CC BY
32
Л.М. Бондарева
СПОСОБЫ ЯЗЫКОВОЙ МАНИФЕСТАЦИИ МЕНТАЛЬНО-КОГНИТИВНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ПОВЕСТВОВАТЕЛЯ В ТЕКСТАХ НЕМЕЦКИХ АВТОБИОГРАФИЙ
В статье рассматриваются закономерности языкового структурирования немецкоязычных автобиографических текстов, в основе которых лежит ретроспективно направленная деятельность повествователя, реконструирующего собственное прошлое. Подобная деятельность является специфическим ментально-когнитивным процессом и предполагает активное включение механизмов личностной памяти автобиографа. Особое внимание при этом уделяется лин-гвостилистической интерпретации способов отражения в автобиографическом тексте функционирования отдельных элементов человеческой памяти.
Как известно, в основе порождения любого автобиографического текста лежит процесс творческого воссоздания автором воспоминаний фактов и обстоятельств личностного прошлого опыта, что является специфическим видом ментально-когнитивной деятельности повествователя, имеющей ретроспективную направленность.
При сознательном восстановлении конкретным субъектом лично пережитого существенную роль играет мыслительная работа сопоставления, умозаключения, проверки, вызванная стремлением к точному, адекватному отображению событий: человеческие воспоминания есть именно реконструкция, а не репродукция [ср.: Рубинштейн 1989: 326-327]. В подобном обстоятельстве скрыт «изначальный» художественный потенциал автобиографического текста: если в процессе литературного творчества у писателя-беллетриста на первом этапе происходит преломление реальной действительности через призму его собственного мировосприятия, что ведет к созданию новой, фикциональной действительности, то у писателя-автобиографа исходным моментом является своеобразное «самосозидание», творческое «самопроизводство» авторского «Я» - прошлого и настоящего - в результате синтеза исторической и личностной, «автобиографической» правды, на основе которого и начинается непосредственный акт литературного производства.
Следовательно, при анализе автобиографических текстов необходимо учитывать фактор вторичного преломления объектов восприятия в сознании рефлектирующего субъекта речевой деятельности, поскольку реальная действительность, первично непосредственно отображенная субъектом, определенное время «отстаивается» в резервуарах его долговременной памяти и уже в этом
«отстоявшемся» виде актуализируется вновь в период фактического текстопроизводства.
Активность памяти как психического процесса, лежащего в основе деятельности по возвращению прошлого опыта в сферу сознания повествующего субъекта, предполагает заведомую неточность воспоминаний, т.к. творческий, преображающий элемент памяти способствует постоянному отбору, выдвижению многого на первый план и забвению, сознательному или бессознательному, многого другого [см.: Бердяев 1991: 8]. Память не просто субъективна, она «прихотлива, подвластна неуправляемым и далеко не полностью познанным законам» и настолько «произвольна, что граничит порой с бессилием и своеволием» [Янская, Кардин 1986: 404]. Степень несовпадения прошедшего события и воспоминания о нем зависит, в частности, от «динамики развития личности, от давности припоминаемого события1, а также от значимости его для субъекта» [ПСл 1990: 66].
Постоянное незримое присутствие в воспоминаниях аксиологического момента, т.е. оценки прошлого с позиций настоящего, тот факт, что это прошлое всегда конкретизировано и воспоминание о любом событии связано не только с определенными местами и людьми, но и с собственными поступками и соответствующими эмоциями, - все эти факторы, по мнению Л.Н. Кагана, ведут к непроизвольному наложению и смещению событий в пространстве и времени [Каган 1988: 111-113].
1 Давность события не всегда является негативные моментом при его реконструкции: в психологии широко известно явление реминисценции, особенно характерное для детей, когда более позднее воспроизведение оказывается более полным и точным, чем раннее, в связи с тем, что информация должна отстояться в памяти [Коломинский 1986: 111].
