CC BY
193
УДК 811.161.1
ТРАНСФОРМАЦИЯ ЯЗЫКОВОЙ КАРТИНЫ МИРА В МЕЖКУЛЬТУРНОМ ОБЩЕНИИ
© Н. В. Семенова
Башкирский государственный педагогический университет им. М. Акмуллы
Россия, Республика Башкортостан, 450000 г. Уфа, ул. Октябрьской революции, 3а.
Тел./факс: +7 (347) 272 58 05.
E-mail: [email protected]
В статье рассматриваются основные механизмы трансформации картины мира в процессе межкультурной коммуникации на примере американской и русской лингвокультур. Для верного восприятия действительности инокультурному коммуниканту необходима коррекция языковой картины мира. При этом происходит не подмена одной картины мира другой, а совмещение родной и осваиваемой картин мира и расширение горизонтов сознания.
Ключевые слова: языковая картина мира, «ментальные карты» мира, культурно-языковые реалии, социокультурная коннотация, внутренняя форма, категория времени, категория рода, категория числа, цветообозначения.
Существуя объективно, окружающий мир преломляется в человеческом сознании через призму культуры, модифицированную на основе индивидуальных восприятий личности. Языковая картина мира включает универсальные черты, общие для всего человечества, черты культурно-специфические - «некоторую культурную «сердцевину», единую для всех членов социальной группы или общности», а также индивидуальные черты, присущие определенной личности [1, с. 273]. Мир воспринимается не пассивно и определяется системой философских воззрений, религиозных верований, культурных традиций, нравственных ценностей, убеждений, предрассудков и стереотипов.
В процессе познания человек создает так называемые «ментальные карты» мира - концептуальные модели, в упрощенном виде представляющие перцептивные образы окружающей действительности. Упрощение окружающей действительности помогает личности ориентироваться в сложном мире. Характер картины мира зависит от того, каким образом в ней уравновешиваются универсальный, культурно-специфический и личностный компоненты. Единство видения мира предопределяет существование универсального семантического компонента языка, в то время как своеобразие культуры конкретного народа привносит в него этнонациональную специфику, тем самым обусловливая этнопсихолингвистическую детерминацию языкового сознания [3, с. 285].
При исследовании языка, прежде всего, анализируется лексический фонд языка, выступающий как «верхний слой» лингвокультуры. По мнению В. Н. Телии, ключевыми средствами «вычитывания» картины мира из языка являются слова и словосочетания, обозначающие культурно-языковые реалии (т.е. безэквивалентная лексика), паремиоло-гический фонд языка, система образов-эталонов в сравнениях, слова-символы [5, с. 240]. Как известно, семантика русского слова дом включает два английских слова home и house. Home в отличие от house (жилище, постройка) обозначает домашний
очаг, семья. Рекламируя вещи для дома, американцы используют: Make your house a home - нечто вроде: Сделайте ваш дом уютным. В обоих языках много пословиц и поговорок, воспевающих родной дом: Home, sweet home или East or West, home is best (В гостях хорошо, а дома лучше; дома и стены помогают). Однако в культурном плане отношение к дому у русских и американцев различное. Русские -домоседы, для них родной дом - это место, где родился и вырос, или там, где живешь долго, создал семейный очаг, пустил корни. Для американцев же характерна быстрая и частая смена «домов»: они часто переезжают с места на место много раз в течение жизни, и это нормально для их образа жизни. Русские тоже могут переезжать в силу определенных обстоятельств, но отношение и к дому, и к разлуке с ним совершенно иное.
Межъязыковые различия могут быть обусловлены особенностями культуры и общественной жизни. Внеязыковые, социокультурные помехи, затрудняющие общение на разных языках, связаны с социокультурными коннотациями слов. Ярким примером наличия социокультурных коннотаций служат зоонимы. Из известных в России птиц, пожалуй, самые нежные, трогательные чувства вызывает ласточка. В переносном смысле это слово используется как ласкательное, приветливое обращение к любимой женщине или ребенку. О том, что образ ласточки важен для мировосприятия русского человека, свидетельствуют русские пословицы и поговорки: Кто при первой ласточке умоется молоком, белым будет; Гнездо ласточки разорять грех; Где ласточке не бывать, а к весне опять прибывать; Голубь и ласточка — любимые богом птицы и т.д. В английском языке встречается лишь одна пословица с образом ласточки: One swallow does not make spring,- и слово swallow лишено ласкательной эмоционально-оценочной окраски. В английском языке оно ассоциируется только с высокой скоростью полета. Профессор С. Г. Тер-Минасова отмечает, что особое отношение русских к ласточке испокон веков было связано с христиан-
346
раздел ФИЛОЛОГИЯ и ИСКУССТВОВЕДЕНИЕ
ской традицией, в которой именно эта птичка кружила над головой Христа на Голгофе. В англоязычном мире такой птицей является малиновка -robin и она неотъемлемая часть рождественских открыток на Западе. Как мы видим, за языковой картиной всегда стоит иной культурный (в широком смысле слова) пласт. По мнению С. Г. Тер-Минасовой, позитивные коннотации слова ласточка в русском языке и их отсутствие у английского слова swallow объясняется и чисто языковыми соображениями: ласточка имеет в своем составе уменьшительно-ласкательный суффикс, тогда как swallow представляет собой омоним, отнюдь не ласкового, а скорее физиологического глагола глотать. Если бы ласточка называлась глоталкой, вряд ли бы русский мужчина назвал так свою любимую [4, с. 151-152].
