CC BY
138КУЛЬТУРОЛОГИЯ
DOI 10.24411/2658-7866-2019-10012 УДК 82.0(4/5)+82(4/5)-1]:82(574)-1
Г. И. Власова https://orcid.org/0000-0001-8503-7774
Евразийская поэтика казахстанского культурного текста (на материале современной поэзии)
Статья посвящена выявлению евразийской поэтики регионального культурного текста на материале современной русскоязычной поэзии Казахстана. Основным объектом внимания становится казахстанский литературный текст -некое культурное образование, реализующее национальную ментальность через образы, мотивы, особенности хронотопа, авторскую мифологию и аксиологию. Анализируются маркированные единицы, составляющие культурный текст Казахстана в современной поэзии (на материале произведений Владимира Гундарева и Бахыта Каирбекова). Предлагается алгоритм анализа евразийской поэтики поэтического текста в соотношении с евразийским типом творческой личности, природно-географическими и историко-этнокультурными компонентами (история, мифология и фольклор русского и казахского народа). В творчестве казахстанских поэтов Владимира Гундарева (русского по национальности, но большую часть жизни проведшего в Казахстане) и Бахыта Каирбекова (казаха, пишущего на русском языке) обозначены доминантные темы, репрезентирующие понятие казахстанского культурного (литературного) текста. В результате сопоставительного анализа выявлено, что казахстанский литературный текст, так ярко представленный в современной поэзии Казахстана, характеризуется следующими основными компонентами: творческий тип личности, демонстрирующий евразийскую ментальность; биографический контекст - идейно-эстетическая и гражданская позиция автора, аксиологическая самооценка; образ Родины - России и Казахстана; «целинные» и «степные» мотивы и образы; знаки территории и природный ландшафт (природно-географический компонент); ис-торико-этнокультурный компонент; фольклорно-этнографический и мифопоэтический контекст. Таким образом, евразийская поэтика казахстанского культурного (литературного) текста реализована в современной поэзии на уровнях авторской аксиологии, сквозных мотивов и образов, в хронотопах, мифологемах и календарной цикличности художественного времени.
Ключевые слова: евразийство, русская литература Казахстана, культурный текст, поэтика, поэзия, евразийские мотивы и образы.
CULTURAL SCIENCE
G. I. Vlassova
Eurasian poetics of Kazakhstan cultural text (a study of modern poetry)
The article is devoted to the identification of the Eurasian poetics of the regional cultural text on the material of contemporary Russian-language poetry of Kazakhstan. The main focus of attention is the Kazakhstan literary text - a kind of cultural entity that implements national mentality through images, motifs, chronotope features, author's mythology and axiology. The marked units that make up the cultural text of Kazakhstan in contemporary poetry (a study of the works by Vladimir Gundarev and Bakhyt Kairbekov) are analyzed. An algorithm is proposed for analyzing the Eurasian poetics of a poetic text in relation to the Eurasian type of a creative personality, natural-geographical and historical-ethnocultural components (history, mythology and folklore of the Russian and Kazakh people). In the works of the Kazakhstan poets Vladimir Gundarev (being Russian by his origin he spent most of his life in Kazakhstan) and Bakhyt Kairbekov (he is a Russian-speaking poet being Kazakh), dominant themes representing the concept of the Kazakhstanian cultural (literary) text are defined. As a result of a comparative analysis it has been revealed that the Kazakhstan literary text, so vividly presented in Kazakhstan contemporary poetry, is characterized by the following main components: a creative personality type that demonstrates Eurasian mentality; the biographical context meaning the ideological, aesthetic and civic position of the author and axiological self-esteem; Russia and Kazakhstan as the images of the motherland; virgin soil, steppe motifs and images; signs of the territory and natural landscape (natural and geographical component); historical and ethnocultural component; folklore, ethnographic and mythopoetic context. Thus, the Eurasian poetics of the Kazakhstanian cultural (literary) text is implemented in contemporary poetry at the levels of author's axiology, through motifs and images, in chronotopes, mythologies, and the calendar cycles of artistic time.
© Власова Г. И., 2019
мттттъ
Key words: eurasianism, Russian literature of Kazakhstan, cultural (literary) text, poetics, poetry, Eurasian motifs and images.
