CC BY
3ВанКзпин
ПРОШЛОЕ «ЗВЁЗД»*
Хуан Жуй и Ма Дэшэн задумали выставку «Звёзд» в конце 1978 г. Затем к ним присоединились Чжун Ачэн, Ли Юнцунь, Цюй Лэйлэй и др. Я же стал членом группы относительно поздно. Среди нас почти не было художников-профессионалов, но всех объединяло стремление создать что-то новое, то, что мы считали современным искусством.
Работавший на кожевенной фабрике Хуан Жуй в то время был художественным редактором народного издания1 «Сегодня» («Цзиньтянь»). Ма Дэшэн, будучи чертежником в исследовательском центре при станкостроительном заводе, часто иллюстрировал различные народные издания. Чжун Ачэн, проведший более 10 лет по направлению в деревне, в 1978 г. стал одним из организаторов крупной молодежной забастовки в пров. Юньнань, а вернувшись в Пекин, занял должность временного редактора в журнале «Книги мира». Он был сыном кинокритика Чжун Дяньфэя. Ли Юнцунь, известный под псевдонимом Бо Юнь, только что поступил в аспирантуру по истории искусств Центральной академии художеств и в то же время был членом редколлегии народного издания «Плодородные земли» («Во ту»). Цюй Лэйлэй работал
* Пер. и ком. Е.Г. Калкаева. Перевод выполнен по изданию Ван Кэпин. Синсин ванши (Прошлое «Звезд») // Юаньдянь (Исходная точка). Гонконг, 2007. С учетом авторских исправлений 2009 г.
осветителем на Центральном телевидении, а в народных изданиях часто можно было увидеть его знаменитые рисунки пером, подписанные «Лу Ши». Отец его был известный писатель Цюй Бо. Я работал сценаристом на Центральном телевидении и публиковал пьесы в народных изданиях «Пекинская весна» («Бэйцзин чжи чунь») и «Плодородные земли».
Хуан Жуй и Ма Дэшэн также активно участвовали в движении «пекинской весны», центром которого была «стена демократии», поэтому «Звёзды» с самого начала имели тесную связь с демократическими кругами и всегда получали поддержку реформаторски настроенных сил. И если добавить к 20—30 художникам всех тех, кто непосредственно принимал участие в деятельности «Звёзд», то можно будет насчитать более 100 человек. Это был первый случай в КНР, когда художественное движение вышло за пределы небольшого круга и при поддержке масс бросило вызов власти.
В начале лета 1979 г., когда подготовка была завершена, Хуан Жуй и Ма Дэшэн встретились с председателем Пекинского союза художников Лю Сюнем и просили его об организации выставки. Лю Сюнь был человеком храбрым и опытным. В 1957 г. он был причислен к сторонникам «правых»2 и провел 10 лет в тюрьме. Сам пройдя через суровые испытания, он смело поддержал эту инициативу и вскоре специально приехал домой к Хуан Жую посмотреть собранные нами работы. Воодушевленный увиденным, он немедленно дал согласие на проведение выставки. Но из-за того, что график мероприятий в зале Пекинского союза художников был полностью расписан надолго вперед, нам оставалось дожидаться следующего года.
Посоветовавшись, мы решили, что в ситуации, когда политический климат так непредсказуем, ждать не стоит, и если других вариантов нет, надо устроить уличную выставку. Открытие запланировали на конец сентября, в преддверии празднования Дня основания КНР.
Трудно было подобрать хорошее место: перед «стеной демократии» на улице Сидань; в парке Юаньминъюань в западном предместье Пекина; перед зданием Центрального радио и телеви-
дения на Фусинмэнь (так как Цюй Лэйлэй и я работали там, это могло бы облегчить общую координацию) — все варианты были не идеальны.
Однажды мы условились сходить на выставку в Музей изобразительных искусств Китая и неожиданно обнаружили с восточной стороны здания небольшой парк. Тотчас же договорились провести выставку именно здесь, а чтобы избежать возможного вмеша-тельства-властей, решили пока держать все в секрете. Музей находится в самом центре Пекина, а парк прилегает к перекрестку, где с утра до вечера не останавливается поток пешеходов и автомобилей — отличное место, чтобы устроить переполох.
Каждый день проезжая мимо на велосипеде, я осматривал железную решетку с восточной стороны музея, прикидывая, как развесить на ней деревянные скульптуры.
В середине сентября уже начало холодать. Как-то я увидел, что место, где мы планировали организовать выставку, выгорожено веревкой, и с десяток рабочих выкорчевывают под решеткой дерн. Я немедленно сообщил об этом Хуан Жую и Ма Дэшэну, и мы вместе поспешили в парк. Наблюдая за медлительными рабочими, мы заподозрили, что возможно кто-то проболтался о наших планах, и власти решили нанести упреждающий удар. Надо было снова начинать поиски, но в таком городе, как Пекин, крайне сложно отыскать место, где можно развесить целую выставку. Однако тревога оказалась ложной: незадолго до Дня основания КНР работы ускорились, и именно тот уголок, где мы намеривались провести выставку, был вымощен ровной цементной плиткой.
Вечером 25 сентября мы собрались у Хуан Жуя, чтобы согласовать конкретные детали. Выставку решили проводить с 27 сентября по 3 октября — в это время в Музее изобразительных искусств как раз должна была открыться национальная художественная выставка, посвященная 30-летней годовщине основания КНР.
Большой проблемой была доставка работ, но Хуан Жуй сказал, что может договориться о грузовике, который рано утром 27 числа сначала заберет картины из его дома, а затем приедет ко мне за деревянными скульптурами. После собрания распределили отпечатанные на ротаторе приглашения и нарисованные от руки афиши.
26 сентября в первой половине дня мы вместе с Янь Ли (молодым участником «Звезд» и поэтом, печатавшимся в народных изданиях) отправились на велосипедах расклеивать афиши в район Хайдянь — по всей дороге через Выставочный комплекс, Народный и Пекинский университеты и Пекинский пединститут.
Вечером я стал упаковать деревянные скульптуры, которых набралось 29 штук. Среди «политических» работ были «Молчание», «Опора общества» («С глазами, но без зрачков; с носом без ноздрей, с губами, но без рта; с головой, но без мозгов»), «Цепь», «Шрам», «Автопортрет», «Винтовка» (Цзян Цин)3, «Моралист», «Судья искусства», «Да здравствует!», «Высоко поднимать и продвигать»4, «Фальшь», «Дыхание», «Верность» (собака). «Идол» (изображение Мао)5 тоже был из ранних произведений, но все сошлись на том, что лучше его не брать.
Когда закончил собираться, на дворе уже стояла ночь, пора было ложиться спать. Внезапно появился Хуан Жуй, который сообщил, что водитель грузовика испугался, и машины утром не будет, но нашелся другой, согласившийся взяться за это сегодня ночью. Одну за другой мы спустили скульптуры с четвертого этажа и погрузили в машину. Подъехав к школе при Академии художеств, находившейся восточнее от музея, снова стали переносить картины и скульптуры на третий этаж в квартиру нашего друга, согласившегося на одну ночь пристроить их к себе. Один из моих коллег, живший прямо напротив музея, сначала разрешил каждый вечер оставлять экспонаты у него, но потом передумал.
Кто-то сообщил Хуан Жую, что на «стене демократии» — в наиважнейшем месте — нет афиши. Посланный туда человек оказался ненадежным и не решился наклеить. Возможно, это было и к лучшему — вовремя не узнав о выставке, компетентные органы отставали от нас на шаг.
27 сентября 1979 г. стало первым днем выставки «Звёзд». В семь часов утра мы собрались у художественной школы и начали развешивать картины и скульптуры прямо на восточной решетке Музея изобразительных искусств. Все было готово в 8 ч. 20 мин..
Около 40 м металлической ограды оказались целиком завешаны более чем 150 экспонатами — работами маслом, тушью, пером,
ксилографиями и деревянными скульптурами. Несколько больших скульптур поставили на землю, а некоторые картины развесили на деревьях. Рядом с работами прикрепили короткие стихи, сочиненные поэтами «Сегодня».
Крошечная выставка наполнила людей ощущением свободы. И в характере работ, и в способе организации выставки было решительное бунтарство.
Зрители быстро прибывали, товарищи из «Фотографического общества Апрель»6 спешили все зафиксировать на фото и кинопленку. Во время перерыва между занятиями нахлынули учащиеся школы при Академии художеств: смотрели и срисовывали. Пришли многие известные деятели литературы и искусства, они были крайне воодушевлены, хвалили свободный способ проведения выставки и уважительно отзывались об уровне представленных работ.
Посетил выставку и Цзян Фэн, председатель Всекитайского союза художников и ректор Центральной академии художеств. Осмотрев все, он выразил свою поддержку, заявив: «Уличная выставка — это очень хорошая форма выставки. Можно устраивать выставки в стенах художественных музеев, но можно и вне музеев; можно стать художником в Академии художеств, но можно и вне ее». Цзян Фэн был порядочным человеком, в 1957 г. он тоже был причислен к «правым» и подвергся критике; в то время он только что вернулся к работе и имел большой авторитет в художественных кругах. Он спросил, есть ли у нас какие-нибудь проблемы, и мы сказали, что негде хранить экспонаты ночью, выразив надежду, что позволят вечером сложить их в музее. Цзян Фэн тотчас же откликнулся на нашу просьбу и поручил секретарю уведомить директора музея. Вышла заместитель директора Музея изобразительных искусств известная художница Юй Фэн7. Взглянув на работы, она одобрительно сказала, что некоторые из них не уступают участвующим в международных выставках.
Неожиданно появился служащий из администрации парка: «Кто позволил вам здесь устраивать выставку? Это парк, а не выставочный павильон. Сколько народу пришло, сплошной беспорядок, вы только посмотрите, побросали на землю обертки от мороженого!»
Какая-то женщина средних лет все смотрела издалека, а потом как закричит: «Что это за выставка? Здесь нет ничего красивого! Кто вами руководит? Я сейчас же сообщу в отделение полиции!»
