CC BY
26
УДК 801.73
А. Т. Бактыбаева
Специфика воплощения философско-юмористического мироощущения в творчестве Б. Каирбекова
Казахский национальный медицинский университет им. С. Асфендиярова, г. Алматы, Казахстан
Аннотация. Цель статьи - проанализировать специфику воплощения философско-юмористического ощущения в творчестве современного казахстанского писателя и поэта. Научная новизна заключается в том, что впервые поэзия и повесть-воспоминание Б. Каирбекова анализируются как единый текст. Использование историко-функционального, типологического, структурно-семантического методов анализа научно-исследовательской литературы позволили проанализировать различные дефиниции понятия «философско-юмористическое мироощущение». Полученные результаты показали, что авторское философско-юмористическое мировидение воплощено, во-первых, посредством смеховой стихии, причем смех становится эмоционально-эстетической настроенностью, определенной формой поведения, которая «материализует» ее посредством диалога с элементами иронии, саркастических образов, доброго юмора. Во-вторых, с помощью авторской маски, носителем которой становится лирический герой: именно он и творец, и персонаж, мыслящий и фантазирующий от собственного лица, исповедующийся перед читателем. Одним из основных способов передачи философско-юмористического мироощущения стала самоирония поэта, которая описывает переживаемые им чувства. Эти эмоции представляют собой иронический сплав осмеяния и осуждающей оценки. Представленные и описанные выводы могут стать основой для написания статьи в учебниках или учебных пособиях по истории русскоязычной литературы Казахстана, а также при издании и комментировании произведений Бахыта Каирбекова.
Ключевые слова: Б. Каирбеков, русскоязычная литература Казахстана, философско-юмористическое ощущение, ирония, сарказм.
DOI 10.25587/х0318-4700-2716-Ь
БАКТыБАЕВА Аннель Тлеумагамбетовна - к. филол. н., доцент кафедры языковых дисциплин Казахского национального медицинского университета им. С. Асфендиярова, докторант Национального исследовательского Мордовского государственного университета им. Н. П. Огарева.
E-mail: smile_1713@mail.ru
BAKTYBAEVA Annel Tleumagambetovna - PhD in Philology, Associate Professor of the Department of Language Disciplines of Kazakh National Medical University named after S. Asfendiyarov, Doctoral student of the National Research Mordovian State University named after N. P. Ogarev.
A. T. Baktybaeva
The specificity of the embodiment of the philosophical and humorous attitude in the work of B. Kairbekov
Kazakh National Medical University named after S. Asfendiyarov, Almaty, Kazakhstan
Abstract. The purpose of the article is to analyze the specifics of the embodiment of philosophical and humorous feelings in the work of a modern Kazakh writer and poet. The Scientific novelty lies in the fact that for the first time B. Kairbekov's Poetry and story-memoir are analyzed as a single text. The use of historical-functional, typological, structural-semantic methods of analysis of research literature allowed us to analyze various definitions of the concept of "philosophical and humorous worldview". The results obtained showed that the author's philosophical and humorous worldview is embodied, first, through the element of laughter, and laughter becomes an emotional and aesthetic mood, a certain form of behavior that "materializes" it through dialogue with elements of irony, sarcastic images, good humor. Secondly, with the help of the author's mask, the bearer of which becomes a lyrical hero: it is he who is the creator, and the character who thinks and fantasizes from his own face, speaking out and confessing to the reader. One of the main ways to convey a philosophical and humorous worldview was the poet's self-irony, which describes the feelings he experienced. These emotions are an ironic fusion of ridicule and judgmental evaluation. The presented and described conclusions can become the basis for writing an article in textbooks or textbooks on the history of Russian-language literature in Kazakhstan, as well as for publishing and commenting on the works of Bakhyt Kairbekov.
Keywords: B. Kairbekov, Russian-language literature of Kazakhstan, philosophical and humorous feel to it, irony, sarcasm.
