителя, — не только разрушает, как пожар, но непременно и созидает. Точнее, создает условия созидания, убивая факторы, ему препятствовавшие, и выводя на свет новые творческие силы. Всегда и неизбежно сопровождается она нарастанием "государственно-сверхрациональных импульсов" в широких народных массах охваченной ею страны» [9, с. 129-130].
Устрялов называет русскую революцию великой [там же, с. 37, 69, 89, 321], замечая при этом, что «великой она стала лишь к ноябрю 1917 года» [там же, с. 111]. Ему «стыдно и больно» за февральскую революцию, которая сопровождалась «громкими лозунгами и театральными позами». На словах говорилось о «победе» и «государственном разуме», а на деле страна приближалась к военной катастрофе и распаду государства. Февраль «весь был соткан из противоречий, фатально влекших его к ги-268 бели», с ним связаны «разрушение», смерть «старого режима». Этой революцией исчерпал себя «петербургский период русской истории». Только после того, как октябрьским морозом дохнуло «на захмелевшую от свободы Россию», огромный бунт превратился «в великую революцию» [9, с. 205-207].
Великие революции, отмечает Устрялов, имеют свои черты. Есть внутренняя логика в их развитии и историческая необходимость в их парадоксах и контрастах. Они всегда органически и подлинно национальны («какими бы идеями... ни воодушевлялись»), всенародны («захваты-
вают всю страну, жизненно отражаются на всех»), экстремичны («непеременно «углубляются» до «чистой идеи») и разрушительны (все приносится в жертву «чистой идее») [там же, с. 111].
Устрялов подчеркивает национальный характер русской революции. Этот вывод он сформулировал еще в России. «Как бы то ни было, — писал он в конце 1917 г., — мы имеем перед собою настоящую, подлинную русскую революцию, развернувшуюся во всю ширь., углубленную до своих крайних, последних глубин... Реализуется известный комплекс идей, пусть ошибочных, пусть ложных, пусть диких, но все же издавна присущих нашему национальному самосознанию... Идет процесс отбора крепких, жизнеспособных, здоровых идей. Народ на опыте проверяет себя. Нужно пройти через большевизм...» Программа большевиков — «бред, нередко переходящий в преступления, но ведь нужно же признать, что это — бред больной родины, больной России... » [11].
В эмиграции он продолжает оппонировать тем, кто сомневался в национальном характере революции. «Какое глубочайшее недоразумение, — восклицает он, — считать русскую революцию не национальной! Это могут утверждать лишь те, кто закрывает глаза на всю русскую историю и, в частности, на историю нашей общественной и политической мысли.» Русская революция прошла «через типичнейший русский бунт» и в ней на разных этапах отражался «причудливый дух» различных течений отечественной мысли. «Нет, — замечает Устрялов, — ни нам (интеллигенции — В.Р.), ни «народу» неуместно
снимать с себя прямую ответственность за нынешний кризис - ни за темный, ни за светлый ее лики. Он -наш - подлинно русский, он весь в нашей психологии, в нашем прошлом...». И даже если окажется, что девяносто процентов русских революционеров — инородцы, главным образом, евреи, то это отнюдь не опровергнет чисто русского характера движения. «Не инородцы революционеры правят русской революцией, а русская революция правит инородцами революционерами, внешне или внутренне приобщившимися «русскому духу» в его нынешнем состоянии» [8, с. 6, 43, 47-48].
Об этапах русской революции
В развитии русской революции Устрялов выделяет два этапа: «разрушительный» (интернациональный) и «созидательный» (национальный). Рубежом между ними определяется весна 1921 г. На первом этапе революции, по его мнению, господствует «революционный романтизм» и доктринерские тенденции. Большевики-революционеры находятся в плену «программы — максимум». Во внутренних делах они стремятся покончить с прошлым (в экономической, социальной, политической областях). Жестокими методами насаждают утопическую систему «военного коммунизма», пытаясь превратить страну в «единую фабрику» с централизованным аппаратом производства и распределения. Национальные интересы подчинены полностью интернациональным задачам. «Революционные» силы направляются на осуществление мировой революции. Международная политика большевиков превращает Россию в страну-изгоя на
мировой арене [9, с. 27-32, 36-40, 4146, 75-77, 111-116].
