CC BY
389
СПЕЦИАЛЬНАЯ ТЕМА
В.Д. Серафимова
Концепты «дети», «детство» как общечеловеческая проблема (А. Платонов, Ю. Казаков, Б. Екимов и др.)
В статье раскрываются основные семантические составляющие, проявления черт термина «концепт дети», «детство» на материале отдельных произведений писателей ХХ — начала ХХ! в., таких как А. Платонов, Ю. Казаков, Б. Екимов и другие. На основе анализа некоторых их произведений выявлены преемственность, схождения и разрывы в художественном исследовании писателями темы детства, в создании образов ребенка и матери как на уровне содержания, так и формы произведения. Выявлено: в концепт «детство», «дети» А. Платонов, Ю. Казаков, Б. Екимов вкладывают особый смысл — «дети — спасители человечества»; в детстве «образуется» ум и сердце ребенка; дети — проблема общечеловеческая; от решения проблем «детство», «дети», «семья» зависит судьба культуры и цивилизации; в любви ребенка к матери и отцу «заложено» его будущее чувство «общественного человека».
Ключевые слова: концепт, константы, преемственность, дети, детство, семья, художественный и культурный опыт, библейский архетип, сила детства, общечеловеческая проблема, ум, сердце, душа, гуманистические традиции, Л.А. Шубин, А. Платонов, Ф.М. Достоевский, Л. Толстой, М. Шолохов, Ю. Казаков, Борис Екимов, Д.С. Лихачев.
В современном литературоведении нет единства в понимании термина «концепт». Цель статьи — раскрыть основные семантические составляющие и проявления черт концепта «дети», «детство» на материале произведений писателей ХХ — начала ХХ1 в., таких как А. Платонов, Ю. Казаков, Б. Екимов и другие, выявить преемственность, схождения и разрывы в художественном исследовании писателями темы детства, в создании образов ребенка и матери как на уровне содержания, так и формы произведения. В принципе отбора авторов берется временной интервал — первая и вторая половины ХХ — начало ХХ1 вв., характеризуемые наличием уникальной идейно-эстетической парадигмы духовных исканий писателей различных литературных направлений. Как благодаря художественным открытиям А. Пла-
© Серафимова В.Д., 2012
тонова русская литература обрела новый способ видения и оценки событий. Она реализовала ключевые составляющие возрожденной в 1920-30-е годы «экзистенциальной парадигмы культуры», зафиксировавшей постоянный интерес художника к онтологическим, сущностным проявлениям бытия [1]. Выбор авторов обусловлен и тем, что концепты «дети», «детство» являются смыслообразующими константами художественной картины мира рассматриваемых в статье писателей, выражают особенности их художественного сознания (см. коммент. 1).
Под концептом мы понимаем философско-эстетический феномен, особое ментальное образование, являющееся единицей художественной картины мира автора, заключающее в себе, с одной стороны, универсальный художественный и культурный опыт (дискретная единица коллективного сознания), с другой, эмоционально-чувственные проявления индивидуума. При изучении закономерностей литературного процесса нам представляются важными доводы академика Д.С. Лихачева об обращении писателей к устойчивым темам, присущим отечественной и мировой культуре, к объединяющим идеям — концептам. Концепт (лат. сопсерШБ — понятие), по Лихачеву, «не непосредственно возникает из значения слова, а является результатом столкновения словарного значения слова с личным опытом человека и народным опытом. Потенции концепта тем шире и богаче, чем шире и богаче культурный опыт человека» [2, с. 33—42]. Для нашей работы существенным представляется определение термина «концепт» профессором Ю.С. Степановым как «объединяющих идей русской культуры», мировой культуры, которые «не требуется создавать заново, они уже есть — «константы» [3, с. 4].
Исследуя тему детства, органично включающую в себя семейную тему, А. Платонов опирается на предшествующий опыт литературы, на сакральные тексты как на литературные тексты-предшественники, прибегает к объединяющим идеям русской культуры — константам, поддерживает прецедентную в культуре тему спасения ребенка, нравственного пробуждения человека, его возрождения, рассматриваемую в произведениях Ф.М. Достоевского, Л. Толстого, М. Шолохова и др. писателей, поднимает вопросы вечных поисков счастья человеком и его тяги к духовному. Разработка Платоновым концепта «дети», «ребенок» восходит к библейскому архетипу, к библейской заповеди: «Иисус, призвав дитя, сказал: истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное» (Еванг. От Матфея. Гл. 18, п. 3).
