CC BY
1
Научная статья УДК 130.2
https://doi.org/10.24158/fik.2025.2.1
Ценностные смыслы культуры
Алексей Петрович Воеводин1, Валентина Васильевна Патерыкина2
12Луганская государственная академия культуры и искусств имени М. Матусовского, Луганск, Россия
[email protected], https://orcid.org/0009-0008-8590-1823 [email protected], https://orcid.org/0009-0008-9367-4130
Аннотация. Человекотворчество является важнейшей функцией культуры. Человек как осмысленное состояние творится непрерывно. Человек в виде смыслов «входит в тело» в процессе целесообразной деятельности. Однако в теоретической интерпретации смыслов доминируют традиции рационализма, которые рассматривают смыслы исключительно в контексте коммуникативно-семантических и логических процессов, несмотря на многообразие иных, в том числе нерациональных, форм осмысления реальности. Коммуникативно-семантические интерпретации смыслов видят источник смыслов исключительно в сфере сознания и интеллектуальной деятельности, не рассматривают целесообразную практическую деятельность как подлинный источник дорациональных культурных констант, первичных практических смыслов, которые имплицитно включают в себя и когнитивное содержание, и ценностное. В процессе стихийного обобщения первичные практические смыслы разделяются на когнитивные и ценностные смыслы, различающиеся психофизиологическими способами представленности в сознании. Соответственно видам смыслов оформляются и социокультурные сферы их рефлексии, упорядочивания и культурного воспроизводства. Рефлексия и воспроизводство когнитивных смыслов осуществляется в системах науки и образования, а ценностных смыслов как стимулов социальной активности - в эстетических и художественных процессах оформления духовно-практических видов социальной деятельности и воспитании.
Ключевые слова: культура, человек, смысл, целесообразная деятельность, культурные константы, когнитивный смысл, ценностный смысл
Финансирование: инициативная работа.
Для цитирования: Воеводин А.П., Патерыкина В.В. Ценностные смыслы культуры // Общество: философия, история, культура. 2025. № 2. С. 15-23. https://doi. org/10.24158/fik.2025.2.1.
Original article
Value Meanings of Culture Alexey P. Voevodin1, Valentina V. Paterykina2
12Lugansk State Academy of Culture and Arts named after M. Matusovsky, Lugansk, Russia [email protected], https://orcid.org/0009-0008-8590-1823 [email protected], https://orcid.org/0009-0008-9367-4130
Abstract. Culture serves as the primary framework for human creation, continuously shaping the essence of humanity. In this context, individuals embody meanings through purposeful activities. However, the theoretical interpretation of these meanings has been predominantly influenced by the tradition of rationalism, which tends to view meanings solely within the confines of communicative-semantic and logical processes. This perspective overlooks the diverse range of non-rational forms of understanding reality. Communicative-semantic interpretations attribute the origin of meanings exclusively to the realm of consciousness and intellectual endeavors, neglecting the significance of purposeful practical activities as a genuine source of pre-rational cultural constants and primary practical meanings. These meanings inherently encompass both cognitive and value dimensions. Through spontaneous generalization, primary practical meanings are categorized into cognitive and value meanings, which are distinguished by their psychophysiological modes of representation in consciousness. The sociocultural spheres reflecting, organizing, and reproducing these meanings are formalized according to their types. The reflection and reproduction of cognitive meanings occur in the systems of science and education, while value meanings, which serve as stimuli for social activity, are manifested in aesthetic and artistic processes that design both spiritual and practical aspects of social activity and education.
Keywords: culture, human, meaning, expedient activity, cultural constants, cognitive meaning, value meaning
Funding: Independent work.
For citation: Voevodin, A.P. & Paterykina, V.V. (2025) Value Meanings of Culture. Society: Philosophy, History, Culture. (2), 15-23. Available from: doi: 10.24158/fik.2025.2.1 (In Russian).
© Воеводин А.П., Патерыкина В.В., 2025
Введение. Культуру часто рассматривают как территорию смыслов. Интуитивная очевидность осмысленности человеческой деятельности аксиоматически трактуется как неоспоримый факт. Привычно отдавая дань традиции упоминания многообразия определений культуры и акцентируя при этом внимание на том, что культуру принято анализировать в разнообразных смыслах, А.В. Смирнов прямо утверждает: «Я понимаю культуру как способ смыслополагания, как способ задания осмысленности» (2015: 63). С этим трудно спорить. Отсутствие смысла превращает жизнь в театр абсурда. Отсутствие смысла хаотизирует и обесцеливает любую человеческую деятельность, разрушает общество и культуру. Проблема не в том, что культуры различаются «способом смыслополагания», это очевидный факт, а в том, как мы понимаем и интерпретируем смысл, а тем более осмысленную деятельность. Практическую значимость вопроса о сущности человеческого смысла подтверждают обстоятельные и глубокие исследования в современном теоретическом сознании (Леонтьев, 2003). Тем не менее, невзирая на все многообразие интересных и проницательных работ, смысл смысла во многом остается загадочным, не проясненным, а его многочисленные дефиниции зачастую оказываются взаимоисключающими и несовместимыми. Поэтому цель публикации состоит в том, чтобы понять культурные механизмы когнитивного и ценностного смысло-образования, функциональную специфику ценностных смыслов и психофизиологического своеобразия их представленности в сознании, способов их аксиологического познания.
