CC BY
327
кую весну красную горку. С ней связаны воспоминания деревни. А для меня обычай - святая вещь и за него готов пожертвовать всем» (93; курсив мой. - А.Г.). Начальная часть этого микротекста уже была предметом нашего подробного анализа в связи с идеей всеобщего пробуждения во втором томе «Мертвых душ»1. В работе была акцентирована брачная символика Красной горки как традиционного времени народных свадеб. Но у этого праздника был еще один важный аспект, связанный с поминовением покойных предков. Красную горку отмечали в России в воскресенье на Фоминой неделе. Бытовало представление, что в пасхальный период предки посещают землю и свои дома, а также справляют свою Пасху, получившую название Пасха мертвых. Поминальные обряды Фоминой недели должны были обеспечить умершим достойное пребывание на земле и благополучное возвращение на тот свет. Основным днем поминовения была Радуница, т. е. вторник или понедельник на Фоминой неделе. В этнографическом труде А. Терещенко «Быт русского народа», который Гоголь внимательно изучал во время работы над вторым томом, дано подробное описание радуницких обрядов и связанных с ними верований. Терещенко, в частности, пишет: «Верят еще, что если в Радуницу случится представление света, то вышедшие из темниц (предки. - АТ.) предстанут прямо в рай с поминающими их»2. И Красная горка, и Радуница входили в цикл народных пасхальных праздников, лейтмотивом которых была тема воскресения Христа и духовного спасения человека. Так что вряд ли случайно завершил Гоголь свой весенний пейзаж восклицанием: «Рай, радость и ликованье всего!».
Таким образом, у нас есть достаточно веские основания, чтобы сопоставить пасхальные хронотопы Данте и Гоголя. Если у Данте личное религиозное преображение героя получает вселенский размах и не-
1 См.: Гольденберг, А.Х. Идея всеобщего пробуждения в творчестве Гоголя и фольклорная традиция / А.Х. Гольденберг // Русское литературоведение в новом тысячелетии: материалы Между-нар. конф. М., 2002. Т.1. С. 48 - 54.
2 Терещенко, А. В. Быт русского народа.
Ч. IV, V / А.В. Терещенко. М., 1999. С. 234.
посредственно ориентировано на новозаветную историю, то у Гоголя пасхальный хронотоп дан в контексте его художественного осмысления древнерусской литературой и фольклором. Но это лишь первое приближение к обсуждению сложной и, как представляется, весьма перспективной научной идеи.
Более десяти лет назад, подводя итоги изучения проблемы «Гоголь и Данте», Ю.В. Манн сделал вывод о том, что полное сопоставление «Мертвых душ» и «Божественной комедии» - «это задача будущих исследований»3. Новые концепции и частные наблюдения не могут, конечно, заменить всеобъемлющего изучения проблемы дантовских традиций у Гоголя, но они приближают решение этой все еще актуальной научной задачи.
И.В.КИРИЛЛОВА
(Волгоград)
ТИПОЛОГИЯ ГЕРОЕВ А. ПЛАТОНОВА
Существующая в современном литературоведении типология персонажей А.Платонова дополняется еще одним очень важным образом - образом ребенка («владыки человечества»).
Анализ способов разработки и развития типа героя в прозе А.Платонова помогает увидеть своеобразие его концепции личности (шире - своеобразие художественного мира писателя), выделить существенные категории авторского мироощущения, проследить эволюцию его философских взглядов и его творческого метода.
Современными литературоведами предпринята попытка разработать типологию платоновских героев. Л. Фоменко, например, считает, что герой Платонова «восходит к традиционному в русской литературе типу "маленького человека"...» [9: 45]. И. Савельзон обнаруживает у писателя три архетипа - герой-странник, герой-труже-
3 Манн, Ю.В. «Память смертная». Данте в творческом сознании Гоголя... С. 435.
