CC BY
70
Вестн. Моск. ун-та. Сер. 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2014. № 2
РЕГИОНАЛЬНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ
И.В. Павловский
СОЦИОКУЛЬТУРНОЕ РЕГИОНОВЕДЕНИЕ
КАК ГУМАНИТАРНАЯ СПЕЦИАЛЬНОСТЬ
Сегодня количество гуманитарных специальностей только увеличивается. Полезно ли это для глубины современного антропологического исследования? Какие преимущества дает социокультурное регионоведение и каковы его основные направления?
Ключевые слова: гуманитарные науки, антропология, социокультурное регионоведение, культура, национальный характер.
The number of humanities disciplines today is ever-increasing. Is it useful for the depth of anthropological research? Which advantages does it give to socio cultural area studies and what are its main tendencies?
Key words: humanities, anthropology, socio cultural area studies, culture, national character.
В гуманитарных науках на сегодняшний день существует большое количество направлений. Разветвление их продолжается, так что неспециалисту в направлениях и их вариациях, скажем, современной лингвистики разобраться очень непросто. Когнитивная лингвистика, коммуникативная лингвистика, структурная и прикладная лингвистика, теоретическая лингвистика, эмпирическая лингвистика, одноязычная и сравнительная лингвистика, и это не все. Невольно приходит на ум ассоциация с развитием медицины. В романах А. Кристи, действие которых во многих случаях происходит в 30-е гг. XX в., в случае появления любой кризисной медицинской ситуации от отравления и приступа аппендицита до возникновения опасности для здоровья неизвестного происхождения можно было просто крикнуть "врача!". На сегодняшний день у нас есть не только терапевт и хирург, но и среди терапевтов есть пульмонологи, гастроэнтерологи и т.д., и что в случае опасности кричать герою современного детективного романа, — совершенно неясно. Все дело в том, что часто у нас, например, врач ухо-горло-нос кроме своей узкой специальности мало что знает. У семи нянек дитя без глазу. А у семи медицинских специальностей пациент не жив. Дробление гуманитарных наук часто ведет к потере общих гуманитарных ориентиров. Дробление также приводит к потере цель-
Павловский Игорь Владимирович — докт. ист. наук, проф. кафедры региональных исследований факультета иностранных языков и регионоведения МГУ имени М.В. Ломоносова; e-mail: [email protected]
ности антропологического исследования. Не случайно не только среди обывателей, далеких от нюансов современной гуманитарной науки, но даже среди представителей классической гуманитарной науки возникает естественный вопрос в необходимости возникновения нового направления гуманитарной науки — регионоведе-ния, да еще и обозначаемого нами здесь как социокультурного.
Но зададимся вопросом: возможно ли было сохранить к сегодняшнему дню цельность гуманитарного знания, не деля его по полкам гуманитарных наук? Нам представляется это маловероятным, и вот почему.
Пока длились миролюбивая по отношению к сакральному провидению Античность и послушное Божественному провидению Средневековье, гуманитарии мало задавались футурологическими прогнозами и поисками гуманитарного философского камня — общего знаменателя для всех гуманитарных наук. Но как только, начиная с Возрождения, человек стал пытаться поставить себя на место Бога в космогонических схемах, неизбежно начинает возникать вопрос о том, как управлять развитием человеческой истории. С началом же эпохи Возрождения, которая и вовсе уволила Бога с должности Старшего по человеческой истории, вопрос об управлении человеческим обществом встал перед гуманитариями со всей очевидностью. Требовались знание, которое помогло бы управлять человеком, формула, которая помогла бы постичь мятущуюся душу народов и культур. Просто история или философия перестали устраивать гуманитариев, ищущих эликсир научного управления человеческим обществом. Им потребовалось нечто более специфическое, например психология, а в конечном итоге и социальная психология, лингвистика, а в конечном счете и герменевтика, экономика, а в итоге и маркетинг и менеджмент, чтобы создавать иллюзию приближения к заветной цели — философскому камню постижения законов развития человеческого общества. Заветной мечтой человека стало обладание иллюзией, что он контролирует ситуацию. Соответственно все гуманитарные направления антропологических исследований должны были иметь конечной целью маркетинг и менеджмент истории и общества.