Наконец, нельзя сбрасывать со счета и явление алломнезии, т.е. бессознательного искажения действительности в процессе воспоминаний, ведущего к ложным воспоминаниям в форме так называемых «псевдореминисценций» [Лук 1966: 78]. Естественно, что подобные несовершенство, слабость и заведомая неточность памяти находят свое отражение в автобиографических текстах и ведут к их определенной уязвимости с точки зрения адекватности изображаемого реальной действительности. Однако весьма существенному ограничению «произвола» памяти способствует особый характер взаимоотношений, складывающихся между отправителем и реципиентом данных текстов, поскольку любой здравомыслящий автор воспоминаний всегда отдает себе отчет в своей непосредственной зависимости от реального читателя, причем, это ощущается им в гораздо более сильной степени, чем, например, беллетристом. Известно, что в области художественной литературы оценочно-критическая позиция читателя проявляется в практике литературной коммуникации преимущественно на уровне, затрагивающем сферу писательского мастерства: в процессе чтения беллетристического произведения происходит оценка прежде всего чисто профессиональных качеств автора. В свою очередь, при восприятии автобиографий, относящихся к не-фикциональной литературе, читатель-«судья» в полном праве предъявлять автору ряд дополнительных требований, связанных с достоверностью изображаемого и, таким образом, непосредственно затрагивающих нравственно-этические стороны в личностной структуре писательского «Я».
Особенно остро такая проблема встает перед мемуаристом, продолжающим свое творчество после опубликования воспоминаний, ибо он вынужден ориентироваться на реального читателя-современника, критически оценивающего воспринимаемую информацию, обладающего достаточными фоновыми знаниями и возможностью при желании установить относительную истинность прочитанного путем его сопоставления с другими источниками, тематически связанными с конкретным автобиографическим текстом.
В результате автор воспоминаний, выступая в качестве такового, берет на себя целый ряд обязательств перед читателем, требующих их неукоснительного выполнения, и подлинностью своего имени на титульном листе гарантирует читателю определенную достоверность изображаемого. Залогом такой аутентичности, помимо факта соответствия анхистонима имени собственному
повествователя, часто служит специальная экспликация автором в сильной позиции (заголовке, подзаголовке, предисловии) или в самом тексте повествования жанровой принадлежности произведения, конкретной темы воспоминаний, собственных интенций, побудивших его взяться за перо. Такая прямая ориентация повествователя на реального читателя свидетельствует о неизбежном в любой автобиографии элементе внутреннего контроля со стороны автора при творческой реконструкции им личного прошлого опыта.
Заметим, что интересный психический феномен человеческой памяти и ее структурной организации является предметом внимания когнитивной психологии, науки, возникшей в начале 60-х годов на стыке информационного подхода, необихевиоризма, гештальтпсихологии, структурной лингвистики и исходящей из «первичности внутренних ментальных структур и процессов познающего субъекта, зависимости поведения от субъективного представления окружения» [ФЭС 1989: 263]. В когнитивной психологии память сравнивается с библиотекой, мастерской, хранилищем, даже с желудком коровы, имеющим два различных отдела - кратковременный и долговременный [Величковский 1982: 66]. Действительно, память, это своеобразное «настоящее прошедшего», хранит в себе огромный объем информации об индивидуальном опыте личности и, прежде всего, о поворотных моментах ее жизни, разделяющих биографические этапы, поэтому она обращена больше не к прошлому, а к настоящему и будущему: характерно, что чем значительнее и полнее жизнь человека, тем большую роль играют в ней воспоминания о прошлом.
Не менее важно подчеркнуть следующее: воспоминания возможны лишь там, где личность выделяет себя из своего прошлого и осознает его как прошлое [Рубинштейн 1989: 329], что мы и наблюдаем в автобиографических текстах, в которых жизненный опыт творческой личности находит свое текстовое выражение в претериталъ-ном плане повествования, ориентированном на изображенного субъекта, а реконструирующая деятельность повествующего субъекта, восстанавливающего события, спроецированные на пре-теритальную ось, эксплицируется на презентной оси повествования.