© Кириллова И.В., 2007
ник и герой-хранитель памяти [8: 15]. Н. Малыгина выделяет четыре основных типа героев Платонова: 1) «естественный» человек, «не выделяющийся из природы»;
2) «сверхчеловек», присвоивший себе право глобального переустройства природы;
3) «спаситель», восходящий к идеалу Хри-ста-спасителя; 4) «странник», «сокровенный человек», ищущий гармонии с миром [4: 21 - 26]. Н. Корниенко дополнила существующую типологию, выделив «умствующего» и «сомневающегося» героев [2: 18]. Е.Яблоков, помимо обозначенных другими литературоведами таких типов платоновских героев, как «естественный» или «природный» человек, «деятель»-утопист, «сокровенный человек», добавляет еще два - женский образ, олицетворяющий, по его мнению, сущность мира, являющийся воплощением «Мировой Души», и образ «гармонической» личности [10: 17]. В нашем исследовании платоновские персонажи представлены как «герои ума» и «герои сердца» [1: 105-113]. Все перечисленные классификации, безусловно, интересны и имеют право на существование. Однако надо отметить, что деление это весьма условно и между всеми типами персонажей А. Платонова не существует непроницаемых границ. На наш взгляд, у А. Платонова есть еще один очень важный образ, который мог бы существенно дополнить типологию его персонажей, - образ ребенка.
Ребенок, в понимании А. Платонова, -это «вещество создания», «всемирный элемент», «вечная надежда»; ребенок «связывает людей в единое родство»; «дети - это время, созревающее в свежем теле», в них живет «первоначальная непорочность человечества» и т. д.
В одной из ранних статей - «Душа мира» - А. Платонов пишет: «Некому, кроме ребенка, передавать человеку свои мечты и стремления; некому отдать для конечного завершения свою великую обрывающуюся жизнь. Некому, кроме ребенка. И потому дитя - владыка человечества (выделено нами. - И.К.), ибо в жизни всегда господствует грядущая, ожидаемая, еще не рожденная чистая мысль, трепет которой мы чувствуем в груди, сила которой заставляет кипеть нашу жизнь» [6: 533].
В своем творчестве А. Платонов создает чудесную Страну Детства - «теплый очаг, где впервые и на всю жизнь согревается
человеческое существо», где живет «тихое, счастливое чувство, питаемое теплом земли, светом солнца, синим небом над далекими полями», где «весь мир принадлежит ребенку».
Этот мир Платонов населяет детьми -«лучшими из людей», чистыми, кроткими, беззащитными, воспринимающими действительность как тайну и чудесный дар. Свойство ребенка одушевлять природу, наделять окружающие предметы человеческими чертами, чувствами развито у маленьких платоновских героев особенно сильно. Пятилетний Никита из одноименного рассказа воспринимает действительность непосредственно, доверчиво и по-доброму. Являясь первооткрывателем всего, что его окружает, он ощущает кровную связь с миром, непостижимую прелесть существования, полноту бытия. Для него каждый предмет возле дома имеет свое лицо, свой характер. Мальчик убежден, что в бочке живет «маленький человек», на дне колодца - «водяные люди», в норах - «тайные жители», колья из плетня - это «незнакомые злобные лица», а желтый цветок - «маленький ребенок», близкий его друг и т. д. Мир для Никиты не представляет еще систему установленных понятий и норм, как для взрослых. Он живет в творимой им сказке, в которой все - загадка, притягивающая своей неизвестностью. Расшифровывая таинственные знаки окружающей его действительности, Никита познает мир и себя в этом мире. Мир, окружающий Никиту, настроен доброжелательно по отношению к нему. Но когда ребенок из любопытства сломал цветок, чтобы посмотреть, «есть ли у него кишки?», окружающие его предметы стали недружелюбными. Баня оказалась не «бабушкой», а «другой», злой старухой, все прежде добрые «человечки» нахмурились: они будто сердились на Никиту за то, что он уничтожил «малыша мира». И только когда Никита стал помогать отцу - распрямил гвоздь молотком - мир вокруг малыша становится прежним: гвоздь кажется ему похожим на «маленького доброго человечка, улыбнувшегося ему из-под своей железной шапки». Созидательный труд возвращает гармонию во взаимоотношения ребенка с окружающим его миром. Приобретаемый «жизненный опыт» помогает Никите постигать категории Добра и Зла.
