CC BY
280
УДК 94 [571.6] (1-53)
С. Г. Кошкарева
СОВЕТСКАЯ КОНЦЕССИОННАЯ ПОЛИТИКА НА ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕ СТРАНЫ (1920-1930-е гг.)
В статье раскрывается содержание и специфика советской концессионной политики на Дальнем Востоке страны в 1920-1930-е гг. Опираясь на опубликованные и неопубликованные документы, автор делает вывод о том, что в становлении, развитии и свертывании концессионной политики прослеживаются как общие тенденции, присущие концессионированию в целом по стране, так и особенные черты, характерные только для региона.
Ключевые слова: советская концессионная политика, иностранные предприниматели, иностранный капитал, Дальний Восток
S. G. Koshkaryova
SOVIET CONCESSIONARY POLICY IN RUSSIAN FAR EAST (1920-1930)
The article reveals the content and specificity of Soviet concessionary policy in the Far East of the country in 1920-1930s. Basing on published and non-published documents the author comes to the conclusion that concessionary policy development cycle has got common with the rest of the country and specific regional trends.
Key words: Soviet concessionary policy, foreign businessmen, overseas capital, Far East
Дальний Восток был одним из первых регионов страны, который привлек внимание Советского руководства в качестве объекта концессионной политики. Одной из особенностей его экономического развития в 19201930-е гг. можно считать значительное влияние иностранного капитала на развитие некоторых отраслей промышленности и торговлю. Вопрос об условиях реализации советской концессионной политики в регионе позволяет раскрыть общие причины, механизмы и итоги концессионирования на Дальнем Востоке.
Концессионная форма вложения иностранных инвестиций в отечественную экономику получила особое распространение на Дальнем Востоке советского государства. В годы гражданской войны и вооруженной иностранной интервенции с помощью концессий планировалось воздействовать на разногласия и противоречия между странами, имеющими свои интересы в этом регионе. Экономическая заинтересованность в освоении природных богатств Дальнего Востока особенно демонстрировалась к этому времени со стороны Японии и США. В мае 1918 г. советское правительство выразило готовность предоставления концессий США и другим странам на Командорские котиковые промыслы и лесные богатства Камчатки [20, р. 164].
В «Тезисах об условиях привлечения иностранного капитала в товарной форме» (29 июля 1918 г.), выработанных Советом народных комиссаров (далее — СНК), указывалось на возможность и необходимость привлечения иностранного капитала для «организации и устройства государственных предприятий с предоставлением ему в качестве компенсации права на аренду неиспользованных богатств России, преимущественно на Севере и Дальнем Востоке» [19, с. 308].
Объективным внешнеполитическим фактором, который способствовал актуализации концессионной политики, можно считать усиление проникновения зарубежного капитала в дальневосточную экономику в годы гражданской войны и вооруженной иностранной интервенции, а также возникновение реальной военно-политической опасности для региона со стороны зарубежных стран. Кроме того, существовала и экономическая необходимость привлечения иностранного капитала. Как было отмечено в Резолюции ВЦИК об экономическом положении РСФСР (3 февр. 1920 г.), гражданская война «породила острый продовольственный кризис, в частности, кризис транспорта, топлива и рабочей силы» [14, с. 180].
Уже на первом этапе гражданской войны и вооруженной иностранной интервенции на Дальнем Востоке России (лето 1918 г. — февр.
1920 г.) рыбаки, охотники и оленеводы Охотского побережья, Камчатки и Чукотки сильно зависели от иностранцев, которые заняли главенствующее положение в перевозке грузов и пассажиров между прибрежными пунктами. В указанное время иностранный капитал практически полностью подчинил своему влиянию морской транспорт Дальнего Востока.
Нанесенный национализацией удар по российскому частному капиталу способствовал созданию благоприятных условий для осуществления иностранцами своей предпринимательской деятельности. Работа большинства отечественных предприятий добывающей, перерабатывающей и обрабатывающей промышленности, остановленных в 1918 г., оказалась парализованной до конца гражданской войны и интервенции на Дальнем Востоке.
Учредительное собрание Дальневосточной Республики (далее — ДВР) 27 апреля 1921 г. приняло Конституцию ДВР [12]. В соответствии с этим документом предусматривалась возможность привлечения иностранного капитала через организацию концессий в целях восстановления отдельных отраслей хозяйства. В ст. 147 Конституции ДВР было зафиксировано право иностранных граждан и обществ на получение концессий сроком не более чем на 36 лет. Вместе с тем, оговаривалось, что «при соискательстве преимущество отдается, при прочих равных условиях, гражданам и обществам ДВР и РСФСР» [12, с. 585].