Существенной особенностью писательских автобиографий является включение авторами в ряд объектов своей когнитивной деятельности наравне с окружающей действительностью, обществом и собственной личностью самого процесса воспоми-
наний, вследствие чего феномен памяти становится для повествующего субъекта предметом специального осмысления и анализа. Актуализация подобной познавательной деятельности осуществляется на композиционно-речевом уровне в форме соответствующих авторских рассуждений. При этом память и ее актуализаторы-воспоминания понимаются писателями как некие внутренние таинственные силы, функционирующие по своим собственным законам. Обманчивость, произвольность памяти, непостижимой логикой и разумом, но сильной своей органической взаимосвязью с экзистенциальным ядром человеческой личности и большей «реальностью» по сравнению с настоящим и будущим, выходят на первый план в философских размышлениях на данную тему Л. Фейхтвангера и Кл. Манна, в подразумеваемых фрагментах воспоминаний которых функционируют ядерные существительные лексико-семантиче-ского поля памяти Gedächtnis и Erinnerung, а также сложносоставное абстрактное существительное Erinnerungsvermögen с импликацией субъекта воспоминаний:
... das Gedächtnis fälscht... Es handelt nach Gesetzen, die mein Bewußtsein nicht erklären kann, die aber sicherlich mit meinem innersten Wesen zu tun haben. [L. Feuchtwagner 1979: 12-13]
Erinnerungen sind aus wundersamem Stoff gemacht... Es ist kein Verlaß auf die Erinnerung, und dennoch gibt es keine Wirklichkeit außer der, die wir im Gedächtnis tragen... Zwischen uns und dem Nichts steht unser Erinnerungsvermögen, ein allerdings etwas problematisches und fragiles Bollwerk. [Kl. Mann 19709: 21].
Нередко при осмыслении субъективного характера воспоминаний повествователь исходит из комплекса ощущений, связанных с глаголом erleben, обозначающим «переживать, испытывать; узнавать (на собственном опыте)» [БНРС, т.1, 1980: 435], в результате чего семантическая группа существительных, входящих в понятийное поле памяти, расширяется, как об этом свидетельствует, например, цитируемый ниже фрагмент автобиографического текста из записок Л. Фейхтвангера, за счет введения в нее существительного Erlebnis, соотносимого с объектом воспроизведения и порождающего ряд производных: синонимичное ему субстантивированное причастие II das Erlebte и субстантивированное причастие I der/die Erlebende, функционирующее в роли субъекта воспроизведения прошлого опыта.
Ср.: Aber ich bin nun einmal der Meinung, daß sich eine Begebenheit ändert jeweils nacn der
Erlebniskraft des Erlebenden. Ja, ich bin steif und fest überzeugt, daß es bei der Wiedergabe eines Erlebnissese auf die Person des Erlebenden nicht weniger ankommt, sondern mehr als auf das Erlebte. [L. Feuchtwagner 1982: 13].
Ключевые понятия лексико-семантического поля памяти Gedächtnis и Erinnerung могут осмысливаться писателями в качестве антиподов, когда память как хранилище прошлого опыта олицетворяет собой пассивное, устойчивое начало, а воспоминания как проявление памяти в действии обладают активным характером и уподобляются живым существам, что на лексическом уровне актуализируется в форме персонифицированных глаголов wohnen, atmen, aufWachen и др., соотносимых с неодушевленным существительным Erinnerung:
Gedächtnis und Erinnerung sind geheimnisvolle Kräfte. Und die Erinnerung ist die geheimnisvollere und rätselhaftere von beiden. Denn das Gedächtnis hat nur mit unserem Kopfe zu schaffen... Hier sind die Fächer für alles, was wir gelernt haben. Sie ähneln, glaub ich, Schrank- oder Kommodenfächern...
... Die Erinnerungen liegen nicht in Fächern, nicht in Möbeln und nicht im Kopf. Sie wohnen mitten in uns. Meistens schlummern sie, aber sie leben und atmen, und zuweilen schlagen sie die Augen auf... Und wenn die eine Erinnerung aufwacht und sich den Schlaf aus den Augen reibt, kann es geschehen, daß dadurch auch andere Erinnerungen geweckt werden. [E. Kästner 1985: 282-283].
Иногда оба понятия выступают в повествовании в роли самопроизвольных креативных сил, и тогда экспликация «деятельностного» характера воспоминаний в форме персонифицированных глаголов geben, wählen и глагола речевого действия sprechen, ориентированных на существительное Erinnerung, сопровождается функционированием, как это имеет место, в соответствующем фрагменте автобиографического текста С. Цвейга, соотносимых с неодушевленным существительным Gedäcntnis глаголов и их производных, обладающих семантикой сохранения /behalten, bewahren/, утери /vergessen, verlieren/, упорядочивания и распределения информации Ordnen, ausschalten/:
... ich betrachte unser Gedächtnis nicht als ein das eine bloß zufällig behaltendes und das andere zufällig verlierendes Element, sondern als eine wissend ordnende und weise ausschaltende Kraft. Alles, was man aus seinem eigenen Leben vergißt, war eigentiich von einem inneren Instinkt längst
schon vordem verurteilt gewesen, vergessen zu werden. Nur was sich selbst bewahren will, hat ein Anrecht, für andere bewahrt zu werden. So sprecht und wählt, ihr Erinnerungen, statt meiner, und gebt wenigstens einen Spiegelschein meines Lebens, ehe es ins Dunkel sinkt! [St. Zweig 1981: 12-13].