После кронштадтского восстания и с провозглашением НЭПа «интернациональный» этап революции сменяется «национальным». Революция на этом новом этапе «идет навстречу реальным потребностям реального населения России». Национальные задачи становятся приоритетными. Выявляются осязательные «завоевания» революции, окрашенные «хозяйственным индивидуализмом». В сфере экономической, замечает Устря-лов, «они едва ли не близки к тому, что П.Б. Струве выразительно называет «столыпинской идеей русской революции». В области внешнеполитической Россия стремится восстановить свой былой престиж, начинает строить цивилизованные отношения с внешним миром, добивается суверенитета на международной арене, меняет методы дипломатии с революционных на общепринятые в мировой практике [там же, с. 112-116].
Новая экономическая политика, по мнению Устрялова, есть не что иное как «компромисс идеальных достижений революции с реальными». Благодаря НЭПу создаются условия для «хозяйственного оздоровления страны». Даже многочисленные пороки реализации НЭПвского курса в жизнь «не могут уничтожить его внутреннего смысла, его исторической миссии». Он приведет, убежден Устрялов, к «национализации революции», возвращению страны на путь здравого смысла [там же, с. 115].
В новшествах времени политический мыслитель видит знаковый симптом — перерождение большевизма, его эволюцию. «Весь вопрос, разумеется, в том, — пишет он, — какой
269
270
смысл вкладывается в понятие «эволюция большевистской власти». Большевики не отказываются от своей программы, они остаются принципиальными коммунистами. И советская власть «неспособна превратиться в режим формального народоправства». Но значит ли это, что «большевизм чужд всякой «эволюции?» Факты, по его мнению, говорят об обратном. В правительственных верхах идет борьба двух тенденций — «доктринерской» и «умеренной». Последняя, инициированная вождем революции, отражает эволюцию большевизма. Ленин, оставаясь самим собой, идет на уступки, «эволюционирует», то есть по тактическим соображением совершает шаги, которые неизбежно совершила бы власть, чуждая большевизму. Ему ясно, что «немедленный коммунизм не удался» и он инициирует мероприятия, несвойственные «военному коммунизму». «Чтобы спасти советы, Москва жертвует коммунизмом», пишет Устрялов, жертвует «лишь на время, лишь «тактически», но факт остается фактом», что «хозяйственное возрождение государства может и должно начаться только через изживание, преодоление коммунизма» [там же, с. 28-29, 37-38].
В контексте русской революцией НЭП, по мнениию Устрялова, есть не что иное, как русский термидор (по аналогии с французской революцией). Страна, поясняет он, осуществляя переход от военного коммунизма к НЭПу, вступает в «новую фазу» своей революционной истории: начинается «спуск на тормозах» — от великой утопии к здравому смыслу. Русская революция спасается от собственных излишеств, эволюциониру-
ет. Причем во главе этой эволюции находятся те же большевистские лидеры. Они вступили на путь термидора под давлением кронштадтских событий. Русский термидор, следовательно, проявляется не в белых фронтах, контрреволюционных движениях и восстаниях. «Путь термидора, — констатирует Устрялов, — в перерождении тканей революции, в преображении душ и сердец ее агентов», в приспособлении их к новому периоду революции [там же, с. 44-46].
Интеллигенция в русской революции
Особое внимание Устрялов уделяет проблеме участия интеллигенции в русской революции. Эмигрантская интеллигенция отказывалась признавать свою ответственность за «русский кризис», считала, что в России произошла «не та» революция, о которой она мечтала. В эмиграции появилась даже теория о «двух революциях» — «благодетельной, февральской, и злокозненной, октябрьской, кем-то и как-то навязанной» [12, с. 400]. Признавая свое родство с Февралем, эмиграция, таким образом, отвергала свою идейную, духовную связь с Октябрем и большевизмом.