Основная часть. Обобщая существующие точки зрения, исследователи выделяют два основных подхода к пониманию смысла: коммуникативно-семантический (когнитивный) и дея-тельностный (практический, аксиологический). Первый связывает смысл с инвариантным содержанием человеческой мысли, а второй - с ценностной организацией социальной деятельности людей (Кравец, 2007). Коммуникативно-семантические трактовки смыслов представлены главным образом в рамках лингвистических, логических и философских исследований, а его ценностные интерпретации преобладают в психологических исследованиях социальной деятельности.
Однако теоретическую оправданность такого разделения смыслов на семантические и ценностные принимают не все исследователи. Исходя из тезиса, что и смысл, и ценность «определяют через значимость», А.С. Кравец полагает, что «существующее противостояние указанных концепций порождает... иллюзию, будто существуют два рода смыслов - семантические смыслы, применимые для трактовки коммуникативной деятельности и ценностные смыслы, доминирующие во всех других сферах человеческой деятельности» (2007: 4). Хотя, по его мнению, «.нет никаких разумных доводов для того, чтобы противопоставлять коммуникативные смыслы дея-тельностным» (Кравец, 2007: 5), так как «с точки зрения логического строения мысли (ее формы) вообще нет никакого различия между выражением мысли об имманентных свойствах предмета и его ценностных характеристиках» (Кравец, 2007: 11).
Очевидно, что подобное сведение смысла исключительно к языковым и логическим формам его существования, одностороннее преувеличение коммуникативно-семантического подхода в трактовке вербальных и рефлекторных форм существования и способов осознания смыслов игнорируют многочисленные факты существования иных, невербальных типов и форм мышления, чувственных способов бытия смыслов, соответствующих им логик, семантических структур. Конечно, коммуникации и отвечающие им семантики являются базисным условием существования социальных и биологических объединений, в том числе в животном мире. Но также верно то, что невозможно свести к коммуникации все многообразие форм и способов существования смыслов. Вопреки опрометчивому утверждению, что «в языке смыслы обретают свой дом» (Кравец, 2022), можно бесконечно долго словами объяснять глухому человеку все прелести образного чувственно-эмоционального содержания музыкальных смыслов прелюдий Ф. Шопена, но если он не способен их услышать, то никакие слова не помогут их актуализировать.
Во-первых, все сознание культурно обусловлено, в том числе непосредственные первичные, образно-знаковые формы восприятия мира. Перцептивные образы не являются безусловными и тем более одинаковыми в разных культурах, так как нет человеческого тела как природной «субстанции», а рецепторы адаптируются к существующим стандартам культуры. В ходе искусственного исторического отбора сложились различные типологические формы и образы тела (Вульф, 2008). Зрение и слух, например, как перцептивно обобщающие реальность «чувства-теоретики» не даны человеку в готовом виде, а формируются у индивида в соответствии с принятыми нормами культуры. Каждая культура задает свой стандарт человечески осмысленного перцептивного чувствования, а также устанавливает свой особый, чувственно-эмоциональный и ценностно-осмысленный режим (Ферт-Годбехер, 2022). Осмысленная деятельность наблюдается уже у животных и детей доречевого периода. Большинство индивидуальных смыслов появляется в сознании иррационально, помимо языковых форм и коммуникации. Следует также иметь в виду, что смыслы существуют только в индивидуальном сознании. Вне головы человека они не витают. А поскольку способ бытия смыслов является виртуальным, то коммуникативный
«обмен смыслами», как, например, товарный обмен материальными предметами, невозможен в силу идеальности образов сознания. Как можно обмениваться тем, что физически не существует? Телепортации мысли в настоящее время тоже не существует. Еще И. Кант говорил, что каждый знает разницу между талером в голове и талером в кармане. Талер, который индивид мыслит в голове, на рынке невозможно обменять на товар. И хотя исследователи утверждают, что «коммуникация и есть передача смысла от одного субъекта к другому» (Кравец, 2022), необходимо признать очевидный факт, что в коммуникации может происходить обмен только материальными знаками, текстами, физическими носителями информации, но не смыслами. Пример тому незнакомая речь: знаки есть, а смыслы не передаются и не открываются, если их изначально нет в сознании реципиента. Если вы изначально не владеете смыслом индийской раги, среднеазиатского макома или греческого нома как канонических формул существования музыкального смысла, то вы не сможете «обменять» эти смыслы на смысл отечественного лада, хотя все эти слова означают один и тот же тип музыкального мышления в разных культурах. С помощью знаков смысл может быть только индивидуально воссоздан из комбинирования уже имеющихся в сознании индивида первичных образных структур, его можно актуализировать или «вытеснить» в подсознание, но если человек предварительно не обладает смыслом или значением какого-либо знака, например слова «сингулярность», то никакая коммуникация этот смысл не передаст и обмен не состоится.