Наконец, в автобиографии возможно «опредмечивание» воспоминаний, когда по воле повествующего субъекта они утрачивают свою «активность» и становятся объектами пользования автора-«хозяина»:
Es gibt Erinnerungen, die man, wie einen Schatz in Kriegszeiten, so gut vergräbt, daß man selber sie nicht wiederfindet. Und es gibt andere Erinnerungen, die man wie Glückspfennige immer bei sich trägt. Sie haben ihren Wert nur für uns... [Kl. Mann 1979: 373].
Приравнивание феноменов памяти и воспоминаний к числу объектов когнитивной деятельности автора - профессионального писателя может приводить к смещению акцентов в повествовании на суть и смысл писательских воспоминаний как продуктов подобной деятельности. В итоге в поверхностной структуре автобиографического текста во фрагментах, представляющих собой размышления повествователя о произвольности памяти, появляется лексика с семантикой процесса литературного творчества (der Schriftsteller, die Dichtung, die Darstellung, das Aufschreiben von Erinnerungen и т.п.). Именно власть памяти диктует свои законы писателю, занимающемуся воспроизведением прошлого, и обязывает его к «объективной» субъективности, лежащей в основе каждой автобиографии:
... ich denke, diese Willkür des Gedächtnisses ist ein Vorteil für den Schriftsteller. Sie nötigt ihn zu jener unbedingten Ehrlichkeit, welche die Voraussetzung aller Dichtung ist, sie nötigt ihn, nur solche Visionen zu geben, die wirklich seine Visionen sind... es wird so vielleicht manchmal objektiv Wesentliches fehlen, aber meine Darstellung wird subjektiv ehrlich sein, dichterisch wahr, nicht verzerrt von Akten, von minutiösen Daten der Realität. [L. Feuchtwagner 1982: 13].
... fürs Aufschreiben von Erinnerungen gelten zwei Gesetze. Das erste heißt: Man Kann, ja man muß vieles weglassen. Und das zweite lautet: Man darf nichts hinzufügen... [Kl. Mann 1979: 375].
Одним из важных моментов в семантической структуре автобиографического текста является анализ повествующим субъектом основных элементов памяти - запечатления информации, ее сохранения и воспроизведения [ср.: Лук 1966: 3].
Лексика, эксплицирующая в своей семантике функционирование отдельных элементов памяти, представлена в автобиографических текстах тремя основными группами:
1. Глаголы, обозначающие первичное за-печатление информации повествующим субъектом (sich (D) einprägen, sich (D) merken и др.):
Die Geschichte mit Mohr blieb für mich das große Stadtereignis, und nur einzelnes, bei dem die Elemente eine Rolle spielten, prägte sich mir mit ännlicher Lebendigkeit ein. [Th. Fontane 1971: 118].
2. Глаголы sich erinnern, sich entsinnen, gedenken в значении «помнить что-л.» и глагольные словосочетания с активным и пассивным значением, обладающие семантикой сохранения информации в памяти повествующего субъекта, в состав которых входят тематические ключевые существительные Erinnerung и Gedächtnis (etw. in Erinnerung (im Gedächtnis) behalten, haben, aufbewahren; jmdm in Erinnerung (im Gedächtnis) sein, bleiben, leben; jmdm erinnerlich, unvergesslich, deutlich, gegenwärtig sein, bleiben; zu den Erinnerungen gehören):
Einen solchen Kabarettabend in einem dieser Restaurants habe ich genau in Erinnerung. [L. Feuch-twanger 1982: 228].
Zu meinen frühesten Kindheitserinnerungen gehört es, daß ich mit drei Jahren... ein Paar Stiefel geschenkt erhielt... [E. Wichert 1990: 40].