По договору о границах между ДВР и РСФСР (22 марта 1921 г.) Камчатская область была оставлена в составе РСФСР [7]. Решение советского правительства о создании буферного государственного образования на Дальнем Востоке и оставлении Камчатки в составе РСФСР были продиктованы стремлением избежать крупного военного столкновения с иностранными державами. На основе буфера правительство ДВР должно было добиться нейтралитета Японии и вывода ее войск из края. Кроме того, руководители Советской России надеялись такими мерами прорвать экономическую блокаду и открыть выход на зарубежные рынки. В результате искусственно была создана ситуация максимальной экономической конкуренции между представителями иностранных держав.
В телеграмме наркома иностранных дел Г. В. Чичерина в Читу 23 июня 1921 г. было отмечено: «Недопустимо сдавать японцам
концессии пока они не заключили мира, не очистили территории ДВР» [6, с. 457]. В целях противодействия экономическому и политическому влиянию Японии на Дальнем Востоке России было признано необходимым привлечение американского бизнеса в экономику региона. Так, например, на территории ДВР были подписаны концессионные договоры с представителями американского капитала — Синклеровской компанией на разведку и добычу нефти, природного газа и горных смол на Северном Сахалине (территория которого к этому времени находилась в состоянии японской оккупации) и предпринимателем Д. Винтом на аренду золотых приисков в Амурской области [3].
Параллельно велись переговоры о предоставлении концессии американскому предпринимателю В. Б. Вандерлипу на Камчатке. В решении вопроса предоставления концессии американскому бизнесмену В. Б. Вандерлипу на Камчатке советской властью были поставлены задачи, продиктованные актуальными к этому времени политическими мотивами. Дипломатическое признание правительством США большевистской власти в России считалось первоочередной политической задачей советского руководства.
17 февраля 1922 г. в Москве членом коллегии НКИД Л. М. Караханом и председателем Правительства ДВР Н. М. Матвеевым был подписан договор об экономическом союзе между двумя республиками [8]. Правительство ДВР обязывалось предварительно согласовывать с Правительством РСФСР все заключаемые с иностранными государствами международные акты экономического характера, а также концессионные сделки [8, с. 676]. Необходимость подписания подобного рода договора определялась тем, что экономические интересы ДВР и РСФСР пересекались на Дальнем Востоке. В результате между двумя республиками была намечена общая политическая линия в области осуществления концессио-нирования.
Учитывая специфические условия исторического развития Дальнего Востока, советское правительство стремилось через концессионную политику решить следующие экономические задачи:
1) способствовать освоению с помощью концессий природных богатств региона;
2) создать собственную производственнотехническую базу за счет дополнительных финансовых источников и иностранного техникотехнологического опыта;
3) решить проблему повышения квалификации кадров отечественной промышленности.
Восстановление и модернизацию экономического потенциала Советской России можно считать основным лейтмотивом проведения политики концессионирования на всей территории страны, однако на Дальнем Востоке после продолжительного периода гражданской войны и вооруженной иностранной интервенции (1918-1922) эта задача была особенно актуальной из-за географической отдаленности региона от центра. Это положение усугублялось тем, что транспортная сеть на Дальнем Востоке была развита слабо, а железнодорожное движение на значительной части восточных районов отсутствовало. Вследствие этого привлечение иностранного капитала в экономику региона в восстановительный период приобретало особую ценность. Кроме того, в связи со слабым развитием хозяйства на Дальнем Востоке сохранялись малочисленность населения и низкий уровень его трудовой квалификации. Очевидно, что без иностранного технического опыта обойтись было крайне трудно.
Дальбюро 10 июля 1921 г. приняло решение, указавшее на допустимость и необходимость заключения концессионных соглашений, которые были признаны политически выгодными [10, с. 21]. Дальневосточный регион, таким образом, одним из первых реагировал на реализацию концессионной политики, идущей из центра. Вслед за созданием при СТО Главного комитета по делам о концессиях и акционерных обществах (4 апр. 1922 г.), на Дальнем Востоке был организован свой комитет по делам о концессиях. Дальревком 15 декабря 1922 г. принял постановление «О дальневосточных рыбных и звериных промыслах», в котором было сказано о том, что все договоры, контракты и другие соглашения, касающиеся рыбных и морских звериных промыслов Дальнего Востока и заключенные до дня воссоединения ДВР и РСФСР (14 нояб. 1922 г.), должны быть аннулированы [13]. Для регламентации концессионного дела при Дальревкоме 16 декабря 1922 г. был образован концессионный комитет в составе представителей промбюро, земельного отдела и председателя Дальревкома.