Во второй половине дня пришел и председатель Пекинского союза художников Лю Сюнь. Закончив осмотр, он сказал: «У выставки есть свежие идеи, есть уровень. Но если бы вы подождали, я бы устроил вам выставочный зал, и результат был бы лучше».
Кто-то, назвавшийся представителем городского управления парками, вмешался, заявив, что завтра здесь нельзя будет устраивать выставку.
Вместе со своей женой-француженкой появился и Тянь Ли. Он пустился в долгие рассуждения, а услышав, как люди спорят с представителем управления парками, тихо сказал мне: «Знаешь, в Париже такую выставку тоже нельзя было бы запросто устроить, потребовалось бы разрешение властей».
Незадолго до темноты все, веселясь, стали снимать работы и складывать их в восточном вестибюле музея (музей находился под охраной).
Так закончился первый день выставки.
28 сентября, на второй день в 7 ч. утра все уже собрались и начали выносить работы из музея. Быстро развесили картины, и Ачэн подошел помочь мне со скульптурами. Только настало 8 ч., как Ачэн тихо произнес: «Обернись». Я обернулся и увидел, что к нам приближаются несколько полицейских. Вскоре Ачэн опять сказал: «Обернись еще разок!» Я снова посмотрел: вдалеке выстраивалась группа в белой форме, человек 30—40. Шедший впереди, очевидно, был главным. Остановившись, он подождал, пока все обратят на него внимание, и громко закричал: «Здесь запрещено проводить выставку!»
Наступила полная тишина.
«Снимайте тут все!»
Никто не шелохнулся.
Офицер обернулся на стоявшие позади него ряды и снова закричал: «Снимайте все! Здесь запрещено проводить выставку! Слышите или нет?»
Художники не повиновались, что крайне удивило полицейского.
Некоторые зрители расхрабрились и стали спрашивать: «Почему нельзя устраивать выставку?» Офицер закричал, как будто распугивал куриц: «Уходите! Посторонние, расходитесь! Уходите! Уходите!» Публика отвечала: «Здесь народный парк, на каком основании вы заставляете нас уходить? Мы не хотим уходить».
Продолжая развешивать деревянные скульптуры, я сказал Ачэну: «Как удачно, что полицейские заступают на смену только в восемь».
Офицер подошел и, указывая на меня, спросил:
— Ты из какой организации?
— А ты? — задал я встречный вопрос.
— Я из отделения общественной безопасности района Дунчэн.
— А я из службы Центрального радиовещания, — я специально подчеркнул слово «центрального».
— Из какого отдела?
— Мы не делимся на отделы.
— Чем ты занимаешься?
— А ты? — перебил я.
— Я обеспечиваю порядок.
— А я занимаюсь наглядной агитацией.
—- Как тебя зовут?
— Здесь написано: Ван Кэпин.
Хуан Жуй вышел вперед и вежливо спросил:
— Почему нельзя организовывать выставку? Мы должны знать причину.
— Я сказал вам, что нельзя, значит нельзя, — ответил офицер.
— От чьего имени ты говоришь?
— Это указание сверху.
— Дай нам посмотреть.
— Пойдем, сходим в отделение, там посмотришь.
— У нас нет времени. Ты сам принеси нам.
Во время этих препирательств стоящая вдалеке группа в белых мундирах поредела - все расселись на парковые скамейки и начали болтать.
Другой офицер сказал:
— Вы однозначно не сможете провести здесь выставку, мой вам совет — сворачивайтесь побыстрее.
— Тут дело не в ваших советах, — ответил Ма Дэшэн, — если мы нарушаем закон, вы можете на законных основаниях запрещать, если мы не нарушаем закона, вы не имеете права вмешиваться.
Офицер спросил меня:
— Ты занимаешься агитацией, а разве не знаком с шестью уведомлениями пекинского ревкома?
— Конечно, знаком, - ответил я.
— В уведомлениях устанавливается, что везде, кроме стены на улице Сидань, запрещается расклеивать любые дацзыбао, сяоцзы-бао8 и тому подобные материалы.
— У нас здесь произведения искусства, а не дацзыбао.
— «И т.п.» также включает в себя рисунки.
— «И т.п.» может использоваться только по отношению к схожим вещам, произведения искусства и дацзыбао — это совершенно разные вещи. К тому же мы ничего не наклеивали, а только повесили.
Офицер спросил:
— Ваши картины прошли чью-нибудь проверку, чтобы их показывать?
— Смотрели ответственные лица Всекитайского союза художников и Пекинского союза художников. Одобрили.
— А перед выставкой вас инспектировали? — попав в наше слабое место, полицейский был крайне доволен собой.
— Наши работы вызывают у вас какие-то сомнения?
Офицер:
— Гм.., но люди определенным образом реагируют на ваши работы!
Тут многочисленные зрители закричали: «Мы тоже люди и нам нравится эта выставка!»
Офицер:
— Вы здесь устроили выставку и мешаете другим ходить и отдыхать.
— Мы обогащаем культурную жизнь народа.
Офицер сказал мне: «Разве вчера Тянь Ли, женатый на француженке, не сказал тебе, что даже в капиталистических странах нельзя просто так устроить такую выставку?»
Я сильно удивился и повысил голос: «Именно то, что не разрешается в капиталистических странах, должно быть разрешено в социалистических странах. Разве социализм не более демократичен и свободен, чем капитализм?». После долгих лет изучения сочинений Мао мне было много чего сказать в этой дискуссии.
Публика зашумела. Противостояние полиции в то время было крайне редким делом.
Один старый офицер заявил:
— Есть документ 1957 г., запрещающий свободное расклеивание объявлений и агитационных материалов. Это считается агитационными материалами?
— Пятьдесят седьмой год? Ara, почему бы тебе сначала не объявить нас приспешниками «правых»? Ты бы лучше достал документы «культурной революции», тогда сразу поставили бы нас к стенке.
Шум толпы становился все более яростным. Нескольким офицерам трудно было противостоять толпе, а поддерживающий их отряд полиции в белых мундирах, очевидно, не имел права вмешиваться в дискуссию.
Офицер, увлекая за собой Хуан Жуя, сказал: «Ты — ответственное лицо. Пойдешь с нами в отделение, побеседуем».
Хуан Жуй и Ма Дэшэн отправились вместе с офицерами в ближайший участок, а остальные 30—40 полицейских немедленно ушли вслед за ними.
Хуан Жуй и Ма Дэшэн вернулись спустя час. Хуан Жуй сказал: «Полицейские зачитали целый ворох документов, но я сказал, что все они не имеют никакого отношения к нашей выставке. Один из полицейских, кстати, намекнул, что решение прикрыть выставку было принято наверху».
Мы написали два письма протеста, Лу Линь из «Поиска» взял одно, чтобы приклеить на «стене демократии», другое же повесили на выставке.
Во второй половине дня количество людей увеличилось, и никто больше не вмешивался. Почти в полном составе выстав-
ку посетили преподаватели и ученики Центральной академии художеств. Юань Юньшэн9 и другие влиятельные художники тоже пришли поддержать нас. Многие говорили: «Вы очень смелы, и работы тоже на уровне. Вот настоящее китайское искусство».
Некоторые зрители, только что посмотревшие «Общенациональную выставку» в Музее изобразительных искусств, отмечали, что наша выставка затмевает выставку в музее.
Ма Дэшэн заметил, что один из приходивших утром полицейских уже в штатском потихоньку затесался в толпу. Подойдя к нему, он воскликнул: «Вы снова пришли, хотите еще посмотреть?» Человек в штатском, засмущавшись, пробормотал: «Разве я не могу прийти посмотреть?»
Под вечер, как и накануне, мы начали снимать экспонаты и размещать их в восточном вестибюле музея.
Два дня выставки позволили людям испытать радость победы. Кто-то предположил, что завтра полиция может действовать более решительно, но этому не придали большого значения.
Именно в этот день министр культуры Хуан Чжэнь провел торжественную пресс-конференцию для китайских и зарубежных корреспондентов, объявив, что во второй декаде октября будет созван Всекитайский съезд работников литературы и искусства. А также он заявил, что после разгрома «банды четырех» деятели искусства обрели творческую свободу, начался небывалый культурный подъем, возникла новая ситуация «расцвета ста цветов и соперничества ста школ»10, настала весна литературы и искусства!
29 сентября рано утром, подъезжая на велосипеде к Музею изобразительных искусств, я заметил в ближайших закоулках скопление полиции и сразу же почувствовал неладное. Вскоре увидел, что наша афиша перед музеем исчезла. Я немедленно помчался к парку, где сразу же бросались в глаза три большие бумаги, прикрепленные к ограде. Между ними, заложив руки за спину, стояли несколько полицейских. Содержание трех бумаг было одинаковым, снизу они были скреплены двумя большими красными печатями.
Они гласили:
Извещение
Недавно было обнаружено, что группа людей препятствует нормальной жизни граждан и нарушает общественный порядок, расклеивая афиши и организовывая художественную выставку в парке в начале Мэйшугуаньцзе.
В целях обеспечения охраны общественного порядка и на основании «Положения о регулировании общественного порядка и наказаниях Китайской Народной Республики» и «Уведомлений» пекинского ревкома от 29 марта 1979 г. постанавливается: в парке у Мэйшугуаньцзе запрещается организовывать выставки, запрещается расклеивать, развешивать и писать любые наглядные материалы, дацзыбао и сяоцзыбао. К нарушителям будут применены меры на основании «Положения о регулировании общественного порядка и наказаниях» и «Уведомлений» пекинского ревкома.
Отделение общественной безопасност и района Дунчэн г. Пекин (печать)
Управление городского строительства района Дунчэн г. Пекин (печать) 27 сентября 1979 г.
Я решил тотчас же позвонить и сперва отправился в школу при Академии художеств. Вошел в приемную и немедленно вышел - комната была набита полицейскими. Засады были и во многих других местах.