Поскольку глаголы sich erinnern, sich entsinnen, gedenken содержат в своей смысловой структуре кроме семы сохранения информации сему ее воспроизведения, а глагол gedenken - и сему припоминания чего-либо [см.: БНРС, т.1. 1980: 423; 433; 521], экспликация глагольной семы сохранения информации осуществляется в тексте в результате функционирования соответствующих глаголов в сопровождении лексических маркеров квалификативного характера:
In diesem Küchenhof war oft ein Diener, der Holz hackte, und der, an den ich mich am besten erinnere, war mein Freund, der traurige Armenier. [E. Canetti 1988: 17].
В аналогичной функции могут выступать и конструкции негативной семантики с ядерным антонимичным глаголом vergessen и его производными (etw. nicht (nie) vergessen (können), unvergesslich sein, bleiben и т.д.):
Unvergeßlich ist mir ein Soiree in Süskinds Wohnung... [Kl. Mann 1979: 169].
В ряде фрагментов автобиографий обращает на себя внимание функционирование глагола wissen в роли лексического синонима к глаголам
и словосочетаниям второй группы, сопровождаемого наречиями-квантификаторами noch или nur, способствующими, соответственно, усилению или ослаблению контекстуальной глагольной семантики:
Ich vernahm die große Arie des Rodolfo, Akt I, auf einer Landstraße. In Riva bei einem Weinwirt, noch weiß ich, daß er Marchetti hieß, spielte das Orchester zum erstenmal «Io moio desperato», 2Tosca» III. [H. Mann 1947: 275].
Подобное значение глагола wissen зафиксировано в двухтомном словаре немецкого языка под ред. О.И. Москальской в форме устойчивого речевого оборота «weißt du noch? помнишь ли ты еще об этом?» [БНРС, т.2, 1980: 601]
3. Глаголы, эксплицирующие в своей семантике характер воспроизведения прошлого опыта повествующим субъектом и, соответственно, распадающиеся на две подгруппы:
а) глаголы, связанные с процессом воспоминания;
б) глаголы, связанные с процессом припоминания.
Ядро первой группы, указанной выше, составляют глаголы sich erinnern, sich entsinnen, gеdеnkеn в значении «вспоминать о чем-либо». Актуализаторами данной семы часто служат наречия темпорального характера imme^ oft, selten, noch heute, noch jetzt и т.д.:
Ich erinnere mich noch heute, wie mir zumute wurde, als ich die Wand hinunter blickte. [E. Kästner 1985: 355].
Es war ein wunderbar schönes Leben in dieser kleinen Stadt, dessen ich noch jetzt... unter lebhafter Herzensbewegung gedenke. [Th. Fontane 1971: 33].
Известно, что воспоминания являются «извлечением из долговременной памяти образов прошлого, мысленно локализуемых во времени и пространстве» [ПСл 1990: 66], и при непроизвольном осуществлении этого процесса образы возникают спонтанно, как бы сами собой. При произвольном воспоминании происходит несколько иной процесс, а именно - припоминание, т.е. сознательное восстановление отношения к событию, что может сопровождаться сопутствующими конкретному эпизоду эмоциями. Вспоминать всегда легко, а припоминание есть специальная умственная работа, труд, сопряженный с духовными и душевными усилиями [Коломинский 1986: 108]. Речевая актуализация механизма припоминания находит свое выражение в функционировании в автобиографических текстах акцио-нальных глаголов второй подгруппы, передаю-
щих состояние напряженной ретроспективно направленной ментальной деятельности разной степени интенсивности - от слабо маркированных глаголов denken, zurückdenken, vorstellen с нарастанием признака в глаголах sich besinnen, zurückrufen, wachrufen до сильно маркированного глагола herbeizwingen. В синтаксическом плане данные глаголы тендируют к своей реализации в составе условных и темпоральных придаточных предложений:
Eine neue Breslauer Phase war angebrochen. Wenn ich an sie zurückdenke und sie abgeschlossen vor mir sehe, drängt sich eine Fülle von überwiegend freundlichen Erlebnissen auf. [G. Hauptmann 1980: 201].
Rufe ich mir das erste Bild zurück, in dessen Rahmen Minnie sich mir zeigt, so ist es der besonnte Tennisplatz hinter dem Thalhof, wo sie mir die Anfangsgründe des Spiels beizubringen sucht, von dem auch sie noch wenig verstand... [A. Schnitzler 1986: 267].
