Л.Г. Жукова
«ТАКАЯ У НАС ЭТА... ЗАКОН»: ИДЕНТИЧНОСТЬ ЖИТЕЛЕЙ ПОСЕЛКА ПРИМОРСКИЙ
Статья посвящена выявлению факторов, определяющих идентичность современных иудействующих (субботников), проживающих в поселке Приморский Волгоградской области. В основе исследования лежат полевые материалы, собранные в 2011 г.
Ключевые слова: идентичность, субботники, религия, национальность, повседневность.
В основе настоящей статьи лежат интервью с жителями поселка Приморский Волгоградской области (бывший еврейский колхоз «Сталиндорф», основанный в 1930 г., и состоявший преимущественно из семей русских иудействующих - субботников1), записанные в рамках полевого исследования в августе 2011 г. Среди интервьюируемых преобладали пожилые женщины (6080 лет), неизменно демонстрировавшие большую осведомленность в области религиозной традиции, чем мужчины той же возрастной категории.
Не останавливаясь специально на феномене женской религиозности и роли женщин в сохранении и трансляции религиозной традиции, упомянем лишь, что даже в советское время с его более-менее последовательной антирелигиозной политикой именно женщины продолжали выполнять функцию главных «хранителей традиций». Так, согласно исследованиям «бюджета времени и повседневной деятельности», проведенным под руководством С.Г. Струмилина в 1922-1923 гг., рабочий тратил на религиозную деятельность в среднем 18 часов в год, работница - 44 часа, крестьянин - 121 час в год, а крестьянка - 173 часа2. К 1934 г. этот показатель, правда, существенно снизился3. Женщины преобладали
© Жукова Л.Г., 2013
практически во всех советских религиозных организациях, составляя от 76 до 86 % ее членов4.
Не случайно именно женщины оказывались основой целевой группой для советской антирелигиозной пропаганды на протяжении десятилетий5. Шейла Фицпатрик, автор широко известной монографии «Повседневный сталинизм»6 обратила внимание на то, что партийные взыскания, налагаемые на мужчин, в сталинские времена нередко были связаны с «идеологической незрелостью» их жен и прочих членов семьи женского пола:
Наиболее распространенная идеологическая провинность членов партии заключалась в том, что они позволяли своим женам или другим родственницам по-прежнему верить в Бога, крестить детей, ходить в церковь или держать дома иконы. Партийцев то и дело допрашивали на этот счет, диалоги происходили примерно так, как в приведенном ниже отрывке из стенограммы собрания одной местной партийной ячейки:
- Крестили ли вы своих детей?
- Последней в моей семье крестили мою дочь в 1926 году.
- Когда вы порвали с религией?
- В 1923 году.
- Говорят, у вас дома еще есть иконы.
- Да, потому что теща не дает мне их убрать!7
Аналогичный, более релевантный (ввиду близости субботников к иудаизму) для нашего случая пример религиозной «косности» тех же тещ, можно найти, например, в рассказе «Карл Янкель» Исаака Бабеля8:
Через год после женитьбы он [Овсей Белоцерковский. - Л. Ж.] подал в суд на тещу свою Брану Брутман. Воспользовавшись тем, что Овсей был в командировке, а Поля ушла в больницу лечиться от грудницы, старуха похитила новорожденного внука, отнесла его к малому оператору Нафтуле Герчику, и там в присутствии десяти развалин, десяти древних и нищих стариков, завсегдатаев хасидской синагоги, над младенцем был совершен обряд обрезания.
Похожие истории зафиксированы и в материалах полевых исследований:
Веровать тогда в бога нельзя было, тем более делать еврейские обряды, особенно коммунистам, а мой отец был член партии и все его братья, их трое было. Поэтому чтобы соблюсти еврейский обряд, меня
возили к бабушке в город Мглин, тут в Брянской области, это старый купеческий город, там мама родилась моя. И там мне все это сделали. То есть произвели еврейское крещение9.
Наши информантки - жители поселка Приморский - в целом подтверждали эти «гендерные стереотипы», не только, как уже говорилось выше, демонстрируя приверженность женщин социальной роли «хранителя традиций», но и нередко указывая на мать (или бабушку) как на основной источник своих, порой довольно скудных, знаний о «субботнической вере»: «Бабушка говорила - у нас земля Иерусалим. Иконы не любила»10 ... и как на последний бастион веры:
Дедушка свинину не ел сначала, а потом сказал, что то, что в рот -не оскверняет человека, а вот оскорблять человека нельзя. И стал есть. А мама не ела11.
Говорили, что мы субботники. Но до сути не доходили. Мама у нас субботница, а мы уже какие субботники12.
