CC BY
44
ЭССЕ А. Е. Левинтов
СОВЕТСКИЙ ОБЩЕПИТ ГОРОДА МОСКВЫ: АРЬЕРГАРДНЫЕ БОИ МЕСТНОГО ЗНАЧЕНИЯ
Не в противовес, а в качестве необходимого дополнения к кропотливой работе М. Ю. Тимофеева по исследованию, упорядочиванию и типологизации советской стилистики в постсоветское время [3; 4; 5], особенно в сфере общепита, предлагаю впечатления и заметки не о стилизациях, а останцах подлинно советской общепитовской культуры в Москве.
Не будучи коммунистом или, не приведи Господь, сталинистом, автор, тем не менее, считает, что уходящая эпоха оставляет за собой весьма своеобразную культуру, которую уже нельзя переместить ни в пространстве, ни во времени, а потому необходимо запечатлеть и оставить не для повторений и возрождений, а в качестве уникального сырья для социо-культурных исследований.
Предлагаемые вниманию заметки — лишь несколько, но весьма характерных примеров остаточных явлений подлинного советского общепитовского быта.
Рюмочная «Второе дыхание»
Пятницкая, Кадаши, Балчуг — очаги затрапезнейшей Москвы, расположенные в непосредственной близости от Кремля, прямо напротив него, на другом берегу Москва-реки. Автор еще застал на месте сегодняшнего шикарно-европейского Балчуга шатры и кибитки пестрого цыганского табора. Здесь, на Пятницкой, в пивной, которую снесли (как безжалостно снесли и крохотный Пятницкий колхозный рынок), вспоминается диалог:
— Вася, кончай курить, вон, видишь на стенке табличка NO SMOKING
— так это иностранцам курить нельзя, а нам можно.
«Нет на Пятницкой вы уже ничего не найдете настоящая Пятницкая вся скукожилась и укрылась на маленьком и укромном Пятницком переулке а раньше а раньше низенькие и подслеповатые домишки Пятницкой в опасной и приятной близости от разгульного Балчуга цыганской вольницы Москвы табора нахально смотревшего на величавые и
издревле беспородные стены Кремля и от крамольных Кадашей где меж церквей и в дурманных сиренью дворах стольких фраеров и ментов порезали в вонях и узостях кабаков и забегаловок какой смрад стал какой московский настоящий дух неведомый и неприятный властям но зато нас и наши ноздри щекочущий без начальства мы тут сами по себе недосягаемые ни начальниками ни их работой в знойном безделье и пьянстве а какие женщины были при нас и нашими там где раньше Пятницкий рынок стоял на углу Большого Овчинниковского и Пятницкого со своими верными Москве и Замоскворечью старушками с пучками редиски или укропа по сезону зычными кавказцами с озорным взглядом наизготовку пышными цветами и прочими южными плодами выкрутасами и загибона-ми... с семьюдесятью пятью ре пятьюдесятью копейками нам бы в рюмошную в последнюю дверь на которой ряд домов кончается и начинается обрыв к метро вот где теснота-то к стойке не пробьешься пиво разливное двух сортов «Арсенальное» и «Еще какое-то» водка в ассортименте но все берут «Праздничную» потому что она по 16 за пятьдесят грамм а остальные дорогущие по семнадцать-восемнадцать и даже по девятнадцать закуски тоже всякие но берут только одну, а именно бутербродик с селедочкой селедочка на черняшке с маргарином лежит такая свежая слезливая двумя-тремя аппетитными кусманами аккурат под сто-сто пятьдесят остальное лучше не брать если еще немного пожить хочется тут в основном служилый народ это не понаехавшие из разных неведомых волгоградов и волгодонсков нахватавшие всякой собственности не украинско-кавказско-таджикские мужики на заработках а свои настоящие москвичи нет их не назовешь неудачниками они с презрением смотрят и вверх и вниз они и есть хозяева жизни а те что сверху ворюги а те что снизу шестерилы а они зарабатывают мало но честно сидят по всяким окрестным точкам в Минатоме Минсредмаше радиозаводе «Темп»радиокомитете и его передачах в ГИУ ГКЭС торгующем оружием от калашей до космических ракет ох тесно бабы здесь непродажные а настоящие боевые