«СТРУКТУРНАЯ ТРАНСФОРМАЦИЯ» РОССИЙСКОЙ ЭКОНОМИКИ И ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ПОЛИТИКА Текст научной статьи по специальности «Экономика и бизнес»

«СТРУКТУРНАЯ ТРАНСФОРМАЦИЯ» РОССИЙСКОЙ ЭКОНОМИКИ И ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ПОЛИТИКА

БУКЛЕМИШЕВ Олег Витальевич, к.э.н., [email protected], Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова, Москва, Россия ОЯСГО 0000-0003-1448-1696

В статье рассматриваются структурные сдвиги в российской экономике, вызванные внешними санкционными ограничениями и ответными мерами российского правительства в период после февраля 2022 г. Специфика изменений в распределении ресурсов между секторами народного хозяйства описывается в контексте положений теории структурной трансформации. Выявлены особенности текущей трансформации в России, которые заключаются в общем снижении эффективности и благосостояния, в том числе, по причине интенсификации развития отраслей, ориентированных на государственный спрос, а также относительных изменений рентабельности, предопределяющей в российских условиях объемы инвестиций в основной капитал. Отмечается ограниченность возможностей государственной политики для непосредственного стимулирования трансформации и обосновываются меры, которые после смягчения первоначальных шоков должны быть направлены на содействие рыночному перераспределению производственных ресурсов. Для этого необходимы усилия по управлению государственными компаниями, инфраструктурная политика, а также меры по развитию финансовых рынков и небанковского сектора.

Ключевые слова: структурная трансформация, отрасли, санкции, рентабельность, аллокация ресурсов, небанковские институты, инвестиции в основной капитал, экономическая политика.

DOI: 10.47711/0868-6351-199-42-53

В выступлении Председателя Банка России Э.С. Набиуллиной в апреле 2022 г. [1] процессы, переживаемые российской экономикой, были охарактеризованы как «структурная трансформация». Данная формулировка, по-видимому, по замыслу подразумевала масштабную перегруппировку используемых в экономике ресурсов и производственных мощностей, а также глубокие изменения бизнес-моделей экономических агентов в 2022 г. под влиянием введенных многочисленных внешних ограничений (см. доклад Банка России [2]). Постепенно данный термин вошел в широкий обиход и стал часто применяться для описания текущих тенденций в народном хозяйстве. Цель данной статьи - дать качественную оценку процессам структурной трансформации российской экономики на современном этапе и обозначить их основные направления и особенности.

Структурная трансформация в научном дискурсе. Под структурной трансформацией (structural transformation, также часто используется синонимический термин structural change) в зарубежной научной литературе обычно понимаются масштабные, продолжительные и относительно редкие изменения в макроотраслевой структуре экономики, т. е. в пропорциях между сельским хозяйством (в широком смысле - первичным сектором), промышленностью (вторичным сектором) и сектором услуг (терциарным секторомУ. Процессы динамичного экономического роста, стартовавшие в отдельных европейских странах после Промышленной революции, трактовались не только как результат внедрения новых технологий, но в том числе и в терминах структурных сдвигов и повышения производительности использования ресурсов по мере их перетока в другие сферы деятельности.

1 В специальном сборнике, посвященном тематике структурной трансформации [3], дается такое ее определение (стр. 1): перемещение производительных ресурсов страны (природные ресурсы, земля, капитал, труд и ноу-хау) из низкопроизводительных в высокопроизводительные виды экономической деятельности.

Первоначально изучение структурных трансформаций концентрировалось на вопросах экономической истории и апостериорного выявления факторов дивергенции темпов хозяйственного развития между различными национальными экономиками. Формирование длинных рядов статистических данных позволило оценивать различные аспекты подобных сдвигов и проводить сравнительные исследования.

В середине ХХ в. идеи модели У. Льюиса [4] и ряда других авторов связывали экономический рост не только с накоплением тех или иных производственных факторов (прежде всего капитала, на что делался особый упор в СССР [5]), но и с межсекторальным их перераспределением2. С этой точки зрения использование простых односектор-ных (прежде всего, неоклассических) модельных конструкций признавалось недостаточным для адекватного описания тенденций, развивающихся при экономическом росте. Так, по словам нобелевского лауреата Саймона Кузнеца, «невозможно достичь высоких темпов роста в расчете на душу населения или одного работника без соответствующих существенных сдвигов в долях различных секторов экономики» [6, с. 130].

Движущими силами структурной трансформации признавались как конкурентные процессы в рыночной экономике, так и целенаправленные усилия со стороны государств, получившие наименование «структурной политики». Таким образом, основная проблематика анализа структурной трансформации была сосредоточена на самопроизвольных процессах экономического развития, а также мерах экономической политики, способствующих прогрессивному перетоку ресурсов, который, в свою очередь, ускоряет хозяйственный рост - прежде всего, в отстающих странах, намеренных нагонять «лидеров». Сама по себе устойчивость экономического лидерства и проистекающая из него своего рода «рента» [7] дополнительно стимулировали подобные попытки. Соответствующая отрасль экономической науки, экономика развития (development economics), стремительно прогрессировала с середины прошлого века.

