В. Н. Калиновская
ТИПЫ ЛЕКСИЧЕСКИХ НОВАЦИЙ В РУССКОМ ЯЗЫКЕ XIX ВЕКА: универсальные словообразовательные модели «в действии»1
The paper examines the way the language of science influenced the Standard Russian development in the 19th century. Using as an example one of the productive word-building types frequently found in the processes of terminological system formation, the paper demonstrates the 'verbal-expansion' process based on compound adjectives with components such as -obraznyj, -vidnyj, andpo-dobnyj. A special focus is on the trend of anthropocentrical adjective formation on new nominal stems and on the role of extralinguistic factors.
Дифференциальный принцип формирования словника «Словаря русского языка XIX века», делая наглядной картину изменений словарного состава русского языка в период складывания его общенациональной разновидности употребления — литературного (письменного) языка, позволяет приблизиться к выполнению поставленной и окончательно не решенной задачи построения исторической лексикологии и истории русского литературного языка нового времени. Ориентация на употребление при синхронно-диахроническом описании лексики позволяет воссоздать с большей объективностью динамическую картину изменения ее состава и характера системных отношений. При таком подходе окказиональные, на первый взгляд, факты могут рассматриваться как подтверждение общих языковых тенденций.
Наиболее очевидной и существенной динамической частью словника является лексическая неология, результат активных словообразовательных процессов и заимствований. Даже самый приблизительный анализ состава новой лексики позволяет выявить основные направления «языкового расширения» в литературно-письменной сфере: рост номинаций в сфере отвлеченных понятий; формирование отдельных тематических групп слов, связанных с различными новыми областями научно-практической и хозяйственной деятельности людей; приток лексики, обозначающей новые реалии XIX века из разряда предметов быта, явлений искусства, научных и техни-
1 Работа выполнена при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда, грант №07-04-00151а «Словарь русского языка XIX в.»: формирование словника».
16
ческих открытий; развитие новых пластов эмоционально-оценочной лексики; новых актуальных средств изобразительности и т. д.
Указанные тенденции количественного увеличения словарного запаса русского языка, равно как и некоторые специфические особенности отмеченных процессов — словообразовательного и заимствования, — характеризуют эволюцию феномена, определяемого, начиная с XIX века, термином «литературный язык»2. Одной из таких черт является пополнение языка «словами единообразной структуры» [1: 7]. В силу того что «словообразование развивается по свойственным ему законам как целостная система», следует заметить: именно в этой области языка ярче всего прослеживается типология отдельных фактов — в формировании конкретных моделей и типов, складывании словообразовательных гнезд [1: 11]. При анализе развития тех или иных словообразовательных моделей и типов помимо собственно лингвистического фактора как организующего и системообразующего необходимо учитывать и причины экстралингвистического порядка. Представляется, что характерное для XIX века и отмечаемое исследователями влияние на литературный язык со стороны терминологической подсистемы словообразования [1: 13] носило не просто сугубо внешний характер, но было обу-
2 Слова литература, литературный и литератор входят в русский язык в
XVIII в. и остаются варваризмами вплоть до начала XIX века, об этом свидетельствует как характер написания слов с двойным -тт- в корне, зафиксированный в первом словаре иностранных слов (Ян. литтератор, лит-тература), так и факты языковой рефлексии современников на употребление новации: «Французское с Латинского языка взятое ими <французами> слово литтература, .. изображает в их языке тож самое понятие, какое в нашем языке изображаем мы названием словесность: на чтоже нам чужое слово, когда у нас есть свое?» А. С. Шишков (Цит. по.: СРЯXVIII. Вып. 11. СПб.: «Наука», 2000. С. 190-191). Неприятие новых терминов являлось отражением пуристических взглядов автора и некоторых его современников на заимствования.
Выдержав конкуренцию, прилагательное литературный, равно как и однокоренные с ним слова, заменили собой традиционную лексику. По-видимому, иноязычный характер новых единиц наиболее удовлетворительно передавал «метафизический» смысл усложненных временем понятий, некогда определяемых старыми терминами словесность, книжность; словесный, книжный; писатель, книжник (ср. автор, литератор), что в итоге и предопределило функционально-стилистическое перераспределение между вариантами словесного ряда. Подобные отношения наблюдались во многих вновь образуемых синонимических рядах. Выбор наиболее предпочтительного инварианта в каждой конкретной ситуации означал переход к новой культурной парадигме в рамках единой, складываемой в
XIX веке общенациональной нормы словоупотребления.