В ребенке А. Платонов выделяет экзистенциальную устремленность к познанию «вещества существования». Так, маленький Егор из рассказа «Железная старуха» пытается разгадать тайну происходящего в мире: сидя под деревом («древом жизни»?), наблюдая за падающим с клена листком, мальчик представляет его путешественником, который проделал трудный путь -вырос из земли, поднялся на дерево, затем вновь спустился на землю, чтобы «спать во тьме» и заново народиться на свет. Егор задает вопрос: «Ты кто?» - ветру, жуку, червю, маме, железной старухе, себе самому. В этом вопросе - и обычное детское любопытство, и стремление определить собственное место в жизни. Ребенок неосознанно ощущает «главное» - то, что объединяет жука, мать и его самого, -жизнь как единую и неизменную сущность бытия. Девочка Айдым из повести «Джан» тоже пытается осознать глубинное содержание жизни и терзается совсем недетскими вопросами: «Отчего мы живем? Нам будет хорошо за это? <...> чего я все ожидаю? <...> Отчего мне кажется такое важное, а потом ничего не бывает... отчего у меня сердце начинает болеть? <...> Назар, скажи мне что-нибудь главное» (выделено нами. - И.К.) [5. Т.2. С.86]. Герой рассказа «Цветок на земле», мальчик Афоня, стремится выяснить у деда, что же является «самым главным» в жизни: «... мне нужно, что самое главное бывает, ты скажи мне про все» (выделено нами. - И.К.) [5. Т.З. С. 182]. Дети в прозе Платонова обладают философским складом сознания: они размышляют о мире и о месте человека в системе миропорядка.
Детство - это период формирования важнейших мировоззренческих установок, свойств характера. Ребенок впервые и на всю жизнь определяет для себя понятия добра и зла, учится отзывчивости, состраданию, любви. После смерти матери семилетний Семен («Семен»), ощущая ответственность за своих младших братьев и сестер, надев материно платье и капот, сказал отцу: «Давай я им буду матерью, больше некому». Потеряв на войне отца, семилетний Митя («Сухой хлеб»), «хотел скорее войти в силу и пахать землю», чтобы помогать матери. Проходя через колхозное поле, он увидел, что рожь без воды погибает. Руками маленький мальчик стал бережно рыхлить сухую землю вокруг хлеб-
ных ростков, чтобы выпавшая за ночь роса проникла внутрь земли. Ему на помощь пришла учительница, восхищенная его «маленьким большим сердцем». Вася («Корова») с любовью и сожалением пишет в своем сочинении об умершей корове: «Корова отдала нам все... Она была доброй. Я помню нашу корову и не забуду» [5.Т.З.С.250]. Тишка («Избушка бабушки») переживает смерть овцы: «Тишке было жаль, что Сарай сломал теперь овцу и никогда ее не будет. Он стал смотреть в ее мертвое лицо, стараясь запомнить его, когда эту овцу уже все позабудут» [7: 62].
Истоки психологической оценки детства А. Платоновым - в устном народном творчестве. Рассказ-легенда «Разноцветная бабочка» построен на традиционном сказочном «законе»: нарушение запрета родителей - и последовавшее за ним нака-зание-испытание. Маленький Тимошка, ослушавшись матери, убежал за красивой бабочкой далеко от дома и попал в ущелье, из которого не было выхода. Осознав, что навек обречен жить вдали от матери, от родного дома, он наконец-то понимает, что «теплое достоверное счастье» променял на внешнюю красоту, на равнодушное любопытство, понимает истинную цену материнской любви.
Страна Детства А. Платонова так или иначе соприкасается с миром взрослых, добрым или злым, светлым или темным, близким или враждебным. Через отношение взрослого к ребенку писатель определяет истинную ценность человека, его способность к самоотдаче, большой любви, добрым поступкам. Платонов восхищается любящим сердцем матери, способной ради благополучия ребенка принести себя в жертву («Разноцветная бабочка»). Настоящая мать не может жить без постоянной отдачи своих сил, своего сердца, своей жизни детям («Мать»). Платонов негодует, возмущается, если взрослые недостаточно добры, внимательны и заботливы к своим детям. В рассказе «Июльская гроза» отец маленьких детей - Наташи и Антошки -отпустил их одних к бабушке в деревню, а сам спокойно стал пить чай, нисколько не тревожась, что их в пути может застать гроза. И эти малыши чуть не умерли со страха, попав под ливень.