В последнем процитированном примере из автобиографии A. Шницлера обращает на себя внимание «исторический» презенс, употребляющийся наравне с повествовательным претеритом, что само по себе является довольно частым феноменом при реконструкции, особенно - при припоминании прошлого. В этом отношении показателен ряд примеров из автобиографии Кл. Манна «Der Wendepunkt», где в praesens historicum передаются осязаемые картины прошлого, возникающие в результате дополнительных умственных усилий, предпринимаемых повествователем для более адекватного воспроизведения пережитого и эксплицируемых на лексическом уровне глаголом versuchen, который становится частью составного глагольного сказуемого в темпоральном придаточном предложении, содержащем глаголы припоминания:
Wenn ich versuche, die vergangene Sensation in mir wachzurufen, finde ich mich immer in... dem Salon meiner Mutter, den wir Kinder übrigens nur selten betraten. [Kl. Mann 1979: 21-22].
При развернутом изображении яркой картины прошлого с подключением зрительного, слухового и других видов памяти в соответствующих фрагментах автобиографий возникают тематические пропозициональные цепочки лексических репрезентантов 1-й, 2-й и 3-й групп в разных комбинациях и соотношениях. Так, в цитируемом ниже фрагменте воспоминаний Кл. Манна о встречах с Т. Драйзером глагольное словосочетание 2-й группы in Еипшю^ bleiben, задающее ретроспективную тему, поддерживается и развивается
в следующем предложении глаголом 3-й группы zurückdenken с типичным переходом из презент-ного плана повествующего субъекта в «исторический» презенс изображенного субъекта:
Es ist ein schlechtgelaunter, zorniger Dreiser, der mir in Erinnerung bleibt. Wenn ich an den Abend zurückdenke, den ich in seiner Gesellschaft verbrachte..., so höre ich eine ewig aufgebrachte, nörgelnde quengelnde Stimme. Ein schwerer Mann mit weitflächig faltiger Miene sitzt im Lehnstuhl und schimpft. [Kl . Monn 1979: 454-455].
Следует отметить, что два первых элемента памяти - запечатление и сохранение информации, -актуализирующиеся в автобиографических текстах лексикой 1-й и 2-й групп, лежат в основе того психического процесса, который мы называем запоминанием. Поскольку исходным моментом при запоминании, неразрывно связанном с последующим воспроизведением, является актуальность определенного факта или обстоятельства для изображенного субъекта в конкретный период времени, причина долговременного сохранения такого факта в памяти повествующего субъекта часто фиксируется в автобиографическом тексте в виде краткого авторского пояснения в синтаксической конструкции постпозитивного каузального придаточного предложения. Подобную коммуникативно-прагматическую ситуацию можно охарактеризовать, согласно О.А. Костровой, как «ситуацию синтаксической неиконичности», в которой при приведении в причинную связь двух пропозиций происходит опережающее представление событий-следствий в речевой цепи [Кострова 1986: 49-50], т.е. в данном случае экспликация факта запоминания предшествует означиванию самого события-причины. На наш взгляд, предпочтение авторами автобиографий именно этой синтаксической конструкции в упомянутой ситуации является естественным проявлением доминирующей роли повествующего субъекта в смысловой структуре текста.
Актуальным для изображенного субъекта представляется прежде всего то, что находит душевный отклик, определенную «зацепку» в его сознании в момент восприятия факта, чему немало способствует элемент новизны событий, совершающихся впервые в его жизни. Так, молодому Кл. Манну особенно запомнилась после возвращения в Америку из путешествия по Европе одна из его первых вечеринок, которая стала для писателя своеобразным открытием «нового», «повзрослевшего» Нью-Йорка. В автобиографическом тексте данный эпизод находит отражение
в ситуации синтаксической неиконичности, где наблюдается модальная окрашенность последующей мотивации причины запоминания, эксплицирующей пресуппозицию новизны события:
. ich erinnere mich sehr genau daran, vielleicht weil es eine der ersten großen «parties» war, die ich im «neuen», wiederentdeckten, erwachsen-gewordenen New York mitmachte. [Kl. Mann 1979: 449].