Исколесив округу, но так и не найдя возможности позвонить, я опять вернулся в парк. Там повстречал Хуан Жуя, который сообщил, что в восточном вестибюле музея находятся более 50 полицейских, наши экспонаты арестованы, и вытащить их оттуда невозможно. Никто не мог предположить, что полиция решится на такой шаг. У нас были связаны руки, и не было никакого плана действий.
Я добрался до расположенного поодаль НИИ, где одолжил телефон. Сначала позвонил одному знакомому из Законодательного комитета Всекитайского собрания народных представителей, но он мне ответил, что Законодательный комитет занимается только установлением законов и не имеет права вмешиваться в вопросы их конкретного исполнения. Тогда я поехал на велосипеде к прокурору Верховной народной прокуратуры Сюй И. Она привыкла бороться с несправедливостью. Сюй И сразу же позвонила в Управление общественной безопасности Пекина, чтобы навести справки. Ответственное лицо в Управлении ответило, что дело им кажется абсолютно ясным и надо твердо придерживаться запрета выставки, так как в противном случае события могут выйти из-под контроля. Сюй И только и оставалось, что выразить надежду, что Управление общественной безопасности постарается по возможности избежать возникновения конфликта. Она также позвонила в Министерство культуры, надеясь, что оно возьмется помочь разрешить этот вопрос.
Я снова поспешил вернуться в парк, где встретил Бэй Дао11, чья жена Шао Фэй тоже участвовала в выставке «Звёзд». Бэй Дао казался очень взволнованным, он сообщил мне, что пришло более 30 хулиганов, которые не только сквернословят на всю улицу, но и распускают руки. «Мы же, люди искусства, совершенно не можем им противостоять», — сказал он. Я удивленно спросил: «Как правило, хулиганы всегда настроены против полиции, с чего бы это сегодня они помогают им?» Но один человек объяснил мне: «Полиция и доставила сюда этих хулиганов», — и показал на полицейского с бандитским выражением лица, который, как тренер, стоял позади. Кто-то предположил, что возможно на самом деле это - студенты полицейских учебных заведений. Но как могли будущие сотрудники охраны правопорядка опуститься до такой подлости?
Какой-то прохожий прошептал: «Эти хулиганы сегодня утром вылезли из большого грузовика и сначала сидели в здании домового комитета. Похоже, что их привезли из исправительного лагеря».
Так как мы были не в состоянии выдержать осаду задирающихся хулиганов, единственным выходом стало укрыться в здании музея. В восточном вестибюле более 50 полицейских окру-
жили наши работы живой стеной. Несколько старых офицеров, возглавлявших отряд, назвались сотрудниками отделения района Дунчэн. Они относились к нам чуточку мягче.
Товарищи из «Фотографического общества Апрель» сильно нервировали полицейских тем, что постоянно щелкали фотоаппаратами. Когда же выяснилось, что Чи Сяонин снимает, используя портативную кинокамеру, его и помогавшего ему Жэнь Шулиня немедленно увели для допроса.
Мы вступили в переговоры с офицерами, требуя возвращения наших экспонатов. Офицер сказал: «Мы можем вернуть вам работы, но сначала пообещайте не устраивать здесь выставку». Мы договорились сначала забрать работы, а потом решить, что делать дальше. Хуан Жуй заявил полицейским: «Мы не будем устраивать здесь выставку, так что верните нам работы». Офицер же неожиданно передумал и сказал: «Вы сначала идите по домам, а мы направим машину, которая привезет работы каждому на квартиру».
Все решительно воспротивились этому предложению. Кто-то в гневе выкрикнул: «Вы, полицейские, действуете, как "банда четырех"»!»
Один старый полицейский разволновался: «Что? Вы знаете... За выступления против "банды четырёх" мне дали 10 лет тюрьмы! И это я действую, как "банда четырёх"»? На глазах у него выступили слезы.
Я сказал: «Верю, что ты из старых кадров, выступавших против "банды четырёх". Ты видел наши работы, направленные против "банды четырёх"? Почему не разрешаешь показывать такие работы?»
Старый офицер ответил: «Мне бесполезно что-то объяснять, сообщите свое мнение наверх».
Кто-то вмешался: «Запрет выставки — это, конечно, указание сверху, а чье указание привести этих хулиганов?» Старый офицер не ответил.
В это время хулиганы за железной решеткой безостановочно галдели. Они приставали к пытающемуся фотографировать иностранному журналисту и поливали отборной бранью возмущенных зрителей.
Неожиданно появился корреспондент «Жэньминь жибао» по фамилии Лю, который начал расспрашивать членов «Звёзд» о произошедшем инциденте. Когда старый офицер это заметил, он шепнул несколько фраз на ухо полицейским, которые, выйдя к железной решетке, начали кричать: «Что шумите? Расходитесь! Расходитесь!» Хулиганы неожиданно перестали понимать, что им делать. Но когда стоявший позади полицейский с бандитским лицом что-то прокричал, они тотчас повиновались и отступили.
Обе стороны продолжали стоять на своем, когда вдруг твердой спокойной походкой вошел Лю Сюнь и театрально спросил: «Что тут у вас происходит?» Не успев выслушать все подробности, он предложил: «Здесь неудобно разговаривать, давайте пройдем в приемную музея». Все восприняли Лю Сюня как своего человека и немедленно пошли с ним в комнату для почетных гостей. Хотя мы и были частыми посетителями Музея изобразительных искусств, но в эту роскошную приемную попали впервые. Лю Сюнь предложил всем сесть. И после того как внимательно выслушал жалобы, успокаивающе сказал: «Передохните немного, а я позвоню руководителю горкома».
Вскоре Лю Сюнь вернулся в приемную и сообщил: «Руководство горкома озабочено вашим вопросом, только что секретарь горкома (и по совместительству глава Отдела пропаганды и агитации) товарищ Лю Даошэн выразил надежду на то, что вы успокоитесь, и проблема будет обязательно решена. Он уверил меня, что позже будет организована другая выставка, и даже можно будет дать объявление в "Бэйцзин жибао". Товарищ Даошэн также сказал, что должен лично принять всех и выслушать ваше мнение». Мягкие диваны и сладкие речи наполовину рассеяли нашу злость. Уже был полдень, когда Лю Сюнь сказал: «Сперва идите домой поешьте, а во второй половине дня вместе отправимся в павильон "Хуафан" в парке Бэйхай и там все еще раз конкретно обсудим, хорошо?» Все согласились.
Когда мы выходили из музея, полиция уже ушла. Интересно, что трех больших извещений, висевших в парке, тоже не было.
В 3 ч. большая часть «Звёзд» пришла в павильон «Хуафан» в парке Бэйхай. Бэйхай — изначально императорский парк, сейчас крупнейший городской парк Пекина. Павильон «Хуафан» —
это комплекс изящно декорированных зданий с прудом в центре. Когда мы пришли, в нем плавали остатки увядающих лотосов и колыхалось отражение неба. С четырех сторон пруд окружен павильонами, в которых размещается постоянный выставочный зал Пекинского союза художников. Но хотя выставки проходят одна задругой, посетителей здесь никогда не бывало много.
В зале заседаний, находящемся во внутреннем дворе, Лю Сюнь вытащил календарь проведения выставок, и мы стали обсуждать возможные даты. Он выдвинул два предложения: или продолжить уличную выставку, переместившись немедленно в парк Чжуншань, или подождать до середины октября и организовать выставку здесь, в павильоне «Хуафан». Мы единодушно одобрили второй вариант, ведь продолжить в парке Чжуншань значило показать, что нашу выставку никто не запрещал, а просто перенесли в другое место. Во второй же декаде октября в Пекине как раз должен был состояться Всекитайский съезд работников культуры, и это была прекрасная возможность заявить о себе на всю страну.
В конце встречи Лю Сюнь посоветовал нам по-прежнему хранить экспонаты в Музее изобразительных искусств. А так как через восточный вестибюль все постоянно ходят, музей для безопасности освободил отдельную комнату, в которой можно было разместить экспонаты. Мы с радостью приняли это предложение.
После встречи Хуан Жуй и остальные поспешили в музей проверить работы. Конечно, под охраной полиции ни одна работа не была утеряна или повреждена.
Почувствовав, что поражение обернулось победой, мы воодушевились и поспешили поделиться известиями с другими. Новости распространились в мгновение ока, но реакция окружающих была неожиданной.
Некоторые приходили, чтобы сказать: «О! Вас купили».
«Вы должны бороться не только за выставку, а за право свободного самовыражения».
«Если вы, "Звёзды", так необдуманно согласитесь на выставку в Бэйхае, ваша репутация будет сильно подмочена».
«Лучше б вы отказались от выставки пока не добьетесь справедливости».
Цзэн Сяоцзюнь, помогавший Юань Юньшэну делать фрески в столичном аэропорту, проделав долгий путь из аэропорта, приехал ко мне. Принеся с собой два блока первоклассных сигарет «Чжунхуа», Цзэн Сяоцзюнь сказал: «Это вам от старого Юаня. Он говорит, что вы должны быть твердыми, не позвольте себя согнуть».
Вечером у Чжао Наня дома прошло собрание основных членов «Звёзд» и представителей пекинских народных изданий. Пришли Сюй Вэньли, Лю Цин и Люй Пу из «Трибуны 5 апреля»; Люй Цзяминь из «Пекинской весны»; Бэй Дао и Ман Кэ от «Сегодня»; Чжао Нань и Лу Линь представляли «Поиск». Были представители от «Плодородных земель», члены которых никогда не раскрывали своих настоящих имен. Как всегда, в важный момент присутствовал Чи Сяонин из «Фотографического общества Ал рель». Пришли и другие преданные друзья.
В начале собрания представители народных изданий выразили недовольство тем, что «Звёзды» пошли на компромисс. Все анализировали ситуацию, сложившуюся на тот момент в Пекинском горкоме: первый секретарь Линь Хуцзя — сторонник фракции «двух абсолютов» председателя Хуа Гофэна12 — уже подвергался нападкам со всех сторон. Борьба в высших эшелонах власти обострялась день ото дня. Недавно назначенный секретарь по делам культуры и просвещения Лю Даошэн придерживался относительно свободных взглядов и, очень может быть, во многом расходился с Линь Хуцзя. Запрет выставки «Звёзд» определенно породил недовольство в обществе, и Линь Хуцзя, почуяв неладное, был готов на уступки. Если бы «Звёзды» смягчили свою позицию, это дало бы ему удобный повод для урегулирования проблемы.