подруги верней и понятней жен ничего не требуют и ничего не стоят и даже за пиво сами платят по качеству лучше любой из этих и доступней и понятней с такой и поговорить и в огонь и в воду и в койку а если надо то и на баррикаду вон мужик в годах со своей шампанское до-давливают одну сигарету на двоих смолят сейчас договорят и пойдут к ней и она его из дома выгнанного и обогреет и в себя примет и ни на что претендовать не будет лишь бы только не подзалететь его многоразовый запасной аэродром уже много-много несчастливых его лет за спиной только что пришла компания а уже такие шумные добирают стало быть траверс у них и теперь для кого-то это последняя точка а кому-то и предпоследняя
пейте дети молоко вам до папы далеко
мы все дружелюбны пока кто не толкнул и не расплескал пиво ли водовку ли тут можно и опрокинуть товарища и слегка потоптать его пока менты не налетели мой сосед желает поговорить со мной отчего не поговорить я ведь здесь за тем и стою ты что дед часто здесь бываешь да нет давно уж не был чего так да я раньше здесь жил в Озерковском а теперь далеко теперь случайно он уже по делу спрашивает свежее ли пиво не разбавленное нет и свежее и неразбавленное делаю я осторожный глоток мы еще о чем-то говорим пока не подходят с кружками наперевес его приятели со стаканчиками водки и селедовками я им уже неинтересен я стою сам по себе а сзади меня приперли столом так что просто так уже не выйдешь моя селедочка давно кончилась и я закусываю глядя на классную блондинку которая верховодит тремя своими сослуживцами и доказывает какое у них начальство дерьмо и что надо держаться вместе у них водка не кончается потому что принесенная с собой потому что в магазине она всего сто рублей пол-литра или десять рублей за 50 г что намного дешевле местной разливной пиво у них тоже свое бутылочное тут всегда тепло погребенно потаенно словно никуда не уезжал и даже не выходил отсюда а из Лаврушенского отделяются и качаются к трамвайным путям мимо меня трепещущие и неявные тени Анны Ахматовой Бориса Пастернака других святых обитателей этих мест и я постепенно начинаю понимать что я в Москве на Пятницкой дома» [2]
Пятницкий рынок:
В глухих переулках
На кривизне мостовых и домов
Старые бабушки,
Вьючные хачики,
Фрукты больничные, школьные веники Из гладиолусов, астр,
Г рузных и жирных,
Как поп, георгинов Мелкие семечки,
В бочках - селедовка,
ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ № 6, 2013 Из-под полы Недовяленой рыбы Опистрохозом Траченный хвост.
Милые девочки В беленьких фартучках,
Тайные пакости,
Ранние шалости,
Клоп под обоями,
Моль шифоньерная,
Пыльные кактусы,
Окна геранные И занавесочки,
Тихие звоны С небес, а над банею Стелется раннего пара первач.
Низкие домики,
Старые челюсти Тихоньких двориков,
Хмурые дедушки Хлещут в козла По доске орголитовой,
Вонь карамельная По свету пролита Старый Гознак
И «Рот-Фронт» засиропленный,
Мне не вернуться В истомные тенеты
ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ № 6, 2013 Буйной сирени И сдохшей акации.
Пятницкий рынок,
Ну, где ж ты теперь?
ДК Метростроя
Всего в одной-двух трамвайных остановках от злачного и венерически неуравновешенного Курского вокзала, в Сыромятниках, сразу за выпендрежным арткомплексом «Винзавод» расположен ДК Метростроя, вход с торца. Там что-то происходит. А с фасада за маленькой дверцей располагается малоприметное заведение «Толстый папа», общепитовский аппендикс ДК Метростроя. Облицовка стен огромного вестибюля, предбанника-фойе с пивным буфетом и самого ресторана сразу погружает в атмосферу 50-60-х: вот мрамор от «Курской-радиальной», это - с «Бауманской», это - с «Электрозаводской», а вон то - не то с «Киевской», не то со «Смоленской». Фреска на стене - явно создавалась для «Киевской-кольцевой», но никуда не вписалась и теперь украшает ресторанную стену.