Иногда в подобной ситуации в качестве причин запоминания повествователь указывает на повторяемость какого-либо события в жизни изображенного субъекта:
Auch wurde ich oft von beängstigenden Träumen gequält. Besonders einer steht mir noch jetzt lebhaft vor Augen, da er sich stets in der gleichen Weise wiederholte. [E. Wichert 1990: 42].
Особой чуткостью ко всему неординарному обладает изображенный субъект в автобиографии Э. Канетти «Die gerettete Zunge»: детство автора проходило в болгарском городке с очень пестрым национальным составом населения - факт, осознанный повествователем в зрелом возрасте и непроизвольно запечатлевшийся в памяти изображенного субъекта в силу живописного внешнего вида представителей отдельных национальных групп:
Als Kind hatte ich keinen Überblick übег diese Vielfalt, aber ich bekam unaufhörlich ihre Wirkung zu spüren. Manche Figuren sind mir bloß in Erinnerung geblieben, weil sie einer besonderen Stammesgruppe angehörten und sich durch ihre Tracht von anderen unterschieden. [E. Canetti 1988: 18].
Этническая пестрота порождала и языковое многообразие: в семье Канетти, выходцев из евреев испанского происхождения, говорили на нескольких языках, что послужило причиной обостренного внимания будущего писателя к особенностям речи и произношения окружающих его людей. Поэтому не случайно, например, запоминание мальчиком названия немецкого города Нюрнберга произошло вследствие его исковерканного звучания в устах деда, что эксплицируется в тексте гpaфоном Nürimberg, в то время как правильная «невыразительность» названий других городов отмечается в качестве обстоятельства, приведшего к их забыванию. В роли контекстуального синонима к глаголу sich einprägen в данном фрагменте текста выступает глагол auffallen:
Zu den auffallendsten Eigenschaften des Großvaters gehörte seine Unermüdlichkeit... Kaum wußten wir ihn in Bulgarien, erschien er schon wieder in Wien und reiste bald weiter nach Nurnberg, das bei
ihm Nürimberg hieß. Aber er reiste auch in viele andere Städte, an die ich mich nicht erinnere, weil er ihre Namen nicht so falsch aussprach, daß es mir auffiel. [E. Canetti 1988: 102].
Подробный анализ целого комплекса переживаний, связанного с запоминанием, дан в одном из эпизодов автобиографии И. фон Ван-генхайм «Mein Haus Vaterland». Автор, описывая свое посещение старого поместья в Кварчене, отмечает, что совершенно не запомнила мало интересовавшую ее общую картину окружающего, но отдельные участки запечатлелись более отчетливо, поскольку именно там писательница познакомилась с ранее неведомой ей породой людей:
Wenige Tage später fuhren wir... nach Quartschen. Mir scheint für den ganzen folgenden Erlebniskomplex, den ich mit diesem «Rittergut» verbinde, bezeichnend zu sein, daß ich mich überhaupt nicht mehr an die Landschаft erinnern kann... Ich weiß es vermutlich deshalb heute nicht mehr, weil es mir damals keinen Eindruck gemacht, mich damals nicht beschäftigt hat. Nur einzelne räumliche Schauplätze auf diesem Rittergut haben sich meinem Gedächtnis in Umrissen eingeprägt, weil ich auf diesen Schauplätzen ganz bestimmte und mir bis heute unvergeßliche Erlebnisse mit Menschen hatte, mit Menschen einer Gattung, die mir fremd war, die ich vorher nie gesehen hatte... [I. von Wangenheim 1962: 32-33].
Тематическая когерентность автобиографического текста поддерживается в этом эпизоде постоянными лексико-семантическими эксплика-торами понятийного поля памяти: базовыми существительными Gedächtnis, Егlebnis (Erlebniskomplex), глаголами и глагольными словосочетаниями трех основных выделенных нами групп (sich einprägen, (nicht) wissen = (nicht) im Gedächtnis behalten, sich (nicit) erinnern können), прилагательным unvergeßlich; при этом эксплика-торы 2-й и 3-й групп в сочетании с отрицанием nicht передают антонимичный процесс забывания информации. Наконец, в двух последних предложениях текстового фрагмента наблюдается типичная ситуация опережения представления события-следствия событию-причине.
