CC BY
73
сты», а также будут выявлены различия, которые заключаются в самом подходе к комбинированию исходных признаков «петербургского текста» в отдельных произведениях.
Примечания
1 См. об этом: Леви-Строс К. Структурная антропология. - М., 1985. - С. 183-208.
2 Леви-Строс К. Указ. соч. - С. 279.
3 Иванов В.В., Топоров В.Н. Инвариант и трансформации в мифологических и фольклорных текста // Типологические исследования по фольклору - М., 1975. - С. 44-77.
4 Топоров В.Н. Петербург и «Петербургский
текст русской литературы» (введение в тему) // Миф. Ритуал. Символ. Образ: исследования в области мифопоэтического. - М., 1995. - С. 259.
5 Топоров В.Н. Указ. соч. - С. 267-268.
6 Топоров В.Н. Указ. соч. - С. 274.
7 Топоров В.Н. Указ. соч. - С. 275.
8 Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. - М., 1997. - С. 221-223.
9 Топоров В.Н. Указ. соч. - С. 314-315.
10 Топоров В.Н. Указ. соч. - С. 315.
11 Топоров В.Н. Указ. соч. - С. 313.
12 См.: Якобсон Р. Лингвистика и поэтика // Структурализм «за» и «против». - М., 1975. -С. 193-230.
Д.Н. Жаткин, Т.А. Яшина
ТОМАС МУР В РУССКИХ ПЕРЕВОДАХ 1820-Х ГГ.
(П.А. Вяземский, А.И. Одоевский, Д.П. Ознобишин)
С учетом тенденций литературного развития в России 1820-х гг. авторами статьи осуществлен анализ русских переводов произведений Томаса Мура, выполненных П.А. Вяземским, А.И. Одоевским, Д.П. Ознобишиным. Установлено, что в наиболее удачных переводах удалось сохранить музыкально-мелодическую основу стиха Томаса Мура, характерную склонность поэта к испове-дальности, философскому осмыслению жизни.
В 1820-е гг. произошло знакомство российских читателей с циклом «Ирландских мелодий» («Irish Melodies») Томаса Мура, привлекшим внимание многих русских поэтов и переводчиков. «Я собирался заказать тебе перевести несколько пиес или хотя одну из «Irish Melodies» de Moore, - писал А.И. Тургенев П.А. Вяземскому в октябре 1823 г. - Они переведены и на французский: «Melodies Irlandaises», хотя и слабо. Достань и прочти» [22, с. 361].
Вяземский внимательно следил за творчеством Мура, однако только спустя годы смог выполнить просьбу А.И. Тургенева, осуществив перевод «ирландской мелодии» Мура «Whene’er
I see those smiling eyes...», входившей в седьмой выпуск «Irish Melodies». Перевод под названием «Когда мне светятся глаза, зерцало счастья.. » был опубликован в «Северных цветах» на 1829 год, причем этот номер альманаха Вяземский незамедлительно переслал А.И. Тургеневу «Получил ли ты Цветы на нынешний год, - интересовался Вяземский у А.И. Тургенева в 1829 г. - Тут есть перевод мой одной ирландской мелодии: покажи ее Муру Этому Фоме должно будет, как и тому, дать тронуть пальцем, а на слово он никак пове-
рить не может. Первою строфою я доволен; перевод четырех начальных стихов второй затруднителен, а вклеить в стих: сердце оледенелое или пылающее за ним - невозможно по стопосложению нашему Никак не уломаешь сердца» [23, с. 76].
В альбом Софьи Николаевны Карамзиной, старшей дочери писателя, П.А. Вяземский собственноручно внес свое переводное стихотворение «Когда мне светятся глаза, зерцало счастья .», причем эта запись, сделанная на седьмом листе альбома, имела некоторое разночтение с печатным вариантом 2-4 стихов второй строфы [ср.: 5, с. 55 и 17, с. 69]. Разночтения в перечислении возможных тлетворных воздействий времени на человека вместе с тем не изменили основной мысли произведения, убедительно переданной в переводе П.А. Вяземского: «While youth, that now like snow appears, // Ere sullied by the darkening rain, // When once’t is touched by sorrow’s tears // Will never shine so bright again» (T. Moore) [25, p. 309] - «А юность светлая, на солнце жизни ясной // Блестящая, как снег, не тронутый дождем, // Когда в слезах тоски утратит блеск прекрасный, // Уж не взыграет вновь померкнувшим огнем» (перевод П.А. Вяземского) [5, с. 55].