Устрялов в корне не согласен с таким подходом. Еще на начальном этапе революции он писал, что русская интеллигенция, готовившая революцию, должна «чувствовать нравственную ответственность за совершающееся», большевистская власть «не с неба слетела, а органически из жизни выросла», большевики — кара «за грехи русской интеллигенции» [11]. На чужбине политический мыслитель продолжает утверждать, что русская интеллигенция несет полную
ответственность за «русский кризис» во всех его проявлениях (за Февраль и Октябрь). У русской интеллигенции с большевизмом «общие корни», они «одинаково порождены историей нашей общественной мысли». «Сама русская революция есть, прежде всего, борьба русской интеллигенции с самою собою», — формулирует ведущий тезис Устрялов [9, с. 248-249]. Политический мыслитель дает жесткую оценку историческому пути русской интеллигенции, показывая процесс созревания в ее недрах «большевизма». Его ростки, подчеркивает он, заметны на протяжении всей ее истории. Преклонение перед материальной культурой, неприятие национальных начал, неучастие в государственных делах, влюбленность в утопии, нежелание видеть в окружающей жизни «крупиц добра» — все это вело к утверждению в этих кругах антигосударственных настроений. В условиях притеснений и репрессий многие из интеллигентской среды находили смысл жизни в мечтах о построении «радикально нового мира». Интеллигенция «была. искалечена до мозга костей». А часть культурного слоя, связанного с русским государством (линия Сперанского-Столыпина), даже не считалась интеллигенцией [там же, с. 249-250].
Целые поколения русской интеллигенции, отмечает Устрялов, воспитывались в ненависти к власти, «приучались отождествлять правительство с государством и родиной». Понятие «национального лица» объявлялось «мистической выдумкой», принцип национальной культуры провозглашался «реакционным». Термин «национализм» стал бранным словом, а за роскошью факта ве-
ликодержавия притуплялся в стране великодержавный инстинкт. «В конце концов, — свидетельствует Устря-лов, мы превращались в каких-то Иванов — не помнящих, людей без отечества, оторвавшихся от родной почвы. Лишь подлинно великое потрясение могло бы излечить русскую интеллигенцию от ее тяжкой болезни» [там же, с. 251-252].
После первой революции, замечает мыслитель, наиболее чуткая часть интеллигентов в лице авторов сборника «Вехи» подвергла решительному осуждению традиционный путь русской интеллигенции. Но интеллигентское сообщество осмеяло их, заподозрив в «реакционности», и осталось «при прежних своих верованиях» в плену «ограниченных, сумбурных идей» [там же, с. 250-251].
В феврале 1917 г. рухнула императорская Россия, а вместе с ней и старая государственность. Но интеллигенции, вставшей у руля, замечает Устрялов, оказалось не под силу решение задачи строительства новой государственности. «Мартовская власть» показала полную неспособность управлять страной, руководить массами, понимать их запросы и устремления. Оказалось, что «к мысли она привычней, чем к действию». Углубление революции происходило чрезвычайно быстро и давние фантазии русской интеллигенции «облекались плотью и кровью». «Мы пережили на пространстве нескольких месяцев, — пишет политический мыслитель, — .«оживот-ворение» истории русской политической мысли. Страшный суд пришел — суд над духом и плотью русской интеллигенции» [там же, с. 249, 252254]. Большевизм, по словам Устряло-ва, пришел исполнить заветы русской
271
272
интеллигенции. Но интеллигенция «содрогнулась» от всего этого. В трагической борьбе (гражданской войне. — В.Р.) «восставшая против самой себя, против своей истории, армия русской интеллигенции была разбита наголову» [там же, с. 249, 254-255].
Устряловские мысли о трагедии русской интеллигенции во многом созвучны с размышлениями Н.А. Бердяева: «Интеллигенция столетие мечтала о революции и готовила ее, но революция стала ее гибелью, собственным концом. Одна часть интеллигенции стала властью, другая же ее часть была выброшена за борт жизни. Революция изобличила ложность идеологии, которой жила интеллигенция.» [13, с. 280].
