ЯЗЫКОЗНАНИЕ / LINGUISTICS
Copyright © 2016 by the Kalmyk Institute for Humanities of the Russian Academy of Sciences
UDC 811.512.37
Turkic Elements in the Floral Vocabulary of the Kalmyk Language
Victoria V. Kukanova1, Valery M. Trofimov2
1 Ph. D. of Philology, Head of the Kalmyk Institute for Humanities of the RAS (Elista, Russian Federation). E-mail: vika.kukanova@gmail.ru
2 the Third Year Student of Foreign Philology Department at Kalmyk State University named after B. B. Gorodovikov (Elista, Russian Federation). E-mail: menke_menke@mail.ru
On the material of the Kalmyk language with reference to the Khalkha Mongolian, the Buryat languages and old Mongolian script, the article considers a thematic group of floral vocabulary to identify the Turkic-Mongolian parallels. The names of trees and shrubs both wild and cultivated, the names of melons and gourds as well as truck crops, cereals and herbs were taken for the analysis. To prove the fact that the Turkic parallel was of the Turkic nature, the authors referred to the Ancient Turkic Dictionary and the dictionaries of the Kazakh, Nogai, Bashkir languages (the languages of Kalmyks' nearest neighbors who had contacted with them). In addition to the comparative material from the Mongolian and Turkic languages these terms were also accompanied by comparative-historical as well as etymological analyses which revealed the Turkic origin of the Turkic Mongolian parallels in the composition of the floral vocabulary of the Kalmyk language. Some of the given terms, as it was revealed, along with the Kalmyk language, exist also in the Khalkha Mongolian and Buryat languages and were even recorded in the old Mongolian script. It suggests that these terms have been stored in the Kalmyk language since the time of the ancestors of Kalmyks — Oirats, who lived in the steppes of Central Asia with the Mongols and had contact with the ancient Turks, from whom they borrowed the terms. Many of the floristic terms are presented only in the Kalmyk language and coincide with those of the Kazakh, Nogai, Tatar and Bashkir languages, which had been borrowed by the Kalmyks from these languages as a result of later contacts.
Keywords: the Kalmyk language, Mongolian languages, ancient Turkic language, the Kazakh language, the Nogai language, the Tartar language, the Bashkir language, language contacts, borrowings, floral vocabulary.
Published in the Russian Federation
Bulletin of the Kalmyk Institute for Humanities
of the Russian Academy of Sciences
Has been issued since 2008
ISSN: 2075-7794; E-ISSN: 2410-7670
Vol. 23, Is. 1, pp. 146-155, 2016
DOI 10.22162/2075-7794-2016-23-1-146-155
Journal homepage: http://kigiran.com/pubs/vestnik
Abstract
Калмыцкий язык, как известно, входит в группу монгольских языков и вместе с ойратскими, халха-монгольским и бурятским языками объединяется в северо-западный ареал монгольских языков. Обитая в Центрально-Азиатском регионе, предки калмыков вместе с другими ойратскими и иными монгольскими племенами издавна контактировали и взаимодействовали с жившими по соседству тюркскими и тунгусо-маньчжурскими народами. Ученые, занимавшиеся языками всех этих народов, давно заметили наличие определенного сходства как в грамматике, так и в лексике этих языков. Возникла теория о бывшем генетическом родстве этих языков, названная впоследствии алтайской.
Уже более 300 лет учеными разрабатывается гипотеза о родстве алтайских языков. Особенно большое количество сходных элементов обнаружилось между монгольскими и тюркскими языками, что указывает на их более тесную связь. Один из классиков алтаистики В. Л. Котвич установил, что между монгольскими и тюркскими языками оказалось около 50 % сходных элементов в грамматике и около 25 % в лексике [Котвич 1962: 351]. Такое большое сходство между монгольскими и тюркскими языками позволило в свое время выдвинуть предположение о существовании некогда единого общего тюрко-монгольского праязыка в составе алтайских языков. Однако, несмотря на выявленное сходство между тюркскими и монгольскими языками, эту гипотезу не удается подтвердить, как и всю алтайскую гипотезу в целом. Мнения ученых разделились: одни ученые, вслед за Г. И. Рамстед-том [Каш81еЛ 1957], ратуют за генетическое родство алтайских языков и все сходные элементы из их языков трактуют как развитие общеалтайских элементов. Другие же, вслед за В. Л. Котвичем, считают, что общие элементы между алтайскими языками возникли в результате многосторонних многовековых взаимных контактов. Несмотря на то что алтайская гипотеза разрабатывается давно, до сих пор нет ни только ее окончательного решения, но и полного списка всех соответствий между алтайскими языками, в том числе перечня лексических соответствий между монгольскими и тюркскими языками, чтобы можно было путем сравнительно-исторического и этимологического анализа установить, что, например, в монгольских языках, является собственным
лексическим фондом, а что следует отнести к тюркским заимствованиям и что, наконец, является общим тюрко-монгольским лексическим ядром. Поскольку эти гипотезы до сих пор не поддаются решению, вопрос о родстве алтайских языков, как и гипотеза о тюрко-монгольском праязыке и монголо-тюркских языковых контактах, пока не снят с повестки дня сравнительно-сопоставительного языкознания и до сих пор остается актуальным и имеющим большое научное значение для изучения истории формирования и развития монгольских и тюркских языков, а также других алтайских. В настоящее время созданы все условия для проведения этой работы, что связано прежде всего с публикацией наиболее полных словарей как по монгольским, так и тюркским языкам.