Феномен текста в аспекте пространства в современной гуманитарной науке маркируется как текст города (Москвы, Петербурга, Ал-маты и т. д.) или текст страны. Напомним, что в оценке Ю. М. Лотмана текст предстает не только как сообщение на каком-либо одном языке, а «как сложное устройство, хранящее многообразные коды, способное трансформировать получаемые сообщения и порождать новые, как информационный генератор, обладающий чертами интеллектуальной личности» [9, с. 132].
В современной социокультурной ситуации выявление своеобразия казахстанского евразийского «культурного текста» на материале региональной литературы представляется актуальным и продуктивным. Под казахстанским текстом в данном случае понимается реализация страны в образах, мотивах, хронотопах и аксиологических оценках. Казахстанский текст можно рассматривать и как феномен цивилизационно-культурного по-граничья. Примечательно, что казахстанский текст (особенно Северо-Восточного Казахстана) имманентно обладает пограничной природой, что позволяет рельефно и детально воспроизвести сходные и дифференцирующие социально-идеологические смыслы ее сквозных образов и мотивов.
Специфика казахстанского культурного текста определяется его местоположением в евразийском пространстве. Писатели Казахстана демонстрируют особый социокультурный тип деятельности, ориентированный на евразийскую ментальность. Известный ученый-фольклорист С. А. Каскабасов подчеркивает, что в менталитете казахов и русских наличествует много общего, выработанного не только историческими и культурными обстоятельствами, но и сформированными многовековой их совместной жизнью. Суть евразийской ментальности, согласно С. А. Каскабасову, следующая: «примат коллективного над индивидуальным; примат духовного над материальным; толерантность и терпимость; открытость и доверчивость; непритязательность и неприхотливость. Вот основные черты характера и психологии двух евразийских этносов, помогающие им жить
дружно и в ладу между собой в течение многих веков» [5].
Автор монографии «Литературный ландшафт родного края» Л. И. Абдуллина вводит в научный оборот категорию «литературный ландшафт» и актуализирует понятие регионального литературного текста в рамках диалога культур. «Евразийство» как диалог обеспечивает выход в мировое культурное пространство со своим видением мира как общего текста культуры» [1]. Исследователем введено понятие «Восточно-Казахстанский культурный текст»: «Восточно-Казахстанский текст как особая единица культуры определяет объем понятия и основные параметры хронотопа, в основе которого - соотношение художественного текста и его природно-ландшафтной, ис-торико-событийной и антропологической данности» [1, с. 47].
В монографии «Евразийский мир: ценности, константы, самоорганизация» обосновывается «органичность евразийского мышления для русской культуры», содержащей «устойчиво развивающийся и усложняющийся комплекс евразийских мотивов» [12]. Одним из представителей в области изучения литературного наследия евразийства является С. Ю. Ключников. Он выдвинул понятие «евразийское измерение русской литературы» и вывел основные принципы анализа художественного текста в евразийском контексте. Характеризуя литературоведческую или литературно-критическую методологию евразийцев, С. Ю. Ключников назвал ее «евразийским измерением русской литературы» и определил ее основные компоненты: во-первых, это «тема Азии, отраженная в многонациональном творчестве отечественных писателей»; во-вторых, это интерес к проблеме русского национального характера; в-третьих, в качестве «архетипического» автор назвал «континентальный дух», который отражается в литературе в «особом образе российского пространства с его бесконечностью и открытостью» и в «особом образе художественного времени, тяготеющего к календарной цикличности и почти литургически строгой периодичности» [8, с. 58].
Евразийская парадигма культурного текста становится предметом внимания казахстанских литературоведов. Евразийские мотивы в русской прозе Казахстана анализирует С. В. Ананьева: «Евразийская тематика является одной из основополагающих в творчестве казахских и русских писателей, поэтов, драматургов, одной из центральных в литературе Казахстана» [2, с. 227]. Как уже было отмечено, признаки евразийского текста обнаруживает в творчестве писателей и поэтов Восточного Казахстана Л. И. Абдулина [1].
Евразийские мотивы в литературе Казахстана рассматриваются в разделе сборника филологических статей «Язык, литература и культура в евразийском пространстве» [13]. Д. Н. Мельников рассматривает метахудоже-ственное мышление в творчестве поэтов-мыслителей Евразии; Т. В. Кривощапова анализирует русскую и русскоязычную литературу Казахстана в аспекте ментальности, Г. И. Власова - мифопоэтизм Бахыта Каирбекова.
В контексте наблюдений ученых о своеобразии евразийской парадигмы культурного текста и его соотношения с творческой личностью, местоположением и историей края возникает возможность формирования научного инструментария литературоведческого анализа русской литературы Казахстана.