С творчеством Т. Мура опосредованно связано стихотворение Вяземского «Слеза» (1829). А.Н. Гиривенко обратил внимание на то, что появление этого произведения инспирировано переводом В.Н. Олина «К плачущей Юлии» (1824) из цикла «Юношеских стихотворений» Мура, причем у Вяземского «не только творчески осмыслен образно-тематический план, но и появляется характерный ориентальный колорит (связанный с бытованием эмблематики “слезы” в русской романтической поэзии)» [9, с. 7; подробнее см.: 8, с. 118-121].
Вяземский хорошо знал о встречах А.И. Тургенева с выдающимися английскими писателями, а потому в его письмах в Лондон можно встретить просьбу узнать у Мура, «который из портретов Байрона вернейший», уточнить у Мура или Вальтера Скотта их отношение к возможной переработке собственных произведений прежних лет «согласно с изменением постепенным мыслей и слога» [23, с. 66, 75]. Интерес Вяземского к Муру был достаточно устойчивым, о чем можно судить по его критическим статьям, в которых имя ирландского поэта неизменно называлось рядом с именем Байрона: «В каком-нибудь столетии Байрон, Томас Мур, как ныне Анакреон или Овидий, попадутся под резец испытателей и цветы их яркой и свежей поэзии потускнеют от кабинетной пыли и закоптятся от лампадного чада комментаторов, антиквариев и схоластиков» («Разговор между издателем и классиком с Выборгской стороны или с Васильевского острова», 1824) [6, с. 97]; «.. .некоторый отблеск восточных красок есть колорит поэзии века, <.> книги Байрона, Мура и других первоклассных поэтов современных наполнены его радужными переливами» («Сонеты Мицкевича», 1827) [6, с. 127-128].
Из письма А.И. Тургенева В.А. Жуковскому от 17 марта 1829 г. известно, что А.И. Тургенев уговаривал Вяземского переводить по корректурным листам книгу Томаса Мура «Письма и дневники лорда Байрона с замечаниями о его жизни» («Letters and Journals of Lord Byron with Notes of His Life»): «Вчера виделся с издателем Муровой биографии Байрона, книгопродавцем Мурраем, приятелем Байрона. Хочет ли Вяземский переводить или хотя в извлечении издать на русском биографию Мура и письма к нему и к прочим Байрона? Автор и издатель готовы в листах доставлять мне книгу их, которой с нетерпением
ожидает читающая Европа» [цит. по ст.: 1, с. 952]. Однако замыслу А.И. Тургенева было не суждено реализоваться, поскольку русская цензура признала книгу Мура о Байроне нежелательной для распространения [см. подробнее: 2, с. 271]. Данное обстоятельство ничуть не ослабило интереса к Байрону со стороны русского общества и, в частности, П.А. Вяземского, собиравшего автографы великого поэта и посетившего в 1838 г. Нью-Стедское аббатство. Более того, некоторая зависимость русской поэзии от выдающихся зарубежных образцов, ощущавшаяся критикой, вызывала ироничные суждения, в частности, в «Новом живописце» Н.А. Полевого.
В записке о переводчиках Байрона в России, составленной А.И. Тургеневым по просьбе Мура в феврале 1829 г. на французском языке, дана такая характеристика переводческой деятельности П.А. Вяземского: «Le Prince Wiazemsky, l’un de nos poetes les plus spirituels, quoique parfois peu correct dans son style, a beaucoup, traduit de Byron et l’a imite dans une grande partie de ses poesies.