Лю Цин сказал:
— Нельзя допустить, чтобы власти сначала били нас палкой, а потом заставляли радоваться брошенной конфетке. Мы должны разобраться, имели ли они право нас бить.
— Если говорить о законе, то полицейские неправы, — подхватил Сюй Вэньли.
— Но мы тоже не нашли статей закона, которые можно было бы противопоставить им, — заметил Хуан Жуй.
— Как это? — возразил Лю Цин, — Новая конституция пре-
дусматривает свободу культурной деятельности граждан.
Ма Дэшэн был восхищен:
— Да? Это здорово!
Я сказал:
— Действительно? О! Я никогда этого не слышал!
— Вы настоящие художники, — заметил Сюй Вэньли, — даже конституцию не читаете.
— У меня дома есть несколько экземпляров, но это только пустые слова.
— Конституция предусматривает много всего: свободу слова, свободу прессы, создания организаций, митингов, шествий...— но все это лицемерие.
Сюй Вэньли возразил:
— Если китайский народ не смеет требовать даже те права, которые ему предоставляет конституция, на что же может надеяться Китай?!
— Конституция является исходным, основополагающим законом, — продолжил Лю Цин, — в настоящее время китайское законодательство несовершенно, отсутствуют законы, необходимые для исполнения конституции. Использование полицией для закрытия выставки «Звёзд» не соответствующих конституции законов противозаконно. К тому же законы, расходящиеся с сутью конституции, тоже не имеют силы.
— Когда люди нарушают закон, полиция сразу же их арестовывает. Почему же нельзя разобраться, если полиция сама преступает закон?
— Власти всегда попирали права народа, на этот раз надо преподать им урок.
Сюй Вэньли встал и громко обратился ко всем:
— Будем ли мы сражаться до победы?
Ман Кэ вскочил и выкрикнул:
— Даже если будет поражение, все равно надо сражаться!
Сюй Вэньли и Лю Цин от имени «Форума 5 апреля» предложили в знак протеста против незаконного закрытия выставки «Звёзд» провести вДень основания КНР демократический диспут у «стены демократии».
Некоторые начали колебаться.
Хуан Жуй сначала был против:
— Я не согласен. Этот диспут повлияет на нашу октябрьскую выставку. Я считаю победой уже то, что у нас снова будет выставка. Художники должны одерживать победы средствами искусства.
Я возразил на это:
— Сейчас все надеются, что мы вступимся за интересы народа. Мы должны иметь жертвенный дух. Простое возобновление выставки не будет победой, а только позволит пекинскому горкому успокоить общественное мнение.
Большинство поддержало мою позицию, и я еще подлил масла в огонь:
— Если мы ограничимся диспутом у «стены демократии» это не окажет большого влияния, если уж действовать, то действовать по-крупному. Давайте устроим демонстрацию протеста!
— Если устроим демонстрацию, то о выставке, несомненно, можно будет забыть, — обеспокоился Хуан Жуй.
— Не обязательно. Есть два варианта: или нас всех арестует полиция, или выставка откроется, как запланировано, — ответил я.
Среди представителей народных изданий мнения тоже разделились. Лю Цин считал, что демонстрация — это несколько чересчур и может сыграть против нас. Сюй Вэньли же одобрил крупномасштабную акцию. Аргументы радикально настроенной группы взяли верх.
Размахивая руками, Сюй Вэньли восклицал:
— Подумайте, устраивая демонстрацию, мы объявляем им шах. Но мне кажется, что, может быть, демонстрация и не состоится: если во время торжественного празднования 30-й годовщины установления государства кто-нибудь в Пекине захочет организовать демонстрацию протеста, Линь Хуцзя, несомненно, будет смертельно напуган. Думаю, он подрастеряет всю свою храбрость, наверняка захочет переговоров, и тогда уж мы вынудим его признать ошибку.
Все горячо его поддержали, и только Хуан Жуй по-прежнему был решительно против.
Лю Цин сказал:
— Демонстрация сильно растревожит гнездо пекинского горкома, надо быть готовым к тому, что последствия могут быть очень серьезными. Быть или не быть демонстрации, должны решить «Звёзды». Если члены «Звёзд» не хотят демонстрации — тогда оставим это; мы как представители других организаций только оказываем им поддержку.
Повисло молчание.
Хуан Жуй сказал:
— Я не одобряю демонстрацию. Я не боюсь, а только считаю, что будет очень досадно, если выставка не продолжится. Но если все хотят играть со смертью, я тоже присоединюсь. И если кого-то арестуют, то пусть меня как главу «Звёзд» арестуют первым.
Ма Дэшэн взмахнул кулаком, как молотом:
— Демонстрация!
Цюй Лэйлэй с улыбкой произнес:
— Вижу, можно объявить о демонстрации.
— Все, что было сказано, абсолютно справедливо, — сказал Ачэн, — мне нечего добавить.
Представители народных изданий также проголосовали за демонстрацию.
Приняв решение о проведении демонстрации, мы немедленно начали набрасывать «Объединенный манифест».
В манифесте осуждались противоправные действия отделения Управления общественной безопасности района Дунчэн, грубо закрывшего выставку, и выдвигалось решительное требование к пекинскому горкому исправить ошибочные действия полиции. Если же до 9 ч. 1 октября горком не согласиться удовлетворить наше требование, — говорилось в документе, — мы проведем митинг протеста и демонстрацию.
Хуан Жуй и Ма Дэшэн увлекли в сторону Ачэна,
Ма Дэшэн сказал:
— Если будет демонстрация, то всех непременно арестуют.
— Ачэн, ты не должен участвовать в демонстрации, — продолжил Хуан Жуй, — после того, как нас схватят, ты должен будешь придумать способ, как продолжить выставку.
— Конечно, — ответил Ачэн, — положитесь на меня.
Ачэн также сказал Чи Сяонину, что во время демонстрации непременно надо вести съемку.
Собрание закончилось уже после 2 ч. ночи. Сюй Вэньли и Лю Цин организовали копирование «Объединенного манифеста» на дацзыбао, которая в 9 ч. утра уже была приклеена на «стену демократии» в районе Сидань. Другая копия, предназначенная первому секретарю пекинского горкома Линь Хуцзя, в 10 ч. 45 мин. была доставлена в горком.
30 сентября, за день до годовщины образования КНР столица внезапно преобразилась, город ярко украсили к празднику.
Утром Ма Дэшэн, Цюй Лэйлэй и я отнесли в приемную Верховной прокуратуры, находившуюся в переулке Дунцзяоминь, жалобу участников выставки «Звёзд» на отделение Управления общественной безопасности района Дунчэн. Нас принял человек по фамилии Лю. Он обещал немедленно доложить наверх, но сказал, что этим делом будет очень трудно заниматься, так как оно затрагивает пекинский горком, а Верховный суд еще никогда не возбуждал дело против органов власти. После этого мы втроем отправились к «стене демократии» взглянуть, висит ли еще наш манифест. Оказалось, что «Объединенный манифест» привлек большое количество людей, и мы немного побродили в толпе, слушая оживленное обсуждение.
В 3 ч. дня основное ядро «Звёзд» и представители народных изданий собрались дома у Лю Цина. В начале пятого неожиданно появился Лю Сюнь с каким-то человеком средних лет. «Горком получил ваше письмо, — удрученно сказал Лю Сюнь, — они придают большое значение этому делу. Союз художников уже решил устроить вам в середине октября выставку в павильоне «Хуафан», а вы собираетесь митинговать, это очень нехорошо».
Более 20 людей теснились в двух маленьких комнатушках квартиры Лю Цина и, учитывая общую напряженность, ситуация становилась все более взрывоопасной. Лю Сюнь оглядывал тех, кто не был участником «Звёзд», и не говорил ни слова. Взгляды устремились на человека средних лет. Мы надеялись, что, быть может, он прольет свет на намерения горкома, но он
также хранил молчание. Все быстро догадались, что он всего лишь секретарь.
Представители народных изданий не могли уже сдерживаться и наперегонки открыли огонь:
— Если горком придает большое значение этому делу, почему не выразит свою позицию?!
— Думаете, выделили зал и решили вопрос? Нет, сначала надо разобраться, кто прав, а кто не прав.
— То, что Управление общественной безопасности грубо закрывает выставку «Звёзд», это разве законно?!
— Если выставка «Звёзд» противозаконна, скажите, какие статьи она нарушает!
— Если горком допускает ошибки, почему не может прямо в этом признаться?
Лю Сюнь слушал, моргая, а человек средних лет казался несколько напряженным. Не без задней мысли Лю Сюнь попросил представиться не членов «Звёзд». Представители «подпольных изданий» один за другим называли свои полные имена, а человек средних лет занервничал еще больше. Лю Сюнь дал несколько заранее неприемлемых советов и сказал напоследок: «Ну ладно, мы доведем ваше мнение до горкома». Они поспешно сели в машину и уехали. Было очевидно, что горком не желает признавать свою ошибку, и мы начали обсуждать план ответных действий.
Многие считали, что, оттягивая время для спокойного проведения Национально праздника, горком может завтра в девять дать какой-нибудь невнятный ответ. Но мы были готовы согласиться и на это. Все равно это стало бы нашей маленькой победой, потому что партийное руководство еще не привыкло признавать ошибки. Однако если горком проигнорирует наше требование, мы решительно осуществим задуманную демонстрацию.
Стали обсуждать лозунги для митинга и шествия. Лю Цин предложил сделать основным лозунгом демонстрации слова: «Бороться за демократию в политике, бороться за свободу в искусстве!» Я сказал, что лучше будет звучать, если заменить «бороться» на «требуем», все поддержали.
Лозунгами демонстрации стали:
1. Требуем демократии в политике, требуем свободы в искусстве!
2. Пекинский горком должен гарантировать права граждан!
