CC BY
175
УДК 321
ИДЕОЛОГИЯ НАЦИОНАЛ-БОЛЬШЕВИЗМА (К ПОЛИТИЧЕСКОЙ ДОКТРИНЕ Н. В. УСТРЯЛОВА)
© И. И. Муллахметов
Башкирский государственный университет Россия, Республика Башкортостан, 450074 г. Уфа, ул. Заки Валиди, 32.
Тел./факс: +7 (347) 273 67 78.
E-mail: mullakhmetov_ilgiz@mail. ru
Статья посвящена анализу идеологии национал-большевизма — заметного политикоидеологического движения России 20-30-х гг. ХХ в. Выявлено различие, по Н. В. Устрялову, большевизма от коммунизма; национал-большевизм обоснован как идеологическая платформа небольшевистской советской интеллигенции, представлены взгляды Н. В. Устрялова на складывающуюся новую мировую ситуацию в ХХ в.
Ключевые слова: большевизм, национал-большевизм, коммунизм, революция, советская власть, политологический подход, идеология, государство, Россия, Советская Россия.
Национал-большевизм как социально-идеологическое и политическое явление первой трети ХХ столетия - событие весьма значительное и во всей глубине пока неоцененное, непроанализированное. Это был реальный политико-идеологический феномен, существенно повлиявший на политические события 20-х гг. как внутри Советского Союза, так и за его пределами в среде русской эмигрантской общественной мысли. Достаточно вспомнить, что в споре партийных оппозиций второй половины 20-х гг. обвинения в «устряловщине» или «полуустряловщине» слетали с уст Г. Зиновьева, И. Сталина, Л. Троцкого. С Устряловым полемизировал В. И. Ленин. Характеризуя оценку Устряловым нэпа как неизбежного курса в Советской России с далеко идущими последствиями в социальной, хозяйственной, политической сферах, он отмечал: «Такие вещи, о которых говорит Устрялов, возможны, надо сказать прямо... Враг говорит классовую правду, указывая на ту опасность, которая перед нами стоит» [1, с. 94].
В 1925 г. появились сразу две программные работы советских партийных лидеров с критикой идеологической платформы Устрялова. В сентябре появляется брошюра Г. Зиновьева «Философия эпохи». Важно здесь то, что критикуя в ней позицию сменовеховства, автор фактически, как утверждает Устрялов, полемизирует с ведущей линией самой партии, заявленной на XIV съезде ВКП(б) и представленной связкой Сталин-Бухарин. Устря-лов, в частности, откликается на эту работу Зиновьева следующим образом: «В общей оценке текущей эпохи, в сомнениях, в анализе современного исторического периода оппозиционные маловеры кое в чем, странным образом, являются нашими попутчиками: недаром Зиновьев начинил нашими мыслями свою «Философию эпохи» (выделено автором. -И. М.» [2, с. 482].
В газете «Правда» за 13—15 ноября того же года публикуется полемическая работа Н. Бухарина «Цезаризм под маской революции (По поводу книги проф. Н. Устрялова «Под знаком революции»)». Устрялов, таким образом, становится неким идеологическим символом внутрипартийной борьбы в СССР, а также барометром в оценке перспектив
политического и экономического развития советского государства.
За политическими откликами Устрялова на события в СССР следили в среде русской эмиграции, хотя в большинстве своем и не приемля его лояльное отношение к советской власти. Одним словом, национал-большевизм - явление значительное, незаслуженно забытое. Научное, теоретическое осознание национал-большевизма может внести значительные коррективы в современное видение и оценку событий революционной и последующей эпохи в России первой трети ХХ столетия.
Самое главное, что мы хотели бы выделить и подчеркнуть, это то, что национал-большевизм как идеология представляет собой совершенно четко выраженный политологический подход к событиям истории вообще и к социально-политическим тенденциям развития России в частности.
