CC BY
258
ББК 81 ББК Ш10
А. Б. Бушев, С. К. Александрова
г. Тверь, Россия
Техники интерпретации текста как способности развитой языковой личности
Работа обсуждает систему техник понимания текстов художественной культуры, сложившихся в результате разработки риторико-герменевтического подхода к тексту. Обсуждаются техники анализа импликаций, техники стандартного и нового, техники переноса значения, аксиологической оценки, индивидуации и жанроопределения, выявления смыслов, поиска художественности и т. д. В лингводидактическом аспекте ставится вопрос о характеристике активного читателя - развитой языковой личности.
Ключевые слова: риторика, герменевтика, языковая личность, импликация, смысл, понимание, текст.
A. B. Bushev, S. K. Aleksandrova
Tver, Russia
Text Interpretation Techniques as Developed Linguistic Personality’s Competences
The paper examines the system of text comprehension techniques elaborated in the rhetorical and hermeneutical approach to the text and discusses the techniques of analyzing implications, the techniques of the standard and the new, meaning transfer, axiological assessment, genre individualization, meaning elucidation, search for artistic values, etc. Lingvodidactically, the paper raises a question about the competences of an active reader - highly developed linguistic personality.
Keywords: rhetoric, hermeneutics, linguistic personality, implication, meaning, comprehension,
text.
Поиск оснований художественного метода вовсе не лежит в русле нормативного описания стилистических приёмов. Более того, имеют под собой почву представления о том, что ряд стилистических приёмов, или даже интенсивное орнаментирование текста тропами, могут не иметь к художественности никакого отношения. Эта точка зрения стилистов, предлагающих концепции выдвижения, актуализации, метафоризации значимых средств текста. Значимым в художественном отношении может выступать и явное отклонение от «норм» стилистики.
Движение между пониманием и интерпретацией обогащает освоенность содержательности текста как единства содержаний и смыслов. Содержания представляют собой предикации в рамках пропозициональных структур, а смыслы
- конфигурации связей и отношений в ситуации деятельности и коммуникации. При понимании текста человек создаёт или восстанавливает конфигурации связей и отношений в ситуации. Смыслы, как и понимание, выступают в качестве организованностей, инобытий рефлексии, и если они не обозначены в тексте средствами прямой номинации, их невозможно усмотреть иначе, как через рефлективные акты. Обыденный характер рефлексии при осмысленном чтении с глубоким пониманием является результатом того опыта рефлективного действования, которым мы овла-
деваем в ходе обучения и самообучения интерпретации текста.
Знание и понимание при чтении художественного текста проиллюстрируем на материале стихотворения Н. Н. Заболоцкого «Читайте, деревья, стихи Гезиода»:
Читайте, деревья, стихи Гезиода,
Дивись Оссиановым гимнам, рябина!
Не меч ты поднимешь сегодня, природа,
Но школьный звонок над щитом Кухулина. Еще заливаются ветры, как барды,
Еще не смолкают березы Морвена,
Но зайцы и птицы садятся за парты И к зверю девятая сходит Камена.
Несмотря на смутное знание или незнание выделенных слов, сохраняется возможность понять и оценить начальные строки стихотворения, все собственные имена находят преломление в понятой художественной идее стихотворных строк К вопросам знания и понимания относится и вопрос постижения менталитетов.
Сюда же относится техника определения общего смысла высказывания. Так, во фразе «Наиболее часто задаваемый визитерами Лувра вопрос How do you get your parquet so shiny?» ничто не мешает нам увидеть иронию и скепсис по отношению к посетителям музея.
Понимание смысла «типичность», «стандартность» может рождаться и не из семантики
© А. Б. Бушев, С. К. Александрова, 2011
39
(знания) сказанного. В научных трудах по экономике, злоупотребляющих английскими транслитерациями (брифинг, трансферт, ваучер, префект, лизинг, консенсус) мы без труда увидим их неоригинальность и переводной характер.
Понимание предела степеней свободы при чтении художественного текста было изящно продемонстрировано А. А. Леонтьевым [5]: никакое чтение не может подвести нас к восприятию Элен Куракиной как образа для подражания.
С вопросам понимания и знания связаны два парадокса - парадокс естественного носителя языка и парадокс поэтической речи.
Парадокс естественного носителя языка, который порой совсем не учитывается при обучении языку с так называемых лингвистических научных позиций: мы прекрасно говорим по-русски, строим фразы, не владея категориями грамматики, азами понимания основных единиц грамматического строя, морфологического анализа, особенностям синтаксического функционирования, категорией определенности-неопределенности, перфектно-сти, аналитической формой сказуемого, перфектной герундиальности, предикативности, смысловой группой подлежащего, тема-рематическим членением, косвенным дополнением, видами подчинения. Между тем - вот парадокс, вот незадача, необъяснимая адептами научно-лингвистического подхода - мы говорим, в общем-то грамотно.
Парадокс поэтического использования языка. Как приходят стихи? Средства художественной выразительности появляются в стихах неосознанно, мы описываем метафоры, а поэт мыслит ими.
Метафора есть мощное средство изменения идей и воздействие на сознание. Известен новеллистический способ презентации психологических затруднений и способов их разрешения. Каждому приходилось чувствовать между Сцил-лой и Харибдой, быть привлекаемым прекрасными сиренами, которые нас погубят, иметь личную ахиллесову пяту, бороться со змеем-искусителем, общаться со спящими красавицами, видеть гадких утят, снежных королев.
Метафора - ключ к разгадке эффективности публицистики. Например, в газете «Известия» (14 мая 2002) в статье «Мы хотели создать новую науку» Т. И. Заславская на вопрос о том, что двигало теми, кто пробивал идею создания Сибирского отделения Академии наук, отвечает: «Патриотические чувства. Общественные интересы освоения Сибири...Не только давление бюрократической глупости со стороны партии, заставляющее ученых бежать подальше от ЦК и обкомов, основало академгородок, но и господствование такого духа, что общественные интересы выше личных. Единство со страной в интеллигентских кругах было огромное. Не было такого, что я себе сей-
час что-то натащу за высокий забор. Блестящие общественные идеи лежали в основе...» Выделенное - и метафора, и неметафора. Вербализация позиции с ее помощью и обусловливает эффективность риторики.
Метафоризация - риторический прием релевантной субституции или создания нового авторского контекста, вербализация идеи.
Задача, которая ставится в связи с вышеизложенными соображениями, - риторизация обучения. Скажем, в нериторических традициях учащимся предлагаются различные проекты, предлагающие высказать собственное аргументированное, а не готовое понимание, высказаться о смысле, идее, оценке, интерпретировать (интерпретация есть дискурсивно высказанный смысл). Разделить смысл и содержание, смысл и значение, выделить главное, провести интендирование, применить технику интенциональности.