На правительственном уровне 2 марта 1923 г-. был принят Декрет «О порядке эксплуатации рыбных и звериных промыслов на Дальнем Востоке». В постановлении было отмечено, что право производства рыбных и звериных морских промыслов в территориальных водах РСФСР, вдоль побережий Японского, Охотского и Берингова морей «предоставляется путем сдачи в аренду с публичных торгов промысловых участков гражданам РСФСР и гражданам других государств» [1, с. 5]. Промысловые участки для лова рыбы и крабов, специальные участки для лова трески сдавались в аренду сроком на один год. Вся ответственность по проведению публичных торгов возлагалась на Дальневосточное управление рыболовства во Владивостоке.
Следует подчеркнуть, что принятие декрета СНК от 2 марта 1923 г. было необходимой мерой, так как японское правительство отныне не могло уклониться от непосредственных переговоров с представителями центральных органов власти по упорядочиванию крайне неопределенных отношений в области рыболовства, сложившихся за период гражданской войны и вооруженной иностранной интервенции на Дальнем Востоке. Проведение концессионной политики в дальневосточном регионе сразу же оказалось под пристальным контролем центра. Условием перезаключения концессионных договоров на основе законов РСФСР была уплата задолженности государству со дня эксплуатации концессионных объектов независимо от прежних платежей.
Предпринятая 8 марта 1923 г. реорганизация центрального концессионного органа привела к изменению статуса концессионного комитета на Дальнем Востоке. Дальневосточная Концессионная Комиссия (Дальконцесс-ком) была создана на основании постановления распорядительного бюро Дальревкома от 17 марта 1923 г. [16, с. 15]. В ее состав вошли пять ответственных работников, назначенных по персональному принципу Дальревкомом. Возглавил Дальконцесском председатель Даль-ревкома П. А. Кобозев.
Дальконцесском реализовывал задачи по руководству, наблюдению и контролю за проведением концессионной политики в дальневосточном регионе. На вновь созданный орган возлагались следующие функции: осуществление всей подготовительной работы, предшествующей подписанию концессионных догово-
ров, а также контроля за вступившими в силу контрактами. Право подписания самих концессионных договоров принадлежало исключительно правительству СССР. Все это указывает на то, что Дальконцесском был только промежуточным звеном при рассмотрении и утверждении концессионных договоров.
Наиболее крупные промышленные предприятия весной 1923 г. перешли в ведение Дальпромбюро. Право контроля над предприятиями местного значения было предоставлено Губисполкомам, для которых не исключалась возможность участия в концессионировании. Губисполкомы могли проводить предварительные переговоры с концессионерами, но только под контролем Дальконцесскома.
В июне 1923 г. Главконцесском предоставил право Дальпромбюро разрабатывать планы и принципы концессионной политики в отношении подведомственных ему предприятий, право концессионной инициативы, ведения предварительных переговоров на основе директив Главконцесскома, надзор за выполнением условий договоров, разрешение текущих дел. Дальпромбюро подавало заключение в Даль-концесском о целесообразности того или иного концессионного проекта [10, с. 32]. В ведении этого органа сосредоточивалось, в основном, рассмотрение концессионных предложений в области горного дела. Однако заключения Дальпромбюро в обязательном порядке должны были подкрепляться экспертизами Главного Горного Управления. Для наблюдения за текущими делами той или иной концессии Дальпромбюро назначало уполномоченного по концессии, однако ответственность за общее наблюдение перед Президиумом ВСНХ СССР оставалась на председателе Президиума Даль-промбюро.
Вопросы концессионирования, затрагивавшие сферу лесного хозяйства, были возложены на Уполномоченного Наркомата Земледелия (Наркомзем). Проведение публичных торгов на сдачу промысловых участков в аренду осуществлялось Дальневосточным управлением рыболовства во Владивостоке. Общее руководство всеми переговорами о порядке эксплуатации рыбных и звериных морских промыслов на Дальнем Востоке осуществлялось Наркоматом иностранных дел и Наркоматом продовольствия [10, с. 33]. В апреле 1925 г. при Торгпредстве СССР в Японии была создана Токийская концессионная комиссия. После подписания договоров 14 декабря 1925 г. о концес-
сиях на нефтяные и угольные месторождения Северного Сахалина приступила к непосредственной работе Специальная комиссия по наблюдению за японскими концессиями.
Концессионная политика в регионе не была сосредоточена в едином местном органе, а осуществлялась на разных уровнях компетенции. Дальконцесском выполнял, главным образом, руководяще-контролирующую функцию проведения концессионной работы в регионе.