Народ в русской революции
Не интеллигенция, а народ, утверждает Устрялов, стал главным строителем новой русской государственности. До Февраля в нем доминировали бунтарство и антигосударственные настроения. Только после Февральской революции он стал «самоопределяться», втягиваться в политическую жизнь. Народные массы отвергли национально-государственную идеологию Временного Правительства. «Многоуважаемая революция» «хирела», а вместо нее развивалась «реальная», «настоящая», всенародная революция. Страшный вихрь ее отзывался по всей стране. Народ, превратившись в «кузнеца своего счастья», добывал «мир, хлеб и свободу» как мог: бросал фронт, «грабил награбленное», жег и громил поместья. Тут-то, по словам Устрялова, и произошла своеобразная встреча народных масс с большевиками. Идеология большевиков
имела весьма мало общего с духовным миром русского народа, но они были обращены к народу не марксистскими схемами, а своим пафосом бунтарской правды и своими соблазнительными социальными лозунгами. Рабоче-крестьянский бунт, нуждавшийся в идеологии и лозунгах, нашел и то и другое у «большевиков-интеллигентов», которые не только не испугались анархии, но стремились ее углубить, чтобы потом по-своему руководить ее самоликвидацией. Страна представляла собою «сплошное анархическое море бурлящих народных инстинктов». Несмотря на смертельную опасность для российской державы, по словам Устрялова, «эта анархия была глубоко национальна, .и в ужасном кровавом хаосе зарождались основы нового народного самосознания и новой государственной жизни» [там же, с. 249, 255-256].
В российской истории, замечает Устрялов, возникает «общий язык» между народом и интеллигенцией. Низы деревни и города стали главной социальной опорой большевиков. Их правительство приблизилось к народу, стало ему доступно, а народ, привыкший безмолвствовать, «учился властвовать, сознавать свои интересы и свои возможности». Комитеты бедноты, советы депутатов, комиссары из рабочих, крестьян и матросов — все это свидетельство «народного правления», перехода власти к «людям из народа». Что же касается «старой» интеллигенции, то она, не осознав происходящих событий, утратила перспективу и «ушла в небытие» [там же, с. 258-259]. В конечном счете, приходит к выводу Устрялов, народ, на собственном
опыте осознав «необходимость в порядке и твердой власти», начинает созидать новую государственность. «Русский народ, — убежден мыслитель, — ... глубоко государственный. В критические минуты своей истории он неизменно обнаруживал государственную находчивость свою и организаторский разум.». И в 1917 г., разрушив конкретную форму государственного бытия, он не перестал быть государственным народом. На смену анархии приходит процесс «собирания и воссоздания России», строительства новой государственности. «Изнутри, из себя» народ созидает «свою власть и свое право». Происходит это «в страшной борьбе с самим собой», с негативными сторонами своего сознания [там же, с. 259-261].
О значении русской революции
Размышляя об историческом смысле и значении великой русской революции, Устрялов подчеркивает ее эпохальный характер. «Она глубочайшим образом всколыхнула весь русский народ, закрутила его в своем смерче, перепахала наново народное поле. Она прорвала немало психологических плотин, смыла, правда, много хорошего, но не меньше и наносного сора, оплодотворила землю, подобно весеннему разливу. Она дерзновенно и яростно, — отмечает он, — разрубила ряд гордиевых узлов, запутанных последнею эпохою жизни России. Но она не только прочно покончила с поместным классом и дворянской монархией, — она, вместе с тем, поставила и перед Россией, и перед всем миром целый рой огромных и жгучих исторических проблем». Вопросы социального, национального, государственного устройства, во-
просы международных отношений и самого смысла истории — весь этот круг проблем предстал перед человечеством. Русская революция, как всякая великая революция, имеет непосредственно международную направленность. Она показательна для всей современной цивилизации, «знаменуя собою ее серьезный и тревожный надрыв» и приковывая к себе внимание всех стран. Русская революция, уверен Устрялов, «коренным образом изменит политический и социальный лик страны» и «явится неотвратимым стимулом исторического прогресса» [19, с. 111-112, 389-390].