Остановимся подробнее на поэтическом творчестве современных казахстанских поэтов - Владимира Гундарева (русского по национальности, но большую часть жизни проведшего в Казахстане) и Бахыта Каирбе-кова (казаха, пишущего на русском языке).
Одним из составляющих культурного текста является биографический контекст и тип творческой личности. Бахыт Каирбеков - известный казахстанский поэт, кинорежиссер и сценарист, член Союза писателей Казахстана, член Союза кинематографистов Казахстана, он представляет многогранный тип творческой личности, в соответствии с казахской пословицей «Сепз ^ырлы - бiр сырлы», что в переводе означает «восемь проявлений одной сущности, восемь граней одного таланта». Являясь «автором билингвом», Каирбеков свободно владеет, а, следовательно, и пишет на двух языках. Его творческую личность можно назвать евразийской, так как в его произведениях тесно переплетены казахские и русские образы и мотивы, фольклорно-
мифологические архетипы, отсылающие к древнетюркской мифологии.
Владимир Гундарев также принадлежат к особому типу личности, который в своем творческом развитии демонстрирует евразийский тип поведения. Он родился в селе Большеречье Новосибирской области Российской Федерации, с 1961 года живет в Казахстане. С ноября 1990 года - главный редактор основанного им республиканского литературно-художественного и общественно-политического журнала «Нива». В. Р. Гундарев автор свыше двадцати поэтических и художественно-документальных книг, он мечтал выпустить книгу стихов к своему 70-летию. Однако судьба распорядилась иначе - в 2012 году он ушел из жизни. Редакция «Нивы» выпустила к 70-летию со дня рождения поэта юбилейный памятный журнал, в который вошли стихи, написанные в период с 1973 по 2012 годы [4].
В хрестоматийном стихотворении «Из родной сибирской глухомани... » поэт подчеркивает свою принадлежность евразийству, называя себя «Русским сыном казахского народа»: «Возрастал я на целинной ниве. / Стала близкой мне степная даль. / Вряд ли был бы без нее счастливей, / Высоты достиг бы я едва ль» [4, с. 2].
Земля Казахстана стала началом формирования творческой личности Гундарева. В стихотворении обозначены доминантные темы, репрезентирующие понятие евразийского культурного текста: природно-географический элемент (целинная нива, степная даль, «частица матери России»); творческое самоопределение («здесь я крылья обретал и силы») и аксиологическая самооценка - «Русский сын казахского народа».
Следующим составляющим культурного текста выступает хронотоп Родины - России и Казахстана.
Евразийский тип личности В. Гундарева представлен, прежде всего, в стихотворениях о России (Родине по рождению) и Казахстане (второй Родине). Так, критик Петр Поминов пишет: «Песню «Деревенька моя» в 70-е годы ушедшего века распевала вся великая держава: и деревенская, и городская - вне всякого сомнения, считая ее русской народной песней. Но, оказывается, у песни есть автор - известный казахстанский поэт Владимир Гундарев.
Гундарев родился среди могучих и глухих сибирских таежных просторов, в деревне Кы-штовка. Она его святыня» [11, с. 133].
Размышляя о творчестве региональных поэтов, Л. И. Абдуллина справедливо подчеркивает: «Художественная антропология локуса рождения помогает им органично «вписать» свою творческую индивидуальность в архетипические координаты евразийской культуры. Родные места осознаются исключительно как благодатная животворящая мать-земля, а сами литераторы чувствуют себя органично в согласии с местом своего творческого самоопределения» [1, с. 95].
Наиболее ярким показателем евразийской поэтики культурного текста выступают «целинные» и «степные» мотивы и образы. Главными темами творчества Гундарева являются Родина, труд человека, хлеб. Доминантными в его поэзии выступают «знаки территории» Северного Казахстана - «целинные» и «степные» мотивы и образы. Локусы «степь» и «поле» выступают не в оппозиции, в дополнении друг другу, как два полюса притяжения лирического героя. Программное стихотворение «Моя «Нива» посвящается поэту Владимиру Болачану - автору стихов песни «Хлеб - всему голова». Гундарев признается, что двадцать лет возделывает свою «Ниву» - одноименный журнал, один из ведущих в Казахстане на рубеже тысячелетий. В тексте реализуется метафора мифологического героя - пахаря, который возделывает поле культуры на ниве служения Слову: «Я пахарь, сеятель и жнец /На этом скромном поле».
