CC BY
64
ние елея, собственно крещение, облачение в белые одежды и возложение нательного креста. Сама процедура ритуала, тексты крещения обеспечивают постепенный переход в правильный образ жизни, через многократное повторение одних и тех же фраз устанавливается связь с Божественными силами, и человеку, таким образом, передаются азы правил христианского поведения на эмоциональном, психологическом и концептуальном уровне, которыми он должен руководствоваться в течение последующей жизнедеятельности. В религиозном сознании данный ритуал имеет первостепенное значение, поскольку определяет принадлежность человека к христианской вере и символизирует собой новый этап и образ жизни, согласно предписаниям церкви.
1. Топоров В.Н. II Архаический ритуал в фольклорных и раннелитературных памятниках: сб.
ст. АН СССР / сост. Л.Ш. Рожанский. М., 1998. С. 7-52.
2. Маслова В.А. Лингвокультурология: учеб. пособие. М., 2001. С. 41.
3. Еремина В.И. Ритуал и фольклор. Л., 1991.
4. Мелетинский Е.М. // Режим доступа:
Шр://№^ж гиШета. ги/Мк1оге/те1ейпБку1. ИМ. Загл. с экрана.
5. Маковский М.М. Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках. Образ мира и миры образов. М., 1996. С. 15.
6. Юнг К.Г. // Аналитическая психология. Прошлое и настоящее. Статьи / сост.
В. Зелинский, А. Руткевич. М., 1995. С. 30-38.
7. ЕвзлинМ. Космогония и ритуал. М., 1993.
8. Иконы и переводы Св. Писания и Богослу-
жебных текстов: о. Амвросий (Тимрот) // Режим доступа: http://wertograd. патоА
гиЛгеЪпк/ ^^05. Ыт. Загл. с экрана.
Поступила в редакцию 3.03.2006 г.
СПОСОБЫ МЕТАФОРИЗАЦИИ КОНЦЕПТОВ ПРИРОДНЫХ ЯВЛЕНИЙ В РУССКОЯЗЫЧНОМ ПОЭТИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ
Е.Б. Рябых, Т.А. Фесенко
Ryabykh E.B., Fesenko T.A. The ways of metaphorization of the natural phenomena concepts in Russian poetical discourse. The article studies the ways of metaphorization of the NATURAL PHENOMENA concepts in Russian poetical discourse. It is noted that metaphorization of the NATURAL PHENOMENA concepts proceeds not only on a lexical level, but on the phonetic and grammatical levels too.
Изучению дискурса посвящено множество исследований, авторы которых трактуют это явление в столь различных научных системах, что само понятие «дискурс» получило множество различных интерпретаций и стало шире понятия «язык».
Одной из наиболее сложных в современном языкознании является проблема соотношения понятий «дискурс» и «текст». Понятия «дискурс» и «текст» противопоставляются друг другу по ряду оппозитивных пар: функциональность - структурность, процесс -результат (продукт), динамичность - статичность и т. д. К примеру, как отмечает В.Е. Чернявская, когнитивно-дискурсивное направление научного анализа связано на-
прямую с осознанием той реальности, что текст является основополагающим, но не единственным элементом в сложно организованной системе человеческой коммуникации. Признание этого обстоятельства привело к перемещению исследовательских интересов от вопросов внутритекстовой организации к процессам текстопостроения и восприятия. Теоретическим выводом из этого оказалось разделение текста как результата коммуникативно-когнитивной деятельности и дискурса как самого процесса [1]. М.В. Никитин отмечает, что текст как продукт сам по себе мертв в том смысле, что в нем нет мысли вне дискурса и дискурсантов, вне процессов речевой деятельности - поро-
ждения и понимания речи. В тексте как таковом нет движения, он не меняется. Движение мысли совершается в дискурсантах, отчего и возникают различия в интерпретации одного и того же текста [2]. По мнению Е.С. Куб-ряковой, нельзя изучать дискурсивную деятельность вне культурологических и социально-исторических данных, вне сведений о том, кто проводил дискурсивную деятельность, для чего, при каких условиях, с каких позиций и т. д. Но текст можно анализировать и абстрагируясь от многого из указанного перечня, т. е. довольствуясь тем, что можно извлечь из текста как такового и изучая его как завершенное языковое произведение. Текст - это особый результат процесса речи и в этом смысле завершенное произведение, рожденное в ходе дискурса. В этом качестве у него, как у дискурса, есть свои коммуникативные «векторы». Это доказывает, что хотя понятия текста и дискурса и следует различать, они отнюдь не противопоставлены друг другу, т. е. не являются взаимоисключающими (см. [3]).