Первоначально универсальный рецепт успеха для развивающихся стран виделся, главным образом, в перемещении ресурсов из низкопродуктивного сельского хозяйства в промышленность через индустриализацию [8]. Заметим, что не все государства последовали данным путем, некоторые из них, напротив, препятствовали нарушению status quo, консервируя устаревшие технологические и социальные оболочки. Но даже там, где правительства выбирали активную позицию, предпринимая соответствующие усилия, успех не был гарантирован: трансформационной траекторией «взлета» в итоге смогли воспользоваться далеко не все экономики. Более того, пионерная работа Д. Родрика о «преждевременной деиндустриализации» [9] продемонстрировала, что во многих странах (причем как развитых, так и развивающихся) в течение последних десятилетий активно шли обратные процессы, связанные с сокращением относительной занятости в промышленности и ее доли в совокупном выпуске, что в результате приводило к снижению производительности.

Как отмечает Дж. Стиглиц [10], эпизоды структурной трансформации могут проявляться не только в процессе «длинных» сдвигов, но и в ходе периодических экономических колебаний, что может говорить в пользу вертикальных мер промышленной политики, которые направлены на смягчение временных трудностей отраслей и компаний, особенно чувствительных к циклическим изменениям. Разумеется, отличить априори эти конъюнктурные эпизоды от перманентного угасания того или иного вида экономической деятельности на практике оказывается чрезвычайно сложно, что формирует почву для конфликтов в сфере структурной политики.

2 Интересно, что через четверть века после широко известной позднесоветской дихотомии «ускорение —

перестройка» в современной России линия преимущественного накопления капитала получила развитие

в качестве одного из целевых индикаторов «майских указов» 2012 г., ставивших задачу доведения уровня инвестиций в основной капитал до 25% от ВВП. Но одновременно с этим была сформулирована установка о создании 25 млн современных рабочих мест, что указывало скорее на необходимость структурных сдвигов.

Общая рамка структурной трансформации российской экономики. В российской научной литературе бытуют как традиционный взгляд на структурную трансформацию (см., например, [5; 11]), так и намного более широкая трактовка, когда под этим термином могут пониматься любые изменения пропорций экономической системы - как в [12, с. 13], где он даже употребляется во множественном числе. В свою очередь, в докладе Банка России [2], сыгравшем важную роль во внедрении в отечественный аналитический дискурс тезиса о текущей структурной трансформации экономики, речь идет не о перетоке ресурсов между сельским хозяйством, промышленностью и сектором услуг, а скорее о некоторой внутренней «мезоуров-невой» перегруппировке внутри указанных секторов (которая, впрочем, вполне может на последующих стадиях вылиться и в более глубокие изменения).

Пожалуй, главным отличительным свойством нынешней отечественной «структурной трансформации» от подавляющего большинства предыдущих аналогичных эпизодов в России и за рубежом служит ее реверсный характер: не от менее к более производительным видам деятельности, а строго в обратном направлении (по-видимому, правильнее было бы название «контртрансформация»). Под влиянием практически не имеющих аналогов в прошлом по скорости введения, масштабности и охвату санкционных ограничений [13] на микроуровне изменяется предложение -причем не только внутреннее, но и со стороны импорта, в том числе потенциального; кроме того, претерпевают заметные сдвиги объем и структура спроса (опять же, в том числе и на экспортную продукцию России). Все это влечет за собой изменения относительных цен и доходов, что должно вести к реаллокации ресурсов в том числе и на макроуровне - вплоть до сдвигов конечного спроса и изменения международной специализации российской экономики.

Необходимо отметить, что приспособление экономики в данном случае имеет «двухтактный» режим. После первичного негативного внеэкономического шока, вызывающего резкое изменение условий внешней среды (главным образом - физическую недоступность ранее использовавшихся производственных ресурсов, компонентов и технологий, утрату привычных контрагентов и транспортных маршрутов поставок), бизнес-структуры, минимизируя потери, начинают поиск, опробование и отбор новых производственно-технологических возможностей, деловых партнеров, рынков и логистических решений.

В рамках своей ответственности аналогичные действия вынуждены предпринимать и государственные органы, однако в данном случае гибкости намного меньше, критерии выбора альтернативы для утраченных возможностей носят уже по большей части некоммерческий характер, а результат (особенно с учетом жесткости временных и ресурсных ограничений, а также высоких рисков), как правило, не отвечает принципам рыночной эффективности5. Кроме того, государство также может содействовать или препятствовать происходящим в хозяйственной системе самопроизвольным трансформационным процессам с помощью мер экономической политики.

Но в любом случае новое состояние, достигнутое в результате такого приспособления по экономике в целом, неизбежно будет уступать по количественным и качественным характеристикам предшествующему состоянию системы. Иначе говоря, в терминах доклада ИНП РАН [14, с. 35], подобный структурный сдвиг должен быть охарактеризован как негативный.