Важнейшей задачей концессионной политики на Дальнем Востоке считалось привлечение крупного иностранного капитала в целях освоения естественных богатств региона. В отчете Дальревкома за 1923-1924 гг. было отмечено, что государству не выгодно иметь дело с мелким частнопредпринимательским сектором, поскольку эти концессионеры «лишены возможности сделать что-либо полезное в нашем хозяйстве» [18, с. 63]. Сотрудничество с крупным иностранным бизнесом, с точки зрения советского правительства, открывало гораздо больше перспектив в реализации принципов концессионной политики. Только крупный бизнес мог вкладывать значительные капиталы в производство, приносить немалые прибыли государству, а также развивать те отрасли промышленности, которые считались финансово затратными для советской экономики.
За 1923-1924 гг. в Дальконцесском поступило около ста заявок от иностранцев, а подписаны договоры были только с одиннадцатью. Большинство заявок носило зондирующий, невыгодный или неприемлемый для советского государства характер. Значительная часть будущих концессионеров из-за отсутствия средств не смогла приступить к реализации своих обязательств в установленные договорами сроки. Права иностранных предпринимателей, вступивших в концессионные соглашения, были, тем не менее, должным образом гарантированы законами Советского государства. Концессионеры имели право напрямую обращаться в Главконцесском и ведомственные органы наблюдения в случае возникновения каких-либо конфликтов с местными властями и наблюдающими органами.
Главными объектами концессионирования выступали природные богатства Дальнего Востока (леса, полезные ископаемые, рыбные ресурсы, пушнина и т. д.), которые являлись достоянием общегосударственного значения. Проведение концессионной политики в регионе осуществлялось через декреты СНК, ре-
шения Главконцесскома и дальневосточных концессионных и руководящих органов. На Дальнем Востоке СССР с середины 1925 г. наблюдалось заметное оживление концессионной политики. Особенно способствовало этому налаживание дипломатических отношений между СССР и Японией, выразившееся в подписании «Конвенции об основных принципах взаимоотношений» [9].
Заключение Конвенции в 1925 г. способствовало активизации концессионирования не только в области рыболовных отношений, но и в дальневосточной лесной промышленности. Государство проявляло заинтересованность в создании лесных концессий уже с 1923 г. С политической точки зрения считалось наиболее целесообразным привлекать к сотрудничеству германских промышленников, так как с их помощью можно было нейтрализовать японский капитал. Однако германские предприниматели, впрочем как и представители английского и американского капитала, не проявили необходимой активности для получения лесных концессий на Дальнем Востоке.
На заседании Концессионной Комиссии ВСНХ СССР 31 января 1925 г. был рассмотрен вопрос о выделении объектов целлюлоид-ных, древесномассных и бумажных концессий на Дальнем Востоке, в Сибири и Европейской части СССР. В принятом постановлении была признана необходимость привлечения крупного капитала из-за границы в целях развития лесной промышленности. На Дальнем Востоке в 1927 г. был подписан концессионный договор на разработку и экспорт леса с японской фирмой «Рорио Рингио Кабусики Кайся» [4]. Это была единственная лесная концессия в регионе, просуществовавшая до 1929 г. К этому времени уже укрепилась государственная лесная промышленность, способная решать необходимые экономические задачи.
Юридической базой проведения концес-сионирования в горном деле можно считать «Кодекс горных законов». Основой «Кодекса», в свою очередь, были: Декрет по развитию частного золотого и платинового промысла (6.03.1923 г.), «Положения о недрах и разработке залегающих в них полезных ископаемых» (22.03.1923 г.), «Положения о недрах земли и разработке их» (утв. 07.07.1923 г., вступ. в силу на территории Дальнего Востока 03.10.1923 г.). В декретах по горному делу обосновывалась необходимость привлечения частного капитала и определялись условия допуска иностранного
капитала в отрасль на основе концессионных договоров. Концессионер должен был выплачивать в государственную казну арендный сбор (для предприятий по добыче золота от 3 до 8 % в зависимости от вида работ; при добыче угля и руд от 3 до 5 % с количества вывозимого продукта по рыночным ценам) и делать необходимые долевые отчисления. Максимальный срок существования концессии не должен был превышать 49 лет [10, с. 45].
На основе горных законов и рекомендаций специалистов был определен дальневосточный концессионный фонд в горном производстве. В него входили:
1) угольные месторождения (Константинов-ское, Букачачинское, Магдагачинское, Архаро-Богучарское, Розенгартовское, Хорохорское);
2) месторождения золота (Дражруд по р. Харге, Керби по р. Гонгрен, Моготское;
3) рудники (Нерчинские серебросвинцовые, Тетюхинские полиметаллические, Оловянный у ст. Оловянной, молибденовый Кутайский, вольфрамовые: Шерловая гора, Бухунинский, Белухинский);
4) железорудные месторождения (Курбин-ское, Столбовское, Сергиевское).