17
словлено культурно-историческим фактором. Этот процесс мы можем проследить на примере анализируемой в данной статье группы лексики.
На протяжении всего XIX века наряду с развитием других функционально-стилистических разновидностей литературного языка происходит дальнейшее совершенствование языка русской науки, что не могло не отразиться на характере изменений в системе литературного языка в целом. Образцы систематического описания предмета исследования, данные в предыдущую эпоху благодаря переводам фундаментальных трудов европейских ученых и оригинальным сочинениям русских авторов, послужили продолжению формирования научной и специальной терминологии. Примером номинативных единиц продуктивного типа могут являться сложные прилагательные, образованные по традиционной для книжно-письменного языка словообразовательной модели сложением именной основы с варьирующейся второй частью -видный/-образный/-подобный. Активность данной модели начала проявляться еще в XVIII в. (ср. веретенообразный Бот., воздухообразный/-подобный, газообразный, Физ., Хим., грушевидный, дугообразный/-видный Геогр., звездообразный, зерцалообразный/-видный, колбасообраз-ный Анат., крестообразный/-видный Бот., кругообразный, крылообразный Анат., крючкообразный Бот., лучеобразный Геогр., машино-образный и др. ).
Потребность в подобных единицах была связана с необходимостью номинации (обозначения) системообразующих (типичных) признаков описываемого предмета, на основании которого тот или иной предмет включался в определенный разряд (класс, вид, группу и т. п.) себе подобных. Наименование (новый признак) мотивируется внешним сходством, совпадением в проявлении качеств и свойств данного предмета с каким-либо другим; отношением к пространству (расположение, движение). Созданные по такой «метафорической» модели новые слова обнаруживаем в разных сферах науки, техники, производства, некоторые из них, как можно видеть, получали распространение сразу в нескольких областях знания. Тексты XIX века свидетельствуют о значительном пополнении рядов таких прилагательных в составе русского литературного языка.
Специфической особенностью новаций этого периода является отнесенность многих из них к разряду номенклатурных слов-терминов, принадлежащих той или иной области науки или производства (альбуминоподобный, анидоподобный, белковидный, жела-тинообразный, жирообразный, иглообразный, казеиноподобный,
3 Все примеры взяты из СРЯXVПL
18
камедеобразный, маслообразный, миозиноподобный Хим.; амебовидный, бластулообразный, веерообразный, глобулинообразный, ме-дообразный, пузыревидный Биол.; жилообразный, зонтикообразный, тесьмообразный, чечевицеобразный Бот.; корытообразный, котлообразный, мелоподобный Геогр., Геол.; монадообразный, нитевидный, ракообразный, сомовидный, хоботообразный Зоол.; подковообразный, седловидный Физ.; мешковидный, черпаловидный Анат.; углообразный Архит.); плодом дальнейшей интеллектуализации данной модели может считаться появление «слов-формул» типа и-образный Тех.4 Среди слов данной группы, представляющих собой собственно номенклатурные наименования, можно выделить, например: химические термины, производные от названия какого-либо вещества, в ботанике и зоологии — родовые или видовые наименования групп растений или животных, в математике — названия разрядов чисел, величин. В зависимости от научной области своей спецификой отличается первая часть производящей основы. Химическая неология, образованная по данной модели, в первую часть слова включает наименование какого-либо вещества. Химическим терминам присуща также латинская составляющая первой основы сложного слова. Следует отметить, что вторая часть у таких наименований, указывая на отнесенность к определенному денотату, постепенно формализуется, функционально выполняя роль суффикса, присоединяется к первой основе в готовом виде.
Если учитывать динамику нормы внутри ряда с синонимичными формантами, то сопоставление употребительности того или иного варианта по хронологии позволяет сделать вывод в пользу поздних единиц на -образный, вытесняющих -видный, -подобный, более ранние образования. Статистика новообразований также свидетельствует о предпочтении указанного варианта, хотя другие варианты модели продолжают оставаться востребованными. Можно предположить, что вероятность стать общелитературным словом у новаций с -образный была выше, что связывается с большей степенью абстрактности данного форманта и, следовательно, с возможностями более широкой его сочетаемости с именными основами в первой части слова, а также самого прилагательного с существительными различной семантики.
