CC BY
124
ТИПОЛОГИЧЕСКАЯ ОБЩНОСТЬ И ОСОБЕННОСТИ КРЕСТЬЯНСКОГО ПОВСТАНЧЕСТВА: ЗАПАДНО-СИБИРСКОЕ ВОССТАНИЕ 1921 г.
П.Ф. Алешкин
Aleshkin P.F. Typological generality and peculiarities of peasant rebellion: Western Siberian revolt in 1921. The article considers typological generality and peculiarities of peasant rebellion exemplified by the largest by scope of territory and quantity of participants in the Soviet history Western Siberian revolt in 1921. It is claimed that Western Siberian revolt during the apogee of military communism policy was identical in its content with Antonov’s revolt in the Tambov province. In the author’s opinion the typological characteristic of peasant movement reflected identical features. Identical were the reasons of revolts, driving force and rebellion membership, ideological basis of the peasant protest, slogans, rebels’ military organization and guerrilla tactics of struggle conduct, and also methods and actions of the Soviet state on suppression of revolts. It is shown that a special phenomenon of rebellion, not typical for the European Russia revealed itself in Western Siberia: people’s movement against military communism policy united interests of Siberian peasantry and the Cossacks. However Western Siberian revolt has not proposed any unique political document comparable to the Programme of Antonov’s Union of labour peasantry in the Tambov province.
Обобщенное наименование Западно-Сибирского восстания - крупнейшего в советской истории по охвату территории и количеству участников - получил фактически целый ряд восстаний. Данное событие в период апогея политики военного коммунизма тождественно по своему содержанию с Антоновским восстанием в Тамбовской губернии. Типологическая характеристика крестьянского движения отражает тождественные черты. Общность проявилась в причинах восстаний, движущих силах и составе участников повстанческого движения, идейной основе крестьянского протеста, лозунгах, военной организации повстанцев и партизанской тактике ведения борьбы, а также в методах и действиях советского государства по подавлению восстаний.
Объяснение подобной картины заключается, во-первых, в природе самого крестьянского сообщества, во-вторых, в проведении единой большевистской политики на территории всей страны, основанной на марксистском видении строительства нового общественного устройства. Общность условий создавала характерную тождественность протеста со стороны одного и того же субъекта в лице крестьянского населения. Социальная среда и сходные экономические условия в разных местах порождали одинаковые приемы борьбы с властью.
Вооруженное сопротивление крестьянства против насильственной политики военного коммунизма создало преграду расширению государственного принуждения в русле
коммунистической доктрины о едином общегосударственном производстве и распределении в системе бестоварного народного хозяйства, о ликвидации классов и сословий -уничтожении земледельца как собственника. Полоса крестьянских восстаний выявила глубокий кризис политики военного коммунизма, заставила руководство советского государства искать пути выхода из кризиса.
Стихийное, но массовое движение протеста со стороны крестьянства дополнялось принципом преимущественно добровольного характера участия всех крестьянских слоев. В этой связи представляется неправомерным сведение крестьянского протестного движения к общему знаменателю «третьей силы». Локальные и разрозненные формы сопротивления олицетворяли крестьянский протест. Повсеместное недовольство крестьянских масс стало ответной реакцией на политику военного коммунизма со стороны советского государства, основанную на хлебной монополии, переросшей в чрезвычайную продовольственную диктатуру, продовольственной разверстке, милитарном характере организации труда, который проявился в тяжких для сельского населения трудовых повинностях. Произвол местных органов власти, продра-ботников, продотрядов представляется не причиной, а следствием военно-коммунистического эксперимента. Первоначальные обещания советского государства (Декрет о земле, Декрет о мире), породившие надежды и ожидания в крестьянской среде, сменились
глубоким разочарованием и отчуждением от большевистской власти.
Ожидавшаяся трудовым крестьянством социализация земли трансформировалась в рамках коммунистической политики в национализацию. Но этим дело не ограничилось. Продукт крестьянского труда (хлеб в первую очередь) подвергался отчуждению от производителя в виде пресловутой «выкачки», продовольственной разверстки. Одновременно ожидания, порожденные Декретом
о мире, воплотились на практике в разочарование, связанное с переходом к всеобщей мобилизации в виде принудительного набора в Красную армию.
Глубокий экономический кризис в послереволюционные годы сопровождался трансформационным спадом. Регрессивные тенденции сворачивания товарного производства в сельском хозяйстве и эволюция в сторону господства натурального хозяйства проявились в принудительном отчуждении продукта сельскохозяйственного производства у широких слоев трудового крестьянства.
Политика военного коммунизма породила не только системный экономический кризис, но и острый политический кризис, создавая оппозицию правящей власти: основная часть населения страны выражала как пассивное, так и активное противодействие политике советского государства, вылившееся в массовые и длительные по времени крестьянские вооруженные восстания по всей территории Советской Республики.