Меню здесь сделано навсегда, до конца текущей геологической эпохи, с более чем демократическими ценами, сильно отставшими от нашей бодрой инфляции. Я часто бываю здесь с друзьями и гостями столицы, и каждый раз с единственной во все эти годы официанткой у нас происходит один и тот же разговор:
— Света, а шашлычки на ребрышках можно?
— сегодня шашлыков нет - шеф-повар выходной
— вы из него, что ли, шашлыки делаете?
— нет, но умеет их делать только он.
Всё остальное, весьма съедобное, присутствует своим наличием. Готовят быстро, хорошо и вкусно. Есть пиво, водка из недорогих, вино.
— какое сухое белое есть?
— итальянское
— можно посмотреть бутылку?
Света очень приветлива и дружелюбна, но за бутылкой уходит в явном недоумении:
что еще ему надо знать о вине? То, что вино имеет название, район и год урожая, ей просто невдомек: она эти итальянские этикетки никогда не читала.
Обычно здесь безлюдно или малолюдно, лишь в обед набегает легкое цунами офисного планктона из окрестных контор. Как и положено советскому предприятию образцового питания, «Толстый папа» хронически и безнадежно, планово убыточен, его убытки легкой пушинкой ложатся на тяжеловесный бюджет Метростроя или даже всего метрополитена.
Здесь напрочь отсутствует межстоликовая коммуникация - признак советской отраслевой отрешенности людей.
Преображенка
Преображенский рынок возник в 1932 году на месте староверческого монастыря и богадельни. Этот год и открытия колхозных рынков в Москве и других городах были капитуляцией, очевидным признанием краха коллективизации как экономической реформы: осталась только лютая классовая ненависть к крестьянству, любящему и умеющему работать, создавать продукты и превращать их в товары. Высокие, кирпичной кладки, буквально крепостные стены богадельни, с угловыми башнями-церквями, и по сей день окружают Преображенку.
Рынок этот был и есть не только из числа самых дешёвых, но и, как и Тишинка, был последним оплотом московских толкучек и барахолок. Здесь была чуть ли не государственная скупка подержанных вещей. Приносили их узлами и чемоданами, очередь в скупку была тяжеленнейшая, и две бойкие до наглости приемщицы давали оскорбительно низкие цены и тут же, не стесняясь давящейся толпы, сортировали скупаемое: это — в магазин подержанных вещей, где эти вещи продавались уже втридорога, это — местным барыгам, это, вполне приличное и импортное, — в комиссионки, это, лучшее, — себе. Нечто подобное происходило и в двух московских ломбардах, на Пушкинской у Столешникова, и на Арбате, но там, в основном, шли драгоценности, часы и меха. Вся дешёвка шла на Пре-ображенку и Тишинку.
Перед Преображенской скупкой шёл торг с рук по ценам, более приемлемым: что не расхватывалось здесь, доносилось до прилавка оценщиц, дававших, как правило, 3-5, редко 10 рублей за каждую вещь.
Кто сдавал?
Московские модницы, таким образом обновлявшие свои гардеробы.
Овдовевшие, разумеется, на 90% женщины (мужики в нашей стране уже более века вымирают гораздо интенсивней слабого полу).
Разведенки с остатками мужниной одежды и прочего его приклада.
Пьянчужки, не чурающиеся и ворованного.
Профессиональные домушники, точнее, перекупщики у домушников, их чмары и марухи.
Попавшие в отчаянное финансовое положение.
Взбалмошные московские дуры, замужние, незамужние и в девках - этих, наверно, было больше всех. Они же были и основными покупательницами.
Милиция периодически разгоняла эту толпу, два-три раза в год, но не в каждый год, по какому-то странному наитию неведомого начальства. Эта барахолка, сильно поскром-невшая, жива до сих пор. Ее отжали из рынка и она тянется от метро на Большой Черкизовской до самого главного входа на рынок. Ассортимент - типичный для любого блошиного рынка мира: поношенные одежда, обувь, головные уборы, белье, нательное и постельное, детские игрушки, старые часы и медали, бытовая техника б\у, инструменты, детали каких-то давно уже несуществующих машин и приборов, кухонная и столовая посуда, потрепанные книжки, домашние цветы, замки-ключи-дверные ручки, вязанные вещи, котята, щенки, столовое серебро из меди, алюминия и пластика, поделки и самоделки.