Начиная с Нового времени гуманитарная мысль сделалась одержимой приравнять гуманитарную науку к точной. Она стала испытывать дискомфорт, которого не испытывал Геродот, писавший историю народов. Надо было сделать во что бы то ни стало гуманитарную науку просчитываемой, как в математической формуле, — ввел недостающие фактические величины и после знака равенства получил результат развития. Если можно просчитать заранее физический эксперимент, то почему нельзя просчитать антропологический? Декарт, Ньютон, Гоббс, Локк, Сен-Симон были одержимы сделать науку о человеке безжалостно математически
точной, найти формулу, найти общий антропологический знаменатель. Что это? Может быть, религия? Может быть, производительные силы и производственные отношения, может быть, нереализованные юношеские сексуальные фантазии? Не получилось с техникой — перешли на менее уловимые материи вплоть до бесплодных попыток герменевтики определить вектор развития культуры через слово. Но гуманитарные науки так и не смогли по сегодняшний день найти этот волшебный камень алхимика. Человек остался непредсказуем для ученых, пытающихся втиснуть его в прокрустово ложе математической формулы. С дроблением наук на направления он стал даже еще менее предсказуем, чем в эпоху схоластического однообразия.
Но Человек становится не только все менее предсказуем для ученых-гуманитариев, он становится все менее объясним в своих уже совершенных деяниях. Одно из самых распространенных ощущений современного читателя, знакомящегося с историей рода человеческого, является ощущение "ну, это они люди темные были, неграмотные, или — еще хуже — неумные, оттого так и поступали". Иначе говоря, величайшее достижение Геродота — попытку увидеть и понять всех людей независимо от места их рождения, сделать их понятными читателю — мы променяли сегодня на снобизм всезнания и ощущение интеллектуальной приподнятости над предшествующими поколениями. Этими обстоятельствами и обусловлена необходимость создания в гуманитарной области науки, свободной сегодня от пут футурологически-управленческих функций. Вот почему и возникла потребность в создании социокультурного регионоведения. Но почему именно регионоведения?
Что гуманитарная наука видела в качестве факторов, направляющих развитие человечества? В родной мне науке история авторы разных веков и тысячелетий центром своего внимания делали то героев, то царей. Кто определяет ход развития истории? Может быть, народ? И вот уже десятки серьезных немцев пишут подробные штудии о духе народа и народов. Потом, позабыв дух народа, немцы, а вслед за ними ученые мужи всего остального мирового гуманитарного сообщества старательно начинают изучать определяющие развитие производственных отношений производительные силы. Сколько на сегодняшний день томов и фолиантов всех размеров во всех библиотеках мира повествуют читателю, как изобретение плуга коренным образом повернуло ход развития истории человечества.
Дело не в том, что развитие техники изготовления меча и плуга не определяет хода истории. Определенную роль эта техника играет. Интереснее то, что в одном месте появление новой техники играет большую роль, а в ином месте — совершенно другую. Одновре-
менно во Франции и Англии среди оружейников времен Столетней войны возникла идея длинного лука, чьи стрелы могли бы пробивать доспехи воинов. В английской армии такой лук сразу стал основой новой боевой тактики. Во французской армии сам тип ее организации и отношение знати к тактике и стратегии на протяжении ста лет препятствовали введению технического новшества. Казалось бы, чего проще — есть лук, бери его и стреляй, но военная культура французского общества парадоксальным образом оказала сопротивление внедрению хорошо знакомого им технического новшества.