Учитывая актуальность и важность выявления общих тюрко-монгольских лексических элементов, мы пришли к выводу, что эту работу следует вести в рамках отдельных тематических групп лексики, отражающих важные стороны человеческой деятельности и окружающей природы, и анализ таких групп лексики рациональнее всего проводить по отдельным монгольским языкам, чтобы сделать потом обобщающие выводы, поэтому мы в данной работе решили ограничиться одним калмыцким языком и взять для анализа пока пласт флористической лексики. Калмыки, как известно, переселились на современную территорию обитания, на юге России, с просторов Центральной Азии и Джунгарии свыше 400 лет тому назад. За всю свою многовековую историю развития калмыцкий этнос сталкивался с разными народами, но при этом наибольшее влияние он испытал со стороны тюрков. За исторически обозримый период калмыки вместе с другими ойратскими и монгольскими племенами контактировали как с древними тюрками, так и с другими современными тюркскими народами, в число которых входили казахи, ногайцы и татары. Поэтому при выявлении тюрко-монголь-ских элементов ограничимся материалом из древнетюркского и современных казахского, ногайского и татарского языков: «Древ-нетюркский словарь» [1969], «Русско-казахский словарь» [1954], «Монгол-казах толь» [1984], «Ногайско-русский словарь» [1963], «Татарско-русский словарь» [2007]. Кроме того, привлекался материал из башкирского языка, как наиболее близкого к татарскому. Материал по башкирскому языку взят
из «Башкирско-русского словаря» [1996]. В целях установления этимологии и архетипов тюркских эквивалентов использовалась «Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. Лексика» [2001].
Материалом послужила калмыцкая флористическая лексика, включающая названия дикорастущих и плодовых деревьев, кустарников и трав, огородных и бахчевых культур. При выборке калмыцкого языкового материала мы использовали «Калмыцко-русский словарь» [1977] и «Русско-калмыцкий словарь» [1964], а также «Калмыцкий словарь» Г. И. Рамстедта [1935]. В результате анализа калмыцкой флористической лексики удалось выявить следующие тюркские параллели.
Калм. агч 'клен' = тюрк.: ср. др.-тюрк. iyac, jiyac, каз. агаш, ног. агаш, тат. агач, башк. агас 'дерево'. Со значением «клен» это слово представлено также в халха-мон-гольском агч и в старомонгольском письменном ayci языках. На монгольской языковой почве оно не этимологизируется. Как свидетельствует «Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков...» [2001: 104-105], это слово представлено во всех тюркских языках, причем в большинстве из них оно бытует в форме ayac со значением «дерево». Учитывая, что в древнетюркском языке есть слово i 'растение', считается, что словоформа iyac образовалась от этого i путем прибавления аффикса -yac, поэтому тюркский архетип восстанавливается в виде *yyac, поэтому мы приходим к выводу, что данная калмыцко-тюркская параллель образовалась в результате заимствования слова из тюркских языков.
Калм. анр, аньр 'гранат' = тюрк.: ср. каз., тат., башк. анар 'гранат'. Это слово бытует еще в халха-монгольском языке — анар и в старомонгольском письменном языке — anar в том же значении. В монгольских языках это явно тюркское заимствование.
Калм. айва 'айва' = тюрк.: ср. каз., ног., тат., башк., айва 'айва'. С этим же значением это слово представлено почти во всех тюркских языках, о чем упоминается в «Сравнительно-исторической грамматике тюркских языков.» [2001: 137-138]. Там же приводится тюркский архетип этого слова в виде *ajva.
Калм. альмн 'яблоко; яблоня' = тюрк.: ср. др.-тюрк. alma, alimla, каз., ног., тат., башк. алма 'яблоко'. Это слово представлено и в других монгольских языках: х.-монг.
алим, бур. альма, стп.-монг. alim-a. Как утверждается в «Сравнительно-исторической грамматике тюркских языков.» [2001: 145], данное слово в форме alma со значением «яблоко» представлено почти во всех тюркских языках. Здесь же, сопоставляя это тюркское слово с монгольскими словоформами, говорится о различных вариантах его этимологии и приводится его тюркский архетип *alma.
Калм. врг 'косточковая культура (абрикос, слива и т. п.)', хар врг 'слива, чернослив', шар врг 'абрикос', нооста врг 'персик' = тюрк.: ср. др.-тюрк. erük 'слива; косточковый плод вообще (слива, урюк и т. п.)', qara erük 'слива, чернослив', saryy erük 'абрикос', каз. врж 'урюк', цара врж 'слива, чернослив', тат. врек, башк. врвк 'урюк, абрикос'. Как свидетельствует «Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков.» [2001: 137], это слово в форме erük, erik, orük, orok, ürük со значениями «косточковый плод (слива, абрикос и т. д.); абрикос; персик; алыча; урюк; слива» имеется почти во всех тюркских языках. Его тюркская праформа дается здесь как *ürük и считается производной от тюркского глагола ür= 'дуть, вдувать; вздувать, выдувать'.
Калм. шавдл 'персик' = тюрк.: ср. каз. шапдалы, ног. шапдал, башк. шавталы 'персик'.
Калм. чи [чии] 'вишня' = тюрк.: ср. каз., ног., шие, тат. чия, башк. сейз 'вишня'. Это слово представлено и в других монгольских языках: х.-монг. чий, стп.-монг. ciy 'вишня степная'. Согласно «Сравнительно-исторической грамматике тюркских языков.» [2001: 138], это слово бытует во многих тюркских языках с основным значением «вишня». Здесь же утверждается, что монгольские названия вишни заимствованы из тюркских языков. Как видно из материала, калмыцкая огласовка этого слова совпадает с монгольской и говорит о том, что название вишни в калмыцком языке сохраняется с тех времен, когда предки калмыков жили по соседству с монголами.