4 Примеры здесь и далее по тексту взяты из дифференциального словника «Словаря русского языка XIX века», составленного на базе Большой картотеки Словарного отдела ИЛИ РАН, картотеки «Словаря русского языка XIX века», материалов НКРЯ (www/ruscorpora.ru) и других источников. Датируются самые ранние случаи употребления слова на основании текстового (цитатного) материала, имеющегося в указанных источниках.
19
У терминов или приближающихся к ним наименований, образующих данную группу, на протяжении всего исторического периода сохраняется тенденция к порождению новых лексических единиц путем подобного «стяжения» метафоры, сравнения: жилообразный 1856 (корни Бот.), веерообразный (душ 1890 Тех., расширение 1866 Биол.), хлопьевидный 1880-е (вещество Хим.), сноподобный 1886 (состояние Физиол.), резиноподобный 1887 (масса Хим.), зонтообразный 1895 (конус Архит.), желобообразный 1902 (полоса Столяр.) и некоторые др. В ряду новообразований намечается выделение таких лексико-семантических групп, например, прилагательных, которые характеризуют различные признаки движения, его траекторию, поступательность: скачкообразный (движение 1902, изменение 1886 Биол.), спиралеобразный 1864 (спуск), толчкообразный 1871 (понижение), волчкообразный 1875 (кружение — о танце) и др. В отдельных случаях можно наблюдать более раннюю фиксацию формы наречия: веерообразно (В полдень Наполеон, окончив развертывание огромных своих масс, начал наступать веерообразно к Рагидорфу. Энц. лекс. 1835, VIII: 29).
Для истории русского литературного языка большой интерес представляет динамика подобной словообразовательной продуктивности. Как показывают самые разнообразные по жанру и хронологии тексты, на базе рассматриваемой модели сформировалось огромное количество сложных прилагательных, обогативших русский литературный язык XIX века с точки зрения новых возможностей выражения эмоциональной оценки, передачи экспрессии и со стороны изобразительности. Создание новых прилагательных по данной модели, безусловно, отражает роль науки, ее языка и их влияние на другие сферы жизни российского общества, особенно во второй половине века в связи со значительными научными открытиями и их практическим применением.
Среди новаций этого периода, прежде всего, выделяется лексико-семантическая группа сложных прилагательных антропоцентрической направленности. Новая лексика характеризовала конкретного человека как представителя определенного типа с разных сторон: а) анатомо-физиологических данных; б) эмоционально-психических свойств; в) социальной принадлежности или сущности. Рассмотрим некоторые из слов указанной группы. Новации, с помощью которых рисуется портрет человека (внешний и внутренний), безусловно, являются частью новой культурной парадигмы, отражающей определенный тип сознания. Подобные прилагательные, с одной стороны, обращают читателя к первообразу, с другой — превращают частные внешние признаки описываемого персонажа в типические черты, например: воронкообразный (лицо), дынеобразный (голова),
20
копытообразный (ногти), лопатообразный (борода), львинообраз-ный (голова), миндалевидный (глаза), палкообразный (руки), черно-сливообразный (глаза) и т. д. Помимо лексических новаций, называющих отдельные «выступающие» черты портрета, отметим слова, характеризующие облик человека в общем: альбиносообразный (юноша), бульдогообразный (физиономия), котообразный (фигура), крокодилообразный (тело), нимфообразный (о девушке), пуделеоб-разный (юноша), медведеобразный (генерал), скелетоподобный (старушка), птицеобразный (плясун), слонообразный (фигура), тумбообразный (женщина). Как правило, семантика подобных прилагательных осложнена дополнительными коннотациями либо оценочного, либо историко-культурного свойства, что обусловливается метатекстовыми связями стоящих за словами образов. Так, например, употребление прилагательных миндалевидный, черносливооб-разный в текстах XIX века связано с передачей восточного колорита образа; оно отсылает нас к стилевой особенности русского литературного языка, выработанной романтической традицией: Армяне — красивый народ, и их женщины и девушки славятся на Востоке своей красотой. Природа одарила их свежим цветом лица, черными пылкими миндалевидными глазами, великолепными белыми зубами, пышными черными волосами (И. Ф. Бларамберг. Воспоминания, 1872); Известие о несуществовании более на сем свете матушкина «жиденка» с черносливообразными глазами нисколько, признаюсь, меня не опечалило; но мне было интересно взглянуть на его вдову. Она слыла у нас за отличнейшую хозяйку (И. С. Тургенев. Степной король Лир, 1870). Данной стилевой особенностью объясняется употребление новации тюльпановидный, также неслучайно оказавшейся в тексте повести «Хаджи-Мурат» Л. Н. Толстого (1896-1904): Есть прелестный подбор цветов этого времени года: ..желтая сурепка с своим медовым запахом; высоко стоящие лиловые и белые тюльпановидные колокольчики.
