CC BY
149
Вестник Челябинского государственного университета. 2013. № 2 (293).
Филология. Искусствоведение. Вып. 74. С. 89-92.
И. А. Голованов
УСТНЫЙ РАССКАЗ-ВОСПОМИНАНИЕ В СОВРЕМЕННОЙ КОММУНИКАЦИИ КАК ФОЛЬКЛОРНЫЙ ТЕКСТ
Анализируются содержание и форма рассказов-воспоминаний, бытующих в современной устной коммуникации, с позиций фольклористики. В центре внимания автора находятся традиционные фольклорные мотивы и образы, актуализируемые в таких произведениях. Утверждается, что рассказы-воспоминания, или мемораты, выступают важным источником пополнения фонда фольклорной прозы.
Ключевые слова: фольклорный текст, устный рассказ, меморат, фольклорное сознание, фольклоризация, мотив, образ, сюжет.
Важной особенностью бытия современного человека является процесс фольклоризации событий текущей истории. В круг переживаемого и осмысляемого им постоянно включаются факты собственной жизни, жизни его родных и знакомых.
Устные рассказы-воспоминания, воспроизводящие личные впечатления о событиях, участником или очевидцем которых был рассказчик, в фольклористике обозначаются термином меморат [3. С. 93]. Художественное своеобразие этих повествований, построенных на фактах реальной действительности, в том и состоит, что они не допускают фантазии, вымысла, в связи с чем жанр характеризуется отсутствием эстетической функции.
От преданий меморат отличается минимальной степенью обобщения жизненного материала, однако в нем в той или иной степени задействуется фольклорный мотив или образ, который и позволяет меморату в будущем «оторваться» от конкретного рассказчика, обрести относительную стабильность сюжета, подвергнуться дальнейшей фольклоризации.
Таким образом, мемораты являются важным источником пополнения фонда фольклорной прозы: в них происходит первоначальный отбор фактов реальной действительности, важных для носителей фольклора. Такой отбор осуществляется уже в самом коммуникативном акте, в процессе устной передачи впечатлений участника или очевидца событий другому человеку. Моменту рассказа, в свою очередь, предшествует отбор информации в сознании говорящего - через эмоции, чувства.
Из множества разнообразных жизненных впечатлений выбирается материал, который, по мнению носителя фольклорного сознания, заслуживает того, чтобы быть рассказанным: он произвел сильное впечатление на самого
рассказчика; заключенная в нем информация может быть полезна и интересна слушателю; события прошлого находят свое созвучие в настоящем и пр. В процессе бытования подобного мемората возможен отказ от первого лица, приобретение меморатом обобщенной формы и в итоге - преобразование его в фабулат, имеющий варианты (или, по общепринятой терминологии, предание).
Воспроизводство фольклорных мотивов в жанре мемората предполагает определенные условия. Главным условием является возникновение «временного коллектива» (два человека и более) как единого пространства на основе заинтересованного устного общения. Целесообразно выделять три составляющие этого общения: устно звучащее слово, личностно значимые темы и атмосфера доверительности.
Обращение к фольклорным мотивам в ме-моратах происходит незаметно для самого рассказчика - он не отдает себе в этом отчета. Приведем в качестве подтверждения этому фрагмент беседы автора с коренным жителем Кыштыма, в прошлом лесником, Рябининым Германом Константиновичем, 1931 г. р. Летом 2009 г., во время объезда примечательных мест Кыштыма, который сопровождался рассказом об истории края, он невольно выходил за рамки «официального» прошлого и обращался к событиям из своего личного опыта. Тема разговора плавно переходила от чувств, переполняющих рассказчика, к фактам истории, от воспоминаний о детстве - к событиям пугачевского восстания, и наоборот.
Воспоминание о пережитом лично - всегда та эмоциональная волна, которая и позволяет разворачиваться, органично функционировать фольклорным мотивам и сюжетам. Поводом к меморату обычно становится рассказ из далекого прошлого, который притягивает осталь-
90
И. А. Голованов
ные впечатления, хранящиеся в памяти рассказчика и являющиеся благодатной почвой для фольклорного повествования. В сознании человека происходит «смыкание» разных фольклорных мотивов, бережно сохраняемых памятью. Один мотив «лепится» к другому и возникает фольклорный текст.