Русские наши родители. Я не знаю, как это объяснить. Субботники. Субботу праздновали. А папа у меня брянский, православный. А мы ни туда ни сюда не относимся. Мама отмечать старалась и субботнические праздники, и православные, чтобы папе не было
обидно13.
... или как на виновницу ее отсутствия:
Информант: Какая там вера! У нас никакой веры не было! Когда был Советский Союз, нам ничего никогда. Собиратель: Ну а мама?
Информант: И мама так же! Если бы мама верила, то и нам чего-нибудь досталось14.
Главная героиня этой статьи - Анна Исаевна Шибанова - родилась в 1926 г. В 1931 г. ее семья, в числе других 30 семей, «приехала строить колхоз Сталиндорф»:
Соб: А что это были за семьи - русские, евреи, субботники?
Инф: А кто их знает.
Соб.: А ваши родители кто?
Инф.: Наши родители тоже так же. Тут голод был, голодовали. Здесь много кто приезжал, а потом некоторые отсюда в Биробиджан уехали. Но мы никуда не поехали. Хватит с нас одного раза. <...>
«Равнодушие к самоопределению в этноконфессиональных категориях», продемонстрированное нашей информанткой, как справедливо отмечает Александр Львов15, вполне типичное для русских иудействующих XIX в. явление. Он же указывает на то, что это равнодушие невозможно было сохранить в условиях немецкой оккупации16, когда от принадлежности к той или иной нации зависела жизнь:
Соб.: Тут, говорят, немцы во время войны были? Как они себя вели?
Инф.: Велели, чтобы никуда не ходили. Какие у нас евреи были -хорошие работники... Всех...
Соб.: Расстреляли?
Инф.: Не знаю куда. Черный ворон пришел и забрал их. И вот когда отступили они, вроде говорили, что в этот день как отступать в нашем поселке 24 семьи расстреливать хотели комсомольцев, пио... этих, партейных. Отец наш был партейный. Мы ждали, говорили: «Ну, нас первых будут расстреливать». Но Бог миловал, ушли как раз. Ямы-то вон мы какие рыли. Для себя. <...> Не велели нам на улицу. Мы никуда не ходили, не вылазили.
Соб.: Никому не велели или евреям только?
Инф.: Никому не велели. Совершенно, совершенно никому не велели.
Соб.: А как они узнавали кто еврей?
Инф.: Каждый день писали: Какой вы нации?
Соб.: Вызывали?
Инф.: По дворам ходили - какой веры? Каждый говорил вот, свою веру. У нас евреи были, такие хорошие. Енти-то поуехали, а они оста-лися. Думают - ничё. <...> А что над ними делали... Может загнали в эту [машину]. пустили газ они там и задохнулись все. Черный ворон машина такая есть, черный ворон. Черный. Вот она посодит, и газуют туды газ, и люди умирают.<...>
Соб.: Когда к вам приходили и спрашивали, какой вы веры, вы что говорили? Родители?
Инф.: Родители говорили, все говорили по одному месту, чтобы все с одного места были.
Соб.: Что говорили? «Русские»?
Инф.: Конечно, мы русские. А какие же мы?
Соб.: А веру, вы говорите, они спрашивали? Что говорили родители?
Инф.: Я уж и забыла.
Соб.: Может «геры», «субботники»?
Инф.: Нет.
Соб.: «Православные»?
Инф.: Всякие говорили, и православные говорили. Их веры у нас тоже тогда много было. <...>
Мы не знаем, к каким идентификационным дефинициям прибегали жители «Сталиндорфа» до оккупации - вероятно, их идентичности было присуще некоторое внутреннее противоречие, которое, впрочем, по мнению ряда современных исследователей «неизбежно оказывается продуктом формирования идентичности, ибо она выявляется из ее противопоставления альтеричности»17. Возможно также, что «равнодушие к самоопределению» оставалось характерной чертой сталиндорфских субботников и в ХХ в., и лишь оккупация поставила их перед необходимостью преодоления дихотомии «русский-еврей» (если таковая, конечно, была актуальна) и сделала «русскими». Нельзя не принимать во внимание еще один внешний фактор - совершенно очевидно, что в своей репрессивной деятельности немцы руководствовались не столько ответами жителей поселка об их национальной принадлежности, сколько некоторыми критериями определения национальности, по которым основная часть колхозников никак не подходила под категорию «жидов». Именно эти критерии, навязанные извне, стали частью внутреннего дискурса жителей поселка:
Даже когда немцы пришли, ей 12 лет было. Он говорит: «Ты не похожа на еврейку». А у нас одна семья не уехала, остались. Отец с матерью уехали в поле, а дети дома остались, их прямо там расстреляли на месте. А мать с отцом в поле нашли и расстреляли. Вот ей 12 лет было. Она говорит: «Их расстреляли, а нас не тронули. Они у нас ночевали ночь» - Немцы у них и [говорили]: «Ты не похожа». (Они все белобрысые, белые). «Почему вас так называют?»18
А на нас клеветали [называли «жидами»], но мы же не похожи на евреев! Как бы нас ни называли. <...> Мы объясняли, что мы русские, не православные, не крещеные, русские мы. По обличью мы русские. Видно же! <...> Евреи все черномазенькие, кудрявенькие19.
