Буранок О.М. (Самара)
СВОЕОБРАЗИЕ ОРАТОРСКОЙ ПРОЗЫ ФЕОФАНА ПРОКОПОВИЧА КИЕВСКОГО ПЕРИОДА
Киевский период в творчестве Феофана Прокоповича охватывает 1704-1716 годы.
Исследователи противоречиво оценивают его ораторскую прозу этого периода. И. Чистович, П. Морозов, Ю. Самарин, П. Пекарский, Н. Гудзий считают, что новое вино налито в старые меха, т.е. Феофан Прокопович, приверженец петровских реформ, говорит о новом в духе традиционных церковных проповедей. Н.Д. Кочеткова осторожно замечает, что "в киевский же период Феофан как проповедник придерживался еще, в основном, правил, предписывавшихся схоластической наукой" [1]. Т.А. Автухович намечает эволюцию жанра проповеди, пишет о "тенденции к преодолению этого стиля" (барокко - О.Б.) в Киевских проповедях Феофана Прокоповича, хотя большинство из них, по мнению исследовательницы, учительные, "в них проводятся традиционные религиозные идеи...", "однако способ их изложения далеко не традиционен" [2]. А.С. Елеонская, исследуя ораторскую прозу XVII в., считает, что наряду с глубоко ораторскими чертами Феофан не выпадает из традиции русской ораторской прозы" [3]. К.В.Пигарев, В.И.Федоров пишут о решительной трансформации проповеди Феофаном Прокоповичем в новый, полный "чисто гражданским содержанием" жанр - "слово" [4].
До нас дошли не более 13 проповедей - слов и речей - Феофана Прокоповича киевского периода [5]. Десять из них посвящены сугубо богословским и церковным проблемам. Примечательно, что первый публикатор слов и печей Феофана Прокоповича С.Ф.Наковальнин осуществил в 1750-1774 гг. первое научное, по тому времени, издание ораторской прозы первенствующего члена Синода, в котором (в первых трех томах) напечатал 53 произведения, а в четвертой части, вышедшей значительно позднее, были помещены исключительно богословские сочинения Феофана Прокоповича [6]. Три киевских слова напечатаны в первой части (С. 1-73), т.к. все они были широко известны при жизни автора, печатались типографским способом, а остальные - в третьей части с пометой издателя: "Сие и следующая слова проповеданы в Киеве, а которых годов неизвестно" (Ч. 3, 254).
И.П. Еремин высоко оценивает уровень издания собрания ораторских произведений Феофана Прокоповича в 4-х томах: "Часть 1 издания сопровождается "Предисловием" и "Оглавлением" - первым в нашей науке библиографическим Прокоповича "на российском языке", издаваемых" [7]. С.Ф. Наковальнин и его сотрудники провели большую подготовительную, как бы мы сейчас сказали, текстологическую работу, подготовив к изданию на высоко; того времени уровне слова и речи в типографии Сухопутного Шляхетского кадетского корпуса.
В "Предисловии" к первой части воздается должное ораторскому искусству Феофана Прокоповича, первого из наших писателей, который многоразличным учением столь себя прославил, что в ученой истории заслужил место между славнейшими Полиисторами Феофана красноречием толь великого, что некоторые ученейшие люди почтили его именем российского златоустого, и, что вcex большее есть, Феофана поборника и провозвестника великих трудов и преславных дел обновителя и просветителя России Петра Великого" (Ч 1, С. б.н.).
Автор "Предисловия" убедительно доказывает, что слава великого оратора сопровождала Феофана Прокоповича долго и после его смерти. При этом отметается обвинения в адрес Феофана Прокоповича в нечистоте "штиля", столь обычное в 30-50-е гг. XVIII в. в связи с утверждением классицистами теории трех стилей: Феофан Прокопович "мешает в словенский язык простонародные, а иногда в великой России неупотребляемые речи» (Ч. 1, С. б.н.), т.к. писал не на латыни - языке учености тех лет, а хотел приблизить свои произведения к простому народу.
Теория ораторского искусства разработана Прокоповичем в его известных трактатах «De arte poetika» (1705) и «De arte arte ritorika» (1708), каждый из которых по тому времени был глубоко новаторским курсом и имел большое влияние на теорию и практику словесного творчества XVIII века.