Далее, культура - это не только смыслы, но прежде всего способ самоорганизации общества, особый тип движения, в котором посредством артефактов, путем непрестанного опредмечивания и распредмечивания ненаследуемой в генах информации воспроизводятся опыт социальной деятельности и соответствующие ему смыслы предшествующих поколений. Иначе говоря, культура - это движение «по-человечески». Ключевая функция культуры заключается в неустанном воспроизводстве и актуализации Человека во всей полноте всех форм его существования. Человек - это осмысленное состояние, которое творится непрерывно. При этом большая часть его смыслов существует вне языковых форм. Современные компьютерные игры, командные виды спорта, где принимают участие игроки разных стран и культур с разной языковой и культурной подготовкой, многие виды индивидуальной, особенно эстетической, деятельности наглядно демонстрируют существование невербальных видов осмысленной активности людей. Как подсказывает народная мудрость, есть даже такие смыслы, которые категорически не поддаются логической экспликации - «ни в сказке сказать, ни пером описать». Эту же мысль образно выразил и Ф. Тютчев: «Как сердцу высказать себя? / Другому как понять тебя? / Поймет ли он чем ты живешь? / Мысль изреченная есть ложь.»1.
Во-вторых, как это ни парадоксально, но в языке смыслов нет. Бессмысленно искать смысл в буквах и знаках языка. Подобно тому как органы человеческого тела функционально не существуют самостоятельно вне тела, так и человеческая речь, язык не являются независимой субстанцией - они всего лишь интерсубъективный инструмент социальных коммуникаций, обеспечивающий относительную самостоятельность существования и воспроизводства социокультурной информации, сохранение и трансляцию осмысленного опыта совместной социальной деятельности. Невозможно понять смысл только из языка, аналогично тому, как невозможно, согласно Дж. Гибсону (1988), оптическую информацию выводить из точек, различающихся по цвету и светлоте, или смысл музыкального образа - из акустических колебаний разной длительности и частоты. Смысл также не появляется и не исчезает вместе с изобретением языка или запретом отдельных слов, как это пытался сделать император Павел I. Напротив, язык вторичен по отношению к наличным видам деятельности и как удобный инструмент вторичной рефлексии лишь обозначает уже существующие и понятные людям смыслы.
Но как в таком случае возможен смысл? По этому поводу Ж. Делез сокрушается в работе «Логика смысла»: «Смысл - это несуществующая сущность, он поддерживает крайне специфические отношения с нонсенсом» (1998). Ж. Делез вообще не может определиться со способом существования смысла. Для него смысл - это «бестелесная, сложная и нередуцируемая ни к чему иному сущность. <...> Ибо нельзя даже сказать, существует ли смысл в вещах или в разуме. У него нет ни физического, ни ментального существования. Можем ли мы сказать, по крайней мере, что он полезен?.. Нет, поскольку он наделен бездейственным, бесстрастным, стерильным блеском. Вот почему мы сказали, что можем, фактически, только косвенно судить о нем на основе того круга, по которому ведут нас обычные отношения предложения» (Делез, 1998). После такого признания в разочаровании в возможности исследования смысла остается только спросить, каким образом бестелесному и бесстрастному смыслу удается влиять на предметную деятельность людей, живущих и действующих в материальном мире?
1 Тютчев Ф.И. Silentium! // Полное собрание сочинений и писем : в 6 т. М., 2002. Т. 1. Стихотворения, 1813-1849 гг. С. 123.
Чтобы понять, как устроен смысл и каким образом он конституирует культуру и сознание, следует ответить на главный вопрос - откуда берется смысл, каковы источник и способ образования смыслов?