Лирический герой утверждает, что кормит своих читателей духовным хлебом: «Хлеб сущий - голова всему, / Под необъятным небом. / Судьбой причастен я к нему - / Кормлю духовным хлебом» [4, с. 220].
Целинные образы часто выносится в заглавия стихотворений: «Степь», «Жатва», «Колос», «Зерна». Поэт выступает летописцем освоения целинного края, воспевает простых тружеников целины, хлеборобов, полевые станы, «хлебные ночи и хлебные дни»: «Когда высокие колосья / Звенят в созревшей тишине, / Я слышу в их многоголосье /Хвалу и славу целине» [4, с. 34].
Целинная степь становится для поэта сакральным местом, ментальным локусом, раскрывающим органическую «вписанность» в
казахстанский ландшафт, рождающим творческое Слово. Через весь степной цикл проходит параллель: степь - родная земля, Родина, исток творчества. Лирический герой Гундарева подчеркивает свою связь именно с этим геопространством, его идейно-эстетическая позиция демонстрирует органический патриотизм и потребность в созидательном труде на благо своего края. В лирике представлен, с одной стороны, «особый образ российского пространства с его бесконечностью и открытостью»: «А где еще встречается / Такая даль, такая ширь?! / А все равно вмещается / В моей душе Сибирь» [4, с. 13].
С другой стороны, целинная степь как сакральный хронотоп заявлена во многих текстах поэта: «Просторна степь у нас как небо, / У нас на всех - одна судьба. / Здесь даже солнце пахнет хлебом, / И солнцем полнятся хлеба» [4, с. 34].
«В конечном счете, национально окрашенная казахстанская образность, связанная с мотивами простора, степи, целины, ассоциативно связывается в творчестве В. Гундарева с исконно русским топосом (Сибирью), порождая общее, межнациональное поле смыслов и маргинальность образов («сибирская» степь)» [3, с. 158].
Образ степи является одним из доминирующих в лирике Бахыта Каирбекова. В интерпретации образа степи отражено фольк-лорно-мифологическое мышление автора. Поэт постоянно подчеркивает пространственные координаты степи: верх - «до самых синих гор», середина и низ - «целина разнотравья и нор», озера, дороги - «даль степных дорог», «даль бескрайняя в степях». Хронотоп степи как центр Вселенной отчетливо представлен в стихотворении «Родословная травы»: «Степь - многотравный простор, / Степь - ствол необъятный дыханья земли. / Степь - песен гортань, столба позвоночного выход, / Свирели земное отверстие звучное» [6, с. 137].
Рассмотрим параллель: степь - Родина. В поэме «Открытое письмо» поэт заявляет: «В середине степи / Мои деды росли: / Семь колен назову / Из аргынского края. / Семь колен - /Это корни мои» [6, с. 18].
В стихотворении «Степь. Цикады. За речкою юрта...» лирический герой утверждает, что степь - это «мир кочевья - родного уюта».
Здесь степь - родная сторона, она наполнена звуками (пением цикад) и запахами (дымом очага), и она дорога автору как напоминание о своих истоках. Степь - это не только Родина, но и дом: «Я знаю: солнце в небе голубом / И эта даль бескрайняя в степях, / Вся эта ширь и высь - и есть мой дом» [6, с. 11].
Пространственный и природный образ степи включает образы флоры и фауны - сопутствующими являются образы коня, орла, птиц, кузнечиков, травы и ветра. В стихотворении «Ода мечте» лирический герой вновь прямо соотносит с конем образ Великой Степи: «Я -казах! Я коню своему лишь доверил / Перелистывать книгу Великих степей!» [6, с. 261].
Степь наполняется звуками домбры, пением цикад, перезвоном кузнечиков. Образ кузнечика - один из центральных в степном пейзаже, поэт заявляет: «Когда в степи моей / Умолкнут кузнечики, /Я умру...» [6, с. 16].
Художественный образ степи характеризуется не только звуками и описанием пейзажа, но и запахом трав, что растут на бескрайних просторах. Разнообразны запахи степи -«и майский запах горючих трав», и «жгучих трав родная горечь», и особый, непередаваемый аромат, благодаря которому «степь врывается в душу». В степи соединяются ветер и запах полыни: «Пусть в горле бьется / полынный ветер...», ветер - неотъемлемая часть степных просторов, как целитель для автора, как помощник в достижении счастья.