В некоторых районах производство частного промысла допускалось только на концессионных началах. К этим районам были отнесены: Ольгинский, Сучанский, Константиновский; бассейн р. Волчьей (Камчатка); о. Сахалин; Ун-динский, Карийский, Черно-Ургомский, Гор-биченский, Могочинский районы с золотоносными площадями; районы русловых россыпей золота — среднее течение р. Вилюя, по р. Зея до Дена, по р. Селемдже — от Нора до Харги; Лимуринский район (18 золотоносных площадей) [10, с. 46]. Срок для разведки новых районов и поиска месторождений определялся в 2 года, а для Алданского, Унья-Бойского, Уд-ского, Камчатского, Чукотского и Гижигинс-кого районов — в 3 года из-за отдаленности.
В добывающей промышленности было сосредоточено основное число концессий на Дальнем Востоке. Американские, европейские и японские фирмы проявляли большой интерес к разведке и добыче золота, руды, угля и нефти. Наибольшее количество концессий в этой отрасли промышленности наблюдалось в 1920-е гг. Было принято постановление СТО о перспективах развития цветной металлургии (02.08.1929 г.). В документе зафиксировано, что программа добычи и выплавки цветных металлов является, в том числе, и способом решения
задачи «освобождения народного хозяйства от иностранной зависимости по цветным металлам» [11, с. 96]. Так был провозглашен курс на свертывание концессионной политики в горном деле.
Если в центре советская концессионная политика в конце 1920-х гг. пошла на спад, то на Дальнем Востоке она находилась в стадии подъема. Активизации концессионирования способствовало также заключение советско-японской Рыболовной конвенции 1928 г. Прочные позиции японского капитала можно считать особенностью проведения концессионной политики в дальневосточном регионе. Следует отметить, что японский капитал занял прочные позиции в экономике Дальнего Востока после урегулирования ряда политических вопросов в 1925 г. и 1928 г. Советская рыбная промышленность, как основа развития региона, еще находилась в стадии становления, поэтому отказ от дополнительных источников доходов (получаемых от концессий), а также от использования японского техникотехнологического опыта в области рыболовства мог привести в этот период только к дестабилизации и расстройству рыбной промышленности дальневосточного региона. Японские концессии в рыбной отрасли еще не исчерпали себя полностью на Дальнем Востоке. Преждевременное свертывание концессионирования было не актуально, так как еще не все задачи концессионной политики в регионе были реализованы. Тем не менее, правительственный курс на свертывание концессионной политики, провозглашенный в конце 1920-х гг., имел свои последствия и на Дальнем Востоке. Так, например, в 1931 г. прекратил свое существование Дальконцесском. Наблюдение за японскими рыбопромышленниками и их концессионными предприятиями стало осуществляться Управлением по рыбному хозяйству Наркомзема РСФСР через новую структуру с назанием «Дальрыба».
В штате «Дальрыбы» было три ответственных сотрудника, в чью компетенцию входили: проведение концессионной работы и организация наблюдения за работой концессий. Их действия имели координирующий характер, так как непосредственный надзор за деятельностью концессионеров на местах осуществлялся инспекторами «Дальрыбы» [5, с. 78]. Следует подчеркнуть, что система наблюдения за работой рыбопромысловых концессий имела некоторые недостатки. Осуществлять
оперативную связь с центром было практически невозможно из-за отдаленности концессионных объектов и несовершенства коммуникаций. Вследствие этого, инспектора не могли быстро реагировать на те или иные нарушения со стороны концессионеров, а действия рыбного надзора по охране рыбных ресурсов часто были неэффективными. Протоколы рыбного надзора по выявленным нарушениям рассматривались в управлении «Дальрыбы» только после окончания рыболовного сезона, поэтому пресекать незаконные действия концессионеров было поздно. Можно было только применять штрафные санкции постфактум.
В конце 1920-х — начале 1930-х гг. в связи с курсом на свертывание концессионной политики был изменен порядок наблюдения за нефтяной и угольной концессиями на Северном Сахалине. В 1931 г. эти концессии были переданы из ведения Главконцесскома в ведение ВСНХ СССР. Таким образом, было очевидно, что политические мотивы концессионирования отошли на второй план и были уже не столь актуальны, как в начале 1920-х гг. На местах наблюдение было возложено на начальников Горных округов, а в центре — на уполномоченных ВСНХ, действовавших в контакте с иностранным отделом ВСНХ, а также с председателем объединения «Союзнефть» (по нефти) и начальником Топливно-энергетического сектора ВСНХ (по углю) [10, с. 37].