В курсе риторики Феофан Прокола решительно порывает с традициями церковного красноречия как России, так и Западе. Выполняя социально-политический заказ Петра I, оратор трансформирует жанры слова и речи. Являясь по своим теоретическим взглядам предклассицистом, Феофан Прокопович как художник эволюционировал от барокко к классицизму, что наглядно демонстрирует его opаторская проза. Наряду с сугубо церковными
проповедями (на протяжении всей своей жизни он являлся служителем церкви) в его наследии большое место занимает политически красноречие.
В богословских проповедях затронуты традиционные для служителя церкви темы об аде и рае, о страшном суде ("Слово в неделю богатого" - Ч. 3, 254-263, "Слово о множестве осужденных" - Ч. 3, 287-302); о грешнике, феховных болезнях и исцелении от них ("Слово в неделю 23" - Ч. 3, 264-277); о загробной жизни и необходимости готовиться к ней на земле ("Слово о памяти смертней" - Ч. 3, 278-285); о любви к Богу ("Слове о любви к Богу" - Ч. 3, 253301); о разных видах греха ("Слово о ненавидении греха в неделю 29" - Ч.З, 306-320); о православной церкви ("Слово в неделю православия" - Ч. 3, 303-317); о деве Марии ("Слово в день благовещения пресвятыя богородицы" - Ч. 3: 319-333).
"В них (этих проповедях - О.Б.), - считает Т.Е.Автухович, - проводятся традиционные религиозные идеи: жизнь - подготовка к смерти, смерть - расплата" [8]. На мой взгляд, этих идей, пусть и сугубо религиозных, значительно больше, а многие из них перерастают чисто религиозные рамки и приобретают общечеловеческий смысл. Проповедник рассуждает о времени и пространстве: так, говоря о вечности мук адских, он рефреном повторяет фразу "потекут веки аки часы" (Ч. 3, 261). Часто Феофан Прокопович отходит от церковных догматов и рассуждает по-житейски, на обыденном уровне в связи с той или иной фразой из Библии: как исцелиться грешнику? - обращается оратор к "слушателям" и на равных с ними, как бы советуясь, отвечает: главное лекарство - милосердие, правосудие, послушание (Ч.З, 265-267). Эти проповеди изобилуют цитатами из Священного Писания, из поучений отцов церкви, но и примерами из всемирной истории, ссылками на Платона, Пифагора, Цицерона (см.: Ч. 3, 235- 2S5 и мн.др.), что так характерно будет для всего творчества Феофана Прокоповича, в том числе и художественного. Весьма изящно, эстетически и этически красиво «Слово о любви к Богу». Для Феофана Прокоповича всегда чрезвычайно важен был эстетический момент в вере, обрядах. Бог для него не только «самая бесконечная доброта», но и «самая красота неизреченная», «сотворенное изящество от сея от неизглаголенные красоты» (Ч. 3. С. 290).
Феофан Прокопович, оттолкнувшись от богословского постулата, религиозной темы, обращается к этическим, моральным категориям: рассуждает о грехах (о пьянстве, сквернословии, воровстве, любодеянии), и о добродетелях (доброте, красоте, милости, щедрости).
Используя антитезу, оратор говорит о грешниках, что они "аки свинии в таковом блате любят валятся”(Ч. 3. С. 308), наоборот, добродетель - синоним красоты: "красна бо есть на теле, красна в речах, красна во внутренних, красна и во внешних действиях, красна во всех поступках, красна в небесных умозрениях, красна в любви к Богу и в любви к ближнему: наконец красна в состоянии щастливом. красна и во случаях неблагололучных... " (Ч. 3, 312).
Не буду спорить с Т.Е. Автухович, что в киевских словах и речах Феофана Прокоповича весьма ощутимо влияние стиля барокко: "Автор драматизирует проповеди, повышая
эмоциональность "слов" и психологические началом, и развернутыми примерами, и ЖИВОписными описаниями страданий грешников. Возвышенный пафос у него сочетается с натуралистическим освещением отвлеченных; нравственных понятий" [8]. Антитетичность, т.е. разведение понятий, оттенков цвета, при родных явлений по полюсам, является доминантой в поэтике ораторской прозы киевской периода.
