УГОЛОВНОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО СОВЕТСКОй РОССИИ 20-х ГОДОВ XX ВЕКА О ПРЕСТУПЛЕНИЯХ ПРОТИВ СОБСТВЕННОСТИ С ПРИЗНАКАМИ ХИщЕНИЯ
С.А. Черноморец
(заведующий кафедрой государственно-правовых дисциплин Югорского государственного университета, заслуженный юрист Российской Федерации, доктор юридических наук, профессор, г. Ханты-Мансийск; rudios.89@mail.ru)
В.ф. Анисимов
(заведующий кафедрой конституционного, административного и муниципального права Югорского государственного университета, доктор юридических наук, профессор, г. Ханты-Мансийск; rudios.89@mail.ru)
Статья развивает и углубляет взгляды о природе преступлений против собственности с признаками хищения. Авторами дается историко-правовой анализ представлений о преступлениях против собственности с признаками хищения.
Ключевые слова: хищение, уголовная ответственность, кража, грабеж, разбой, обман, мошенничество, преступление, собственность.
Октябрьская революция 1917 г. повлекла за собой изменение законодательства, в том числе и уголовного, а также уголовно-правовых воззрений. Во введении к Руководящим началам по уголовному праву РСФСР 1919 года [1] отмечалось, что пролетариат, завоевавший власть, сломал буржуазный государственный аппарат, служивший целям угнетения рабочих масс, со всеми его органами, армией, полицией, судом и церковью.
В Декрете СНК от 5 мая 1921 г. «Об ограничении прав по судебным приговорам» впервые были упомянуты такие преступления, как кража, разбой, грабеж, мошенничество, вымогательство, присвоение и растрата [2, с. 290-291].
24 мая 1922 г. сессия ВЦИК утвердила первый Уголовный кодекс РСФСР, введенный в действие 1 июня того же года. В Постановлении ВЦИК «О введении в действие уголовного кодекса РСФСР» указывалось, что данный кодекс вводится в жизнь «в целях ограждения рабоче-крестьянского государства и революционного правопорядка от его нарушителей и общественно-опасных элементов и установления твердых основ революционного правосознания».
В Кодексе ответственность за корыстные посягательства на собственность
была предусмотрена в основном нормами главы VI «Имущественные преступления» (ст.ст. 180 - кража, 182, 183 - грабеж, 184 - разбой, 185 - присвоение, 187, 188 - мошенничество, 194, 195 - вымогательство, и т.д.) [3, с. 39].
Как писал Б. Змиев, «под именем имущественных преступлений разумеются преступные посягательства, объектом которых является имущество, принадлежащее как отдельным лицам, так и общественным организациям или государству в целом» [4, с. 37].
Согласно ст. 180 кражей называлось «тайное похищение имущества, находящегося в обладании, пользовании или ведении другого лица или учреждения». Понятие «похищение» раскрывалось в науке. Высказывалось, например, мнение, что «похищение имущества есть умышленное противозаконное завладение чужим имуществом, находящимся во владении другого лица, физического или юридического, с целью присвоения» [4, с. 38].
В ст. 180 УК различались следующие виды кражи: простая (п.п. «г», «д», «е»), квалифицированная (п. «ж») и кража лошадей или крупного рогатого скота «у трудового земледельческого населения» (п. «в»). При этом последний состав преступления
постановлением ВЦИК от 10 июля 1923 года был дополнен указанием на кражу, совершенную во время пожара, наводнения, крушения поезда «или иного общественного бедствия».
Постановлением ВЦИК от 16 октября 1924 года п. «д» ст. 180 УК РСФСР был дополнен примечанием, которым декрими-нализирована «мелкая фабрично-заводская кража материалов и орудий производства, совершенная в первый раз рабочим или служащим, занятым в производстве в пределах своего предприятия, если стоимость похищенного не превышает пятнадцати рублей».