Калм. инщиир 'инжир' = тюрк.: ср. каз. инжир, тат. инщир 'смоква, финик, инжир'.
Калм. хурм 'хурма', хурмн 'финик' = тюрк.: ср. каз. цурма 'хурма', ног. хурма, тат., башк. хврмз 'финик; хурма'.
Калм. илм [илме] 'тутовое дерево, тутовник, шелковица' = тюрк.: ср. ног. элмен 'осина', тат. элмэ 'ильм'.
Калм. яцh¿ 'грецкий орех' = тюрк.: др.-тюрк. yayaq, каз. жацгац 'орех'. Как указывает «Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков...» [2001: 112], это слово имеется в ряде древних, средневековых и современных тюркских языков в виде yayaq (древнетюркский), yayyak (чагатайский, староосманский), zayyaq (казахский и кара-калпакский), jayyaq (киргизский), joyyoq (узбекский), joyyaq (уйгурский) со значениями «орех» в древнетюркском, чагатайском, староосманском и узбекском языках, «грецкий орех» в древнетюркском, кара-калпакском, казахском, киргизском, узбекском и уйгурском языках. Здесь же приводится праформа этого тюркского слова в виде *yaya:q.
Калм. ^ykh, щвкн 'вяз' = тюрк.: ср. каз. жвке, ног. йоьке, тат. юкз, башк. üyks 'липа'. По утверждению авторов монографии «Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков.» [2001: 128-129], это слово бытует во многих тюркских языках в форме joge, joge, coge, cokü, joko, zoke, joke, jükü, jükü, jügü, zuka, saka со значением «липа», а его праформа восстанавливается в виде *joke.
Калм. арц 'арча, можжевельник; кипарис' = тюрк.: каз. арша, тат. арча 'можжевельник древовидный, арча', башк. арса 'вереск'. Это слово есть и в других монгольских языках: х.-монг. арц, стп.-монг. arca 'можжевельник', бур. арса 'можжевельник; вереск'. Согласно «Сравнительно-исторической грамматике тюркских языков.» [2001: 129], данное слово представлено в девяти тюркских языках со значениями «можжевельник древовидный, арча; можжевельник сибирский; можжевельник зе-равшанский; ёлка, туя; вереск; дерево из породы хвойных». Здесь поддерживается мнение Г. И. Рамстедта [1935: 15] об образовании тюркского *arca от тюркского глагола ary = 'становиться чистым, очищаться' при помощи аффикса -ca, что дает в результате *aryca > arca, то есть «средство для очищения». Из тюркских языков эта лексема проникла в монгольские языки и в калмыцком языке сохраняется с того времени, когда предки калмыков ойраты жили по соседству с монголами и с древними тюрками.
Калм. харhа [харhаа], шар харhа 'сосна' = тюрк.: ср. каз. царагай 'сосна; лиственница', тат. карагай, башк. царагас 'лиственница', ног. карагай, башк. карагай 'сосна'. Это слово бытует также в халха-монголь-
ском языке — харгай и старомонгольском письменном — дагут 'лиственница сибирская'. Как свидетельствует «Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков...» [2001: 133], оно имеется в тринадцати тюркских языках в виде царагай, харагай, царигай с основным значением «сосна», есть также в некоторых тюркских языках и значение «лиственница; ель; еловый лес; хвойный». Авторы этой грамматики поддерживают мнение, что это тюркское слово заимствовано из монгольских языков.
Калм. долацк 'боярышник' = тюрк.: ср. каз. долана, тат. дYлэнэ, дулана, тула-на, башк. дунала 'боярышник', ног. тулан 'мох'. Это слово имеется и в монгольских языках: х.-монг. долоно, стп.-монг. ёоЫпи 'боярышник остроконечный японский', х.-монг. долоогоно, стп.-монг. йо1иуипа 'кро-вяно-красный боярышник', бур. долоогоно 'боярышник'. Как утверждается «Сравнительно-исторической грамматикой тюркских языков.» [2001: 123-124], это слово бытует во многих тюркских языках в формах дYЛднд, дулана, тулана, дунала, долана, долоно, толоно, долуна, долуна, толана, до-лагана, дологоно, долукуна, долооно с основным значением «боярышник». В единичных тюркских языках имеются также значения «шиповник», «мох». Авторы грамматики считают, что тюркская лексема монгольского происхождения.
Калм. тэвлН 'таволга' = тюрк.: ср. др.-тюрк. tabylдu, tavylдu, tavylyuc, каз. табылгы, ног. табылгы, тат. тубылгы 'таволга'. Это слово имеется в монгольских языках: х.-монг. тавилга, тавилгана, стп.-монг. tabilyana 'таволга'. Согласно «Сравнительно-исторической грамматике тюркских языков.» [2001: 133-134], это слово широко представлено в тюркских языках в этом же виде и с этим же значением, а его архетип восстанавливается в виде *tabykдu.
Калм. щигд [щигде] 'лох' = тюрк.: ср. тат. щидэ 'лох'.