Вместе с тем нельзя согласиться с исследовательницей, что "'взгляд проповедника на человека пессимистичен, ибо Прокопович остро ощущает всю несоразмерность проповедуемого им аскетического идеала и бренности земной жизни", что "смирение перед лицом "гневающегося" божества - вот единственный удел человека" [9]. Даже богословские проповеди не позволяют сделать такого вывода. Ни сам автор, ни его герои (даже проповедники) не являются аскетами: Феофан Прокопович призывает, конечно, следовать догматам церкви, Писанию, но вовсе не отторгает людей от земного бытия и его радостей. Оппозиции аскет - жизнелюб нет в его проповедях и потому не смирение - удел человека. Смысл человеческой жизни, по Феофану Прокоповичу, заключается в гармоническом сочетание догматов Писания и нравственных норм человеческого бытия. Может быть, сейчас, как никогда потом, т.е. в петербургский период жизни и творчества, Феофан Прокопович един, спокоен, в ладу с собой и верой: его слова одухотворены, значительны, красивы. То обстоятельство, что он был вне больших исторических событий, вне большой политики, вне придворных и церковных интриг, способствовало самораскрытию Феофана Прокоповича - духовного пастыря, наставника, философа. Далее у него такой возможности не будет: на первый план выдвинется, политическая конъюнктура, а близость к Петру окончательно убьет в нем искренность, открытость и желание писать и говорить на
общечеловеческие, нравственно-этические темы.
Это уже скажется в его светских проповедях киевского периода, хотя пока и не столько значительно, как позднее.
На грани богословских и светских проповедей стоит одна из интереснейших - "Слово о равноапостольном князе Владимире" (июля 1706 г.), которое было произнесено в соборе Софии Киевской в присутствии Петр Великого. Так "Прокопович сделался в первый раз известен царю" [10]. Слову предпослан эпиграф: ”Сынове Сионе возрадуются о царе своем" [11]. П.П. Пекарский пишет, что "это слово получает особенное значение, когда вспомнить, как писались в те времена сочинения подобного рода: исполненные риторическими словоизвитиями, с длинными
сравнениями и уподоблениями, они обыкновенно не имели ни малейшего отношения к действительности и были только крайним выражением того схоластического метода, который так процветал в тогдашних низших школах" [12]. Исследователь, дав оценку, не анализирует проповедь.
Т.Е. Автухович считает, что "традиционная обязанность проповедника толковать догматическую и нравственную сущность Писания приводила не только к канонизации проблематики, но и делала сам жанр проповеди "непроницаемым" для нового содержания. <...> Если автор пьесы (Феофан Прокопович. - О.Б.) - это человек, усомнившийся в привычном миропонимании, то автор проповеди - это человек, мыслящий согласно традиционной богословской схеме" [13]. На мой взгляд, неверное обобщение привело к неверному выводу: не только Феофан Прокопович, но даже такие старшее и младшие его современники, как Стефан Яворский, Феофилакт Лопатинский и другие ораторы конца XVII - начала XVIII вв., часто выходили далеко за рамки традиционного, тем более догматического толкования библейских тем и образов, нарушая каноны жанра или трансформируя его. Обновление содержания при этом достигалось разнообразными путями, в том числе через хорошо освоенный художниками того времени прием политической аллюзии. Известный исследователь этого жанра А.С. Елеонская убедительно доказала, что именно ораторские слова и поучения были той формой, которая давала возможность их авторам путем прямого обращена к читателям трактовать наиболее актуальные вопросы своего времени. Средневековая символика, к которой они преимущественно обращались в силу этикетного способа изображения действительности, была лишь привычной "оболочкой", скрывавшей конкретно-историческое содержание [14]. Тем более неправомерно и неточно распространять посылку о "непроницаемости" жанра слова на Феофана Прокоповича: уже в киевский период своего творчества он не был человеком, "мыслящим согласно традиционной богословской схеме", наоборот, он разрушал эту схему и в теории, и на практике.
Обратимся к сопоставительному анализу трагедокомедий "Владимир" и "Слова в день святаго равноапостольнаго князя Владимира".