Проблемы понимания речевых произведений ставились еще при оценке дидактической роли пропедевтики воздействия [6]. В отечественной традиции интерпретации текста в той или иной мере эта проблематика разрабатывалась в трудах Г. И. Богина [2]: «Я понял, но что же я понял? Ты видишь, но что же ты видишь? Почему ты это видишь? Почему текст иронический? Где здесь играют?»
Существенно пробуждение рефлексии над формой, содержанием и метасмыслом как выстраиваемой на основе содержания конфигурации смыслов и их соотношений. Поиск технических приёмов интерпретации декларировался и в филологической, и, например, в психологической науке . Здесь можно вспомнить следующие виды заданий: ключевые слова, модель прочтения текста с опорой на заголовок, поиск главного, категоризация смыслов сама по себе, категоризация смыслов после обсуждения, ответ на вопрос «Что ты понял?», разделение на части, установление логических связей, техника дополнения до целого, развитая в трудах Б. В. Зейгарник, казалось бы далеко отстоящих от проблематики интерпретации художественного текста. В определённой мере эта разработка шла в таком разделе дидактики, как словесные методы обучения.
В объяснении проблемы понимания плодотворно трудятся психолингвисты, представители теории герменевтики, методологи, психологи, логики. Она рассматривается и с позиций интенцио-нальной логики, порождающей, интерпретативной семантики (Р. И. Павиленис). Идет и поиск смысла в системе внутренних взаимоотношений элементов в пределах текста, поиск смысла непосредственно к миру. Затрагиваются тут логика с референцией, проблемы соотношения текста, мира через мышление, картина мира, концепту-
альная система. Идёт речь и о перестройке концептуальных систем (Ж. Пиаже), понимание языка как системы знаний о мире. Ставится вопрос, насколько такая концептуальная система лабильна, личностна, индивидуальна. Вызывает интерес нахождение в сознании не только устоявшихся блоков знаний, но из системы норм, оценок, предписаний, запретов. Все это связано с языком - ведь язык открывает двери в социум, социализация опосредуется языком. Дальнейшие исследования в данном направлении прольют свет на индивидуальную систему социализации через язык, индивидуальное понимание и знание, техники интерпретации.
Знание - далеко не единственный конструкт человеческого мышления, необходимый при интерпретации и понимании, хотя часто понимание строится на знании. Приведем пример соотношения знания и понимания - понимание юмористического: «В Большом зале Консерватории прошло чествование Ирины Архиповой по случаю 75 ле-тия певицы. Архипову поздравляли посланцы и. о. президента, патриарха, мэра, глав республик и государств, театров, консерваторий, университетов, музеев, академий, общественных, творческих союзов. Архиповой целовали руки министры, дипломаты, актеры, режиссеры, музыканты, работники культуры, химики и врачи. Архиповой подарили сто букетов цветов, азербайджанский ковер, грузинскую жилетку, кинжал, саблю в ножнах, саблеобразную бутылку вина, клинско-го стеклянного дракончика, татарскую пуховую шаль и путевку в башкирский санаторий».
Фактографически - всё, написанное в газетной статье, правда. Что же порождает смыслы «юмористическое», «пародирование сообщений о нерушимой дружбе народов и поддержке всеми слоями советского общества». На это работают и само перечисление, и избыточность ряда, и подчёркнутое выпячивание национального и сословного, и синтаксис перечисления. На этой основе и формируется конструкт понимания.
При герменевтическом анализе традиционно акцентируется понимание, установление смыслов (т. е. связей между вещами и понятиями, конфигурации отношений между ними) в их противопоставленности содержанию как сумме предикаций. Вне зависимости от концепции к метафизическим вопросам, что есть смысл и что есть значение, приходит всякое серьёзное изучение семантики, лингвистики текста.
Техника оценки иронического - важнейшая техника. Иронию иногда приравнивают к рефлексии. Например. Зададимся вопросом, что позволяет нам увидеть иронию в следующей фразе: Старосветские помещики у Гоголя - милые, они рассуждают о редиске, пошедшей в стрелку, о плодожорках, долгоносиках и прочих земных ра-
достях. Постановка перед собой вопроса «Я понял, но что же я понял» - первый шаг к ненаучной, пока не гносеологизированной рефлексии, пока совсем не методологической, а обыденной [3].
Оценка выступления - результат опыта рецепции речевых произведений. Также результат индивидуации, понимания выступающего. Так, скажем, применяемая в снятом виде техника ин-дивидуации позволяет увидеть безграмотность, некомпетентность следующего руководящего товарища оратора (понимание диктуется обилием сорных слов, грамматическими и стилистическими ошибками): «Значит, это, я, честно говоря, позволю, понимаете, потратить, так сказать, две минуты на моё сообщение, как я болею душой, как профессионал, и преклоняюсь, значит, перед аудиторией за все ихние труды по менеджменту и всю работу фирмы, конечно, очень знаю, понятно. Конечно, поэтому нужно, в общем, так сказать, послать ваши, можно сказать, образцы, значит, в дирекции на местах, и они, это, придут к вам обратно, вот. Скажу одно, я не думаю, скажем так, начинать, уважаемые, сначала, а надо, значит, делать сначала, и всё, чего тут не понимать, понимаете?»
Индивидуация как техника важна и для под-жанров. Задумаемся, что заставляет нас сразу определять данный текст по классу бардовских: «Не верь разлукам, старина, их круг - Лишь сон, ей-богу. Придут другие времена, мой друг, ты верь в дорогу». Коллоквиальность, сотая интонация, задушевность, естественность интонации, маркеры лексики обращения, синтаксис и опыт действования с подобными текстами позволяют нам сделать такой вывод.
Индивидуация - это и опыт оценки стандартности, привычности речедействования в определенных ситуациях, шаблонов речи: «At work she displayed the characteristics of curiosity and energy. keeping up to date with recent developments, honing her skills and motivating the stuff... The colleagues always benefited from knowing her ... genuine thirst for knowledge.to handle demanding clients (patients).The impression of ease was due partly to experience...»
Вышеизложенный текст не вызовет возражений в качестве характеристики, рекомендательного письма, возможно это отрывок некролога из современного журнала. Заставляет же нас полагать то, что это не адрес, категория лица. Это - проявление опыта оценки риторических произведений, опыт научению риторики как основам речевой деятельности грамотного человека.
Понимание иронии - тоже техника индиви-дуации. Что позволяет оценить иронию фразы «Эту бы энергию, да в мирных целях: воду качать в слаборазвитые районы»?
Понимание шаблонности репертуара текстов
- проявление техники индивидуации. Оценим банальность поздравления: «Christ is Risen! - He is risen indeed. I wish you a blessed Easter. That’s a celebration of God’s gift of forgiveness. A new and eternal life was given to m».
Индивидуация - одна из герменевтических техник, усмотрение феномена, подлежащего осознанию: « Что передо мной? Что я понимаю?» Частной стороной техники является жанроопре-деление, усмотрение тематики и иной специфики текстов. Наращивание дополнительных смыслов, порой неявно присутствующих в тексте, не представленных прямыми средствами номинации
- удел деятельности, названной герменевтика (Г. И. Богин).