В числе главных причин, вызвавших протестное выступление крестьянства в Западной Сибири, являлось недовольство крестьян политикой военного коммунизма (продразверстками, мобилизациями, трудовыми повинностями), которая не учитывала реальные интересы и возможности крестьянства, а также возмущение методами осуществления этой политики. 20 июля 1920 г. Совнарком РСФСР издал декрет «Об изъятии хлебных излишков в Сибири». Декрет содержал «боевой приказ»: обязать крестьянство Сибири немедленно приступить к обмолоту и сдаче всех излишков хлеба урожаев прошлых лет с доставкой их на железнодорожные станции и пароходные пристани. Сибирское крестьянство, таким образом, объявлялось своеобразным должником Советской Республики. Разверстка на урожаи
прошлых лет осуществлялась одновременно с разверткой на новый урожай 1920/1921 хозяйственного года. Документ советского правительства имел предельно жесткие формулировки: виновные в уклонении от уплаты продразверстки, а также представители власти, не обеспечившие выполнение заданий, подлежали заключению в концентрационные лагеря как изменники делу революции с конфискацией их имущества. Для выполнения заданий в Сибирь направлялись продотряды в количестве 6 тыс. человек, уборочные дружины в количестве до 20 тыс. человек, а также вооруженная сила в количестве более 9 тыс. штыков и сабель. Конечный срок сдачи разверстки определялся 1 января 1921 г.
Никакого детального учета хлеба, который считался «излишками», не проводилось. В распоряжении Наркомата продовольствия не было статистических данных о посевных площадях и урожайности, поскольку в годы революции и Гражданской войны статистикой не занимались. Планы продразверсток исчислялись на основе сохранившихся дореволюционных данных, которые обескровленная войнами и революцией российская деревня в неурожайные 1920-1921 гг. была не в состоянии выполнить. Доклад председателя Сибирского ревкома И.Н. Смирнова Ленину в начале января 1921 г. содержал субъективный оптимистичный настрой: «Сибирское крестьянство зажиточно... По количеству лошадей и рогатого скота сибирский «середняк» не уступит российскому «кулаку» [1].
В соответствии с разверсткой хлебофуража Наркомата продовольствия на 1920/1921 продовольственный год от 26 июля 1920 г. сибирские губернии, недавно освобожденные от власти Колчака, должны были с
1 августа 1920 г. до 1 марта 1921 г. сдать по продразверстке 110 млн пудов хлеба (без учета Тюменской губернии), что составляло четвертую часть от общего задания по стране, установленного Наркомпродом - 440 млн пудов. Позднее Наркомпрод назначил разверстку на Тюменскую губернию, 65,8 % разверстки по губернии выпали на Ишим-ский уезд [2; 3].
Действия местных органов советской власти регламентировались сверху: после определения разверстки по каждому селению в отдельности производилась государствен-
ная и внутренняя разверстка на отдельные хозяйства по подворным спискам: составлялись подробные именные списки (с указанием сельского общества, имени, фамилии, количество подлежащего сдаче хлеба), оформлялись расписки с определением срока сдачи. Именной список представлялся на ближайший ссыпной пункт, копия направлялась в волисполком. За выполнение всех перечисленных мероприятий отвели персонально члены волостных и сельских исполкомов.
Всей своей тяжестью политика военного коммунизма легла в первую очередь на основной слой сельского населения - среднее крестьянство, подрывая стимулы аграрного хозяйствования. Заставить производителя отдавать хлеб и не снижать при этом сельскохозяйственное производство можно было только расширением мер принуждения и насилия. Середняк являлся наиболее исправным плательщиком разверсток, у многих сыновья ушли в Красную армию добровольцами. Он нес на себе основной груз разверсток. Помимо многих видов разверсток на среднем крестьянстве держались тяготы трудовых повинностей. Для выполнения трудоповин-ностей, особенно гужевой, лесозаготовительной, требовались крестьянские лошади, подводы, а также собственный фураж. По норме хлебофуражной продразверстки у крестьян оставался запас фуража лишь на содержание лошадей и для засева, на проведение лесозаготовок продорганами фуража на рабочих лошадей не оставлялось. В производящих уездах получался замкнутый круг: устанавливались тяжелые и обременительные трудовые повинности, но фураж для их выполнения не выдавался.
Недовольство властью выражала также значительная часть крестьянской бедноты. Нередко именно бедняки, не отягощенные личной собственностью, становились активными повстанцами. Подобное явление вполне объяснимо. Неимущее сельское население, не имеющее собственных запасов хлеба, должно было обеспечиваться за счет внутренней разверстки - излишков, оставшихся у более зажиточных крестьян сверх норматива по государственной разверстке и собственного потребления. Конечно, ни один крепкий хозяин не горел желанием добровольно расстаться с «излишками» как по государственной разверстке, так и по фактически повтор-
ной разверстке - внутренней. Весь хлеб, поступающий от внутренней разверстки по волостям, подлежал сначала сосредоточению в волостном центре, только затем под контролем волисполкома мог выдаваться неимущему населению, причем только на один месяц. В крестьянской среде крестьянский «паек» получил наименование «голодная норма»: его хватало только на полуголодное пропитание. Крестьянская беднота, чтобы получить хлеб, должна была добираться в волостной центр, выстаивать очередь в продкон-торе, доставлять полученный хлеб домой -на все это растрачивалось много времени и сил, столь необходимых в полевой сезон.