В этом произведении А. Платонов высказывает мысль об ответственности взрослых за судьбу ребенка, его будущее. В
«Июльской грозе» писатель показал семью с ослабленными духовно-родственными связями между поколениями. «Главная» семейная функция - рождение детей -выполнена, и внимание родителей поглощено работой, а воспитание детей - это уже дело государственное. Отец не беспокоится о детях, оказавшихся далеко от дома во время страшной грозы. Даже у председателя колхоза «дрогнуло сердце», и он упрекает отца детей: «Ребятишки - дело неподкупное, и для сердца они больны, как смерть, а бык не то, быка и второй раз можно за деньги купить» [5. Т.2. С.240]. Совсем другие отношения в семье показаны писателем в рассказе «Корова». Страдания коровы по проданному «на убой» теленку глубоко ранят всех в этой семье: у отца «душа по теленку болит», «знал бы, что жалко его будет, не продал бы»; мать плачет; сын Вася тоскует по теленку и боится, что с коровой теперь может что-ни-будь случиться. Гибель коровы под колесами поезда переживается как семейная трагедия, в которую втянуты еще машинист, невольно ее зарезавший, и его сын, который в тот злополучный день вместе с отцом вел поезд. Машинист не может бросить этих не знакомых ему людей в беде и отдает им свою премию. Отец Васи знает, что ему на работе тоже помогут: и сочувствием, и деньгами. «Чужое» горе становится «своим». Тема всеобщего родства приобретает в этом рассказе еще и вселенский масштаб посредством железной дороги, которая становится символом Великого Пути. Этот путь ведет маленького мальчика в большой Мир, «который был вдали от него: Нил, Египет, Испания и Дальний Восток, великие реки - Миссисипи, Енисей, тихий Дон и Амазонка, Аральское море, Москва, гора Арарат, остров Уединения в Ледовитом океане» [5. Т.З. С. 249]. Для мироощущения ребенка характерно осознание своей связи с миром: ему «казалось, что страны и люди давно ожидают, когда он вырастет и придет к ним» (Там же). Так мальчик Вася становится «сыном человечества».
Очень часто у Платонова тема человеческих страданий переплетается с темой потерянного, погубленного детства. Об этом его военные рассказы «По небу полуночи», «Маленький солдат», «Возвращение» и др. Сережа, герой рассказа «Маленький солдат», потерявший на войне родителей, оставляет свой дом, уходит от
тепла детства на войну, в жестокий «мир железа и смерти» и отдается делу войны с таким же самозабвением, как ранее отдавался любимым детским играм. Война вырывает из детства и другого платоновского героя - Петрушу из рассказа «Возвращение, или Семья Иванова» - и ставит в совершенно «недетскую ситуацию». Роль старшего в семье (вместо ушедшего на фронт отца) накладывает определенный отпечаток на характер юного героя. Он всего себя без остатка отдает семье. Горько видеть маленького мальчика, «рассуждающего, как дед», погруженного во взрослые заботы, хлопочущего по дому, занятого хозяйственными подсчетами. Но именно он окажется «мудрее», нравственно выше вернувшегося с войны отца, подозревающего свою жену в неверности: «У нас дело есть, жить надо, а вы ругаетесь, как глупые какие...» [5. Т.З. С. 223], - резонно замечает родителям Петруша. В конце рассказа дети солдата Иванова вновь скрепят распавшуюся семью, растопят очерствевшее в войну сердце отца, заполнят нежностью и теплом душевную пустоту взрослого человека.
Взрослые мучительно ищут смысл жизни, подчас не подозревая, что он совсем рядом - в ребенке. Художественно эта мысль нашла свое отражение в повести Платонова «Котлован». Главный герой -Вощев - обнаруживает «вещество существования» в детях: в «осмысленном ребенке», который владеет «тайной жизни», все время забываемой его родителями, «не чувствующими своей сущности», «не почитающими своего ребенка», который «весь свет родился окончить»; в пионерах, глядя на которых Вощев стыдился, что они, «наверное, знают и чувствуют больше его, потому что дети - это время, созревающее в свежем теле», и он «захотел немедленно открыть всеобщий, долгий смысл жизни, чтобы жить впереди детей» [6: 112]. Мысль Платонова о детстве как «осуществлении будущего мира» близка мысли Н.Ф.Федорова о детях как «надежде будущего и прошедшего», изложенной им в «Философии общего дела». Образ ребенка в повести «Котлован» наполнен особым философ-ско-поэтическим значением. Девочка Настя - один из центральных «нервов повести», ее нравственный камертон. В этом хрупком, нежном, уязвимом и доверчивом ребенке заключался главный смысл жизни взрослых людей - «строителей социа-
лизма». Настя, как и другие дети у Платонова, «как бы персонифицирует ... слабые, хрупкие, но главное, сугубо человеческие, нравственные силы, на которых держится жизнь человека» [3: 117]. После смерти матери-«буржуйки» Настя «воскресла», чтобы «почувствовать когда-нибудь согревающий поток смысла жизни» и «увидеть время, подобное первому исконному дню». Но окружающий девочку «чужой мир» не был приспособлен «для зябнувшего детства», не был «нежен и тих», и она умерла. Смерть ребенка - это гибель и настоящего, и будущего. Общепролетарский дом счастья не будет построен, т. к. в нем стало некому жить. «Вощев стоял в недоумении над этим утихшим ребенком, он уже не знал, где же теперь будет коммунизм на свете, если его нет сначала в детском чувстве и в убежденном впечатлении?.. Вощев согласился бы снова ничего не знать и жить без надежды в смутном вожделении тщетного ума, лишь бы девочка была целой, готовой на жизнь... Вощев поднял Настю на руки, поцеловал ее в распавшиеся губы и с жадностью счастья прижал ее к себе, найдя больше того, чем искал» (выделено нами. - И.К.) [6: 196].