В России паровую машину изобрели раньше, чем в Англии, и это никак не повлияло на развитие экономики страны. Какой смысл графу Демидову было вводить паровой молот у себя на заводах, если выгода от его введения равна 0,1% при дармовом труде приписных крестьян? В Англии же такое новшество давало прибыль до 20%. Математика Лобачевского за его изобретение неевклидовой геометрии по ходатайству другого математика, Остроградского, не только сняли с должности ректора Казанского университета, назвав его величайшее открытие хулиганством, но и практически лишили возможности продолжать научные исследования. Примеры, когда открытия и появление новых видов техники не оказывали никакого влияния на развитие цивилизации, можно продолжать.
При осмыслении подобных парадоксов на помощь историкам все чаще стало приходить понятие "культура". Ну, культура такая, не воспринимает новшеств и все тут1. Культура для исследователя остается некой Ш^атзюЬ (вещью в себе), как и пресловутый менталитет, закрытой для исследования2. Кто определяет культуру и основные ее параметры? При попытке ответить на этот вопрос на авансцену выходят такие факторы, как ландшафтно-географиче-ский, религиозный, этнический, экономический и др.
Определяет ли ландшафтно-географический фактор культуру народа? Наверное, в каком-то смысле да, на юге сильнее печет солнце и загорают там лучше. На севере чаще случаются морозы и люди дольше носят теплую одежду. Но определяет ли география сам дух культуры, как о том когда-то писал Монтескье? Тут возникают большие сомнения. Сомнения в том, что холод, жара, изрезанная береговая линия, горы или равнины сами по себе как ландшафтно-климатический фактор всегда определенным образом влияют на
1 Как в анекдоте про лес: "Что ты будешь делать, если встретишь на охоте медведя?" — "Выстрелю в него из ружья". — "А если ты ружье не взял с собой?" — "А почему?" — "Ну... не взял и все". — "Тогда возьму нож и всажу ему в сердце". — "Ну нет у тебя ножа, что будешь делать?" — "А почему нет?" — "Ну, нет и все". — "Тогда влезу на дерево". — "Ну нет там в лесу деревьев!!!" — "А почему?" — "Ну лес такой!!! Нет там деревьев!!!" (из анекдотов А. Штульберг).
2 "Голова — предмет темный, исследованию не подлежит.." (из фильма "Формула любви").
культуру. Жил себе народ в степи, был склонен к деспотии и созерцательному образу мысли. Переселился в горный район, стал склонен к демократии и политическому авантюризму, а от религиозного мистицизма перешел к художественному осмыслению социальной действительности. На сегодняшний день история не предоставляет нам ни одной подобной устойчивой зависимости культур от ландшафтно-климатического профиля, т.е. подобные изменения периодически с культурами происходят, но нельзя сказать, что для того, чтобы в культуре появилась та или иная черта, нужно переселить народ ближе к морю или дальше в горный район. Устойчивой взаимосвязи между типом ландшафта и определенными изменениями в культуре нет. И климатические особенности напрямую никогда не определяют ни тип интеллекта, ни даже тип взаимоотношения полов. По статистике, жители северной Скандинавии обнаруживают гораздо большую сексуальную активность, чем обитатели южной Италии. Также никто не может и подумать, что уровень интеллекта англичан, переселившихся из довольно северной Британии в очень южную Австралию, стал ниже.
Само по себе переселение из донских степей на горные Балканы может произвести подобное действие, но это переселение из одного типа региона в другой тип региона. Это мы обсудим, когда будем говорить о собственно регионоведении. Пока же из перечисленных факторов, определяющих культуру, рассмотрим религиозный. Определяет ли принятие новой религии новое лицо культуры? Герцен и Чаадаев писали о том, что православие определило тип русской культуры, противопоставив ее цивилизации Запада. Так ли это? Следует отметить, что типы культуры исчезнувшей православной Византии и православной средневековой Руси были совершенно разные. Византия, можно сказать, была правовым имперским государством, где впервые в истории человечества был сформулирован юридический термин о естественных правах человека. Отношение к писаному закону на Руси носило несколько иной характер. Обсуждение религиозных догматов в период проведения в Византии религиозных Вселенских соборов было общенародным и повсеместным. Трудно припомнить в истории Руси общенародное обсуждение церковных догматов. Уж если заговорили о догматах, то сразу раскол. Также современные Румыния и Грузия являются православными странами, но ни та ни другая по своей культуре не похожи на Россию. Другими словами, принятие православия не делает страну ни Византией, ни Россией.