Иначе советский законодатель относится к тем имущественным преступлениям, где потерпевшими являются общественные группы или государство в целом, - интересы большинства требуют их сугубой охраны, и в этих случаях советский законодатель не останавливается перед суровой карой, вплоть до высшей меры наказания [4, с. 38]. Естественно, при хищении имущества, принадлежащего государству или общественной организации, наказание по УК 1922 г. усиливалось. Так, простая кража (то есть «кража у частного лица без применения каких-либо технических приемов») наказывалась «принудительными работами» или лишением свободы на срок до шести месяцев (п. «а»), тогда как такая же кража, но совершенная из государственных или общественных складов или учреждений, влекла лишение свободы на срок до одного года или принудительные работы на тот же срок (п. «г»).
Квалифицированной кражей признавалось тайное похищение имущества, совершенное: «с применением орудий или инструментов, или других технических приспособлений и приемов»; лицом, «занимающимся кражами как профессией»; «по предварительному соглашению с другими лицами», а также когда похищенное «было заведомо необходимым средством существования потерпевшего».
Грабеж в законе определялся как «открытое похищение чужого имущества в присутствии лица, обладающего, пользующегося или ведающего им, но без наси-
лия над его личностью» (ст. 182). Ответственность за квалифицированный грабеж («соединенный с насилием, не опасным для жизни и здоровья потерпевшего») и особо квалифицированный грабеж (совершенный «рецидивистом или группой лиц (шайкой)») была предусмотрена ч.ч. 1 и 2 ст. 183 УК.
Под разбоем понималось «открытое, с целью похищения имущества, нападение отдельного лица на кого-либо, соединенное с физическим или психическим насилием, грозящим смертью или увечьем» (ч. 1 ст. 184). Несмотря на подобную законодательную конструкцию состава разбоя, в литературе утверждалось, что разбой, как и кража и грабеж, окончен «с момента завладения имуществом» [4, с. 48].
При рецидиве разбой карался высшей мерой наказания (постановлением ВЦИК от 11 ноября 1922 года рецидив был заменен на признание судом лица, совершившего преступление, «особо социально опасным»). Совершение же разбоя группой лиц (ч. 2 ст. 184) квалифицировалось как бандитизм (вплоть до принятия УК 1926 года).
Присвоением, согласно ст. 185 УК, считалось «самовольное удержание с корыстной целью, а также растрата имущества, вверенного для определенной цели, учиненное частным лицом». «В отличие от кражи и мошенничества, - писал Б. Змиев, - имущество при присвоении поступает в распоряжение обвиняемого не путем похищения и не путем обмана, а передается ему потерпевшим добровольно для известной цели» [4, с. 52].
Присвоение (а с 10 июля 1923 года и растрата) должностным лицом «денег или иных ценностей, находящихся в его ведении в силу его служебного положения» квалифицировалось по ст. 113 как должностное (служебное) преступление (глава II УК РСФСР). При этом высшая мера наказания применялась за указанные действия к должностным лицам, «облеченным особыми полномочиями», а также за присвоение «особо важных государственных ценностей» (ч. 2 ст. 113).
Под мошенничеством в УК понималось «получение с корыстной целью имущества или права на имущество посредством злоупотребления доверием или обмана» (ст. 187). Интересно, что в примечании к статье было дано понятие лишь обмана, которым считалось «как сообщение ложных сведений, так и заведомое сокрытие обстоятельств, сообщение о которых было обязательно».
Более строгую санкцию содержала ст. 188, которая говорила о мошенничестве, имевшем своим последствием «убыток, причиненный государственному или общественному учреждению».
Две статьи - 194 и 195 - были посвящены вымогательству [4, с. 53]. В первой из них к вымогательству относилось «требование передачи каких-либо имущественных выгод или права на имущество или же совершения каких-либо действий под страхом учинения насилия над личностью или истребления его имущества». Во второй статье (195) вымогательство, «соединенное с угрозой огласить позорящие потерпевшего сведения или сообщить властям о противозаконном его деянии», было названо шантажом. При этом обе статьи предусматривали одинаковое наказание - лишение свободы на срок до двух лет. Как писал А. Жижиленко, отличие шантажа от вымогательства состояло только в «способе действия, который сводится к угрозе» [5 с. 180], причем угроза эта, как следует из закона, по своему содержанию отличается от угрозы при вымогательстве.