Анна Исаевна, как мы видели выше, несмотря на давление исследователей, упорно избегает «окончательного решения» вопроса о религиозной принадлежности родителей. Она «забывает», как они отвечали на соответствующие вопросы, репрезентируя их идентичность как сугубо отрицательную: они не геры, не субботники, но, очевидно, и не православные, поскольку это чужая - «их» - вера.
Интересно, что характерная для дискурса нашей информантки нерешительность в выборе дефиниций для самопрезентации вос-
производится и в ее описании «малой родины», пребывающей в лиминальном состоянии:
Инф.: Поселок наш не тут был, водой тот залило. У нас тут лес был. Лес вырубали. Сделали канал. Раньше речка была глубокая, мы купались.
Соб: Как называется речка?
Инф.: А кто ее знает. Называлась то «Водопой», то «Глубокая». «Водопой» - где овец поили, потом «Узенькая» называли.
<...>
Инф.: Колхоз назывался «Сталиндорф», потом назвали, что ли, «Победа», потом совхоз. Меняли, меняли названия - и «Горинский» и «Мариновский» был, а сейчас «Приморский».
Названия улиц сроду у нас никогда не было. А как газ стали проводить - дали названия. Не было названий, всех знали по фамилии -почтальон или кто. Наша вот улица - Советская. Только ее и знаю. Спрашивали тут как-то: Где улица Солнечная? - А я и не знаю такую.
На особую роль топонимов в конструировании идентичности указывают многие антропологи: топонимы связывают прошлое и настоящее локальной группы, формируют коллективную идентичность и т. д.20 В данном случае мы видим отсутствие каких-либо топонимических констант - меняются названия поселка (и даже его местоположение), реки, улиц. Один из важнейших факторов формирования идентичности таким образом оказывается почти не задействованным.
Избегая каких-либо однозначных определений, Анна Исаевна проявляет свою идентичность через приверженность определенным практикам, связанным с похоронами, праздниками и пищевыми ограничениями (именно в этих трех сферах повседневной жизни субботники наиболее четко проводят границу между «своим» и «чужими»), легитимность которых с ее точки зрения определена неким «Законом»:
Соб.: А как звали родителей ваших?
Инф.: Маму - тетя Рая, отца - Исай Захарович.
Соб.: А где они похоронены?
Соб.: А что у родителей на могилах? Кресты?
Инф.: Нет, на наших нету крестов.
Соб.: А почему?
Инф.: Такая у нас эта... Закон21.
Соб.: А что там на могиле?
Инф.: Да ниче. Столб и памятник.
Соб.: А какой «Закон» Вы говорите?
Инф.: Да тут их всяких законов. Каких только нету. Они и щас все разные. Тут все по закону. Все законы, как вот Советский Союз был, такие законы.
Соб.: Звездочки на могилах не были?22
Инф.: У отца есть.
Соб.: Почему звездочка?
Инф.: Советский Союз - были звездочки.
<...>
Соб: А посты какие-нибудь у вас были?
Инф.: Так, больше в сентябре. Были бы у нас молитвы, хоть крестовые, хоть какие... Пост один день - ничего не есть ни пить, как вечером поел23. Почему не знаю, такой Закон. Эти тоже празднуют, мясо не едят.
Соб.: Это кто?
Инф.: Да тоже русские.
Соб.: Молились дома?
Инф.: Мать молилась, мало молилась, молитвенники были... У нас нету. Я вот и не знаю ничего, ни русских, ни своих.