Таким образом, предпринятый анализ художественной интерпретации степи позволяет предположить, что образ степи в лирике Бахыта Каирбекова является национальной мифологемой, репрезентирующей картину мира кочевника. Образ степи универсальный - природный, пространственный, натурфилософский и творческий. Он соединяет разные смыслы, аккумулируя, по сути, евразийское понимание степи, отсылающее к знаменитым словам Олжаса Сулейменова: «Возвысить степь, не унижая горы».
«В конечном счете, имагологическое содержание «степного» дискурса, с одной стороны, универсально (наполнено натурфилософскими, мифологическими, интертекстуальными смыслами), с другой - именно современная казахстанская поэзия позволяет реконструировать индивидуально-национальное наполнение об-
раза степи, отличающее его от мировых универсальных смыслов» [3, с. 161].
Кроме целинных и степных образов, поэтику казахстанского культурного текст маркируют разнообразные знаки территории и природный ландшафт.
Текст Целинограда - Астаны, если рассматривать его как культурный региональный текст, уже обозначил себя в известных стихотворениях и песнях о столице. Лирическое осмысление города началось еще в годы Целины - в 1960 годы. В то время были созданы многочисленные целинные песни и стихотворения, воспевающие целинный край, трудовые подвиги и будни города на целине. Однако текст казахстанского города создается, реализуется в песенных и поэтических произведениях и имеет свои опознавательные доминантные точки и сферы: оппозиция Целиноград / Астана, аксиологическая характеристика, статус, природный и культурный облик, установка на феномен памяти.
Целиноград входит в пейзажные зарисовки и натурфилософские стихи Гундарева: Это город северный, целинный, «негорделивый город наш». Лирический герой молод, он восторгается осенними красками старого города и радуется своей молодости. В стихотворении «В Целинограде яблони цвели» подчеркиваются природная и природно-культурная сферы, топосы природного пейзажа, обрамляющего окрестности города: город «зимой завьюжен», а летом - «знойно-пыльный», «отданный ветрам». Но майское цветение яблок делает Целиноград похожим на южные города, что создает праздничное настроение: «В Целинограде яблони цвели - / И праздничными улицы казались, / Как будто, воспарив, едва касались / Сырой, набухшей влагою, земли. /И думалось о добром и хорошем» [4, с. 65].
В творчестве Гундарева представлены и другие «знаки территории» Северного Казахстана: степи Тенгиза и Тургая, города Куста-най и Алма-Ата, села Рождественка и Малиновка, памятник Сакену Сейфуллину, реки Ищим, Тобол, озеро Кургальджино, «станции юности давней: - Есиль, Атбасар, Колутон».
Города, села, горы, реки, озера, дороги -ключевые образы стихотворений Каирбекова, придающие им ландшафтный характер. В текстах поэта обозначены почти все «знаки
территории» Казахстана: степи Сары-Арка, Тенгиза и Тургая, города - Алма-Ата, Астана, Тараз, Каркаралинск; горы - Аулие, Улытау, Алатау, Бектау-Ата; реки - Коксу, Берель; озера Алаколь, Балхаш, Каинды; памятник истории и культуры Акыртас, мавзолеи хана Джучи, Бегазы; некрополь Бекет-Ата в Ман-гистау, подземная мечеть Султан-эпе; Чарын-ский каньон, пустыня Бетпак-дала [7].
Топосы выносятся в название многих стихотворения сборника «Навстречу солнцу» или указываются в тексте и под текстом, где часто подчеркивается время и место нахождения лирического героя-путешественника.
В частности, «По пути из Алматы в Шым-кент», «У подножия горы Аулие», «Встречая зарю у мавзолея Джучи хана», «У озера Алаколь. По пути домой», «Утро в пути. 6 ч.» [7]. Наличие таких рамочных компонентов, наряду с заглавием и посвящением, создает завершенность и выполняет дополнительные функции не только определения хронотопа, но и создания настроения у читателя. Читатель движется вместе с автором по Казахстану, узнает знакомые места, осваивает незнакомые, и этот путь, благодаря рамочному обрамлению, воспринимается эмоционально и живописно. Лирический герой автобиографичен, сам поэт - Бахыт Каирбеков - известен как путешественник, сценарист и фотограф.
