Рис 5. Здание Рентереи. Современный вид. Северная сторона. Снимок автора
УДК: 94(47).046/053
ББК :63.3(2)46+63.5(2)
А.А. Люцидарская, г. Новосибирск
Трансформация мировоззрения и потребностей жителей городов Сибири XVII в. как факторы динамики принципов организации пространства
Аннотация
В статье рассмотрены вопросы, связанные с появлением первых поселений колонистов на территории Сибири. Это был поступательный процесс, начавшийся в конце XVI в. и наиболее интенсивно развернувшийся в XVII — начале XVIII в. Места расположений казаков-первопроходцев преображались в города, построенные по меркам, характерным для европейской части России. Значительные площади сибирских городов занимали пашни.
В мировоззрении колонистов доминировала оседлая составляющая, что вело к развитию сельского хозяйства, развитию промыслов и созданию духовных центров. Это не исключало наличия колонистов-пассионариев, обеспечивавших продвижение на восток сибирского пространства.
Ключевые слова: город, Сибирь, XVII век, мировоззрение, пространство, строительство.
Первые поселения на территории Сибири, на основе которых стали формироваться города, возникли в конце XVI в. К таковым можно с уверенностью отнести Тюмень, Верхотурье и Тобольск. К началу XVII в. увеличилось строительство крепостей и острожков, которые очень быстро обрастали посадами и сельскохозяйственной округой. Заимки, деревни и сло-
боды поддерживали потребности горожан в продуктах питания. Работая с сибирскими материалами ХУ1-ХУН вв., задумываешься, как обустраивали свой быт пионеры-новопоселенцы. Архивные материалы не дают ответа на этот вопрос. К сожалению, здесь возможны только гипотетические предположения. Однако эти гипотезы возникают не на пустом месте, а складываются из разрозненных кратких сведений источников о первых колонистах.
Отряды казаков, прибыв на выбранное заранее место, быстро возводили срубы, клети-казармы с полатями вдоль стен. Подобная клеть, только меньших размеров, была обнаружена на месте некогда существовавшего Юильского острога недалеко (по сибирским меркам) от города Березова. Юильский острог достаточно хорошо изучен историками, архитекторами и археологами, что отражено в исследованиях Н.П. Крадина [5], С.Н. Баландина [2], В.И. Мо-лодина [10], А.А. Люцидарской [9] и других авторов. Масштабы возведения первых городов были большими. Численность отрядов служилых казаков достигала 100 и более человек. Сибирские служилые казаки были очень мобильны в своих перемещениях в пределах Сибири, их перебрасывали с одного места на другое в зависимости от возникающей необходимости. Это обстоятельство создавало трудность в обеспечении вновь прибывших людей необходимым благоустройством. Итак, по прибытии на место строительства нового поселения прежде всего строили некие клети-казармы для расселения людей, затем возводились оборонительные стены и хозяйственные постройки для нужд гарнизона (пороховые и оружейные склады), места для сбережения продовольствия, конюшни для содержания лошадей. При этом возникали все новые потребности: помещения для воеводы и его окружения, бани и пр.
Еще раз подчеркнем, что неизвестно, как казаки обустраивались в момент появления на необжитом месте. Вероятно, появлялись шатры, шалаши и землянки или какие-то временные навесы, которые впоследствии преображались либо разбирались. Упоминание о шатрах казаков-первопроходцев встречаются в Кунгурской летописи. Более того, там приводится факт, что Ермак собирал ясак с аборигенов, сидя в шатре (рис. 1). Сохранился рисунок, на котором изображены шатры в лагере ермаковского отряда (рис. 2). Известно, что на площадках, отведенных для торговли, приехавшие из сельскохозяйственной округи жители делали шалаши на время реализации своей продукции. Несомненно, более надежными и теплыми являлись землянки, которые в случае необходимости можно было отапливать по-черному. По этому принципу охотники-промысловики ставили в Сибири свои зимовья [7, с. 32-33]. Нечто подобное создавали и устроители новых поселений. Учитывая сибирский климат, трудно предположить, что казаки и их предводители воеводы длительное время располагались под открытым небом. В регионах, покрытых лесом и тайгой, проблем со строительным материалом не возникало, а таких территорий в Сибири было большинство. Там, где с лесом ощущались проблемы, строили землянки или использовали для строительства любую древесину, помимо привычной и удобной для этих целей сосны. Так, в Усть-Ниценской слободе при описании построек каждый раз подчеркивалось качество леса и тот факт, что изба «наземная», а значит, до недавнего времени в этих местах имело место возведение землянок. Постройки в Усть-Ницынской слободе преимущественно покрывали соломой. На мельничном дворе в этой слободе были покрыты соломой конюшни и «коровники». Описание крестьянского двора в этом поселении представлено так: «.. .двор крестьянина Никитки Васильева... хором, изба с пристенком, да клеть наземная, житница, лес сосновый. баня, лес сосновый». На заимках новопоселенцев в этом регионе в качестве строительного материала использовалась осина. Помещения новопоселенцев в документах представлены так: «.на заимке у него хором, клеть осиновая...»,- или: «.изба осиновая, 2 клети, баня.» .