Задачи трансформации дополнительно осложняются в результате динамического изменения внешних ограничений, которые могут как усиливаться, так и ослабевать на отдельных направлениях (ужесточение санкций в настоящее время, безусловно,

5 Это одна из очевидных причин формирующегося фискального кризиса в российской экономике.

доминирует). Кроме того, влияние тех или иных ограничений может меняться в результате действия других факторов - исчерпания запасов, изменения относительных цен и пр. - и даже погодных условий. Это вносит дополнительную системную неопределенность и обусловливает незавершенность процесса в каждой отдельной его временной точке. В итоге стационарное состояние экономики может оказаться в принципе недостижимым: новые изменения условий среды и соответствующих ожиданий запускают очередной цикл приспособления. По всей видимости, российская экономика на современном этапе будет находиться в таком неустойчивом равновесии; ее трансформационную траекторию, возможно, стоило бы описывать нелинейными моделями гистерезиса [15].

Направления и ожидаемые результаты структурной трансформации в России. Существует ряд общепринятых количественных метрик для фиксации процессов структурной трансформации (см., например, [16]), в том числе:

- секторальные доли распределения труда и доходов (заработных плат);

- добавленная стоимость;

- показатели внешней торговли;

- показатели производительности труда.

Однако получить оперативную параметрическую диагностику протекания структурной трансформации в наших условиях может быть затруднительно.

Во-первых, многие процессы в российских условиях таковы, что их не так просто зафиксировать на уровне статистических данных. Так, принимая во внимание специфику российского рынка труда с его «обратной гибкостью» [17, с. 352], предприятия стараются удерживать квалифицированный персонал, варьируя размер трудового вознаграждения, так что формального высвобождения и перераспределения рабочей силы, что должно сопутствовать структурной трансформации, долго не происходит. В свою очередь, результаты принятия специальных административных мер, направленных на интенсификацию использования наличных ресурсов4, также не всегда находят отражение в статистике. Должно пройти гораздо больше времени, чтобы имеющиеся в нашем распоряжении статистические данные, с учетом лагов их формирования, могли отразить процессы на рынке труда.

Во-вторых, далеко не все стандартные количественные параметры могут в российских условиях на краткосрочном временном горизонте считаться надежными трансформационными индикаторами. К примеру, оперативные данные по занятости и заработным платам публикуются только по крупным и средним предприятиям, что оставляет значительную часть рабочей силы, динамика которой, возможно, наиболее существенна с точки зрения рассматриваемого вопроса, за пределами наблюдаемого пространства.

В-третьих, дополнительные сложности для анализа создает закрытие публикации отдельных данных (в частности, о внешнеторговой деятельности), которые могут быть полезны на долгосрочном временном горизонте [18].

В силу указанных причин, характеризуя на текущем этапе направления структурной трансформации, вероятно, придется пользоваться по большей части качественными суждениями, а также различными нестандартными данными и индикаторами. Хотя, как было отмечено выше, современная российская структурная трансформация во многом беспрецедентна, ее отдельные характеристики могут быть отмечены уже сейчас.

В результате трансформационных процессов мы, несомненно, имеем дело с менее эффективными экономическими процессами. Так, в январе-ноябре 2022 г. сальдиро-

4 Постановления Правительства от 1 августа (№ 1365) и 13 декабря (№ 2290) 2022 г. дают оборонно-промышленным предприятиям право увеличивать интенсивность использования рабочей силы (в том числе, привлекать работников без их согласия к сверхурочной работе, работе в выходные и праздничные дни, ограничивать отпуска работников, перемещать трудовые ресурсы из других регионов и т. п.).

ванный финансовый результат по экономике России в номинальном выражении сократился на 11,6% по сравнению с аналогичным периодом прошлого года, а доля убыточных организаций составила 27,6% (рост на 1,1 проц. п. к январю-ноябрю 2021 г.).

Косвенным свидетельством снижения производственной рентабельности также могут служить результаты опросов предприятий, проведенных Банком России [19]. На рис. 1 -3 представлены рассчитанные на основании этих данных помесячные оценки изменения индекса производственной рентабельности предприятий (Я) по экономике в целом и ее различным секторам.

Эти оценки сформированы следующим образом:

К; = (1+—)х(1+^),

где V- баланс оценок изменения объемов производства, подрядных работ, товарооборота, услуг; р - баланс оценок изменения цен на готовую продукцию, работы/услуги, отпускных цен, тарифов на услуги; с - баланс оценок изменения издержек производства/обращения5.

1

0,9 0,8 0,7 0,6

Индекс рентабельности

Период

1/"1

о о о о о

(N1

Л ;к н Л Л ^ Л о & ^

Л ^ ю Л

& ^ Ен ч & М Мои

0} ^ 0}

^ д.