Введение
Литературная ситуация конца XX - начала XXI вв. актуализировала культурно-исторические проблемы, которые проявляются в оппозиции мир - человек. По мнению К. Лоренца, мир сущий, все явления, его составляющие, делятся «на пары противоположностей - это врождённый принцип упорядочения, априорный принудительный шаблон мышления, присущий человеку с древнейших времён» [1]. Подобное сопоставление мира - человека имеет общезначимую природу и вневременной характер. Она охватывает различные области человеческого бытия. Ю. М. Лотман, рассуждая о культуре созвучно австрийскому ученому, подчеркивает, что культура как таковая берет свое начало «разбиения мира на внутреннее (свое) и внешнее (их), которые предстают соответственно как космос и хаос» [2, с. 175-176]. Одна из основных характеристик своего или чужого мира - смех как проявление комического, одно из ключевых его воплощений.
В статье мы придерживаемся позиции литературоведов, согласно которой толчком к появлению комического в художественном тексте становится противоречие или несоответствие. Именно это способствует появлению своеобразной конфликтной ситуации. Одним из способов ее разрешения может быть особая человеческая реакция -смех. При этом смех может являться составной частью, а иногда и целым мировоззрением, которое определяет и от которого зависят бытующие в тот или иной исторический период воззрения на реальность - «части культуры» [3, с. 204].
С этим мнением солидарны А. Б. Есин и Т. А. Касаткина. Согласно их позиции, юмор, сатира, ирония и другие виды комического - эмоционально-ценностные ориентиры, которые являются показателем реальной позиции человека по отношению к окружающему его миру. При этом конкретные ценности могут принимать различные
варианты в зависимости от своеобразия исторического периода времени, от специфики культуры многих народов, от их социокультурного положения [4]. Такой взгляд получил свое дальнейшее развитие в исследованиях современных литературоведов, в частности, Н. С. Выгон. Она считает, что комическое - это важное и непременное условие, которое оказывает существенное влияние на философско-эстетическое осознание мира и человека в нем [5]. Исследовательница подчеркивает, что одним из современных видов комического является юмор. Именно он создает своеобразное философско-юмористическое мироощущение, которое со временем становится типом художественного понимания [5].
Подобная точка зрения Н. С. Выгон базируется на анализе трудов классиков отечественного литературоведения, в которых уделялось внимание различным аспектам смеха, комического - М. Бахтина, Д. Лихачева, В. Проппа и др. Более того, литературовед подчеркивает, что на протяжении практически всей истории человечества «комическое - это характерный и самодостаточный универсум, которому присущи свои пространственные, хронологические, причинно-следственные и иные свойства, контрастные признакам "серьезного" мира» [5, с. 15].
Подобное философско-юмористическое мироощущение представлено в творчестве современного казахстанского русскоязычного поэта Бахыта Каирбекова. Творчество писателя, поэта, эссеиста Б. Каирбекова опирается на его жизненный и писательский опыт. Его произведения «Осенний диалог», (1978), «Глагол жить» (1982), «За живою водой» (1986), «За решеткой строк» (1996), «Части целого» (1998) - это единство духовных поисков поэта, переводчика, философа, режиссера. Оговоримся, что творческое наследие Б. Каирбекова неоднократно становилось предметом анализа филологов. Так, например, С. К. Серикова анализирует адресатов в лирике поэта. Она отмечает, что местоимения «ты» и «вы» являются опорными в смысловых блоках: любовь, дружба, город и т. д. [6]. Адресатами у Каирбекова, как справедливо замечает исследовательница, могут быть родной город, вещественный или собирательный образ адресата, реальный, т. е. состоящий из близких людей поэта, автокоммуникативный адресат и др.
Ж. Х. Салханова изучает своеобразие жанра эссе в творчестве Бахыта Каирбекова на примере анализа структуры и содержания двух эссе «Лик Времени - Движение Луча», «Беркут - птица счастья» [7]. По мнению исследовательницы, биография поэта - синтез разнообразных видов творческой деятельности, поэтому его обращение к этому жанру вполне оправданно. Эссеистике Бахыта Каирбекова свойственна фрагментарность построения текста, свобода плавного, практически незаметного переключения от одной темы к другой, перенесение на первый план не всей темы повествования, а главного постулата, описание наблюдения, примеров, ощущений для подтверждения основной мысли текста [7]. Размышления поэта-философа представлены сквозь призму сознания лирического героя-кочевника. Ф. К. Исенова, Н. Б. Бейсенова анализируют поэтические произведения Б. Каирбекова с точки зрения функционирования в них концепта «трава» [8]. Они выделяют такие составляющие данного понятия: «жгучих трав родная горечь», «полынный ветер», «мир кочевья - родного уюта», «колыбельный звон», «кузнечиков тревожный перезвон», «обожженный бесстрастный простор», «высота степного неба».