Таким образом, постоянное функционирование экспликаторов трех основных лексических групп с семантикой элементов памяти, актуализация ситуации синтаксической неиконичности при мотивировке причин запоминания позволяют сделать вывод о наличии определенных языковых закономерностей структурирования соответст-
вующих фрагментов автобиографического текста на лексико-семантическом и синтаксическом уровнях.
Список литературы
Бердяев Н.А. Самопознание (Опыт философской автобиографии). - М.: Книга, 1991.
Величковский Б.М. Современная когнитивная психология. - М.: Изд-во МГУ, 1982.
Каган Л.Н. Человек и его судьба. - М.: Мысль, 1988.
Коломинский Я.Л. Человек: психология. -2-е изд., доп. - М.: Просвещение, 1986.
Кострова О.А. Коммуникативно-синтаксическая организация текста: (На материале слож. предложений причин. типа): Уч. пособие для студ-тов ст. курсов фак. иностр. яз. - Куйбышев, 1984.
Лук А.Н. Память и кибернетика. - М.: Наука, 1966.
Рубинштейн С.Л. Основы общей психологии: В 2 т.- М.: Педагогика, 1989. - Т. 1.
Янская И.С., Кардин В. Пределы достоверности: Очерки документальной литературы. -2-е изд. доп. - М.: Сов. Писатель, 1986.
Список источников примеров
Canetti E. Die gerettete Zunge. Geschichte einer Jugend. - Fischer Taschenbuch Verlag, 1988.
Feuchtwanger L. Der Teufel in Frankreich. Erlebnisse. - Berlin u. Weimar: Aufbau-Verlag, 1982.
Fontane Th. Meine Kinderjahre. Autobiographischer Roman. - Leipzig: Dieterich'sche Verlagsbuchhandlung, 1971.
Hauptmann G. Das Abenteuer meiner Jugend // Hauptmann, G. Das Abenteuer meiner Jugend; Zweites Vierteljahrhundert. - Berlin u. Weimar: Aufbau-Verlag, 1980. - S. 5-660.
Kästner E. Als ich ein kleiner Junge war // Kästner, E. Ausgewählte Prosa und Gedichte. -Moskau: Verlag «Raduga», 1985. - S. 246-376.
Mann H. Ein Zeitalter wird besichtigt. -Berlin: Aufbau-Verlag, 1947.
Mann Kl. Der Wendepunkt. Ein Lebensbericht. -Berlin und Weimar: Aufbau-Verlag, 1979.
Schnitzler A. Jugend in Wien. Eine Autobiographie. - Berlin und Weimar: Aufbau-Verlag, 1985.
Wangenheim I. von. Mein Haus Vaterland. Erinnerungen einer jungen Frau. - Halle (Saale): Mitteldeutscher Verlag, 1962.
Wichert E. Kindertage in Pillau // Ostpreußen. Ein Lesebuch. - Ausgew. und hrsg. von E.M. Frank. -München: Wilhelm Heyne Verlag, 1990. - S. 40-48.
Zweig St. Die Welt von gestern: Erinnerungen eines Europäers. - Berlin; Weimar: Aufbau-Verlag, 1981.
Список сокращений
БНРС - Большой немецко-русский словарь: В 2 т. / Под общ. ред. О.И. Москальской. -2-е изд.- М.: Рус. яз., 1980. - Т. 1, 2.
ПСл - Психология: Словарь / Под общ. ред. А.В. Петровского, М.Г. Ярошевского. - 2-е изд., испр. и доп. - М.: Политиздат, 1990.
ФЭС - Философский энциклопедический словарь / Редкол.: С.С. Аверинцев, Э.А. Араб-Оглы, Л.Ф. Ильичев и др. - 2-е изд. - М.: Сов. энциклопедия, 1989.
L.M. Bondareva
THE METHODS OF LANGUAGE MANIFESTATION OF NARRATOR'S MENTAL-COGNITIVE ACTIVITIES IN GERMAN AUTOBIOGRAPHICAL TEXTS
The present article deals with the principles of language structure of German autobiographical texts which are based on the retrospective activity of a narrator, who reconstructs his or her own past. Such an activity is a specific mental-cognitive process which presupposes the active implementation of the autobiographer's memory mechanisms. Particular attention is herein paid to linguostylistic interpretation of the ways in which functioning of the separate elements of human memory is reflected in this type of texts.