сосососоа^а^а^а^оооо^^^ 1—>—>—>——>—>—>—^с^с^с^с^с^с^с^ оооооооооооооооооооооо

о о о о о

(N1 (N1 (N1 (N1 (N1

Ч О

< к

а §

ср

ь ю

5 ° < к

аз

м

2 о

< к

£ I

Л

&

Ч о < к

а в

ю ^ ч &

а § &

&

Ч О

< к

2 Е?

2 Ё?

< к

< к

0,5

0,4

Рис. 1. Динамика индекса рентабельности производства по российской экономике в целом

(2015-2022 гг.)*

* Здесь и в рис. 2 и 5 используются ряды сезонно скорректированных данных.

Источник: расчеты автора на основе данных [19].

Можно видеть на графике заметное ухудшение воспроизводственных условий в течение 2022 г., более растянутое во времени, но сопоставимое по общей величине с пандемическим шоком 2020 г. Кроме того, поскольку в российских условиях в структуре источников инвестиций в основной капитал 56%6 представлено собственными средствами предприятий, значение рентабельности компаний с точки зрения перспектив их инвестиционной активности (и, соответственно, относительного наращивания выпуска в соответствующих видах деятельности) переоценить трудно.

5 Согласно методологии Банка России, баланс оценок рассчитывается для каждого показателя из опроса как разница между долями ответов типа «больше» (увеличилось, улучшилось и т. п.) и ответов типа «меньше» (уменьшилось, ухудшилось и т. п.) в процентах к сумме ответов. Таким образом, изменение баланса ответов, которое находится в диапазоне между -1 и 1 (от -100 до 100 базисных пунктов), по сравнению с предыдущим месяцем отражает направленность и интенсивность происходящих процессов [19].

6 Доступные отчетные данные Росстата относятся к 2021 г.; однако в последние годы данный показатель устойчиво растет.

На макросекторальном уровне лучшие относительные результаты по рентабельности в 2022 г. показала промышленность, тогда как сектор услуг находится в наихудшем положении. В силу преобладающего самофинансирования инвестиций в основной капитал это создает некоторые шансы для протекания трансформационных процессов без акцентированной деиндустриализации.

Индекс 2 рентабельности

0,9 0,8 0,7 0,6

0,4

Период

^^^^юююю^^^^сосососоа^а^а^а^оооо

оооооооооооооооооооооооооооооооо

^ <

& Л

^ <

^ <

& к

^ <

& к

^ <

& к

^ <

& к

^ <

^ <

Рис. 2. Динамика индекса рентабельности производства по макросекторам российской экономики (2015-2022 гг.):---промышленность;---услуги; ••• сельское хозяйство

Источник: расчеты автора на основе данных [19].

Более того, обрабатывающие отрасли в последние месяцы впервые за долгое время демонстрируют устойчивую опережающую динамику баланса оценок производственной рентабельности по сравнению с добывающими отраслями (см. рис. 37).

Индекс рентабельности

2,2 2

0,9 0,8 0,7 0,6 0,5 0,4

Период

^^^^юююю^^^^сосососоа^а^а^а^оооо

оооооооооооооооооооооооооооооооо

^ <

2 N

^ <

^ <

^ <

^ <

^ <

2 ' N

^ <

2 ' N

^ <

2 N

0,5

2,2

Рис. 3. Динамика индекса рентабельности производства в российской промышленности (2015-2022 гг.):--промышленность;---добыча; ••• обработка

Источник: расчеты автора на основе данных [19].

7 К сожалению, в открытом доступе данные по отпускным ценам и издержкам для различных сегментов внутри обрабатывающей промышленности отсутствуют.

Хотя устойчивые внутрисекторальные сдвиги пока фиксировать рано, судя по имеющимся данным, текущая структура промышленного производства в 2022 г. смещалась в сторону отраслей, работающих на государственный спрос (рис. 4.) По всей видимости, это одно из главных объяснений умеренности промышленного спада по итогам года, а также относительных результатов промышленности с точки зрения рентабельности (и фискального отражения данного феномена - увеличения бюджетных расходов государства по сравнению с планом на треть).

Рис. 4. Динамика промышленного выпуска по видам деятельности (декабрь к февралю 2022 г., сезонность устранена)

Источник: [20].

Хотя внутригодовое структурное изменение выпуска в промышленности еще не означает, что фактически имел место перелив ресурсов (капитала или рабочей силы), имеющий долгосрочные последствия, тем не менее, необходимые для этого условия формируются.

Несомненно, одно из основных фоновых свойств предстоящей трансформации -сокращение общего благосостояния на фоне существенного перераспределения доходов. Как отмечается, например, в [21], практически все страны, подверженные режимам интенсивных международных санкций, испытывали падение в рейтинге относительного благосостояния, причем этот процесс со временем затухает не всегда. И, хотя в ряде случаев (как в России после 2014 г. и в Иране 80-х годов прошлого века) санкционный режим являлся лишь одним из определяющих факторов сокращения благосостояния, тем не менее, его негативное влияние очевидно. Это связано, в том числе, с «выталкиванием» экономики из точки локального рыночного оптимума, в результате чего эффективность производственных и распределительных процессов не может не снижаться. Действуя в рамках навязанных извне ограничений, такая экономика начинает отставать от сопоставимых стран. Даже если в абсолютном выражении спад выглядит небольшим, относительное снижение совокупных доходов может оказаться гораздо более заметным.