В. В. Бадиков в статье «Стенография души Бахыта Каирбекова» подчеркивает, что если читать подряд его сборники произведений, то несмотря на большое количество его многожанровой поэзии с большой долей вероятности будет проступать стремление к «лирическому сгустку», похожему на афоризм, уходящего своими корнями в славное литературное наследие Абая и Басе, Такубоку и Превера [9, с. 176].
Наше исследование поэзии и повести Б. Каирбекова как единого текста сквозь призму отражения в них философско-юмористического мироощущения писателя
отличается актуальностью в контексте пристального внимания литературоведов к его творчеству: именно подобный анализ позволит сделать выводы о специфике авторского мировоззрения, средствах его репрезентации в творчестве Б. Каирбекова.
Задачами нашего исследования становятся, во-первых, осмысление того, как философско-юмористическое мироощущение воплощается в художественной структуре стихотворений и воспоминаний автора; во-вторых, изучение своеобразия поэтики казахстанского поэта конца XX - начала XXI вв., ключевыми особенностями которой являются юмор, ирония, сатира.
Методы исследования
Своеобразие поэтического и мемуарного текста, цель и задачи статьи позволили нам использовать комплекс таких методов, как историко-функциональный, типологический, структурно-семантический. Практическая значимость заключается в том, что представленные результаты и конкретные выводы могут стать основой для написания статьи в учебниках или учебных пособиях по истории русскоязычной литературы Казахстана, а также при издании и комментировании произведений Б. Каирбекова.
Обсуждение
Прежде чем анализировать произведение Б. Каирбекова в заданном ракурсе, поясним используемый нами терминологический аппарат. Напомним, что А. Шопенгауэр, рассматривая проблемы смеха, комического, небезосновательно указывал на существующую в немецкой литературной критике терминологическую путаницу, связанную с неверным использованием и нередкой подменой понятий «юмористическое» и «комическое». Ученый указывал, что причиной этого становится отнюдь не «жалкое стремление давать вещам более значительное название, чем им подобает, т. е. название более высокого ранга: так, каждая гостиница именуется отелем, каждый меняла - банкиром <...> а, следовательно, и каждый шут - юмористом» [10, с. 188-189]. Поэтому в настоящей статье мы будем придерживаться мнения Н. С. Выгон и под философско-юмористической спецификой комического будем понимать юмористическое мироощущение как своеобразный вид художественного сознания. Такому сознанию характерна своя философско-эстетическая система, которая выражается и на уровне структуры художественного текста, и на уровне жанра и стиля. Подобное выражение характеризует позицию поэта или писателя не только по отношению к культурным традициям, но и другим видам комического.
Важная черта поэтики творчества Б. Каирбекова - эстетический эффект непредсказуемости. Вот как, например, он описывает случай, когда после не совсем удачной аттестации в Литературном институте его поддержал Лев Озеров: «Все, что я сказал там о тебе - всего лишь аванс, который ты должен оправдать в следующем году. Если ты не подготовишь к публикации цикла стихов, то я не смогу тебя защитить на второй аттестации. А пока говорить о тебе так мне позволило то, что ты выдал за этот год... Он сделал паузу. Я приготовился услышать похвалу в свой адрес... - Ты обрадовал меня одной хорошей рифмой: аромат - аргамак. Не поэмой, не стихом и даже не строфой, всего лишь рифмой! Я был сражен окончательно...» [11, с. 367].
На наш взгляд, в процитированном фрагменте наглядно представлен автобиографизм как своеобразный принцип умения посмотреть на себя «со стороны» [12, с. 22-23], причем писатель нередко прибегает к вкраплению автобиографических элементов в сугубо художественное повествование. Прием этот нацелен на то, чтобы ненавязчиво подчеркнуть, что автогерой (авторская маска поэта) - это тот самый персонаж произведений, который содержит в себе не только автобиографическую составляющую, но и является носителем авторского мировидения, миросозерцания, не без иронии изображает и мир окружающий, и себя самого.