В целом можно сказать, что в рассматриваемом нами периоде борьбе с хищениями Советское государство придавало исключительное значение. По сути, хищения государственного и общественного имущества были приравнены по степени своей опасности к тягчайшим государственным преступлениям. И.В. Сталин говорил об этом в 1926 году: «Когда ловят шпиона или изменника, негодование публики не знает границ, она требует расстрела. А когда вор орудует на глазах у всех, расхищая государственное добро, окружающая публика ограничивается добродушными смешками и похлопыванием по плечу. Между тем
ясно, что вор, расхищающий народное добро и подкапывающийся под интересы народного хозяйства, есть тот же шпион и предатель, если не хуже» [6, с. 217].
Постановлением второй сессии ВЦИК X созыва от 10 июля 1923 г. «Об изменениях и дополнениях Уголовного кодекса» существенным изменениям была подвергнута глава «Имущественные преступления». В частности, в УК была введена ст. 180-а, которая закрепляла уголовную ответственность за хищение из государственных и общественных складов, вагонов, судов и других хранилищ, совершавшееся систематически путем краж, учинения подлогов, составления неправильных актов и тому подобных преступных действий, а также ответственным должностным лицом или при особо крупных размерах похищенного. Иными словами, для данного состава преступления первостепенное значение уже имела не форма хищения, а форма собственности. Вновь законодатель придает форме собственности значение критерия дифференциации уголовной ответственности.
По мнению В.В. Мальцева, «окончательное оформление система и содержание норм о преступлениях против собственности пролетарского этапа получили в Уголовном кодексе РСФСР 1926 г.» [7, с. 13]. Однако, вопреки данному утверждению, в УК РСФСР 1926 г. не было главы «Преступления против собственности», глава VII закона называлась «Имущественные преступления». В ней понятие «собственность» не упоминалось. Следовательно, концепция имущественных преступлений продолжала оказывать влияние на законотворческий процесс.
Вместе с тем, в отличие от УК РСФСР 1922 г., во вновь принятом уголовном законе было несколько иное понимание различных форм хищения, которые влияли на дифференциацию уголовной ответственности. Например, кража определялась как тайное похищение чужого имущества. Однако наряду с этим в УК РСФСР 1922 г. речь шла о похищении имущества, находящегося в обладании, пользовании или ведении другого лица или учреждения, а в УК РСФСР
1926 г. - о похищении чужого имущества. Понятие чужого имущества не определялось. Возможно, законодатель и связывал его только с правом собственности. Но в таком случае другие имущественные права выпадали бы из сферы уголовно-правовой охраны, что противоречит сохранению законодателем прежнего названия главы УК - «Имущественные преступления» [8, с. 35].
В ст. 165 УК грабеж определялся как открытое похищение чужого имущества в присутствии лица, обладающего, пользующегося или ведающего им. Эта законодательная формулировка свидетельствует о том, что уголовный закон исследуемого периода защищал не только право собственности, но и право законного владения и пользования, то есть другие вещные права. Мошенничеством признавались злоупотребление доверием или обман в целях получения имущества или права на имущество или иных личных выгод (ст. 169 УК). Такое понимание мошенничества - еще одно подтверждение того, что уголовный закон охранял не только право собственности от преступных посягательств, но и другие вещные права.
В целом же систему имущественных преступлений составляли кража (ст. 162 УК), кража электрической энергии (ст. 163 УК), покупка заведомо краденого (ст. 164 УК), грабеж (ст. 165), тайное и открытое похищения лошадей или другого крупного скота у трудового земледельческого населения (ст. 166 УК), разбой (ст. 167), присвоение или растрата чужого имущества, присвоение находки (ст. 166 УК), мошенничество (ст. 169 УК), подделка в корыстных целях официальных бумаг, документов и расписок (ст. 170 УК), обманное изменение с корыстной целью вида или свойства предметов, предназначенных для сбыта или общественного употребления (ст. 171 УК), изготовление и хранение с целью сбыта поддельного пробирного клейма, клеймение таковым изделий и слитков из золота, серебра и платины, наложение на изделия из иных металлов клейма и марок, имеющих сходство с пробирным клеймом, а равно сбыт указанных изделий
(ст. 172 УК), ростовщичество (ст. 173 УК), вымогательство (ст. 174 УК), умышленное истребление или повреждение имущества, принадлежащего частным лицам (ст. 175 УК), непринятие должных мер капитаном одного из столкнувшихся на море судов для спасения другого судна (ст. 176 УК), самовольное пользование изобретением с нарушением правил, установленных в законах о патентах на изобретения, а равно самовольное использование литературных, музыкальных и иных художественных или научных произведений с нарушением закона об авторском праве (ст. 177 УК), самовольное пользование в целях недобросовестной конкуренции чужим товарным, фабричным или ремесленным знаком, рисунком, моделью, чужой фирмой или чужим наименованием (ст. 178 УК).