Более сложные историко-культурные ассоциации вызывает употребление прилагательного нимфообразный, приобретающего иронический оттенок в следующем контексте: Неловко было старым взяточникам и обиралам в такое время открыто говорить доктору, что ты подлец, да то, что ты не с нами, и мы дадим тебе почувствовать. Нужно было стегать доктора другим кнутом, и кнут этот не замедлили свить нежные, женские ручки слабонервных уездных барынь и барышень, и тонкие, гнутые ремешки для него выкроила не менее нежная ручка нимфообразной дочери купца Тихонина (Н. С. Лесков. Некуда, 1864). Следует отметить, что характер семантической структуры данной словообразовательной модели и формализация второй производящей основы в составе прила-
21
гательного позволяли создавать новые номинативные единицы для обозначения практически любого типизирующего признака. Русские авторы охотно пользовались предоставленной системой языка возможностью, например, при характеристике социальной принадлежности персонажа (Кассир театра? — но он часто и не видит того, для кого у него покупают ложу? Положим, он требует имя и записывает его, но имя совершенно звук пустой, потому что у нас пока еще нет адрес-календаря кокоткам, по которому кассиры могли бы о них справляться. Капельдинер — что ли — может не впускать даму, если она на его лакейский взгляд камелеобразна? Н. С. Лесков. Русские общественные заметки, 1869) или социального поведения (А вот эти господа хохочут, а доктор Розанов говорит «Я, говорит, сейчас самого себя обличу, что, получая сто сорок девять рублей годового жалованья, из коих половину удерживает инспектор управы, восполняю свой домашний бюджет четырьмястами шестьюдесятью рублями взяткообразно». Н. С. Лесков. Некуда, 1864) и т. д. Оба примера могут быть свидетельством актуализации того или иного понятия, характеризующего современную авторам общественную жизнь: Ср. Заметьте, что аристократический камелизм у нас не идет дальше начала сороковых годов. И все новое движение, вся возбужденность мысли, исканья, недовольства, тоски идет от того же времени. Тут-то и раскрывается человеческая и историческая сторона аристократического ка-мелизма. Это своего рода полусознанный протест против старинной, давящей, как свинец, семьи, против безобразного разврата мужчин (А. И. Герцен. Былое и думы, 1865-1868).
Самая распространенная реализация данной семантической модели образования сложных прилагательных, оценивающих человека, базируется на сравнении его с кем-либо из мира животных. Зооморфизм, традиционно продуктивный и универсальный способ оценки человеческих качеств, имеет у новых единиц свою специфику. В этой группе новаций можно заметить тенденцию к расширению круга именных производящих основ, мотивирующих новую номинативную единицу. При выражении отрицательной авторской оценки каких-либо проявлений человеческих качеств и свойств всё больше начинают использоваться прилагательные и связанные с ними наречия, образованные по указанной модели либо от названий с устойчивыми отрицательными коннотациями, либо от названий низших представителей животного мира: козлообразный (<Нади-мов> человек молодой и горячий и потому надеется поместить в этой роли, как в ломбарде, весь внутренний жар, беспредметно накипевший в его груди. Что касается до Разбитного, то он .. выражает свои чувства несколько иначе, а именно: на каждой пло-
22
щадке лестницы производит по одному в высшей степени козлооб-разному антраша, — и отправляется откушать рюмку водки к доброй знакомой своей Вере Готлибовне Пройминой. М. Е. Салтыков-Щедрин. Приезд ревизора, 1857), насекомообразный (Дант вымотал все человеческое зло в девяти грандиозных кругах ада; Полонский, наоборот, стянул и сжал обычное содержание человеческого существования в тесный мирок насекомых.. Пустое существование, в котором все действительно мелко, а все высокое есть иллюзия, — мир человекообразных насекомых или насекомообразных людей — преобразуется и просветляется силою чистой любви и бескорыстной скорби. В. С. Соловьев. Полонский, 1864); пиявко-образный (3-й Кредитор — пиявкообразный человек сутяжного свойства. А. В. Сухово-Кобылин. Смерть Тарелкина, 1869), блохо-подобный (— А замечаете вы, как быстро русские люди, о чем бы они ни говорили, соскакивают на шутку? .. — Они на всё наскакивают и от всего быстро отскакивают. Уж такое у них блохопо-добное поведение... М. Горький. Мужик, 1899). Как следует из цитат, данные прилагательные служили стилистическим средством создания сниженного образа; такого рода оценка могла иметь отношение либо к эстетическому восприятию изображаемого предмета, либо к характеристике его социальной сущности. О том, что такая тенденция действительно имела место, свидетельствуют примеры из более поздних текстов, в которых отражены уже заложенные контекстом потенции к реализации данной «метафорической» модели: Почему же не поболеть какому-нибудь Андрею Ефимычу или Матрене Саввишне, жизнь которых бессодержательна и была бы совершенно пуста и похожа на жизнь амёбы, если бы не страдания? (А. П. Чехов. Палата №6, 1892).