Отметим также, что одним из ненаблюдаемых факторов падения благосостояния служит сокращение потребительского выбора ввиду ограниченного предложения. С одной стороны, можно считать это потенциальной предпосылкой будущего наращивания рентабельности отечественного производства потребительских благ, но на фоне значительного падения реальных доходов населения по сравнению с уровнем

2013 г. данный фактор может с высокой вероятностью и не сработать - даже там, где замещение импорта отечественной продукцией в принципе возможно. Структурное изменение внутреннего спроса тем самым будет оказывать серьезное воздействие на будущую структуру предложения; это направление трансформации ожидает соответствующих исследований.

Также нужно отметить, что одним из важнейших трансформационных процессов, не получивших еще должного отражения и оценки в литературе, является текущее масштабное перераспределение собственности и контроля в российской экономике, несомненно, создающее основу для дальнейших ресурсных перетоков. Однако опять же, при номинальном характере многих новых владельцев и неясности перспектив возобновления производственной деятельности в прежней или незначительно видоизмененной форме (не говоря уже о развитии), потребуется определенное время, пока реальная трансформация будет иметь место.

Экономическая политика на этапе трансформации. Поскольку текущая российская «структурная трансформация» весьма специфична, соответственно, и роль государственной политики должна выглядеть иначе, нежели в стандартном случае, описанном в рамках «экономики развития». «Двухтактный» характер приспособления означает, что и применяемые на разных стадиях меры должны выглядеть по-разному. На первой стадии трансформации главной задачей государства было по возможности смягчать удар наложенных ограничений, чтобы сокращать отклонение от оптимума «по Штиглицу» [10], а на второй стадии - напротив, способствовать рыночному перераспределению ресурсов, переходя к активной роли лишь тогда, когда это необходимо (например, при решении критических задач развития отраслей или формировании долгосрочных гарантий спроса на ту или иную продукцию). К настоящему моменту первая («компенсационная») стадия в целом может считаться пройденной, и ресурсы государственных органов (включая управленческие) нужно переключать на меры второй стадии.

Это тем более важно, поскольку возможности государства по активному содействию структурной трансформации сейчас сильно ограничены. В частности, это касается денежно-кредитной политики; как справедливо отмечает Банк России [22, Приложение 1], в условиях действия внешних санкционных и внутренних капитальных ограничений каналы денежно-кредитной трансмиссии могут прекращать действовать в обычном режиме, искажая целевые импульсы, исходящие от регулятора. Одновременно нельзя не помнить о фактической декапитализации Банка России, связанной с замораживанием его активов (официальных резервов, выраженных в ряде иностранных валют), что снижает потенциал его реагирования [23].

В свою очередь, в бюджетно-налоговой сфере в конце 2022 г. - начале 2023 г. сложилась крайне напряженная обстановка. Причина этого - не столько в снижении доходов от экспорта энергоносителей под воздействием санкций, сколько в расходной политике: так, по данным 81РЯ1, начиная с 2014 г. относительные бюджетные ассигнования России на оборону устойчиво опережают аналогичные показатели других ведущих государств (рис. 5).

Очевидно, что в 2022-2023 гг. нагрузка на федеральный бюджет в связи с данным фактором должна была заметно вырасти (по всей видимости, стать выше уровня 2015-2016 гг.); кроме того, за счет дополнительных расходов должны покрываться трансформационные потребности в государственном секторе (в частности, критическое импортозамещение).

6,0 -, 5,0 -4,0 -

3,0 -

2,0 -

1,0 -

0,0 -

2012 2013 2014 2015 2016 2017 2018 2019 2020 2021

Рис. 5. Оборонные расходы отдельных стран*, в процентах от ВВП (2012 -2021 гг.): -о- Россия; -•- США; -О- Индия; -♦- Германия;-Китай;---Великобритания; ••• Франция

* Данные по Китаю — оценка SIPRI.

Источник: [24].

Наличие дополнительных расходов, по размеру эквивалентных нескольким процентам от ВВП, не только создает мощный трансформационный импульс, но и означает, что способность непосредственно финансировать за счет бюджетных средств иные структурные мероприятия крайне ограничена (между тем, в 2021 г. бюджетные ресурсы занимали почти одну пятую в структуре источников инвестиций в основной капитал, или 40% привлеченных средств). Ограничения, связанные с финансированием бюджетного дефицита на современном этапе, в реальности выглядят гораздо острее, чем представляется, скажем, в [25].

Помимо обеспечения хотя бы краткосрочной предсказуемости собственных действий, государству необходимо сосредоточиться на инфраструктурной политике, на стимулирующем экономику регулировании естественных монополий и содействии беспрепятственному переливу инвестиционных средств как по традиционным внутрикорпоративным, так и по рыночным каналам.