Продорганы создали еще один административный инструмент для выполнения разверстки под названием «товарная блокада». Один и тот же орган, ответственный за продразверстку, губпродком, сосредоточил в своих руках распределение необходимых для крестьянства товаров первой необходимости -соли, спичек, керосина, мыла, гвоздей, обуви и т. п. Суть товарной блокады сводилась к следующему: сельские общества или волости, выполнившие все разверстки к установленному сроку полностью, могли получить товарный паек в полуторном размере; выполнившие разверстки в размере 50 % хлебной, 25 % мясной, 25 % овощной, 25 % по птице, 25 % сырьевой и 25 % сенной получали товарный паек в одинарном размере; выполнившие разверстки в размере 25 % хлебной, 25 % мясной и 25 % всех остальных разверсток, взятых вместе, получали товарный паек в половинном размере. Если процент выполненной разверстки в сельских обществах или волостях оказывался меньше перечисленных выше, товары не выдавались. Допускалось засчитывать одну разверстку за другую в процентном соотношении, за исключением хлебной: хлебная разверстка являлась главной и требовала обязательного выполнения [4].
Полуторная норма (довольно скудная сама по себе) являлась свидетельством того, что власти заранее предвидели невозможность 100-процентного выполнения всех заданий - это было невозможно. Так, в Тюменской губернии, кроме разверстки на хлеб, зернофураж и масличные семена, были введены разверстки на картофель, мед, птицу, крупный и мелкий рогатый скот, свиней, ко-
жу и шерсть, льноволокно и пеньку и другие продукты сельскохозяйственного производства. Разверстывались задания на табак, щетину, рога, копыта, хвосты, гривы. Всего к началу 1921 г. в Тюменской области существовало 34 вида разверсток [4, с. 649-650], ложившихся непосильным грузом на крестьянство. Каждую разверстку сопровождала одинаковая по установкам инструкция: разверстка - боевой приказ. В результате для выполнения шерстяной разверстки крестьяне обстригали шерсть на своих шубах. Другого выхода не было: за невыполнение разверстки шубы, шапки, валенки отбирались.
Любой советский или партийный работник мог быть обвинен в пресловутом «противодействии разверстке» и жестоко наказан. На практике это было нередким явлением. Неудивительно поэтому, что в рядах повстанцев и их руководителей часто встречались бывшие работники местных советских и военных органов. Местные органы были поставлены в условия, когда невыполнение заданий вышестоящего руководства, вне зависимости от объективных условий и возможности их выполнения, объявлялось преступным. Если государственная власть таким образом относилась к работникам собственного аппарата управления, кем был в ее глазах рядовой гражданин - крестьянин?
Никакие оправдания о невыполнении разверсток не принимались, тем более, категорически запрещалась посылка ходоков, делегаций с ходатайством о продлении срока или уменьшении разверсток. Последним грозил арест и направление на принудительные работы. С целью обеспечения выполнения хлебных разверсток в указанный срок все мельницы (паровые, водяные, ветряные) закрывались, за исключением мельниц, размалывающих государственное зерно, размол зерна для личного потребления запрещался.
На местах командовали и отдавали приказы и чрезвычайные тройки, и заведующие продконторами, и продкомы, и продкомисса-ры, и чрезвычайные уполномоченные. Участие в продовольственной кампании принимали войска ВНУС, которые производили конфискации за невыполнение разверсток. Обыденными явлениями в деятельности органов власти стали взятие заложников до выполнения разверстки, конфискация имущества без соблюдения каких-либо правил, даже
у семей красноармейцев. Арестованные заложники освобождались только после выполнения разверстки всем сельским обществом - существовала своеобразная круговая порука.
Хлеб выгребался полностью, не учитывалось ни семейное положение, ни наличие грудных детей. На ссыпные пункты собирался весь имеющийся хлеб, в том числе семенной. Собранный по продразверстке хлеб урожая 1920 г., отличавшийся невысоким качеством, зачастую ссыпался со снегом и льдом. У большинства крестьян зерно было в скирдах, особенно в красноармейских семьях -некому было обмолотить хлеб, мужское население находилось в Красной армии или выполняло трудовые повинности, особенно на заготовке топлива.
Начало интенсивного вывоза хлеба с внутренних ссыпных пунктов к линии железной дороги для отправки в центральную Россию совпало по времени с объявлением новой - семенной разверстки. Сбор всего семенного материала в общественных ссыпных пунктах обрекал крестьян на невозможность будущего посева - впереди маячила перспектива голода. Данные события стали непосредственным поводом стихийного и массового крестьянского протеста, начавшегося 31 января 1921 г.
Советское и партийное руководство Сибири, располагая достоверными данными о повсеместном недовольстве крестьянства продовольственной политикой, предполагало о возможности перерастания локальных вспышек в массовые протестные выступления. На секретном заседании Омского губ-кома и губисполкома 28 января 1921 г. в докладе полномочного представителя ВЧК по Сибири П.П. Павлуновского предупреждалось об опасности «предстоящей полосы крестьянских восстаний», необходимости их предупреждения и ликвидации. 31 января телеграмма представительства ВЧК по Сибири была направлена в губернские ЧК: «В Сибири мы подходим к полосе массовых крестьянских восстаний» [2, с. 102].