Il avait l’intention de faire sa biographie, avant qu’el n’apprit qu’une main plus habile va lui elever «monumentum aere perennius» («Князь Вяземский, один из самых остроумных наших писателей, хотя иногда и небрежный в своем стиле, много переводил Байрона и подражал ему в большей части своих стихотворений. Он является одним из наиболее усердных его почитателей и его счастливым подражателем. Он имел намерение написать его биографию до того как узнал, что более искусная рука собирается воздвигнуть ему «памятник, вековечнее меди») [14; цит. по: 2, с. 256, 258]. Как видим, Мур получил из записки А.И. Тургенева хотя и субъективное, но достаточно полное представление о Вяземском. Субъективизм автора записки проявился в порицании Вяземского за «небрежность» слога, причем А.И. Тургенев еще в 1827 г. критиковал своего друга за отсутствие стремления к совершенствованию слога, сочетавшееся, однако, с оригинальностью и силой художественного выражения [см.:
24, с. 747]. Можно предположить, что Мур знал Вяземского не только как переводчика Байрона, но и как переводчика одной из своих «ирландских мелодий». Это тем более реально, что А.И. Тургенев во время одной из встреч с Томасом Муром вполне мог подарить ему пересланный в Лондон П.А. Вяземским экземпляр «Северных цветов» на 1829 год.
К переводу стихотворения Мура «Remember thee? yes, while there's life in this heart...» из VII части «Ирландских мелодий» обратился в период пребывания в Читинском остроге поэт-декабрист А.И. Одоевский. В исповедальном лирическом размышлении «Тебя ли не помнить? Пока я дышу...» (между 1827 и 1829) Одоевский говорил о негасимой любви к отчизне, придающей смысл человеческой жизни, побуждающей к возвышенным размышлениям, великим свершениям: «Будь вольной, великой и славой греми, // Будь цветом земли и жемчужиной моря, // И я просветлею, чело вознесу...» [18, с. 137]. Превращая «подлинные цепи каторжанина в условные символы» [12, с. 391], поэт в полном соответствии с традициями декабристской литературы призывал любить родину такой, какая она есть, и стремиться силой своей любви к ее преображению: «В цепях и крови ты дороже сынам, // В сердцах их от скорби любовь возрастает, // И с каждою каплею крови твоей, // Пьют чада любовь из живительных персей» [18, с. 137]. И в этих суждениях ощущалась та пламенность, иррациональность мысли, которую, очевидно, чувствовали многие современники поэта и, в особенности, М.Ю. Лермонтов, говоривший о «темных вдохновеньях» в стихотворении «Памяти А.И. Одоевского» (1839) [16, с. 61]. Одоевскому удалось точно передать авторское настроение и основные чувства, выраженные Муром, трепетно отзывавшимся о родной Ирландии: «Remember thee? yes, while there's life in this heart. // It shall never forget thee, all lorn as thou art; // More dear in thy sorrow, thy gloom, and thy showers, // Than the rest of the world in their sunniest hours» [25, p. 296]. Перевод Одоевского, который можно считать одной из лучших русских интерпретаций «Ирландских мелодий», остался в рукописи и, будучи впервые опубликованным только в 1922 г. [см.: 15, с. 54], не оказал влияния на восприятие Томаса Мура в России в XIX в.
