ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 11. ПРАВО. 2017. № 3
д. р. салихов, аспирант кафедры конституционного и муниципального права юридического факультета МГУ*
свобода выражения мнения в контексте теории ПРОтЕСтных отношений: традиционные подходы и новые вызовы
Статья посвящена наиболее острым и неоднозначным вопросам, связанным с содержанием и конституционными ограничениями свободы выражения мнений. В целях анализа рассмотрены три различных подхода: американский, российский и Европейского Суда по правам человека. Автор формулирует рекомендации, которые могут быть применены Россией при совершенствовании законодательства и правоприменительной практики.
Ключевые слова: свобода выражения мнения, свобода слова, права человека, ограничения прав и свобод, протестные отношения.
The article is devoted to the most critical and controversial issues regarding the content and restrictions of the freedom of expression. Three approaches were analyzed — American, Russian and of the European Court of Human Rights. The author suggests recommendations that may be used for improving Russian legislation and law application.
Keywords: freedom of expression, freedom of speech, human rights, human rights restrictions, remonstrative relationships.
Наиболее фундаментальной гарантией для протестных отношений является свобода выражения мнения (свобода слова) как предпосылка возникновения большинства форм протестных отношений. Не ставя целью дать комплексный анализ, остановимся на наиболее проблемных аспектах, связанных с функционированием протестных отношений.
Свобода слова как возможность выражать себя, с одной стороны, представляет собой «самую сокровенную свободу» в демократическом мире1, с другой — имеет множество ограничений, часть из которых возникают в связи с развитием технологий, но большинство из них — это ответ на новые вызовы, связанные с содержанием права и возможностями злоупотребления им2.
* d_salihov@law.msu.ru
1 Conlan K. The Orange Order Looks to the First Amendment: Would It Protect Their Parades? // J. L. & Pol. 2001. Vol. 17. P. 553; Sangsuvan K. Balancing Freedom of Speech on the Internet Under International Law // N. C. J. Int'l. L. & Com. Reg. 2014. Vol. 39. P. 701-706.
2 Takis F. Democracy, the Internet and freedom of speech // Intern. J. Inclusive Democracy. 2014. Vol. 10. P. 18; Nunziato D. C. Virtual Freedom: Net Neutrality and Free Speech
Определение границ свободы слова находится в прямой связи между взаимодействием двух разнонаправленных величин — «свобода как потребность личности свободно выражать мнение без страха государственного вмешательства и власть как институт, имеющий целью ограничить такую свободу в интересах публичной безопасности и благополучия»3. Поэтому традиционно конституционное право защищает свободу слова, но не в любых ее проявлениях4. Применительно к протестным отношениям данный вопрос приобретает принципиальный характер.
Обычно свобода слова понимается в трех аспектах:
1) свобода от вмешательства государства и обеспечение государством субъективного права на выражение различных мнений;
2) право выражать любое, не запрещаемое законом мнение (субъективное право);
3) право общественности (третьих лиц) знакомиться с различными взглядами на одни и те же вопросы.
Особый интерес в рамках рассмотрения феномена протестных отношений представляет третий аспект, однако сначала следует определить границы свободы выражения мнения, для чего оправданно и необходимо обращение к зарубежному опыту.
Обратимся к трем моделям определения границ свободы слова: к американской модели регулирования как примеру англо-американской правовой системы и ее подходов, к оценке свободы выражения мнения с позиций практики Европейского суда по правам человека и толкования Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод и к российской модели правового регулирования,
Первая поправка к Конституции США в ее широкой интерпретации Верховным судом США допускает даже распространение непроверенной и ложной информации. Такой подход обосновывается в доктрине через теории свободного рынка и общественного выбора (free market and public trust theories). При данном подходе ключевой государственный интерес состоит в поддержании разнообразия идей и защите не интересов распространителей идей (субъектов), а интересов слушателей, в том числе в получении непроверенной информации5, а вме-
in the Internet Age. Stanford (Cal.), 2009; SobelD.L. Filters and freedom 2.0: free speech perspective on Internet content controls. Wash., 2001.
3 Gower K. K. Liberty and Authority in Free Expression Law: The United States and Canada. N.Y., 2002. P. 222.
4 Leading Cases in Constitutional Law: A Compact Casebook for a Short Course / Ed. by J. H. Choper, R. H. Fallon, Y. Kamisar, S. Shiffrin. St. Paul, 2008. P. 299; SteinhardtR. G, Hoffman P. L, Camponovo Ch. N. International Human Rights: Cases and Materials. St. Paul, 2009. P. 478.