В этой связи положительной оценки заслуживают действия Банка России, который «...проводит денежно-кредитную политику таким образом, чтобы вернуть инфляцию к цели, не препятствуя структурной трансформации российской экономики» [26, с. 1] (подразумевается, главным образом, проведение умеренной и постепенной стратегии сдерживания инфляции). Однако в любом случае, в условиях повышенных рисков банковская система не может быть надежным и емким источником «длинных денег»; необходимо ускоренное развитие небанковских рынков и механизмов финансирования [27], что особенно актуально в связи с полным исчезновением или заметным снижением привлекательности многих использовавшихся ранее инструментов сбережений.

%

«-»-♦--»

Год

* * *

Мы рассмотрели особенности, текущий ход и первичные итоги изменений в российской экономике в течение 2022 г. Анализ показывает, что структурная трансформация в результате шокового воздействия и последующего поиска нового равновесия характеризуется чувствительностью к экзогенным факторам и, следовательно, неустойчивостью, а также в целом приводит к ухудшению ситуации по сравнению с состоянием на начало 2022 г. Взяв в качестве отправной точки оценки результатов структурных изменений последних десятилетий в [14, с. 122-124], можно констатировать, что теперь имеет место во многом возвратное движение российской экономики по сравнению с постсоветскими трендами:

- от большей включенности в глобальные процессы - к нарастанию изоляции;

- от возросшей доли в ВВП потребления домашних хозяйств и экспорта - к сокращению частной потребительской и экспортной активности;

- от снижения масштабов государственного потребления - к увеличению влияния государственного спроса.

В этой связи мы рассматриваем неожиданно большой прирост инвестиций в основной капитал в 2022 г. скорее как ситуационный феномен вынужденного приспособления компаний в процессе контртрансформации, а не как устойчивый тренд мобилизации частных капиталовложений, ориентированных на будущий экономический рост.

По всей видимости, ценовые пропорции также будут меняться в обратную сторону по сравнению с предыдущим периодом: в связи с введением эмбарго и повышением транспортно-логистических барьеров сырьевые товары и продукция первого передела станут относительно дешевле на внутреннем рынке, тогда как более сложная продукция конечного потребления (в том числе импортная) окажется дороже. Вместе с сокращением совокупного благосостояния это, несомненно, приведет к сдвигам в рентабельности различных производственных процессов. Поскольку сегодня, по разным причинам, с наибольшими трудностями сталкиваются предприятия, находящиеся в крайних сегментах спектра «сложности»: добывающие и занимающиеся первичной обработкой, а также наиболее продвинутые обрабатывающие производства8, можно выдвинуть гипотезу, что промышленная пирамида в России будет смещаться к «средним этажам» - нишам производства промежуточной продукции, которые ранее в наиболее заметной степени замещались импортом, и заполнение которых не столь технологически сложно. Вместе с тем, пока еще невозможно с уверенностью судить о большинстве элементов будущей экономической системы.

В любом случае, в таких условиях возрастает роль целеполагания со стороны государства, а также согласованной экономической политики, направленной на реализацию поставленных целей. При ограниченных денежно-кредитных и фискальных возможностях важно не злоупотреблять административными мерами и сосредоточить усилия на содействии рыночному перераспределению капитальных и трудовых ресурсов.

Литература / References

1. Набиуллина Э.С. Выступление на совместном заседании профильных комитетов Государственной Думы,

посвященном рассмотрению Годового отчета Банка России за 2021 г. 18 апреля 2022 г.

URL: http://cbr.ru/press/event/?id=12824 [Nabiullina E.S. Vystuplenie na sovmestnom zasedanii profil'nykh

komitetov Gosudarstvennoi Dumy, posvyashchennom rassmotreniyu Godovogo otcheta Banka Rossii za 2021 god.

18.04.2022. (InRuss.)]

2. БанкРоссии. О чем говорят тренды. Бюллетень департамента исследований и прогнозирования. 2022. Апрель.

№ 2 (54). URL: https://www.cbr.ru/Collection/Collection/File/40953/bulletin_22-02.pdf [Bank Rossii. O chem go-

voryat trendy. Byulleten' departamenta issledovanii i prognozirovaniya 2022. Aprel'. No. 2 (54). (In Russ.)]

8 См. так называемый эффект «дезорганизации» и его яркие проявления в России [28; 29].

3. Monga Celestin and Justin Yifu Lin (eds). The Oxford Handbook of Structural Transformation / Oxford Handbooks; Oxford Academic. 2019. 742р. URL: https://doi.org/10.1093/oxfordhb/9780198793847.001.0001

4. Lewis W.A. Economic development with unlimited supplies of labour // The Manchester school. 1954. No. 22 (2). Pp. 139-191.