В приведенном отрывке в речи Анны Исаевны вновь появляется этноним «русские», причем в одном случае в контексте самоотождествления с ними нашей информантки, и почти тут же - в константной антропологической оппозиции «свой-чужой», как синоним «чужого» - «ни русских [молитв] не знаю, ни своих». Очевидно, что «русские» в данном случае, та самая «тень», «другое», «постоянно и неизбежно» сопровождающее идентичность, составляя ее неотъемлемую часть24. Главным фактором формирования «особой» идентичности, нашей информантки, как и ее предков, является приверженность «Закону». Правда, в отличие от них, ассоциировавших Закон с вполне определенным письменным текстом - Библией (которая несмотря на свою реальность оставалась для многих субботников «воображаемой книгой»25), «Закон» Анны Исаевны представляет собой набор практик, которых придерживались родители, не закрепленный на каком-либо материальном носителе. Приверженность некоторым из них («кошерный» забой скота) она склонна объяснять прагматическими соображениями или личными предпочтениями (смешение молочной и мясной пищи), сознательно или бессознательно нивелируя тем самым функцию этих практик как маркеров особой идентичности:
Соб.: А кто у вас скотину резал?26
Инф.: Сами резали. Ее сейчас скотину не так режут. Они враз ее зарезали и враз начинают шкуру сдирать. Сейчас в мясе много крови. Вы берете мясо? Крови много - вымачиваешь-вымачиваешь и все рав-
но не вымочишь. А ее знаешь как надо - зарезать, ямочку сделать, чтобы с нее вся кровь стекла. Она стекет вся, брыкается, потом убирают все и начинают шкуру сдирать. А когда в мясе нет крови, оно полегче, а когда с кровью - все равно оно тяжельше. Берем мясо - крови в нем много. Вот помочишь, возьмешь на ночь, оно вымочится, а все равно нет - не вытекает она. А некоторые кровь брали и ели. Кровь стекает, они посуду ставят туда.
Соб.: А вы так не делали?
Инф.: Нет. Закапывали. Наши родители, хоть че режут, только если уж курицу - дело другое, а овец, коз - ямку сделают, а потом взял да закопал, да и все.
Соб.: А можно мясное и молочное вместе есть? Вот борщ, например, можно со сметаной есть?
Инф.: Можно, кто хочет - пожалуйста, но я не хочу, в борщ сметану никогда не положу. Я так, да. А это - пожалуйста, любой кто хочет пусть поливает сметаной и ест, хоть суп, хоть борщ, хоть что. А мясо я тоже не люблю с молоком, без молока лучше. Лучше так его, молоко, поесть.
Последний фрагмент интервью напомнил мне об известном эксперименте с зонтиком, которому врач-невропатолог Ипполит Бернхейм подверг одну из своих пациенток, введя ее в состояние гипнотического транса, Бернхейм дал ей установку - по выходе из транса подойти к зонтику, стоящему в углу комнаты, и открыть его. Пациентка выполнила указание, а на вопрос о том, зачем ей понадобилось раскрывать зонтик в помещении, не задумываясь, ответила, что она хотела проверить, ее ли это зонтик. На основании этого эксперимента Зигмунд Фрейд пришел к выводу, что человек склонен искать рациональное объяснение каждому своему поступку, даже в том случае, если истинные мотивы, побудившие его совершить то или иное действие, от него скрыты.
Анна Исаевна, по привычке придерживаясь иудейского по своему происхождению запрета на смешение мясной и молочной пищи, находит этому «рациональное» объяснение, так же как и «правильному» убою скота. Вопрос о том, известно ли ей о происхождении этих запретов, остается открытым. Идет ли речь о попытке восстановления утраченного звена или о его замене в попытке избавиться от ненужной идентичности? Одно можно утверждать вполне определенно -самоопределение в конфессиональных категориях для большинства наших информантов в настоящее время не релевантно, наиболее актуальна, на мой взгляд, локальная идентичность («местные»), а также национальная, основанная не столько на положительном утверждении «мы - русские», сколько на отрицательном - «мы - не евреи».
Примечания
1 Об истории создания еврейского национального колхоза «Сталиндорф» («Ста-
линская деревня») см.: Жукова Л.Г. «Не молилась она, только числилась»: религиозная жизнь субботников колхоза «Сталиндорф» // Вестник РГГУ [Философские науки. Религиоведение]. 2012. № 17. С. 155-164; о субботниках в еврейских колхозах см.: Львов АЛ. Соха и Пятикнижие: русские иудействую-щие как текстуальное сообщество. СПб., 2011. С. 269-289.
2 Струмилин С. Бюджет времени русского рабочего и крестьянина в 1922/23 г.
(Стат.-экон. очерк). Л.,1924. С. 104.
3 Артемова О.В. Повседневная деятельность сельской женщины (по материалам
обследований 1920-1990-х гг.) // Социологические исследования. 1997. № 12. С. 61-67.
4 Lane C. Christian Religion in the Soviet Union: A Sociological Study. State University
of New York Press, 1978. P. 226.