Первый русский поэтический перевод «мелодии» Томаса Мура «Oh! breathe not his name...» был, судя по всему, создан Д.П. Ознобишиным. В фонде 213 Рукописного отдела Института русской литературы РАН хранятся материалы, позволяющие судить о том, что к творческому наследию Мура Ознобишин обращался на протяжении всей своей жизни. Под №24 в указанном фонде М.П. Алексеев обнаружил и внимательно изучил тетрадь в переплете на 140 листов «Стихотво-
рения Д.П. Ознобишина (1823-1829 гг.)». В этой тетради, в числе прочего, имелся и перевод посвященной Роберту Эммету «ирландской мелодии» «Oh! breathe not his name...»: «He зовите его, пусть спит он в безмолвье, // Где хладный с бесчестьем сложон его прах; // Пусть слезы застынут на наших очах, // Как вечерня роса на его изголовье. // Но с вечерней росы, хоть безмолвно ложится, // Свежим дерном могила его обновится, // А слезы, что льем мы, хоть льем их в тиши, // Сохранят его память живей для души» [цит. по:
11, с. 68]. Ознобишин успешно передал высокий гражданственный пафос английского оригинала, сочетающийся с твердой убежденностью в торжестве идеалов свободного земного бытия. Публикация данного перевода, выполненного, согласно датировке в рукописи, в 1826 г., состоялась несколько позже, в альманахе «Зимцерла» на 1829 год, причем в оглавлении рядом с названием вместо фамилии автора был указан крипто-ним «Ш», отсутствие которого в числе известных псевдонимов Ознобишина побуждает А.Н. Ги-ривенко осторожно говорить о предполагаемом авторе русского перевода [см.: 7, с. 543].
В той же тетради Д.П. Ознобишина М.П. Алексеев обнаружил еще пять переводов из Томаса Мура. Датированный 1 сентября 1826 г. перевод «ирландской мелодии» «The Minstrel-Boy» уступал по художественным достоинствам более раннему, относящемуся к 1823 г. переводу И.И. Козлова «Молодой певец», однако при этом являлся вполне завершенным, композиционно целостным, что побудило Ознобишина к его публикации под названием «Юноша-певец» в журнале «Атеней» и в «Литературных прибавлениях к «Русскому инвалиду» [4, с. 369; 20, с. 831]. Как и в переводе «Не зовите его, пусть спит он в без-молвье...», внимание Ознобишина сконцентрировано на основной идее произведения Мура, - неспособности вражеских оков смять «дух гордый и юный», уничтожить вместе с человеком свободолюбивый настрой народа. С датой «20 декабря 1826 г.» в тетради помещено стихотворение Ознобишина «Эрин», являющееся переводом «Erin! The tear and the smile in thine eyes...» из первой части «Ирландских мелодий» Томаса Мура: «Эрин! Твои слезы, улыбка в очах, // Слилися, как радуга на небесах! // Сквозь волн бед светлея, // Сквозь радость темнея, // Твои солнцы, бледнея, восходят в слезах» [цит. по: 19, с. 93]. В июне 1828 г. Ознобишин обратился к переводу стихотворения
«Though the last glimpse of Erin with sorrow I see...» из первой части «Ирландских мелодий» Т. Мура, однако этот перевод, включающий три строфы-четверостишия, по-видимому нуждался в дополнительной обработке, а потому не был предложен автором для печати. В книге М.П. Алексеева, посвященной русско-английским литературным связям, в качестве иллюстрации воспроизведена страница рукописи Ознобишина, убедительно свидетельствующая, что «ирландская мелодия» «Уж Эрин бледнеет» подвергалась существенной правке; только первая строфа текста избежала исправлений: «Уж Эрин бледнеет, чуть видный очам; // Но ты где, мне Эрин везде будет там. // Вдали мне отчизной твоя будет грудь, // И взгляд твой, друг милый, осветит мой путь» [3, с. 719; первую публикацию стихотворения см.: 21, с. 177]. В тетради «Стихотворения Д.П. Ознобишина (1823-1829 гг.)» имеются также датированный мартом 1828 г. перевод стихотворения «If thou'lt be mine...» из седьмой части «Ирландских мелодий» Мура под названием «Моею будь, друг милый... » и стихотворение «Горный дух» -перевод «мелодии» «The Mountain spirit» из девятой части «Ирландских мелодий».
