CC BY
32УДК 323.28(476)
В. Е. Козляков, доктор исторических наук, профессор (БГТУ)
ТЕРРОРИЗМ В БЕЛАРУСИ И РОССИИ (80-Е ГГ. XIX - 20-Е ГГ. XX В.): НЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫ ПОСТСОВЕТСКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ
В статье раскрываются некоторые аспекты постсоветской историографии, изучающей историю терроризма в Беларуси и России (80-е гг. XIX - 20-е гг. XX в.). Исследователи усилили внимание к изучению указанной проблематики, стали выявлять региональные особенности организации террористических актов, анализировать степень их влияния на политическую жизнь в период буржуазно-демократических революций в России. Автор рассматривает некоторые оценки «демократического» и «красного» террора периода гражданской войны, отмечает необходимость дальнейшей разработки слабоизученных сюжетов истории терроризма.
This article contains analyses of some tends of the post soviet historiography which deals with the terror history in Belarus and Russia in the 1880s and 1920s. The expansion of the source study base helped the investigators to devote much attention to the study of different aspects of the mentioned problem as well as to analyze the degree of their influence on the political life of Russia during several bourgeois-democratic revolutions. The author evaluates the so called «democratic» and «red» terror of the civil war period, notes necessity of the further study of the terror history.
Введение. Необходимость развертывания широкой борьбы с международным терроризмом, представляющим реальную угрозу человечеству, предполагает изучение эволюции этого явления и осмысление всего совокупного антитеррористического опыта. Постсоветская историография отмечена широким спектром работ по данной проблематике.
Основная часть. Расширившаяся источниковедческая база предоставила широкие возможности исследователям по-новому оценить известные темы в истории, изучить запретные ранее сюжеты. Довольно подробно стали исследоваться не только разные аспекты деятельности партий и организаций, придерживавшихся террористической тактики, но и формы, методы борьбы самодержавия против террора. При этом заметно расширилась география исследований, но по-прежнему основное внимание уделяется террористическим актам эсеров [1, 2, 3, 4, 5, 6]. Особо следует выделить труд О. В. Будницкого, в котором автор постарался показать происхождение и генезис террористических идей в России, взаимовлияние идеологии и практики терроризма, его психологические и этические основы, а также степень воздействия терактов на российское общество и властные структуры.
В работах П. И. Бригадина и А. А. Киселева большое внимание уделено террористическим актам, осуществленным в Беларуси накануне и в период первой российской революции, а также показана борьба местных самодержавных властей по пресечению экстремистской деятельности левых политических партий. Авторы выделяют одну из особенностей революционного террора в белорусских губерниях:
теракты носили, как правило, индивидуальный характер и были направлены в основном против местных полицейских чинов.
Вместе с тем в современной исторической литературе обозначился широкий разброс мнений по разным аспектам истории терроризма. Однако вызывает сомнения предложение оценивать деятельность революционных организаций в соответствии с уровнем и принципами правовой системы, действовавшей в то время в России [7]. Если такой подход сделать определяя-ющим, то тогда любой диктаторский режим, даже действующий под демократическими лозунгами, но обладающий соответствующей правовой системой, станет вообще незыблемым.
В оценку терроризма включились некоторые писатели и публицисты. Их прежде всего интересует вопрос о степени участия еврейства в революционном движении, в т. ч. организации терактов на рубеже Х1Х-ХХ вв., в период первой российской революции. Свое мнение по этому вопросу высказал А. И. Солженицын, признавший, что «общий накал российского революционного движения несомненно усиливался от накала еврейских революционеров». Кроме того, писатель вполне обоснованно сделал вывод о том, что многие еврейские погромы (в Кишиневе, Гомеле, других городах России) были спровоцированы еврейскими боевиками - так называемыми «отрядами самообороны» [8]. Несколько другого мнения придерживается публицист Л. А. Барский. Справедливо полагая, что «терроризм - наиболее актуальный способ самоубийства человечества», этот специалист в области добычи и переработки минерального сырья в своем «историко-публицистическом детективе» отстаивает право на существование еврейского
История
25
терроризма, поскольку, дескать, «евреи шли на борьбу за конкретные права, за власть, восстанавливающую справедливость» [9, с. 191, 332]. Л. А. Барский, с одной стороны, не избежал «замызганных русофобских» штампов отдельных «демократов», а с другой, - дал очередной повод русским националистам лишний раз поерничать насчет «жидо-масонского заговора» в Октябрьской революции.