Тема «слезинки ребенка» и нравственного преображения взрослого в «Братьях Карамазовых» и в фантастическом рассказе Ф.М. Достоевского «Сон смешного человека», тема «силы детства», заключающейся в слабо -сти ребенка, в романе Л.Н. Толстого «Анна Каренина» и в рассказе «Сила детства», доминантная тема деятельного добра в книге С.Т. Аксакова «Детские годы Багрова-внука» обретут актуальность в произведениях А. Пла-
тонова — в романе «Чевенгур», в повестях «Котлован», «Ювенильное море», «Эфирный тракт», «Джан», в рассказах «Родина электричества», «Песчаная учительница», «Фро», «Возвращение», «По небу полуночи», «Июльская гроза», «Уля», «Маленький солдат», в пьесах «Дураки на периферии», «14 Красных Избушек», «Ноев ковчег» и др. Платонов строит собственную систему нравственных координат человеческой жизнедеятельности, взяв за основу этику любви и памяти, восстановления связей человека с окружающими и универсальной ответственности каждого за все, что вершится на «планете людей». У истоков всечеловеческого братства в произведениях Платонова становится беспомощный ребенок, пробуждающий совесть, беспощадность самосуда, бескомпромиссность, органически присущие ребенку.
Поэтические идеи Платонова о силе детской слабости, «связывающей людей в единое родство», сосредоточены в рассказе «Маленький солдат» (1943). Ребенок активизирует силы взрослого, объединяет взрослых в стремлении защитить его от страданий, от несовершенства мира. Герой рассказа «Маленький солдат» Сергей Лабков вместе с родителями находится в действующей армии, на войне теряет и отца, и мать, полковника и военврача. Сережа остается в армии, чтобы быть полезным, ходит в разведку, выполняет серьезные задания. Любовь к осиротевшему мальчику, «вечное горе» ребенка сближают двух взрослых людей, майора Савельева и майора Бахичева. Объединяющая идея русской и мировой культуры сосредоточена в рассказе в словах: «Эта слабость детского, человеческого сердца, таящая за собой постоянное, неизменное чувство, связывающее людей в единое родство, — эта слабость означала силу ребенка» [4, с. 227]. Концептуальными в рассказе являются авторские мысли о силе ребенка, заключающейся в его слабости, мысли о «святости детства» и враждебности войны, уводящей ребенка из «святого детства», мысли о семье, без которой душа взрослого может остаться «порожней», об ответственности взрослых за судьбу ребенка. «Мальчика я приучу к себе и сберегу — может, он и меня станет понемножку любить, а то живешь — товарищей много, а внутри все что-то без семьи порожним остается» [4, с. 230]. Платонов преемствует и развивает концепцию активизации духовной жизни взрослого ребенком, разрабатываемую его предшественниками, проводит идею «восстановления человека», затронутую в рассказе Л.Н. Толстого «Сила детства» (1908). Рассказ же Толстого представляет собой художественно переработанное изложение стихотворения Виктора Гюго «La guerre civile» («Гражданская война»). Толстовский рассказ фокусирует его понимание темы детства, трактовку образа ребенка, призванного объединять людей во имя добра и справедливости. Такой подход прослеживается в произведениях А. Платонова на всем пространстве творческого пути, в художественных произведениях, в «Записных книжках», в литературно-критических статьях «Пушкин и Горький» (1937). «Пушкин — наш товарищ» (1937), «Детские годы Багрова-внука» (1941).