«Это в детстве у меня было... Мы с мамой ночевали, точнее не ночевали, а вечером пошли и пришли к избушке у речки, вот. В избушке - корова, лошадь и старик. Мама его знала. Пришли, поели. Когда поели и спать еще не легли, сели, сидим, разговариваем. Мама-то у него спрашивает: “Дед, слушай, у тебя ведь в городе семья, дети прекрасные, дом, а ты все время вот здесь живешь. Что тебя тут такое держит?”. А он, вот не знаю, соврал или правду рассказал, но говорит так: “А вот знаешь, не могу отвязаться от того, что было в молодости”. Я, говорит, в юности любил охоту, пошел однажды на охоту и подстрелил козла. Я, говорит, за ним. И в этих местах стало темнеть и дождичек накапывать. Смотрю, где спрятаться. там такая пещерка. Я туда, в пещерку, и думаю - заночую, а утром домой. Ну, ночевать - это огонь надо, надо осветить, темно. Спичку зажег и вижу, говорит: стенка-то кварцевая, а по ней - он вот так показал - вот такой толщины (в толщину запястья) - золотая жила. А в Кыштыме все занимались мытьем золота. И он сразу - дождик не кончился - веточки заломил, заметил место - и домой. Прибежал ночью домой, взял инструмент, какой надо, причем залез, говорит, во двор - никому ничего не сказал. Не разбудил никого, взял и ушел. И к утру сюда, говорит, вернулся. Пришел, подхожу: вот здесь вот, веточка заломлена, вот место - нету этой пещерки. Как так? Вот опять начинает, снова. Все обыскал - нету пещерки. Значит, весь день проискал, второй - нету. Ушел домой. Домой, говорит, как спать лег -все перед глазами. И чего не мог найти? Вот же где, вот, вот. Опять туда. Опять проискал там сколько-то времени: день, два ли, не знаю. Нет и все. И вот, говорит, как уеду домой, так опять вижу все: вот где и вот где. Как приеду сюда - не могу. И так, говорит, всю жизнь здесь живу. Вот целое хозяйство сделал, коровенку завел. Это где-то в двадцатые годы произошло. А утром поехали на покос, и больше я с ним не встречался и не общался. Вот. Но, значит, такое у меня вот произошло однажды. Недавно вот здесь вот я был в районе... там есть гора, горка - Пугачёвка называется. Вот она,
по ту сторону реки. И там, при спуске с этой горы, есть грот. Ну, грот и грот. Я ездил мимо сколько раз, даже не обращал внимания. А тут поехали и этот грот сфотографировали. Забрались в грот, а солнышко зашло, и грот темный, и такая вот полоса идет из слюды, и эта слюда какая-то вот такая желтая, как золото! Вот. И эта полоса, внутри породы, светится. И вот я подумал, что не исключено, что он нашел слюду - а уж тем более спичку зажег - свет красноватый, слюда могла бликовать. Тем более что он говорил: «Я не знаю, было это со мной или я во сне это видел?».
Перед нами типичный пример мемората, где личные впечатления рассказчика подкреплены фактами реальной истории. Ядро текста составляет повествование о золотой жиле, которое строится на сочетании традиционных мотивов «золото показывается (блазнится)» и «золотой клад не дается». При этом информант, рассказывая «историю в истории», пытается дать ей прагматическое объяснение. Между тем данный текст имеет под собой глубокие мифопоэтические корни (подробнее см. [2]).
Отметим, что в приведенном тексте реализована характерная особенность фольклорного сознания: через воспоминание о собственном детстве рассказчик обращается к «истории» старика, с которым произошел необычный случай. Так фольклорное повествование, будучи актуализацией образного мышления носителя фольклора, развивается от одной точки в прошлом к другой, находящейся в еще более далеком прошлом, и все это развернуто к настоящему, а возможно, и к будущему.
В рассказах-воспоминаниях о себе и своих близких внимание, как правило, фокусируется на недавней по времени истории. Именно традиция направляет мысль рассказчика по заданному плану, течению, заставляет работать его память в определенном направлении. Это способствует созданию некоторой духовно-психологической близости между повествователем и его слушателями. Именно на основе фольклорных традиций в процессе бытования мемора-тов кристаллизуются определенные сюжетные мотивы.