Главные образы сборника «Навстречу солнцу» - путник и Путь (циклы «Очарованный странник», «Посох путника», «Восточные миниатюры», «У границы Бетпак Далы»). Образ путника и дороги представлен и в цикле «Восточные миниатюры»: «Как хорошо не знать, - что будет завтра! / Дорога выберет сама / Попутчика, приют и завтрак - / Душа подскажет новые слова» [7, с. 326].
В поэзии казахстанских поэтов отражен также и историко-этнокультурный компонент (история, мифология и фольклор русского и казахского народа). Как истинного путешественника Бахыта Каирбекова интересуют мифология, фольклор, история и география страны, в которой он живет и творит. Этно-культура казахов сформирована тенгриан-скими культами и верованиями; основой религии древних тюрков было поклонение Небу (Тенгри) и Земле (Умай). Автор создает мифологические тексты, в которых воспевает Богов: «Божества населяют простран-
ства: / В лоне неба - Тенгри, / В лоне матки - Умай! / Угадать бы, куда наши странствия / Уведут за пределы ума?» [7, с. 10].
В стихотворении «В начале был кюй» (цикл «Хронология года») поэт обращается к истокам казахской культуры и воссоздает творение кобыза, домбры и кюя. В этом же цикле в стихотворении «Усыпальница Козы Корпеш и Баян Сулу» поэт призывает вслушаться «о чем поет живая старина».
Через всю поэзию Каирбекова проходят три мифопоэтических макрообраза, каждый из которых опирается на мифологическую традицию: это образы воды, огня и земли (степи). Название сборника «Навстречу солнцу» репрезентировано почти в каждом цикле. Солнце является символом многих мифологических систем, религиозных, философских, оккультно-мистических учений, являясь воплощением верховного божества, духовного центра мира, источника жизни, света и мудрости. Солнце - доминантный символ и в художественном мире Каирбекова. Герой-путник движется за солнцем: «Похоже, нам за солнцем не успеть, /Хотя мы мчимся вслед за ним - на запад» [7, с. 59]. Чаще всего солнце является символом творчества, как высшего проявления человеческого духа и просвещения. Как орфический певец поэт поет «Гимн солнцу». «Бери, вдыхай жар солнца, жар души, / Вкушай резную корочку, как строчку / Стиха, и тоже сердцем напиши, / Пусть рвут ее зубами в клочья!» [7, с. 330]. В стихотворении «В чем золота достоинство такое» атрибутом солнца выступает золото: «Кусочек солнца - власть и сила, / Он - символ Благодати - дар небес» [7, с. 55].
Огненная символика ярко выражена в стихотворении «Огонь подарен был как будто Прометеем». Казахи почитали огонь, приписывали огню очистительные, целительные и охранительные свойства: «Огонь страшил... и обуздать не смея, / Степняк боготворил его, как мог» [7, с. 57].
Календарная цикличность художественного времени как одна из составляющих «евразийского измерения русской литературы» представлена в стихотворных календарных циклах поэтов Казахстана. В лирике воссоздан календарный цикл - зима, весна, лето, осень - репрезентированный в календарных стихотворениях.
Так, в сборнике «Зимопись» Гундарев заявляет: «Начинается, как исцеленье, / В мире зимопись - радость моя» [4, с. 32]. В стихотворении «Я люблю это чувство» лирический герой в ожидании нового года эмоционально передает предвкушение зимнего чуда: «А от нового года/ Я жду новостей, / Добрых дел и удач, / И хороших вестей, / Новых строек и строк, / Обновления чувств ...» [4, с. 54]. В ключевых образах стихотворения «Зимний триптих» демонстрируется пушкинское праздничное восприятие зимы: представлена зарисовка декабрьской стужи, «царство сказочного сна» парка, «зимние фрески дня», буран, метель, синий иней. Заканчивается текст народной приметой: «Чем обильней снегопады - тем богаче урожай». Неизменным мерилом поэта остается осознание и верность истокам народной мудрости.
Мифопоэтический аспект изображения времен года в лирике, по верному замечанию Ю. М. Лотмана, связан с универсальными культурными кодами: «Символика времени года - одна из наиболее общих и многообразных в смысловом отношении. Связанная с философией природы, идеей цикличности, символикой крестьянского труда, она является удобным языком для выражения самых общих метафизических понятий. Одновременно она легко втягивает в себя антитезы «естественной» деревенской и «искусственной» городской жизни и многие другие, являясь, по сути дела, одним из универсальных культурных кодов» [10, с. 511].