Приведем пример экстралингвистических опор интерпретации. Стоит посмотреть, например, на информацию о запретном городе и терракотовых воинах в БСЭ 1973 г. В статье «Китай» такой информации нет. Есть пространные справки, изобилующие штампами социологизаторского подхода - «история рабства, классовые противоречия. Обострившаяся политическая борьба, крестьянские войны, превращении Китая в полуколонию, революционно-демократическое движение, военно- экономическая отсталость, США крепили свои позиции в Китае, домогательство западных держав, ухудшающееся положение крестьянских масс, деревенская беднота, батраки. Клика милитаристов, предательская политика, обострение противоречий. Идеи марксизма, видная роль в распространении марксизма, Коминтерн, рабоче-крестьянское движение, гоминьдановсие власти обрушились на трудящихся с репрессиями, КПК, все более усиливающаяся деятельность феодально- компрадорских элементов, сговорившись с империалистами, чанкайшисты усилили репрессии против патриотических сил китайского народа, клика Чан Кай-Ши бежала на Тайвань, многолетняя революционная борьба китайского народа против иностранных и китайских угнетателей завершилась победой, что явилось существенным вкладом китайского народа в борьбе коммунистических и других прогрессивных сил всего мира за ускорение исторического прогресса и продвижения вперед к победе социализма».
Язык текста позволяет выйти к оценке личности продуцента текста. Вот, например, слова: «Есть сила более устойчивая, чем правовой порядок, сила могучая и вековая, которая созидается лишь нравственным влиянием личности. Эту силу мало знает современная жизнь и мало понимает современная наука. Сила эта называется бытом общественным, бытом народным, бытом историческим... Наука, литература, благотворительность, школьное просвещение, а в особенности
христианская убеждённость и одушёвленное православие - вот те посредства, через которые истинный общественный деятель .сообщает нравственные силы своего духа общественному быту».
Опыт рецепции текста развитой языковой личностью позволяет полагать, что автором текста является, скорее всего, священник. И действительно - епископ Антоний Храповицкий.
Парадокс «наивного носителя языка» (рядовой носитель правильно строит предложение, часто не зная о синтаксисе), и «парадокс поэтического использования языка» (автор, подобно мо-льеровскому герою, не знает, что он пишет метафорами) привлекают наше внимание не только и не сколько к лингвистическим, но риторическим способностям. В качестве таких выделяются умение оценивать языковую игру (интертекстуальность), оценивать юмор, уметь пользоваться палитрой жанров и стилей.
В лингводидактике существует множество способов изучения и обучения грамматике и лексикону; они, несомненно, важны, особенно на начальном этапе обучения. Непонятно лишь, почему при обсуждении лингводидактики дело зачастую ограничивается ими. Ведь успешные, развитые языковые личности демонстрируют и способности иного, более высокого уровня.
Интертекстуальность - и средство анализа текста, и средство описания специфики существования речи. Широкое представление об интертекстуальности гласит, что каждый текст представляет собой новую ткань, сотканную из старых цитат, обрывков культурных кодов, формул, ритмических структур, фрагментов социальных идиом, бессознательных цитат, даваемых без кавычек. И если на одном из полюсов данного континуума различных вариантов интертекста находится интертекст вполне явный - прецедентное слово (цитата, аллюзия, фразеологизм, крылатое слово), то на другом полюсе - явный не вполне.
Задача выявить конкретные формы интертекстуальности - номинировать и классифицировать их - в современной стилистике пока не имеет достаточного количества исследователей. Одной из причин неразработанности этой тематики, как справедливо полагает И. В. Арнольд, является большое разнообразие размеров, форм и функций включения «другого голоса». И не все авторы склонны полагать, что общий признак этих включений - смена субъекта речи. К ней примыкает противопоставление интертекстуальности как сознательного приёма и интертекстуальности как бессознательного приёма. Сложна интертекстуальность в пародировании, в гибридных жанрах, при смешении норм стилей.
Другой причиной неразработанности этой тематики является большая сложность и разнообразие модальностей функций и импликаций -оценочных, характерологических, композиционных, идейных. Импликации могут быть связаны с тем, что каждое чужое слово насыщено отзвуками чужих высказываний, к которым автор относится как с пиететом, так и с иронией.
Развития требуют собственно риторические навыки - выбрать главное, чтобы подчеркнуть это в переводе. Риторическими можно назвать соответствующие технику выделения главного, технику деления текста на смысловые единицы, отвечающие его главным идеям, технику конспектирования. Центральное значение в риторике обретает логика. Рецепция текста при чтении немыслима без понимания специфики жанров. Индивидуация текста - жанроопределение, усмотрение тематики текста - навык вырабатываемый: по прочтении каждый может предположить автора, эпоху, тематику, сделать заключения о языке и проч.
Действительность - это континуум, который каждый язык членит по-своему. Понятие ситуации как конкретной или абстрактной действительности является одним из основных понятий риторики. В определённых случаях именно ситуация определяет тест, отвечая на вопрос: «Что говорят в подобных случаях?» Возникает автоматизация стереотипа, подъязыка, жанра. Противоположна этому индивидуальная творческая стилистика.
Речь с разными риторическим условиями и установками находится в центре внимания риторики - речь ритуальная, провокационная, императивная, убеждающая... Актуально выделение отдельных модусов дискурса - называние, повествование, описание, доказательство, опровержение, воззвание, заключение. Старо исследование общих мест в речи, топики. Оно предусматривалось риториками Ломоносова, Зеленецкого, Толмачева. Из античности идут исследования риторики и психологии делового спора, полемики, диалектики. Существенно понимание сфер общения. Сферами общения В. В. Виноградов называет речевое общение с помощью определённого вида речи. Современная риторика приложима к обсуждению многих насущных проблем: правил репродуцирования, компилирования и реферирования произведений, специфики журнальной литературы, массовой коммуникации, пропаганде -всех тех сфер, где человек выступает как создатель, демиург языка.
Попытаемся полнее продемонстрировать и доказать выдвигаемый нами тезис о приоритетности риторического направления во многих, если не во всех, областях исследований языковой личности. Для этого продемонстрируем некоторые
тонкие высокоуровневые способности языковой личности.
Нарушения узуса употребления есть предмет компетенции развитой языковой личности: звучащее фамильярно просторечие в деловом, научном изложении, парадная публицистичность речи, изобилие канцеляризмов... Вырабатываются представления о должном в арго, профессиональном, молодежном сленге. Происходит усвоение способности говорить на просторечии. Все это подводит обучаемого к языковому идеалу, характерному для развитой языковой личности.