В литературно-критических статьях излагаются мировоззренческие принципы писателя, его этика и эстетические взгляды. В рецензии на повесть С.Т. Аксакова «Детские годы Багрова-внука» Платонов пишет, что «...отношение Аксакова к природе и русскому народу является лишь продолжением, развитием, распространением тех чувств, которые зародились в нем, когда он в младенчестве прильнул к своей матери, и тех представлений, когда отец взял своего сына и показал ему большой-большой светлый мир, где ему придется потом долго существовать. И ребенок принимает этот мир с доверием и нежностью, потому что он введен в него рукою отца» [5, т. 2, с. 330]. Как подчеркнет Платонов в «Записных книжках», «наблюдать за развитием сознания в ребенке и за осведомленностью его в окружающей действительности составляет для нас (взрослых — В.С.) радость» [9, с. 279]. По Платонову, ребенок — «всемирный элемент» («Котлован»); ребенок «связывает людей в единое родство, заставляет кипеть нашу жизнь» («Маленький солдат»); «...от одного вида ребенка взрослые начинают более согласованно жить» (Котлован); «Большие — только предтечи, а дети — спасители вселенной» (Записные книжки); «Ребятишки — дело непокупное, и для сердца они больны, как смерть» («Июльская гроза»).
Героев своих книг Платонов исследует прежде всего в социальноэтическом плане. За каждым словом в философской прозе Платонова кроется многоуровневая мотивация, обнажающая мироощущение, нравственно-этические представления писателя. Мысли, прозвучавшие в литературно-критических статьях, рецензиях и письмах Платонова о семье как о «великой силе», как о «теплом очаге, где на всю жизнь согревается человеческое существо», легли в основу рассказа «Возвращение» (1946). Уже название рассказа позволяет выявить главную мысль рассказа: по концепции автора герой рассказа, возвратившийся с фронта к жене и детям, обязан возвратить им то тепло, которого они были лишены в его отсутствие. В рассказе сталкиваются два «возвращения». Композиция рассказа, целесообразность всех его частей, художественного обрамления, кольцевой композиции, вводных эпизодов, лирических отступлений делают наглядней мысль автора об ответственности мужчины за благополучие любви, за душевное спокойствие женщины, жены, детей. С войны тридцатипятилетний капитан Алексей Иванов возвращается с ожесточившимся, нечутким сердцем. Он не может понять, как выжила его семья — жена Любовь Васильевна и двое детей — Петруша и Настя. Один из центральных эпизодов рассказа — фрагмент текста, описывающий мучительное объяснение Иванова с женой. Любовь Васильевна расскажет мужу, что «...не стерпела жизни и тоски» по нему, позволила человеку, «к которому потянулась душа», «стать близким, совсем близким». Вот как объясняет она свой поступок: «Нет, не была я с ним женщиной, я хотела быть и не могла. Я чувствовала, что пропадаю без тебя, мне нужно было — пусть кто-нибудь будет со мной, я измучилась вся, и сердце мое темное стало, я детей своих уже не
могла любить, а для них, ты знаешь, я все стерплю, для них я и костей не пожалею!..». Из гордости и честолюбия Иванов пытается сбежать от жены, детей, уходит от семьи. Внутренний монолог героя объясняет его состояние: «. пусть она живет теперь по-своему, а он будет жить по-своему (. ) его сердце ожесточилось против нее, и нет в нем прощения человеку, который целовался и жил с другим, чтобы не так скучно, не в одиночестве проходило время войны и разлуки с мужем». Бегущие за поездом дети становятся творцами переворота в душе отца, побуждают его к подлинному «возвращению»: «Иванов закрыл глаза, не желая видеть и чувствовать боли упавших обессилевших детей, и сам почувствовал, как жарко у него стало в груди, будто сердце, заключенное и томившееся в нем, билось долго и напрасно всю его жизнь и лишь теперь оно пробилось на свободу, заполнив все его существо теплом и содроганием. Он узнал вдруг все, что знал прежде, гораздо точнее и действительней. Прежде он знал другую жизнь через преграду самолюбия и собственного интереса, а теперь внезапно коснулся ее обнажившимся сердцем» [5, с. 229].
Начиная с первых своих произведений, Платонов изображает единство мира взрослых и детей — в этом суть его концепции детства, и это единство показано с настоящей психологической глубиной. «Жить впереди детей», «обнажившимся сердцем» прикасаться к детям — эти истины являются самыми главными в нравственном опыте платоновских героев и определяют суть взаимоотношений взрослых и детей. По точному определению Н.В. Корниенко, детство в прозе А. Платонова — «спрессованная метафора жизни» [15, с. 337].