Самоирония - один из основных приемов философско-юмористической прозы писателя. Он, осознавая несовершенство мира, вовсе не отвергает его, а, наоборот,
юмористически принимает мир и человека в нем. Иронический взгляд молодого поэта на окружающую его действительность, юмористическое описание страха перед преподавателями - «известными всей стране профессорами и писателям» и чувство стыда, от которого «я готов был провалиться сквозь землю вместе с колченогим скрипучим стулом, который на тот момент был почище электрического» [11, с. 366], являются средством передачи философско-юмористического взгляда на мир и способом гармонизации окружающей действительности.
Наш прадед осознал, что мир двулик, И радость не бывает без печали... [11, с. 60]
Как со всей очевидностью следует из приведенного нами стихотворного фрагмента, концепт «радость» здесь составляет оппозиционную категорию «печали». При этом исследователи уже неоднократно обозначали их одними из базовых категорий культуры вообще, наряду с концептами любовь - ненависть, жизнь - смерть и т. д. В русском языке слово «радость» используют при описании положительного эмоционального состояния. Данная эмоция очень важна для человека. На сегодняшний день это слово мы используем в таких значениях, как 1) чувство, которое появляется в результате внутреннего комфорта, удовлетворения; 2) то или тот, что или кто, которые являются источником положительного ощущения и тем самым обеспечивают хорошее самочувствие, дарят счастье; 3) причина или условие, которое становится причиной возбужденного состояния; 4) доброе или приветливое обращение [13, с. 593].
На наш взгляд, в процитированном фрагменте радость - это само чувство, которое имеет положительную семиотичность эмоции [14]. Этой эмоции противопоставляется печаль. Печаль - это общее оценочное понятие, которое обозначает неблагополучные стороны человеческой жизни и деятельности. Чаще всего печаль надо ограничить или преодолеть. В толковых словарях русского языка «печаль» - это состояние глубокой душевной горечи, в качестве синонимичных понятий выступает «скорбь», «несчастье», «чувство грусти» [13, с. 129].
Подобное противопоставление было описано еще философами в Античности. В их трудах «радость - возвышенное чувство», которое должен испытать каждый человек, а не то «глубокая печаль» настигнет тех, кто не будет соблюдать нравственные нормы и законы.
«Машина мчит, - а, кажется, стоит на месте...» [11, с. 52], - иронически пишет Каирбеков, воплощая иронию при помощи оппозиции (машина мчит - машина стоит). Напомним здесь, что ирония - тип комического, в содержании которого плавно переплелись осмеяние и осуждающая оценка. В данном случае она граничит с тонкой, скрытой насмешкой. Комический эффект появляется как результат того, что говорится прямо противоположное подразумеваемому [15]. Ирония, используемая Каирбековым, подчёркивает особенность машины, а точнее того, что ей недостает - скорости. Применяя данный вид иносказания, автор акцентирует внимание на отсутствии данной технической характеристики машины. Как подчеркивает А. А. Щербинина, важная составляющая иронии - намерение не показать настоящее значение сказанного, а завуалировать для того, чтобы это можно было почти с легкостью понять [16, с. 25].
«Бойцу-петуху Он - символ Солнца и Огня! Увы, забыв о чести прежней, Он битвы жаждою объят, Своей отвагой публику потешит. Так заразительно бесстрашен, Красив - в безумии своем! Он - зеркало убогой жизни нашей, В нем - в гладиаторе - себя мы узнаем» [11, с. 60].
На наш взгляд, в этом стихотворении для передачи философско-юмористического отношения к миру автор использует сарказм, который выражает более сильную эмоцию
- негодование, презрение. Сарказм здесь используется не для того, чтобы рассмешить читателя, а для того, чтобы показать негодование и возмущение «убогой жизнью». Смех в стихотворении позволяет нам акцентировать внимание на, казалось бы, «незначительных» деталях, которые как раз таки используются для передачи как безобидной иронии над прозой жизни, так и едкой саркастической критики. Параллелизм «он и мы» и их взаимозаменяемость - это также способ конструирования авторской маски как средства саркастического самовыражения для передачи читателю непривычного видения окружающего их мира.
