CC BY
15
f
еиензия
O.A. МИЛЕВСКИИ
O.A. MILEVSKY
В ПОИСКАХ «КОНСЕРВАТИВНОГО ЭИДОСА»
(РЕЦЕНЗИЯ НА МОНОГРАФИЮ: ГРИГОРОВ, Е.В. СТРАТЕГИЯ КОНСЕРВАТИЗМА. СОЦИАЛЬНО-ФИЛОСОФСКИЙ АНАЛИЗ [ТЕКСТ] : МОНОГРАФИЯ / Е.В. ГРИГОРОВ. - SAARBRUCKEN : LAP LAMBERT ACADEMIC PUBLISHING, 2012. - 132 С.)
IN SEARCH OF «CONSERVATIVE EIDOS»
(REVIEW ON THE MONOGRAPH BY GRIGOROV, E.V. STRATEGY OF CONSERVATISM.
SOCIAL AND PHILOSOPHICAL ANALYSIS [TEXT] : MONOGRAPHY / E.V. GRIGOROV. - SAARBRUCKEN : LAP LAMBERT ACADEMIC PUBLISHING, 2012. - P. 132)
В настоящее время научные подходы к осмыслению наследия отечественного консерватизма претерпели существенные изменения связанные, по мнению ученого А.Ю. Минакова, с тем, что «изучение русского консерватизма явно вышло за пределы начальной стадии «накопления фактов» и исследователи начали ставить перед собой более широкие обобщающие задачи, а изучение русского консерватизма приобрело черты быстро развивающегося научного направления [10].
При таком развитии событий совершенно понятным становится интерес исследователей к выявлению сущностных аспектов консервативной идеологии, а в этом случае правильнее всего будет «танцевать от печки» -обратиться к определению того, что исследователи понимают под консерватизмом. И как ни странно это звучит - сегодня, невзирая на обилие работ по теории и политической практике консерватизма, современные ученые фактически все ещё находятся в положении героев индийской притчи о трёх слепых мудрецах, которые, ощупав слона за разные места его могучего тела, вынесли совершенно разные определения того, что собственно есть слон!
В современной историографии консерватизма существуют порой диаметрально противоположные подходы к его определению. Не случайно поэтому проблеме идентификации консерватизма были посвящены, дискуссии проводимые на страницах журналов «Полис» (1995 г.) [8] и «Отечественная история» (2001 г.) [12]. И как совершенно справедливо отмечает автор данной работы: «В рамках этих «круглых столов» были выявлены и заинтересованность исследователей в данной теме, и отсутствие не только единого определения консерватизма, но и единого подхода к решению этой задачи» [7, с. 6.], т. е., фигурально выражаясь, «абрис фигуры слона по-прежнему оставался неопределённым».
Непростую задачу по выведению и формулированию наиболее приемлемого для научной общественности определения консерватизма уже не первый год предпринимает в своих работах Е.В. Григоров [1-6]. В этом отношении его монография является своеобразным завершением интеллектуальных изысканий ученого в поисках наиболее научно адекватного определения консерватизма.
Свои поиски автор начинает с обращения к истокам зарождения консервативной идеологии, чему посвящена первая глава исследования, содержащая анализ работ основоположников политического консерватизма Но-
вого времени Э. Берка, Ж. де Местра и Н.М. Карамзина. Собственно выбор персоналий, вполне понятен, хотя и далеко не полон, например при выборе ранних российских консервативных мыслителей, достаточно познакомиться с глубокой и фактологически хорошо наполненной монографией А.Ю. Ми-накова [11]. Но в своём исследовании Е.В. Григоров проводит социально-философский анализ и для получения репрезентативных результатов данные персоналии вполне подходят. Тем более, что цель первой главы, как раз в том, чтобы продемонстрировать, что, при ближайшем рассмотрении, казалось бы, очевидное сходство идей трёх признанных основоположников консерватизма не исключает серьёзнейших отличий в их теоретических построениях.