Калм. бввлщр^ 'малина', Yкр бввлщр^ 'ежевика', хвн бввлщр^ 'рябина' = тюрк. ср.: каз. бYлдiрген 'малина', цара бYлдiрген 'ежевика', ног. боьлдирген, буьлдирген 'ежевика', тат. бврлегэн 'костяника', башк. кызыл бврлвгэн 'костяника', кара бврлвгэн 'ежевика'. Словоформа, сходная с калмыцкой, представлена также в халха-монголь-ском — бвлжиргвнв и старомонгольском письменном — bбljirgen-e языках со значением «малина». Эта словоформа, подоб-
ная калмыцкой и монгольской, бытует еще, кроме казахского и ногайского языков, в киргизском — бYлдYрквн и уйгурском — бвлщ(р)гзн со значением «ежевика» [Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. 2001: 139]. В киргизском это еще «земляника» и «костяника». Авторы данной грамматики воссоздают архетип этого тюркского слова в виде *böldirgen и возводят к тюркскому глаголу *böldir- + аффикс -gen. Значение глагола остается неизвестным, поэтому этимология слова неясна, хотя структура этого слова явно тюркская. Поскольку это слово есть еще в монгольском языке, то очевидно, что в калмыцком языке оно бытует давно, еще с тех времен, когда предки калмыков жили рядом с монголами в Центральной Азии. Появление в монгольских языках согласного щ (/) на месте тюркского д (d) объясняется закономерностью перехода слога *di в ji, регулярно действовавшей в истории монгольских языков на ранних этапах их развития, особенно это происходило при адаптации тюркских заимствований.
Калм. шитлг 'лесной орех, лещина' = тюрк.: ср. ног. шетлевик 'фундук, лесной орех, лещина', тат., чиклзвек, башк. сзтлзYеге 'орех'. Это слово, кроме ногайского, татарского и башкирского языков, бытует еще в карачаево-балкарском — чвртлевYк и кумыкском — чертлевYк языках со значением «лесной орех, лещина» [Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. 2001: 112-113]. Здесь же авторы грамматики дают праформу этого слова в виде *certlewük и производят ее от тюркского звукоподражательного глагола *certle- 'трещать, лопаться'.
Калм. y3m 'изюм', уста Y3M 'виноград' = тюрк.: др.-тюрк. üzüm 'изюм', каз. жузiм, тат. йвзем, башк. йв§вм 'виноград, изюм', ног. юзим 'виноград; виноградник'. Это слово также бытует в других монгольских языках: х.-монг. Yзем, стп.-монг. üjüm, бур. Yзем 'виноград, изюм'. Это слово представлено почти во всех тюркских языках в форме Y3Ym, изим, 03ym, YЩYм, вЩYм, юзюм, юзим, ёзем, жузюм, жузим и т. п. со значением «виноград, изюм». Говоря об этом, Э. В. Севортян сопоставляет это тюркское слово с монгольским Yзем 'виноград, изюм' [Севортян 1974: 625].
Калм. 6yp [6y^] 'ветка с листьями; венчик цветка' = тюрк.: др.-тюрк. bür, тат. бвре 'почка (у растения)', башк. бврв, ног. буьр
'почка, бутон', каз. бYршiк 'почка'. Согласно «Сравнительно-исторической грамматике тюркских языков.» [2001: 114-115], это слово со значением «почка у растения» представлено в ряде тюркских языков в виде Ьйг, риг, bu.ru, Ь6г6, а его архетип восстанавливается в виде *buru. В некоторых тюркских языках бытуют его производные в форме Ь^гоШ, ригеШ, bursik, bбrcek, bбrcбk. В алтайском языке слово Ь^, кроме значения «почка», означает еще «ветка» и «лист».
Калм. цецг 'цветок' = тюрк.: др.-тюрк. cecak 'цветок; соцветие, метелка', каз. ше-шек 'оспа', ног. шешек 'оспа', шешекей 'цветок', тат. чзчзк 'цветок; оспа', башк. сзсзк 'оспа', башк. сзскз 'цветок'. Это слово представлено и в монгольских языках: х.-монг. цэцэг, бур. сэсэг 'цветок; оспа', стп.-монг. ceceg 'цветок; оспа'. Как свидетельствует «Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков...» [2001: 120], это слово представлено практически во всех тюркских языках со значением «цветок» и «оспа». Авторы этой грамматики дают пра-форму данного слова в виде *cecek и возводят его этимологию к тюркскому глаголу *cec- 'сеять, разбрасывать' (ср. др.-тюрк.
'рассеиваться, распространяться'). Калмыцкий язык сохранил это слово со времен общемонгольского состояния.
Калм. земш, зер-земш 'плод, плоды; фрукты; ягоды' = тюрк.: др.-тюрк. jemis, каз. жемiс, ног. емис, тат. щимеш 'фрукт, плод', башк. емеш 'плод, фрукт, ягода'. Это слово есть также в других монгольских языках: х.-монг. жимс, стп.-монг. jimis, бур. жэмэс 'плоды, плод, фрукты, ягоды, ягода'. Это слово есть во многих тюркских языках в форме jemis, jemis, zemis, jemis, zemes, nimis, cimis везде со значением «плод, фрукт; ягода, ягоды; еда, кушанье; плоды, результаты» [Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. 2001: 114]. Здесь же дается праформа этого слова в виде *jemis, которую производят от общетюркского глагола *je- 'есть, кушать'. В калмыцком языке это слово сохраняется от общемонгольского состояния.
Кроме названий деревьев, как дикорастущих, так и плодовых (культурных), а также кустарников, дикорастущих и культурных, тюркские параллели можно выявить также в названиях бахчевых, огородных и зерновых культур.