Мысль о том, что трагедокомедия "Владимир" Феофана Прокоповича и его "Слово в день святаго равноапостольнаго князя Владимира" тесно взаимосвязаны, высказывалась многими учеными, обращавшимися к тексту Феофана Прокоповича: Н.С. Тихоновым, Я. Гординским,
Н.К. Гудзием, Р. Штупперихом, В.А. Бочкаревым, Т.Е. Автухович, О.М. Буранком. И.П. Еремин указывает на это же в примечаниях к пьесе [15]. Первым же, кто сделал попытку поставить рядом пьесу и "Слово", следует признать неизвестного переписчика XVIII века, который при списывании "Слова" обратил внимание на явное несовпадении фактов в проповеди и в пьесе. Переписчик знал трагедокомедию настолько, что, дойдя до места в "Слове", где перечисляются жены и наложницы Владимира, делает сноску и на полях под знаком сноски пишет: "В трагедокомедии триста жен воспомянуты" [16]. Он имел в виду реплику в пьесе на этот счет беса тела. О том, что трагедокомедия пользовалась успехом у читателей XVIII века, свидетельствуют шесть ее списков. Это дало возможность Еремину, собравшему и тщательно изучившему всe эти списки, говорить о "широком распространении вплоть до конца XVIII в. в рукописных списках" пьесы (6). Подробное сопоставление пьесы и проповеди сделали Н.С. Тихонравов и В.А. Бочкарев. Ученые указали на безусловное сходство этих разных по жанру, но написанных на одну тему произведений. Причем сходство обнаруживается подчас текстуальное [17].
Т.Е. Автухович также останавливается на сопоставлении этих произведений, пытаясь определить, "как специфика жанра влияет на трактовку одной темы" [18].
Нас пока интересует вопрос о том, было и МОГЛО ЛИ быть "Слово" авторским источником для написания пьесы [19]. В.А. Бочкарев, разделяя точку зрения Д.Д. Благого, пишет, что пьеса "создавалась, видимо, почти одновременно со "Словом" [20].
Известно, что Феофан, вернувшись заграницы, в 1704 году начал преподавать пиитику в
Киево-Могилянской духовной академии [21], занятия в которой начинались после летних рекреаций. День святого Владимира отмечается русской православной церковью 15 июля [22], из чего следует, что в 1704 Феофан Прокопович не мог написать и произнести "Слово".
По обычаям академии преподаватель пиитики должен был к летним каникулам написать пьесу на какой-нибудь церковный или мифологический сюжет и подготовить ее к постановке силами учащихся. Видимо, в течение первой половины 1705 года Феофан ПрокоповИЧ собирал материал и создавал пьесу, весной начались репетиции. 3 июля 1705 года "Владимир" был представлен на суд зрителей.
В 1706 г. Феофан Прокопович начинает преподавать риторику, что обязывало к написанию и произношению речей и проповедей, приветствий от имени академии разным высоким особам и покровителям [23]. Обращение к образу первокрестителя Киева и Руси - святому князю Владимиру - вполне соответствовало идейным и политическим устремлениям Феофана Прокоповича. Материал был изучен, апробирован, правда, в ином, драматургическом жанре, но вполне поддавался трансформации. Поэтому, вероятнее всего, что "Слово" было создано и произнесено никак не ранее лета 1706 г.
Вряд ли проповедь писалась в петербургский период жизни и творчества Феофана Прокоповича (с 1716 г.). В столице каждое выступление Феофана подобного рода так или иначе фиксировалось, ведь в Петербурге он
был слишком заметной и значительной персоной. Указание на то, что "Слово" произнесено в Киеве, содержится в нем самом. В заключительной хвалебной части; проповедник восклицает: "Хощет ли кто совершенно вся его
(Владимира - О.Б.) благодеяния исчислити, да, изочтет всех в России просиявших Чудотворцев. Преподобных, Мучеников. Архиереев, Учителей, да исчислит в сем граде виденная и во всей державе Российской безчисленная чудеса..." (Ч. 3. 347, повт., выделено мною. - О.Б.). В третьей части "Слов и речей..." Феофана Прокоповича рассматриваемое мною слово помещено в разделе, предваряемом ссылкой: «Сие и следующие слова проповеданы в Киеве, в которых годов неизвестно» (Ч. 3. С. 255).