Языковая личность находится в центре интересов многих ученых гуманитарной сферы, часто понимается как профессиограмма работника в той или иной специальности. Всякое развитие личности связано и с развитием её языковой личности, с развитием её способностей к пониманию. Деятельностью, направленной на улучшение понимания является герменевтика: «Герменевтика - общее название для многих деятельностей: существуют герменевтика филологическая, педагогическая, естественнонаучная, экономическая, политическая, историографическая и пр. . Исторически (филогенетически - для истории рода и онтогенетически - для истории каждого индивида) филологическая герменевтика занимает первое место среди этих деятельностей: если бы человек не обладал языком, речью и не мог бы в силу этого понимать речевых произведений, он не мог бы понимать и всего остального» [2].
Рассмотрим, например, технику выявления актуализаций в современной русской речи. В нашей работе нами обсуждается мифологизация идей при помощи метафор, продемонстрированная А. Ф. Лосевым в работе «Диалектика мифа». Нами показано, что метафоры поэта и политика принципиально разнятся, поскольку разнится тип дискурса (функциональный стиль), языковая личность адресанта и адресата, разные цели, разные смыслы, наличествует или отсутствует фактор массового адресата, налицо разная языковая личность политика и художника. Многие (едва ли не все) метафоры политики банальны, стереотипны. Притчами говорил и Христос. Какова особенность политических и гражданских метафор? Почему эти метафоры так легко номинировать (Дж. Лакофф)?! Все вышесказанное приводит к разделению метафоризации и актуализации (не всякая метафора значима). Основанием в славистике являются труды пражцев, вообще функциональной формальной стилистики.
Так, например, фразеологизмы могут выступать как актуализации комического. Фразеологизмы есть в широком смысле слова метафоризации, весьма неожиданные, культуроспецифические,
актуализирующие новые смыслы. Такова их функция в дискурсе. Смыслы, актуализирующие комичную оценочность, представлены в следующей дроби текста (лексические корреляты - мета-форизированные фраземы):
Нестандартны метафоризации, актуализирующие смысл «комическое», оценочность: «На М. Горбачева обрушились потоки жесткой критики, «партократы» уже чувствовали запах приближающегося пожарища, дали волю своему раздражению... Но когда вконец измотанный Горбачев поставил вопрос о своей отставке с поста Генерального секретаря, члены ЦК дрогнули, испугались своей «смелости», и стали даже просить Горбачева остаться на капитанском мостике. Именно на этом Пленуме была потеряна последняя возможность сбросить с ног изношенные в конец горбачевские лапти и попробовать пойти, как встарь, босыми ногами по росистой траве. Но сил уже не было... мало кто заметил, что на Пленуме забыли, что собрались для того, чтобы наметить пути развития страны. Наступал маразм».
Без труда выделив в вышеприведённом отрывке фразеологизмы и вообще метафоризиро-ванные фраземы, исследователь теории текста не может не отметить их функцию актуализации определённых смыслов комичной оценочности. Продемонстрированные примеры свидетельствуют о концентрированной трактовке в метафори-зированном образе демонстрируемого смысла, особом приёме пробуждения рефлексии - актуализации.
Напоследок подробнее остановимся на таком конституенте современного политического дискурса, как аксиологическая лексика. Исследования вербальных путей представления стереотипов смыкается с исследованиями интеллектуальноинформативной и прагматической функции языка, исследованиями выражения в языке информации второго рода - проявлениями эмотивной, волюнта-тивной, апеллятивной, контакто-устанавливающей и эстетической функций языка с выражением субъективного отношения говорящего к предмету высказывания, собеседнику и ситуации общения. Мы не только называем понятие (денотативное значение), но и «второй части сообщения, связанной с условиями и участниками общения, соответствует коннотация, куда входят эмоциональный, оценочный, экспрессивный и стилистический компоненты значения» [1]. Характерна и семантическая иррадиация: присутствие хотя бы одного эмоционального слова придаёт эмоциональность всему высказыванию. Оценочная лексика характерна для описания общественной жизни и политических событий и нередко использует разные виды
переносных значений, в то время как прямые значения нейтральны.
В качестве актуализации может выступать сниженность языка. Характерно, что на арготизи-рованном языке заговорил новый кинематограф: базар, крутой мочилово, брателло, грохнул. Важна только уместность такого языкового знака.
Характерный молодежный сленг большинством слушателей воспринимается как оригинальное стилистическое явление: стебаться, приколист, зажигать, колбаситься, препод, гасилово, стипуха. Как разговаривать с представителями финансовых структур, М. Арбатову однажды инструктировал один генерал: «Когда пойдешь разговаривать с крутыми, объясняй им так: «За вами - синие, за нами - спецура. Вы - в семье, мы -в семье. Ну, зачем двум семьям ссориться из-за какой-то депутатской корочки? Я ни слова не поняла, но стонала от удовольствия».
При этом в связи со смыслом комического привлекают внимание языковые средства оценки. Оценка вершится не только и не столько в речевых актах прямой оценки («Это негодяй»). Или, например, в лекциях по литературе В. В. Набокова даны прямые и косвенные пристрастные оценки (ср. об Элиоте: «Это мошенник даже худший, чем смешной Томас Манн»).
Разработка теории актуализации, начатая в филологии русскими формалистами и пражцами, должна быть продолжена. Актуализация, изучаемая первоначально в художественном дискурсе, характерна и как средство выражения и оценки в иных, нехудожественных видах дискурса с художественной установкой.
На вопрос «Почему попса не ходит на классическую музыку» отвечает известный пианист
Н. Петров: «Они не ходят , потому что у них интеллект комариный и воображение устрицы! Не надо им воздух портить в святом месте. Я был бы в ужасе, если бы увидел этих оторв на своем концерте. Да и вряд ли им поможет посещение классических концертов - горбатого могила исправит».
Акты прямой оценки хорошо изучены. Это предложения типа X есть У, где первая переменная - оцениваемый объект, лицо, феномен, а вторая - семантически нагруженный элемент оценивания (имеющий аксиологическую, эмоциональную, экспрессивную, стилистическую коннотацию): Иванова - шваль, недочеловек. Сидоров -недоносок, придурок. Таких подонков поискать. Какая гадость ваша заливная рыба и т. д.
Сложнее с косвенной оценкой. Она выполняется из контекста, методом импликации. Посмотрим на эпиграмму д-ра филол. наук З. Паперно-го: «Сочиняют Казанцев и Брянцев детективы для юных зас*анцев».
Из контекста художественного произведения оценка авторов бьет по читателям. Происходит семантическая иррадиация.
Итак, оценка вербализуется семантикой с негативной оценочностью, семантической иррадиацией плюс косвенной оценочностью. Плюс работает обсуждённое выше явление семантической иррадиации.
Импликационность - облигаторное свойство высокохудожественного дискурса. Для осуществления современной коммуникации необходимо привлекать социокультурные знания, поэтому нагрузка приходится на интерпретацию скрытых смыслов, то есть на имплицитное. Имплицитная информация. Как правило не осознаётся адресатом, который не подвергает её какой-либо оценке, не относится к ней критично или сомневается в ней, не ищет ей подтверждения (он ведь сам выводит эту информацию при интерпретации сообщения, а не получает её в готовом виде , поэтому не ищет ей подтверждения). Такова точка зрения К. А. Долинина. И. Р. Г альперин подразделяет имплицитную информацию на информацию смысловую и эмоциональную. Разноуровневые способы проявления имплицитной информации - на уровне слова, на уровне словосочетания, на уровне высказывания, на уровне предложения и теста на уровне ситуации общения и жанра, на уровне дискурса. Значения отдельных смысловых единиц -морфемы, грамматическая форма, интонация.