5 См.: Ярославский Е. Об антирелигиозной работе среди работниц и крестьянок //
Коммунистка. 1925. № 5. С. 8-16; Климанская К.Е. Деятельность партийных организаций Сибири по атеистическому воспитанию женских масс (19201925 гг.) / Сибирь и Дальний Восток в период восстановления народного хозяйства. Вып.УИ. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1972. С. 42-43; Куликова Д.Н. Организация антирелигиозной пропаганды среди женщин Западной Сибири в 1921-1925 гг. // Актуальные проблемы гуманитарных социальных исследований. Материалы VI региональной научной конференции молодых ученых Сибири в области гуманитарных и социальных наук. Новосибирск, 2008. С. 44-46; Шакирова Э.З. Работа партийных организаций КПСС с верующими в середине 1950-х - 1980-е годы (на материалах Оренбургской, Челябинской, Курганской и Куйбышевской областей) // Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 37 (175). Вып. 36. История. С. 142-150.
6 Фицпатрик Ш. Повседневный сталинизм. Социальная история Советской
России в 30-е годы: город; [пер. с англ. Л.Ю. Пантина]. 2-е изд. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН); Фонд Первого Президента России Б.Н. Ельцина, 2008.
7 Там же. С. 25.
8 Бабель И. Карл-Янкель // Бабель И. Сочинения. М.: Художественная литерату-
ра,1990. Т. 2. С. 163-170.
9 Исаревич С.Г. (1935 г. р.), Брянск.
10 Федосеева Н.А. (1968 г. р.).
11 Сапункова А.М. (1940 г. р.), Ершова Л.И. (1937 г. р.).
12 Агаркова Л.Р. (1934 г. р.).
13 Ершова Л.И. (1937 г. р.).
14 Агаркова Л.И. (1931 г. р.).
15 Львов А.Л. Указ. соч. С. 279.
16 См. также: Зеленина Г.С. «Мы - дети, считаемся, Второй мировой войны»: Оккупация в жизненных нарративах русских жителей еврейского колхоза «Сталин-дорф» // Архив еврейской истории. Т. 7. 2012. С. 256-286.
17 Крюгер В. Идентичность-альтеричность-гибридность в теоретических дискус-
сиях: Эдвард В. Саид, Джудит Батлер, Хоми К. Баба // Конструкты национальной идентичности в русской культуре XVIII-XIX веков. М.: РГГУ, 2010. С. 34.
18 Сегач (инициалы не известны) (1963 г. р.).
19 Сапункова А.М. (1940 г. р.), Ершова Л.И. (1937 г. р.).
20 См., например: Helleland B., Ore C.-E., Wikstmm S. (eds.) Names and Identities. Oslo
Studies in Language. 2012. № 4(2).
21 Очевидно, что информантка первоначально намеревалась использовать слово
«вера», в последний момент заменив его на более, с ее точки зрения уместное, «Закон». Противопоставление «веры» и «закона», восходящее к Посланиям апостола Павла, - традиционный мотив христианского теологического дискурса. Возможно, он был заимствован субботниками у православных в полемическом контексте, с тем отличием, что в их системе ценностей Закон безусловно возвышается над верой. Ср.: «Православие - это вера, а у нас - Закон!» (из разговора с астраханской субботницей).
22 Этот вопрос вызван зафиксированной в поселке Высокий Воронежской области традицией советского времени маркировать могилы субботников пятиконечными или шестиконечными звездами, вне зависимости от их участия или неучастия в Великой Отечественной войне (См.: Каспина М., Титова Е. Похоронный обряд субботников поселка Высокий Воронежской области и его трансформация в условиях современного израильского общества // Актуальные проблемы полевой фольклористики. Сыктывкар, 2008. Вып. 4. С. 36-45).
23 Речь идет о так называемом «Судном дне» (ивр. - Йом Киппур) - дне покаяния и поста в иудаизме.
24 «Другое не является, таким образом, чем-то существующим вне идентичности, а оказывается частью ее самой. Идентичность как, например, принадлежность к нации всегда переплетена с угрозой, которую она, в свою очередь, порождает. Эта опасность заключается в инаковости, непринадлежности к данной идентичности» (Крюгер В. Указ. соч. С. 34)
25 Мельникова Е. «Воображаемая книга»: очерки по истории фольклора о книгах
и чтении в России / Изд-во Европейского университета в Санкт-Петербурге, СПб., 2011.
26 Религиозные евреи, как правило, прибегают к услугам профессионального резчика - шойхета, поскольку животное должно быть убито по определенным правилам.