Наконец, еще одним доводом в пользу того, что "Слово" написано позже пьесы, может служить тот факт, что в проповеди нет и намека на восхваление гетмана Мазепы. Если бы Слово'' произносилось в период могущества гетмана, вряд ли бы молодой проповедник рискнул проигнорировать его. Вместе с тем, в "Слове" нет и негативных высказываний в адрес гетмана (измена гетмана России стала очевидной в октябре 1708 г.), что, возможно, связано с неясностью ситуации для самого Феофана Прокоповича. Менее чем через год, в июне 1709 г., в Киеве проповедник в "Слове похвальном о преславной над войсками свейскими победе" обозначит свою позицию в отношении гетмана, назвав Мазепу "проклятым зменнихом", "коварным наущением и тайным руководительством" которого, враг был "воведен есть внутр самую Малую Россию" (Ч.
3, 26). В дальнейшем, в петербургский период творчества, Прокопович охарактеризует гетмана значительно полнее. Так, в "Истории императора Петра Великого" он писал. "Однако так хитрый (Мазепа - O.Б.) был, и пристрастия свои утаеваши искусен, что людем, которых опасался весма не таков, каков внутри был, мнился быти. Великороссийскому наипаче народу, которого весма ненавидел, так любовным, доброжелательным и приветливым себя ставил, что таковой его злобы, какую после изблевал, отнюдь начаятися было можно" [24].
Поэтому можно предположить, что "Слово" было написано и произнесено не ранее лета 1705 и не позднее лета 1708 гг., когда проницательный и достаточно осторожный иеромонах Феофан не рискнул в проповеди высказать своего отношения к внутренней политике гетмана, но и не перенес из пьесы восхвалений в адрес последнего.
Прием исторических параллелей, осуществление актуализации древнейшего исторического или легендарного, библейского материала весьма характерен для Феофана-про-поведника. Так, в "Слове в день святаго благовернаго князя Александра Невскаго» Прокопович обстоятельно говорит о заслугах и достоинствах князя, но "похвалы Александру, - пишет Н.Д. Кочеткова, - однако, лишь подготавливают переход к прославлению царствующего государя -Петра I» [25].
Исследовательница тщательно прослеживает связь между творчеством Прокоповича-проповедника и поэзией русского классицизма (прежде всего, с A.M.Сумароковым и М.В.Ломоносовым). Похвальное слово, ода "были связаны с ораторской прозой Прокоповича и идейно, и стилистически" [26]. И. наоборот, витиеватое нагромождение словесных украшений и риторических фигур, соответствовавшее литературе барокко, вызывало неприятие у Феофана,
который, указывает Н.Д. Кочеткова, «по существу выступил против этого направления" [27]. В старом литературоведении анализ структуры проповеди как жанра, разбор ораторского искусства в Киевской академии (на примере С. Яворского. Ф. Прокоповича и др.) дал Н.Петров. Ученый высоко оценил теорию ораторского искусства, выработанную Феофаном Он отметил, что проповеди Прокоповича отличались серьезностью, солидностью, были проникнуты энергией и глубокой мыслью. Проповедник не любил польского красноречия и проповеди иезуита Ф. Млодзяновского считал вредными [28].
Политические аллюзии - непременный компонент художественной структуры ораторской прозы Феофана Прокоповича.
Все эти наблюдения позволяют определенно говорить о том, что "Слово в день святаго равноапостольнаго князя Владимира" написано позже трагедокомедии. Работа над пьесой, а также непосредственно сама она стали отправным пунктом при создании проповеди. Однако, "Слово" -оригинальное произведение ораторского жанра, а котором Феофан Прокопович обозревает деятельность князя Владимира значительно масштабнее. Уже здесь заметен характерный для Феофана акцент: в большей степени речь идет о князе-преобразователе и просветителе, чем о религиозном лице, святом русской церкви. Проповедник отмечает прежде всего заслуги Владимира-воина и патриота земли Русской. Но в центре внимания Прокоповича все-таки "брань духовная" (Ч. 3. С. 399).
В этой ранней проповеди Феофана присутствует публицистический элемент. Он пытается связать далекие исторические события с современностью и публицистически заострить их. Обращаясь к слушателям, проповедник риторически спрашивает: "Не собираются ли дни Андрея первозванного предрекшаго о имущем просияти в земли нашей благочестии, и многим церквам божиим воздвигнутися?” (Ч. 3, 347).