Имплицитность может быть не только разноуровневой, но и разнородной, куда относятся те феномены, которые называются контекстами с имплицитной информацией, такие как подтекст, эллипсис, текстовая имликация, аллюзия. То тесть то, что для выведения скрытых смыслов требует контекста, фоновых знаний, а также стратегий понимания и толкования текстов.
В традиционном понимании подтекст - это второй параллельный смысл устного или письменного высказывания, обусловленный языковой системой или целями и замыслом автора. В литературе - скрытый. Отличный от прямого значения высказывания смысл, который сосуществует с явно выраженным, эксплицитным смыслом в одном и том же высказывании и который дожжен быть понят рецептором.
Подтекст - лингвистический объект высокой степени сложности.
Как лингвистическое и семиотическое явление подтекст наиболее часто обнаруживается в публицистических и рекламных текстах, однако механизм порождения подтекста в этих функциональных стилях во многом опирается на те приемы приращения смысла, которое есть в художественной литературе.
Символика цвета, шрифта - невербальные механизмы выражения имплицитного. К вербаль-
ным индикаторам, выполняющим сигнализирующую функцию и служащим для восстановления имплицитных смыслов, можно отнести разрывы в повествовании, наличие несовместимых содержательных компонентов в высказывании, резкий переход от одной композиционно-речевой формы к другой, резкая смена стиля и регистра, несоответствие между содержанием и формой его выражения, двусмысленности, а также метафоры и метонимии.
Общей тенденцией современных текстов является непрозрачность. Имплицитность - одна из важнейших характеристик рекламного дискурса. Рекламный текст содержит индикаторы имплицитного, с помощью которых, при наличии специальных знаний, можно восстановить скрытые смыслы. Чаще всего такими индикаторами являются метафоры, метонимия, разрывы в повествовании, двусмысленности. Ориентируясь на эти индикаторы, скрытый смысл можно будет восстановить, используя фоновую информацию, различного рода констексты, импликативный потенциал понятий и слов.
Стилистическая грамотность, риторическая грамотность - одна из самых существенных со-ставлющих речевой способности, вершина развития языковой личности. Например, использование бейтоса. Это стилистический прием смешения стилей для создания эффекта комического.
Об ученом-пенсионере, занимающемся популяризацией биологии в рассказе Т. Толстой «Сомнамбула в тумане» говорится: «Сидит в своем кабинетике, ни во что не вмешивается, грызет шоколадку, статейки сочиняет впрок на зиму: «Любит лесной хозяин полакомиться многоко-стянковыми и покрытосеменными.А как задует сиверко, как распотешится лихое ненастье - резко замедляется общий метаболизм у топтыгина, снижается тонус желудочно-кишечного тракта при сопутствующем нарастании липидной прослойки. Да не страшен минусовый диапазон Михайло Иванычу: хоть куда волосяной покров, да и эпидермис знатный...»
Прекрасный образец смешения лексики разных стилей и разных временных пластов - бей-тос - приводит П. А. Клубков [4, с. 70]: «Несомый резвыми конями, витязь низринулся с колесницы и расквасил себе рожу».
Исследование интерпретации текста невоз-моджно проводить без развития бахтинских идей в методике интерпретации текста, без идей, внесённых в общую филологию исследователями герменевтики. Очерчена теория техник интерпретаций текста Г. И. Богина.
С того времени, как функции риторики берёт на себя поэтика художественной литературы (см.: В. В. Виноградов, Ю. В. Рождественский), исследователей с особой силой занимает вопрос
о причинах воздейственности текста. Объяснения им видится в такой расплывчатой, ненаучной категории, как художественность.
Из опыта чтения и интерпретации мы знаем, что многие тексты вызывают интенсивную рефлексию, и «ответственна» за это его художественность. Оценка художественности может находиться в связи с перевыраженностью, релевантной субституцией, предполагающей задействование рефлексии. Важно не прямое номинирование, а метафоризация. О художественности размышлял А. Галич. Кстати, вовсе не орнаментированность его текстов художественными приёмами заставляет нас относить его тексты к художественным. Есть «простые» тексты Пушкина, Лермонтова, Толстого, Достоевского, Бунина, Ахматовой, Солженицына, Чехова, которые тем не менее являются высокохудожественными.
Поиск оснований художественного метода вовсе не лежит в русле нормативного описания стилистических приёмов. Более того, имеют под собой почву представления о том, что ряд стилистических приёмов, или даже интенсивное орнаментирование текста тропами, могут не иметь к художественности никакого отношения. Эта точка зрения стилистов, предлагающих концепции выдвижения, актуализации, метафоризации значимых средств текста. Значимым в художественном отношении может выступать и явное отклонение от «норм» стилистики - в нижеследующем тексте А. Галича повтор, избыточность, коллокви-альность: «Сегодня я обращаюсь к одному-единственному слушателю в Советском Союзе. Я не знаю, удастся ли этому слушателю поймать мою передачу, но может быть, кому-нибудьудаст-ся её услышать, и тогда он расскажет этому слушателю о моей передаче. А этот слушатель -простите уж вы меня - это моя мама. Я с нею сегодня говорю. Ей сегодня - не сегодня - скоро, на днях исполнится восемьдесят лет. Это очень большой срок, очень большая жизнь, горестная , трудная, - жизнь, в которой она потеряла мужа, моего отца, которого она так нежно, так горячо любила. Всю свою жизнь любила его, а потом она потеряла меня, своего старшего сына.
Я помню её на аэродроме: все плакали, когда прощались, - она не плакала. Кто-то её спросил:
Почему же вы не плачете?
Она сказала:
У меня сегодня слишком большое горе - я не могу плакать - слишком великое горе у меня сегодня.
Мама! Родная моя! Я с тобой говорю, я к тебе обращаюсь, и вот здесь, по радио, через весь мир, через все границы, через все рубежи, я обращаюсь к тебе и хочу тебе сказать, что я люблю тебя, мама. Мы с тобой были особенно близки по-
следние годы моей жизни там, в Советском Союзе, последние, самые трудные годы моей жизни, мы были с тобой так близки.
Пожалуй, ты единственный человек, который знал обо мне всё, потому что со своей печалью, со своими бедами, со всей своей радостью я приходил только к тебе, дорогая моя.
Мы, - я говорю об этом, потому что я имею право это сказать, - мы порою бываем очень невнимательны к нашим матерям; мы думаем, что мама - это то, что есть всегда, и то, что мы сказать ей о своей любви ещё успеем. А вот видишь - я не успел, мне приходится говорить с тобой за сотни километров, - чтобы сказать тебе о том, как я тебя люблю».