Поэтический дискурс рассматривается как дискурс поэтических текстов, принадлежащих представителям конкретного национально-лингвокультурного сообщества и предназначенных для представителей того же национально-лингвокультурного сообщества [4].
Метафору как основной носитель поэтической энергии можно считать концептуальной доминантой в ментальном пространстве стихотворного текста, ибо она не только создает среду концептуализации мысли, но она сама является такой средой, по мнению Г.В. Расторгуевой [5]. Метафора - один из способов концептуализации мира, т. к. она является не просто образным средством, связывающим два значения слова, а основной ментальной операцией, которая объединяет две понятийные области и создает возможности использовать потенциал области-источника при концептуализации новой области (области-мишени). Родоначальниками способа описания концептуальных метафор в форме «область-источник» и «область-мишень» являются Дж. Лакофф и М. Джонсон [6]. Исследователи поэзии с когнитивной точки зрения обосновали необходимость изучения концептуальной метафоры в поэтическом дискурсе, подчеркнув, что язык поэзии, рав-
но как и язык обиходный, относится к сферам функционирования концептуальной метафоры (см. [7]).
В результате анализа русскоязычного поэтического дискурса нами был выявлен ряд особенностей метафорической концептуализации ПРИРОДНЫХ ЯВЛЕНИЙ, выраженных субстантивами ОБЛАКО, либо ТУЧА, ЛУНА / МЕСЯЦ, СОЛЦЕ, ЗВЕЗДА, ВЕТЕР, РАДУГА, МОЛНИЯ, ГРОМ, СНЕГ, ДОЖДЬ. Если взять за основу понятийную дифференциацию областей-источников метафорического моделирования, можно выделить пять основных разрядов моделей, актуализируемых в рамках проводимого нами исследования: антропоморфная, зооморфная, фитоморфная, натуроморфная и артефактная (предметная) метафоры. Данные модели являются концептуальными структурами более высокого порядка и детализируются в более конкретных концептуальных метафорах.
Часто метафорический способ концептуализации может проходить в двух направлениях: 1) от источника - к мишени; 2) от мишени - к источнику. Таким образом, проявляется принцип взаимообусловленности, характерный при рассмотрении концептов ПРИРОДНЫ1Х ЯВЛЕНИЙ в рамках поэтического дискурса.
Продуктивной метафорической моделью, дополнительно структурирующей информационное содержание концептов ПРИРОДНЫХ ЯВЛЕНИЙ, является антропоморфная метафорическая модель. Однако с течением времени антропоморфные метафоры, где, с одной стороны, центром Вселенной выступает человек, а с другой стороны, очеловечивается нечто абстрактное, начинают терять свою доминантную позицию, т. к. человек хочет расширить границы своего познания, выйти за рамки, которыми первоначально ограничил самого себя, постигая окружающий его мир. Зооморфная модель, которая в целом схожа с антропоморфной, поскольку и та, и другая описывают во многом внешне схожие поступки живых существ в целом, также достаточно продуктивна применительно к нашему исследовательскому материалу. Менее частотными являются фи-томорфные и натуроморфные метафоры. В процессе развития общества и языка наблюдается постепенное усиление роли артефакт-ной модели, хотя она не была чужда метафо-
рической концептуализации ПРИРОДНЫХ ЯВЛЕНИЙ в более ранний период. Артефакты необходимы человеку для выживания и комфортного существования, что и определяет наибольшую степень продуктивности артефактной метафоры при концептуализации ПРИРОДНЫХ ЯВЛЕНИЙ.