Предлагаемые в литературе концепты существования смыслов как в реальном, так и в трансцендентном мирах не выдерживают элементарной критики. Смысл мы не находим предза-данным в вещах предметного мира, но и не обнаруживаем его сверхъестественным образом. В литературе преобладают субъективистские интерпретации смысла. Для Э. Гуссерля, например, смысл является имманентным продуктом человеческого духа, это всегда конструкция сознания, существующая только в сознании. Придуманная им феноменологическая концепция смысла доминирует в современной философии. Отождествляя бытие и мышление, феноменология переводит мир в план сознания, благодаря чему человек получает неограниченную свободу в конструировании смыслов, в том числе о смысле смысла, как, впрочем, и «бессмысленных смыслов». Ей вторят отечественные исследования. Согласно коммуникативно-семантической трактовке, человек созидает смысл путем мыслительной работы: «Смысл всегда есть результат интеллектуальной деятельности общественного человека» (Кравец, 2022). По мнению лингвистов, смысл возникает в системе средств языка в акте номинации (образования знака слова). В работе А.А. Уфимцевой вводится представление о первичном знакообразовании (и, соответственно, означивании), возникающем в процессе номинации (1986). По мысли автора, любое означивание слова в языке есть не что иное, как формирование его смысла. Тем самым субъективная сфера мышления становится «инкубатором человеческой мысли. В ней зарождаются все субъективные смыслы» (Кравец, 2022). Но если смыслы есть «результат интеллектуальной деятельности», уникальной творческой активности индивидуального сознания, то как в таком случае объяснить устойчивость и повторяемость смыслов, а тем более факт их одновременного сосуществования в массовом сознании у многих людей разных культур, говорящих на разных языках? Ограничение источника смыслов субъективным человеческим сознанием не позволяет сформулировать позитивный ответ на этот вопрос. Очевидны также традиционные недостатки идеалистической трактовки источника смыслов, такие как когнитивный индивидуализм, индетерминизм, солипсизм, отсутствие надежного критерия истинности. Все это свидетельствует о теоретических тупиках традиции «рационализма» (cogito) и порождаемого ею идеалистического принципа «филиации идей» в объяснении процессов предметного мира.
Смысл не приходит к человеку в готовом виде извне и не рождается спонтанно в его голове. Изначально человек - это существо чувствующее и практически действующее, а затем уже говорящее и мыслящее. Поэтому источник смыслов следует искать не в грамматических нормах или закоулках индивидуального мышления, а в практической деятельности людей. Основу человеческого существования и переделки мира образует целенаправленная деятельность - фундаментальный закон бытия человека. Этимологически слово «человек» в арабской транскрипции означает целеполагание (Вашкевич, 2002). Отсутствие целеполагания лишает индивида смысловых ориентиров и ведет к бессвязному перебору эмпирических действий. Как бы хорошо он ни владел языком, осмысленной речи не получится, поскольку информационно-смысловая связь слов в предложении устанавливается не детерминистски, по законам причинно-следственной связи, а телеологически, по законам целесообразной связи вещей в практической деятельности. Поэтому грамматические правила являются не произвольной выдумкой отдельных людей, а интенцио-нальными моделями человеческой жизнедеятельности, соответствующими уровню развития социальной практики и характеру предметной среды, присущей данной культуре. Грамматические правила и соответствующие им нейрологические связи клеток мозга позволяют индивиду «автоматически» находить и структурно осмысленно выстраивать слова в аналогичных практике целесообразно-понятийных моделях социальной жизни (Воеводин, 2012).
В отличие от стихийного детерминизма естественных процессов неживой природы особенностью целесообразной деятельности является искусственно организованное взаимодействие вещей, которое приводит к определенному результату. Структура целесообразной деятельности включает в себя цель и сообразную цели технологию взаимодействия средств ее достижения. В процессе предметного взаимодействия вещей (средств) выявляются их специфические особенности (свойства) соответственно их воздействию друг на друга, которые психологически фиксируются индивидом сквозь призму цели как значимый смысл использования данной вещи относительно целевого результата взаимодействия. Предметно-онтологическое содержание смыслов образует практическая значимость обнаруживаемых вещами при взаимодействии своих особенностей, или то, что принято называть свойствами. Как свойства не присущи одной вещи, например ее твердость или мягкость зависит от характера взаимодействия с другими вещами, так и смыслы не присущи вещам и не прячутся в словах. Их объективная логика обусловлена логикой взаимодействия вещей. Смыслы не вычленяются из вещей или языка как особая субстанция. Подобно валёрам и рефлексам в живописи или тональным соотношениям консонансов
и диссонансов в музыке, смыслы открываются в целостной совокупности структурных соотношений чувственной ткани образов с точки зрения результата их телеономной последовательности. Как наблюдательно замечает Ж. Делез в работе «Кино», «.кадр образует множество, состоящее из большого количества частей, то есть элементов, которые сми входят в подмножества. Их можно досконально пересчитать. Очевидно, что сами эти части <декорации, персонажи, аксессуары и пр. - А. В., В. П.> присутствуют в образе» (2004: 53), а их соотношение и чувственное восприятие как раз и рождают художественно-образное содержание смысла. В другой работе Ж. Делез прямо утверждает, что «искусство мыслит не меньше, чем философия, но оно мыслит аффектами и перцептами» (Делез, Гваттари, 2013: 86).