Название стихотворения «Бойцу-петуху» передает читателю игриво-ироничное настроение. Своеобразие заголовка настраивает на некую игру. С одной стороны, всем хорошо известна характерная черта петуха - его решимость, боевой характер. Неслучайно молодые люди еще с древних времен часто отождествляли себя с петухами. Как отмечает антрополог К. Гирц, петух - это персонифицированная метафора самого себя, хозяина [17]. Петушиные бои - это игровой вид, бои в игровой форме между людьми разных деревень или общин с целью предотвращения настоящей войны: «вы возбуждаете вражду и соперничество деревенских и родственных групп, но в «игровой» форме» [17]. Для балийца петух - это персонифицированная метафора. Неслучайно язык представителей мужской половины населения Бали пронизан петушиными образами и сравнение с ним для мужчин этого острова - наилучшая похвала [17, с. 66]. С другой стороны, петух олицетворяет собой легкомысленный, слабохарактерный и самоуверенный тип, который не прислушивается к наставлениям опытных людей и старается все делать по-своему. И здесь, на наш взгляд, вновь появляется мотив двойственности. Образ петуха - символа солнца и огня - фамильяризуется, «выворачивается наизнанку» для того, чтобы подчеркнуть, на наш взгляд, близость героя к людям, окружающим автора [12].
Сарказм у Каирбекова выступает как прием абсурдизации окружающей современной действительности, именно он акцентирует читательское внимание на умеренном преувеличении: «Он - зеркало убогой жизни нашей». В данном случае, на наш взгляд, Каирбеков - поэт-постмодернист, хорошо знающий русскую культуру и литературу,
- травестирует хрестоматийно известное стихотворение В. Высоцкого «И рассказать бы Гоголю / про нашу жизнь убогую, -/ Ей-богу, этот Гоголь бы нам не поверил бы» («Песня о сумасшедшем доме»), а также М. Грозовского: «Если всем, то жизнь убога, а не всем - для тех у Бога, у кого совсем немного, нету времени совсем...». Подобные параллели отнюдь не случайны: вслед за великими русскими предшественниками казахстанский поэт под словосочетанием «убогая жизнь» подразумевает серое, беспросветное, безразличное бытие.
Заметим, что и в поэзии, и в прозе Каирбекова комический эффект - это не просто использование цитат, а их сталкивание, «соединение»: «Увы, забыв о чести прежней»
- в этой строчке соединяются лексика «высокого стиля» и разговорного. «Он битвы жаждою объят» - здесь инверсия подчеркивает ироническое использование слова «жажда
- сильное, страстное желание чего-либо». Слово, несущее в себе высокую патетику и, казалось бы, ориентирующее горизонт читательских ожиданий на вполне определенный «высокий» сюжет, контрастирует с бытовым контекстом, который передают слова с окраской разговорного стиля «увы, потешить», что также способствует комическому восприятию стихотворения. Наряду с этим, не только использование словосочетания «жажда битвы» в комическо-сниженном значении, но и ритмический строй всего стихотворения отсылают нас к пушкинской цитате «Духовной жаждою томим». Но если у русского поэта данная метафора используется с целью подчеркнуть сильное стремление обрести мудрость, найти новое знание, то у казахстанского автора пушкинская
реминисценция «обытовляется», очевидно «занижается», с ее помощью выражается желание подраться и этим усиливается общий комический характер всего стихотворения. По нашему мнению, юмор в стихотворении выполняет функцию, которую можно подтвердить словами А. Гениса, который подчеркивал, что окружающий нас мир без ошибок - это сомнительная «несбыточная мечта», фантазия-утопия. Если мы стремимся исправить, то мы улучшаем, но совершенствуя, разрушаем [18, с. 66]. В этом стихотворении отчетливо проявляется желание поэта создать комическую маску петуха-бойца, характерную более для детских «потешек» с целью воплотить психологически достоверный комический характер молодого бойца с петушиным, задиристым характером. Сарказм в этом стихотворении - это не прием сатирического осмеяния. Это один из способов обнаружения и показа внутреннего непостоянства героя - молодого человека, в котором сталкиваются потребность живого чувства, пытающегося противостоять обстоятельствам окружающей действительности, и подчиненность определенным ситуациям «убогой жизни». Следовательно, поэт опирается на выработанное литературой философско-юмористическое мироотношение героев своих произведений к окружающей их действительности.
Результаты исследования
В результате исследования мы пришли к следующим выводам. Лирика и проза Б. Каирбекова не просто следуют сложившимся в литературе образцам (достаточно вспомнить творчество А. С. Пушкина, реминисценции к которому казахстанский поэт использует), но и привносят отчетливо выраженный пафос приятия бытия в развитие философско-юмористической позиции писателя, которая в свою очередь обусловлена сугубо авторскими принципами художественного познания и творческой деятельности (опора на традиции предшественников, постмодернистская игра, ирония и т. д.).