После заготовки строительного материала и его первичной обработки начиналось возведение оборонительных сооружений и бревенчатых построек различного назначения. В миро-
69
воз-зрении переселенцев, как и всех русских людей, большой значимостью обладали места, связанные с царской властью и всеобъемлющей божественной силой. Такие объекты должны были демонстрировать подчинение царю и освящать православное пространство, противостоя «злому» язычеству. В пределах территории, где располагались административные государевы помещения, а также церкви и часовни, переселенцы ощущали себя уверенней и защищеннее. Эта среда обитания обретала привычный упорядоченный смысл и визуальное тому подтверждение.
Сибирские поселения создавались в соответствии с принятыми традиционными для Руси нормами организации жилого пространства. В Сибири, несомненно, была своя специфика, прежде всего из-за огромной «языческой» территории и немирно настроенного коренного населения. Однако стоит вспомнить, что когда-то русские города представляли собой укрепления. Конечно, это был уже пройденный путь, но в народной памяти сохранялся архетип города-крепости с кремлевскими стенами. После закладки по отработанной схеме начального этапа возведения города, поселение затем обрастало своей спецификой, зависящей от целого ряда причин: природных условий, наличия торговых путей, взаимоотношений с автохтонным населением и иными значимыми условиями для данной местности. Торговые пути и наличие природных ресурсов оставались всегда приоритетными, и нередко успешно развивающийся город постепенно переставал существовать, как это случилось с Мангазеей, когда ее природный потенциал был исчерпан [3].
Города расширяли свои территории в связи с новыми потребностями воеводских властей и увеличением населения. Стандартный набор необходимых постоянно функционирующих казенных строений, таких как приказная изба, воеводский двор, амбары для хранения оружия и боеприпасов, продовольственные склады, государевы мельницы, баня, гостиный двор и прочие постройки, предусмотренные традиционно сложившимися правилами, претерпевал трансформации. Изменения обнаруживались во всех городах Сибири, но заметны были прежде всего в центрах сосредоточения администрации и торгово-производственных предприятий. Дороги, торговые пути всегда играли решающую роль для функционирования городов. Шло время, но эти принципы продолжали работать, что подтверждается коренными изменениями в преобразовании пространства Сибири в связи со строительством Транссибирской магистрали.
Весьма показательны материалы дозорных книг Тюмени начала XVII столетия (1624 г.) и самого начала XVIII в. (1700 г.). За прошедшие без малого 80 лет книги отличаются не только и не столько наличием информации о новых постройках, но показывают сущностные изменения в развитии города. Бросается в глаза обстоятельство, что к началу XVIII в. перед создателем Дозорной книги основная задача состояла в учете собственности жителей города, прежде всего пашенных угодий и наличия промышленной и промысловой деятельности. Развитие и расширение зоны сельскохозяйственных угодий в пределах самой Тюмени, по мнению В.Н.Курилова, не является свидетельством об уклонении города от развития в направлении административного и торгово-промышленного центра. Сибирский город, вынужденный развиваться ускоренными темпами, должен был пройти аграрную стадию. Сельскохозяйственный сектор Тюмени в XVII в. служил значимым элементом экономики, обеспечивая приток средств в городскую казну [6].