Пейзажная лирика Гундарева проникнута философским осмыслением человека и мира. В стихотворениях наблюдается целый ряд ассоциаций: мир природный и человеческая жизнь; естественный природный цикл и завершение жизни человека на земле, его продолжение в потомках. Поэт признается: «Потому что чувства Родины /Без любви к природе нет» [4, с. 101].
В лирике Каирбекова представлены праздничные календарные тексты. Одним из любимых праздников поэта, судя по стихотворениям, написанным в его честь, является Наурыз -циклы «Молозиво Наурыза», «Зеркало мира -Наурыз», «Лучи Новруза». Программным, жизнеутверждающим и мифопоэтическим является стихотворение «Атлантом подниму тяжелый купол Неба», в котором воссоздана кос-
могония творения мира и величается Новый год в традициях народной песни: «Пусть Песня, как кумыс целебный, льется! / Молочные пусть множатся стада! / Пусть сердце жаворонком в небо рвется! /Наурыз - Надежда -родниковая Вода!» [7, с. 205].
В ключевых образах цикла «В царстве Ка-рагана» демонстрируется восприятие зимы: «Едва алеет дальний край земли / И силуэты гор над синим мраком снега / Обозначают царство голое Зимы, /И, кажется, наш путь уходит в небо» [7, с. 94]. Представлен «Белый космос Зимы», снежные зарисовки - колючий мороз, «крещенская зима», «Крещенья праздник», морозный день января, «степного снега голубой кристалл».
Поэт рисует краски и приметы весны и лета: зелень, ласточек, цветок урюка, дает оценку временам года - «Лето. Нет щедрей поры! / И опять дорога как непрочитанная книга». Цикл «Осень в Алма-Ате» открывает программное стихотворение «Август»: «Лета царственный венец, / Плодовитый живописец, / Август - истинный творец, / Дарит нам всю прелесть жизни» [7, с. 142]. Поэт признается в любви осень и восклицает: «Осень мудрая - моя подруга».
Таким образом, в творчестве казахстанских поэтов Владимира Гундарева и Бахыта Каирбекова обозначены доминантные темы, репрезентирующие понятие казахстанского культурного (литературного) текста.
Казахстанский культурный текст, так ярко представленный в современной поэзии Казахстана, характеризуется следующими основными компонентами:
— творческий тип личности, демонстрирующий евразийскую ментальность;
— аксиологическая самооценка; идейно-эстетическая и гражданская позиция, реализованная в пафосе созидательного творческого труда и «служения своему народу»;
— образ Родины - России и Казахстана;
— «Целинные» и «степные» мотивы и образы;
— знаки территории и природный ландшафт (природно-географический компонент);
— историко-этнокультурный компонент (история, мифология и фольклор русского и казахского народа);
— фольклорно-этнографический и ми-фопоэтический контекст.
Евразийская поэтика казахстанского культурного текста реализована в современной поэзии на уровнях авторской аксиологии, мотивов и образов, времени и пространства, в мифологемах и календарной цикличности.
Библиографический список
1. Абдуллина, Л. И. Литературный ландшафт родного края [Текст] : монография / Л. И. Абдуллина. - Усть-Каменогорск, 2012. -136 с.
2. Ананьева, С. В. Евразийские мотивы в русской прозе Казахстана [Текст] / С. В. Ананьева // Русская проза Казахстана. Последняя четверть ХХ века - первое десятилетие XXI века. - Алма-ты, 2010. - С. 227-273.
3. Власова, Г. И. В поисках национальной идентичности: образ степи в современной казахстанской поэзии [Текст] // Литературное транс-граничье: русская словесность в России и Казахстане: коллективная монография. - Барнаул, 2017. - С. 157-162.
4. Гундарев, В. Р. Моим читателям [Текст] /
B. Р. Гундарев // Нива. - 2014.
5. Каскабасов, С. А. Предисловие к сборнику «Литературно-художественный диалог» [Текст] /
C. А. Каскабасов // Голоса Сибири. Литературный альманах. - Вып. 8. - Кемерово, 2008.
6. Каирбеков, Б. Путь воды. Избранное. Стихи и проза [Текст] / Б. Каирбеков. - Москва, 2010. -416 с.
7. Каирбеков, Б. Навстречу солнцу. Дневник путешествий: стихи, эссе [Текст] / Б. Каирбеков. -Алматы, 2014. - 420 с.