То же самое и с католичеством. Кто может всерьез утверждать, что принятие католичества странами Латинской Америки сделало их похожими по тенденциям своей художественной и политической культуры на страны Западной Европы, хотя бы католическую их часть? Распространение протестантизма в североамериканских
Соединенных Штатах не приблизило их к традиционной культуре протестантской Европы. Расхождение векторов развития североамериканской культуры по сравнению с европейской не исчезло. Иначе говоря, принятие религии никак коренным образом не влияет на тенденции развития культуры данного региона. А если и есть какие-то нюансы схожести, например, протестантских регионов разных частей мира, то это может свидетельствовать не о результатах воздействия данной религии на культуру, а о причинах принятия именно той религии, а не другой. Не захотела Русь Владимира Святого принимать ни иудаизм, ни ислам, ни начинающее формироваться западное христианство, потому что именно православие с наименьшими потерями для нашей культуры могло срастись с политической и общественной плотью Руси. Таким образом, и религию как фактор, определяющий культуру, вслед за ланд-шафтно-географическим исключаем из числа претендентов.
Что у нас остается? Этнос как фактор? Рассмотрим его в этом контексте. Не является ли культура явлением самостоятельным по отношению к этническому фактору?
Прежде всего, вспомним, что моноэтнических культур в истории человечества практически никогда не существовало. Когда мы более или менее удачно говорим о национальной культуре, национальном характере, народной культуре, характере этноса, мы на самом деле говорим о характере региональном. Всегда, так уж повелось, культуру создают сразу несколько крупных этнических групп. Это справедливо применительно к французской и английской культуре, к русской и древнеримской, к культуре кочевых народов Евразии, которые в XVII в. до н.э. Зороастр назвал туранцами, или к культуре ранних китайцев долины реки Хуанхэ. Ни в одном из случаев мы не имеем дело с моноэтнической культурой. Везде сразу несколько этносов являются ведущими при одном титульном, обозначающем имя данной культуры.
Вместе с тем этносы, перемещаясь из региона в регион, меняют свою культуру, а региональная культура вне зависимости от этносов, ее населяющих, сохраняет свои приоритеты и доминанты. Так, культура хантов и манси не похожа на культуру венгров, а культура венгров не похожа в свою очередь на культуру финнов, хотя все они, угро-финские народы, вышли из одного ареала — от центрального течения реки Обь до Меотийского болота, как Геродот называл Аральское море.
В свою очередь соотношение царь—сатрап—аристократ (иногда эти должности из гражданских становятся религиозными, иногда наоборот) современного Ирана до удивления напоминает соответствующее положение зороастрийской Персии при очень большой роли сатрапов и значительном влиянии народных масс. В Персии, как и в Иране, руководитель только тогда может удер-
жаться на своем месте, когда его позиция соответствует надеждам и настроениям народных масс. Именно этим объясняется роль местного муллы, визиря и иранского шаха в 1829 г. в разгроме русского посольства и убийстве А.С. Грибоедова. Шииты Ирана именно тем и отличаются от суннитов Ирака, что их религиозные лидеры очень самостоятельны в решении вопросов внутренней жизни церкви, в том числе вопросов догматических, что совершенно невозможно для руководителей суннитов. Европейская историография, приняв версию греков о тотальной власти персидских царей, погрешила против истины. Персидская демократия была основой могущества и творческой инициативы Персидского царства. Но и за тысячу лет до возникновения на этом месте Персидской державы иные этнически многочисленные, демократически организованные орды воинов спускались с гор Загрос и регулярно атаковали и грабили государственно-бюрократически организованный Вавилон, а до него Аккадские царства.