Калм. тарвс 'арбуз' = тюрк.: каз. царбыз, ног. карбыз, тат. царбыз, башк. карбуз 'арбуз'. Это слово есть и в других монгольских языках: х.-монг. тарвас, стп.-монг. tarbus 'арбуз'. Как утверждает «Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков...» [2001: 138], эта лексема представлена во многих тюркских языках в виде qarbus, Xarbuz, karpuz, garpyz, qarpyz, harbuz, harpuz, harbyz, harbuz, qarbyz, qarbuz, darbyz, tarvuz, ta(r)vuz со значением «арбуз» и в единичных случаях «круглый предмет, шар». Далее в этой грамматике говорится: «Среди отражений архетипа *xarbuz примечательны три: кирг. darbyz, узб. tarvuz, уйг. ta(r) vuz (tarvuz — ta:vuz). Лексемы с начальным t-/d- встречаются только в языках Средней Азии, контактировавших с языками монго-лов-ойрат, ср. „арбуз" в халха-монг. tarvas, калм. tarvas [tarvys], иными словами, исконное х- на монгольской почве стало t-/d-... х- > t-/d-. Та же лексема с начальными t-/d- была усвоена у монгол-ойратов тремя тюркскими языками. В этом отношении три названные формы в цепочке тюркских наименований арбуза являются монголизмами, хотя и тюркскими по происхождению» [Там же: 138]. Авторы грамматики считают, что название арбуза пришло в тюркские языки из иранских языков.
Калм. хавг 'тыква' = тюрк.: др.-тюрк. qabaq 'тыква', каз. цабац, ног., тат. кабак, башк. кабак 'тыква'. Это слово распространено во многих тюркских языках в форме qabaq и kabak, gabag, qapaq, qovoq со значением «тыква», в уйгурском это «тыквенная бутылка» [Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. 2001: 143]. Авторы грамматики дают архетип этого слова в виде *qa:baq.
Калм. хаяр 'огурец' = тюрк.: каз. цыяр, ног., тат. кыяр, башк. кыяр. В соответствии со «Сравнительно-исторической грамматикой тюркских языков.» [2001: 142], это слово представлено в ряде тюркских языков в форме xyjar, hyjar, xyja:r, qyjar со значением «огурец». Здесь же приведен архетип этого слова в виде *hija:r и предполагается ее иранское происхождение.
Калм. шалхг, цаhан шалхг (дербетское) 'репа' = тюрк.: каз. шалцан, тат. шалкан, башк. шалкан 'репа'.
Калм. ШYглдYP 'морковь' = тюрк.: тат. чвгендер, башк. свгвлдвр 'свекла'.
Калм. зарм (дербетское) 'просо; крупа', бор зарм 'гречиха', севг зарм 'чечевица'.
цаhан зарм 'рис' = тюрк.: др.-тюрк. jarma, каз. жарма, ног. ярма, тат. ярма, башк. ярма 'крупа'. Это слово восходит к общетюркскому глаголу *jar- (ср. др.-тюрк. jar-'рассекать, расщеплять') в его джекающей форме, т. е. *jar-. Его производное jarma ~ jarma первоначально означало 'нечто расщепленное, расколотое, т. е. крупа'. Это слово есть в других монгольских языках: х-.монг. зарам 'отруби, высевки', стп.-монг. jarm-a 'овсяная крупа, отруби, высевки'. Это явно тюркское слово предки калмыков вместе с монголами заимствовали у тюрок и сохранили в своем языке со времен монго-ло-ойратского состояния.
Калм. арва (дербетское) 'овес' = тюрк.: др.-тюрк. arpa, каз., ног. тат. башк. арпа 'ячмень'. Это слово хорошо представлено во многих тюркских языках в основном в единой словоформе arpa, и в единичных случаях arba, arbai 'крупа', причем во всех языках это 'ячмень' и лишь в единичных случаях это ' пшеница с маленьким колосом', 'рожь', 'ячмень на глазу' [Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. 2001: 460-461]. Авторы грамматики приводят архетип этого тюркского слова в форме *arpa. Наличие этого слова в монгольских языках: х.-монг. арвай, бур. арбай, стп.-монг. arbai 'ячмень', а также в маньчжурском языке
— arfa 'овес; ячмень', указывает на то, что это слово, по мнению авторов грамматики, можно трактовать либо как тюркизм, либо как заимствование из иранских языков в тюркские. Однако сами авторы склоняются к мысли, что это тюрко-монгольское слово гомогенно по происхождению и называет один из древнейших злаков, с которым сталкивались тюрко-монгольские племена
— жители степей Центральной Азии.
Калм. суль 'овес' = тюрк.: каз. сулы, ног. сулы, тат. солы, башк. hoло 'овес'. Это слово есть в монгольском языке: х.-монг. суль, стп.-монг. suli, 'степной ковыль, тимурия'. Это слово бытует в ряде современных тюркских языков в форме suly, sula, sulu, soly, holo, süle везде с одним значением «овес» [Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. 2001: 464]. Авторы грамматики дают архетип этого тюркского слова в виде *suly. Этимология не ясна.
Калм. бурчг, бурцг 'горох' = тюрк.: ср. каз. буршац, ног. буршак, тат. борчак, башк. борсак 'горох'.
Калм. буудя 'зерно', цаhан буудя 'пшеница' = тюрк.: др.-тюрк. buydaj, каз. бидай,
ног. бийдай, тат. бодай, башк. бощай 'пшеница'. Это слово есть в монгольских языках: х.-монг. буудай, стп.-монг. bujudai 'пшеница'. Оно представлено почти во всех тюркских языках в форме buydaj, boydaj, bodaj, budaj, bu:daj, puydaj, pu:daj и т. п. со значением «пшеница» [Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. 2001: 461-464]. Там же это тюркское слово сопоставляется с стп.-монг. buyudai, приводятся варианты этимологии и дается его тюркская праформа в виде *bodayaj 'пшеница'.