Проповедь выстроена в соответствии с правилами, которые разрабатывал Феофан в своей "Риторике". Ей присущи ясность, композиционная стройность, логичность, умеренное пользование словесными украшениями. Недаром Ю.Ф. Самарин, изучавший Прокоповича как богослова, церковного деятеля и проповедника в сопоставлении с такой яркой личностью, как Стефан Яворский, пишет, что "внимание Феофана Прокоповича к живой действительности, способность понимать современную жизнь и действовать на нее, открывают в нем дарование оратора, призванного на общественное служение" [29].
А.С. Демин при характеристике пьес 1720-х годов отмечает появление новой разновидности школьных драм - "политико-панегирических, напоминающих своим подходом к теме многочисленные слова и речи проповедников тех лет. Часто авторы стихотворных пьес писали на те же темы прозаические проповеди. Налицо сходство проповедай и школьных драм. Ученый объясняет это "изменением литературных жанров в виду изменившихся, новых требований со стороны государства к литературе [30].
Предтечей в этом, на мой взгляд, был Феофан Прокопович, создавший новаторское и по духу, и по форме произведение - трагедокомедию "Владимир", а на еe основе - проповедь о святом князе-первокрестителе Руси. Именно он наметил сходство пьесы и проповеди, опередив почти на двадцать лет развитие новой русской официальной литературы и открыто встав на защиту петровских преобразований. Более того, Феофан Прокопович создал произведения (как пьеса, так и "Слово"), намного превосходящие по своим идейно-художественным достоинствам те, которые появились в 1720-е годы, такие, как, например, "Слава печалная", "Слава Российская". И даже в отношении политической заостренности пьеса Прокоповича выигрывает, т.к. в высоко художественной (для того времени) форме говорит с достаточной ясностью об актуальном, сведя до минимума аллегории и символы, столь присущие московской драматургии первой четверти XVIII века.
В "Слово" перекочевал драматургический заряд пьесы, ее идейный и художественный накал. Слова и речи, написанные проповедником на богословские темы в киевский период его творчества (их названия были ми упомянуты), и даже светские ("Слово похвальное в честь славных дел светлейшего князя Александра Даниловича Меншикова», "Слово приветствительное на пришествие в Киев его царского пресветлаго величества») не отличаются особой драматичностью, поэтическим пафосом, лиризмом. Они созданы в соответствии со строгими законами риторики, в основном на богословские темы, на, так сказать, "дежурные" даты русской православной церкви и официальной жизни русского государства. Это сугубо проповеди. Диссонируют, резко отличаются от них два "Слова", ставшие событием в русской публицистике начала столетия: "Слово в день святаго paвноапостольнаго князя Владимира" и
знаменитое "Слово похвальное о преславной над войсками свейскими победе". Оба ораторских произведения созданы одновременно (или чуть позже) с написанием художественных произведений, то есть трагедокомедии "Владимир", героической поэмы "Епиникион". Сам творческий процесс создания разных по жанрам, но единых по тематике произведений повлиял на ораторскую прозу Феофана Прокоповича таким образом, что "Слова" "выломились" из традиционного русла, жанр традиционной проповеди дал "сбой", - и родились необычные Слова и по темам, и по их художества воплощению.
Работа Феофана Прокоповича в драматургическом жанре повлияла на проповедь "Слово в день святаго равноапостольного князя Владимира" отличается импульсивно особым ритмом, в нем имеются драматические зарисовки. Так, второе явление четвертого действия трагедокомедии, считаем мы, определило идейный пафос и, во многом, поэтику центрального эпизода "Слова". В пьесе Владимира искушают "бес мира, бес плоти и противства божия", призванные Жериволом в помощь (С. 165); в "Слове" проповедник утверждает, что на князя восстали "три неукротимые и зело лютии супостата мир, плоть и дьявол" (Ч. 3. С. 339 повт.). Сравним соответствующие отрывки из трагедокомедии и ораторского произведения.
"Владимир":
Коль многы совести суть, их же лице красн теся быти, но, егда разсмотриш опасно, Инахо являются. Пересе се яве: породится от сего укоризна славе Нашей. Не повергну ли греческим под нозе царем венца моего? И их же на мнозе Усмирих победами, тем сам подчиненний буду? Не оружием, едним побежденной Словом философским! Инако же носит обычай: да закона побежденний просит От победника, сей же тому да владеет.