3. Запрет выставки «Звёзд» - это попрание конституции!
4. Пекинский горком должен разобраться с виновниками инцидента с выставкой «Звёзд»!
5. Требуем гарантий прав граждан на осуществление социальной и культурной деятельности!
6. Да здравствует народ! Да здравствует демократия!
В конце заседания выбрали первую линию командования демонстрацией, куда вошли Хуан Жуй, Сюй Вэньли, Бэй Дао и Люй Пу. Командующими второй линии стали Ван Кэпин, Лю Цин и Ман Кэ. В случае ареста первой линии командования ее должна была сменить вторая линия. Установили маршрут демонстрации: от «стены демократии» на улице Сидань, по Чананьцзе, через площадь Тяньаньмэнь, затем направо у южного конца Ванфуцзин направо и до горкома.
После встречи Сюй Вэньли подошел ко мне и сказал: «Кэпин, пойдем со мной, у меня дома есть кисти и бумага, сделаешь плакаты с большими иероглифами, а то у меня они плохо получаются». Я понял, что у него было и другое намерение. Он опасался, что немногие члены «Звёзд» примут участие в митинге, и в будущем при расследовании обстоятельств вся вина может быть возложена на руководителей «подпольных изданий». Именно так и произошло впоследствии: среди главных пунктов обвинения Лю Цина и Сюй Вэньли были подстрекательство и участие в демонстрации художников выставки «Звёзд». Я поехал на велосипеде к Сюй Вэньли, раскроил бумагу в соответствии с размером лозунга и написал десять больших иероглифов: «Требуем демократии в политике, требуем свободы в искусстве!»
1 октября 1979 г. отмечалась 30-я годовщина основания Китайской Народной Республики. Вот уже почти Шлет, как после инцидента с Линь Бяо в 1971 г.13 демонстрации в честь национального праздника не проводились. Мы же впервые за 30 лет собирались устроить в этот день неофициально организованную демонстрацию протеста.
Проснувшись утром, я привел в порядок и уничтожил некоторые письма и записи, вытащил все из карманов, а уходя из дома, оставил ключи. Я не поехал на велосипеде, а сел на автобус, идущий до Сидань. Небольшой дождик не мешал столпившимся перед дацзыбао людям. Увидев представителей народных изданий, я спросил их, есть ли какой-нибудь ответ от горкома. Все ответили, что нет. Кто-то сообщил, что в демонстрации не примут участия члены «Пекинской весны», так как они не смогли достичь единого мнения. Кроме того, из «Плодородных земель» будет только «отдел искусства».
Ровно в 9 ч. начался митинг. Людей из «Звёзд» пришло немного, большей частью были активисты демократического движения и зеваки. В полном составе пришли пекинские корреспонденты зарубежных СМИ. Все бросали гневные взгляды на стоявших повсюду переодетых в штатское полицейских.
Когда перед «стеной демократии» установили транспарант, я был потрясен — написанный мною вчера текст исчез, а надпись на транспаранте гласила: «Демонстрация в защиту конституции». Я спросил Сюй Вэньли в чем дело. «Вчера вечером мы еще раз проанализировали ситуацию, —■ ответил он, — прикинули, что возможности демонстрации очень велики. Чтобы не слишком сильно провоцировать власти и добиться поддержки либерального крыла в верхах, мы изменили лозунг на "Демонстрация в защиту конституции". Написанный же тобой текст — на обратной стороне, и будет виден людям, когда пойдем».
Я подумал, что это, наверняка, была идея Люй Пу. Он всегда брался задело основательно и придавал большое значение тактике. Его отец, знаменитый композитор Люй Цзи, был председателем Всекитайского союза музыкантов, и Люй Пу имел относительно ясное представление о борьбе различных фракций в верхах.
В 9 ч. 10 мин. подъехал полицейский мотоцикл с коляской, немного постоял и, развернувшись, уехал на восток. В 9 ч. 15 мин. Сюй Вэньли поднялся на возвышение и объявил начало митинга. Его окружили пять-шесть сотен человек. Ма Дэшэн выступил с речью в качестве представителя «Звёзд», Хуан Жуй озвучил текст жалобы участников выставки «Звёзд» на отделение Управления
общественной безопасности района Дунчэн, которая была направлена в Верховную народную прокуратуру. После этого Сюй Вэньли и Люй Пу выступили от имени народных изданий. Речи сопровождались бурными аплодисментами воодушевленных участников митинга.
Выступления закончились. Сюй Вэньли объявил начало демонстрации и зачитал 6 правил проведения шествия, особенно подчеркнув: «при столкновении с хулиганами-провокаторами в драку и перепалки не вступать».
Когда начали скандировать лозунги, было вброшено несколько сотен листовок. Большой транспарант развернули к Чананьцзе, и люди стремительно двинулись на восток. Вскоре число идущих достигло тысячи человек, по большей части это была узнавшая о демонстрации молодежь и прохожие. Возглавлял демонстрацию идущий на костылях Ма Дэшэн. В первых рядах шли руководившие шествием Хуан Жуй, Сюй Вэньли, Люй Пу и Бэй Дао. Цюй Лэйлэй нес плакат. Не любившие появляться на публике участники «Звёзд» Гань Шаочэн и Чжу Цзиньши сегодня смело шли в общем потоке. Ачэн фотографировал шествие со стороны, а еще несколько членов «Звёзд» держались на большом расстоянии от колонны демонстрантов. Чи Шаонин, держа камеру будто военный корреспондент, сновал взад и вперед, беспрерывно снимая.
Когда мощный поток манифестантов достиг Любукоу, внезапно появились несколько сотен полицейских. Они встали двумя рядами на Чананьцзе, со свирепым видом преградив нам дорогу. Раздалось несколько криков, толпа демонстрантов рассеялась. Кто-то убежал на тротуары, многие залезли на деревья, чтобы наблюдать за сражением. Зеваки поспешили отойти подальше. От тысячной колонны демонстрантов в одно мгновение осталось 20-30 человек.
В это время мы были уже недалеко от площади Тяньаньмэнь, над которой развевался кроваво-алый флаг. Я схватил правое древко транспаранта и пошел на правый фланг, левое древко было у Ян Цзина из «Форума 5 апреля» (позднее он был арестован и приговорен к суровому наказанию). Колонна демонстрантов шаг за шагом приближалась к полицейскому заслону. Внезапно повисла мертвая
тишина, люди не издавали ни единого звука, был слышен только звук шагов и удары сердец. Стоявшие напротив полицейские тоже были напряжены. Все могло взорваться в одно мгновение.
Внезапно из стоявшей вдалеке на тротуаре толпы зевак раздался крик: «Вперед! В атаку!»
Возглавлявшие шествие остановились перед цепью полицейских, вслед за ними остановилась вся колонна. Несколько секунд тишины разрядили атмосферу.
Какой-то офицер прокричал:
— Вы куда идете?
— К пекинскому горкому, — ответил Сюй Вэньли.
— Через Чананьцзе идти запрещено, — сказал полицейский,-поворачивайте направо и идите вдоль линии метро.
Руководители шествия согласились. Полиция уступила дорогу, и колонна демонстрантов повернула к улице Бэйсиньхуацзе. Только что разбежавшаяся толпа вернулась в одно мгновение и последовала за двинувшейся на юг колонной.
Мы повернули на восток к Цяньсаньмэнь. В это время среди демонстрантов появилось много иностранцев, сзади следовали по пятам более 10 автомобилей зарубежных корреспондентов и сотрудников посольств. Помимо корреспондентов к демонстрантам присоединилось большое количество иностранных студентов, специалистов и дипломатических сотрудников. Незаметно в общих рядах шел и Клод Мартен, советник-посланник французского посольства.
Чтобы демонстранты прошли как можно скорее, регулировщики всю дорогу давали зеленый свет. Когда процессия шла мимо Цяньмэнь, движение замерло, водители и прохожие останавливались посмотреть, что происходит. Людской поток превратился в море. Впереди было здание Пекинского управления общественной безопасности. Все захотели немного задержаться. Руководители шествия согласились и организовали скандирование лозунгов в сторону Управления. Но единственное, что мы увидели — покачивание голов в нескольких сотнях окнах здания.
Подойдя к горкому партии, мы установили перед подъездом транспарант, и я специально повернул его наружной стороной,
на которой было написано: «Требуем демократии в политике, требуем свободы в искусстве».
Ма Дэшэн, Сюй Вэньли, Люй Пу снова произнесли темпераментные речи. «Граждане, соотечественники...», — обратился к собравшимся Ма Дэшэн. Его выступление было очень ярким, от искусства он переходил к политике, от выставки «Звёзд» к проблемам жилья для народа.
Говоря о политике, Сюй Вэньли обратил внимание на пороки КПК, призывая к демократии. Сильный в теоретических вопросах Люй Пу обрушился на бюрократическую систему при помощи цитат из классических марксистско-ленинских трудов и Мао Цзэдуна. Когда выступления подошли к концу, представители первой линии командования в качестве делегатов от митингующих вошли в здание горкома. Командиры второй линии остались снаружи, чтобы продолжать митинг. Под руководством Ман Кэ собравшиеся запели «Интернационал», «В единении сила», «Марш добровольцев». Заметив, что несколько сотрудников горкома молча наблюдают со стороны, Ман Кэ крикнул им: «Вы не поете революционные песни? Что с вашим классовым чувством?!» После этого им пришлось начать подпевать.
Не прошло и часа, как наши делегаты вышли из здания. Они сообщили, что смогли увидеть только работников приемной, которые сделали запись, но не стали обсуждать никаких вопросов. Посовещавшись, командующие первой и второй линий решили, что пытаться получить какой-либо ответ от горкома, по-видимому, бесполезно. Митинг уже достиг своей цели, мы выразили протест, и дальше продолжать уже не было необходимости. Сюй Вэньли объявил собравшимся, что митинг окончен.