Артефактная метафора, описывающая концепты ПРИРОДНЫХ ЯВЛЕНИЙ, охватывает несколько областей: постройки; домашняя утварь: осветительные приборы,
церковная утварь и посуда; хозяйственный инвентарь; механизм; оружие (предназначенное для битвы); музыкальные инструменты; средства передвижения; вместилище; поверхность (постилка, покрывало и т. д.); одежда; головной убор; украшения и драгоценные камни; металлы; материал; продукты питания, изготовленные человеком.
Постепенно на периферию уходит метафора орудия труда, связанная с разного рода хозяйственной деятельностью - невод, сеть для ловли рыбы, соха, молот. В связи с отменой христианских запретов в русскоязычном поэтическом дискурсе происходит активизация языческих метафор, оттесненных на периферию (например, музыкальных метафор). Наиболее часто привлекаемыми областями-источниками для репрезентации концептов ПРИРОДНЫХ ЯВЛЕНИЙ представителями русской лингвокультуры являются также осветительные приборы, украшения и драгоценные камни. Развитие науки и техники не приводит применительно к нашему практическому материалу к появлению большого количества механистических метафор. На это в определенной мере влияет релевантность древних мифолого-религиозных представлений для представителей русского лингвокультурного сообщества, что находит свое отражение в поэтическом дискурсе.
В качестве примера рассмотрим концептуальную метафору ЛУНА / МЕСЯЦ, СОЛНЦЕ, ВЕТЕР, ГРОМ - МУЗЫКАЛЬНЫЙ ИНСТРУМЕНТ, которая выделяется в отдельную группу внутри артефактной модели. Как отмечает М. В. Пименова, отношение к музыке и музыкальным инструментам отличалось в различные периоды. Религиозная культура видела в светской музыке явление греховное, отвлекающее от мыслей о жизни вечной. Неслучайно появление нечистой силы описывалось как нашествие бесов, иг-
рающих на музыкальных инструментах. В классический период метафора музыкального инструмента приобретает высокую частотность [8]. А.Н. Афанасьев указывает на то, что как ни были просты и несовершенны первые музыкальные орудия (дудка, свирель, волынка, гусли), они требовали некоторого навыка и с их появлением образовался особенный класс музыкантов, певцов, поэтов, словом, людей вещих, которые хранили в своей памяти эпические сказания старины, пели их под звуки гуслей и других инструментов и играли главную роль в народных празднествах. Это были гусляры или скоморохи. С самого водворения христианства на Руси и вплоть до конца XVII столетия духовенство выражало протест, направленный против народных игрищ, т. к. видело в них не просто забаву, а языческий обряд [9]. Все вышеперечисленное свидетельствует о том, что концептуальная метафора ПРИРОДНОЕ ЯВЛЕНИЕ - МУЗЫКАЛЬНЫЙ ИНСТРУМЕНТ является достаточно новым образованием.
Так, врываясь в тесные ущелья скал, в скважины и щели домов, ветер издает свист, напоминающий СВИРЕЛЬ или ФЛЕЙТУ. Помимо духового музыкального инструмента ВЕТЕР концептуализируется также в качестве струнного, например АРФЫ. Ср.: Ветер бархатный, крыластый / Дует в дудку тоже (Мандельштам, Клейкой клятвой пахнут почки); Прислушайся к дальнему пенью / Эоловой арфы нежней (Г. Иванов, Прислушайся к дальнему пенью). СОЛНЦЕ уподобляется по форме БАРАБАНУ или БУБНУ, а также ГУСЛЯМ, где струны - лучи солнца; ЛУНА - РОЖКУ. Ср.: Мы идем, а там, за чащей, / Сквозь белесость и туман / Нам небесный барабанщик / Лупит в солнце-барабан (Есенин, Небесный барабанщик); Живи, Живое! Под солнца бубны / Смелее, люди, в свой полонез! (Северянин, Эгополонез); А солнце лучи, точно струны, / К земле протянуло, чтоб петь, /И гусли играют так юно, / Как звонкая, звонкая медь (Нарбут, Гобелен) или И пляшет сумрак в галочьей тревоге, / Согнув луну в пастушеский рожок (Есенин, Сыпучей); И вызвездило небо / Пастушеский рожок (Есенин, О Русь, взмахни крылами). Звуки же, производимые ГРОМОМ, напоминают игру на трубе (Труба величья сил верховных .... / О гром! (Державин, Гром).