Пробуждение рефлексии над особенностями знакомого, «окрашивание» опыта новым и изменение отношения к опыту, семиотика текста и феномен художественности, пробуждающие рефлексию, в том числе социально значимую рефлексию, -существенные вопросы обучения интерпретации и понимания текста в школе и вузе, разработка которых выдвинет словесность и ее теорию в центр антропологического знания. В конце двадцатого века к анализу художественного творчества были привлечены идеи системомыследеятельностной схемы Г. П. Щедровицкого, позволяющей осуществить системно-мыследеятельностный подход к проблемам рефлексии над текстом В соответствии с этой схемой все мыследеятельностные процессы рефлектируются по трём поясам мыс-ледеятельности: в поясе мыследействования МД (действительность предметных представлений, «образность», пробуждение рефлексии над зримым, т. е. подробностями, представленными в тексте средствами прямой номинации), в поясе мысли-коммуникации М-К (репрезентация опыта продукции и рецепции речевых произведений, включая опыта чтения) и в поясе чистого мышления М (представление опыта действий с картами, чертежами, парадигмами, бинарными и небинарными противопоставлениями и другими невербальными схемами, поддающимися вербализации, если это бывает необходимо, при переходе от обыденной рефлексии к рефлексии дискурсивной; реактивация опыта прямых усмотрений смыслов и метасмыслов, опредмеченных в текстах) [7, с. 286].
Центральное значение в лингвистике, ориентированной на работу со смыслами текста, придается рефлексии. Рефлексия является методологической категорией, имеющей множество определений. Она определяется как связка между наличным опытом и осваиваемым гносеологическим образом; при этом образ «окрашивается» опытом, а отношение к опыту меняется, что приводит к превращению рефлексии в еще один, наряду с
чувственностью, источник опыта. Рефлексия есть также обращение сознания на опыт, повторное прохождение уже пройденного мысленного пути. Рефлексия одновременно обращена и «вовнутрь» -на нашу субъективность, и вовне - на то, что мы хотим освоить. Сходства (и различия) во внешнем и внутреннем мире способны перевыражаться; отсюда ещё одно из определений рефлексии как пе-ревыражения одного в другом. К разновидностям этого перевыражения относится и перевыражение разных подходов к одному и тому же явлению, так что рефлексия есть и способность видеть себя.
Интерпретация текстов культуры ориентирована не на формальную лингвистику, а на работу со смыслами. Техники понимания текстов культуры Г. И. Богиным трактуются как особенно эффективное инобытие рефлексии, а научение им -как актуальная задача гуманитарной практики. Выявлены и описаны следующие техники понимания текстов культуры: техника интенциональности в обращённости на тексты культуры (идущая от истоков феноменологии Э. Гуссерля и Ф. Брентано); техника разделения значения и смысла (восходящая к трудам Г. Фреге и Э. Д. Хирша); техника интенди-рования (идущая от Ансельма Кентерберийского); техника герменевтического круга как обращения рефлексии на все пояса системомыследеятельности Г. П. Щедровицкого; техника определения смыслообразующего слова-концепта; техника рефлективного обращения к метафоре; техника преодоления непонимания; техника значащего переживания как смысла; техника рефлектирования над художественной деталью; техника жанроопределения; техника выявления импликаций.
Работу рефлексии Г. И. Богин представлял следующим образом. Рефлексия как универсальный признак человеческого мыследействования по воле человека останавливается (фиксируется) и объективируется, превращаясь в другие организованности, духовные конструкты человеческого бытия (понимание, проблематизация, знание, отношение, оценка, собственно человеческое чувство и т. д.). Выход к пониманию через рефлексию (в том числе и через интерпретацию как высказанную рефлексию) означает, что человек в своей деятельности начинает видеть себя со стороны, причём видеть «себя понимающего». Выход в рефлективную позицию есть постановка самого себя перед вопросами «Я понял, но что же я понял? Я понял так, но почему я понял именно так?» При интерпретации рефлексия, обращенная на понимание, позволяет задействовать всё большее число онтологических картин, хранящихся в опыте, в рефлективной реальности, что приводит к углубленному пониманию. Движение между пониманием и интерпретацией обогащает освоенность содержательности текста как единства со-
держаний и смыслов. Содержания представляют собой предикации в рамках пропозициональных структур, а смыслы - конфигурации связей и отношений в ситуации деятельности и коммуникации. При понимании текста человек создаёт или восстанавливает конфигурации связей и отношений в ситуации. Смыслы, как и понимание, выступают в качестве организованностей, инобытий рефлексии, и если они не обозначены в тексте средствами прямой номинации, их невозможно усмотреть иначе, как через рефлективные акты. Обыденный характер рефлексии при осмысленном чтении с глубоким пониманием является результатом того опыта рефлективного действования, которым мы овладеваем в ходе обучения и самообучения интерпретации текста [2].
Индивидуация - одна из герменевтических техник, усмотрение феномена, подлежащего осознанию: « Что передо мной? Что я понимаю?» Частной стороной техники является жанроопре-деление, усмотрение тематики и иной специфики текстов.
Скажем, приводимый ниже текст, что без труда усмотрит средний реципиент, взят из учебника по римскому праву и говорит о значении данного права. Это научный текст учебного пользования -филологам (и авторам и потребителям таких текстов) известна их специфика. Но даже при однократном прочтении у реципиента возникают соображения по поводу, скажем, эпохи создания текста, меры культуры автора и оратора, изящества и точности выражения мысли, высоты слога, художественности воздействия такого стиля: «Римское право справедливо занимает в истории человечества особое место: оно пережило создавший его народ и дважды покорило себе мир. Явившись базисом, на котором веками формировалась юридическая мысль, оно изучается и теперь как теория гражданского права, как правовая система, в которой основные юридические институты и понятия нашли себе наиболее чистое от всяких случайных и национальных окрасок выражение. Силою исторических судеб римское гражданское право сделалось одним из главнейших оснований гражданских законодательств, действующих в настоящее время в Европе».
Наращивание дополнительных смыслов, порой неявно присутствующих в тексте, не представленных прямыми средствами номинации -удел деятельности, названной герменевтика (Г. И. Богин).
Наука создала интеллектуальные инструменты, целый методологический подход к толкованию текстов. Истолкование, интерпретация, поиск скрытого смысла в смысле очевидном должны не только стать целевой установкой прочтения текста (герменевтика), но и найти свои техники,
методологические приёмы эффективного прочтения текста. Текст, контекст, связи - эта техника соотнесения с другими текстами, в том числе текстами живой речи, находит отражение во всех попытках поиска методологического аппарата толкования. Это и обращение к поясу МК в СМД-методологиии у Г. И. Богина, и поиск интертекстуальности, и смешение стилей (clashes of styles) в традиции классической стилистики.