В самом деле, другие представители русской интеллигенции того времени анализ и оценку текущих событий обусловливают философским, нравственным, религиозным углом зрения как таковыми. В результате, политические события характеризуются в контексте общего видения человека, общества, истории; Н. В. Устрялов же ситуацию российскую и мировую берет в чисто политическом контексте, исходя из тактических и стратегических интересов российского государства. Моральные, религиозные, общекультурные соображения подчинены им национально-государственной точке зрения. Здесь кроется то принципиальное расхождение, которое развело Н. В. Устрялова и национал-большевизм с иными течениями русской эмиграции. Последние, при всех своих различиях, по мнению Устрялова, в значительной мере догматически исходили с одной стороны, из доктринерских морально-религиозных схем, с другой - из некоего готового, заданного прошлым (монархическим, православным) представления о России, ее пути, о европейских демократических стандартах, которые могли бы быть восприняты в рамках Февральской революции. Большевистская страница в такие представления никак не вписывалась. По Устрялову же большевистская революция - плоть
от плоти русской истории и, прежде всего, плод развития русской интеллигенции. «Эти люди, - с недоумением пишет о русской эмигрантской интеллигенции Устрялов в 1930 г., - до сих пор всерьез убеждены, что большевизм — вне “традиционной русской историографии”! ... Что он лишен глубочайших народных корней и международных предпосылок! Что протекшие тринадцать лет — маленькое недоразумение, досадная опечатка в книге русской истории и русской культуры! Недаром вот уже годы тянут они свои исторически малограмотные и эстетически безвкусные рассуждения о том, что, мол, большевизм не есть революция, а русская революция прервалась 25 октября 1917 года» [2, с. 735].
Что же такое национал-большевизм как идеология? Мы уже отмечали в другой статье, что историю Советской России ХХ в. можно успешно представить и проанализировать как раз с позиций национал-большевизма и именно как форму национальной власти новой исторической эпохи, заявившей о себе в ХХ в. [См.: 3, с. 57—62]. Теперь необходимо проанализировать идеологическую суть национал-большевизма подробнее.
Из текстов Н. В. Устрялова ясно, что он принципиально прагматичен в оценке происходящих политических событий. Его отношение к тем или иным происходящим социально-политическим, хозяйственным, культурным событиям определяется тем, позволяют ли они сохранить и усилить Россию как национально-государственное образование, как мировую державу или нет. «Для патриота ... общая, верховная цель лучше всего формулируется старым римским изречением: «благо государства — высший закон». Принцип государственного блага освящает собою все средства, которые избирает политическое искусство для его осуществления. Быть верным себе для патриота значит быть верным этому принципу, - и только» (выделено автором. — И. М.) [2, с. 101].
Это было сказано в 1920 г. в условиях продолжающейся гражданской войны. Но Устрялову уже ясно историческое поражение белого движения и то, что история России пошла в своем политическом и культурном возрождении путем большевистским.
То же самое он повторяет в 1930 г., в разгар начавшегося наступления коллективизации: «Разумеется, гражданская верность правительству не должна и не может быть принципиально беспредельной. Ее критерий — благо государства (выделено автором.— И. М.). С точки зрения этого критерия и надлежит ставить вопрос о политическом самоопределении. Благо государства в широком смысле слова, учитывающем и непосредственные интересы собственного народа как цепи поколений, и историческую роль родины в судьбах человечества.
Здесь-то и начинается наше основное разногласие с политической эмиграцией. Разногласие в решающих прогнозах, в общей оценке русской ре-
волюции. Именно оно и развело нас на разные берега» [2, с. 728—729].
Государство для Н. В. Устрялова — это не социальный институт, имеющий сугубо прикладное, функциональное значение, а «духовный организм», определяющий собой все остальные стороны общественной жизни. «Оно объемлет собою все, что есть в человечестве ценного, все достояние культуры, накопленное веками творчества. Государство — необходимое условие конкретной нравственности, через него осуществляется в жизни Добро» [2, с. 37]. Вот истоки его отношения к большевизму. Если большевистская власть победила, если она теперь представляет в своем лице Россию как таковую, то с ней надо считаться и с ней необходимо сотрудничать. Такая позиция обусловлена исключительно национально-патриотическими соображениями и ничем больше. «Испытания последних лет с жестокой ясностью показали, — констатирует он, — что из всех политических групп, выдвинутых революцией, лишь большевизм при всех пороках своего тяжкого и мрачного быта смог стать действительным русским правительством» [2, с. 115]. Какой отсюда вывод? Он таков: «Мы смотрим на большевизм как на форму государственного властвования, в переживаемый исторический период выдвинутую русской нацией» (выделено автором.— И. М.) [2, с. 321].