5 Подробно об этом подходе в решении Верховного суда США (Mills v. State of Ala., (1966) 384 U.S. 214, 86 S. Ct. 1434, 16 L. Ed. 2d 484).
шательство государства в осуществление свободы слова должно быть ограничено в той мере, в какой оно является недискриминационным и обоснованным6.
С точки зрения регулирования законодатель в данной модели исходит из двух аспектов:
1) регулирование, основанное на содержании;
2) регулирование, не зависящее от содержания (способ выражения
мнения).
Данное деление важно с точки зрения определения подходов к оценке конституционности тех или иных ограничений (различные тесты) и, как следствие, с точки зрения обоснования ограничения7. В качестве яркого примера ограничения, не зависящего от содержания, можно привести запрет на автомобили с громкоговорителями8.
Иной аспект, вызывающий обоснованные сомнения в оценке подхода, связан с высказываниями, не соответствующими действительности и затрагивающими честь, достоинство и деловую репутацию третьих лиц. Американская система обеспечивает защиту лица, деловую репутацию которого затронули СМИ, только если это было сделано ими «с явным умыслом (actual malice)»9, который, по общему правилу, подлежит доказыванию заявителем.
Данный подход важен для российской доктрины и законодательства с точки зрения переноса содержания права с субъективного права выражать мнение на сочетание субъективного права и права слушателей (общественности) эти идеи воспринимать. Также при совершенствовании законодательства может быть использован подход, разделяющий регулирование на основанное на содержании и не основанное на нем. Вместе с тем, такое определение границ свободы слова противоречит российской традиции и практике регулирования.
Ст. 10 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 г.10 задает базовые ограничения свободы выражения мнения:
6 Chemerinsky E. Constitutional Law: Principles and Policies. N.Y., 2006. P. 769-97; DorfM. C. Incidental Burdens on Fundamental Rights // Harv. L. Rev. 1996. Vol. 109. P. 1175; Sullivan K. Unconstitutional Conditions // Harv. L. Rev. 1989. Vol. 102. P. 1413; Clingman v. Beaver, (2005) 544 U.S. 581, P. 586-87; Timmons v. Twin Cities Area New Party, (1997) 520 U.S. 351, P. 258; Burdick v. Takushi, (1992) 504 U.S. 428; Anderson v. Celebreeze, (1983) 460 U.S. 780; Dunn v. Blumstein, (1972) 405 U.S. 330, 92 S. Ct. 995, 31 L. Ed. 2d 274.
7 Rotunda R. D., Nowak J. E. Treatise on Constitutional Law: Substance and Procedure. St. Paul, 2008. P. 461.
8 Dimino M., Solimine M., Smith B. Voting Rights and Election Law. New Providence (NJ), 2010. P. 598. Судебные дела см.: Red Lion Broad. Co. v. F.C.C., (1969) 395 U.S. 367, 387, 89 S. Ct. 1794, 1805, 23 L. Ed. 2d 371; Associated Press v. United States, (1945) 326 U.S. 1, 20, 65 S. Ct. 1416, 1424, 89 L. Ed. 2013.
9 New York Times Co. v. Sullivan, (1964) 376 U.S. 254, 84 S. Ct. 710, 11 L. Ed. 2d 686.
10 Конвенция о защите прав человека и основных свобод (заключена в г. Риме 4 ноября 1950 г.).
1) лицензирование СМИ не является вмешательством в свободу слова;
2) свобода слова может быть ограничена необходимостью защиты более важных интересов (в частности, национальной безопасности, территориальной целостности, охраны здоровья и нравственности и т. д.);
3) основания, условия реализации права, ограничения и наказания за правонарушения могут быть предписаны исключительно законом и должны быть «необходимы в демократическом обществе»11. Позиции Европейского суда по правам человека в целом не отличаются стабильностью.
Базовый принцип — свобода выражения мнений — распространяется не только на информацию или идеи, которые принимаются благоприятно государством и обществом и воспринимаются как безразличные или нейтральные, но и на те мысли и идеи, которые оскорбляют, шокируют или вызывают беспокойство у значительной части общества12. По этой причине государство не должно запрещать идеи только на основании того, что общество находит их оскорбительными или неприятными13.