При оценке революции Устрялов предлагает руководствоваться формулой философа Б. Спинозы: «не плакать, не осмеивать, не проклинать, а понимать». К современникам она «обращена более темным. ликом». Но оценивать революцию, считает он, нельзя, руководствуясь текущими настроениями. «Мы обязаны в нашей практической деятельности, — пишет Устрялов, — исходить не из эмпирических впечатлений мо- „-,„ мента, а из общего анализа револю- 273 ции и ее исторической роли. Лишь поняв и приняв революцию как великую историческую стихию, новыми путями ведущую родину к реально новой жизни, можно содействовать преодолению всех ее разрушительных, злых и подчас бессмысленных внешних проявлений» [9, с. 128].
О личности большевистского лидера
Уделяя большое внимание различным аспектам русской революции, Устрялов не мог обойти молчанием личность большевистского лидера. За пореволюционный период
274
отношение его к В.И. Ленину принципиально изменилось. Весной 1917 г. в статье о приезде Ленина из-за границы в Россию, публицист подвергал его критике за догматизм, утопизм, бескомпромиссность, антипатриотизм, сектанство. И прогнозировал, что если Ленин не пересмотрит своих догм и не будет считаться с интересами родной страны, то «революция отвергнет такого деятеля» [14, с. 128].
Спустя несколько лет, в эмиграции Н.В.Устрялов, переживший трагический опыт банкротства белого дела, уходит от своих прежних негативных оценок руководителя пролетарских масс. Для него Ленин — «великий исторический деятель и великий революционер», «духовный собрат» Петра Великого и Наполеона, умевший трезво мыслить и разгадывать «лукавство исторического Разума». «По размаху своих дерзаний», по «стилю», «жуткой жизненности» Устрялов ставит его в один ряд с Ми-келанжело и Львом Толстым. Разница лишь в том, уточняет он, что «те работали мрамором и бумагою, а он творил на живом человечестве, взнуздывал чувствующую, страдающую плоть». Руководитель большевиков, как Макиавелли, совмещал в себе «качества льва и лисицы». Он был «великим утопистом», «великим оппортунистом» и «великим реалистом». В этом его сила и успех большевизма, сумевшего победить в гражданской войне и совершить поворот от коммунизма к нэпу [9, с. 2932, 37-38, 243-244].
Ленин, по словам Устрялова, — воплощение русского человека, русского духа. «Русскость» отражена в его облике («подлинно русском, «ев-
разийском»), в стиле речей, статей, в поступках и действиях. В нем присутствовал русский дух, в его делах видны и Разин, и Болотников, и Петр Великий. «Пройдут годы, — отмечает Устрялов, — .и тогда уже все навсегда и окончательно поймут, что Ленин — наш, что Ленин — подлинный сын России, ее национальный герой — рядом с Дмитрием Донским, Петром Великим, Пушкиным и Толстым.» [там же, с. 244-246].
Тезис Устрялова о том, что Ленин олицетворял душу и характер русского народа, разделяли и другие эмигрантские деятели. «Истолкование социализма и направление, которое Ленин как теоретик и тактик придал социализму, — писал философ Ф.А. Степун, - прежде всего, объясняется тем, что вождь мировой революции. был не просто русским революционером, но также типично русским человеком» [15, с. 96].