Таким образом, к числу имущественных преступлений относились не только преступления, нарушающие право собственности, законного владения имуществом, но также авторские и смежные права. По поводу последних, например, А.А. Жи-жиленко высказывал мнение о необходимости выделения их из группы имущественных преступлений, но одновременно подчеркивал, что проявление интеллектуального творчества (авторство) имеет отчасти личный, отчасти имущественный характер [9, с. 5], с чем нельзя не согласиться (об этом подробнее будет сказано ниже).
По УК РСФСР 1926 г. предметом кражи признавалась электрическая энергия. Как состав преступления кража электрической энергии была выделена в отдельную, 163-ю статью закона. Подобная дифференциация уголовной ответственности с учетом предмета преступлений представляется оправданной и, полагаем, может быть принята во внимание современным законодателем.
Итак, в рассматриваемый период концепция имущественных преступлений не находилась в забвении.
Самостоятельным составом преступления по УК РСФСР 1926 г. было также похищение лошадей или другого крупного скота у трудового земледельческого населения. В 20-е гг. XX столетия особое
Юридическая наука и правоохранительная практика внимание уделялось развитию сельского хозяйства России. В марте 1921 г. состоялся X съезд Коммунистической партии, который утвердил план экономических преобразований Советского государства, получивший название новой экономической политики (нэп). Ряд принятых мер способствовал подъему сельского хозяйства. После уплаты налога крестьянам разрешалось свободно распоряжаться излишками сельскохозяйственных продуктов, продавать их [10, с. 378].
С расширением прав трудового земледельческого населения необходимо было обеспечить их надежную защиту, в том числе и уголовно-правовую. Думаем, этой цели служила ст. 166 УК РСФСР 1926 г., предусматривавшая ответственность за похищение лошадей или другого крупного скота у трудового земледельческого населения. Способ совершения преступления не имел решающего значения при конструировании данного состава. Он охватывал и тайное, и открытое хищение. Отличительной особенностью являлся предмет преступления. Создавая данную норму, законодатель, по всей видимости, ставил своей задачей именно охрану имущественных прав трудового земледельческого населения. Уголовная ответственность за похищение лошадей или крупного рогатого скота у этой категории населения предусматривалась УК РСФСР 1922 г. Однако в нем речь шла только о краже. Данный состав не был выделен в самостоятельную статью уголовного закона. Он был помещен в ст. 180 УК РСФСР 1922 г., которая регламентировала ответственность за разные виды кражи.
Постановлением ВЦИК и СНК РСФСР от 29 марта 1928 г. Уголовный кодекс РСФСР 1926 г. дополняется ст. 166-а, предусматривающей ответственность за тайное похищение лошадей и другого крупного скота из трудового скотоводческого хозяйства [11]. Однако названная норма просуществовала недолго: 7 августа 1928 г. она была упразднена.
Одновременно претерпевает изменения ст. 166 УК, а ее первая часть излагается в следующей редакции: «Тайное, а
равно открытое похищение лошадей или другого крупного скота у трудового земледельческого и скотоводческого населения» [12]. Таким образом, произошло объединение двух норм в одну, поскольку новая редакция ст. 166 УК выделяла также похищение лошадей или другого крупного скота у скотоводческого населения. Часть 2 рассматриваемой статьи предусматривала ответственность за квалифицированные виды тайного и открытого похищения лошадей или другого крупного скота у трудового земледельческого и скотоводческого населения. Закон называл два квалифицирующих признака: повторность и сговор с другими лицами. Следовательно, на дифференциацию уголовной ответственности влияли множественность преступлений и множественность субъектов преступлений.