Однако можно предположить, что сибирское руководство не ожидало столь внезапного, стремительного и мощного развития событий. Об этом свидетельствует следующее обстоятельство: президиум Тюменского губисполкома на заседании 21 января 1921 г.
(то есть всего лишь за десять дней до начала восстания) решил, что пришла пора отменить военное положение на территории Тюменской губернии, оставшееся еще со времени прохождения фронта по территории губернии в войне с Колчаком. Президиум возбудил соответствующее ходатайство в адрес Москвы, обосновывая собственное решение об отмене военного положения рядом аргументом: устойчивым и твердым, по оценке советского руководства губернии, положением власти; успешным проведением продовольственной кампании, не вызвавшей необходимости применения массовых репрессий; отсутствие заговоров, восстаний или выступлений контрреволюционных элементов [4, с. 114].
Западно-Сибирское восстание началось практически одновременно в разных районах Ишимского, Ялуторовского, Тюменского, Тюкалинского уездов Тюменской губернии. Телеграмма председателя Сибревкома Смирнова Ленину от 9 февраля 1921 г. свидетельствовала о явной недооценке масштаба и силы восстания. Руководитель сибирского ревкома обязался восстановить в ближайшие два дня прерванное железнодорожное сообщение. Он докладывал, что восстание носило стихийный характер, вызванный тяжестью продразверстки и гужевой повинности. Крестьянское движение характеризовалось как неопасное. Однако повстанцы добились значительных успехов: на три недели парализовали движение по обеим линиям Транссибирской железнодорожной магистрали -Сибревком свое обещание, данное Ленину, не выполнил. В период наибольшей активности восставшие захватывали уездные центры: Тобольск, Березов, Сургут, Обдорск в Тюменской губернии, Петропавловск и Кокчетав в Омской губернии, Каркаралинск в Семипалатинской губернии, вели бои за Ишим, угрожали Кургану и Ялуторовску, подходили к Тюмени на расстояние нескольких десятков верст. Трехнедельный перерыв железнодорожного сообщения лишал возможности получать хлеб из Сибири, являвшейся в то время наряду с Северным Кавказом главным источником получения продовольствия.
С нарастанием масштаба восстания оценка ситуации в сибирском советском руководстве быстро изменилась. К середине
февраля восстание в короткий срок охватило большинство волостей Ишимского, Ялуторовского, Тобольского, Тюменского, Березовского и Сургутского уездов Тюменской губернии, Тарского, Тюкалинского, Петропавловского и Кокчетавского уездов Омской губернии, Курганского уезда Челябинской губернии, восточные районы Камышловско-го и Шадринского уездов Екатеринбургской губернии. Оно затронуло также пять северных волостей Туринского уезда Тюменской губернии, Атбасарский и Акмолинский уезды Омской губернии. В Западной Сибири проявился особенный феномен повстанческого движения, нехарактерный для европейской России: народное движение против политики военного коммунизма объединило интересы крестьянства и казачества Сибири. В Петропавловском и Кокчетавском уездах Омской губернии, Уктузском районе Ишимского уезда Тюменской губернии казачество участвовало почти поголовно в восстании.
Западно-Сибирское восстание не выдвинуло единого политического документа, сопоставимого с известными протестными документами - Программой антоновского Союза трудового крестьянства в Тамбовской губернии, резолюцией гарнизонного собрания мятежного Кронштадта 1 марта 1921 г., Декларацией реввоенсовета и командующего армии «Воли Народа» (Декларация Серова-Далматова), политической программой Ф.К. Миронова.
Крестьяне были привержены борьбе за родное селение, волость, уезд, когда затрагивались их непосредственные интересы. Не было и единства взглядов и политических устремлений. Повстанцев объединяло лишь общее протестное неприятие коммунистического режима. Большевики не воспринимали советской власти, основанной на принципах народовластия. Их модель советской власти являлась формой партийной диктатуры. Вместо народной власти на практике возникла диктатура партии, или диктатура над пролетариатом и над крестьянством. Советская власть, именовавшаяся рабочее-крестьянской властью, в действительности не отвечала своему названию. Советы как в центре, так и на местах не обладали реальной властью. Власть принадлежала большевистской партии и непосредственно подчиненной ей госу-
дарственной системе, расправлявшейся со всеми, кого она считала «врагами народа».