Итак, русская революция в России в трактовке политического мыслителя Н.В. Устрялова:
• есть закономерное явление, обусловленное объективными причинами, а также многочисленными противоречиями, накопленными во всех областях русской жизни за долгий период развития страны;
• не только была исторически предопределена, но готовилась многими поколениями русской интеллигенции, стремившейся свои антигосударственные настроения и утопические идеи распространить в русском обществе и потому ответственной за «русский кризис» и его последствия;
• содержит в себе не только разрушительные начала, но и созидательный потенциал, создающий ус-
ловия для возникновения новых тенденций общественной жизни;
• является «великой» по масштабам распространения, включению в революционный процесс различных социальных слоев, по глубине разрушительных и преобразовательных процессов, по влиянию на мировое развитие человечества;
• национальная по своему характеру, отражает темные и светлые лики русской души, противоречивые свойства русского характера;
• в своем развитии проходит два этапа, рубежом которых является весна 1921 г.: интернациональный (разрушительный), в ходе которого большевики стремились навязать стране утопические идеи, разжечь пожар мировой революции, конфликтовать с внешним миром, и национальный (созидательный), когда в большевистской политике приоритетными стали задачи национального развития страны, в экономике утверждались принципы здравого смысла, во внешней политике восстанавливались цивилизованные отношения со странами;
• осуществлялась с участием широких масс города и деревни, проявивших как бунтарские инстинкты, так и государственную ответственность;
• развивалась под влиянием большевистского лидера В.И. Ленина, соединявшего в себе черты революционера, утописта, оппортуниста и реалиста, умевшего трезво мыслить и разгадывать «лукавство исторического Разума» и благодаря которому большевики победили в Гражданской войне и совершили поворот от военного коммунизма к НЭПу;
• изменяет политический и социальный облик страны и становится
важнейшим фактором исторического прогресса в мировом масштабе.
Размышления и оценки Н.В. Устрялова, посвященные русской революции, несомненно, представляют интерес для современного осмысления событий столетней давности и актуальны для дальнейших исследований русского кризиса начала ХХ столетия.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
1. Рачина, А.В. Некоторые аспекты изучения революции 1917 г. [Текст] /А.В. Рачина, В.В. Бурьков, А.В. Алексеева // Актуальные проблемы гуманитарных и естественных наук. - 2016. - № 1-2. - С. 77-81.
2. История России ХХ века: пособие для учителя [Текст] / А.О. Чубарьян, Е.И. Пивовар, А.В. Пыжиков и др.; под ред. А.О. Чу-барьяна. - М.: Просвещение, 2003. - 352 с.
3. Никонов, В.А. Понять Россию. Часть 11. Россия: учебно-методическое пособие [Текст] / В.А. Никонов. - М.: «Русское слово-учебник», 2016. - 262 с.
4. История России с позиций разных идеологий: учебное пособие [Текст] / Под ред. проф. Б.В. Личмана. - Ростов н/Дону: Феникс. - 461 с.
5. Искандеров, А.А. Очерки новейшей истории советского общества [Текст] / А.А. Искандеров // Вопросы истории. -2002. - № 5. - С. 69-91
6. Деревянко, А.П. История России с древнейших времен до конца ХХ века: Учебное пособие [Текст] / А.П. Деревянко, Н.А. Шабель-никова. - М., Право и закон, 2001. - 800 с.
7. Александр Чубарьян - о новом учебнике истории [Электронный ресурс]. - URL: http://www.nakanune.ru/articles/18265 (дата обращения: 09.11.2014).
8. Устрялов, Н.В. В борьбе за Россию [Текст] / Н.В. Устрялов. - Харбин: Изд-во «Окно», 1920. - 80 с.
9. Устрялов, Н.В. Под знаком революции: Сб. ст. [Текст] / Н.В. Устрялов. - 2-е изд., перераб. и доп. - Харбин: Полиграф, 1927. - 415 с.
275
10. Омельченко, Н.А. В поисках России: общественно-политическая мысль русского зарубежья о революции 1917 года, большевизме и будущих судьбах российской государственности: историко-политиче-ский анализ [Текст] / Н.А. Омельченко. -СПб.: Изд-во РХГИ, 1996. - 560 с.
11. Устрялов, Н.В. В Рождественскую ночь [Текст] / Н.В. Устрялов // Утро России. -1917. - 24 декабря.
12. Ландау, Г. Революция и смута. Социологический опыт [Текст] / Г. Ландау // Русская мысль. - 1923-1924. - Кн. IX-XII. -С. 339-424.