Милиция/полиция по произвольному расписанию разгоняет этих старичков и старушек, даже, кажется, пытается их штрафовать, барахолка живуча и терпелива к притеснениям, как, впрочем, и весь наш великий и могучий русский народ.
Справа от входа, в тени торговли промтоварами находится безымянная рюмочная-кафе-бар-пивная (в разное время по-разному). Приходят и уходят вожди, генсеки, президенты и прочие ворюги, а здесь не меняется ничего: немного кавказская кухня, пиво-водки (можно и со своей, можно и со своей закуской, например, воблой, купленной здесь же на рынке), в глубине — степенные разговоры горбоносых на гортанном языке Кавказских гор, сидим тесно, разговариваем, независимо от степени и продолжительности знакомства, переживаем, что, вот, закрылся оплот борьбы с тараканами, магазин «Последний ужин», обсуждаем рыночные цены, цены вообще и рыночный механизм ценообразования — лекции по политэкономии постсоциализма.
Здесь уже более полувека не бывает ментов, советской и постсоветской власти, и о политике здесь говорить неудобно.
А вот зарисовка, как это выглядело в мое запорошенное теперь десятилетиями детство:
«Он стоял у ларька и тянул слишком светлое, слегка прокисшее и сильно разбавленное пиво, неспешно закусывая его жареным сухариком черного хлеба и моченым горохом, вылавливая и то и другое из глубокой общей плошки на прилавке, когда околоточный накрыл своей пятерней вертлявого армяшку, ухватил того за трещащий шиворот и поволок в участок на предмет разбирательства с сильным перетягом нанки, продаваемой ар-мяшкой в ситцевом ряду уже второй месяц подряд.
Ирокез обязан хранить спокойствие, не выражать удивления, одобрения и осуждения происходящего, он должен невозмутимо сосать это поганое пиво и ни во что не вмешиваться.
- армяшку сграбастали, — даже в этой фразе явно улавливалось характерно волжское оканье. Заговоривший был плюгав, плешив и не очень тверез.
- сам-то - из ярославских? — снизошел до разговора Ирокез: захотелось еще одной, а у волгаря аккуратно нарезанный и славно провяленный рыб, не то судак, не то жерех.
- тутаевские мы, тридцать верст от Ярославля. Откуда узнал?
- глаз наметанный. Вы, ярославские, шустрые не по чину. Что за рыб?
- так ведь судак провисной.
- вот и я думаю: не то судак, не то жерех.
- не, не жерех, жерех костистый до страсти. А это: накося, испробуй.
И они заплели неспешный говор о видах на сено, о небывалом в этом году половодье и об озорных московских девках.
Ирокез заказал себе еще пару пива - хрена ли он забыл в своем бараке при Семеновской мануфактуре?
Из окна посунулась рука и выдала две кружки сильно разбавленного, безо всякой пены. Ирокез достал из мятой и жеваной брючины воблю, завернутую в четверть «Правды», аккуратно оббил рыба о край стола, разгладил газету, чтобы убедиться: можно ложить — ни с той, ни с другой стороны Сталина или другого вождя не было. Отхлебнул чуть не пол-кружки разом и принялся обрывать и обсасывать перья, потом сорвал вобле голову, в три-четыре приема ошкурил ее, разодрал от хвоста надвое - ребра с зажатым между ними фекалием, пузырем и икрой (вобля оказалась девушкой) хотел богато, по-московски, бросить оземь, но встретился с тревожным взглядом безногого инвалида и отдал ему:
- если не брезгуешь — оставлю.
Тот благодарно сглотнул слюну и пристроился рядом, поблескивая медалью за город Будапешт, еще какими-то брякалками, кажется, даже двумя орденами на нестиранной с войны рыжей гимнастерке.
— Атас! — раздалось отчаянное снизу, от тех ворот Преображенки, что выходят к кладбищу староверческой церкви. Началась очередная облава на барахолку и инвалидов одновременно. Тетки-барахольщицы, промышляющие вокруг скупки, истошно завизжали, разметаясь в разные стороны.
Ирокез опустил вниз недопитую:
— допивай и тикай!