Следует заметить, что лексические единицы не исчерпывают всего набора средств, по которым проводится национально-культурная дифференциация языковых картин мира. Выбор ключевого признака для именования, обусловливающий межъязыковые различия во внутренней форме, также знаменует собой различия в картинах мира и диктует восприятие объекта: лестница (от лезть) vs. staircase, fire escape. Многие ученые отмечают национально-культурное своеобразие внутренней формы разных языков. В наименовании закрепляются не все признаки обозначаемого понятия, а лишь те, которые становятся основанием номинации и передаются через внутреннюю форму. Возможность выбора такого признака обусловлена разнообразием окружающего мира, благодаря чему один и тот же объект может рассматриваться с различных точек зрения, во взаимодействии с другими предметами и явлениями [5, с. 265]. Довольно часто выбор номинативного признака культурно обусловлен: ср., например, рус. казаки-разбойники vs. амер. сowboys and Indians или cops and robbers; рус. паровоз vs. амер. iron horse «железный конь» (так индейцы Великих равнин называли первоначально паровоз, который распугал бизонов и тем самым разрушил их традиционный уклад жизни. Позднее это название перешло к велосипеду, а затем и к другим видам транспорта).
Из-за разной концептуализации действительности и степени активности в освоении мира различается и форма вербализации народного опыта, которая выражается в агентивности/неагентив-ности, развернутости/свернутости высказывания, расчлененности/нерасчлененности на компоненты и в разных субъектно-объектных отношениях. При переводе происходит перераспределение смыслов между словами (концентрация, трансформация, синтез и т. д.), например:
I am thirsty — я хочу пить;
I am hungry — есть охота, я проголодался;
Покурить бы — I feel like smoking;
Холодает — It’s getting cold;
To kneel — становиться на колени.
К средствам выражения образа мира относятся грамматические категории и видо-временные формы, способы выражения собирательности и т.д., что в совокупности позволяет говорить о многомерности языковой картины мира. Разумеется, разница в грамматических категориях, очевидная с самого начала, представляет особые трудности при общении на иностранном языке. Так, в русском языке отсутствует время Present Perfect, которое в американской лингвокультуре не только способно передавать определенное отношение ко времени, но также несет на себе культурологическую нагрузку. Культуры рассматриваются как ориентированные на: 1) прошлое (ценность прошлого опыта, упор на традиции, передача мудрости от поколения к поколению, цикличное повторение событий - прошлое повторяется в настоящем); 2) настоящее (простые радости сегодняшнего дня без заботы о завтрашнем); 3) будущее (текущие события важны не сами по себе, а как потенциал, вклад в достижение будущих целей) [5, с. 206].
Как для американской, так и для русской культур свойственны линейное восприятие времени и устремленность в будущее. Однако в русской культуре настоящее в большей степени рассматривается в связи с прошлым, в то время как в американской превалирует восприятие настоящего как начала будущего и слабая связь с прошлым. Ориентация американцев на будущее выражается в вере в то, что оно непременно означает прогресс (слова progress и change имеют ярко выраженную положительную коннотацию), долгосрочное планирование действий, отсутствие сомнения в том, что все запланированное осуществится и в соответствующих видах коммуникативного поведения (например, раннем объявлении о помолвке, беременности, искреннем выражении или имитации оптимизма). Текущая деятельность важна не сама по себе, а как средство достижения будущих целей. Русские в большей степени живут настоящим, являются продолжением прошлого, рассматривают мудрость прошлых поколений и явлений культуры как опору коммуникативного поведения. Для них более свойственно философское, скептическое и даже суеверное отношение к будущему («Что день грядущий нам готовит?»).
Интересным аспектом сопоставления русской и американской картин мира является их рассмотрение с точки зрения категории рода. Как известно, в парадигме английских существительных род не выражен грамматически, поэтому неодушевленные существительные, а также зоонимы соотносятся с местоимением it. В случае если им придается род, возможны несовпадения с русским языком:
There she lies, the great melting pot... - ср. рус. плавительный котел.
Search for your authentic self until you find her... -ср. рус. свое «я».