Поэтический взгляд писателя на окружающий его мир посредством оппозиций с целью передать философско-юмористическое отношение к миру: непредсказуемость
- прогнозируемость; радость - печаль; убогий - отважный и т. п. объединяют все его произведения в целостную книгу, единый текст. Именно в этом «тексте» -в стихотворениях и повести-воспоминании - единым оказывается не только образ лирического героя, иронично осмысливающего и мир вокруг, и себя самого (по сути, именно он является носителем авторской маски, отсюда появление характерных практически для всех его произведений задушевности, искренности, исповедальности, переданных сквозь тонкий юмор и иронию), но и «набор» художественных приемов для изображения реальности: юмор, ирония, гротеск, сарказм, в совокупности конструирующие смеховое поле его произведений. Перспективой исследования, на наш взгляд, может явиться целостный анализ творчества Каирбекова, детальное осмысление преломления в его лирике классических традиций русской словесности, в прозе -юмористической традиции казахской литературы.
Л и т е р а т у р а
1. Лоуренс К. Оборотная сторона зеркала [Электронный ресурс]. - URL: https://ps.vk.me/c539202/ u100354823/docs/a264cc832a34/Konrad_Lorents_-Oborotnaya_storona_zerkala.fb (дата обращения: 22.11.2020)
2. Лотман Ю. М., Погосян Е. А. Великосветские обеды. - СПб.: Пушкинский фонд, 1996. - 320 с.
3. Лихачев Д. С., Панченко А. М., Понырко Н. В. Смех в Древней Руси. - Л.: Наука, 1984. - 295 с.
4. Есин А. Б., Касаткина Т. А. Система эмоционально-ценностных ориентаций // Филологические науки. - 1994. - № 5-6. - С. 10-18.
5. Выгон Н. С. Юмористическое мироощущение в русской прозе. - М.: Книга и бизнес, 2000.
- 368 с.
6. Серикова С. К. Поэтика адресата в лирике Бахыта Каирбекова // Вестник Казахского Национального университета. Серия филологическая. - 2012. - № 3 (137). - С. 238-242.
7. Салханова Ж. X. Жанр эссе в творчестве Бахыта Каирбекова II Вестник Казахского Национального университета. Серия. Филологическая. - № 6. - 2014. - С. 102-109.
S. Исенова Ф. К., Бейсенова Н. Б. Этнообраз «трава» в поэтической картине мира Б. Каирбекова как отражение культурной идентичности II Идеи. Поиски. Решения: сборник статей и тезисов XII Международной научно-практической конференции преподавателей, аспирантов, магистрантов, студентов. Минск, 26 октября 2018 г. В 7 т. БГУ. - Минск: БГУ, 2018. - Т. 6. - С. 73-77.
9. Бадиков В. В. Новые ветра. - Алматы: Жибек жолы, 2005. - 335 с.
10. Шопенгауэр А. К теории смешного II Шопенгауэр А. Мир как воля и представление. -М.: Наука. 1993. - Т. 2. - С. 1SS-1S9.
11. Каирбеков Б. Г. Навстречу солнцу. Дневник путешествий: стихи, эссе. - Алматы, ЖК «Нуракынов». - 2014. - 420 с.
12. Осьмухина О. Ю. Авторская маска в русской нрозе 1760-1830-х гг.: автореф. дисс. доктора филол. н.: 10.01.01. - Саранск, 2009. - 40 с.
13. Ожегов С. И. Толковый словарь русского языка I Под ред. Н. Ю. Шведовой. - М.: ООО «А Темп», 2013. - 874 с.
14. Забавнова О. В. Вербализация эмоциональных состояний человека в английском и татарском языках II Филологические науки. Вопросы теории и практики. - Тамбов: Грамота, 2014. - № 12 (42): в 3-х ч. Ч. I. - C. 71-73.
15. Белокурова С. П. Словарь литературоведческих терминов [Электронный ресурс]. - URL: http:II gramma.ruILITI?id =3.0& page=1&wrd=%C8%D0%CE%CD%C8%DF&bukv=%E8 html (дата обращения: 19.11.2020)
16. Щербинина А. А. О двуплановости и противопоставлении смысла и иронии. - М.: АЛМАВЕСТ, 1996. - 124 с.