Дальнейшее обследование материалов Д.П. Ознобишина в ИРЛИ, осуществленное Т.М. Гольц, позволило выявить в фонде 213 другие произведения, восходящие к Муру и до настоящего времени не опубликованные, - «Песню Зелики» (ф. 213, №21) и перевод четвертой части поэмы «Лалла Рук» под названием «Светило гарема» (ф. 213, №31) [см.: 10, с. 413]. В том же фонде под №22 хранится ранний сборник Ознобишина «Мечты» (1821-1822), включающий в себя, в числе многочисленных переводов из Катулла, Э. Парни, А. Ламартина и др., «Отрывок из Томаса Мура»: «Та песнь была // Для тех мила // Кто грустных дней // В душе своей // Не находил, // Кто счастлив был, // Когда любил...» [13, л. 22 об.]. Переложением из Т. Мура является также стихотворение Ознобишина «Рождение арфы», впервые опубликованное в №2 «Галатеи» за 1839 г.
Как видим, к «Ирландским мелодиям» Томаса Мура в эпоху русского романтизма обращались не только М.Ю. Лермонтов и И.И. Козлов, чьи переводы достаточно хорошо изучены отечественными литературоведами, но и другие известные русские писатели - П.А. Вяземский, А.И. Одоевский, Д.П. Ознобишин. Наиболее удачные из переводов точно передавали музыкаль-
но-мелодическую основу стиха Томаса Мура, характерную рассудочность, склонность к испове-дальности, патриотические настроения, нашедшие отражение в английском оригинале. Русским поэтам оказывались близки свободолюбие Мура, бунтарские и тираноборческие мотивы его творчества, признание естественности процессов изменения жизни, ведущих к преображению духовной сущности человека.
Библиографический список
1. Алексеев М.П. Автографы Байрона в СССР // Литературное наследство. - Т. 58. - М.: Наука, 1952. - С. 949-998.
2. Алексеев М.П. Томас Мур, его русские собеседники и корреспонденты // Международные связи русской литературы. - М.; Л.: Наука, 1963. -С. 233-285.
3. Алексеев М.П. Русско-английские литературные связи (XVIII век - первая половина XIX века). - М.: Наука, 1982. - 868 с.
4. <Без подписи>. Юноша-певец// Атеней. -1828. - №>12. - С. 369.
5. Вяземский П.А. Полное собрание сочинений: В 12 т. - СПб., 1880. - Т. 4. - 432 с.
6. Вяземский П.А. Сочинения: В 2 т. - М.: Художественная литература, 1982. - Т. 2. - 568 с.
7. Гиривенко А.Н. Отражение творчества Томаса Мура в русской литературе первой трети XIX в. // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. - 1984. - Т. 43. - №>6. - С. 537-543.
8. Гиривенко А.Н. Перевод в литературном процессе (новое в стихотворении П.А. Вяземского «Слеза») // Тетради переводчика. - 1989. -Вып. 23. - С. 118-121.
9. Гиривенко А.Н. Русская рецепция Томаса Мура: Автореф. дис. ... канд. филол. наук. - М., 1992. - 20 с.
10. Гольц Т.М. Ознобишин Дмитрий Петрович // Русские писатели. 1800-1917: Биографический словарь. - М.: Большая российская энциклопедия; Фианит, 1999. - Т. 4. - С. 411-415.
11. Зимцерла. Альманах на 1829 год. - М.: тип. С. Селивановского, 1829. - 168 с.
12. Зыкова Г.В. Одоевский Александр Иванович // Русские писатели. 1800-1917: Биографический словарь. - М.: Большая российская энциклопедия; Фианит, 1999. - Т. 4. - С. 390-392.
13. Институт русской литературы (Пушкинский дом) Российской академии наук. - Рукописный отдел. - Ф. 213. - №22.
14. Институт русской литературы (Пушкинский дом) Российской академии наук. - Рукописный отдел. - Ф. 309. - №367.
15. Кубасов И.А. Декабрист А.И. Одоевский. -Пг.: Звенья, 1922.
16. Лермонтов М.Ю. Собрание сочинений: В 4 т. - М.: Художественная литература, 1975. -Т. 1. - 648 с.
17. Модзалевский Б.Л. Из альбомной старины // Русский библиофил. - 1916. - №6. - С. 65-86.
18. Одоевский А.И. Полное собрание стихотворений и писем. - М.: Academia, 1934. - 596 с.