Безногий залпом допил, бросил в топку всю пол-воблину, с костьми и остатком хвоста и рванул к калитке. Через минуту Ирокез видел, как у калитки подкарауливавшие за ней менты подхватили Безного и уважили его в воронок. Приказ МВД №00639 от 18 октября 1950 года по очистке города от сомнительного элемента действовал строго в духе закона» [1].
Столовая у метро «Первомайка»
На углу 9-ой парковой и Измайловского бульвара в девятиэтажке поздних 50-х стоит тесный продмаг, справа - ступеньки, ведущие в столовую 9есть даже небольшой гарде-робчик), в дальнем торце которой - бар. Здесь посменно работают хозяйственный Петрович и молодой, чопорно-решительный Володя. Дешевое разливное пиво, несколько сортов незатейливой водки, томатный сок, бутерброды: на черном хлебе селедовка, селедочная икра или молока, холодная котлета, буженина, на белом - лососевое или варено-копченая.
В столовой можно взять и горячее. И холодное, и компот. Здесь всегда людно: до работы, вместо работы и после работы. Среди этого служивого люда довольно часто встречаются те, кто заскользил по наклонной и дома уже не ест - скоро он либо дом потеряет, либо способность есть, только закусывать. Я стал редко бывать тут, потому что разговоры идут всё невесёлые:
— у тебя ноги по ночам мёрзнут?
— иногда
— вот, и у моей старухи также. Уже третий месяц, как схоронил.
Ему дома делать абсолютно нечего: готовить он не умеет, следить за домом - также. Фатера быстро превращается в смрадную берлогу, где не мыто-не чищено-не стирано. За такими квартирами охотятся: практически халява и рядом с метро. Основные охотники —
менты, конечно.
ПРИ и ПНИ
Однажды меня пригласили на кабельное телевидение Юго-Западного округа Москвы, что в Кузьминках. Полуночная передача о выпивке. Я захватил из дома пузырь какого-то вина и два граненых стакана, ныне — экзотика. После рекламы — эфир. Сажусь напротив ведущего, открываю вино, наливаю по стакану каждому:
— в начале Волоколамки, сразу за Гидропроектом, была пивная... — начал я, но тут же раздался телефонный звонок:
— так это наш пивняк ПНИ, я в Авиационном учился
Тут же еще звонок:
— да нет, ПНИ — это у нас, на Красноказарменной, я пять лет в Энергетическом оттрубил
— ПНИ - на Бауманской.
— на Ленинском.
В эту разноголосицу врывается бас:
— мужики, чего спорите? ПНИ - это Пивная Напротив Института, их в Москве — только у текстильного и у педов не было.
Посыпались звонки согласия. Вдруг еще один звонок:
— а у нас была пивная ПРИ, Пивная Рядом с Институтом, на Большой Семеновской
— и на Сельскохозяйственной, там напротив — Тимирязевский парк.
Это, конечно, беспредел, но я вспомнил, что да, действительно, и такое было: рядом с Литературным имени Горького, где высиживали юных классиков соцреализма (национального по форме и социалистического по содержанию, надо же, что еще помнится!), была знаменитая пивная на Пушкинской, известная всей Москве «Пушка».
Разговор в эфире как-то сразу перешел на пивные автоматы, автопоилки, которые никакими автоматами не были: по ту сторону баррикады из железа сидели операторы, обслуживающие по два автомата каждый: при впрыскивании пива в кружку они пальцами зажимали шланг, удерживая от трети до половины струи.
Припомнился кем-то и такой случай:
Опустил мужик 20 копеек в автомат, тот монету сожрал, а пива не дал. Мужик сгоряча еще монету в прорезь - опять ничего. Он еще. Целый рубль профигачил, а ему вдруг из того места, куда вода при мойке кружек стекает пятачок просовывается. Намек на то, чтобы домой ехал, мол: «держи, дура». Мужик озверел да по автомату кулаком - хвать! А ему изнутри бас такой тяжелый: «Я тебе сейчас постучу по автомату-то». Ну, мужик с тем пятаком и пошел прочь, домой, наверное, или денег по друзьям сшибать.
Передача кончилась в полвторого ночи, я сказал только то, что успел сказать в самом начале. Мы вышли в осеннюю ночь к развозочной машине.