Важно понимать, что соотношение элементов в структуре образа выстраивается не только в соответствии с естественными причинно-следственными зависимостями, но и по искусственно создаваемым на их основе целесообразным связям в соответствии с целевым результатом деятельности. Целесообразные процессы включают в себя причинные связи, невозможны без них, но не сводятся к ним. Это более сложный вид необходимостей, который, подобно цветовым сигналам светофора, управляет деятельностью людей. Полет мяча в футболе невозможно свести только к физической форме механического перемещения, поскольку законами механики нельзя объяснить, почему мяча нельзя касаться рукой, а после гола из ворот его выставляют в центр поля. Такие действия объяснимы целесообразными правилами игры как культурной формы движения. Причинно-следственные связи как основа целесообразных связей обусловливают объективность содержания смыслов, их доступность, всеобщность и однозначность понимания в конкретных обстоятельствах, хотя совершенно недостаточны в объяснении механизмов свободной знаковой деятельности и устанавливающей цели творческой активности сознания. Об этом писал еще И. Кант, вынужденный с этой целью вводить странное понятие «свободной причины» (2009). Тем не менее объективность предметного содержания смыслов, в свою очередь, создает возможность их однозначного понимания, обеспечивает единство картины мира, а стало быть, возможность коммуникации, а с ней единство общества и культуры.
Целесообразность - особый вид неэнтропийно направленной самоорганизации внутренней и внешней, энергетической и предметной среды, в котором доминирующие в неорганической природе причинно-следственные отношения становятся частью более сложной векторно-телео-логической принудительности в отношениях «цель - средство» (Воеводин, 2014: 9). Таким образом, целесообразные процессы надстраиваются над причинно-следственными, включают их в себя, невозможны без них, но выглядят загадочными, поскольку не редуцируемы к ним. Кантов-ское противопоставление детерминизма и свободы преодолевается тем, что причинные связи не отрицаются, но структурно отображаются в знаково-смысловом содержании образов и произвольно сопоставляются с оценочной точки зрения с эффективностью достижения цели, поскольку они идеальны и лишены естественной качественной материально-предметной определенности. Образ горящей свечи не сжигает мозг.
Еще раз подчеркнем: первичные смыслы под давлением практики принудительно открываются индивиду в целостной картине соотношения чувственно-предметных образов с точки зрения результата целесообразной деятельности. На этом этапе когнитивный и ценностный смыслы существуют слитно, еще не различимы и тождественны друг другу, как виртуальные образы объективного мира смыслы обнаруживаются в процессе чувственного воспроизводства функциональных особенностей вещей в целостной картине целесообразно выстраиваемой взаимосвязи образов вещей в практическом действии. В сущности, смысл и есть свернутая программа (абстракция) практического действия. Смысл не присущ отдельно взятому образу, он существует лишь в целостном представлении о соотношениях образов вещей и конечного результата деятельности. По этому поводу Р. Декарт говорил, что держаться мысли чрезвычайно трудно, мыслить - это значит быть способным держать в уме связанными вещи, которые в жизни не связаны. Это значит, что не всякое умственное действие можно называть мышлением.
Поскольку первичные смыслы не привязаны к конкретным вещам, а определяются в целостном восприятии образов вещей в совокупном контексте их взаимного соотношения с точки зрения целевого результата практического действия, то разные цели при соотношении одних и тех же образов вещей объективно рождают разные, вплоть до противоположности, смыслы. Поэтому смыслы релятивны. Об этом же косвенно свидетельствует непредикативность обыденной речи, когда одним и тем же словом, как, например, в выражении «Косил косой косой косой», мы обозначаем различные смыслы. Когда мы говорим: «Пришпандорить доску к забору», мы интуитивно наделяем существительное «шпандырь» действующим смыслом, хотя его подлинное значение не всем известно, а в предложении «У граждан без направления из регистратуры забор крови не производится» смысл слова «забор», в противоположность существительному «забор» в предыдущем предложении, также репрезентирует смысл практического действия. На относительности смыслов строятся механизмы метафоры, иронии и других литературных тропов.
Слово «стол» может обнаруживать смыслы предмета мебели, диеты, престола («Князь Василий сел на рязанский стол») и т. п.
Но неверно также преувеличивать относительность смыслов. В работе «Еще раз о профсоюзах...» В.И. Ленин объясняет, что у стакана возможно бесконечное количество свойств, качеств, сторон, взаимоотношений и «опосредствований» со всем остальным миром, которым соответствуют различные определения стакана как стеклянного цилиндра, сосуда для питья, места для хранения бабочек, пресс-папье, метательного снаряда и пр. Но принцип практики ограничивает все возможные определения смыслов конкретной целью практического действия, в рамках которого единственно истинным является функциональное определение стакана (Ленин, 1970). Благодаря объективному причинно-следственному содержанию в рамках каждой конкретной цели смыслы абсолютно определенны. Этим объясняется их объективная обусловленность, повторяемость, однозначность и общезначимость. Этим же определяется возможность взаимопонимания и социокультурной коммуникации между индивидами.