Калм. тэрэн 'хлеб, хлеба; зерно; посев' (< тэрх 'сеять, засевать; сажать, высаживать'), хар тэрэн 'рожь' = тюрк.: др.-тюрк. tarïy, каз., ног. тары 'просо'. Это слово есть в монгольских языках: х.-монг. тариа(н), стп.-монг. tarijan 'хлеб, зерно; урожай', бур. таряа(н) 'хлеб, хлеба; зерно; сев' (< tar i = 'сеять; сажать; возделывать землю'). Его архетип восстанавливается в виде tarijan < *tariyan <* tarïyan, где * tarïy — корневая основа, а -an — аффикс. Эта монгольская корневая основа * tarïy по форме полностью соответствует древнетюркской словоформе tarïy 'зерно, злаки, хлеб; просо; земледелие, землепашество', образованной при помощи тюркского словообразовательного аффикса -у от древнетюркского же глагола tarï = 'сеять, засевать' и, скорее всего, является тюркским заимствованием в монгольском языке. Ср. также устаревшее старомонгольское слово tariy, х.-монг. тариг 'хлеб; посев', которое явно восходит к тюркскому оригиналу. Калмыцкая словоформа тэрэн (реально произносится тэрээн) закономерно образовалась от архаичного tarijan, зафиксированного в старомонгольском письменном языке, в результате опереднения гласного -a- под влиянием -i-. Это слово в форме taryy, tary, dary, taru:, tara:n, tara:, tariq и т. п. со значениями «просо; хлеба, злаки, зерно; возделанная пашня, нива» бытует во многих тюркских языках и восходит к древнему тюркскому глаголу *tary = 'пахать, возделывать землю; сеять; сажать огород' [Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков 2001: 456-458]. Его тюркский архетип дается в виде * taryy [Там же: 456]. Авторы данной грамматики приводят различные мнения о происхождении производящего глагола [Там же: 465-467] и этой тюрко-монгольской словоформы.
Калм. mymph 'рис' = тюрк.: ср. др.-тюрк. tuturqan, tutturqan 'рис'. Ср. стп.-монг. tuturyan, х.-монг. тутарга 'рис'.
Калм. сэршсг 'чеснок' = тюрк.: др.-тюрк. samursaq, sarmusaq, каз. сарышсац, ног., тат. сарымсак, башк. hаръшhак 'чеснок'. Это слово есть в монгольских языках: х.-монг. саришсаг, стп.-монг. sarimsay 'чеснок'. Согласно «Сравнительно-исторической грамматике тюркских языков.» [2001: 144], словоформа сарымсак почти без изменения внешней формы широко представлена в тюркских языках в одном значении «чеснок». Ее производят от тюркского *sarymsy 'желтоватый» и устанавливают архетип в виде *sarymsaq.
Калм. кендр 'конопля' = тюрк.: ср. др.-тюрк. kendir, каз. кендiр, ног. кендир, тат., башк. киндер 'конопля'. Как утверждает «Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков.» [2001: 127-128], это слово широко представлено в тюркских языках в этом же виде со значениями по разным языкам «конопля, кендырь; холст, холстина; веревка, шпагат; пряжа, кудель; лен; крапива» с архетипом *kendir.
Тюркские параллели встречаются и среди названий некоторых трав.
Калм. балчирЫ 'борщевик' = тюрк.: ср. каз. балдырган, ног., тат. балтырган, башк. балтырган 'борщевик'. Это слово имеется и в других монгольских языках: х.-монг. бал-даргана, балчиргана, бур. балшаргана, стп.-монг. baldaryan-a, balciryan-a 'борщевик'. Как свидетельствует «Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков.» [2001: 122-123], данная лексема представлена почти во всех тюркских языках с этим же значением. Авторы грамматики восстанавливают ее архетип в виде *baltyr-yan. При адаптации тюркских слов монгольскими языками наблюдается закономерность слогов > > а [Рассадин 1982: 75], поэтому вместо тюркского baltiryan появилось монгольское balciryan-a.
Калм. кааг 'темно-зеленая трава, которую любят лошади' [Каш81еЛ 1935: 222] = тюрк.: ног. кыяк пишен 'луговое сено', тат. кыяк 'вострец; перо лука порея', башк. кыйак 'пырей'. Это слово есть и в других монгольских языках: х.-монг. хиаг 'вострец', бур. хяаг 'пырей', стп.-монг. kijay (< *qijay) 'кормовая трава типа пырея''. Г. И. Рамстедт [Там же] возводил калмыцкое слово к тюркскому qyjaq. По утверждению Э. В. Севортяна [1974: 201], это слово широко представлено в тюркских языках и восходит к общетюркскому глаголу qij =
'резать наискось', поскольку пырей — это злаковое растение с режущими краями. Его тюркский архетип - цыйац.
Калм. хамхул 'перекати-поле' = тюрк.: ср. др.-тюрк. дamyaд 'одно из группы растений, известных под общим названием перекати-поле', каз. цацбац, ног. камбак, башк. камгак 'перекати-поле'. Это слово есть и в других монгольских языках: х.-монг., бур. хамхуул, стп.-монг. Qamдayul 'перекати-поле'.
Как можно видеть из приведенного выше исследования, в калмыцком языке представлено довольно заметное количество тюрко-монгольских параллелей среди названий деревьев (дикорастущих и культурных), среди названий кустарников, тоже как дикорастущих, так и культурных, а также среди названий злаков, бахчевых и огородных растений и трав. Некоторые из них представлены и в других монгольских языках, так как бытуют в калмыцком языке еще с тех времен, когда предки калмыков жили в степях Центральной Азии рядом с монголами. С другими же растениями калмыки познакомились уже на своей новой родине, переняв их вместе с названиями у соседних тюрков, с которыми контактировали.