— впервые такое в эфире, чтоб среди ночи — столько звонков, у нас и в прайм-тайм редко звонят, - признался диктор
— тема, - сказал я и, погромыховая гранеными, уселся рядом с водителем.
Летим по пустому МКАДу, а я думаю:
— ну, мы-то в свое время попили: детишек жалко.
Пивной шалман у станции Реутово
У станции Реутово, что сразу за МКАДом стоит пивной павильон легкой конструкции, со стоячими местами по бортам заведения. Здесь почти всегда никого, хотя платформа оживленная. Я взял кружку пива.
— с вас 8 рублей
— не может быть!
— покровский пивзавод, Владимирская область.
Бывал я в Покрове. В фирменном павильоне при заводе пил и брал на вынос местное пиво, прямо скажем, поганенькое, но не по восемь же рублей!
— а в чем дело?
— продаю уже ниже себестоимости
— так чего стоит цену поднять?
— да я если хотя бы на рупь цену подниму, работяги с Челомеевского или Туполев-ского мою лавочку вмиг разнесут, вместе со мною
— а закрыть заведение?
— пробовала. Не дают. Мужики говорят, из-под земли достанем
— и как?
— а никак. Втихаря от заводоуправления мне по профсоюзной линии подкидывают что-то, концы с концами свожу — уборщицу нанять не на что. Это сейчас тут тихо, а ты после смены попробуй — ты сюда просто не попадешь.
Я сел в автобус и попылил в родное Восточное Измайлово, по другую сторону МКАДа, в озарении, отчего наши ракеты и самолеты так часто падают.
Выводы и принципы
Мы прошли штрих-пунктирно всего по одному радиусу от Кремля до МКАДа — сколько таких маршрутов можно проложить по Москве и по стране? Всё это, конечно. исчезает и исчезнет, сначала снесут или переоборудуют, перефункционализируют, потом начнет выветриваться из памяти, потом сожгут и закопают неуклюжие 286-е винчестеры на наших плечах, но надо оставить всё это хотя бы в слове, не замаранное подделками и стилизациями.
А для этого одних воспоминаний недостаточно. Надо выделить доктринальные принципы:
— советский общепит — это не коммерческое предприятие, а чтобы «людЯм» ненакладно, приятно и непритязательно
— советский общепит - место общения, а не коммуникации, здесь отсутствуют мыслительные процессы, здесь неуместны строгая логика и онтологические чертоги, но есть поток сознания и почти витальных эмоций
— сервис зависит не столько от размеров заказа или чаевых, сколько от продолжительности и интимности клиент-сервисных отношений
— общепит — это клубное пространство, компенсация за жесткость производственных и семейных отношений
— под общепитом следует понимать не общественное питание, общие питие, точно также МПС — это министерство не путей сообщений, а питейных сообщений
Пока эти принципы действуют и нужда в них есть, до тех пор и будет существовать советский общепит.
Использованная литература
1. Левинтов А.Е. Последний ирокез Преображенского рынка. ЦРЬ:
www.redshift.com/~alevintov май 2006.
2. Левинтов А.Е. Рюмочная «Второе дыхание» в Пятницком. www.redshift.com/~alevintov апрель 2006.
3. Тимофеев М. Ю. В поисках знаков советскости: семиосфера города Калини-
на в современной Твери // В зеркале путешествий: материалы международной научной конференции «Родная земля глазами стороннего наблюдателя. Заметки путешественников о Тверском крае» / ред.-сост. Е. Г. Милюгина, М. В. Строганов. — Тверь — Ржев, 14 — 17 сентября 2012 года. Тверь: СФК-офис, 2012. — С. 159 — 165.
4. Тимофеев М. Ю. Где, что и как можно выпить «в советском стиле»: семиос-
фера псевдосоветского общепита в России // Алкоголь в России: материалы третьей меж-дунар. науч.-практ. конф., Иваново, 26-27 октября 2012 г. — Иваново: Филиал РГГУ в г. Иваново, 2012. — С. 19 - 25.
5. Тимофеев М. Ю. Псевдосоветский общепит как империя знаков: системно-
семиотический анализ. Часть 2. Нарративы // Лабиринт. Журнал социально-гуманитарных исследований. 2012. № 5. — С. 66 - 77.