В конце 20-х гг. XX в. предметом хищения закон признавал воду. Уголовная ответственность за хищение воды была введена Постановлением ВЦИК и СНК РСФСР от 17 июня 1929 г. «О дополнении Уголовного кодекса ст.ст. 108-а, 108-б, 108в и 108-г для Казахской АССР» [13]. Статья 108-а закрепляла ответственность за хищение воды, произведенное путем открытия шлюзов, взлома и открытия выпуска, устройства скрытого приспособления, подземной трубы, тоннеля или подсасывающего канала. Однако данное преступление не относилось к категории преступлений имущественных. В УК соответствующая статья располагалась в главе II «Преступления против порядка управления».
По замечанию В.В. Мальцева, карательная политика Советского государства в период действия Уголовного кодекса 1926 г. ужесточилась по сравнению с прежним законодательством. Это обусловлено тем, что названный уголовный закон действовал в годы, вместившие в себя коллективизацию сельского хозяйства, периоды массовых репрессий, Великую Отечественную войну 1941-1945 гг., время послевоенной разрухи и восстановления народного хозяйства [7, с. 13].
Важно также констатировать, что применительно к имущественным пре-
ступлениям наблюдалось не только ужесточение, но и смягчение наказания.
Одновременно происходил процесс совершенствования уголовно-правовых норм. В связи с этим представляет особый интерес Постановление ВЦИК и СНК РСФСР от 26 августа 1929 г. «Об изменении ст. 167 Уголовного кодекса» [13]. Согласно названному постановлению ст. 167 УК РСФСР, регламентирующая ответственность за разбой, была изложена в следующей редакции: «Разбой, т.е. открытое с целью завладения чужим имуществом нападение, соединенное с насилием, опасным для жизни и здоровья потерпевшего, -влечет лишение свободы на срок до 5 лет.
Те же действия, совершенные повторно или повлекшие за собой смерть или тяжкое увечье потерпевшего, - лишение свободы со строгой изоляцией на срок до 10 лет.
Вооруженный разбой - лишение свободы со строгой изоляцией на срок до 10 лет, а при особо отягчающих обстоятельствах - высшую меру социальной защиты».
В первоначальной редакции ст. 167 УК выглядела несколько иначе: «Разбой, т.е. открытое с целью завладения чужим имуществом нападение отдельного лица, соединенное с насилием, опасным для жизни и здоровья потерпевшего, влечет лишение свободы на срок до пяти лет.
За совершение тех же деяний, только повторно, - лишение свободы со строгой изоляцией на срок до десяти лет с конфискацией всего или части имущества.
Те же действия, совершенные хотя бы в первый раз, но повлекшие за собою смерть или тяжкое увечье потерпевшего, - лишение свободы со строгой изоляцией на срок до десяти лет с конфискацией имущества, а при признании судом лица, совершившего преступление, особо социально опасным, с повышением вплоть до расстрела».
Анализ данных уголовно-правовых норм позволяет проследить динамику развития законодательства советской России о преступлениях против собственности с признаками хищения. Например, по УК РСФСР 1922 г. разбой, совершенный груп-
пой лиц, признавался бандитизмом (ч. 2 ст. 184), который влек за собой применение высшей меры наказания и конфискацию всего имущества. При смягчающих обстоятельствах допускалось понижение наказания до лишения свободы на срок не ниже трех лет со строгой изоляцией и конфискацией имущества (ст. 76 УК 1922 г.). Состав бандитизма, согласно ст. 594 УК 1926 г., определялся как организация и участие в бандах (вооруженных шайках) и организуемых бандами разбойных нападениях и ограблениях, налетах на советские и частные учреждения и отдельных граждан, остановки поездов и разрушения железнодорожных путей [8, с. 39].
Исходя из буквального толкования вышеприведенных уголовно-правовых норм, следует констатировать, что при совершении разбоя двумя или более невооруженными лицами нельзя было применять ни ст. 167, ни ст. 594 УК РСФСР 1926 г. Таким образом, возникала серьезная проблема уголовно-правовой оценки деяния, совершенного в соучастии. Постановление ВЦИК и СНК от 26 августа 1929 года разрешило эту сложную ситуацию, убрав из диспозиции ч. 1 ст. 167 УК РСФСР 1926 г. словосочетание «отдельного лица». Данное изменение, полагаем, позволило в дальнейшем применять ст. 167 УК в случаях совершения группового разбоя.