17. Гирц К. Глубокая игра. Заметки о петушиных боях у балийцев. - М.: Ад Маргинем, 2017. - 96 с.
18. Генис А. Три: Личное. - М.: Подкова, ЭКСМО, 2002. - 456 с.
R e f e r e n c e s
1. Lourens K. Oborotnaya storona zerkala [Elektronnyj resurs]. - URL: https:IIps.vk.meIc539202I u100354823IdocsIa264cc832a34IKonrad_Lorents_-0borotnaya_storona_zerkala.fb (data obrashcheniya: 22.11.2020)
2. Lotman Yu. M., Pogosyan E. A. Velikosvetskie obedy. - SPb.: Pushkinskij fond, 1996. - 320 s.
3. Lihachev D. S., Panchenko A. M., Ponyrko N. V. Smekh v Drevnej Rusi. - L.: Nauka, 1984. - 295 s.
4. Esin A. B., Kasatkina T. A. Sistema emocional'no-cennostnyh orientacij II Filologicheskie nauki. - 1994.
- № 5-6. - S. 10-18.
5. Vygon N. S. Yumoristicheskoe mirooshchushchenie v russkoj proze. - M.: Kniga i biznes, 2000.
- 368 s.
6. Cerikova S. K. Poetika adresata v lirike Bahyta Kairbekova II Vestnik Kazahskogo Nacional'nogo universiteta. Seriya filologicheskaya. - 2012. - № 3 (137). - S. 238-242.
7. Salhanova Zh. H. Zhanr esse v tvorchestve Bahyta Kairbekova II Vestnik Kazahskogo Nacional'nogo universiteta. Seriya. Filologicheskaya. - № 6. - 2014. - S. 102-109.
8. Isenova F. K., Bejsenova N. B. Etnoobraz «trava» v poeticheskoj kartine mira B. Kairbekova kak otrazhenie kul'turnoj identichnosti II Idei. Poiski. Resheniya: sbornik statej i tezisov XII Mezhdunarodnoj nauchno-prakticheskoj konferencii prepodavatelej, aspirantov, magistrantov, studentov. Minsk, 26 oktyabrya 2018 g. V 7 t. BGU. - Minsk: BGU, 2018. - T. 6. - S. 73-77.
9. Badikov V. V. Novye vetra. - Almaty: Zhibek zholy, 2005. - 335 s.
10. Shopengauer A. K teorii smeshnogo II Shopengauer A. Mir kak volya i predstavlenie. - M.: Nauka. 1993. - T. 2. - S. 188-189.
11. Kairbekov B. G. Navstrechu solncu. Dnevnik puteshestvij: stihi, esse. - Almaty, ZHK «Nurakynov».
- 2014. - 420 s.
12. Os'muhina O. Yu. Avtorskaya maska v russkoj proze 1760-1830-h gg.: avtoref. diss. doktora filol. n.: 10.01.01. - Saransk, 2009. - 40 s.
13. Ozhegov S. I. Tolkovyj slovar' russkogo yazyka / Pod red. N. YU. SHvedovoj. - M.: OOO «A Temp», 2013. - 874 s.
14. Zabavnova O. V. Verbalizaciya emocional'nyh sostoyanij cheloveka v anglijskom i tatarskom yazykah // Filologicheskie nauki. Voprosy teorii i praktiki. - Tambov: Gramota, 2014. - № 12 (42): v 3-h ch. Ch. I. - C. 71-73.
15. Belokurova S. P. Slovar' literaturovedcheskih terminov [Elektronnyj resurs]. - URL: http://gramma. ru/LIT/?id =3.0& page=1&wrd=%C8%D0%CE%CD%C8%DF&bukv=%E8 html (data obrashcheniya: 19.11.2020)
16. Shcherbinina A. A. O dvuplanovosti i protivopostavlenii smysla i ironii. - M.: ALMAVEST, 1996. - 124 s.
17. Girc K. Glubokaya igra. Zametki o petushinyh boyah u balijcev. - M.: Ad Marginem, 2017. - 96 s.
18. Genis A. Tri: Lichnoe. - M.: Podkova, EKSMO, 2002. - 456 s.