Сопоставление прозы А. Платонова и Ю. Казакова позволяет говорить о сходном разрешении проблемы семьи, дома, отношения взрослых героев писателей к детям, к семье, к смерти. Рассказы Казакова «Свечечка» (1974), «Во сне ты горько плакал» (1977) близки прозе Платонова тончайшим и глубоким исследованием духовных контактов взрослых и ребенка. В этих рассказах в наиболее концентрированной форме развивается и актуализируется платоновская концепция детства, нашедшая воплощение в философеме из повести «Котлован»: «Насколько окружающий мир должен быть нежен и тих, чтобы она (девочка — В.С.) была жива» [8, с. 271]. Казаков в духе платоновских «сокровенных» героев фиксирует мельчайшие изменения в переживаниях автобиографического героя-рассказчика за судьбу ребенка. Радость от общения взрослого с сыном сменяются тревогой, страхом за его жизнь, что он может заблудиться во время прогулки в лесу, что могут опять рваться бомбы и литься детские слезы, что может «кануть в небытие (. ) счастливое ослепительное время блаженства», и душа ребенка будет «с каждым годом отдаляться, отдаляться ...» [12, с. 445]. «В твоем глубоком, недетском взгляде видел я твою, покидающую меня душу (. ) Но хриплым, слабым голоском звучала во мне и надежда, что души наши когда-нибудь опять сольются, чтобы уже никогда не разлучаться.
Да! Но где, когда это будет?» [12, с. 446]. В рассказах осмысляются вопросы и жизни, и смерти, и тяготения душ, детской и взрослого человека, уже умудренного житейским опытом, пережившего смерть друга, сознательно расставшегося с жизнью. В рассказах и воспоминаниях автобиографического героя — рассказчика о большом горе, пережитом в детстве, когда он в одной кучке с женщинами и детьми наблюдал за людьми в гимнастерках, охраняющих мужчин, выстроенных в шеренгу, а за шеренгой возвышалась насыпь, на которой стояли теплушки, выпускающий высокий черный дым паровоз.
Бесстрашное распознавание жизни, трагических ее обстоятельств, особенно обострившееся у Платонова к концу 30-х годов, свойственно и перу Казакова. «Торопливо сунув мне тяжелый узелок с бельем и консервными банками, мать подтолкнула меня, крикнув вдогонку: «Беги, сыночек, к папе, отдай ему, поцелуй его, скажи, что мы его ждем!» — и я, уставший уже от жары, от долгого стояния, обрадовался и побежал. (. ) Я бежал, поглядывая то себе под ноги, то на отца, у которого я различал уже родинку на виске, и вдруг увидел, что лицо его стало несчастным, и чем ближе я к нему подбегал, тем беспокойней становилось в шеренге, где стоял отец...» [12, с. 446].
Продуктивно в плане сравнения, переклички мотивов «возрождения героя», восхождения его от безысходности к надежде, от эгоизма к «правде жизни» — любви к детям сопоставить рассказы «Возвращение», «Ветер-хлебопашец», «Уля», «Июльская гроза» Платонова с рассказами Лауреата премии А.И. Солженицына Бориса Петровича Екимова «Продажа» (1996), «Фетисыч» (1996), «Белая дорога», «Пастушья звезда» (1989), «Пиночет» (1999), «Теленок» (2005) и др., собранными и опубликованными в книгах «Девушка в красном пальто» (1974), «Холюшино подворье. Рассказы и повести» (1984), «Елка для матери. Рассказы» (1984), «За теплым хлебом» (1986), «Пиночет. Повести и рассказы» (2000) и др.