Определенное внимание исследователей привлекла проблема «красного террора». В целом его оценки претерпели серьезные изменения в новейшей историографии. Некоторые исследователи и публицисты попытались реанимировать суждения, бытовавшие в белоэмигрантской литературе и западной историографии. Так, бывший секретарь ЦК КПСС, «идеолог перестройки» А. Яковлев стал утверждать, что, дескать, Ленину «удалось создать группу боевиков, «партию баррикады», «захвата власти». «Ленинская экстремистская группировка», по мнению А. Яковлева, на словах осудив индивидуальный террор, взяла на вооружение политику «массо-видности террора» [10, с. 27-28]. Экстравагантность подобных утверждений бывшего главного идеолога страны очевидна. Нелицеприятно оценивая «красный террор», ряд исследователей сегодня все-таки вынуждены признать репрессивной политику «демократических» партий и «белого» движения в отношении широкой массы населения [11].
Более того, «демократический» и «белый» террор вдохновлялся и поддерживался террором иностранных интервентов. И эти факты нельзя игнорировать. Например, в Беларуси сигналом для начала «демократического» террора послужил мятеж 1-го Польского корпуса, сформированного во главе с генералом И. Довбур-Мусницким в составе российской армии еще до Октябрьской революции. Командование корпуса не пожелало выполнить постановление советской власти о демократизации войск, но поспешило объявить о включении белорусских земель в состав еще тогда несуществующего польского государства. При этом приверженцы И. Довбур-Мусницкого, при моральной и финансовой поддержке стран Антанты, в конце 1917 - начале 1918 г. развернули террор против мирного населения там, где дислоцировался корпус. Дело дошло до того, что Бобруйская белорусская рада, поначалу рассчитывавшая найти общий язык с поляками, вынуждена была обратиться к германскому командованию с настоятельной просьбой утихомирить легионеров [12, с. 133134]. Эти и другие подобные факты свидетельствуют: голословные утверждения о том, что конфликт с Польским корпусом был
справакаваны бальшавшамЬ» [13, с. 112], являются циничными и не выдерживают критики.
Не принесли «образцы» демократии в Беларусь ни немецкие, ни польские оккупанты. Одним из направлений польской оккупационной политики в 1919-1920 гг. стал массовый вывоз различного имущества с захваченных белорусских земель. Только за июнь - ноябрь 1919 г. из Беларуси было вывезено в Польшу 5894 вагона так называемой «военной добычи». [14, с. 8]. Польская оккупационная политика зачастую приобретала характер тотального террора по отношению к местному населению. Осенью 1919 г. были арестованы и отправлены на принудительные работы в Польшу 20 000 человек. Особенно жестко польские оккупанты расправлялись с подозреваемыми в симпатиях к советской власти. Зачастую насилие принимало ярко выраженную антисемитскую окраску [12, с. 136-138]. Эти факты нельзя игнорировать или замалчивать при исследовании истории гражданской войны и интервенции.
Террор иностранных интервентов способствовал активизации террористической деятельности внутренних сил контрреволюции. За последнее время в научный оборот введено много новых документов, дополняющих сведения о наиболее крупных проявлениях «демократического» террора в Беларуси: левоэсеровские восстания в Сенно и Орше (август 1918 г.), восстание в Гомеле под руководством Н. Стреко-пытова (март 1919 г.), террористические «деяния» отрядов Б. Савинкова и С. Булак-Бала-ховича (1920-1921 гг.). Ответом на эти действия стал «красный террор», о чем достаточно полно и широко раскрыто в современной исторической литературе. Особо следует выделить коллективный труд «Щит и меч Отечества» [15], повествующий о деятельности белорусских спецслужб по укреплению безопасности советской власти.
Тем не менее предпринимаются попытки реабилитировать откровенных террористов, представить их истинными борцами за свободу и «белорусскую национальную идею». Например, Н. Стужинская попыталась героизировать деяния откровенных бандитов, таких, как Дер-кач, Монич и им подобные [16]. Благодаря стараниям отдельных публицистов, С. Булак-Бала-хович, на счету которого немало кровавых злодеяний против мирного гражданского населения, начинает приобретать образ «духовного и политического борца за независимую Беларусь», против «тоталитарного режима». Этим новым «прогрессивным» историкам порой невдомек, что погромы и зверства отрядов Б. Савинкова и С. Булак-Балаховича вызывали
возмущения и протесты даже среди тех белорусских деятелей, которые были настроены явно антибольшевистски и в силу ряда причин оказались в эмиграции. Значительная их часть была вынуждена дистанцироваться от бывшего эсера и «главнокомандующего белорусских войсковых сил», о чем свидетельствовала состоявшаяся в сентябре 1921 г. в Праге конференция (совещание) белорусских национальных партий. Конференция приняла специальные резолюции, осуждавшие деятельность С. Булак-Балаховича и Б. Савинкова. Поэтому силовые операции советской власти против савинковцев и балахов-цев были закономерными и справедливыми.