5. Любимов И.Л. От универсализма к индивидуализму: новые подходы к решению проблем экономического роста //Вопросы экономики. 2019. № 11. С. 108-126. URL: https://doi.org/10.32609/0042-8736-2019-11-108-126 [Lyubimov I.L. Ot universalizma k individualizmu: novye podkhody k resheniyu problem ekonomicheskogo rosta. Voprosy ekonomiki. 2019. No. 11. S. 108-126. (In Russ.)].

6. Kuznets S. «Growth and Structural Shifts» / in W. Galenson, ed., Economic Growth and Structural Change in Taiwan: The Postwar Experience of the Republic of China. London, Cornell University Press. 1979. Pp. 15-132.

7. Буклемишев О.В., Данилов Ю.А. Экономическое лидерство и «лидерская рента» //Мировая экономика и международные отношения. 2015. № 10. С. 5-17. [Buklemishev O.V., Danilov Yu.A. Ekonomicheskoe liderstvo i «liderskaya renta» // Mirovaya ekonomika i mezhdunarodnye otnosheniya. 2015. No. 10. S. 5-17 (In Russ.)]

8. UNIDO. Industrial Development Report. Breaking In and Moving Up: New Industrial Challenges for the Bottom Billion and the Middle-Income Countries. 2009. 146 p. URL: https://www.unido.org/sites/default/files/2009-02/lDR_2009_print_0.PDF

9. Rodrik D. Premature deindustrialization // Journal of economic growth. 2016. Vol. 21. Pp. 1-33.

10. Stiglitz Joseph E. Structural Transformation, Deep Downturns, and Government Policy /NBER Working Paper.

2017. No. 23794.

11. Василенко А.С., Чернядьев Д.Н., Власов С.А. Структурная трансформация экономики Китая: успех или неудача? //Вопросы экономики. 2018. № 7. С. 65-81. URL: https://doi.org/10.32609/0042-8736-2018-7-65-81 [Vasilenko A.S., Chernyad'ev D.N., Vlasov S.A. Strukturnaya transformatsiya ekonomiki Kitaya: uspekh ili neudacha? // Voprosy ekonomiki. 2018. No. 7. S. 65-81. (In Russ.)]

12. Мау В.А. Антикризисные меры или структурные реформы: экономическая политика России в 2015 году //Вопросы экономики. 2016. № 2. С. 5-33. URL: https://doi.org/10.32609/0042-8736-2016-2-5-33. [Mau V.A. Antikrizisnye mery ili strukturnye reformy: ekonomicheskaya politika Rossii v 2015 godu // Voprosy ekonomiki. 2016. No. 2. S. 5-33. (In Russ.)]

13. Тимофеев И.Н. Политика санкций против России: новый этап //Журнал Новой экономической ассоциации. 2022. № 3 (55). С. 198-206. DOl: 10.31737/2221-2264-2022-55-3-11. [Timofeevl.N. Politika sanktsiiprotiv Rossii: novyi etap // Zhurnal Novoi ekonomicheskoi assotsiatsii. 2022. No. 3 (55). S. 198-206. (In Russ.)]

14. Трансформация структуры экономики: механизмы, и управление / Под ред. А.А. Широва. М.: МАКС Пресс,

2018. 264 с. [Transformatsiya struktury ekonomiki: mekhanizmy i upravlenie: monografiya. Pod nauch. red. A.A. Shirova. M.: MAKS Press, 2018. 264 s. (In Russ.)]

15. Belke Ansgar Hubertus, Gocke Matthias and Werner Laura. Hysteresis Effects in Economics—Different Methods for Describing Economic Path-Dependence. 2014. January 10. Ruhr Economic Paper. No. 468. URL: https://ssrn.com/abstract=2423282 or http://dx.doi.org/10.2139/ssrn.2423282

16. Naseem Anwar, James Oehmke, Jock Anderson, Samba Mbaye, Carl Pray, Latha Nagarajan, Сharles Moss, Lori Post. Measuring Agricultural and Structural Transformation / Selected Paper prepared for presentation at the 2017 Agricultural & Applied Economics Association Annual Meeting. 2017. URL: https://econpapers. repec. org/paper/agsaaea17/258549. htm

17. Gimpelson V.E. Labour Market, Employment and Migration / in The Contemporary Russian Economy: a Comprehensive Analysis / Ed. by M. Dabrowski. Palgrave Macmilla. 2023. Vol. 17. Pp. 335-358.

18. Гнидченко А.А. Траектории структурной трансформации: опыт успешных стран-экспортеров // Вопросы экономики. 2021. № 12. С. 48-65. DOl 10.32609/0042-8736-2021-12-48-65. EDN HXJLMC. [Gnidchenko A.A. Traektorii strukturnoi transformatsii: opyt uspeshnykh stran-eksporterov. Voprosy ekonomiki. 2021. № 12. S. 48-65. (In Russ.)]

19. Банк России. Мониторинг предприятий. 2023. URL: https://www.cbr.ru/dkp/mp/ [Bank Rossii. Monitoring predpriyatii, 2023. (ln Russ.)]