Вместе с тем, сложился консенсус относительно того, что есть идеи, которые не могут и не должны распространяться: идеи расового или национального превосходства, информация, составляющая тайну (как коммерческую, так и государственную) и некоторые другие.
Если позиция Европейского суда применительно к защите чести и достоинства публичного лица относительна стабильна14, то в отношении защиты прав непубличных лиц позиция Суда не отличается последовательностью. Например, в деле Wegrzynowski и Smolczewski против Польши15 Суд отказался признать нарушением Конвенции отказ национальных судов удовлетворить требования заявителя об удалении статьи в интернет-издании, которая порочила честь и достоинство заявителя, при условии, что полностью идентичная статья в бумажной версии этого же издания была признана таковой и было установлено, что автор статьи не предпринял никаких мер к проверке данных, а вся статья основана на сплетнях и слухах.
11 Данная формула используется в отношении большинства прав, гарантированных Конвенцией (см., напр., ст. 8).
12 European Court of Human Rights (E.C.H.R.). Handyside v. United Kingdom (1976) App. N5493/72.
13 Полностью аналогичная мысль изложена в решении Верховного суда США (Texas v. Johnson, (1989) 491 U.S. 397, 109 S. Ct. 2533, 105 L. Ed. 2d 342).
14 Заключается в снижении границ защиты в отношении публичных лиц, так как те сознательно выставляют свою жизнь на всеобщее обозрение (см., напр.: E.C.H.R. Grinberg v. Russia (2005) App. N23472/03).
15 E.C.H.R. Wegrzynowski andSmolczewski v. Poland (2013) App. N33846/07.
Еще одной острой проблемой в данном вопросе является проблема криминализации отдельных видов мнений. Оценивая такого рода ограничения Европейский суд также исходит из теста необходимости (в демократическом обществе)16.
Ставший уже хрестоматийным пример интервью журналиста с членами ультраправой группы, в ходе которого звучали националистические лозунги («Дания для датчан!»), был признан подлежащим защите, так как «наказание журналиста за содействие в распространении заявлений, сделанных другим лицом в ходе интервью, могло бы серьезно помешать вкладу прессы в обсуждение вопросов, представляющих общественный интерес»17.
Одно из недавних дел, которое показало, что в действительности сегодня нет общепринятого стандарта по отношению к данной проблеме, это дело Регтдвк против Швейцарии18, в котором Европейский суд признал нарушением прав заявителя его уголовное преследование за публичное отрицание геноцида армян в Османской империи в 1915 г. Причем суд отметил, что права заявителя нарушены не фактом криминализации деяния, а фактом преследования заявителя за публичные выступления19.
Важно отметить, что для каждого общества есть особенно чувствительные темы, к которым сложно или вовсе невозможно применить традиционные подходы в оценке пределов и ограничений свободы выражения мнения, при этом такие особые исторические темы и вопросы являются (или должны являться) результатом сложной и длительной общественной дискуссии, в результате которой есть сложившаяся общая позиция (консенсус) относительно неких изъятий из свободы идей. В качестве примера можно привести особое отношение немцев к историческому прошлому XX в. и нацистской идеологии20.
Такого рода изъятия из свободы слова — это очень сложная проблема для общества. Чтобы подобное было принято в качестве регу-
16 Суды в США в аналогичной ситуации применяют тест «явной существующей угрозы». Впервые тест сформулирован в деле: Schenck v. United States (1919) 249 U.S. 47, 52, 39 S. Ct. 247, 249, 63 L. Ed. 470.
17 E.C.H.R. Jersildv. Denmark, (1994) App. N15890/89.
18 E.C.H.R. Peringek v. Switzerland, (2015) App. N27510/08.
19 В ходе выступлений господин Перинчек, в частности, отмечал: «Утверждения о так называемом "геноциде армян" есть международная ложь. Не верьте такой чуши в стиле осуждения преступлений Гитлера. Ищите правду, как Галилей, и защищайте ее!»
20 Так, например, особенно показательно так называемое «дело Люта» в Федеральном конституционном суде ФРГ, где суд взвешивал свободу выражения мнения и защиту деловой репутации применительно к высказываниям в отношении фильма режиссера, который ранее запятнал свою репутацию созданием нацистских фильмов. Суд исходил из взвешивания противостоящих конституционных ценностей и особых исторических реалий ((1958) 7 BVerfGE198).