8. Ключников, С. Ю. Восточная ориентация русской культуры [Текст] / С. Ю. Ключников // Русский узел евразийства. Восток в русской мысли: сборник трудов евразийцев. - М., 1997. -525 с.
9. Лотман, Ю. М. Семиотика культуры и понятие текста [Текст] / Ю. М. Лотман // Избранные статьи. - Т. 1. - Таллинн, 1992. - С. 129-132.
10. Лотман, Ю. М. Две «Осени» [Текст] / Ю. М. Лотман // Лотман Ю. М. О поэтах и поэзии. - СПб., 1996.
11. Поминов, П. Закон Гундарева [Текст] / П. Поминов // Простор. - 2010. - № 3. -С. 133-137.
12. Тюгашев, Е. А. Евразийские мотивы русской культуры [Текст] / Е. А. Тюгашев // Евразийский мир: ценности, константы, самоорганизация. - Новосибирск, 2010. - С. 386-387.
13. Язык, литература и культура в евразийском пространстве: Исследования преподавателей, студентов и выпускников [Текст]. - Астана, 2011. - 254 с.
References List
1. Abdullina, L. I. Literaturnyj landshaft rodnogo kraja = Literary landscape of the native region [Tekst] : monografija / L. I. Abdullina. - Ust'-Kamenogorsk, 2012. - 136 s.
2. Anan'eva, S. V. Evrazijskie motivy v russkoj proze Kazahstana = Eurasian motives in Russian prose of Kazakhstan [Tekst] / S. V Anan'eva // Russkaja proza Kazahstana. Poslednjaja chetvert' XX ve-ka - pervoe desjatiletie XXI veka. - Almaty, 2010. -S. 227-273.
3. Vlasova, G. I. V poiskah nacional'noj iden-tichnosti: obraz stepi v sovremennoj kazahstanskoj pojezii = In search of national identity: image of steppe in modern Kazakh poetry [Tekst] // Litera-turnoe transgranich'e: russkaja slovesnost' v Rossii i Kazahstane: kollektivnaja monografija. - Barnaul, 2017. - S. 157-162.
4. Gundarev, V. R. Moim chitateljam = To my readers [Tekst] / V. R. Gundarev // Niva. - 2014.
5. Kaskabasov, S. A. Predislovie k sborniku «Lit-eraturno-hudozhestvennyj dialog» = Foreword to the collection «Literary and Artistic Dialogue» [Tekst] / S. A. Kaskabasov // Golosa Sibiri. Literaturnyj al'manah. - Vyp. 8. - Kemerovo, 2008.
6. Kairbekov, B. Put' vody. Izbrannoe. Stihi i proza = Path of water. Favourites. Poems and prose [Tekst] / B. Kairbekov. - Moskva, 2010. - 416 s.
7. Kairbekov, B. Navstrechu solncu. Dnevnik puteshestvij: stihi, jesse = Towards the sun. Travel diary: poems, essays [Tekst] / B. Kairbekov. - Almaty, 2014. - 420 s.
8. Kljuchnikov, S. Ju. Vostochnaja orientacija russkoj kul'tury = Oriental orientation of Russian culture [Tekst] / S. Ju. Kljuchnikov // Russkij uzel evrazijstva. Vostok v russkoj mysli: sbornik trudov evrazijcev. - M., 1997. - 525 s.
9. Lotman, Ju. M. Semiotika kul'tury i ponjatie teksta = Semiotics of culture and concept of text [Tekst] / Ju. M. Lotman // Izbrannye stat'i. - T. 1. -Tallinn, 1992. - S. 129-132.
10. Lotman, Ju. M. Dve «Oseni» = Two «Autumns» [Tekst] / Ju. M. Lotman // Lotman Ju. M. O pojetah i pojezii. - SPb., 1996.
11. Pominov, P. Zakon Gundareva = Gundarev's law [Tekst] / P. Pominov // Prostor. - 2010. - № 3. -S. 133-137.
12. Tjugashev, E. A. Evrazijskie motivy russkoj kul'tury = Eurasian motives of Russian culture [Tekst] / E. A. Tjugashev // Evrazijskij mir: cennosti, konstanty, samoorganizacija. - Novosibirsk, 2010. -S. 386-387.
13. Jazyk, literatura i kul'tura v evrazijskom prostranstve = Issledovanija prepodavatelej, studen-tov i vypusknikov Language, literature and culture in the Eurasian space: Research of teachers, students and graduates [Tekst]. - Astana, 2011. - 254 s.