Демонстрация мирно завершилась. Но потом кто-то рассказывал, что в горкоме происходили довольно впечатляющие события. Когда 30 сентября Линь Хуцзя увидел совместное заявление «Звёзд» и «подпольной прессы», он вышел из себя и сразу же вызвал на ковер Лю Сюня. Ругаясь и стуча по столу, он поручил Лю Сюню незамедлительно отправиться к «Звёздам» убедить их не проводить демонстрацию. В то же время Линь Хуцзя немедленно доложил ситуацию председателю Хуа Гофэну. В следующий же раз,
когда Лю Сюнь снова увидел Линь Хуцзя, тот совершенно спокойно сказал: «Они хотят демонстрацию, что же, разрешим им».
Утром 1 октября уже во время митинга Политбюро ЦК КПК собралось на экстренное совещание, чтобы обсудить, какие меры стоит принять. Спор разгорелся вокруг двух крайних вариантов: одни призывали немедленно подавить несанкционированное выступление, другие выступали против репрессий. В результате было достигнуто компромиссное решение: произвести аресты, если волнения будут продолжаться. Политбюро информировало о своем решении пекинский горком, горком информировал городское Управление общественной безопасности. А полиция доложила, что митингующие только что разошлись.
После Национального праздника Хуан Жуй и Ма Дэшэн хотели снова связаться с Лю Сюнем, но его было невозможно отыскать.
Открытие в Пекине 4-го Всекитайского съезда работников культуры и искусства было перенесено на 30 октября. В своей вступительной речи Ся Янь14 раскритиковал «Звёзды» за то, что «организованная "Звёздами" демонстрация внесла хаос в планы Центрального комитета. Иностранные СМИ ничего не сообщили о крайне важной речи председателя Постоянного комитета ВСНП Е Цзяньина, произнесенной им в день Национального праздника, все затмили новости про митинг». Однако один из высших партийных руководителей в сфере литературы и искусства до «культурной революции» Чжоу Ян в своем выступлении на съезде сказал, что «на "выставке Звёзд" были таланты, которые следует поддерживать». Кроме того, многие участники съезда осудили запрет выставки.
Однажды мы столкнулись с Лю Сюнем в Музее изобразительных искусств. Мы спросили, собирается ли он все еще устроить нам выставку, но Лю Сюнь ответил, что от него уже ничего не зависит. И добавил: «Все иностранные журналисты в Пекине рассказали о вашей демонстрации, мировая пресса и телевидение превратили ее в главное событие. Это привело к ужасным последствиям. К тому же некоторые продолжают печатать статьи о вас ...»
16 октября в Пекинском народном суде средней инстанции должно было состояться открытое слушание по делу Вэй Цзиншэна15, однако эта информация держалась в строгом секре-
те. То есть фактически это был закрытый суд, результаты которого собирались предать гласности позже. Сверху поступило указание, что Центральное телевидение должно сообщить эти новости после суда. За день до слушаний новостной отдел Центрального телевидения попросил у отдела освещения выделить им одного сотрудника. Это произошло как раз в смену Цюй Лэйлэя. Узнав об этом, Цюй Лэйлэй потихоньку передал новость Ма Дэшэну, который на своих костылях немедленно отправился к людям из «Поиска» и «Форума 5 апреля». В тот же вечер Чжао Нань, Сюй Вэньли и Лю Цин принесли Цюй Лэйлэю портативный магнитофон.
На следующий день в зале суда началось слушание. Несмотря на то что был объявлен «открытый процесс по делу контрреволюционера Вэй Цзиншэна», все присутствовавшие были подобраны властями. Цюй Лэйлэй включил портативный магнитофон в своей сумке, открыл ее и поставил рядом с динамиком. Так он записал весь судебный процесс и защиту Вэй Цзиншэна.
Покинув зал суда, Цюй Лэйлэй передал магнитофон и кассету с записью Сюй Вэньли. Лю Цин той же ночью расшифровал запись и переписал на дацзыбао, которую на следующий день вывесили на «стене демократии». Желающих прочитать собралось столько, что яблоку негде было упасть.
Тяжелое наказание в виде 15 лет лишения свободы, которое получил Вэй Цзиншэн за призывы к демократии, спровоцировало возмущение общественности. Его красноречивое выступление в суде получило мощный отклик внутри страны и произвело сильное потрясение в мире. Госдеп США сделал специальное заявление, организации по правам человека из различных стран одна за другой стали устраивать всевозможные кампании поддержки.
Дацзыбао с текстом защиты Вэй Цзиншэна в суде очень скоро была сорвана полицейскими в штатском. Тогда Лю Цин организовал печатание копий в виде листовок, которые распространялись перед «стеной демократии». Однажды один храбрец, раздававший листовки, был схвачен полицией. Лю Цин смело пошел в Пекинское управление общественной безопасности, чтобы оправдать этого молодого человека. Полиция отпустила его, но для Лю Цина это стало началом более чем 10-летнего заключения.
Холодало день ото дня, сильные ветра сменились зимним холодом. Хуан Жуй и Ма Дэшэн все еще время от времени пытались найти Лю Сюня. 20 ноября от него поступило известие, что нам неожиданно разрешили провести выставку в павильоне «Хуафан». С 23 ноября по 2 декабря — всего 10 дней. Утром 21-го, наняв грузовой трехколесный велосипед, мы стали перевозить картины и скульптуры, а после полудня занялись оформлением. Когда развешивали картины, ответственное лицо павильона «Хуафан» по фамилии Тан сказал, что «Бэйцзин жибао» отказалась опубликовать объявление о выставке «Звёзд». Мы немедленно послали человека найти корреспондента «Жэньминь жибао» господина Лю, чтобы попросить его о помощи.
Утром 22-го числа оформление выставки было закончено. В 13 ч. 30 мин. появился Лю Сюнь. Он все внимательно осмотрел, высказал свои возражения относительно двух сопроводительных стихотворений и рекомендовал не выставлять моих «Моралиста» и «Судью искусства». «Моралист» - окровавленный мужской член, превращающийся в голову, символизировал развратных партийных боссов, которые любят постоянно поговорить о нравственности. «Судья искусства» — изображение крайне безобразной головы, показывающее, что уродливое часто является судьей прекрасного. В уголках его рта были вырезаны шесть волосинок, намекающих на «шесть критериев» Мао Цзэдуна16.
Лю Сюнь посоветовал мне снять эти работы, но заявил, что на самом деле пришел не контролировать, а только высказать свое мнение в качестве консультации. Хуан Жуй и другие уговаривали меня прислушаться к точке зрения Лю Сюня, но я ответил, что если мне разрешается придерживаться своего мнения, то я решительно не хочу убирать эти скульптуры.
Выставка открылась 23 ноября в 9 ч. утра. Утром народу было не очень много, но прибежавший Тан радостно сообщил: «В первой половине дня продали более 500 билетов! Ваша выставка имеет успех! Обычно здесь на выставках продается 70—80 билетов за день, а иногда только 3-4. Во второй половине дня пришли почти все друзья, все праздновали победу. Кто-то заметил: «Впервые после установления КНР бунт народных масс привел к победе».
24 ноября, на второй день выставки, зрителей было еще больше. С утра пришла одна американская корреспондентка. Когда мы спросили, откуда она узнала, что у нас снова открылась выставка, американка с удивлением ответила: «Ведь объявление о выставке было сегодня напечатано в "Жэньминь жибао"»!» Мы были поражены и обрадовались, как сумасшедшие!
В воскресенье, 25 ноября, было продано более 1700 билетов утром и более 4 тыс. во второй половине дня. Радость Тана сменилась беспокойством, опасаясь, что потом людей может прийти еще больше, он говорил о необходимости срочно подумать о мерах безопасности.
Кто-то из посетителей сказал: «Рабочие, крестьяне и солдаты не приходят на выставки17, которые устраивают для них в Музее изобразительных искусств, почему же искусство, не созданное специально для рабочих, крестьян и солдат, так привлекает простой народ?». Несколько человек сообщили, что люди после посещения нашей выставки стали рисовать и расклеивать на главных входах своих университетов, фабрик, организаций большие плакаты, призывая всех приходить на выставку. «Не видя вашей выставки, мы уважали ваш бунтарский дух, увидев же выставку, мы стали уважать и уровень вашего искусства», — говорили некоторые известные представители художественных кругов.
Во второй половине дня пришла сделать репортаж Айрин Мосби18, корреспондент Юнайтед Пресс. Перед уходом она сказала: «В 1974 г. в пригородном районе Москвы я видела первую уличную авангардную выставку. Я очень уважала их храбрость. Сейчас я знаю, что в Китае тоже есть такие художники. Уровень вашей выставки выше. Ваша ошибка заключается в том, что вы опережаете партийное руководство».
Художник Бай Цзинчжоу пришел посмотреть выставку в компании аспирантов Академии художеств, потихоньку интересующихся модернизмом. Посмотрев, они сказали Бай Цзинчжоу: «Оказывается эти люди могут не только смело дебоширить, но и способны создавать удивительные вещи, очень сильные. Нам, людям несмелым, будет польза от этих храбрецов».
Когда выставка закрывалась, друзья предостерегали меня: «Кэпин, уймись немного, не стоит постоянно общаться с иностранцами», «Будь поосторожней, здесь полно полицейских в штатском», «Ты знаешь, чем занимаются эти лаоваи? Однажды мы все влипнем вместе с тобой!»
30 ноября был восьмой день выставки. Лю Сюнь сообщил нам, что после полудня в зале заседаний павильона «Хуафан» состоится встреча, на которой будут присутствовать представители художественных кругов и пресса. Он выразил надежду на то, что мы сможем выступить с некоторой самокритикой.
Во второй половине дня зал заседаний был забит до отказа, после нескольких вступительных фраз Лю Сюня начались свободные выступления. Поначалу все хвалили «Звёзды». Сунь Кэсян, аспирант факультета истории искусств Центральной академии художеств и председатель студенческого союза, проанализировал выставку «Звёзд» с точки зрения ее влияния на развитие китайского современного искусства. Он также сказал: «Я считаю, что деревянные скульптуры Ван Кэпина достигли уровня большого мастерства, и это не только моя частная точка зрения, многие преподаватели академии разделяют ее».