Наличие рода у существительных определяет наше видение и восприятие этих предметов или
явлений и наше отношение к ним. На вопрос: «Какого рода животные в американских сказках?» -большинство американцев дают ответы, расходящиеся с русской картиной мира: fox - мужского рода (ср. лисичка-сестричка или Лиса Патрикеев-на); squirrel - мужского рода (ср. белка).
Различия в языковой картине мира также проявляются в способах выражения собирательности, совокупности и множественности. В английском языке по сравнению с русским проявляется большая степень разнообразия и детализации. Так, русскому слову стая соответствует более 20 английских лексем: band, bevy, brood, cloud, covey, drove, fall, flight, flock, gaggle, nest, pack, pride, rafter, route, run, school, shoal, stock, swarm, watch. Выбор правильного варианта осуществляется с учетом правил лексической сочетаемости: стая тетеревов — a covey of grouse, стая гусей - a gaggle of geese, стая волков - a pack/ a route of wolves, стая львов -a pride of lions, стая индюков - a rafter of turkeys. В зависимости от рамок контекста данные единицы могут выступать и в переносном значении. Например, a covey of grouse означает стая тетеревов, тогда как ироничный контекст диктует несколько иную интерпретацию: используя слово covey, шутливо называют небольшую группу довольно шумных и беспокойных детей. В свою очередь, в английском языке существуют образы множеств, не имеющие аналогов в русском языке: a paddle of ducks - стая уток на воде; a batch of bread - партия выпеченного за один прием хлеба; a field of runners -группа бегунов на соревновании; a drove of cattle -стадо крупного рогатого скота, которое гонят; a bevy of beauties - группа собравшихся вместе красивых девушек и т. д.
Неоднократно описанным различием между лингвокультурами является языковое членение цветового спектра. На примере цветообозначений ярко видна активная роль языка в формировании нашего восприятия мира, его власть над человеком. Многочисленные эксперименты доказывают, что дифференциация цветов определяется универсальными свойствами человеческого восприятия, а не языковыми наименованиями. С другой стороны, языковая репрезентация облегчает распознавание и запоминание цветов, важных для данной социально-культурной группы. Кроме того, цветообозначе-ния особенно хороши для иллюстрации культурных коннотаций в силу их терминологического характера. Действительно, по своему номинативному
значению названия цветов - это физические термины, регистрирующие отдельные участки спектра. Словари определяют их через соотнесение с окраской реальных природных предметов и явлений: «Белый - цвет снега или мела; Черный - цвет сажи, угля» (по словарю С.И. Ожегова). В известной русской считалке присутствует спектр из семи цветов: Л"аждый охотник .желает знать, где сидит фазан (красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий и фиолетовый). Возникает вопрос: как английский язык передает цвета спектра, в которых присутствуют и голубой, и синий. Не может же у них быть в спектре шесть цветов из-за «нехватки» слова. Отметим, однако, что в спектре семь цветов: red, orange, yellow, green, blue, indigo, violet. Другими словами, голубой - это blue, а русский вариант синий передается английским эквивалентом indigo, который разными словарями определяется также как deep blue, navy blue, blue-violet, dark blue-purple [6, с. 218].
Таким образом, для адекватной межкультур-ной коммуникации необходимо соответствие картин мира коммуникантов. Перемещение в новое культурно-языковое пространство требует от иноязычного коммуниканта корректировки собственной картины мира и приведения ее в соответствие с изменившимися условиями. По мере освоения культурно-языкового пространства элементы картины мира приобретают более четкие очертания. Возникновение качественно нового образа окружающей действительности знаменует собой трансформацию языковой картины мира коммуниканта -участника межкультурного общения.
ЛИТЕРАТУРА
1. Леонтьев А. А. Основы психолингвистики. М.: Смысл, 1997. 623 с.
2. Лихачев Д. С. Концептосфера русского языка // Русская словесность: Антология. М.: ACADEMIA, 1997. С. 280-287.
3. Телия В. Н. Русская фразеология. Семантический, прагматический и лингвокультурологический аспекты. М.: Языки русской культуры, 1996. 318 с.
4. Тер-Минасова С. Г. Война и мир языков и культур. М.: Слово, 2008. 342 с.
5. Леонтович О. А. Русские и американцы: парадоксы меж-культурного общения. М.: ГНОЗИС, 2005. 352 с.
6. Семенова Н. В. Сопоставительный анализ русской и американской концептосфер (на примере ключевых понятий «душа» и «судьба») // Концептуальные исследования: Сб. науч. статей Кемер. ун-та. Кемерово: КемГУ, 2008. С. 217-223.
7. Lustig M. W., Koester J. Intercultural Competence: Interpersonal Communication Across Cultures. 2nd. ed. NY: Harper Collins Publishers Inc., 1996. 456 p.
Поступила в редакцию 26.11.2009 г.