Одновременно с признанием существования группового разбоя вне рамок бандитизма законодатель вводит ответственность за квалифицированный состав «вооруженный разбой». Это свидетельствует о сужении рамок состава бандитизма и придании банде качественно новой формы, нежели просто преступная группа. Теперь уже становится невозможным разграничить разбой и бандитизм по количеству участников преступления и признаку вооруженности. По всей видимости, таким критерием являлись степень устойчивости и сплоченности преступной группы.
Очень примечательно то, что Постановлением ВЦИК и СНК РСФСР от 26 августа 1929 г. исключается особо квалифицирующий признак разбоя «признание судом лица, совершившего преступление,
особо социально опасным», факт установления которого влек за собой повышенное наказание вплоть до расстрела. Почему так кардинально меняется состав преступления «разбой»? Думается, объяснение кроется в Постановлении ВЦИК РСФСР «О карательной политике и состоянии мест заключения» от 26 марта 1928 г. [14].
В соответствии с вышеназванным постановлением в области карательной политики признавалось «необходимым применять суровые меры репрессии исключительно в отношении классовых врагов и деклассированных преступников - профессионалов и рецидивистов (бандитов, поджигателей, конокрадов, растратчиков, взяточников и воров)». Смягчение назначенных судом мер социальной защиты и досрочное освобождение этих категорий преступников допускалось лишь «в исключительных обстоятельствах и в условиях, гарантирующих их действительную социальную безопасность для общества». Исходя из этого, можно заключить, что, по мнению законодателя, лица, совершающие разбой, на том отрезке времени не представляли особой социальной опасности. Поэтому и был исключен из закона особо квалифицирующий признак разбоя «признание судом лица, совершившего преступление, особо социально опасным». Последними стали признаваться бандиты, поджигатели, конокрады, растратчики, взяточники и воры, хотя вряд ли такое решение следует признать последовательным, учитывая то, что разбой, судя по санкциям, в то время был более опасным преступлением, чем кража. Но вместе с тем позицию законодателя в отношении особо социально опасных личностей можно понять, если обратиться к статистике тех лет. По данным, приведенным М.Н. Гернетом, «самым крупным по своим размерам оказалось преступление из группы имущественных - кража». Число осужденных в СССР за кражу составило: в 1925 г. - 115 320, в 1926 г. - 118 355, в 1927 г. - 150 001 и в 1928 г. - 171 375 человек. Осужденных в РСФСР за кражу в 1925 г. было 107 614 человек, в 1926 г.
- 110 120, в 1927 г. - 115 465 и в 1928 г.
- 137 376. «Высокие размеры абсолютно-
го числа осужденных в РСФСР, - отмечал М.Н. Гернет, - обыкновенно определяют размеры среднего процента для всего Союза» [15, с. 80-82].
1. Собр. узаконений РСФСР. 1919.
№ 66.
2. Курс советского уголовного права. Т. 5. М.: Наука, 1971.
3. Кочои С.М. Ответственность за корыстные преступления против собственности. М., 2000.
4. Змиев Б. Уголовное право. Часть Особенная. Вып. 1. Преступления против личности и имущественные. Казань, 1923.
5. Жижиленко А. Имущественные преступления. Л.: Наука и Школа, 1925.
6. Сталин И.В. Вопросы ленинизма. М., 1945.
7. Мальцев В.В. Категория «общественно опасное поведение» в уголовном праве. Волгоград, 1995.
8. Верина Г.В. Преступления против собственности. Саратов, 2001.
9. Жижиленко А. Преступления против имущества и исключительных прав. Л., 1928.
10. История России с древнейших времен до наших дней / А.С. Орлов [и др.]. М., 1999.
11. О дополнении ст. 166-а Уголовного кодекса и об изменении ст. 173 того же кодекса: постановление ВЦИК и СНК РСФСР от 29 марта 1928 г. // Собр. узаконений РСФСР. 1928. № 38.
12. Собр. узаконений РСФСР. 1928. № 102.
13. Собр. узаконений РСФСР. 1929.
№ 46.
14. Еженедельник Советской юстиции. 1928. № 14.
15. Гернет М.Н. Преступность за границей и в СССР. М., 1931.