Большевистская трактовка крестьянских восстаний как «кулацких», «эсеровских», «белогвардейских» была обусловлена идеологическими соображениями, а также стремлением партийных, советских, военных руководителей переложить вину за собственные просчеты. Беспочвенны утверждения о решающей роли в подготовке восстания контрреволюционных заговоров, о серьезном влиянии Сибирского крестьянского союза как организатора контрреволюционной работы, опиравшегося на якобы зажиточность западносибирского крестьянства и высокий удельный вес кулачества в его составе. Примечательны следующие документальные свидетельства: до начала Западно-Сибирского восстания, осенью 1920 г., уцелевшие остатки представителей небольшевистских партий находились на учете ВЧК (в Тюменской губ-чека в сентябре 1920 г. на учете значилось 128 меньшевиков и эсеров). Сибирский крестьянский союз, образовавшийся к концу
1920 г. в виде сети ячеек в Алтайской, Енисейской, Омской, Томской и Тюменской губерниях, был обезглавлен: в конце декабря Алтайская губчека арестовала лидеров Сибирского крестьянского союза, в январе были арестованы руководители и активисты губернских филиалов в Омске, Томске, Тюмени, Ново-Николаевске и Красноярске. В результате Сибирский крестьянский союз прекратил свое существование.
Одним из основных центров повстанческого движения, где партизанские действия не утихали до 1922 г., являлись Ишимский и Ялуторовский уезды Тюменской губернии. В сводке Ишимского уездного исполкома советов губернскому руководству (сентябрь
1921 г.) сообщалось, что в ходе крестьянских восстаний влияния политических партий (меньшевиков, эсеров и т. д.) не наблюдалось. По докладу руководства Ялуторовского уезда Тюменскому губисполкому в ноябре 1921 г., влияния какой-либо партии на крестьян не было, так как меньшевики и эсеры преследовались повстанцами так же, как и коммунисты, «боялись в уезд показать нос» [4, с. 527, 545].
Крестьянское понимание справедливого общественного устройства, выразившееся в протестном движении, сводилось к лозунгу
«Советы без коммунистов». Крестьянский протест выражался не против Советов, а против военно-коммунистической политики, которая в крестьянском сознании отождествилась с разрухой, бесправием, насилием, голодом и другими бедствиями. Отношение к советской власти характеризовалось восприятием ее как «истинной» власти, близкой интересам трудового народа. На повстанческих территориях указанный лозунг воплощался на практике путем создания волостных и сельских крестьянских Советов. Своеобразным образцом новой крестьянской власти был Тобольский крестьянский городской совет - орган самоуправления г. Тобольска и Тобольского уезда (Тобольск находился под властью повстанцев с 20 февраля по 8 апреля 1921 г.).
Восставшие выдвинули лозунги: «Долой продразверстку, трудовую повинность!», «Да здравствует Советская власть и сибирское крестьянство!». Повстанцы заявляли: они не желают крови, выступая не против советской власти, за которую боролись против Колчака -они выступили против политики коммунистов. В этом протесте выражалось недовольство повстанцев властью, «не отвечающей потребности народа». По оценке крестьянства, органы народной власти, завоеванной в результате революции и гражданской войны, переродились в бюрократические инструменты государственного насилия, руководимые лжекоммунистами и бывшими угнетателями. Для организации новой власти крестьянство желало выбрать представителей от населения.
Типологию крестьянского протестного движения дополняли созданные повстанцами вооруженные формирования по принципу организации регулярной армии (аналогично Красной Армии), включая политические отделы и политкомы. Фронты (Сибирский, Северный, Южный, Юго-Западный) имели деление на армии (Восточная, Южная, Западная, Народная повстанческая, Народнокрестьянская), армии - на дивизии (Курганская повстанческая, например), полки, батальоны, роты, взводы, отделения. Так, Южная армия делилась на полки по названию населенных пунктов. 2-й и 3-й Освободительный полки имели в каждом по
3 батальона или отряда, 9 рот, 27 взводов, 54 отделения - всего 3 тыс. человек. Повстанче-
ские отряды создавались и пополнялись посредством мобилизации населения. Повстанческие формирования использовали эффективную партизанскую тактику в военном противоборстве с регулярными армейскими частями.
В подразделениях имелись обозы. Волостные военштабы выполняли хозяйственные, организационные, информационные задачи. В тыловых селениях назначались коменданты с небольшим отрядом охраны, отвечавшие также за связь с фронтом. Использовалась телефонная связь. В воинских формированиях и в тылу повстанцев старались поддерживать дисциплину: осуществлялась
борьба с самогонщиками и чрезмерным потреблением самогона - виновные наказывались и предавались суду.