К тшу мир знает, яко сили ми довлеет, Да с римским царем сяду купно же и равно, не тако, аще его ученик есм. Явно Се всем укоренив. Но уже и время мину ученичества:егда мал бех, бремя Сие на меня не бяше, - ныне, на престоле княжем сидяй. поддам мя учителской воле? Доселе бех невежа, и навеки бяку князы праотиы мои: ecu бо почитаху Сих богов несумненно. "Убо от них безумных порожден есть Владимир?" - Кто от многоумних Боляр не повест тако? И не токмо сие рекут. но (что им сердце уязвит лютее) Рекут. яко не ради вєpu приях веру, но страха ради, хотяй завещанну миру Крелост дати, аки би страшна мне со грехи бран была..." (189).
"Слово":
"Не наносил ли сердиу его бес горделивый высокого помышления: от кого веры учитися имаше Владимира? от христиан ли, иже имени твоего ужасаются, и мнпжицею тобою были побеждены" Победители дают закон побежденным, ты хочеши прияти от побежденных? Толикий владыка рода твоего от инородных учения просиши? Господь отечества твоего от странных, наследник князей российских от пришелец еще же и в возрасте совершенном? Посмеются тебе вельможи твои, и кто не речет, яко аще ныне учищися, убо от млада до селе безумен был ecu? К тому же и от безумных отец и праотец рожден наречешися бо сотвориши яко весь род твои, чтуще боги себя, не ведяши истины слепе и невежда бяше. Не буде тако. Не наводить ли, сказу, такого высокоумия дух гордыни? Обаче не преклонися на твет его Владимир святый.. Посла по странам веры испытоваши, пуская слух по себе, яко невежда есть, яко не имать истины, яко от иных помощи требует. Кто сему смирению удивится? Никодим святый князь сын жидовский к самому владыке своему Христу не смеяше во дни приите, но нощию прииде ко Иисусу, Владимир же святый ясно и явно во всем мире Христова учения не устыдился. Кто и когда и в каком народе слыша подобное дело? Который царь, который князь сам посылаше для испытания Христова? Великая добродетель бяше, аще кто готовый проповеди послуша, а Владимир святый сам посылает по апостолов. И что о Христе слыша еще бы к толикому уверению божества его сердце княжеское подвигнуло, яко сын тектонов бе нищий, странный, не имеющий где главы приклонити, таже яко злодей со злодеяниями повешен не древе. Сему подобаше кланятися, сего бога нарицати, сего рабом нарицашися. О тяжестное слышание княжескому сердце" (Ч. 3, 340-341).
Очень энергичный, экспрессивный монолог-размышление, монолог-спор князя со СВОИМ "черным человеком" определил, как мы видим, кульминацию "Слова". Таким образом, кульминационный момент трагедокомедии, даже композиционно, совпал с самым пафосным моментом проповеди (31). И.П. Еремин, комментируя в трагедокомедии заключительный Хор апостола Андрея "со ангелы", указывает, что в научной литературе эти стихи сопоставлялись со "Словом в день святаго равноапостольнаго Владимира" немецким славистом Р. Штупперихом, и дает соответствующую ссылку (477).
При сопоставлении обнаруживается еще ряд текстуальных совпадений разных по жанру, но столь близких по идее, по замыслу и воплощению произведений одного автора на одну и ту же тему.
Светский, языческий, яркий и сильный Владимир нарочито был отвергнут драматургом и проповедником в качестве объекта изображения. Тому в "Слове" мы находим обоснование: Владимир, князь и военачальник, победил "легко и скоро" "врагов державы своея", "всюду
знатныя следы храбрости своея водрузи", "сильный и страшный был в мирских бранех!" (Ч. 3, 338). Но главная его заслуга, по Феофану Прокоповичу, "есть брань духовная, противу которыя все мирские войны, единым отрочищным игралищем златоустый святый называет" (Ч. 3, 339).
Показать внутренний мир человека, принимающего столь судьбоносное для своего народа решение, - вот главная задача и Драматурга, и оратора. Однако, при всей идейно-художественной близости произведений, эта задача решалась поэтически разными средствами. Принципиально важно в эстетическом плане, что новаторски созданная пьеса (первая трагедокомедия на Руси!) породила новый жанр ораторского искусства - художественно-публицистическую проповедь (В отличие от богословских, философских и т.п.).