Смысл не приходит к человеку в готовом виде откуда-то извне, а первоначально появляется у ребенка в процессе имитации схем (сценариев) целесообразной человеческой деятельности и культурного оформления перцепций непосредственно данного чувственного опыта, которые в виде дорациональных культурных констант формируют предметно-образное основание центральной зоны его картины мира (Воеводин, 2014). Следует помнить, что целостный чувственный образ вещи не является врожденным, естественным образом не задан организму, никогда не был изначально биологически исходным в процессе его взаимодействия с окружающей средой. Способ представленности и обработки информации в психике индивида определяется не столько его биологическими особенностями, сколько наличным практическим опытом культурно-исторической среды и характером распределения культуры, в которой он существует. Интуитивно переживаемое чувственное выделение присутствия вещи в пространстве есть продукт культуры - комплексный результат интеграции многообразных кинестетических движений (Айрапетьянц, Батуев, 1969), в процессе которых происходит сборка разнообразных ощущений - фигуры, объема, массы, запаха, температуры цвета, вкуса и пр. - в целостный образ, например, апельсина. Из таких до-рефлексивных форм организации человеческого способа «движения-видения» интуитивно складывается не поддающийся рациональной, в том числе феноменологической, экспликации комплекс «культурных констант», способов культурной организации человеческого восприятия - будущее ядро, код, «культурный геном», «центральная зона» господствующей в данной культуре картины мира. А поскольку движение организма всегда гедонистически ориентировано, то, во-первых, образы вещей представляют собой практически сконструированные и эмоционально собранные в связное целое чувственно-телесные продукты целесообразной организации движений; во-вторых, их значимый «целесмысл» в дорациональных формах сводится к протенциально ожидаемому эмоциональному ощущению-переживанию, вплоть до самоцельности в получении и переживании образов, или, что то же самое, выделения их особой ценностной значимости. В известной степени ценность можно рассматривать как эмоциональное обобщение культивируемой сообществом типической структуры деятельности (Воеводин, 2010). С психофизиологической точки зрения ценность оценивается как чувственно воспринимаемый знак, репрезентирующий социально одобряемый способ социальной деятельности. Система ценностей устанавливает эмоциональный режим, доминирующий в данной культуре (Ферт-Годбехер, 2022).
Смысл неразрывно связан с ценностью, точнее, он насквозь пропитан ценностью. «Небезразличность» выступает важнейшим условием фиксирования внимания и, как следствие, появления осмысленных чувственных образов в психике индивида. В противном случае организм не различает вещи, остается «равно-душным» и «без-раз-личным» к ним, не выделяет из постоянного фонового хаоса ощущений. Это означает изначально неустранимую структурную целесообразность и ценностно-эмоциональную обусловленность смысловой экзистенции образов. Складывающиеся в коллективном опыте эмоционально-смысловые партитуры выстраивают ценностную конфигурацию последовательного движения образов и, соответственно, целесообразно согласованное движение индивидов.
Как настаивает Ж. Пиаже, познание начинается с действия, а всякое действие повторяется или обобщается (генерализуется) через применение к новым объектам, порождая тем самым некоторую целесообразную «схему», сценарий движений, т. е. своего рода «праксический (praxique) концепт», элементарную единицу «практического знания» (1983). Смысловая связь, лежащая в основе всякого знания, состоит не в простой «ассоциации» между внешними объектами (поскольку это понятие отрицает активность субъекта), а в конструктивном целесообразном согласовании объектов по определенным ценностно ориентированным практическим схемам, которые присущи субъекту, что дает основание говорить о «целерациональности» всякого знания. На этом же настаивают и сторонники деятельностного подхода в современной антропологической психологии.
Повторяемость практического действия неизбежно ведет к практическому обобщению, естественной эмоционально-когнитивной абстракции целе-смыслов, появлению многообразия знаковых инструментов (культурных ключей) закрепления повторяющихся практических смыслов и отчуждению их в самостоятельно существующие системы значений. Знаковые системы начинают жить самостоятельной жизнью, образуют связанные с материальной природой знаков собственные смыслы и закономерности развития. Наконец, с обособлением знаковых систем в самостоятельный вид деятельности возникает бессмысленная иллюзия их независимости от непосредственного телесного опыта. По этому поводу И. Кант указывал, что категории как относительно самостоятельные формы мысли должны быть заполненными чувственной тканью сознания, в противном случае их словоупотребление превращается в схоластическую болтовню: «...это распространение понятий за пределы нашего чувственного созерцания не приносит нам никакой пользы, так как в таком случае они пустые понятия об объектах, не дающие нам основания судить даже о том, возможны ли эти объекты или нет; они суть лишь формы мысли без объективной реальности, потому что в нашем распоряжении нет никаких созерцаний, к которым синтетическое единство апперцепции, содержащее только эти понятия, могло бы быть применено, так что они могли бы определить предмет» (2009). Особая функция чувственных образов сознания состоит в том, что они заполняют предметно-практическим смыслом пустые понятийные формы мысли и тем самым «придают реальность сознательной картине мира, открывающейся субъекту. Что, иначе говоря, именно благодаря чувственному содержанию сознания мир выступает для объекта как существующий не в сознании, а вне его сознания - как объективное "поле" и объект его деятельности» (Леонтьев, 1977).