Итак, предметом филологической герменевтики является понимание - усмотрение и освоение идеального, представленного в текстовых формах. Наиболее широкие разделы исследовательской тематики виделись Г. И. Богину таковыми: типология понимания текстов разных типов в различных ситуациях, типология герменевтических ситуаций, взаимодействие процессуального и субстанционального начал в понимании, техники понимания, рефлективные основания понимания, научение рефлексии, особенности процессов понимания при разных целях, предметах и условиях понимания, типология ситуаций непонимания, взаимодействие понимания с другими ино-бытиями (ипостасями) рефлексии (роль решения, проблематизации, собственно человеческого чувства, оценочного акта и пр. в герменевтической ситуации). Интерпретация как методологический принцип в разных видах деятельности, формирования герменевтических готовностей у разных контингентов учащихся и работающих.
Важна проблематика обучению рефлексии других людей, включая интерпретационную позицию (делаются интерпретации, согласившись с которыми обучаемый корректирует и дополняет ранее полученное понимание текста), демонстрационную (человек даёт образцы понимания), фиксационную (фиксация различий в понимании одного и того же текста разными людьми), воспитательную и самовоспитательную, преобразовательную (обоснование не согласий с чьим-либо ходом понимания), исполнительскую (показ того, как надо реагировать на требование» пойми»), режиссерскую (подскажи другим в их процессе понимания), собственно риторическую (программирование чьего-либо понимания средствами своей речевой деятельности), риторикогерменевтическую (преодоление у других ошибочного тезиса «что понятно для меня, то понятно для других», т. е. критика обращена на способ понимания как «ступеньку» в разделённом между людьми процессе понимания), критикодидактическую (сходный случай, но критика обращена на процедуру объяснения).
В 1999 г. для сборника «Язык, культура и социум в гуманитарной парадигме» заслуженным и молодым исследователям-филологам Тверского госуниверситета кафедра общего и классическо-
го языкознания этого университета и Институт языкознания РАН предложили написать о том, что они считают главным в своей деятельности. Передо мной статья Г. И. Богина «Филологическая герменевтика как деятельность» с самоанализом работы ученого. С пятидесятых годов исследовал Г. И. Богин проблемы языковой личности, сначала в рамках лингводидактической концепции, а затем в рамках интересной версии филологической герменевтики, заимствовавшей и вульгаризировавшей для своих целей СМД-схему Г. П. Щедро-вицкого. До Г. И. Богина проблематика языковой личности была обозначена в отечественном языковедении явно лишь В. В. Виноградовым, интерес к риторико-герменевтической проблематике и вопросам понимания текста на долгие годы был утрачен, но тематика эта буквально подсказывалась множеством трудов значительных ученых, среди которых прежде всего нужно назвать Гумбольдта, Потебню, Якобсона, Вайсгербера, представителей стилистики.
Языковая личность находится в центре интересов многих учёных гуманитарной сферы, часто понимается как профессиограмма работника в той или иной специальности. Всякое развитие личности связано и с развитием её языковой личности, с развитием её способностей к пониманию. Деятельностью, направленной на улучшение понимания является герменевтика: «Герменевтика - общее название для многих деятельностей: существуют герменевтика филологическая, педагогическая, естественнонаучная, экономическая, политическая, историографическая и пр. ... Исторически (филогенетически - для истории рода и онтогенетически - для истории каждого индивида) филологическая герменевтика занимает первое место среди этих деятельностей: если бы человек не обладал языком, речью и не мог бы в силу этого понимать речевых произведений, он не мог бы понимать и всего остального» [1].
Предметом герменевтики является понимание - усмотрение и освоение идеального, представленного в текстовых формах, предметом же риторики - программирование данного усмотрения. Риторика противоположна герменевтике, это «обратная герменевтика», и составляющая риторико-герменевтического подхода к пониманию текста и менталитета (этот подход научно выделил и осмыслил в современном языкознании Ф. Растье).
Риторика как искусство и наука имеет, как известно, прочный фундамент в античности. Классические концепции риторики относят риторику к семи искусствам, которым обучаются свободные граждане. Многое в современных концепциях риторики (А. А. Волков, Е. Н. Зарецкая,
Ю. В. Рождественский) базируется на её классических основаниях.
С того времени, как функции риторики берёт на себя поэтика художественной литературы, исследователей с особой силой занимает вопрос о причинах воздейственности текста. Объяснения им видится в такой расплывчатой, ненаучной категории, как художественность.
Из опыта чтения и интерпретации мы знаем, что многие тексты вызывают интенсивную рефлексию, и «ответственна» за это его художественность (в понимании художественности Г. И. Богину были необходим Гегель, Ингар-ден, Мукаржевский, Хайдеггер). Как утверждает М. Хайдеггер, во всяком произведении искусства кроме вещности (Dinghafte im Kunstwerk) есть и феномен художественного: « Das Kunstwerk ueber das Dinghafte hinaus noch etwas Anderes ist. Dieses Andere, was daran ist, macht das Kuenstlerische aus. Das Kunstwerk ist zwar ein angefertiges Ding, aber es sagt noch etwas Anderes, als das blosse Ding selbst ist. .. Das Werk macht mit Anderem offentlich bekannt, es offenbart Anderes, es ist Allegorie... fast scheint es, das Dinghafte im Kunstwerk sei wie der Unterbau, darein und darueber das Andere und eigentliche gebaut ist».
Оценка художественности может находиться в связи с перевыраженностью, релевантной субституцией, предполагающей задействование рефлексии. Важно не прямое номинирование, а метафоризация.
Художественность может быть отмечена и контаминацией тропеических, ритмических, синтаксических средств.
Идеи герменевтики, учения о «понимании» как целостном душевно-духовном переживании, составляют методологическую основу гуманитарных наук в отличие от «объяснения» в естественных науках (Дильтей, Гадамер, Гуссерль), а филологическая герменевтика представляет собой учение о понимании интерпретации художественного текста как дискурсивно высказанной рефлексии над усмотренными в тексте смыслами В герменевтике, возникшей из желания ренессансного человека понять чуждую ему духовную жизнь классической и древнехристианской эпох, для понимания существенны художественная ценность, смысловой мир, сознание интерпретирующего как инструмент интерпретации. Герменевтика апеллирует к этическим ценностям интерпретатора; предлагает помощь в расширении собственного горизонта (горизонта понимания СЕБЯ) в открытости Смыслу и в совершении этического выбора в процессе понимания наивысших социальных и личностных ценностей. Проблемными являются вопросы о границах интерпретации (совпадает ли текст с авторской интенцией), девиации чита-
тельской интерпретации от авторской интенции, оригинальном ядре художественного творения и парадигме множественных интерпретаций, цели интерпретации. Современную герменевтику характеризует вынужденность прибегать к структуралистским лингвистическим и коммуникативным теориям, поскольку именно они включают не только автора, но и адресата произведения искусства, который творит значение из знаковой системы текста (Э. Д. Хирш).