13. Бердяев, Н.А. Смысл истории. Новое средневековье [Текст] / Н.А. Бердяев; сост. и коммент. В.В. Сапова. - М.: Изд-во «Канон +», 2002. - 448 с.
14. Устрялов, Н.В. Вождь подполья (Н. Ленин - В.И. Ульянов) [Текст] / Н.В. Устрялов // Утро России. - 1917. - 6 апреля.
15. Степун, Ф.А. Ленин [Текст] / Ф.А. Сте-пун // Вопросы философии. - 2002. - № 8. - С. 93-97.
REFERENCES
1. Aleksandr Chubarjan - o novom uchebnike istorii, available at: http://www.nakanune.ru/ar-ticles/18265 (accessed: 09.11.2014). (in Russian)
2. Berdjaev N.A., Smysl istorii. Novoe sred-276 nevekove, ed. V.V. Sapova, Moscow, Kanon +, 2002, 448 p. (in Russian)
3. Derevjanko A.P., Shabelnikova N.A., Istori-ja Rossii s drevnejshih vremen do konca XX veka: Uchebnoe posobie, Moscow, Pravo i zakon, 2001, 800 p. (in Russian)
4. Iskanderov A.A., Ocherki novejshej istorii sovetskogo obshhestva, Voprosy istorii, 2002, No. 5, pp. 69-91. (in Russian)
5. Istorija Rossii XX veka: posobie dlja uchitel-ja, eds. A.O. Chubarjan, E.I. Pivovar, A.V. Pyzhikov, Moscow, Prosveshhenie, 2003, 352 p. (in Russian)
6. Istorija Rossii s pozicij raznyh ideologij: uchebnoe posobie, ed. prof. B.V. Lichmana, Rostov-na-Donu, Feniks, 461 p. (in Russian)
7. Landau G., Revoljucija i smuta. Socio-logicheskij opyt, Russkaja mysl, 1923-1924, Knigi IX-XII, pp. 339-424. (in Russian)
8. Nikonov V.A., Ponjat Rossiyu...Part 11. Rossija: uchebno-metodicheskoe posobie, Moscow, Russkoe slovo-uchebnik, 2016, 262 p. (in Russian)
9. Omelchenko N.A., Vpoiskah Rossii: obsh-hestvenno-politicheskaja mysl russkogo zar-ubezhja o revoljucii 1917 goda, bolshevizme i budushhih sudbah rossijskoj gosudarstven-nosti: istoriko-politicheskij analiz, St. Petersburg, 1996, 560 p. (in Russian)
10. Rachina A.V., Burkov V.V., Alekseeva A.V., "Nekotorye aspekty izuchenija revoljucii 1917 g.", in: Aktualnyeproblemy gumanitar-nyh i estestvennyh nauk, 2016, No. 1-2, pp. 77-81. (in Russian)
11. Stepun F.A., Lenin, Voprosy filosofii, 2002, No. 8, pp. 93-97. (in Russian)
12. Ustrjalov N.V., V Rozhdestvenskuju noch, Utro Rossii, 1917, 24 dekabrja. (in Russian)
13. Ustrjalov N. V., Vozhd podpolja (N. Lenin -V.I. Uljanov), Utro Rossii, 1917, 6 aprelja. (in Russian)
14. Ustrjalov N.V., Pod znakom revoljucii. Pod znakom revoljucii: Collection of scientific papers, 2nd., Harbin, Poligraf, 1927, 415 p. (in Russian)
15. Ustrjalov N.V., V borbe za Rossiju, Harbin, Okno, 1920, 80 p. (in Russian)
Романовский Вячеслав Константинович, доктор исторических наук, доцент, заведующий кафедрой, кафедра истории и обществоведческих дисциплин, Нижегородский институт развития образования, vkroman@mail.ru Romanovskii V.K., ScD in History, Associate Professor, History and Social Studies Department, Chairperson, Nizhniy Novgorod Institute for the Development of Education, vkroman@mail.ru