Заключение. Появление гносеологических и эстетических знаковых систем и соответствующих им систем логических и эмоциональных абстракций создает возможность преодоления эмпирической интуиции первичных смыслов и возникновения на основе их обобщения и дифференциации вторичных, относительно независимых когнитивных и ценностных видов смыслов. Когнитивные смыслы тяготеют к истинности, появляются в связи с необходимостью преодоления целесообразной ограниченности практического смысла и релятивизма субъективной предвзятости, нацелены на рефлексию объекта таким, каким он существует вне и независимо от субъекта. Ценностные же смыслы невозможны вне когнитивного образа, но их содержание связано с эмоциональной оценкой, устанавливающей практическую и культурную значимость объекта оценки. Эмоции всегда предметны и образ цели (желаемого результата) всегда незримо присутствует в процедуре оценки и определения характера ценности. Поэтому ценность - это не просто образ сознания, но эмоционально структурированная программа целесообразной деятельности.
Ценностные смыслы задают культурный стандарт человеческого чувствования, одновременно оценивают важность события и создают собственно человеческие чувства, а не животные стимулы социальной активности. Слова могут обозначить ценность, бесстрастно объяснить объективное соотношение средств и цели, но нельзя забывать, что логические абстракции как знаки биологически нейтральны, равнодушны к смыслам, не могут заменить сформированное культурой чувственно-телесное переживание ценностного отношения, его жизненной значимости для каждого конкретного индивида. Слово есть результат вторичной рефлексии смыслов, тогда как эмоция неразрывно связана с телом. Эмоция сама может быть ценностью, стать самоценной или самоцельной. А это значит, что наряду с гносеологическими существуют особые внерациональ-ные аксиологические способы усвоения ценностных смыслов, такие как имитация, уподобление, вчувствование, сопереживание, на основе которых зиждется обширная знаково-эстетическая сфера бытия человека (Воеводин, 2010) и большая часть эстетически формируемой человеческой культуры, начиная с порядка, ритуала, украшения, дизайна, фольклора и заканчивая такими всеобъемлющими формами духовно-практической деятельности, как религия, мораль, политика, искусство, средства массовой информации и пр.
Список источников:
Айрапетьянц Э.Ш., Батуев А.С. Принцип конвергенции анализаторных систем. Л., 1969. 84 с.
Вашкевич Н.Н. Системные языки мозга. Магия слова. Разгадка мифов и легенд. Язык и физиология. Пробуждение сознания : 2-е изд. М., 2002. 399 с.
Воеводин А.П. Substantia Humana // Ученые записки Таврического национального университета им. В.И. Вернадского. Сер.: Философия. Культурология. Политология. Социология. 2012. Т. 24, № 1-2. С. 3-17.
Воеводин А.П. Информация и смысл // Ученые записки Таврического национального университета им. В.И. Вернадского. Сер.: Философия. Культурология. Политология. Социология. 2014. Т. 27, № 3. С. 3-19.
Воеводин А.П. Эстетическая антропология. Луганск, 2010. 386 с.
Вульф К. Антропология: История, культура, философия / пер. с нем. Г. Хайдаровой. СПб., 2008. 280 с.
Гибсон Дж. Экологический подход к зрительному восприятию. М., 1988. 464 с.
Делез Ж. Кино / пер. с фр. Б. Скуратов. М., 2004. 624 с.
Делез Ж. Логика смысла. М.; Екатеринбург, 1998. 480 с.
Делез Ж., Гваттари Ф. Что такое философия? / пер. с фр. С.Н. Зенкина. СПб., 2013. 286 с. Кант И. Критика чистого разума / пер. с нем. Н. Лосского. М., 2009. 736 с.
Кравец А.С. Смыслы и ценности // Вестник Московского университета. Сер. 7: Философия. 2007. № 6. С. 3-27. Кравец А.С. Философская теория смысла. Воронеж, 2022. 298 с.
Ленин В.И. Еще раз о профсоюзах, о текущем моменте и об ошибках тт. Троцкого и Бухарина // Полное собрание сочинений : 5-е изд. Т. 42. М., 1970. 606 с.
Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность : 2-е изд. М., 1977. 304 с.
Леонтьев Д.А. Психология смысла: природа, строение и динамика смысловой реальности : 2-е, изд., испр. М., 2003. 487 с.
Пиаже Ж. Психогенез знаний и его эпистемологическое значение // Семиотика языка и литературы / под ред. Ю.С. Степанова. М., 1983. С. 90-101.
Смирнов А. Субстанциальная и процессуальная картина мира (к вопросу о типологии культур и картин мира) // Философская антропология. 2015. Т. 1, № 1. С. 62-81.