лятивной модели, требуется устоявшийся общественный консенсус. Вместе с тем, таких тем в принципе не может и не должно быть много.
Показательной в этом смысле является инициатива, выдвинутая в республике Ингушетия, — на уровне закона республики предложено запретить увековечивать память И. В. Сталина, «который подверг массовым репрессиям целые народы и отдельных граждан»2 '. При этом общественное мнение на национальном уровне крайне противоречиво, а общественная дискуссия ведется весьма непоследовательно.
Российское законодательство в целом исходит из довольно жестких ограничений свободы выражения мнений в русле сформулированных традиционных принципов, ограничений и охраняемых приоритетных конституционных ценностей (закрепленных в ч. 3 ст. 55 Конституции РФ).
До сих пор законодательно не проведено разграничение сведений как информации о фактах и оценочных суждений22.
Кроме того, появились множественные категории информации, в отношении которой свобода слова перекрывается размытыми формулировками соответствующих составов преступлений и правонарушений, что следует признать крайне опасной тенденцией.
Посредством таких составов, как «оскорбление религиозных чувств верующих», «реабилитация нацизма», «публичные призывы к экстремизму и нарушению территориальной целостности Российской Федерации» и др., свобода выражения мнения ограничивается таким образом, что, по существу, носитель права не в состоянии оценить правомерность своих высказываний.
Приведем несколько дискуссионных и неоднозначных примеров.
Верховный Суд Российской Федерации оставил в силе приговор Денису Лузгину и назначил наказание в виде 200 тыс. руб. за реабилитацию нацизма23. Гражданин Лузгин был осужден за размещение в социальной сети статьи, в которой было указано, что «коммунисты и германия совместно напали на Польшу, развязав Вторую мировую
21 ТАСС, 22 февраля 2017 года: Парламент Ингушетии законодательно запретит увековечение памяти Сталина: URL: http://tass.ru/v-strane/4044734 (дата обращения: 23 февраля 2017 г.).
22 См. ч. 1 ст. 152 Гражданского кодекса Российской Федерации: «гражданин вправе требовать по суду опровержения порочащих его честь, достоинство или деловую репутацию сведений, если распространивший такие сведения не докажет, что они соответствуют действительности». Данная норма была подвергнута жесткой критике Европейским судом еще в 2005 г. в деле Гринберга.
23 Определение Верховного Суда Российской Федерации № 44-АПУ16-17 от 27 июля 2016 г. по жалобе на приговор от 30 июня 2016 года по делу № 2-17-2016. 21 декабря 2016 г. было отказано в передаче надзорной жалобы для рассмотрения. Тексты судебных актов официально не опубликованы.
войну, то есть коммунизм и нацизм честно сотрудничали»24. В качестве доказательств в деле фигурировали свидетельские показания доцента Вертинского — кандидата исторических наук, преподавателя Пермского государственного гуманитарно-педагогического университета, а также школьный аттестат Лузгина с оценкой «хорошо» по истории. Обвиняемый ссылался на то, что его так учили в школе. Для историков этот вопрос до сих пор является болезненным, но факт сотрудничества СССР и германии обычно никто не отвергает, в том числе факт подписания и содержание так называемого «Пакта Моло-това — Риббентропа».
гражданскую активистку Дарью Полюдову в 2015 г. приговорили к двум годам лишения свободы за ироничные записи в социальных сетях, где Полюдова «призывала к «федерализации Кубани»» (аналогично призывам, говорившим о необходимости федерализации ряда областей Украины). Активистке вменили в вину «публичные призывы к экстремизму и нарушению территориальной целостности Российской Федерации (ч. 2 ст. 280, ч. 2 ст. 280.1 УК РФ)25.
В настоящий момент суд рассматривает дело Виктора Краснова, которого обвиняют в оскорблении религиозных чувств верующих и который в ходе дискуссии в сети Интернет выдвинул враждебные по отношению к христианству идеи. В частности, следователи обратили внимание на высказывания: «Бога нет» и Библия — «список еврейских сказок»26.