К особенностям дальневосточной концессионной политики можно отнести факт существования концессий в регионе практически до конца Второй мировой войны. Более продолжительной была деятельность японских концессий: Ничиро Гио Гио Кабусики Кайся (рыбная промышленность) и Кита Карафуто Кабу-сики Кайся (добыча угля и нефти на Северном Сахалине). Еще одна особенность советской концессионной политики на Дальнем Востоке — это доминирование японских концессий, как в качественном отношении, так и в количественном (по величине инвестированных капиталов). Следует подчеркнуть, что дальневосточная концессионная политика имела, в первую очередь, сырьевую направленность.
Опыт иностранной предпринимательской деятельности на Дальнем Востоке показал, что именно японские предприятия, с точки зрения освоения ресурсного потенциала региона, оказались более рентабельными. Исторически сложилось так, что «японский фактор» оказывал значительное влияние на экономическое
развитие Дальнего Востока. Япония занимала одно из первых мест во внешнеэкономических приоритетах советского руководства в рассматриваемый период. Советско-японское экономическое сотрудничество в регионе имело ряд ярко выраженных преимуществ, среди которых можно выделить: территориальную близость двух государств; сформировавшийся опыт Японии в освоении природных богатств Дальнего Востока России; заинтересованность японских предприятий в развитии затратных для советского уровня экономики отраслей промышленности. В рыбной промышленности, являющейся основой развития региона, японские концессии не имели равных себе конкурентов среди других иностранных предприятий.
Специфика концессионной политики на Дальнем Востоке была связана также с неравномерным развитием отдельных территорий региона. Очень слабую экономику в период нэпа представляли северные территории (Камчатка, Чукотка), где промышленное строительство стало развиваться гораздо позже, чем в Приморье. В Приморском крае, наоборот, наблюдались быстрые темпы экономического развития, поэтому иностранный капитал проявлял здесь максимальную активность. Европейский и американский капитал так и не смог занять прочные позиции в экономике северных районов Дальнего Востока.
На Камчатке, например, коммерческая деятельность английских и американских предпринимателей, главным образом, проявилась в форме торговых операций, осуществление которых осложнялось местными географическими и хозяйственно-экономическими условиями. К особенностям Камчатки в рассматриваемый период можно было отнести:
1) разбросанность отдельных районов административного управления;
2) отдаленность районов от административного центра;
3) слабое развитие коммуникаций;
4) наличие абсолютного большинства туземного населения.
В начале 1920-х гг. на Камчатке не было шоссейных и даже проселочных дорог. В зимнее время по бесконечным камчатским сопкам вулканического происхождения и долинам исключительно возможной была только езда на собаках по зимним тропам, постоянно заносимыми снегом. Летом обычно практиковалось сообщение на лошадях вьючно и на ботах по горным рекам [2].
Вследствие этого, коммерсанты зачастую избегали ввозить так называемый тяжеловес, так как на нартах, запряженных собаками или оленями, было невозможно и невыгодно везти много продовольствия (например, муку). Чаще всего предприниматели предпочитали привозить всякую мелочь или спирт, которые можно было продать по высокой цене.
Японский бизнес в 1920-е гг. монополизировал морской рыбный промысел на Севере Дальнего Востока и длительное время сохранял свое доминирующее положение, не позволяя предпринимателям других иностранных государств создать конкурентоспособные предприятия в этой отрасли.
Длительное существование японских концессий на Дальнем Востоке объясняется и внешнеполитическими интересами СССР. С самого начала перехода к нэпу главной задачей советской внешней политики было предотвращение втягивания в новую войну. Вступление в военные действия могло закончиться экономическим крахом и очередным витком политической нестабильности. Все это вынуждало советских лидеров настойчиво избегать внешнеполитических конфликтов. В 1935 г. правительство СССР согласилось продать зависимому от Японии правительству Маньчжурии советскую половину собственности на КВЖД за сравнительно скромную цену — 170 млн иен. Более того, когда два года спустя, 7 июля 1937 г., вспыхнул «китайский инцидент» и Япония вновь ввела свои войска на территорию Китая, Советский Союз официально воздержался от вмешательства в китайско-японское противостояние. Советское руководство стремилось предотвратить военный конфликт на Дальнем Востоке, поскольку к этому времени стало очевидным, что опасность грозит, прежде всего, с западных границ.