Благодарности
Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ-МинОКН Монголии в рамках проведения научных исследований «Тюрко-монгольская лексическая общность как результат взаимодействия тюркских и монгольских этносов», проект № 14-24-03003а(м).
Условные сокращения
башк. — башкирский бур. — бурятский др.-тюрк. — древнетюркский каз. — казахский калм. — калмыцкий кирг. — киргизский ног. — ногайский
стп.-монг. — старописьменный монгольский
тат. — татарский
тюрк. — тюркский
узб. — узбекский
х.-монг. — халха-монгольский
Литература
Башкирско-русский словарь. М.: Дигора, Русский язык, 1996. 884 с.
Большой академический монгольско-русский словарь: в 4 т. М.: Academia, 2001. Т. I / под ред. Г. Ц. Пюрбеева. 486 с.
Большой академический монгольско-русский словарь: в 4 т. М.: Academia, 2001. Т. II / под ред. Г. Ц. Пюрбеева. 507 с.
Большой академический монгольско-русский словарь: в 4 т. М.: Academia, 2001. Т. III / под ред. Г. Ц. Пюрбеева. 438 с.
Большой академический монгольско-русский словарь: в 4 т. М.: Academia, 2002. Т. IV / под ред. Г. Ц. Пюрбеева. 506 с.
Бурятско-русский словарь: в 2 т. Улан-Удэ: Рес. тип., 2010. Т. I. 636 с.
Бурятско-русский словарь: в 2 т. Улан-Удэ: Рес. тип., 2010. Т. II. 708 с.
Древнетюркский словарь. Л.: Наука, 1969. 676 с.
Калмыцко-русский словарь. М.: Рус. яз., 1977. 765 с.
Котвич В. Л. Исследования по алтайским языкам / пер. с польск. М.: Изд-во иностр. лит., 1962. 373 с.
Ногайско-русский словарь. М.: Изд-во иностр. и нац. словарей, 1963. 562 с.
Рассадин В. И. Очерки по исторической фонетике бурятского языка. М.: Наука, 1982. 199 с.
Русско-казахский словарь. М.: Изд-во иностр. и нац. словарей, 1954. 935 с.
Русско-калмыцкий словарь. М.: Сов. энциклопедия, 1964. 803 с.
Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков: лексика. М.: Наука, 2001. 882 с.
Татарско-русский словарь: в 2 т. Казань: Алма-Лит., 2007. Т. 1. 726 с.
Татарско-русский словарь: в 2 т. Казань: Мага-риф, 2007. Т. 2. 726 с.
Монгол-казах толь. Улаанбаатар: влгий, 1984. 885 х.
Рамстедт Г. И. Введение в алтайское языкознание: морфология / пер. с нем. М.: Изд-во иностр. лит., 1957. 254 с.
Севортян Э. В. Этимологический словарь тюркских языков. Общетюркские и межтюркские основы на гласные. М.: Наука, 1974. 767 с.
Этимологический словарь тюркских языков. Общетюркские и межтюркские основы на букву «К». М.: ИНДРИК, 2000. 265 с.
Ramstedt G. J. Kalmükisches Wörterbuch. Helsinki: Suomalais-Ugrilainen sewa, 1935. 591 s.
References
Bashkirsko-russkij slovar' [Bashkir-Russian dictionary]. Moscow, Digora Publ., Rus. jaz. Publ., 1996, 884 p. (In Russ.).
Bol 'shoj akademicheskij mongol 'sko-russkij slovar'. V chetyreh tomah. Tom I. Pod red.
G. Ts. Pjurbeeva [Large academic Mongolian-Russian dictionary. In four volumes. Volume I. Edited by G. C. Pyurbeev]. Moscow, Academia Publ., 2001, 486 p. (In Russ.). Bol 'shoj akademicheskij mongol 'sko-russkij slovar'. V chetyreh tomah. Tom II. Pod red. G. Ts. Pjurbeeva [Large academic Mongolian-Russian dictionary. In four volumes. Volume II. Edited by G. Ts. Pyurbeev]. Moscow, Academia Publ., 2001, 507 p. (In Russ.). Bol 'shoj akademicheskij mongol 'sko-russkij slovar'. V chetyreh tomah. Tom III. 0 - F. pod red. G. Ts. Pjurbeeva [Large academic Mongolian-Russian dictionary. In four volumes. Volume III. 0 - F. Edited by G. Ts. Pyurbeev]. Moscow, Academia Publ., 2001. 438 p. (In Russ.). Bol 'shoj akademicheskij mongol 'sko-russkij slovar'. V chetyreh tomah. Tom IV. Pod red. G. C. Pjurbeeva [Large academic Mongolian-Russian dictionary. In four volumes. Volume III. Edited by G. Ts. Pyurbeev]. Moscow, Academia Publ., 2002, 506 p. (In Russ.). Burjatsko-russkij slovar'. V dvuh tomah. T. I. A-N [Buryat-Russian dictionary. In two volumes. T. I. A-N.]. Ulan-Ude, «Respublikanskaja tipografija» Publ., 2010. 636 p. (In Russ.). Burjatsko-russkij slovar'. V dvuh tomah. T. II [Buryat-Russian dictionary. In two volumes. T. II]. Ulan-Ude, «Respublikanskaja tipo-grafija» Publ., 2010, 708 p. (In Russ.). Drevnetjurkskij slovar' [The Ancient Turkic dictionary]. Leningrad, Nauka Publ., 1969, 676 p. (In Russ.). Etimologicheskij slovar' tjurkskih jazykov. Obshhetjurkskie i mezhtjurkskie osnovy na bukvy «K». [Etymological dictionary of Turkic languages. Common Turkic and Inter-Turkic Stems Ending with Letter "K"]. Moscow, INDRIK, 2000, 265 p. (In Russ.). Kalmycko-russkij slovar' [Kalmyk-Russian Dictionary]. Moscow, «Russkij jazyk» Publ., 1977, 765 p. (In Russ.).