19. Ознобишин <Д.П.> Эрин // Сын отечества. - 1827. - Ч. 113. - №9. - С. 93.
20. Ознобишин <Д.П.> Юноша-певец // Литературные прибавления к «Русскому инвалиду». -1832. - 28 дек. (№104). - С. 831.
21. Ознобишин Д.П. Стихотворения / Сост., вступ. ст. и примечания Т.М. Гольц. - М.: Голос, 1992. - 416 с.
22. Остафьевский архив кн. Вяземских: В 5 т. / Под ред. и с примечаниями В.И. Саитова. - СПб.: тип. А.Д. Ступина, 1899. - Т. II. - 580 с.
23. Переписка А.И.Тургенева с кн. П.А.Вязем-ским. - Пг.: Всемирная литература, 1921. - Т.1. 1814-1833. - 328 с.
24. Русская старина. - 1875. - №4. - С. 746-748.
25. Moore T. Poetical works. - Paris: PLG, 1829. -546p.
Е.В. Бермус
ПУШКИНСКИЕ ИСТОЧНИКИ ПОВЕСТИ А.М. РЕМИЗОВА «НЕУЁМНЫЙ БУБЕН»
Изучение источников литературного произведения — одно из приоритетных направлений исследования творчества А.М. Ремизова (1877—1957). В данной статье в означенном аспекте анализируется малоизученная повесть писателя «Неуёмный бубен» (1909), а именно исследуется связь произведения с наследием А.С. Пушкина.
Отношение А.М. Ремизова к Пушкину нельзя назвать однозначным. Признание его неизмеримого вклада в развитие русской литературы чередовалось с прохладной отчуждённостью. Как заметил С. Кибаль-ник, «Ремизову Пушкин труднее всего дался, и то, что вначале мнилось «холодным и сухим», раскрывалось затем как особый стиль, «рассказ», нечто вроде «стилизаторства»» [4, с. 176]. Тем не менее Ремизов нашёл «своего» Пушкина в мощном народном начале его произведений.
Проблема влияния творчества А.С. Пушкина на произведения А.М. Ремизова уже привлекала внимание исследователей, большей частью в связи с пушкинскими реминисценциями в повести «Крестовые сёстры» [5; 12; 13].
Мы хотели бы остановиться на повести А.М. Ремизова «Неуёмный бубен» (1909), также испытавшей пушкинское влияние. Фабула повести представляет собой незамысловатую историю любви-страсти мелкого канцеляриста Ивана Семёновича Стратилатова к шестнадцатилетней Надежде. За таким достаточно незатейливым сюжетом скрывается множество отсылок к произведениям древнерусской и новой русской литературы, каноническим библейским текстам и апокрифам. Для нас особый интерес представ-
ляют заимствования из произведений А.С. Пушкина «Гавриилиада» (1821) и «Чёрная шаль» (1820). Основанием для сближения «Неуёмного бубна» и пушкинских произведений являются прежде всего упоминания их в повести А.М. Ремизова. Исследователи обращали внимание на связь ремизовского текста с «Г авриилиадой» [3; 11], но подробного сопоставительного анализа произведений проведено не было. Связь «Неуёмного бубна» с пушкинской «Чёрной шалью» до сих пор не изучалась. Цель настоящей статьи -исследовать влияние данных пушкинских произведений на ремизовскую повесть.
В центре «Г авриилиады» любовная коллизия, участниками которой являются Бог, дьявол и архангел Гавриил, соперничающие за право обладать Марией. В фабуле легко угадывается пародия на библейскую легенду о непорочном зачатии Христа. Вероятно, под влиянием поэзии Парни, Вольтера, популярной в России 20-х годов XIX века [1, с. 317-325], А.С. Пушкин придает поэме эротическую окраску: пушкинский Бог предстаёт как сластолюбивый старец, воспылавший любовью к юной Марии, а посредником между ними («а по-земному сводник» [7, с. 11]) стал архангел Гавриил, явившийся деве в виде прекрасного юноши.