Антикоминтерновский пакт, подписанный между Японией и Германией 25 ноября 1936 г., был явно направлен против СССР. В соответствии с секретным приложением этого документа стороны обязывались не заключать с СССР никаких политических договоров, противоречащих духу данного соглашения [17, с. 134]. Фактически данное обязательство можно рассматривать как нарушение Портсмутского мирного договора 1905 г. и Пекинской конвенции 1925 г.
Дипломатической формой урегулирования советско-японского сосуществования в годы Второй мировой войны стал пакт о нейтрали-
тете (13 апр. 1941 г.), а не договор о ненападении. В первом должно содержаться четкое обязательство договаривающихся государств, что в случае нападения какого-либо государства на одну из договаривающихся сторон другая сторона будет соблюдать нейтралитет. Во втором — обязательство о ненападении государств друг на друга. Данный факт свидетельствует о том, что решить дипломатические вопросы между двумя странами было крайне сложно: этому препятствовало вполне обоснованное настороженное отношение Советского Союза к своему азиатскому соседу, а также существующие планы Японии по захвату территории СССР на Дальнем Востоке (вплоть до Байкала).
Советско-японские отношения на Дальнем Востоке после 1932 г. имели напряженный характер, а быстрая ликвидация японских концессий в регионе могла привести к нежелательным внешнеполитическим последствиям. Именно поэтому нарком иностранных дел СССР В. М. Молотов, выдвигая условия подписания договора о нейтралитете в 1941 г., решительно настаивал на ликвидации японских концессий на Северном Сахалине, но одновременно высказывался за урегулирование таких вопросов, как подписание торгового договора и долгосрочной советско-японской рыболовной конвенции [15, с. 110].
В. М. Молотов добился не только подписания договора о нейтралитете, но и согласия японской стороны на ликвидацию нефтяной и угольной концессий на Северном Сахалине. Об этом было сказано не в самом договоре, а в обмене письмами, не подлежавшими опубликованию, что было фактически равнозначно протоколу. Курс на свертывание концессионной политики — это твердая линия поведения советского руководства, проявившаяся в том, что вопрос о ликвидации японских концессий на Северном Сахалине был неуклонным требованием советской стороны в ходе советско-японских переговоров.
В 1930-е гг. закончили свою деятельность большинство ранее созданных концессий на территории СССР в связи с истечением срока договоров или досрочным выкупом их имущества Советским государством. Однако продолжало действовать лишь несколько концессионных соглашений, сохранявшихся в интересах международных отношений. Японские концессии на Дальнем Востоке относились именно к этой категории. В годы Великой Отечествен-
ной войны советское руководство получало дополнительный доход от деятельности сохранившихся концессий. В условиях военного времени правительство было заинтересовано в использовании легальных финансовых источников, позволяющих облегчить бремя войны.
Слабая экономическая база советской рыбной промышленности наряду с огромными запасами рыбных богатств, а также повышенная заинтересованность Японии в получении рыбопродукции с территории СССР способствовали закреплению на длительный период времени иностранного капитала именно в рыбной отрасли. Необходимость выполнения положений Рыболовной конвенции 1928 г., а также фискальная заинтересованность заставляли советское правительство осторожно сворачивать концессионную политику. Советская сторона учитывала также тот факт, что наличие концессионных договоров способствовало пополнению рынка труда в отечественной рыбной промышленности за счет японского контингента, так как решить эту проблему собственными силами в течение длительного времени не представлялось возможным.
Японские концессионные предприятия способствовали оживлению экономики региона, выразившемуся в освоении природных богатств Дальнего Востока и восстановлении системы жизнеобеспечения отдаленных районов. Советские государственные предприятия имели возможность перенимать японский опыт организации производства. Острая конкуренция с иностранными предпринимателями, а также возможность получения дополнительных материально-технических и финансовых средств за счет концессий стимулировали развитие советской государственной промышленности.
Медленное развитие крупной государственной промышленности, меньший удельный вес социалистического уклада в экономике Дальнего Востока по сравнению с европейскими районами страны, значительная роль частного капитала и хронологическая растянутость нэпа на Дальнем Востоке до 1933 г. повлекли за собой создание благоприятных условий для предпринимательской деятельности иностранных фирм. Доля концессионных предприятий в стоимости валовой продукции всего государства не превышала 0,6-1 %. Доля же дальневосточных концессий в стоимости валовой продукции региона возросла от 1,1 % в 1925 / 26 гг. до 4,2 % к 1930 г. [10, с. 140].