При этом Устрялов всюду, честно и принципиально демонстрирует границы своего приятия большевизма и границы возможного сотрудничества с ним как с наличной государственной властью. Он не приемлет культурную, социальную, хозяйственную стороны большевизма как социальнополитического явления. Не приемлет он и философию большевизма. Что же остается для соглашения? Только национальный аспект. «Прекрасно знаю, — говорит он, — что большевизм богат недостатками, что многие возражения против него с точки зрения культурной (вульгарный материализм, «механизация» жизни), экономической («немедленный» коммунизм) и политической (антиправо-вые методы управления) еще продолжают оставаться в силе. Но главное, решающее возражение — с точки зрения национальной — отпало. . теперь уже нет выбора между двумя лагерями в России. Теперь нужно выбирать между Россией и чужеземцами» (выделено автором.— И. М.) [2, с. 106].
«В устряловской теории большевизм, как конкретно-историческое явление, — пишет по этому поводу В. Э. Багдасарян, — занимал подчиненное положение, находился на службе надвременной национальной идеи российской государственности» [4, с. 12].
В этом пункте возникает новый аспект национал-большевизма как идеологии: он является идеологией внепартийной русской интеллигенции, согласившейся честно и добросовестно сотрудничать с новой властью во имя родины. «Им необходима
только возможность плодотворной работы на благо страны. Равным образом и коммунисты не должны требовать от интеллигенции большего, чем она может дать: духовно и органически “сближаться с революцией” она может постольку, поскольку революция спускается к ней с заоблачных высот мечты» [2, с. 323-324].
Более того, согласно Устрялову, именно в национал-большевизме находит свое выражение коренное перерождение русской интеллигенции в своей сути. Вся предыдущая история русской интеллигенции - это ее оторванность и от народа, и от власти. «Вехи» 1909 г. зафиксировали это впервые. Теперь в национал-большевизме Устрялов и видит обретение, обоснование интеллигенцией своего нового позитивного облика. Время, когда интеллигенция принципиально противопоставляла себя власти, прошло. Наступила эпоха плодотворной, честной работы во благо государства и родины. «В большевиках и через большевизм русская интеллигенция преодолевает свое историческое отщепенство от народа и психологическое отщепенство от государства. Преодолевает диалектически, изнутри, силой критики исторического опыта» [2, с. 507]. И потому он обращается ко всей русской интеллигенции: «Мы призываем русскую интеллигенцию отказаться от политического максимализма и пойти на службу русскому государству в его наличном состоянии и с его наличным обликом» [2, с. 321].
Устрялов различает большевизм как государственную власть и коммунизм. Коммунизм - это исторически преходящая политическая линия большевистской власти, когда она исходила из веры в возможность скорой победы революции в Европе. Революция, однако, в Европе не произошла, и России необходимо включаться в мировую хозяйственную жизнь с дипломатией, торговлей, вооруженной защитой. Коммунизм в этих условиях как реальная социально-политическая и экономическая линия действия становится попросту невозможной, а советская власть неизбежно заявит себя как национально-государственная. Это и позволяет Уст-рялову развивать национал-большевистские идеи как единственно приемлемые в складывающихся обстоятельствах, если он выступает с позиций государственника и патриота. «Решающая ошибка П. Б. Струве, - утверждает он, - состоит в том, что он смешивает большевизм с коммунизмом. Исходя из этого невероятного и недосказанного им отождествления, он и получает легкую возможность утверждать “абсолютную и объективную антинациональность большевизма”. ... Но ведь в том-то и дело, что советский строй не только не исчерпывается экономической политикой немедленного коммунизма, но даже и не связан с нею органически и неразрывно (выделено автором. - И. М). Таким образом, необходимо признать, что качество “абсолютной и объективной антинациональности” присуще не большевизму, как таковому, а лишь той
экономической политике, которую вела большевистская власть в период гражданской войны в неоп-равдавшемся расчете на близкую мировую революцию. ... На наших глазах происходит то тактическое “перерождение большевизма”, которое нами упорно предсказывалось вот уже более полутора лет (см. хотя бы мою статью «Перспективы» в сборнике «В борьбе за Россию»), и ориентация на которую есть один из основных элементов нацио-нал-большевистской идеологии и тактики» [2,
с. 298-299].