2 декабря 2016 г. Курганский областной суд оставил в силе приговор27 воспитательнице детского сада Евгении Чудновец — пять месяцев лишения свободы за распространение детской порнографии. Осужденная распространила в сети видео путем «репоста» (т. е. скопировала его себе на страницу с указанием первоисточника), чтобы привлечь внимание общественности к издевательствам над ребенком. Благодаря этой видеозаписи людей, которые надругались над 10-летним мальчиком, удалось привлечь к ответственности. Но и Чудновец была привлечена к уголовной ответственности.
24 Черных А. Двести за историю // Коммерсантъ. 2016. 2 сент.: URL: http://kom-mersant.ru/doc/3078402 (дата обращения: 1 марта 2017 г.).
25 В ГАС «Правосудие» по состоянию на 1 марта 2017 г. приговор не обнаружен. Материалы приводятся по данным СМИ (электронный ресурс): URL: http://www. svoboda.org/a/27439883.html (дата обращения: 3 сентября 2016 г.).
26 Мировой суд Промышленного района города Ставрополя прекратил производство по делу в связи с истечением сроков давности. Суд установил, что обвиняемый совершил преступление в 2014 г., от следствия не уклонялся. Постановлением суда решено дело прекратить.
27 Приговор от 8 ноября 2016 г. по делу № 1-70/2016. 27 февраля 2017 г. Верховный Суд Российской Федерации принял определение № 82-УДП17-3 о передаче дела в президиум Курганского областного суда для пересмотра.
Приведенные примеры ставят много вопросов, выходящих за пределы конституционно-правового исследования, но они явно раскрывают фундаментальную проблему — искусственное, не имеющее правового обоснования сужение свободы выражения мнения до той степени, когда лицо, распространяя свое мнение, объективно не способно оценить фактический характер и противоправность своего деяния, так как внешне это действие противоправным не является в принципе.
Широкий общественный резонанс получила история, в которой депутат Государственной Думы по всем возможным каналам критиковала еще не вышедший в прокат фильм и призывала к совершению различных действий то в отношении фильма, то в отношении режиссера. Недовольство народной избранницы вызвала тема фильма, так как он посвящен внебрачной связи российского императора, признанного церковью святым, и балерины. Эти высказывания спровоцировали православную общественность на совершение различных действий: начиная от писем в кинотеатры с просьбой отказаться от проката и заканчивая призывами совершать в отношении всех посетителей кинотеатров, пришедших на этот фильм, противоправные действия.
Важным аспектом проблемы определения содержания и границ свободы выражения мнения является деятельность СМИ. Конституция Российской Федерации гарантирует свободу массовой информации, запрещает цензуру (ч. 5 ст. 29). Ключевой частью деятельности большинства СМИ является освещение политических событий в государстве и их оценка, а это значит постоянная и систематическая критика деятельности государства, его органов и должностных лиц, а также иных участников (оппозиционных партий, лидеров общественных объединений и т. д.). Остановимся на нескольких фундаментальных проблемах, связанных с деятельностью СМИ как субъектов про-тестных отношений
Во-первых, проблема доступа граждан к СМИ. граждане имеют право на оперативное получение через средства массовой информации достоверных сведений о деятельности государственных органов, органов местного самоуправления, организаций, общественных объединений, их должностных лиц28. Особенно остро стоит эта проблема для подавляющего большинства сельских жителей, жителей небольших городов. Решение данной проблемы видится в расширении перечня общероссийских обязательных общедоступных теле- и радиоканалов29
28 Статья 38 Закона Российской Федерации от 27 декабря 1991 г. № 2124-1 «О средствах массовой информации»// Российская газета. № 32. 1992. 8 февр.
29 См.: Указ Президента РФ от 24 июня 2009 г. № 715 «Об общероссийских обязательных общедоступных телеканалах и радиоканалах» // Российская газета. 2009. 25 июня.
за счет включения в него прежде всего негосударственных каналов, которые будут оставаться полноценным и максимально беспристрастным «наблюдателем общества»30. Причем необходим не подзаконный акт, а соответствующий федеральный закон. Решению этой проблемы может способствовать также развитие общественного телевидения.
Отсюда прямо вытекает еще одна проблема, о которой все чаще и чаще говорят, — это необъективность СМИ в освещении вопросов государственной жизни. Полагаем, сама проблема должна ставиться по-другому. Действительно, в подобной ситуации мы имеем дело с нарушением принципа nemo iudex in sua causa, т. е. учредитель СМИ всегда влияет на информационную политику данного СМИ. Но с точки зрения права возникает необходимость поиска не только экономических, но и правовых стимулов к созданию и деятельности различных СМИ.