Развитие Тюмени по аграрному пути не могло не отразиться на планировке города, так как пашни занимали значительную часть городского пространства. В зонах развитого земледелия такое использование городского пространства было обычным делом. Многие томские дворовые комплексы имели обширные огороды (рис. 3), в несколько раз превышающие по площади пространство непосредственно самого двора [8, с. 26-29].
70
Переселенцы из европейской части России в своем большинстве имели тесную связь с земледелием. Архетип оседлого земледельца в мировоззрении колонистов сталкивался с представлениями части населения, которая имела пассионарный вектор реализации своих возможностей. На первых порах освоения новой территории именно казаки со склонностью к пассионарности, граничившей с авантюризмом, являлись активной движущей силой процесса колонизации новой территории. В дальнейшем эти люди уходили в тень (или находили себя на востоке Сибири) и значимую роль стали играть люди, склонные к стабильности, оседлости и земледелию. Изменения в мировоззрении колонистов достаточно хорошо прослеживаются в трансформации облика и росте городов, сельских поселений и слобод. Оседлость предполагала наличие постоянных мест для отправлений религиозных культов, а именно церквей, которые одухотворяли прилегающее пространство. За его приделами территория теряла, с точки зрения православного христианина, свои позитивные качества. Поэтому постройке церквей уделялось особое внимание. Учитывая местный суровый климат, население сибирских городов предпочитало теплые, отапливаемые храмы.
В больших по сибирским меркам городах, таких как Тобольск, Тюмень, Томск и иные, среди помыслов существовало производство кирпичей. Если этот промысел в начале использовался для изготовления печей и печных труб, то постепенно стали появляться кирпичные здания. Первые каменные строения были поставлены в Тюмени и столичном Тобольске, а также Верхотурье. В Томске кладовые палаты из кирпича появились лишь в 1706 г. [1, с. 174-180; 6, с. 44].
К началу XVIII в. Западная Сибирь и земледельческие восточные регионы Сибири по своему облику все более приближались к городам центральной части страны. Однако по составу населения и ментальному климату, царившему в городах, различия имели место. Сибирские города представляли собой сложный в этническом плане конгломерат. На сибирском пространстве сталкивались культуры, различные по установленным традициям и нормам поведения. Обстановка обязывала все слои искать и находить приемлемые компромиссы, а политика центральных московских властей поддерживала проявления всяческой толерантности. Нельзя сказать, что города центральной части России были однородны по своему этническому составу, но в Сибири из-за малой населенности эта проблема достигала особой концентрации. Незначительное по сравнению с массой русских казаков и вольных переселенцев количество бывших военнопленных (результат русско-литовских войн) приобретало в Сибири весомое значение. Это были опытные и грамотные люди, получившие в Сибири возможность добиться высоких должностей. Это относится прежде всего к плененной польско-литовской шляхте, которая в определенной мере приносила на сибирскую почку зачатки западной европейской культуры. Это касалось как пересмотра мировоззренческих позиций в плане поворота к осознанию личности как активной самостоятельной единицы, так и готовности принимать все новое в позитивном ключе. Нововведения усваивались в далекой Сибири быстрее и легче, чем в европейской части страны. На сибирской колониальной окраине более чем где-либо на территории России царил дух предпринимательства и прагматизма. Это создавало благоприятную почву для внедрения новых элементов в складывавшуюся в сибирском регионе субкультуру. Заимствованные элементы нередко эклектично соединялись с отличными по формам и содержанию традиционными нормами русского быта. Этнокультурная разнородность сибирского переселенческого сообщества сказывалась на типах жилых построек. В Сибири можно было встретить избы, характерные для центральных регионов России, и жилища, построенные по образу и подобию изб, присущих русскому северу, в частности Поморью.
Но не только западноевропейская культура проникала в среду новоявленных сибиряков, но и элементы азиатских, автохтонных принципов организации жилищ так или иначе восприни-
71
мались переселенцами. Выходя на звериные промыслы, русские охотники использовали опыт коренного населения в экипировке и обустройстве мест временного пребывания. Промысловики и казачьи отряды перенимали у аборигенов элементы одежды и необходимый в новых климатических условиях бытовой обиход. Купцы из Средней Азии наполняли сибирский рынок тканями и незнакомыми доселе продуктами питания. Вывозимые из Бухары текстиль и ковровые изделия дополняли и украшали интерьеры изб сибирских горожан [4, с. 174-177].