Коммунизм также оценивается Устряловым совсем неоднозначно. Обусловлено это общей оценкой исторической эпохи как внутри России, так и в Европе в целом. В России старый монархический режим себя полностью дискредитировал. Он должен был сойти с исторической сцены и сошел. Мирным, эволюционным путем сделать это не получилось: у России не хватило для этого ни сил, ни времени. Потому революция была неизбежна. Именно три года коммунистического утопизма при всей трагичности и тех бедствиях, которые они принесли России и ее народу, по Устрялову, уничтожили дотла старую, «прогнившую» форму власти и создали платформу для новой России. Коммунизм - необходимая отрицательная фаза становления новой России, и потому он в этом своем качестве Устряловым оценивается положительно, а дальше большевизм будет эволюционировать в сторону от «“коммунизма”, прекрасно пригодившегося лишь для разрушения старого социального строя (выделено автором. - И. М.). При таких условиях (т.е. становления нормальной хозяйственной жизни страны в рамках нэпа. - И. М.) не подлежит сомнению, что эволюция большевизма будет на наших глазах все развиваться и углубляться» [2, с. 327].
Революция была и неизбежна, и плодотворна для России: «Четыре долгих и страшных года сделали явными для всех, что путь возрождения России лежит через Великую Революцию. Фокус событий - в органическом процессе революционного развития» (выделено автором. - И. М.) [2, с. 319]. Именно в Октябрьской революции произошло подлинное историческое пробуждение России: «Октябрь был великим выступлением русского народа, актом его самосознания и самоопределения. Русский народ “нашел себя”. Но, конечно же, от себя не ушел. И в мировых, всечеловеческих своих устремлениях, и в онтологии революции, и в ее логике, и в ее быте - он остался собою, вернее, он становится собою, как никогда еще раньше. Прав Троцкий, утверждая, что “большевизм нацио-нальнее монархической и иной эмиграции, Буденный национальнее Врангеля” (“Литература и революция”). Восьмилетняя динамика Октября - яркий документ этой непреложной истины» [2, с. 464].
Но и в Европе наступает новая историческая эпоха. Наступающий ХХ в. знаменует эпоху эта-
тизма, сумерек демократии. Революция в России и новая советская власть — яркое, значительное событие в этом ряду, за которым последуют схожие события в Европе. Режим Муссолини в Италии, фашизм в Германии, схожие процессы в Болгарии, Турции: «идет новая эпоха . Формальная демократия повсюду переживает сумерки, едва ли не превращается в собственную противоположность. ... Индивидуализм XIX века, всесторонне развивая свои определения, переходит в “этатизм” ХХ-го, новые социальные идеи, становясь мощной, активной силой, решительно трансформируют облик современного человечества» (выделено автором. — И. М.) [2, с. 514—515].
Первый камень новой наступающей эпохи заложен именно русской и именно большевистской революцией. «Всемирно-исторический смысл
октябрьской революции заключен в ниспровержении устоев формально-демократической государственности XIX века. В этом своем “смысле” она истинно победоносна и подлинно интернациональна» (выделено автором. — И. М.) [2, с. 517].
Что противопоставила идеологии национал-большевизма русская эмигрантская мысль? Она исходила из моральных, религиозных и общекультурных представлений о России, и большевизм для нее неприемлем. Это одно с коммунизмом. Принять его она не может. Политологический подход с утверждением примата русской государственности она также не приемлет. «Смерть одного человека, последнего из людей, есть более важное и более трагическое бытие, чем смерть государств и империй», — утверждает Н. Бердяев [5, с. 86]. Ему вторит Б. Вышеславцев, отрицая революцию как социальное преступление: «Нельзя разрешить себе преступление, хотя бы оно было уничтожением скверной старушонки или мучением ребенка, необходимым для “блага человечества”» [6, с. 356].
Но «разве придуман на земле строй, чуждый человекоубийству в той или иной форме? — парирует Устрялов. — Разве “власть народа” не знает человеческих жертвоприношений? ... Вспомните нашу площадную керенскую демократию. Вспомните колониальную политику великих демократий. ... Снимем розовые очки. Конечно, следует неустанно стремиться к упразднению человеческих жертвоприношений. Но нужно всегда помнить, что нередко их словесное упразднение лишь способствует их небывалому и отвратительному торжеству» [2, с. 533].
Иван Ильин утверждает, что «крушение монархии было крушением самой России»; «Ныне европейцы . повторяют ту же самую ошибку: они делают все возможное, чтобы не увидать настоящую Россию, чтобы связать ее, смешать ее и отождествить ее с большевиками . А между тем Россия — вся, какая она была, от вече до Государственной Думы, от Нестора до Пушкина, Достоевского и Лескова, . была и есть внереволюционная и
дореволюционная Россия» (выделено автором. -И. М.) [7, с. 38; 61-63].