Уфимцева А.А. Лексическое значение: принцип семиологического описания лексики. М., 1986. 240 с. Ферт-Годбехер Р. Эмоции: великолепная история человечества / пер. с англ. О. Быковой. М., 2022. 320 с.
References:
Airapet'yants, E.Sh. & Batuev, A.S. (1969) The principle of convergence of analyzer systems. Leningrad, Nauka. (In Russian) Deleuze, G. & Guattari, F. (2013) What is philosophy? Saint Petersburg, Aleteia. (In Russian) Deleuze, G. (1998) The logic of sense. Moscow, Raritet; Yekaterinburg, Delovaya Kniga. (In Russian) Deleuze, G. (2004) Cinema. Moscow, Ad Marginem. (In Russian)
Firth-Godbehere, R. (2022) A human history of emotion: how the way we feel built the world we know. Moscow, Mann, Ivanov i Ferber. (In Russian)
Gibson, J. (1988) An ecological approach to visual perception. Moscow, Progress. (In Russian)
Kant, I. (2009) Critique of pure reason. Moscow, Eksmo. (In Russian)
Kravets, A.S. (2022) Philosophical theory of meaning. Voronezh, VGU. (In Russian)
Kravets, A.S. (2007) Meanings and values. Moscow University Bulletin. Series 7. Philosophy. (6), 3-27. (In Russian) Lenin, V.I. (1970) Once again about trade unions, about the current situation and about the mistakes of Comrades Trotsky and Bukharin. In: Lenin, V.I. Complete works. Vol. 42. Moscow, Politizdat. (In Russian)
Leontiev, D.A. (2003) Psychology of sense: Nature, structure and dynamics of conceptual reality. Moscow, Smysl. (In Russian) Leontiev, A.N. (1977) Activity. Consciousness. Personality. Moscow, Politizdat. (In Russian)
Piaget, J. (1983) Psychogenesis of knowledge and its epistemological significance. In: Stepanov, Yu.S. (ed.) Semiotics of language and literature. Moscow, Raduga, 90-101. (In Russian)
Smirnov, A. (2015) Substance-oriented and process-oriented worldviews (A study of culture and worldview typology). Philosophical Anthropology. 1 (1), 62-81. (In Russian)
Ufimtseva, A.A. (1986) Lexical meaning: Principle of semiological description of vocabulary. Moscow, Nauka. (In Russian) Vashkevich, N.N. (2002) Systemic languages of the brain. The magic of the word. Solution of myths and legends. Language and physiology. Awakening of consciousness. Moscow, Belye Al'vy. (In Russian)
Voievodin, O.P. (2014) Information and sense. Scientific Notes of Taurida National V.I. Vernadsky University. Series: Philosophy. Culturology. Political sciences. Sociology. 27 (3), 3-19. (In Russian)
Voevodin, A.P. (2012) Substantia Humana. Scientific Notes of Taurida National V.I. Vernadsky University. Series: Philosophy. Culturology. Political sciences. Sociology. 24 (1-2), 3-17. (In Russian)
Voevodin, A.P. (2010) Aesthetic anthropology. Lugansk, RIO LGUVD im. E.A. Didorenko. (In Russian) Wulf, C. Anthropology: History, culture, philosophy. Saint Petersburg, SPbGU. (In Russian)
Информация об авторах
A.П. Воеводин - доктор философских наук, профессор, заведующий кафедрой культурологии, Луганская государственная академия культуры и искусств имени М. Матусовского, Луганск, Россия.
https://www.elibrary.ru/author_items.asp?authorid=770345
B.В. Патерыкина - доктор философских наук, профессор, профессор кафедры теории искусств и эстетики, Луганская государственная академия культуры и искусств имени М. Матусовского, Луганск, Россия.
https://www.elibrary.ru/author_items.asp?authorid=1213604
Вклад авторов:
все авторы сделали эквивалентный вклад в подготовку публикации. Конфликт интересов:
авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.
Information about the authors
A.P. Voevodin - D.Phil., Professor, Head of Cultural Studies Department, Lugansk State Academy of Culture and Arts named after M. Matusovsky, Lugansk, Russia.
https://www.elibrary.ru/author_items.asp?authorid=770345
V.V. Paterykina - D.Phil, Professor, Professor of Art Theory and Aesthetics Department, Lugansk State Academy of Culture and Arts named after M. Matusovsky, Lugansk, Russia.
https://www.elibrary.ru/author_items.asp?authorid=1213604
Contribution of the authors:
The authors contributed equally to this article.
Conflicts of interests:
The authors declare no conflicts of interests.
Статья поступила в редакцию / The article was submitted 02.01.2025; Одобрена после рецензирования / Approved after reviewing 30.01.2025; Принята к публикации / Accepted for publication 18.02.2025.
Авторами окончательный вариант рукописи одобрен.