Военное руководство в основном осуществлялось командным составом из крестьянской среды, подготовленным и закаленным в сражениях двух войн - Первой мировой и Гражданской. Комсостав состоял из бывших унтер-офицеров, прапорщиков. Среди повстанцев выдвинулись следующие командиры. Желтовский Василий - из крестьян села Желтовское Кугаевской волости Тобольского уезда. Участник Первой мировой войны, фельдфебель. В начале 1921 г. служил делопроизводителем военкомата Кугаевской волости и имел крестьянское хозяйство ниже среднего. Являлся одним из главных военных руководителей повстанцев Тобольского уезда. Данилов Степан - житель деревни Та-ратухина Карачинской волости Тобольского уезда. Участник Первой мировой войны, организатор и командир повстанцев Карачинской волости, затем командующий ЮгоЗападным фронтом Тобольского уезда. Шевченко Петр - крестьянин-середняк села Большой Кусеряк Ишимского уезда. Инициатор восстания в своем родном селе: 8-9 февраля 1921 г. мобилизовал под свое начало около тысячи человек. В дальнейшем командовал повстанческим полком и отрядом. Один из его братьев служил в Красной Армии, другой убит повстанцами, сестра была у повстанцев. Сикаченко Иван - крестьянин-середняк села Аромашево Ишимского уезда, бывший председатель волисполкома. Булатов Николай - крестьянин села Куртан Курганского уезда, прапорщик царской армии, инструктор Всевобуча Красной Армии,
командир 2-го Освободительного полка Курганской повстанческой дивизии, затем начальник 1-го Ялуторовского освободительного отряда. Лидберг Тимофей - бывший военком и председатель ячейки РКП(б) Троицкой волости Петропавловского уезда, начальник отряда повстанцев. Коротков Александр - бывший сотрудник Ишимского уездного военкомата, руководитель повстанцев Чуртановской волости, командующий Северным фронтом Ишимского уезда. Русаков Михаил - бывший заведующий Петуховской продконторой Ишимского уезда, один из главных организаторов повстанцев Петухов-ского района.
Крестьянским командирам противостояли гораздо более квалифицированные и опытные командиры Красной армии, дослужившиеся в старой армии до высоких офицерских чинов. Комбриг Н.Н. Рахманов, за руководство подавлением крестьянского восстания в Тюменской губернии награжденный орденом Красного знамени, в царской армии имел чин штабс-капитана. Начдив Н.И. Ко-рицкий, командующий войсками охраны и обороны железной линии Челябинск-Омск и прилегающей к ней полосы, Петропавловской группы войск также имел офицерский чин в царской армии. В.И. Шорин, помощник Главнокомандующего всеми вооруженными силами Республики по Сибири (Помглавком по Сибири), а также его начальник штаба Ф.М. Афанасьев были полковники царской армии. Указанные обстоятельства подчеркивают абсурдность заявлений об офицерском заговоре как причине Западно-Сибирского восстания.
Противоборство отличалось характерным для гражданской войны ожесточением (и жестокостью) со стороны обеих сторон, значительными потерями, включая мирное население. Сибирский крестьянин, по складу своего природного ума привыкший к прагматичному подходу к любому делу, решаясь на отчаянный шаг - восстать против государственной власти - отдавал себе отчет, что обратной дороги может не быть, прекрасно осознавал последствия восстания в случае его ликвидации не только в отношении себя самого, но особенно в отношении семьи, родных, родного селения. Данный фактор заставлял повстанцев отчаянно сопротивляться.
Количество потерь среди повстанцев превышало на порядок потери карательных войск. В телеграмме председателя Сибрев-кома Смирнова Ленину от 12 марта 1921 г. соотношение потерь советской стороны к повстанцам определялось как 1:15. Основную часть потерь повстанцев составили потери среди местного населения. Причины заключались в политике коммунистической власти не столько по отношению к повстанцам, сколько к мирному населению. Приказы советского командования содержали требования расстреливать на месте без суда всех, захваченных с оружием в руках, брать и расстреливать заложников за разрушение железнодорожной линии и телеграфной связи, за оказание помощи повстанцам, сжигать и уничтожать артиллерийским огнем целые деревни, поддерживавшие мятежников или оказывавшие упорное сопротивление. Широкое распространение получили расстрелы без суда мирных жителей. Отсюда такие колоссальные потери на повстанческих территориях.
Гибельная перспектива повстанческого движения была предрешена и закономерна. Локальность аграрного мира, дополненная сезонным циклом сельскохозяйственных работ, объективно разъединяло крестьянское движение. Участники протестного движения даже в соседних регионах различались особенностями поведения, масштабом деятельности, численностью и составом. Повстанчество по своей значимости в жизни крестьянства и его отношениях с властью уступало поведению «молчаливого большинства»: консерватизм как характерный архетип крестьянского сознания основывался на нежелании и боязни радикальных перемен. Легитимность центральной власти в крестьянском мироощущении подкреплялась идеей о са-кральности власти. Многие отказывались в открытую восстать против коммунистической власти из-за боязни мести за участие в восстании: население на собственном опыте уже познало карательную мощь советской системы. Решившийся на восстание осознавал, какие последствия ожидают его самого и его семью. Все имущество участников восстания подлежало конфискации. Разобщенность протестных проявлений усиливалась различной окраской (продовольственной, религиозной, национальной).
Ликвидацией восстания в Западной Сибири руководила созданная 12 февраля 1921 г. Сибирским бюро ЦК РКП (б) полномочная тройка. В нее вошли председатель Сибревкома И.Н. Смирнов, помощник главкома вооруженными силами Советской Республики по Сибири В.П. Шорин, представитель ВЧК в Сибири П.П. Павлуновский. 14 февраля Смирнов снова телеграфировал Ленину о восстании.
Оценка восстания со стороны сибирского руководства претерпела кардинальное изменение. Положение стало тревожное.