Если под фольклорным сознанием понимать осмысление человеком мира и себя в этом мире через традиционные мотивы, образы и сюжеты, то апелляция к ним в ходе коммуникации осуществляется спонтанно. И поскольку они хранятся на глубинном уровне человеческого сознания, эти «готовые» конструкты мо-
гут быть воспроизведены в различных ситуациях и контекстах.
Так, например, одна из наших информанток (запись 2009 г.), рассказывая о своей судьбе, описывая реальные события своей жизни в их хронологической последовательности, неожиданно использует древний фольклорный мотив контакта с «иным» миром: ее любовь к молодому конголезцу в далекие восьмидесятые все окружающие однозначно осудили и только «одна бабушка, на вокзале, подошла к ней и сказала: «Не бойся, милая, у тебя все будет хорошо». Далее информантка продолжила свой вполне реалистический рассказ. Но то, что в ее сознании хранится этот эпизод, свидетельствует о его значимости и маркированности в понимании судьбы данным человеком. Здесь переплелись представления о жизни и смерти, тайном и явном, прошлом и будущем.
Образ незнакомой старушки, связанный с архетипом «предка», тотемного покровителя как мотив знания, недоступного для непосвященных, ее появление в критический для героини момент - все это свидетельствует о влиянии на сознание современного человека глубинных образов и форм, запечатленных в фольклоре. Приведем авторитетное мнение В. П. Аникина, близкое нам по духу: «Как преимущественно художественное явление русский фольклор вошел и входит в быт и сознание современных людей» [1. С. 4].
В современных условиях фольклорные мотивы могут возникать на фоне вполне рационально выстроенного, осмысленного и лич-ностно переживаемого рассказа, но непременно при наличии атмосферы доверительности, когда между говорящим и слушающим устанавливается контакт, появляется ощущение духовной близости.
Летом 2009 г., во время поэтической встречи на одной из южноуральских баз отдыха, ми-асский поэт Александр Петров, отвечая на вопрос, фаталист он или нет, «приоткрыл» отдельные стороны своего понимания мира: «Я вообще безбожник. Но верю, что что-то есть. <...> Когда мои дети были грудными, они спали в другой комнате. И ночью моя душа отлетала, выходила из меня. Я видел и себя, и детей - как они спокойно спят. И я тогда успокаивался. Самое трудное - это возвращение в свое тело. Это происходит как электрический разряд. Вообще взаимоотношения с потусторонним миром -это очень странно. Когда ты видишь сон, а в нем другой сон (сон о сне), то назад из третьего
сна ты можешь не вернуться. Я сплю очень плохо... у меня всегда включен свет.» (зап. в пос. Кисегач Челябинской обл. от А. Петрова, 1949 г. р.). В данном случае перед нами хотя и результат индивидуального осмысления происходящего - сознанием шестидесятилетнего мужчины, но это «индивидуальное» - не что иное, как воспроизведение древнего мифологического, а точнее - фольклорного. Характерно, что информант отрицает влияние на него религиозного сознания: «я безбожник», при этом его представление о душе как субстанции человеческого в человеке вполне согласуется с христианским (для большинства оно стало обыденным, поскольку растворено в языке). Описание ситуации «покидания» душой тела, особенно переживание рассказчиком «электрического разряда», а также размышления о снах выводят его интерпретацию за пределы поля обыденности.
Сам мотив оставления душой тела для рассказчика важен прежде всего потому, что дает ответ на важнейший для него вопрос о природе его дара, таланта поэта. Наличие некой субстанции, которая может временно закрепиться в определенном объекте, человеке, с одной стороны, позволяет ему более или менее понятно объяснить происхождение этого таланта и, с другой стороны, заставляет его заботиться о сохранении этого таланта, чувствовать свою ответственность.
Очевидно, что поэт проводит регулярные встречи со своими читателями, для него это реализация дара пророка. В результате отдельные фрагменты жизненной и поэтической биографии выкристаллизовались у него в устойчивые речевые отрезки. Следовательно, мы имеем дело не с единичным фактом актуализации фольклорного сознания, а с неким сложившимся стереотипом.