На основе детальной проработки учений мыслителей Нового времени Е.В. Григоров и делает вывод о том, «что «единого консервативного лагеря», единой консервативной идеологии не было. Таким образом, мы лишаемся возможности прояснить сущность консерватизма, опираясь только на его исторические формы» [7, с. 36]. Далее же следует весьма смелое заявление о том, что «если консерватизм не является единым историческим феноменом, можно ли выделить консерватизм как чисто теоретическую концепцию. В таком случае, политический консерватизм будет конструкцией созданной философами, а не консерваторами. Следовательно, необходим философский онтологический анализ данного феномена» [7, с. 36] [выделено мной. -М.О.].
Если под консерваторами здесь понимать политических практиков, а под философами учёных-теоретиков, а именно такой смысл, по нашему мнению, вкладывает автор в эти понятия, то такая постановка вопроса представляется многообещающей, учитывая многообразие интерпретаций консерватизма, которыми действительно пестрят многочисленные исторические изыскания. Уже во 2 главе ученый подчёркивает, что «проблема определения консерватизма... имеет как реальные основания, так и связанные с «неправильным использованием слов». Мы ставим перед собой задачу отбросить проблемы надуманные и попытаться решить проблемы реальные» [7, с. 37].
Что же это за реальные проблемы? Автор определяет их следующим образом: проблема использования слова «консерватизм»; проблема разного содержания, конкретных черт политического консерватизма, проблема комплекса консервативных идей; проблема соотношения понятия «консерватизм» с понятием «традиция», «традиционализм», «реакция», «правые»; проблема зависимости подхода к определению консерватизма от мировоззрения исследователя, его политических взглядов, его отношения к периодизации истории, понимания её смысла [7, с. 38-55].
К разрешению обозначенных вопросов исследователь подходит, используя достаточно богатый философский арсенал, - упор, в этой главе, делается преимущественно на формально- логические схемы. Наиболее наглядно своё умение работать в данном ключе демонстрируется Е.В. Григоровым в соотнесении понятия «консерватизм» с понятиями «традиция» и «традиционализм». Мы не зря остановились именно на этой проблеме дело в том, что эти понятия давно и активно используется исследователями консерватизма. Вспомним, уже давно ставшие классическими работы К. Мангейма, считающего традиционализм видом консерватизма. Он обозначал им универсальный, естественный консерватизм [9, с. 135]. О сходстве, если не о полном тождестве этих терминов, писали Е. Шацкий, М.М. Фёдорова и др.
К чести Е.В. Григорова он, опираясь на законы формальной логики, бросает вызов устоявшимся стереотипам в такой оценке терминов, как «консерватизм» - «традиционализм». Детально разбирая идеи предшественников, автор выносит следующее суждение - утверждение, что «слово «традиционализм» можно использовать, как синоним к слову «консерватизм», но в тоже время они «не эквивалентны и не взаимозаменяемы» [по мнению
М.М. Фёдоровой. - М.О.] такой подход есть нарушение закона тождества» и в целом это свидетельствует о слабости научного анализа [7, с. 52]. Что же предлагает автор взамен не оправдавшим себя историко-политическим схемам? Им выдвигается мысль о том, что «если и есть путь для выявления единой сущности консерватизма, то он проходит через мировоззренческие, онтологические пласты действительности» [7, с. 56], иначе говоря, с исторического уровня необходимо переходить на философский.
Философский анализ предполагает переход от конкретных признаков при подходе к определению консерватизма к общим категориям. Ключ к разрешению проблемы «идеационного определения» консерватизма исследователь видит в использовании аксиологического подхода. В центр исследования Е.В. Григоров вводит категорию ценности, т. к., по его мнению, «по отношению к ней консерваторы занимают принципиально иную позицию, чем представители всех остальных политических течений» [7, с. 57].
Он указывает, что для консерватора факт существования ценности в качестве элемента политической реальности является определяющим. Автор выделяет две группы ценностей реальные и нормативные, первые опираются на категорию «существование», вторые - на категорию «должное». Это приводит его к первому общему определению: «консерватизм это такое мировоззрение, которое устанавливает приоритет реальных ценностей» [7, с. 60]. Именно обладание реальными ценностями (здесь ещё не даётся список конкретных ценностей, а это понятие пока используется методологически) делает человека консерватором. Однако реальные ценности исследователь связывает с двумя другими категориями, а именно с реализмом и иррационализмом консервативного мышления, которые дают почву для консервативной борьбы с рациональным предпочтением должного существующему.