Другое дело, что подобные действия, часто квалифицируемые «красным террором», не всегда были адекватны имевшим угрозам и способствовали расширению и углублению масштабов гражданской войны. Достаточно указать на неоправданный разгон большевиками Первого Всебелорусского съезда в декабре 1917 г., силовую реализацию продразверстки и «комбедовской» политики в белорусской деревне, арест значительной группы белорусских эсеров в 1921 г. Несмотря на то, что по объявленному в сентябре 1918 г. «красному террору» в ноябре этого же года было принято постановление VI Всероссийского съезда Советов о его прекращении, рецидивы революционного насилия продолжались довольно долго. При этом нельзя замалчивать и тот факт, что политика «военного коммунизма» вызывала определенное недовольство значительной части населения и способствовала активизации антибольшевистских сил. Но эти непростые сюжеты еще ждут своих объективных исследователей.
Заключение. Постсоветская историография заметно продвинулась в изучении истории терроризма в Беларуси и России. Тем не менее некоторые непростые вопросы требуют дальнейшего изучения. Например, степень влияния терактов на политическую ситуацию в регионах, провокационная роль террора в разборках внутри властвовавшей элиты, антитеррористические методы борьбы, примененные самодержавными властями. Нуждается в более тщательном и объективном исследовании история «демократического» и «красного» террора в Беларуси. При этом в оценках данных явлений следует исходить из их социальной и политической направленности. И здесь так называемые «двойные стандарты» (а точнее говоря - принципы классового подхода) не только уместны, но и крайне необходимы.
Литература
1. Политические партии и политическая полиция. Документальное исследование: в 3 ч. /
под общ. ред. Э. М. Энтина. - Гомель: Гомельский государственный университет имени Ф. Ско-рины, 1996. - Ч. 3. - 450 с.
2. Будницкий, О. В. Терроризм в российском освободительном движении: идеология, этика, психология (вторая половина XIX - начало XX в.) / О. В. Будницкий. - М.: РОССПЭН,
2000. - 399 с.
3. Прайсман, Л. Г. Террористы и революционеры, охранка и провокаторы / Л. Г. Прайсман. - М.: РОССПЭН, 2001. - 432 с.
4. Терроризм. Борьба и проблемы противодействия: учеб. пособие / С. Я. Казанцев [и др.]; под ред. В. Я. Кикотя, Н. Д. Эрисшвили. - М.: Закон и право, 2004. - 392 с.
5. Бригадин, П. И. Эсеры в Беларуси (конец XIX в. - февраль 1917 г.) / П. И. Бригадин. -Минск: Згода, 1994. - 122 с.
6. Киселев, А. А. Бомба для генерал-губернатора. Революционный террор и чиновники МВД белорусских губерний в 1905-1907 гг. / А. А. Киселев // Белорусская думка. - 2008. -№ 6. - С. 48-53.
7. Панова, Н. Ю. Терроризм и террор в России XIX - начала XX века: понятие и сущность / Н. Ю. Панова // История государства и права. -
2001. - № 1. - С. 4-8.
8. Солженицын, А. И. Двести лет вместе (1795-1995): в 2 ч. / А. И Солженицын. - М.: Русский путь, 2001. - Ч. 1. - 512 с.
9. Барский, Л. А. Корни и лики террора / Л. А. Барский. - М.: ЛКИ, 2007. - 336 с.
10. Яковлев, А. Н. Сумерки / А. Н. Яковлев. -2-е изд., перераб. - М.: Материк, 2005. - 672 с.
11. Литвин, А. Л. Красный и белый террор в России 1918-1922 гг. / А. Л. Литвин. - М.: Эксмо: Яуза, 2004. - 448 с.
12. Козляков, В. Черный след / В. Козляков // Беларуская думка. - 2005. - № 10. - С. 132-139.
13. Сяменчык, М. Я. Расшская арм1я i жы-хары Eenapyci на зломе Першай сусветнай вай-ны / М. Я. Сяменчык // Труды БГТУ. Сер. V, Политология, философия, история, филология. -Вып. XVII. - 2009. - С. 111-114.
14. Чернякевич, А. Н. Политика Польши на оккупированной территории Беларуси в период польско-советской войны (февраль 1919 - март 1921 г.): автореф. дис. ... канд. ист. наук: 07.00.02 / А. Н. Чернякевич; Белорус. гос. ун-т. - Минск, 2001. - 22 с.
15. Щит и меч / под ред. В. И. Дементея. -Минск: Междунар. центр интеграции информ. обществ: пресс-центр Дома прессы, 2006. - 340 с.
16. Стужынская, Н. I. Беларусь мяцежная: з ricTopbii узброенага антысавецкага супращву у 20-я гг. XX ст. / Н. I. Стужынская. - Вшьня: Наша будучыня, 2011. - 384 с.
Поступила 30.03.2011