Достаточно частотным способом концептуализации знаний о ПРИРОДНЫХ ЯВЛЕНИЯХ в рамках исследуемого нами практического материала в русском языке является метафора ОБЛАКО, ЛУНА / МЕСЯЦ, СОЛНЦЕ, ЗВЕЗДЫ, СНЕГ - УКРАШЕНИЕ, ДРАГОЦЕННЫЙ КАМЕНЬ (например, алмаз, жемчуг, янтарь и др.), продуктивность которой обусловлена тождеством характеристик области-источника (форма, цвет, интенсивность блеска и т. д.) области-мишени.
(1) Промерцает в синей бездне - / Продрожит - алмаз... (Белый, Деревня); Звезд вечерние алмазы / Над тобой горят светлее (Брюсов, Ангел бледный); Так ты одно царишь над миром, Солнце, / О мировой закатный наш рубин (Бальмонт, Гимн солнцу, 6). В данной группе примеров интересно отметить особенность образного ряда драгоценных камней, участвующих в процессе метафори-зации, которая заключается в том, что алмаз и рубин издавна считались носителями смысла «огня» из-за игры света, излучаемого ими. Или: Луна алмазит стекла, / Прохладный свет лея (Белый, Старинный дом). Вне авторского неологизма данное стихотворение осталось бы простой пейзажной зарисовкой. Семантика текста здесь целиком создается посредством словообразовательной метафоры.
(2) От сияния победной / Алой утренней зари / Грустно меркнет месяц бледный, / Звезд тускнеют янтари (А. Федоров, В башкирской степи, 3). В данном примере ЗВЕЗДЫ отождествляются с ЯНТАРЕМ из-за насыщенного желтого цвета данного камня. Кроме того, поэт пытается передать тусклое свечение звезд.
Достаточно распространенным представляется использование жемчуга как области-источника: (3) Закат догорел полосой, / огонь там для сердца не нужен; / там матовой узкой каймой / протянута нитка жемчужин (Белый, Поэт, ты не понят людьми). Концепт ЖЕМЧУГ становится в этом примере средоточием смыслов. Метафора строится на количественном принципе, обыгрывается природная форма камня, его молочно-белый цвет. Отождествлением НИТКИ ЖЕМЧУГА и ОБЛАКОВ подчеркивается естественная красота данного природного явления. Или: (4) В жемчугах горят березки, / Черно-голые вчера (Брюсов, Первый снег). В данном при-
мере в качестве ЖЕМЧУГА концептуализируется СНЕГ. Здесь уже не столь важна природная форма рассматриваемого камня, сколько его цвет. Значение отражения, преломления света, характерное для концепта СНЕГ, подчеркивается глаголом «гореть», т. к. в отличие от минералов, жемчуг не светится изнутри и не переливается.
ПРИРОДНЫЕ ЯВЛЕНИЯ концептуализируются также в качестве ПРОДУКТОВ ПИТАНИЯ, изготовленных человеком. Некоторые из этих метафор могут «рассказать» о том, как питался народ в течение столетий, какая еда стала национально русской. Так, для представителей русского лингвокультурного сообщества ДОЖДЬ - НАПИТОК (ср.: Веселым дождевым вином... / Вскипают жаждущие русла (Волошин, Над синевой зубчатых чащ...); Хлебнув весеннего напитка, / Зарозовела нежно сыроежка... (Нар-бут, Сыроежки), а ЛУНА - БЛИН СО СМЕТАНОЙ, КОВРИГА ХЛЕБА (напр.: Посреди небесных тел /Лик луны туманный: / Как он кругл и как он бел! / Точно блин с сметаной (Лермонтов, Посреди небесных тел...); О край дождей и непогоды, / Кочующая тишина, / Ковригой хлебною под сводом / Надломлена твоя луна...(Есенин, О край дождей).