Таким образом, в становлении, развитии и свертывании концессионной политики на Дальнем Востоке прослеживаются как общие тенденции, присущие концессионированию в целом по стране, так и особенные черты, характерные только для региона. Единственной гарантией эффективной деятельности концессий в СССР была заинтересованность самого государства в их существовании. Как только эта заинтересованность исчезала, концессии были обречены. Ликвидацию концессий на Дальнем Востоке можно считать закономерным результатом трансформации внутриполитического курса советского правительства. Создание конкурентоспособных государственных предприятий, понимание идеологической несовместимости концессионирования с курсом на построение социалистической экономи-
Библиографи
1. Алексин М. С. Современное положение рыб-
ной промышленности на Дальнем Востоке и ее ближайшие перспективы // Рыбные и пушные богатства Дальнего Востока. — Хабаровск, 1925. — С. 3-109.
2. ГАКК [Государственный архив Камчатского
края]. — Ф. П-19. — Оп. 1. — Д. 28. — Л. 3.
3. ГАХК [Государственный архив Хабаровского
края]. — Ф. Р-668. — Оп. 1. — Д. 4. — Л. 245.
4. ГАХК. — Ф. Р-668. — Оп. 3. — Д. 92а. — Л. 1.
5. Дальневосточный край: настол. справ. — Вла-
дивосток, 1929. — 362 с.
6. Дальний Восток России в период революций
1917 г. и гражданской войны. Т. 3. Кн. 1 / отв. ред. Б. И. Мухачев. — Владивосток, 2003. — 632 с.
7. Договор о границах РСФСР с Дальневосточ-
ной Республикой // ГАХК. — Ф. П-44. — Оп. 1. — Д. 156. — Л. 19-169.
8. Договор об экономическом союзе между РСФСР
и Дальневосточной Республикой от 17 февр. 1922 г. // Борьба за власть Советов в Приморье: 1917-1922 гг.: сб. док. — Владивосток, 1955. — С. 673-677.
9. Конвенция об основных принципах взаимоот-
ношений между СССР и Японией от 20 янв. 1925 г. // Документы внешней политики СССР: 1 янв. — 31 дек. 1925 г. Т. 8. — М.: Госполитиздат, 1963. — С. 70-77.
10. Марьясова Н. В. Иностранный капитал на Даль-
нем Востоке России в 20-30-е гг.: концессии и концессионная политика Советского государства. — Владивосток, 2000. — 168 с.
11. О перспективах развития цветной металлопро-
мышленности: постановление Совета Труда
ки, изменение внешнеполитических позиций Советского Союза способствовали окончательной ликвидации концессий на Дальнем Востоке. Концессии в регионе сохранялись гораздо дольше, чем в целом по стране (до 1945 г.). Именно эксплуатация природных ресурсов стала основой концессионирования на Дальнем Востоке (разведка и добыча золота, рыболовные концессии, добыча угля и нефти и т. д.). Европейские и американские фирмы проявляли большую заинтересованность в получении концессий на советском Дальнем Востоке, однако именно японские компании смогли на длительное время закрепиться в дальневосточной экономике, что объясняется, главным образом, геополитическими и внешнеполитическими причинами.
еский список
и Обороны от 2 авг. 1929 г. // Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам: 1917-1967 гг. Т. 2. — М., 1967. —
С. 96.
12. Основной закон (Конституция) Дальневосточ-
ной Республики: 27 апр. 1921 г. // Борьба за власть Советов в Приморье: 1917-1922 гг.: сб. док. — Владивосток, 1955. — С. 561-591.
13. РГИА ДВ [Российский гос. ист. архив Даль-
него Востока]. — Ф. Р-2422. — Оп. 1. — Д. 9. — Л. 5.
14. Резолюция ВЦИК об экономическом положе-
нии РСФСР от 3 февр. 1920 г. // Декреты Советской власти: 10 дек. 1919 г. — 31 марта 1920 г. Т. 7.— М., 1975. — С. 180.
15. Сиполс В. СССР и Япония: договор 1941 г. //
Проблемы Дальнего Востока. — 1996. — № 5. — С. 103-114.
16. Сонин В. В., Исаева Т. С. Из истории развития
советской государственности на Дальнем Востоке: 1922-1926 гг. — Владивосток, 1974. — 126 с.
17. Честь и верность: 70 лет военной контрразвед-
ке Тихоокеанского флота / под ред. Н. Н. Соц-кова. — Владивосток, 2002. — 584 с.
18. Что сделала советская власть ДВО за год: крат-
кий очерк Дальревкома за 1923-1924 гг. — Хабаровск, 1924.— 147 с.
19. Шишкин В. А. Ленин В. И. и внешнеэкономи-
ческая политика Советского государства: 1917-1923 гг. — Л., 1977. — 182 с.
20. Stephan J. J. The Russian Far East: a history. —
Stanford (California), 1994. — 481 р.