Открытость сибирской территории для позитивного восприятия новаций сказывалась на формировании специфического мировоззрения, что позволяет говорить о появлении на пространстве Сибири в XVII-XVШ вв. нового типа субкультуры.
Список использованных источников
1. Баландин С.Н. Начало русского каменного строительства в Сибири // Сибирские города XVII — начала XX века. — Новосибирск, 1981. — С. 174-196.
2. Баландин С.Н., Вилков О.Н. Юильский городок на р. Казым // История городов Сибири досоветского периода (XVII — начало XX в.). — Новосибирск, 1977. — С. 268-279.
3. Белов М.И. Мангазея. — Л.: Гидрометеоиздат. 1969. — 128 с.
4. Вилков О.Н. Ремесло и торговля Западной Сибири в XVII веке. — М.: Наука, 1967. — 324 с.
5. Крадин Н.П. Об основании Казымского (Юильского) острога // Историко-архитектур-ный музей под открытым небом. — Новосибирск, 1980. — С. 100-130.
6. Курилов В.Н. О некоторых закономерностях развития сибирского города XVII в. // Сибирские города XVII — начала XX века. — Новосибирск, 1981. — С. 113-118.
7. Курилов В.Н., Люцидарская А.А., Майничева А.Ю. Освоение Сибири: сохранение и трансформация русской культуры в XVII — начале XX в. / отв. ред. В.П. Мыльников. — Новоси-бирск: ПреПресс-Студио, 2005. — 99 с.
8. Люцидарская А.А. Старожилы Сибири. Историко-этнографические очерки. XVII — начало XVIII в. / отв. ред. И.Н. Гемуев. — Новосибирск: Наука, 1992. — 194 с.
9. Люцидарская А.А. Юильский острог на р. Казым (К вопросу о времени и причинах возникновения) // Сибирские города XVII — начала XX века. — Новосибирск, 1981. — С. 153173.
10. Молодин В.И. Археологическая разведка по реке Казым // Историко-архитектурный музей под открытым небом. — Новосибирск, 1980. — С. 127-140.
Рис. 1. Ермак принимает ясак у сибирских народов. Краткая сибирская летопись (Кунгурская) / авт. предисл. А. Зост. СПб.: Тип. Ф.Г. Елконского, 1880. С. 12
Рис. 2. Временные пристанища казаков Ермака во время взятия столицы Сибирского ханства. Краткая сибирская летопись (Кунгурская) / авт. предисл. А. Зост. СПб.: Тип. Ф.Г. Елконского, 1880. С. 18
Рис. 3. Усадьба вдовы томского сына боярского Манойла Гречанинова. Реконструкция архитектора А.Ю. Майничевой. Люцидарская А.А. Старожилы Сибири. Историко-этнографические очерки. XVII — начало XVIII в. / отв. ред. И.Н. Гемуев. Новосибирск: Наука, 1992. С. 29
УДК: 711.01/.09 (дополнительно 623.1/.3)
Д.С. Шемелина, г. Новосибирск
К вопросу о роли немецких военных инженеров в создании крепостей по сибирским оборонительным линиям XVIII в.
Аннотация
Статья посвящена выявлению некоторых аспектов профессионального образования и карьеры военных инженеров, имевших немецкое происхождение (Х.Х. фон Киндерман, И.И. Крафт, К.Л. фон Фрауендорф, И.И. фон Веймарн, И.И. фон Шпрингер, Г.Э. фон Штрандман) и занимавших в XVIII в. пост начальника сибирских линий. Тем самым предпринята попытка получить представление о деятельности начальников и уточнить значимость их роли в создании линейных крепостей, возводившихся с обращением к теории европейской фортификации. Затронуты вопросы происхождения, а также личностные характеристики немецких военных инженеров на посту начальника сибирских линий. Особое внимание уделено деятельности генерал-поручика И.И. фон Шпрингера как наиболее выдающегося военачальника, занимавшего данный пост.
Ключевые слова: сибирские оборонительные линии, XVIII век, немецкие военные инженеры, крепости.
Данная работа затрагивает изучение культурно-исторического наследия, относящегося,