Анализ конвенциональных и окказиональных метафор, развивающих артефакт-ную (предметную) метафорическую модель, показывает ее бесспорную продуктивность в процессе репрезентации знаний о ПРИРОДНЫХ ЯВЛЕНИЯХ. В качестве источника для метафорической экспансии в область-мишень, представленную концептами ПРИРОДНЫХ ЯВЛЕНИЙ, в русскоязычном поэтическом дискурсе используются конкретные, хорошо знакомые артефакты (предметы), имеющие функциональную значимость для людей в повседневной жизни.
Необходимо отметить, что субстантивная метафора занимает в русском языке доминирующую позицию, ср. данные: субстантивная метафора - 64%, глагольная метафора - 24%, адъективная метафора - 12%. Это можно объяснить тем, что для представителей данной лингвокультуры релевантным является весь «пакет» знаний об области-источнике, а не только характеризующие его признаки, свойства или действия.
Анализ практического материала свидетельствует о том, что метафоризация концеп-
тов ПРИРОДНЫХ ЯВЛЕНИЙ осуществляется не только на лексическом уровне, но и на фонетическом и грамматическом уровнях. Разумеется, интерпретация фонетической и грамматической метафор во многом зависит и от эмоционального настроя читателя при восприятии стихотворного текста, и от его общекультурных и лингвистических знаний. Однако фонетическая и грамматическая метафоры, бесспорно, являются дополнительными способами метафоризации концептов ПРИРОДНЫХ ЯВЛЕНИЙ.
Итак, проведенный анализ метафориза-ции концептов ПРИРОДНЫХ ЯВЛЕНИЙ в поэтическом дискурсе позволяет утверждать, что метафорическое проецирование на концепты-мишени ОБЛАКО, либо ТУЧА, МЕСЯЦ / ЛУНА, СОЛНЦЕ, ЗВЕЗДА, ВЕТЕР, РАДУГА, МОЛНИЯ, ГРОМ, СНЕГ, ДОЖДЬ происходит по следующим моделям: антропоморфной, зооморфной, фитоморфной, на-туроморфной и артефактной (предметной). Разные метафорические модели имеют различные частотные показатели и степень продуктивности. Мерой продуктивности является, прежде всего, количество конвенциональных языковых выражений, «наполняющих» концептуальные метафоры, входящие в данные модели. Продуктивность описанных метафорических моделей подтверждает правомерность выделения их в качестве конвенциональных способов репрезентации знаний о ПРИРОДНЫХ ЯВЛЕНИЯХ, общих для большинства носителей русского языка. Основанием метафорической экспансии из области-источника в область-мишень служит тождество форм сопоставляемых концептов;
общность функций, либо сходство выполняемых действий; тождество цвета, величины, производимого звука; динамичность; свет и интенсивность блеска; а также количественные параметры.
Все выделенные способы метафоризации концептов ПРИРОДНЫХ ЯВЛЕНИЙ объединяет то, что с их помощью человек, во-первых, познает окружающий его мир, в особенности ту лингвокультуру, которой он принадлежит; во-вторых, всесторонне отражает результаты этого познания; в-третьих, передает с их помощью накопленный опыт.
1. Чернявская В.Е. // Вопр. когнитивной лингвистики. 2005. № 2. С. 77.
2. Никитин М. В. Основания когнитивной семантики. СПб., 2003. С. 262.
3. Кубрякова Е.С. Язык и знание: На пути получения знаний о языке: Части речи с когнитивной точки зрения. Роль языка в познании мира. М., 2004. С. 516.
4. Красных В.В. Виртуальная реальность или реальная виртуальность. М., 1998. С. 191.
5. Расторгуева Г.В. // Концептуальное про-
странство языка: сб. науч. тр. Посвящ. юбилею проф. Н.Н. Болдырева / под ред. проф. Е.С. Кубряковой. Тамбов, 2005. С. 355.
6. Lakoff G., Johnson M. Metaphors We Live By. Chicago, 1980. XIII.
7. Lakoff G., Turner M. More Than Cool Reason. Chicago, 1989.
8. Пименова М.В., Кондратьева О.Н. // Вопр. когнитивной лингвистики. 2005. № 1. С. 31-32.
9. Афанасьев А.Н. Мифы, поверья и суеверия славян. М.; СПб, 2002. Т. 1. С. 331-332.
Поступила в редакцию 10.03.2006 г.