Примечания
1. Кочеткова Н.Д. Ораторская проза Феофана Прокоповича и пути формирования литературы классицизма // XVIII век: Сб. 8. Проблемы литературного развития в России первой трети XVIII века. Л., 1974. С. 56.
2. Автухович Т.Е. Литературное творчество Феофана Прокоповича: Автореф. дисс... канд. филол. наук. Л., 1881. С. 1-3-15.
3. Елеонская А.С. Русская ораторская проза в литературном процессе XVIII века. М., 1990. С. 217.
4. Пигарев К.В. Русская литература и изобразительное искусство: Очерки. М., 1966. С. 50. Федоров В.И. Русская литература XVIII века. М., 1990. С. 42.
5. Феофан Прокопович. Слова и речи поучительныя, похвальный и поздравительный. СПб., ч. 1, 1760; ч. 2. 1761; ч. 3, 1765. В дальнейшем часть и страница указываются в тексте.
6. См.: Еремин И.Л. Предисловие // Феофан Прокопович. Сочинения. М.-Л., 1961. С. 4.
7. Там же. С. 5.
8. Автухович Т.Е. Указ. соч. С. 13.
9. Там же. С. 14.
10. Пекарский П.П. Наука и литература в России при Петре Великом. СПб., К62. С. 483.
11. Псап. 149. Ст. 2 //Феофан Прокопович. Слога и речи... Ч. 3. С. 335-340.
12. Пекарский П.П. Указ. соч. С. 484.
13. Автухович Т.Е. Указ. соч. С. 14.
14. Елеонская А.С. Указ. соч. С. 215.
15. Феофан Прокопович. Сочинения / Под ред. И.П. Еремина. М.-.Л., 1961. С. 477. Далее при цитировании этого издания страницы указываются в тексте.
16. Слово в день святаго равноапостольнаго Великаго князя Владимира, проповеданное честнейшим иеромонахом Феофаном Прокоповичем // Отдел рукописей ЦНБ АН Украины. Шифр ДА/п.298. Л. 19.
17. См.: Тихонравов Н.С. Сочинения. Т. 2. М., 1898. С. 135-125; Бочкарев В.А. Русская историческая драматургия Х'УП-Х'УШ вв. М., 1988. С. 43.
18. Автухович Т.Е. Указ. соч. С. 14.
19. Этого вопроса я касался в своем учебном пособии: Буранок О.М. Драматургия Феофана Прокоповича и историко-литературный процесс в России первой трети XVIII века. Самара, 1992. С. 7.
20. Бочкарев В.А. У истоков русской исторической драматургии: Последняя треть XVII-первая половина XVIII века. Куйбышев, 1981. Ср.: Благой Д.Д. История русской литературы XVIII века. М., 1945. С. 62.
21. См.: Морозов П.О. Феофан Прокопович как писатель: Очерки по истории русской литературы в эпоху преобразований. СПб., 1880. С. 97.
22. Святцы, составленные из христианского памятника с показанием в оных двунадесятых праздников и явления чудотворных икон. М., 1879. С. 52.
23. См.: Морозов П.О. Указ. раб. С. 105, 99.
24. История императора Петра Великого от рождения его до Полтавской баталии и взятии в плен остальных шведских войск при Переполочке, включительно, сочиненная Феофаном Прокоповичем, после бывшим архиепископом Великого Новгорода и Великих Лук. СПб., 1773. С. 153. Далее характеристика Мазепы продолжается до с. 62.
25. Кочеткова Н.Д. Указ. соч. С. 62.
26. Там же. С. 80.
27. Там же. С. 60.
28. Петров Н.И. Из истории гомилетики в старой Киевской академии // Труды Киевской духовной академии. Т. 1. 1866. С. 102-124.
29. Самарин Ю.Ф. Стефан Яворский и Феофан Прокопович // Самарин Ю.Ф. Сочинения. Т. 5. М., 1880. С. 411.
30. Демин А.С. Русская литература второй половины XVII-начала XVIII века: Новые художественные представления о мире, природе, человеке. М., 1977. С. 238-239.