Категория детства является наиглавнейшей для художественного воплощения авторского мировидения, помогает лучше понять сущность этико-эстетического идеала А. Платонова, а образ ребенка - «владыки человечества» - существенно дополняет типологию персонажей писателя.
Литература
1. Кириллова, И.В. «Ум» и «сердце» в прозе А.Платонова 1920-х гг. / И.В. Кириллова // Русская литературная классика: В. Набоков,
А. Платонов, Л.Леонов: сб. науч. тр. Саратов: Изд-во Сарат. пед. ин-та, 2000.
2. Корниенко, Н.В. Философские искания и особенности художественного метода Андрея Платонова: автореф. дис. ... канд. филол. наук / Н.В. Корниенко. Л., 1979.
3. Липовецкий, М. О роли сказочной семантики в «Котловане» А. Платонова / М. Липовецкий // Литература и фольклор. Проблемы взаимодействия. Волгоград, 1992.
4. Малыгина, Н.М. Художественный мир Андрея Платонова в контексте литературного процесса 1920 - 1930-х годов: автореф. дис. ... д-ра филол. наук / Н.М. Малыгина. М., 1992.
5. Платонов, А.П. Собрание сочинений: в 3 т. / А.П. Платонов. М.: Сов. Россия, 1985.
6. Платонов, А. Государственный житель. Проза / А. Платонов. М.: Сов. писатель, 1988.
7. Платонов, А. Возвращение / А. Платонов. М.: Мол. гвардия, 1989.
8. Савельзон, И.В. Структура художественного мира А.Платонова: автореф. дис. канд. филол. наук / И.В. Савельзон. М., 1992.
9. Фоменко, Л. П. К вопросу о концепции героя в творчестве А.Платонова 20-х годов / Л.П. Фоменко // Творчество А.Платонова: ст. и сообщения. Воронеж, 1970.
10. Яблоков, Е.А. Художественное осмысление взаимоотношений природы и человека в советской литературе 20 - 30-х гг. (Л. Леонов, А. Платонов, М. Пришвин): автореф. дис. ... канд. филол. наук / Е.А. Яблоков. М., 1990.
В. В. КОНДРАТЬЕВА (Таганрог)
МИФОПОЭТИЧЕСКОЕ ПРОСТРАНСТВО ДОМА В ПЬЕСЕ А.П. ЧЕХОВА «ВИШНЕВЫЙ САД»
Рассматривается образ дома в пьесе А.П. Чехова «Вишневый сад».
Дом находится в кругу естественных «извечных» интересов человека, это важнейшее культурное понятие в человеческом сознании. Он издревле воплощает особую форму познания действительности.
Дом мыслится как «особым образом организованная единица социального пространства, некий первый круг социальной принадлежности», - отмечает С.В. Климова [4]. А.К. Байбурин подчеркивает: «... жилище не только материальный объект. В традиционном обществе жилище - один из ключевых символов культуры. С понятием “дом” в той или иной мере были соотнесены все важнейшие категории картины мира у человека» [1: 9]. Е.А. Шейнина придерживается того же мнения: «Дом издревле связывался не только с постройкой, но и гораздо шире - с семьей, с людьми, живущими под одной крышей» [10: 209]. Таким
© Кондратьева В.В., 2007