Третья проблема, уже прямо связанная с протестными отношениями с участием СМИ, — это проблема оценки деятельности публичных органов и определения границ допустимой критики. Очевидно, что определенную грань здесь переходить нельзя, но несомненно, что грань эта намного шире по отношению к государственному органу и должностному лицу, нежели к любому другому лицу. Показательным видится решение Европейского суда по правам человека по делу «Гринберг против Российской Федерации»31. В этом решении суд отметил, что свобода выражения мнения представляет собой один из основных принципов демократического общества. Пресса выполняет существенную функцию в демократическом обществе. Причем суд определил, что границы допустимой критики в отношении государственного служащего, осуществляющего свои властные полномочия, могут быть шире, чем пределы критики в отношении частного лица, поскольку первый неизбежно и сознательно открывает себя для тщательного наблюдения за каждым своим словом и поступком со стороны журналистов и большей части общества и, следовательно, он должен проявлять большую степень терпимости. Небесспорно, но СМИ фактически имеют право на преувеличения и даже провокации. Так, еще более жесткую позицию выразил Европейский суд в решении по делу «Хэндисайд против Соединенного Королевства»32: свобода выражения мнений применима и к идеям, которые «оскорбляют, шокируют или внушают беспокойство государства или любой части населения». Европейский суд также выразил принципиальную мысль о том, что не только СМИ, но и любые оппозиционные силы имеют больше воз-
30 E.C.H.R. Thorgeir Thorgeirson v. Iceland, (1992) App. N13778/88, § 63.
31 E.C.H.R. Grinbergv. Russia, (2005). App. N23472/03.
32 E.C.H.R. Handyside v. the United Kingdom, (1976) App. N5493/72.
можностей для критики, так как пределы допустимой критики в отношении правительства шире, чем в отношении рядового гражданина33.
Для разрешения рассматриваемой проблемы необходимо включить понятие «оценочное суждение» в действующее гражданское законодательство, что обеспечит большую свободу СМИ и исключит необоснованные требования по подтверждению достоверности оценочных суждений34.
Тенденцией последнего времени является усиление влияния Ро-скомнадзора на СМИ, ряд его актов неясной правовой природы оказывают сильное влияние на их деятельность. Например, по мнению главы данного органа, при упоминании «Исламского государства» в печатных СМИ необходимо добавлять в скобках примечание о том, что деятельность организации запрещена на территории Российской Федерации. Между тем ст. 4 Закона о СМИ предусматривает такой обязательный комментарий при упоминании экстремистских организаций. Организация «Исламское государство» признана не экстремистской, а террористической и включена в соответствующий реестр ФСБ России.
Говоря о зарубежном опыте, нельзя не вспомнить одиозные карикатуры французского сатирического еженедельника «Шарли Эбдо», на которых, в частности, изображались святые для мировых религий, жертвы катастроф и террористических актов. Возмущение общественности такого рода карикатурами вполне ожидаемо, судя по всему, на него и рассчитывало издание. Но право сегодня не имеет никаких подходов к решению подобной проблемы на системном уровне. В российской практике, скорее всего, подобные действия подпали бы под тот или иной состав преступления, но как универсально решать этот вопрос, ни суды, ни ученые пока не знают.
Еще одна проблема, свойственная как российским, так и зарубежным СМИ, использование в программах заведомо недостоверных данных. Так, например, 15 мая 2016 г. на телеканале Россия-1 в программе «Вести недели с Дмитрием Киселевым» вышел репортаж о так называемых «евроскептиках», в котором были переведены несколько интервью, записанных на улицах Парижа. После этого журналисты программы Le Petit Journal, которая выходит на Canal+, опросили героев этого сюжета. Они заявили, что их слова либо были неверно пе-
33 Кузьминьа Н. В. Проблемы реализации права на оппозиционную деятельность // Российский юридический журнал. 2008. № 2. С. 74.
34 Так, в частности, ст. 152 Гражданского кодекса Российской Федерации использует понятие «порочащие честь, достоинство или деловую репутацию сведения», что дало основания истцам требовать, например, подтверждения достоверности таких высказываний, как «ни стыда, ни совести». Хотя в принципе нельзя доказать или опровергнуть истинность суждения, которое является субъективной оценкой тех или иных фактов и обстоятельств.