Вся система приёмов мыследеятельности, превращающих непонимание в понимание, и их практическая (педагогическая) реализация убеждают в глубоком гуманитарном значении понимания/ непонимания и возможности использовать в ходе лингводидактической работы техники понимания, разработанные филологической герменевтикой. От реципиента художественного текста требуется СО-творчество, дискурсивное построение вопроса к себе, освоение текста культуры через усовершенствование способов обращения рефлексии на мир. Иными словами, рецепция художественного текста представляет собой модель обращения рефлексии на мир. Работа с текстом, нацеленная на его дискурсивный анализ, идеально моделирует ситуации понимания: «понятие интерпретации утрачивает свое педагогически-окказиональное значение, которое оно имело в XVIII столетии, и занимает своё систематическое место, характеризуемое тем ключевым положением, которое получила проблема языка для философии вообще” (4). Чрезвычайно важна восходящая к Г адамеру трактовка герменевтического феномена как истолковывания, как «круга, замыкаемого в диалектике вопроса и ответа», как разговора (то есть обращения внимания на принципиальную диалогичность в ходе рефлективной работы с художественным текстом). Феномен понимания и правильного истолковывания является «не только специальной методологической проблемой наук о духе, <...> но и очевидным образом относится ко всей совокупности человеческого опыта в целом». Для личности читателя важно понимание, связанное с пробуждением смыслообразующей рефлексии. Герменевтическое усилие при чтении высокохудожественных текстов делает возможным полноценный диалог между писателем и читателем за счёт приобщения к смыслам художественного текста, понимания художественной идеи, и шире - преодоления разрывов в коммуникации. Действенное значение в преодолении такого разрыва может иметь обучение интерпретации как высказанной рефлексии. С педагогической точки зрения актуальной оказывается интерпретационная позиция в обучении рефлексии других людей.
Значительное сходство с герменевтическими техниками прослеживается в трактовке психотерапевтически нарабатываемых техник: умение отличать главное то второстепенного, гибкость и альтернативность поведения, подвижность ума, эмоциональная зрелость, внутреннее спокойствие, умение подходить к проблеме с разных точек зрения, адекватная и эффективная мотивационная саморегуляция личности, готовность к неожиданностям, реализм, наблюдательность, дальновидность, стремление понять других, умение извлекать положительный опыт из всего происходящего. В когнитивной психологии речь тоже ведётся о выявлении альтернатив в мышлении, других возможных подходов, которые бы корригировали сверхгенерализации (на основе небольшого числа фактов делается вывод о глобальном характере явления), селективное внимание (обращение внимания на одни стороны при игнорировании других), персонификации (принятие всего на свой счет), дихотомичное мышление (белое-черное) катастрофицирование (негативные последствия всего происходящего), излишнюю личную ответственность (чувство ответственности за всё плохое, что произошло). Подчеркнём общность всех вышеперечисленных приёмов мыследеятельности (вне зависимости от школ), подводящих индивида к подвижности интеллектуальной интенции.
Стилистика художественного текста таким образом становится учительницей всех других стилистик. Посмотрим на выявление импликации в нехудожественном тексте. В программе КПРФ о работе с интеллигенцией сказано: «Но с ними нужно и работать по-новому. Искать нетривиальные методы убеждения. Ведь образованные головы не терпят казенщины и начётничества. А наша пропаганда грешит этим до сих пор. Интеллигент часто боится организации. Следовательно, нужно искать новые формы работы с ним». Резонно возникает вопрос - считают ли авторы текста, что необразованные головы потерпят казенщину и начётничество?!
Индивидуация - техника, существенная в лингводидактическом плане и обогащающая представления о понимании и способность понимать. Проведем один эксперимент.
Я зарастаю памятью,
Как лесом зарастает пустошь.
И птицы - память по утрам поют,
И ветер-память по ночам гудит,
Деревья - память целый день лепечут.
И там, в пернатой памяти моей,
Все сказки начинаются с «однажды».
И в этом однократность бытия И однократность утоленья жажды.
Но в памяти такая скрыта мощь,
Что возвращает образы и множит...
Шумит, не умолкая, память-дождь,
И память-снег летит и пасть не может.
Применяя в свернутом виде технику индиви-дуации, после первого прочтения мы можем отнести эту лирическую миниатюру к творчеству современного поэта - продолжателя пушкинских традиций. МЫ видим: так не писал Пушкин (метафоры, повторы). Это явно не Маяковский. Это не Войнович. Вот пропедевтические элементы индивидуации. Что за тема предо мной? Что за лирический герой? Это стихи гимназиста или человека, уже прожившего «лучшую сторону сорока»? Важно отдавать отчёт в существовании техники индивидуации и методологически представить её.
Итак, предметом филологической герменевтики является понимание - усмотрение и освоение идеального, представленного в текстовых формах. Тексты могут быть на естественных языках или на языках других искусств; в широком смысле текстом является любой след целенаправленной человеческой деятельности - дома с их обликом, одежда, живописные произведения, даже человеческие лица (кроме антропологических признаков этнической принадлежности даже произведения промышленного дизайна. С герменевтической точки зрения методология чтения и интерпретации текстов вербальных даёт основания для построения методик «прочтения» вех остальных текстов и квазитекстов.
Что главное - дискурсивность объяснения или интуитивность усмотрения? В действительности предпочтение тому или другому отдаётся в зависимости от позиции, занятой человеком не в теории, а в деятельности. Заниматься в учебных целях интерпретацией текста невозможно без дискурсивности и без осознанного рефлектирования над имеющимся опытом понимания. Термин «дискурсивное» как противоположность «непосредственно постигаемому» встречается уже у Фомы. На дискурсивности всякого вообще становления знания настаивал Кант. Лишь начиная с Гегеля (у него только применительно к текстам философии) высказывается мысль о единстве непосредственного (интуитивного) и опосредованного (дискурсивного).
К способностям развитой языковой личности вне всякого сомнения должна быть отнесена способность чувствовать имплицитный смысл, способность видеть интертекстальность, художественность. Тогда не возникает затруднений в понимании речений: Пусть цветут все цветы. Бумаги пана Хованского не помогут?
Важны и другие герменевтические способности- техники.
Список литературы
1. Арнольд И. В. Стилистика. Современный английский язык. М.: Флинта: Наука, 2002. 384 с.
2. Богин Г. И. Субстанциальная сторона понимания текста. Тверь: ТвГУ, 1993. 137 с.
3. Бушев А. Б. Русская языковая личность профессионального переводчика: дис. .д-ра филол. наук. Москва, 2010. 366 с.
4. Клубков П. А. Говорите, пожалуйста, правильно. СПб.: Норинт, 2001. 191 с.
5. Леонтьев А. А. Психолингвистика. М.: Смысл, 1998. 287 с.
6. Мукаржевский Я. Структуральная поэтика. М.: Языки русской культуры, 2002. 480 с.
7. Щедровицкий Г. П. Избранное. М.: Школа Культурной Политики, 1995. 800 с.
Рукопись поступила в редакцию 10. 04. 2011.