Знавший подлинную цель приема Лю Сюнь поспешил несколькими фразами подвести итог и попросил высказаться корреспондента агентства Синьхуа.
Настроенный очевидно враждебно представитель Синьхуа спросил:
— Иностранные корреспонденты надели на «Звёзды» лавровые венки: во-первых, венок художников-диссидентов, во-вторых, подпольных художников и, в-третьих, художников-бунтарей. Скажите, пожалуйста, вы согласны принять эти венки?
— Я художник-диссидент, — шепнул я на ухо Хуан Жую и начал вставать, чтобы ответить. Хуан Жуй остановил меня, говоря: «Не надо, не надо!»
Ли Юнцунь прошептал:
— Брат, не надо, это ловушка, нельзя признаваться! Я отвечу.
Ли Юнцунь встал:
— Во-первых, я полагаю, что в настоящее время в Китае не сущес-
твует диссидентов, как и в восточноевропейских социалистических странах. Все мы — художники и члены «народных изданий» — поддерживаем дух 3-го пленума ЦК КПК 11-го созыва. Мы боремся против бюрократов, выступающих против реформ и открытости, и нельзя сказать, что мы — диссиденты или диссидентствующие художники. Во-вторых, что касается «подпольных художников». Возможно, это неправильно употребленный термин или ошибка перевода. Мы художники-любители, а не официальные профессиональные художники. И, в-третьих, о «художниках-бунтарях». С определенной точки зрения, наш бунт направлен против старой традиции.
Корреспондент раздраженно перебил:
— Традицию следует поддерживать!
Я громко закричал:
— Я художник-бунтарь!
— Вы до сих пор считаете, что демонстрация 1 октября была нужна? — строго спросил представитель Синьхуа.
Хуан Жуй, решив немного разрядить ситуацию, ответил:
— У демонстрации были нежелательные последствия, но если бы горком согласился признать свою ошибку, этого можно было избежать. Не мы одни несем за это ответственность.
Журналист Синьхуа уцепился:
— Люди из «Форума 5 апреля» и им подобные не имеют отношения к выставке «Звёзд», они принимали участие в демонстрации с каким-то умыслом?
Хуан Жуй вежливо, но твердо ответил:
— Они поддерживали нас.
Я спросил корреспондента:
— Позвольте спросить, после того, как вы сделаете репортаж, будет ли это правдиво передано в новостях?
Корреспондент Синьхуа сказал:
— Конечно, мы должны опровергнуть зарубежных журналистов, но такие новости идут только за границу.
Ма Дэшэн раздраженно воскликнул:
— А китайцы не увидят? Товарищ корреспондент! Почему о выставке «Звёзд» сообщили только западные корреспонденты? Невзирая на то, написали они правильно или нет. Разрешите спро-
сить, где были все китайские журналисты? Почему ваше агентство Синьхуа не решилось рассказать об этом крупном событии китайскому народу...?
Встреча оставила неприятный осадок. А подготовленное Синьхуа сообщение так и не увидело свет.
В начале зимы было еще относительно тепло, и несколько дней стояла хорошая погода. Посетителей становилось все больше и больше, среди них были и некоторые высокопоставленные лица. Однажды Лю Сюнь, увидев меня, с улыбкой сообщил: «Секретарь горкома Лю Даошэн приходил посмотреть выставку, сказал, что в работах нет ничего такого, что может препятствовать их показу. И дал указания по возможности потом открыть парк, где молодые художники могли бы свободно устраивать выставки. Товарищ Даошэн еще сказал, что знает отца Ван Кэпина, старого тяньцзинского писателя и знаменитого участника студенческого "Движения 9 декабря" в Бэйпине»19.
2 декабря был последним днем выставки. Зрители жаловались, что так тесно не бывает даже в автобусе. Тан сообщил, что за день было продано более 8100 билетов. А если добавить пришедших по пригласительным и «по знакомству», то, по его прикидкам, было как минимум 9 тыс. человек. Доход от продажи билетов был значительным, но, как обычно, не предназначался художникам. Мы и не рассчитывали на это; несколько больших томов с отзывами зрителей были уже не маленьким результатом.
В марте 1980 г. в официальном журнале «Искусство» («Мэйшу») была опубликован статья молодого редактора Ли Сяньтина «О выставке "Звёзд"». Это была первая рецензия в Китае, посвященная «Звёздам» (если не брать в расчет внутренних циркуляров и документов, в которых нас критиковали).
В начале лета 1980 г. по предложению Лю Сюня «Звёзды» провели собрание, на котором решили учредить «Художественное общество "Звёзды"» и официально зарегистрироваться в Пекинском союзе художников.
Во время обсуждения выставочных планов на 1980 г. все решительно высказались за то, что надо «штурмовать» Музей изобразительного искусства.
Отец Чжун Ачэна Чжун Дяньфэй еще в Яньани работал вместе с Цзян Фэном, а в 1957 г., как и он, был причислен к «правой» группировке в руководстве сферой культуры. Цзян Фэн поддержал нашу первую выставку, и мы предложили Ачэну еще раз попробовать взяться за это дело. В то же время Хуан Жуй и Ма Дэшэн разыскали Лю Сюня и также попросили его переговорить с Цзян Фэном. Влившийся позднее в ряды «Звёзд» Ай Вэйвэй был сыном поэта Ай Цина, близкого друга Цзян Фэна, несколько десятков лет делившего с ним и горе, и радость. Поэтому Ай Вэйвэй вместе со своим отцом тоже постоянно подталкивали Цзян Фэна к принятию решения.
Юань Юньшэн — испытанный товарищ Цзян Фэна — прошел вместе с ним трудовой лагерь, куда был отправлен как участник «правого» кружка студентов Академии художеств. Он тоже убеждал Цзян Фэна: «Полемика вокруг "Звёзд" сейчас разгорелась большая. С художественной точки зрения их работы могут нравиться или нет, но ты как главный руководитель китайским искусством должен поддержать молодежь».
Юань Юньшэн сказал нам, что Цзян Фэн не конъюнктурщик, он может быть довольно жестким, но очень принципиален. Если что-то считает правильным, то не поступит по-другому. Через некоторое время секретарь Пекинского союза художников сообщил Хуан Жую, что Цзян Фэн хочет ознакомиться нашими новыми работами. Все немедленно собрали работы дома у Хуан Жуя, а так как мои деревянные скульптуры было тяжело перевозить, я оставил их у себя.
В один из дней Цзян Фэн приехал к Хуан Жую, посмотрел картины и остался очень доволен. Потом он сел в автомобиль и отправился ко мне. Остальные поехали следом на велосипедах.
Дома я поставил на стол отобранные для выставки скульптуры и предложил Цзян Фэну взглянуть. Он рассматривал с большим интересом, постоянно кивая головой. В какой-то момент Цзян Фэн остановился и, делая ударение на каждом слове, медленно произнес: «На собрании Постоянного комитета Союза художников я поставлю вопрос о вашей выставке, но не следует выставлять уродливые и слишком абстрактные работы». Когда он уже соби-
рался уходить, я неожиданно вытащил скульптуру «Идол» (портрет Мао) и спросил, можно ли ее выставить. Цзян Фэн с серьезным выражением лица долго рассматривал «Идола». Другие присутствующие растерянно переглядывались, считая, что я допустил ошибку, которая может навредить выставке. Кто же знал, что Цзян Фэн, не проронив ни слова по этому поводу, бесстрастно развернется и уйдет? Но все стало понятно и без слов.
Вскоре люди Цзян Фэна сообщили, что Союз художников утвердил нашу выставку в Музее изобразительных искусств, и сотрудники музея скоро с нами свяжутся.
Долгое время не было никаких известий. Хуан Жуй и Ма Дэ-шэн снова и снова обращались к ним, но получали неубедительные ответы, дескать, все помещения уже заняты и сложно что-то менять. Мы спросили, нельзя ли нам использовать два зала на третьем этаже, которые все время были свободны. Сначала нам ответили, что нельзя, так как помещения заняты под оформительские работы. Но несколько дней спустя сообщили, что смогут освободить для нашей выставки один из них. Хуан Жуй и Ма Дэшэн выразили благодарность.
Время проведения выставки было определено с 20 августа по 4 сентября. А 16 августа на видном месте в «Жэньминь жибао» появилось объявление. За два дня до открытия мы на трехколесных велосипедах доставили экспонаты в музей и начали оформлять выставку. Я привез «Идола», но держал его запертым в кофре. Цзян Фэн в это время еще отдыхал в Бэйдайхэ. Зная, что он проинспектировал работы, сотрудники музея бегло осмотрели экспозицию и больше ни о чем нас не спрашивали.
Выставка открылась 20 августа в 10 ч. утра. В одно мгновение публика столпились на третьем этаже. Я достал «Идола» из кофра и поставил на заранее приготовленный постамент — в центре зала у задней стены, там, где обычно вешался портрет Мао. Он сразу же привлек внимание множества тихонько посмеивающихся зрителей. Несколько иностранных корреспондентов тот час же бросились снимать. Подоспевшие руководители музея увидели «Идола» и, вытаращив глаза, убежали запрашивать инструкции у высшего начальства. Они пошли
консультироваться по высем инстанциям, и уж не знаю, на какой наконец остановились.
Оригинальные для китайского искусства произведения «Звёзд» позволили находившемуся несколько десятков лет в культурной изоляции народу соприкоснуться с новыми художественными тенденциями. Выставка потрясла Пекин, каждый день приходило около 5 тыс. человек. Часто, окончив осмотр, люди не хотели уходить, отчего большой зал постоянно был переполнен. В целях безопасности 24 августа сотрудники музея освободили еще один зал, предложив нам перенести туда часть экспонатов, чтобы рассредоточить зрителей.
Каждое утро перед входом в Музей изобразительных искусств можно было наблюдать довольно редкую трогательную сцену: несколько сотен человек выстраивались в длинную очередь, чтобы купить входные билеты. Учитывая внушительный доход от продажи билетов, руководство музея по собственной инициативе предложило нам продлить выставку еще на четыре дня, до 7 сентября.