Меняется ли что-нибудь в доминантах и приоритетах региона при смене этнического его наполнения? С одной стороны, балканская Греция времен господства Минойского царства Крита заняла некую культурную нишу, делавшую ее причастной к великим достижениям искусства крито-микенской культуры; с другой стороны, материковая Греция обнаружила сильную демократическую тенденцию и большую склонность к свободомыслию, в том числе и в вопросах религиозных. Не является ли легенда об убийстве Минотавра афинским героем Тесеем переложением войны культурно внецерковной материковой Греции с царско-церковно организованным Критом? Кстати, священники на Древнем Крите во время богослужения надевали на голову черепа священного быка с рогами, ну чем не Минотавр? Кельтские друиды также во время богослужения надевали на голову черепа оленей с рогами, в Северной Европе — священных животных.
Ахейское завоевание за 2 тыс. лет до н.э. полностью сменило этническую картину Балкан. Дикие кочевые племена Дона завоевали Древнюю Грецию. И вот совершенно незнакомые с каменным строительством данаи или ахейцы внезапно начинают возводить архитектурные шедевры наподобие Лернейского дворца или еще более величественные, как Микенский дворец с его Львиными воротами. В 1100 г. до н.э. дорийское завоевание вновь наводнило Балканы свежими силами варваров. Прошло совсем немного времени, и недавние варвары создали великую греческую архитектуру, великую греческую философию и т.д. Варвары, переселившиеся на Балканы, приобретали в культурном смысле слова одни и те же тенденции культурного развития, вкладывая в него каждый свою душу. 108
Исчезла ли загадочность и внутренняя самодостаточность царства инков Южной Америки после завоевания ее испанцами и португальцами или пиренейские этносы вынуждены были влиться в культурное русло, по которому текла река истории инков? И не ожидает ли империю Соединенных Штатов такое же мгновенное исчезновение со страниц истории, как легендарное царство Мон-тесумы в Северной Америке? Так есть ли основания видеть культуру региона второстепенной по отношению к культуре этноса, его заселившего? Кажется, нет. Регион обнаруживает каждый раз большее влияние на культуру этноса, чем наоборот.
Что же, кроме региона и его внутренней специфики, определяет лицо общества, доминанты его культуры, а в конечном итоге и его историю? Получается, что ничто, кроме региона, не определяет. Остатки или воспоминания о культуре перемещенного этноса создают, конечно, определенный колорит новой региональной культуры, но только колорит. Доминанты и приоритеты, пространственно-временное видение мира, семейные и политические ценности остаются прежними, присущими данному региону. Гуманитарная наука, задавшись целью понять культурно-исторический тип, как это называл Н.Я. Данилевский, или цивилизацию, по Дж.А. Тойнби, понять перспективы его развития и объяснить загадки его истории, неизбежно должна обратить внимание на неизменные на территории данного региона приоритеты и доминаты, на местную "дырчатость" культуры, которая не только создает лакуны в формообразовании слов, но и лакуны в явлениях и понятиях культуры3.
Другими словами, в поисках, не озабоченных футурологиче-скими прогнозами и обязательствами маркетинга и менеджмента по отношению к обществу и его будущему, мы обнаруживаем новую гуманитарную науку, свободную от опыта ее использования в Новое и Новейшее время, когда все гуманитарные науки были направлены на поиски философского камня управления человеческим обществом, а не понимания этого общества. Судя по общегуманитарной ситуации в научной сфере, такую роль на себя может взять только социокультурное регионоведение, соединяющее в себе достижения всех гуманитарных наук в антропологической сфере.
Продолжение следует
Список литературы
Павловский И. В. О "дырчатости" в русской культуре // Россия и Запад: диалог культур: Сб. статей. Вып. 14. Ч. I. М., 2008.
3 См.: Павловский И.В. О "дырчатости" в русской культуре // Россия и Запад: диалог культур: Сб. статей. Вып. 14. Ч. I. М., 2008.