Далее, пытаясь осмыслить важнейшие черты консервативной идеологии, Е.В. Григоров, обращается к разработке для него диалектической пары, через противопоставление которой можно более полно раскрыть его сущность. Наиболее приемлемой ему представляется антитеза «консерватизм-утопизм». Автор определяет утопизм, как ориентацию на нормативные ценности. В рамках своей аксиологической концепции он детально рассматривает понятия «утопии», «утопического мышления», «утопизма». Действительно, следуя в контексте авторской концепции, применение этих понятий позволяет более чётко сформулировать сущностное ядро консерватизма, выявить его место среди основных идеологических течений.
Дело в том, что, сталкиваясь с противоположными историческими формами консерватизма, исследователи, среди которых первенство принадлежит С. Хантингтону, выработали понятие ситуативного (ситуационного) консерватизма. Суть, которого сводится к тому, что консерваторы могут защищать абсолютно любые ценности в зависимости от исторической ситуации. Такое положение дел не устраивает автора рецензируемой монографии, он пишет: «...если принять «ситуативное» определение консерватизма, то придётся признать, что ни каких консерваторов в истории не было и быть не могло, что были либералы, социалисты, фашисты, коммунисты и т. д., которые в определённые периоды приходили к власти и становились «консерваторами» [7, с. 110-111]. Противопоставление консерватизма утопизму, по его мнению, позволяет, в случае выяснения утопических интенций в основе конкретных идеологий, отказать им и утверждаемым ими ценностям в консервативности.
Доказательству данного положения посвящена 6 глава «Консерватизм и либерализм». Анализируя концепции, критикующие современное общество модерна основанное на капиталистическом хозяйстве, как «слева» (Дебор), так и «справа» (Генон), Е.В. Григоров приходит к мысли, что «Воплощённые ценности либералов это ценности не сами по себе, они несут на себе след вторичности, они только копии, первичными же ценностями являются идеалы Рынка, Свободы, Демократии, Собственности и др.» [7, с. 111], и далее -
«Капиталистическое общество потребления, «общество спектакля», «современность» не могут быть объектом защиты консервативной идеологии, в силу своей утопичности, иллюзорности, аномальности» [7, с. 112].
В таком случае сложно не согласиться с автором утверждающим, что «анализ диалектической пары «консерватизм-утопизм», выяснение онтологических оснований данных явлений позволяет нам отрицать правомерность ситуативного подхода к консерватизму и утверждать наличие у него сущностного ядра, которое делает его самостоятельной идеологией наряду с либерализмом, социализмом, коммунизмом и другими политическими течениями» [7, с. 112].
Однако стремление что называется стерильно, используя только философско-логические категории подойти к определению консерватизма, периодически ставит автора в трудное положение. Так Е.В. Григоров отмечает, что «определить конкретную идеологию как консервативную можно только из будущего, после того как ценности, которые отстаивали консерваторы, вернулись в общественную жизнь. Говорить же о том, что сейчас... какие-то политические направления, течения, партии являются консервативными объективно невозможно» [7, с. 73], хотя сам для русских консерваторов выделяет теорию «официальной народности», как идеальную духовную ценность.
Вполне естественно, что подобное построение работы создаёт для ученого не мало трудностей, которые в рамках своего подхода он преодолевает, но которые оставляют значительное поле для дискуссий, например утверждение автора, что «реакционеры это не консерваторы, а создатели ретроспективных утопий» т. е. и Ж. де Местр, и Л.А. Тихомиров, и К.Н. Леонтьев всего лишь реакционеры, а К.П. Победоносцев, которого К. Леонтьев характеризовал как «мороз, нравственную гробницу» или А.А. Аракчеев, как раз и естьконсерваторы?! Это положение становится ясным толькоисходяиз авторской антитезы «консерватизм-утопизм», которое, таким образом, становится центральным в рассматриваемой концепции и, соответственно, требует более тщательного обоснования. Вообще проблема различения умеренных реформаторов, консерваторов и умеренных реакционеров наиболее сложная в исторических исследованиях, что придаёт анализу Е.В. Григорова несомненную ценность и актуальность в ситуации широкого исследования консерватизма, несмотря на некоторые, не вполне проработанные положения.