В день закрытия сотрудники музея сообщили нам, что за день было реализовано свыше 9 тыс. билетов. А всего за 19 дней выставку посетили более 100 тыс. человек, что намного превосходило все предыдущие рекорды музея.
В то время Бэй Дао только что стал редактором «Нового обозревателя» («Синь гуаньча») — влиятельного общенационального издания, выходившего дважды в месяц. Он раздул шумиху вокруг выставки, опубликовав в номере за 10 сентября подборку материалов о «Звёздах», среди них - статьи «Радостный поиск» старого писателя Фэн Идая и «Продолжение уличной художественной выставки» Ли Юнцуня (написанную под псевдонимом А Мань). Кроме того, были опубликованы шесть фотографий, среди которых был и «Идол». Этот выпуск распространил влияние «Звёзд» на весь Китай и привел в бешенство Отдел пропаганды Центрального комитета партии.
Успех выставки «Звёзд» немедленно вызвал панику среди руководителей сферой искусства, которые сразу же набросились на Цзян Фэна. Цзян Фэн спешно вернулся из Бэйдайхэ и по прибытии в Пекин был атакован со всех сторон. Посмотрев выставку
в Музее изобразительных искусств, он остался очень недоволен нами, заявив, что некоторые выставленные работы изначально не были согласованы. Из-за поддержки выставки «Звёзд» Цзян Фэну пришлось вытерпеть много ударов, которые сильно подорвали его физическое и психическое здоровье. Полный горечи, он умер два года спустя, 13 сентября 1982 г.
После внезапной оттепели настали холода, свет «Звёзд» не был светом зари, и «пекинская весна» быстро закончилась. Вскоре был снят Хуа Гофэн, и к власти пришел Дэн Сяопин. Он немедленно прикрыл «стену демократии» на улице Сидань, а участники демократического движения один за другим оказались за решеткой. Вслед за этим началась критическая кампания против фильма Бай Хуа «Горькая любовь», литература и искусство погрузились во мрак, «Звёзды» больше не светили на небосклоне.
Среди оставленных посетителями выставки «Звёзд» записей были такие:
«Надеюсь, что когда закатятся звёзды, настанет ясное утро».
«Появятся ли звёзды на небосклоне, когда снова опустится ночь?»
Январь 1989 г.
Исправления 2009 г.
1 «Народные издания» — это официально не санкционированные периодические издания, называемые властями «подпольными противозаконными изданиями, тиражируемыми на ротаторе».
2 Кампания против «буржуазных правых элементов» (1957—1958 гг.) стала следствием курса «пусть расцветают сто цветов, пусть соперничают сто школ» (бай хуа ци фан, бай цзя чжан мин), который Мао Цзэдун объявил 2 мая 1956 г. на Верховном государственном совещании. Вскоре появились соответствующие заметки в прессе, партийное руководство настойчиво призывало деятелей культуры и науки следовать этим курсом. Провозглашалась свобода дискуссий, творчества, критики и высказывания своего мнения в литературе, искусстве и научно-исследовательской деятельности. Основной задачей курса должен был стать бурный расцвет в сфере культуры и науки.
После некоторой выжидательной паузы кампания получила широкий отклик. Довольно быстро стали заметны если не принципиальные качественные, то количественные изменения (так, например, в несколько раз увеличилось издание художественной литературы), в литературу и искусство вернулись темы, считавшиеся до этого сомнительными. Распространенным явлением стали открытые диспуты и свободная критика.
Очень скоро и под непосредственным влиянием Мао Цзэдуна курс «всех цветов» из областей культуры и науки стал распространяться в область идеологии и политики. Раздавались призывы не стесняться и в критике правительства. Но критики не избежал и сам председатель. Курс быстро становился неуправляемым, и летом 1957 г. кампания начинает сворачиваться. 19 июня 1957 г. был опубликован отредактированный текст выступления Мао Цзэдуна «О правильном разрешении противоречий среди народа», в котором говорилось о «шести политических критериях», применение которых позволяло отличить подлинные «благоухающие цветы» от «ядовитых трав».
Была объявлена кампания борьбы с «ядовитыми травами», или «правыми буржуазными элементами». За короткое время к «правым» причислили значительную часть творческой и научной интеллигенции; многие из причисленных были членами КПК и занимали высокие посты. Большинство обвиненных в «правом уклоне» были арестованы, направлены на принудительные работы в рамках новой волны «трудового перевоспитания» или посажены в тюрьмы.
Существует версия, что Мао Цзэдун с помощью курса «всех цветов» специально провоцировал «правых» на открытые выступления, заманивая таким образом их в ловушку.
3 Эта работа Ван Кэпина, представляющая изображение Цзян Цин, вырезан-
ное из найденного на улице игрушечного деревянного ружья, с одной стороны, оперирует образом беспощадной к врагам «красной императрицы», с другой — обыгрывает известную фразу Мао Цзэдуна: «политическая власть рождается из ствола винтовки».
4 Название работы «Высоко поднимать и продвигать», представляющей собой уродливую фигуру человека с открытым ртом, в одной руке держащего красный «цитатник Мао», а в другой нож, отсылает к популярным лозунгам времен «культурной революции»: «высоко поднимать великое знамя идей Мао Цзэдуна» и «решительно продвигать политику пролетариата».
5 Одна из самых известных работ из дерева Ван Кэпина «Идол» является изоб-
ражением Мао Цзэдуна в виде будды.
6 «Фотографическое общество Апрель» («Сыюэ инхуй») было создано в 1979 г.
Среди его членов были Ван Чжипин, Цзинь Бохун, Ван Липин, Ло Сяо-юнь, Ван Мяо, Ли Сяобинь, Ли Инцзе, Люй Сяочжун, Сюй Чжо, Чи Сяо-нин и др. 1 апреля 1979 г. члены общества организовали известную выставку «Природа. Общество. Человек» в пекинском парке Чжуншань. Участники
этого коллектива внесли огромный вклад в документирование важнейших исторических событий и обыденной жизни в КНР, начиная с «событий 5 апреля 1976 г.»
7 Юй Фэн (1916—2007) — известная китайская художница, художественный критик, прозаик. В 1989 г. из-за изменения политического климата в стране в возрасте 73 лет покинула КНР и вместе со своим мужем критиком и каллиграфом Хуан Мяоцзы эмигрировала в Австралию.
8 Сяоцзыбао — «газеты малых иероглифов», формат рукописных газет по ана-
логии с дацзыбао — «газетами больших иероглифов».
9 Юань Юньшэн (род. в 1937 г.) — известный китайский художник. В 1960—
1962 гг. был отослан в трудовой лагерь, с 1962 по 1967 г. работал художником во дворце культуры в Чанчуне, а затем был выслан в деревню. В 1979 г. был приглашен для оформления пекинского аэропорта, где создал настенную роспись «Праздник воды — ода жизни», которая вскоре была закрыта из-за изображения обнаженных женских фигур.
10 См. примеч. 2.
11 Бэй Дао (настоящее имя Чжао Чжэнкай) (род. 1949 г.) — китайский поэт и писатель. Один из лидеров поэтического направления «туманной поэзии». Один из основателей журнала «Сегодня». В 1989 г. иммигрировал из КНР. Лауреат многих престижных премий.
12 Имеется в виду лозунг, взятый на вооружение Хуа Гофэном: «Абсолютно все решения председателя Мао мы будет непреклонно отстаивать; абсолютно всем указаниям председателя Мао мы всегда и неизменно будем следовать».
13 Линь Бяо (1907—1971) — военный и политический деятель. С конца 1960-х годов рассматривался как наследник Мао Цзэдуна. По официальной версии, погиб 12 сентября 1971 г. в авиакатастрофе в Монголии при попытке скрыться в СССР.
14 Ся Янь (1900—1995) - известный китайский литератор, драматург и сценарист. Занимал высокие посты в сфере руководства культурой, с 1954 г. - заместитель министра культуры. После окончания «культурной революции» был заместителем председателя Общества дружбы, был осужден как сторонник «правого» курса. После «культурной революции» занимал разные должности, в том числе председателя Союза кинематографистов.
15 Вэй Цзиншэн (род. 1950) - китайский диссидент, редактор неофициального журнала «Поиск», автор дацзыбао «Пятая модернизация». Был арестован в марте 1979 г. Освобожден в 1993 г., однако вскоре вновь заключен под стражу. В общей сложности провел в заключении около18 лет. Был выслан в США в 1997 г.
16 Согласно публикации выступления Мао Цзэдуна на Верховном государственном совещании 27 февраля 1957 г., чтобы определить «какие теории или произведения действительно являются "благоухающими цветами"
и какие — "ядовитыми травами", надо исходить из следующих критериев: 1) благоприятствуют ли они сплочению народа всей страны или вызывают раскол в его среде; 2) благоприятствуют ли они социалистическим преобразованиям, социалистическому строительству или вредят ему; 3) благоприятствуют ли они укреплению диктатуры народной демократии или ослабляют ее; 4) способствуют ли они укреплению системы демократического централизма или подрывают ее; 5) благоприятствуют ли они укреплению руководства Коммунистической партии Китая или ведут к ее ослаблению; 6) способствуют ли они укреплению международной социалистической солидарности всех миролюбивых народов или наносят им ущерб» [Кюза-джянЛС. Идеологические кампании в КНР (1949—1966). М., 1970. С. 65— 66].
17 «Наши литература и искусства предназначены для народных масс, в первую очередь для рабочих, крестьян и солдат. Они создаются для рабочих, крестьян и солдат, чтобы пользовались ими рабочие, крестьяне и солдаты». Мао Цзэдун сюаньцзи (Избранные сочинения Мао Цзэдуна). Т. 3. Пекин, 1991. С. 820.
18 Судя по всему, речь все же идет об Элайн Мосби (1922—1998), американской журналистке, работавшей для агентства Юнайтед Пресс в США, Европе, СССР и КНР.
19 9 декабря 1935 г. в Пекине прошла массовая антияпонская студенческая демонстрация, давшая начало патриотическим выступлениям по всей стране.