Сопоставление творчества А. Платонова и Б. Екимова может показаться на первый взгляд неожиданным, однако погружение в их прозу обнаруживает далеко не случайную связь, существующую между ними. Анализируя прозу писателей в художественном осмыслении темы детства, преемственности поколений, взаимоотношений взрослых с миром ребенка, подростка, мы говорим не только о литературном воздействии таланта Платонова, а о едином направлении творческих поисков писателей, пришедших «после Платонова», о попытке их героев, говоря словами Л. Шубина, «осмыслить свою жизнь, жизнь других людей» [11, с. 176]. Роднит писателей сходный взгляд на назначение искусства, предъявление спроса к самому человеку за обустройство им жизни. Философемы писателей: «Действуй, радуйся и отвечай сам за добро и за лихо, ты на земле не посторонний прохожий» (Платонов «Афродита»); «Каждый повинен в жизни своей и волен в ней». (Б. Екимов. Пресвятая Дева-Богородица»).
Б.П. Екимов поэтизирует созидателя, человека-труженика на своей земле. «В поле сейчас пшеница уже поднялась. Сизоватый тяжелый колос. Мерная зыбь хлебов, колыханье. А в степи косят траву. Сохнет сено. Утренняя тишина. Горлица стонет в тополевой гуще. Детский голос — в соседнем дворе. Господи... Что нужно нам в этом мире? Что ищем?...» [16, с. 112].
Типологические связи на уровне содержания прослеживаются в рассказах А. Платонова «Ветер-хлебопашец» (1943), «Цветок на земле» и Б. Екимова «Фетисыч». Дети в произведениях писателей стремятся обустроить жизнь и землю, на которой они живут. В разрушенной фашистами деревне, в которой остались лишь несколько немощных стариков и детей, «сухорукий» «ребенок-хлебопашец» — возделывает землю, чтобы на пожарище снова началась жизнь. Это мудрый ребенок, противостоящий злу. Он — изобретатель, использует силу ветра, «запряженную в плуг». Обаятельный своей любознательностью, открытостью миру, мальчик Афоня создает свой микромир, где никто не должен быть обижен («Цветок на земле»). Мальчик хочет узнать «тайну жизни», «все самое главное». И дедушка показывает внуку цветок, который растет из камня, «мертвого праха». «Цветок этот — самый большой труженик, он из смерти работает жизнь. Это и есть самое главное дело на белом свете» [10, с. 288], — объясняет дед внуку «тайну жизни». Прикоснувшись к тайне превращения мертвого вещества в живое растение, ребенок открывает для себя смысл жизни. «Теперь я сам знаю про все!» — скажет Афоня дедушке Титу. «Ты спи, а когда умрешь, ты не бойся, я узнаю у цветов, как они из праха живут, и ты опять будешь жить из своего праха».
О гибнущей деревне, о школе, оставшейся без учителя, о мальчике-«старичке», сделавшем родной хутор «живым», повествует рассказ Екимова «Фетисыч». Героя рассказа, девятилетнего деревенского мальчика, объединяет с платоновскими героями из рассказов «Ветер-хлебопашец», «Цветок на земле» созидательный непоказной оптимизм, чувство ответственности за себя и других, умение и способность отказаться от заслуженных льгот для себя. После смерти учительницы хуторская школа обречена — ее закроют, школьники не смогут продолжать учиться дома, а в районе не могут найти замену умершей учительнице. Самого Фетисыча переманивает учиться в лучших условиях районное начальство. Но маленький герой Екимова принимает на себя учительские обязанности, не даст разорить школу. «Хутор лежал вовсе тихий, в снегу, как в плену. Несмелые печные дымы поднимались к небу. Один, другой... За ними — третий. Хутор был живой. Он лежал одиноко на белом просторе земли. Среди полей и полей».
Писатель Б. Екимов живет на Дону, пишет о тех, кто его окружает, о «простых» людях, их заботах и печалях. Сближение прозы Б.П. Екимова с прозой А. Платонова четко прослеживаются в художественном исследовании «тревоги бедных деревень» [17, с. 166], в преемственности и развитии
проблем онтологических основ бытия, рассматриваемых в прозе классика. Дети в прозе Б. Екимова, как и в художественном мире А. Платонова, высекают из взрослых искры человеческого тепла, умножают силу нравственного зрения. С такими взрослыми героинями, русскими беженцами, купившими на последние деньги девочку в вагоне поезда у «хмельной» матери, собиравшейся дочь «продать в Америку», повествует рассказ Екимова «Продажа». Явные аналогии при чтении этого рассказа возникают с предостережением А. Платонова в очерке «Че-Че-О» (1930): «Первая необходимость (...) когда мне и тебе отлично, а ребенка пустить к людям не страшно». Но Екимова нельзя назвать «плакальщиком по ушедшему». Он пишет о героях-личностях, предъявляет спрос в традициях А. Платонова, как мы отметили, к самому человеку. Философема писателя — «Каждый повинен в жизни своей и волен в ней».