11 марта 1921 г. руководство Тюменской губернии направило телеграмму в ЦК РКП(б), президиум ВЦИК и заместителю председателя Реввоенсовета республики Э.М. Склян-скому. Текст телеграммы свидетельствовал о растерянности губернского руководства. Сибирские руководители просили у центра военной помощи.
На подавление восстания штабом РККА в Сибирь были переброшены 21-я стрелковая дивизия, кавалерийские бригады 10-й кавди-визии, два полка 21-й кавдивизии, Симбирский и Казанский стрелковые полки, специально сформированные из курсантов и отборных частей, 4 бронепоезда. Все войска Приуральского военного округа переходили в подчинение Помглавкому по Сибири
В. Шорину - члену чрезвычайной тройки Сибревкома.
Карательные меры включали как военные операции против отрядов повстанцев, так и решительные и жестокие меры в отношении населения на территориях, которые были охвачены восстанием. Районы боевых действий с повстанцами были разделены на боевые участки, каждому из которых поставлена специальная задача.
12 февраля 1921 г. Сибирское бюро ЦК РКП(б) секретным решением возложило ответственность, в случае порчи железной дороги, на ближайшие деревни, расположенные на расстоянии 10 верст от линии железнодорожного полотна. За разрушение мостов, рельсов близлежащие деревни подлежали уничтожению.
Как следует из данных решений, особую озабоченность советского и военного руководства вызывала сохранность железнодорожной магистрали: во многих местах железной дороги повстанцами было разобрано
железнодорожное полотно, уничтожены
стрелки, разрушены мосты, рельсы увезены или каким-то непостижимым образом оказывались загнуты.
В конце февраля - начале марта 1921 г. от восставших была очищена железная дорога Омск - Тюмень и Омск - Челябинск.
4 марта В.И. Шорин доложил главкому РККА С.С. Каменеву: линия дороги Омск -Петропавловск - Челябинск очищена, отправлено два продмаршрута. Сообщение сибирского руководства об отправке продовольственных составов являлось определяющим. В то время, как на сибирской земле полыхало крупнейшее восстание 9 марта
1921 г. губпродкомиссары получили телеграмму В.И. Ленина и наркома продовольствия А.Д. Цюрупы следующего содержания: «Несмотря на неоднократные предписания центра об усилении отправок семенных грузов, вся вторая половина февраля дала ничтожные итоги, и, можно сказать, прошла бесполезно. Истекшая неделя марта не принесла значительных улучшений, и погрузка по-прежнему оставалась слабой. Таким образом, организация планового засева в потребляющих губерниях, которые в значительной мере основываются на ввозных семенах, ставится под угрозу. Подобное положение далее не может быть терпимо. Необходимо совершенно неотложное принятие самых решительных мер по ускорению отправки семян, иначе срыв посевкампании в этой части неизбежен». Тюменскому губ-продкомиссару предписывалось под личную ответственность неуклонное выполнение «до полной его реализации» очередного «боевого задания» - отправке семян в центр: до 20 марта требовалось отправить семь специальных семенных маршрутов. Центр требовал привлекать к работе по подвозу семян к железнодорожным станциям, по погрузке их в вагоны местное население в порядке труд-повинности, местные воинские части, использовать с этой же целью субботники и воскресники. Все установленные семенные наряды следовало выполнить не позднее 10 апреля [2, с. 382-383].
Чтобы выполнить жесткие по духу указания центра, губернские власти использовали метод наложения контрибуций на местное население как наказание за восстание. Однако без военной силы собрать с крестьян кон-
трибуцию оказалось невыполнимо. Жестокое подавление повстанцев сопровождалось в отдельных районах ростом выполнения продразверстки. Объяснение заключается в следующем. С помощью военной силы регулярных частей Красной армии в освобожденных от повстанцев селах и деревнях производились в счет продразверстки массовые конфискации, устанавливались контрибуции, трудовые повинности. Чтобы избежать репрессий, многие сельские общества принимали решения о добровольной сдаче хлеба и других продуктов.
В апреле 1921 г. территория ЗападноСибирского восстания расширилась, охватила северные уезды Тюменской губернии. Огнем восстания полыхали районы Березова, Обдорска, Сургута, Тобольска.
В мае 1921 г. карательные отряды Красной армии разбили основные военные силы повстанцев. В июне период оперативных военных действий в основном закончился. В отношении повстанцев был развязан беспощадный террор. В районе восстания свирепствовали созданные советским командованием революционные тройки и ревкомы, активно применялась система заложничества и расстрела заложников.
Однако борьба с повстанцами в апреле-мае не закончилась - она перешла в новую фазу - партизанской войны и продолжалась вплоть до начала 1922 г. Знание родной местности позволяло повстанческим отрядам оставаться неуловимыми. Тюменские повстанцы использовали эффективную партизанскую тактику: при приближении регулярных войск отряды рассыпались на мелкие группы, распылялись, их участники скрывались в лесах, в деревнях под видом сельских жителей, при необходимости снова объединялись для проведения стремительных налетов. Партизанская тактика показала неэффективность оперативных действий регулярных войск.