Пожалуй, можно выделить еще одну тенденцию, связанную с возникновением новых прилагательных в этой группе, — замену старых вариантов более экспрессивным неологизмом, например, употребление скотоподобный (счастье 1897, состояние 1900)5 вместо традиционных зверообразный/-видный/-подобный как отражение типичной для христианской культуры оппозиции «человек / зверь», связанной с представлениями о добре и зле. Сама замена и характер лексической сочетаемости нового слова говорят об усилении семантики качества в прилагательном, о появлении в ней социокультурной составляющей.
5 В картотеке СРЯХУШ данное прилагательное отсутствует, однако есть существительное скотоподобникъ со ссылкой на «Словарь Академии Российской» [Ч. I-VI. СПб., 1789-1794](САР), куда оно было помещено с пометой Сл<авянское>.
23
Аналогичную картину можно наблюдать в образовании новых прилагательных, употребляемых по отношению к конкретно-предметной лексике. Здесь прослеживаются те же тенденции к расширению круга производящих именных основ как с конкретной, так и с абстрактной семантикой. Что касается последней, то образованные таким способом прилагательные представляют специфику русского языка XIX века: таинственно-образный — Я вслушивался в их <тополей> таинственно-образный шепот и успокоительно засыпал под их качание... (А. А. Григорьев. Мое знакомство с Виталиным, 1845).
В заключение анализа одного из типов лексических новаций русского языка XIX века — прилагательных, образованные по модели «именная основа + -видный/-подобный/-образный», — отметим, что он преследовал цель дать лишь самое общее представление о том, как работает в условиях активного словопроизводства один из наиболее продуктивных для этого периода способ порождения актуальной лексики. В то же время расширяющийся за счет вовлечения в словообразовательный процесс все новых и новых основ и переосмысления старых круг новаций не отменял уже существующих номинаций. Параллельно с развивающейся словообразовательной моделью в русском языке еще в XVIII веке могли функционировать, имея то же значение, прилагательные, образованные при помощи суффиксов -ист-, -оват-, -оваст-, -чат-: ср. дуговатый, дугообразный, дуговидный (СРЯXVIII), желобообразный и желобоватый (СРЯXVIII), грибообразный, грибовидный и грибоватый, грибова-стый Бот. (СРЯXVIII), камедеобразный и камедистый Тех., корытообразный и корытчатый Геогр. (СРЯXVIII), лопатообразный и лопатчатый (СРЯXVIII) и т. д. Процесс системного преобразования вариантных рядов, образовавшихся среди равнозначных или близких по значению прилагательных, продолжился в XIX в.
Литература
1. Изменения в словообразовании и формах существительного и прилага-
тельного // Очерки по исторической грамматике русского литературного языка / Под ред. В. В. Виноградова и Н. Ю. Шведовой. М.: Наука, 1964.
2. СРЖМП — Словарь русского языка XVIII века. Вып. 1-17. Л.; СПб.:
Наука, 1984-2007, продолж. изд.
3. Энц. лекс. 1835 — Энциклопедический лексикон, т. 1-17. Изд. Плюша-
ра. СПб., 1835-1841. 3. Ян—Яновский Н. Новый словотолкователь, расположенный по алфавиту. Ч. 1-3. СПб., 1803-1806.
24