реведены, либо вырваны из контекста. В частности, девушка, в числе прочих протестовавшая на площади Республики против закона о труде, пояснила, что не опасается за свою жизнь из-за мигрантов, как это было представлено в сюжете. Она пояснила, что чувствует себя во Франции в безопасности, о чем говорила журналистам. Другая манифестантка Саванна Ансельм утверждает, что создатели репортажа приукрасили ее речь. «Президент предал нас. Он пытается заткнуть нам рот. Мы вкладываем тысячи евро в свое образование, чтобы потом нас могли увольнять направо и налево», — привели ее слова в «Вестях недели». Однако на записи с видеорегистратора, висевшего на груди у девушки и зафиксировавшего разговор с российским корреспондентом, слышно, что Ансельм сказала следующее: «Я не знаю, что он [президент Франции Франсуа Олланд] делает для Европы. Но я знаю, чего он не делает для Франции».
Приведенные примеры в правовом русле до настоящего момента не имеют каких-либо универсальных решений. И если правовая система США просто отказалась эти вопросы как-то решать, оставив выбор за гражданином (в соответствии с теорией свободного рынка информации), то европейская система до настоящего момента не сформулировала однозначных подходов к правовому регулированию.
Конституционное право в принципе не может решить данную проблему универсальными правовыми инструментами, а путь к разрешению возникших проблем — в развитии профессиональных этических норм журналиста и борьбе СМИ за качество своей информации.
Вместе с тем в деятельности СМИ требуется уменьшение государственного участия и влияния в части контроля над информационной политикой СМИ.
С учетом специфики российского правоприменения и тенденций, связанных с ограничением свободы слова, необходимо не на уровне правоприменения, а на законодательном уровне предусмотреть комплексное регулирование, включающее в себя, в частности:
1. Критерии разграничения сведений как информации и как оценочных суждений на основе сложившейся практики как национальных судов, так и Европейского суда по правам человека;
2. Явно очерченные границы противоправных деяний, затрагивающих свободу слова с учетом допуска некоторых преувеличений, передергиваний и гротескных суждений (иной подход неминуемо ведет к консервации политической дискуссии);
3. Расширенные гарантии для СМИ с учетом их важной социальной роли, необходимости оперативного информирования населения и объективной невозможности полной проверки всех сведений;
4. Ограничение привлечения к ответственности за копирование и воспроизведение информации, автором которой не является распространитель;
5. Максимальное сужение тем и вопросов, в отношении которых действуют особые, сложившиеся исторически ограничения;
6. Развитие профессиональных стандартов деятельности СМИ на основе саморегулирования.
Список литературы
1. Кузьминъх Н. В. Проблемы реализации права на оппозиционную деятельность // Российский юридический журнал. 2008. № 2.
2. Chemerinsky E. Constitutional Law: Principles and Policies. N.Y., 2006.
3. Leading Cases in Constitutional Law: A Compact Casebook for a Short Course / Ed. by J. H. Choper, R. H. Fallon, Y. Kamisar, S. Shiffrin. St. Paul, 2008.
4. 4. Conlan K. The Orange Order Looks to the First Amendment: Would It Protect Their Parades? // J. L. & Pol. 2001. Vol. 17.
5. Dimino M., Solimine M., Smith B. Voting Rights and Election Law. New Providence (NJ), 2010.
6. Dorf M. C. Incidental Burdens on Fundamental Rights // Harv. L. Rev. 1996. Vol. 109.
7. Gower K. K. Liberty and Authority in Free Expression Law: The United States and Canada. N.Y., 2002.
8. Nunziato D. C. Virtual Freedom: Net Neutrality and Free Speech in the Internet Age. Stanford (Cal.), 2009.
9. Sangsuvan K. Balancing Freedom of Speech on the Internet Under International Law // N. C. J. Int'l. L. & Com. Reg. 2014. Vol. 39.
10. SobelD. L. Filters and freedom 2.0: free speech perspective on Internet content controls. Wash., 2001.
11. Steinhardt R. G., Hoffman P. L., Camponovo Ch. N. International Human Rights: Cases and Materials. St. Paul, 2009.
12. Sullivan K. Unconstitutional Conditions // Harv. L. Rev. 1989. Vol. 102.
13. Takis F. Democracy, the Internet and freedom of speech // Intern. J. Inclusive Democracy. 2014. Vol. 10.