Д. С. Мережковский характеризуемую эпоху того времени определяет как эпоху «грядущего Хама», утверждая, что «только религиозная общественность спасет Россию (выделено автором. -И. М.)» [8, с. 44]. И здесь главенствует, таким образом, морально-религиозный подход.
П. И. Новгородцев отвергает революцию, ибо она принесла с собою лишь «кару, страдание и трагедию». «Знамя “завоеваний революции” было достаточно, чтобы разрушить Россию, но оно бессильно ее восстановить. Для возрождения России нужно другое знамя - «восстановления святынь» [9, с. 575]. То же отрицание революции с религиознонравственных позиций мы видим у С. Н. Булгакова [См.: 10, с. 568].
Подход Устрялова и сегодня не может быть воспринят однозначно. Но нельзя не отдать должное его честной и именно нравственной позиции. Политика только тогда избежит лишних жертв, когда будет исходить из трезвого расчета. «Нравственность есть действенность и конкретность», -утверждает он.
Подведем итоги наших рассуждений. Итак, национал-большевизм как идеология может быть охарактеризован следующими пунктами:
1. Он признает большевизм как «форму государственного властвования, в переживаемый исторический период выдвинутую русской нацией». Большевизм для Устрялова - политическая система, с неизбежностью эволюционирующая в ходе утверждения нормальной повседневной социальнокультурной и хозяйственной жизни, а коммунизм как политическая линия будет обязательно упразднен фактически, хотя заверять себя и всех в верности ему большевики будут по-прежнему.
2. Национал-большевизм - это идеология го-сударствования в новых исторических условиях, когда европейские формы парламентаризма себя, по сути, изжили, и наступает повсеместно эпоха этатизма, «компактной волевой государственной власти». «Русская революция открывает собою новую эру всеобщей истории», - утверждает Устря-лов.
3. Национал-большевизм - это идеология внепартийной советской интеллигенции, лояльной к советской власти и готовой к деловому сотрудничеству, работе во благо России. Она принимает советскую власть сугубо из патриотических соображений.
4. Национал-большевизм - это новая идеология русской интеллигенции, преодолевающей свой отрыв от народа и государства.
5. Н. В. Устрялов в своей политико-идеологической деятельности представил политологический подход, руководствуясь соображениями сугубо политического порядка. Гуманистический, религиозно-нравственный подход как исходный и опре-
деляющий путь политических действий неприемлем и опасен именно в силу своей безнравственности. Он обязательно приведет к жертвам, разрухе и потрясениям. «Гуманизм всегда начинается идиллией, а заканчивается гильотиной», — приводит он слова Наполеона, соглашаясь с ними. Нравственной является только политика трезвого рационального расчета.
ЛИТЕРАТУРА
1.
Ленин В. И. Политический доклад Центрального Комитета РКП(б) XI съезду // Полн. собр. соч. в 55 т. Т.45. М.: Издательство политической литературы, 1970. 748 с.
2. Устрялов Н. В. Избранные труды. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2010. 888 с.
3. Муллахметов И. И., Утяшев М. М. Большевизм как национальная власть: взгляд на события 20—30-годов с точки зрения Н. В. Устрялова // Вестник БГУ, 2012, №2.
4. Багдасарян В. Э. Николай Васильевич Устрялов / Устрялов Н. В. Избранные труды. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2010. 888 с.
5. Бердяев Н. А. О рабстве и свободе человека // Царство духа и царство кесаря. М.: Республика, 1995. 383 с.
6. Вышеславцев Б. Парадоксы коммунизма // Путь. Орган русской религиозной мысли. М.: Информ-Прогресс, 1992. 752 с.
7. Ильин И. Национальная Россия: наши задачи. М.: Эксмо: Алгоритм, 2011. 464 с.
8. Мережковский Д. Больная Россия. Л.: изд-во Ленингр. университета, 1991. 272 с.
9. Новгородцев П. И. Восстановление святынь. Об общественном идеале // М.: Пресса, 1991. 639 с.
10. Булгаков С. Н. На пиру богов // Соч. в 2 т. Т.2. М.: Наука, 1993. С. 564—626.
Поступила в редакцию 28.09.2012 г.