В связи с упомянутым случаем приведем мнение одной из слушательниц, участниц той встречи, в прошлом преподавателя вуза. Она не смогла досидеть до конца встречи и так объяснила свой уход: «Когда я его слушала, меня придавило, прибило . Я положительной энергии не почувствовала. Мне стало тесно, душно, и я ушла». Примечательно следующее замечание женщины: «Уж слишком мелкие у него кудри.» (зап. в 2009 г. в пос. Кисегач Челябинской обл. от Т. В. Волошиновой, 1942 г. р.). Хотя в данном случае облик воспринимаемого человека далеко не полон, черты, передающие негативную реакцию, очень точно воспроизво-
дят традиционный для фольклора образ воплощенного зла.
Все приведенные примеры позволяют судить о том, что востребованность мотивов обусловлена определенным жанром, а именно - устным рассказом, меморатом. В индивидуальных воспоминаниях человека так или иначе ставятся жизненно важные вопросы: о судьбе, жизни и смерти, природе человеческого бытия и пр.
Аналогичные процессы фольклоризации событий и героев и приводят к созданию произведений народной прозы. Многократность воспроизведения эмоционально и эстетически переживаемых рассказов-воспоминаний, их варьирование в зависимости от бытовых контекстов завершается кристаллизацией фольклорных форм. Названные этапы перехода от
бытового рассказа к художественному творчеству обеспечивают непрерывность функционирования фольклора, связывают фольклорную прозу современности с устно-поэтическими традициями прошлых эпох.
Список литературы
1. Аникин, В. П. Русское устное народное творчество. М. : Высш. шк., 2001. 726 с.
2. Голованов, И. А. Константы фольклорного сознания в устной народной прозе Урала (ХХ-ХХ1 вв.). Челябинск : Энциклопедия, 2009. 251 с.
3. Зуева, Т. В. Русский фольклор : слов.-справ. М. : Просвещение, 2002. 334 с.
Вестник Челябинского государственного университета. 2013. № 2 (293).
Филология. Искусствоведение. Вып. 74. С. 92-96.
В. Ф. Житников, Л. В. Житникова НАБЛЮДЕНИЯ НАД ЛЕКСИКОЙ РУССКИХ ГОВОРОВ КАЛМЫКИИ
Анализируется лексика русских говоров Калмыкии и выявляются ее особенности. Впервые в советский период (1971-1978) диалектную лексику русских говоров Калмыкии начали собирать и систематизировать в Калмыцком госуниверситете. Определили, что она представлена разными лексическими пластами: украинизмами, общеславянскими по происхождению словами южнорусских и севернорусских наречий. Особое место занимают калмыцкие заимствования, которые представляют и характеризуют особенности быта, производства и культуры - все, что нашло отражение в лексике русских говоров в результате длительных контактов русского и калмыцкого языков.
Ключевые слова: русские говоры, украинизмы, калмыцкие заимствования.
Словарный состав русских говоров на территории Калмыкии до недавнего времени не был предметом сбора, систематизации и описания. Лишь в последние годы русская диалектная лексика республики стала постепенно собираться и исследоваться силами студентов и преподавателей Калмыцкого государственного университета. Начиная с 1971 г. на кафедре русского языка накапливается диалектный материал, собранный во время летней практики дневного отделения, а также присланный студентами-заочниками из различных населенных пунктов республики. Закладывается основание картотеки «Словаря русских говоров на территории Калмыкии».
Работа по составлению «Словаря» рассчитана на длительное время, поскольку в республике свыше 250 сельских населенных пунктов, обследовать которые в короткий срок не представляется возможным. К настоящему времени в нашем распоряжении имеются данные по 15 населенным пунктам (село Троицкое, Воз-несеновка, Ики-Бурул, Кевюды, Цаган-Аман, Яшалта и др.). Известная часть материала собрана также в Элисте и Городовиковске. Материал относительно невелик, но позволяет сделать некоторые предварительные наблюдения, излагаемые ниже.
Прежде всего хотелось бы отметить, что в исследуемой лексике имеется много украиниз-