Сочувственное отношение к повстанцам и поддержка со стороны местного населения позволяли получить укрытие, своевременную информацию о приближении регулярных войск. Население снабжало повстанцев продовольствием, лошадьми и хозяйственными средствами.
Крестьяне считали повстанческих вождей защитниками от налогов. Захваченный
ими хлеб из разграбленных ссыпных пунктов делился среди крестьян (подобную практику осуществляли, к примеру, Шевченко, Сика-ченко, Вараксин, Булатов со своими отрядами). Жители сел и деревень отказывались помогать войсковым частям и власти в борьбе с повстанцами.
Термин «бандитизм» не определял реальную природу повстанческого движения. Многие отряды отличались дисциплиной и организованностью, строгим подчинением вожакам. Примечательно следующее обстоятельство: по данным Тюменского губпрод-кома, повстанцы бережно относились к заготовленному продовольствию в продконторах и не расхищали его в период восстания.
Летом 1921 г. губернское руководство осознало недостаточность военного характера борьбы против партизанской тактики повстанцев, поддерживаемых местным населением. Для эффективной борьбы с повстанческим движением требовалось включить в действие экономические и политические средства. Методы подавления и ликвидации крестьянских выступлений и восстаний со стороны органов советского государства продемонстрировали, помимо репрессивных мер, комплекс оперативно-военных, экономических, политических мероприятий.
Особое значение имели экономические мероприятия. С переходом к нэпу крестьяне получили возможность обмена, покупки, продажи и перевозки хлебозернофуража и картофеля, разрешалось свободное передвижение с товарами и продуктами. Продовольственные заградительные отряды были сняты с железнодорожных, водных путей и гужевых дорог. В число политических мер входило следующее: крестьяне, арестованные за продовольственные прегрешения перед властью (невыполнение разверстки, сокрытие хлеба, невыполнение трудовых повинностей), освобождались. Объявлялись акции добровольной явки и сдачи оружия, включая командиров повстанцев. Органы советского государства учли немаловажное обстоятельство, что организованность и дисциплина в отрядах повстанцев во многом держалась на авторитете народных командиров. Решение о прекращении сопротивления, принятое командиром, означало ликвидацию целого отряда. Указанные экономические и политические мероприятия являлись вынужденной
уступкой государства в отношении крестьян, порожденной переходом к нэпу.
Уход крестьян к повстанцам уменьшал трудовые ресурсы в деревне. Между тем задания по продовольственным поставкам в центр никто не сокращал. Сверху по-прежнему приходили жесткие указания с требованием выполнения заданий в установленный срок. Для решения этих задач требовались рабочие крестьянские руки. Военная цель - подавление восстания и уничтожение повстанцев - противоречила экономическим соображениям. В опустевших крестьянских волостях (одни были убиты, другие репрессированы, третьи ушли к повстанцам) экономическая политика военного коммунизма зашла в тупик: не у кого было забирать «излишки» - не стало ни излишков, ни их производителей. Некому было выполнять трудовые повинности: подвозить хлеб, заниматься заготовкой топлива. У крестьян не осталось ни лошадей, ни фуража. Уменьшенный по сравнению с продразверсткой план продналога в 1921 г. оказался непосильным для крестьянства губерний Западной Сибири вследствие издержек политики военного коммунизма (сокращения посевов и числа работников, опустошительных восстаний, разрухи), неурожаев и засухи.
Длительная история повстанческого движения разрушила партийно-советские аппараты на местах, продорганы. В докладах руководству также отмечалась своеобразная тенденция: местные коммунисты изменились. Если ранее они неукоснительно выполняли «боевые задачи» сверху, то после восстания многие партийцы выражали открытое недоверие уездному и губернскому руководству.
Даже осенью 1921 г. повстанческое движение еще не потеряло свою организованность. С этого времени решительно изменилась военная тактика советских войск против повстанцев. Новый метод борьбы основывался на восстановлении и усилении твердой власти на местах: в районах были выставлены гарнизоны и организованы ревкомы для организации власти на местах.
Мобильности действующих повстанческих отрядов и групп противопоставлялись специально созданные летучие кавалерийские отряды. Создавалась сеть постоянной агентурной разведки, а также войсковая раз-
ведка, чтобы предупредить и своевременно устранить возможность возникновения в районах сопротивления власти. Амнистированные повстанцы привлекались к операциям по ликвидации и поимке главарей. Имели место случаи, когда бывшие повстанцы, получив амнистию, выдавали своих бывших вожаков.
Лишь в декабре 1921 г. командование Приуральского военного округа, в ведение которого осенью была передана Западная Сибирь, доложило в штаб РККА о «полной ликвидации бандитизма».
1. Сибирская Вандея. 1919-1920. М., 2000. Т. 1. С. 613.
2. Сибирская Вандея. 1920-1921. М., 2001. Т. 2.
С. 7.
3. Советская деревня глазами ВЧК - ОГПУ -НКВД. М., 2000. Т. 1. С. 764.
4. За Советы без коммунистов: Крестьянское восстание в Тюменской губернии. 1921. Новосибирск, 2000. С. 34.
Поступила в редакцию 30.07.2007 г.