Kotvich V. L. Issledovanija po altajskim jazykam .per. s pol'sk [Studies on the Altaic languages. Tr. from Polish]. Moscow, Foreign Languages Publ. House, 1962, 373 p. (In Russ.).
Mongol-kazah tol' [Mongolian-Kazakh dictionary]. Ulaanbaatar, ©lgij, 1984, 885 h. (In Mongilian).
Nogaj sko-russkij slovar' [The Nogai-Russian Dictionary]. Moscow, Publ. House of foreign and national dictionaries, 1963, 562 p. (In Russ.).
Rassadin V. I. Ocherki po istoricheskoj fonetike burjatskogo jazyka [Essays on the historical phonetics of the Buryat language]. Moscow, Nauka Publ., 199 p. (In Russ.).
Russko-kazahskij slovar' [Russian-Kazakh dictionary]. Moscow, Publ. House of foreign and national dictionaries, 1954, 935 p. (In Russ.).
Russko-kalmyckij slovar'. [Russian-Kalmyk dictoinary]. Moscow, «Sovetskaja jenciklo-pedija» Publ., 1964, 803 p. (In Russ.).
Sravnitel 'no-istoricheskaja grammatika tjurkskih jazykov. Leksika [Comparative-historical grammar of Turkic languages. Lexicon]. Moscow, Nauka Publ., 2001, 882 p. (In Russ.).
Tatarsko-russkij slovar': v 2 tomah. T. 1 [Tatar-Russian dictionary: in 2 volumes. Vol. 1 (AL).]. Kazan', Alma-Lit. Publ., 2007, 726 p. (In Russ.).
Tatarsko-russkij slovar': v 2 tomah. T. 2 [Tatar-Russian dictionary: in 2 volumes. Vol. 1 (A-L)]. Kazan', Magarif Publ., 2007, 726 p. (In Russ.).
Ramstedt G. J. Vvedenie v altajskoe jazykoznanie. Morfologija. per. s nem. [Introduction to Altai linguistics. Morphology]. Tr. from German. Moscow, Foreign Languages Publ. House, 1957, 254 p. (In Russ.).
Ramstedt G. J. Kalmükisches Wörterbuch. Helsinki: Suomalais-Ugrilainen Seura, 1935, 591 p. (In German).
Sevortyan E. V. Etimologicheskij slovar' tjurkskih jazykov. Obshhetjurkskie i mezhtjurkskie osnovy na glasnye [Etymological dictionary of Turkic languages. Common Turkic and Inter-Turkic StemsEnding with Vowels)]. Moscow, Nauka Publ., 1974, 767 p. (In Russ.).
УДК 811.512.37
ТЮРКСКИЕ ЭЛЕМЕНТЫ В СОСТАВЕ ФЛОРИСТИЧЕСКОЙ ЛЕКСИКИ КАЛМЫЦКОГО ЯЗЫКА
Виктория Васильевна Куканова1, Валерий Менкенович Трофимов2
1 кандидат филологических наук, директор Калмыцкого института гуманитарных исследований Российской академии наук (Элиста, Российская Федерация). E-mail: vika.kukanova@gmail.ru
2 студент 3-го курса зарубежной филологии (китайский язык и литература) Калмыцкого государственного университета имени Б. Б. Городовикова (Элиста, Российская Федерация). E-mail: menke_ menke@mail.ru
Аннотация. В статье на материале калмыцкого языка с привлечением в необходимых случаях халха-монгольского, бурятского и старописьменного монгольского языков рассматривается тематическая группа флористической лексики на предмет выявления тюрко-монгольских параллелей. Для анализа были взяты названия деревьев, как дикорастущих, так и культурных, названия кустарников, тоже дикорастущих и культурных, названия бахчевых и огородных культур, злаков и трав. Для большей убедительности, что приводимая тюркская параллель имеет именно тюркский характер, тюркский материал был взят из « Древнетюркского словаря», а также из словарей казахского, ногайского, татарского и башкирского языков, как языков ближайших соседей калмыков, с которыми они контактировали. Рассмотренные термины, помимо сравнительного материала из монгольских и тюркских языков, сопровождались также сравнительно-историческим и этимологическим анализами, в результате которых выявилось тюркское происхождение установленных тюрко-монгольских параллелей в составе флористической лексики калмыцкого языка. При этом установлено, что ряд терминов, помимо калмыцкого языка, бытует также в халха-монгольском, бурятском языках и зафиксирован в старописьменном монгольском языке. Это говорит о том, что данные термины сохраняются в калмыцком языке еще с тех пор, когда предки калмыков — ойраты жили в степях Центральной Азии вместе с монголами и контактировали с древними тюрками, от которых заимствовали эти термины. Многие флористические термины представлены только в калмыцком языке и совпадают с таковыми в казахском, ногайском, татарском и башкирском языках, поскольку заимствованы калмыками их этих языков в результате поздних контактов.
Ключевые слова: калмыцкий язык, монгольские языки, древнетюркский язык, казахский язык, ногайский язык, татарский язык, башкирский язык, языковые контакты, заимствования, флористическая лексика.