20. ЦМАКП. О динамике промышленного производства в декабре 2022 года. 2023. URL: http://www.fore-cast.ru/_ARCHlVE/Analitics/PROM/2022/PR-OTR_2023-02-01.pdf [TsMAKP. O dinamike promyshlennogo proizvodstva v dekabre 2022 goda. 2023. (ln Russ.)]

21. АКРА. Санкции и структурная перестройка. 23 июня 2022 г. URL: https://www.acra-ratings.ru/up-load/iblock/ff3/a39ry38q401g92o64r70mlp9k3rch0tp/20220623_RRFDK.pdf [AKRA. Sanktsii i strukturnaya perestroika. 23.iyunia.2022 g. (ln Russ.)]

22. Банк России. Основные направления единой государственной денежно-кредитной политики на 2023 год и плановый период 2024 и 2025 годов. 2022. URL: https://www.cbr.ru/about_br/publ/ondkp/on_2023_2025/ [Bank Rossii. Osnovnye napravleniya edinoi gosudarstvennoi denezhno-kreditnoi politiki na 2023 god i planovyi period 2024 i 2025 godov. 2022. (ln Russ.)]

23. Nordstrom Amanda and Anders Vredin. Does central bank equity matter for monetary policy? // Swedish Riksbank Staff Memo. December 2022. URL: https://www.riksbank.se/globalassets/media/rapporter/staff-memo/en-gelska/2022/does-central-bank-equity-matter-for-monetary-policy.pdf

24. SlPRl. Military Expenditure Database. URL: //www.sipri.org/databases/milex

25. Ершов М.В. Российская экономика в условиях новых санкционных вызовов // Вопросы экономики. 2022. № 12. С. 5-23. URL: https://doi.org/10.32609/0042-8736-2022-12-5-23 [ErshovM.V. Rossiiskaya ekonomika v usloviyakh novykh sanktsionnykh vyzovov. Voprosy ekonomiki. 2022. No. 12. S. 5-23. (ln Russ.)]

26. Банк России. Обзор денежно-кредитной политики Банка России: план аналитических работ и мероприятий. 31 января 2023. URL: https://www.cbr.ruJcollection/collection/file/43694/odkp_2023.pdf [Bank Rossii. Obzor denezhno-kreditnoi politiki Banka Rossii: plan analiticheskikh rabot i meropriyatii. 31 yanvarya 2023. (ln Russ.)].

27. Данилов Ю., Буклемишев О., Абрамов А. О необходимости реформы финансовых рынков и небанковского финансового сектора // Вопросы экономики. 2017. № 9. С. 28-50. [Danilov Yu., Buklemishev O., Abramov A. O neobkhodimosti reformy finansovykh rynkov i nebankovskogo finansovogo sektora // Voprosy ekonomiki. 2017. No. 9. S. 28-50. (ln Russ.)]

28. Blanchard O., Kremer M. Disorganization // The Quarterly Journal of Economics. 1997. No. 112 (4). Pp. 1091-1126.

29. Avdasheva Svetlana. Structural Changes in the Russian Economy Since 1992 / in The Contemporary Russian Economy: a Comprehensive Analysis / Ed. by M. Dabrowski. Palgrave Macmillan, 2023. Vol. 8. Pp. 145-159.

Статья поступила в редакцию 20.02.2023. Статья принята к публикации 13.03.2023.

Для цитирования: О.В. Буклемишев. «Структурная трансформация» российской экономики и экономическая политика // Проблемы прогнозирования. 2023. № 4 (199). С. 42-53. БО!: 10.47711/0868-6351-199-42-53

Summary

«STRUCTURAL TRANSFORMATION» OF THE RUSSIAN ECONOMY AND ECONOMIC POLICY

O.V. BUKLEMISHEV, Cand. Sci (Econ.), Lomonosov Moscow State University, Moscow, Russia ORCID 0000-0003-1448-1696

Abstract: The article examines structural shifts in the Russian economy caused by external sanctions restrictions and reactions of the Russian government in the period after February 2022. The specifics of changes in the allocation of resources between sectors of the economy are described in the context of the theory of structural transformation. The features of the current transformation in Russia are revealed, in particular, a general decrease in efficiency and well-being, including due to the intensification of the development of industries focused on government demand, as well as relative changes in profitability, which determines the volume of investments in fixed assets. It notes the limited capacity of public policy to directly stimulate transformation and justifies measures that, after mitigating the initial shocks, should be aimed at facilitating the market driven reallocation of productive resources. This requires efforts to manage state-owned companies, infrastructure policy, as well as measures to develop financial markets and the non-banking sector.

Keywords: structural transformation, industries, sanctions, profitability, resource allocation, non-banking institutions, fixed capital investment, economic policy.

Received 20.02.2023. Accepted 13.03.2023.

For citation: O.V. Buklemishev. «Structural Transformation» of the Russian Economy and Economic Policy // Studies on Russian Economic Development. 2023. Vol. 34. No. 4. Pp. 456-463. DOI: 10.1134/S1075700723040044