Установка на непринятие исторически обусловленных определений консерватизма с одной стороны и отказ от ситуативного определения - с другой, ставит перед автором сложную задачу выявления сущностных черт консерватизма, его интегрального ядра, того самого консервативного эйдоса, указанного в заглавии данной рецензии.
Предлагаемое Е.В. Григоровым итоговое определение консерватизма: «Консерватизм - это социально-политическая теория, отстаивающая, на основе приоритета реальных ценностей, идеи антиутопизма, иррационализма, историзм, традиционализма, антиидеализма (реализма), несовершенства человеческой природы, коллективизма, иерархии и неравенства, удовлетворённости существующими социально-политическими институтами» [7, с. 75], на первый взгляд, повторяет признаки, которые часто можно встретить в исторической литературе при характеристике конкретных консервативных идеологий. Однако методология, которой пользуется при этом автор, исключает случайность и бессистемность отбираемых признаков, как это часто случается в исторических изысканиях.
Исследователь последовательно и принципиально развивает здесь основные положения своего аксиологического подхода. Например, ценность традиции, которую буквально все мыслители априорно включают в состав любой консервативной концепции, он связывает с передачей реальных ценностей, а ценность иррационализма - с его противопоставлением рационализму, создающему нормативные ценности противоречащие реальным.
В заключении хотелось бы сказать, что монография Е.В. Григорова по-научному смелая и оригинальная, порою содержащая весьма острые и отнюдь небесспорные суждения, несомненно, заслуживает внимания специалистов, работающих по консервативной тематике, поскольку проблема научно-объективного определения консерватизма является своего рода пер-вокирпичиком в фундаменте всех без исключения изысканий в этом направлении.
Литература
1. Григоров, Е.В. Аскиологическое определение консерватизма [Текст] / Е.В. Григоров // Вестник развития науки и образования. - 2006. - № 6. -С. 77-80.
2. Григоров, Е.В. Консервативная стратегия [Текст] / Е.В. Григоров // Философия права. - 2011. - № 3 (46) - С. 18-23.
3. Григоров, Е.В. Консерватизм и традиционализм: теория и идеология [Текст] / Е.В. Григоров // Вестник Сургутского государственного педагогического университета. - 2011. - № 1 (12). - С. 124-134.
4. Григоров, Е.В. Консерватизм и утопизм [Текст] / Е.В. Григоров // Научная жизнь. - 2006. - № 6. - С. 87-89.
5. Григоров, Е.В. Проблемы определения консерватизма [Текст] / Е.В. Григо-ров // Вестник Сургутского государственного педагогического университета. - 2009. - № 3 (6). - С. 5-17.
6. Григоров, Е.В. Рождение консерватизма? (Э. Бёрк, Жозеф де Местр, Н.М. Карамзин) [Текст] / Е.В. Григоров // Вестник Сургутского государственного педагогического университета. - 2010. - № 3 (10). - С. 94-107.
7. Григоров, Е.В. Стратегия консерватизма. Социально- философский анализ [Текст] / Е.В. Григоров. - Saarbrucken : LAP LAMBERT Academic Publishing, 2012. - 132 с.
8. Консерватизм как течение общественной мысли и фактор общественного развития (Материалы «круглого стола») [Текст] // Полис. - 1995. - № 4. -С. 33-59.
9. Мангейм, К. Консервативная мысль [Текст] / К. Мангейм // Социологические исследования. - 1993. - № 4. - С. 135-146.
10. Минаков, А.Ю. Русский консерватизм в современной историографии: новые подходы и тенденции изучения [Текст] / А.Ю. Минаков // Отечественная история. - 2005. - № 6. - С. 133-142.
11. Минаков, А.Ю. Русский консерватизм первой четверти XIX века [Текст] / А.Ю. Минаков. - Воронеж : Изд-во Воронежского гос. ун-та, 2011. - 560 с.
12. Русский консерватизм: проблемы, подходы, мнения («круглый стол») [Текст] // Отечественная история. - 2001. - № 3. - С. 103-133.