Итак, в концепт «детство», «дети» А. Платонов, Ю. Казаков, Б. Екимов вкладывают особый смысл — «дети — спасители человечества»; в детстве «образуется» ум и сердце ребенка. Дети — проблема общечеловеческая; от решения проблемы «детство», «дети», «семья» зависит судьба культуры и цивилизации; в любви ребенка к матери и отцу «заложено» его будущее чувство «общественного человека».
Комментарий
1. Подробней об этом см. в следующих публикациях: Серафимова В.Д. Концепция детства в творчестве Андрея Платонова // Литература в гуманитарных школах и классах. Сборник научных трудов. Отв. ред. Э.И. Иванова. — М. 1992. С. 115—133; Серафимова В.Д. А. Платонов и философско-эстетические искания русской литературы 2-ой половины ХХ века (В. Шукшин. В. Распутин. Л. Бородин). Монография. — М., 2006; Серафимова В.Д. Ребенок в художественном мире А. Платонова и В. Распутина // «Страна философов Андрея Платонова: Проблемы творчества / ред.-сост. Н.В. Корниенко. — М.: ИМЛИ РАН, 2003. Выпуск 5. С. 291—296.
Литература
1. Белая ГА. История литературы в контексте современной русской теоретической мысли // Вопросы литературы. 1996. №3.
2. Лихачев ДС. Концептосфера русского языка // Освобождение от догм. История русской литературы: состояние и пути изучения / отв. ред. Д.П. Николаев. — М.: ИМЛИ РАН, 1997. — Т. 1. — С. 33—42.
3. Степанов ЮС. Константы: словарь русской культуры. Изд. 2-е, испр. и доп. — М.: Академический проект, 2001.
4. Платонов А. Маленький солдат // А. Платонов. У человеческого сердца. Рассказы; Сост. и подготовка текста М.Н. Сотсковой. — М.: Дет. лит., 1981.
5. Платонов А. Собр. соч.: в 3 т. — М.: Сов. Россия, 1985.
6. Платонов А. Избранные произведения в 2 т. — М.: Худож. лит., 1978.
7. Платонов А. Сочинения. Научное издание: в 2 кн. — М.: ИМЛИ РАН, 2004.
8. Платонов А. Взыскание погибших. Повести. Рассказы. Пьеса. Статьи / А. Платонов. — М.: Школа-Пресс, 1995.
9. Платонов А. Записные книжки. Материалы к биографии; публ. М. А. Платоновой; сост., подгот. текста, предисл. и примеч. Н. В. Корниенко. — М. : ИМЛИ РАН; Наследие, 2000.
10. Платонов А. Цветок на земле. // А.Платонов Цветок на земле. Повести, рассказы, сказки, статьи / Сост., критико-биографический очерк И. Мо-тяшова. . — М.: Молодая гвардия, 1983.
11. Шубин Л. А. Поиски смысла отдельного и общего существования. Об Андрее Платонове: работы разных лет / Л. А. Шубин. — М.: Сов. писатель, 1987.
12. Казаков Ю. Во сне ты горько плакал. Рассказы; сост. Т. М. Судник. — М.: Современник, 2000.
13. Екимов Б. Холюшино подворье. Рассказы и повести. — М., 1984.
14. Екимов Б. Пиночет. Повести и рассказы. — М., 2000.
15. Корниенко Н.В. В художественной мастерской Андрея Платонова // «Страна философов» Андрея Платонова: проблемы творчества, по материалам первой Международной научной конференции, посвященной 90-летию со дня рождения писателя. — М.: Наследие. 1993.
16. Екимов Б. Пресвятая Дева-Богородица // Новый мир. 1990, №7.
17. Платонов А. Чевенгур. — М.: Худож. лит., 1988.
