CC BY
71
УДК 316
НАРЫКОВА Светлана Петровна, докторант кафедры философии и социологии Краснодарского университета МВД России [email protected]
СОЦИАЛЬНЫЙ КОНЦЕПТУАЛИЗМ КАК СПОСОБ ПОСТИЖЕНИЯ ПОЛИТИЧЕСКОЙ РЕАЛЬНОСТИ
В статье рассматривается возможность преодоления крайностей социального реализма и социального номинализма в познании политических явлений и процессов посредством социального концептуализма. Обосновывается приоритет событийного понимания природы социальной реальности и демонстрируется неразрывная связь, существующая между коммуникацией и концептуальностью. Анализируются возможности концептуализма как методологической базы постижения политической реальности и политической власти.
Ключевые слова: социальный конструктивизм, реализм, номинализм, политическая власть, коммуникация, теории власти.
NARYKOVA Svetlana Petrovna, Krasnodar University of Russian Ministry of Internal Affairs, doctoral candidate of philosophy and sociology department [email protected]
SOCIETAL CONCEPTUALISM BEING THE WAY TO PERCEIVE POLITICAL REALITY
This paper considered the ways to escape the extremes presented by both the social realism and social nominalism in cognition of political phenomena and developments by means of the social conceptualism. The study has substantiated priority of understanding the nature of social reality as event-triggered one, and has shown an inseparable link existed between communication and conceptuality. The study observed performance capabilities the conceptualism disposed of being applied as a conceptual basis in perceiving political reality and political power.
Keywords: societal constructivism, actualism, nominalism, political power, communication, theories of power holding.
Помимо реализма и номинализма, занимающих крайние точки в решениях проблемы целого и части социального познания, существует большое число учений и систем, стремящихся избежать односторонностей данных подходов. Для того чтобы сделать результативными поиски срединного пути решения проблемы общего и единичного в области исследования социума, представляется целесообразным выделить особое направление социальной научно-философской мысли, которую можно обозначить как социальный концептуализм. Оговоримся сразу, что данный термин не является вполне устоявшимся в социальном познании, но его введение поможет выявить ряд общих теоретико-методологических приемов, общих для большого числа концепций, не согласных с решением социально-онтологических проблем, предлагаемых реализмом и номинализмом.
Теоретико-методологическую базу социального концептуализма представляется возможным реконструировать только путем обобщения отдельных моментов. Первый и весьма важный шаг в формировании социального концептуализма делают мыслители и ученые, отказывающиеся от статического понимания социальной реальности. При этом динамическое понимание должно распространяться не только на социальное целое, но и на его составные элементы. Подчеркивая динамический характер социальных явлений в социуме в целом, П. Штомпка писал: «Общество (группа, общность, организация, национальное государство) может быть определено как существующее лишь постольку и до тех пор, пока внутри него что-то происходит (случается), предпринимаются какие-то действия, протекают какие-то процессы... при таком подходе события становятся мельчайшей фундаментальной единицей социологического анализа, причем под событием имеется ввиду моментальное состояние социального поля» [1, с. 27-28].
Рассмотрение события в качестве простейшего элемента социального бытия принципиально отличается от субстанциализации общностей или социального действия. Событие - это не просто происшествие в существовании социальной группы или индивида, а результат взаимодействия как минимум двух субъектов. Кроме того, событие в силу своей конечности всегда вплетено в структуру социальной жизни, ограничений другими событиями и потому обладает определенным смыслом, значимостью. Потому любое социальное событие по своей природе коммуникативно и концептуально.
Неразрывная связь между коммуникацией и концептуальностью связана с тем, что любое совместное действие, насколько случайным оно не было, требует наличия определенного плана или, по крайней мере, понимания действующими лицами стоящей перед ними цели. При этом план или смутно понимаемая цель, обусловливающая действие, индифферентны по отношению к реализующим их субъектам. Более того, субъективность формируется только благодаря осознанию совершаемого коммуникативного действия.
Демонстрируя приоритет событийного понимания природы социальной реальности и неразрывную связь, существующую между коммуникацией и концептуальностью, Н. Элиас писал: «Представим себе в качестве символа общества группу танцующих. Подумаем о придворных танцах, менуэтах и кадрилях, или о крестьянских танцах. Все шаги и поклоны, все жесты и движения, которые здесь производит отдельный танцующий, полностью согласованы с другими танцорами и танцовщицами... Стиль поведения отдельного индивида определяется в данном случае через отношения танцующих друг к другу. Нечто подобное имеет место и в поведении индивидов вообще. При соответствующих обстоятельствах, отдельный индивид может, конечно, легко выйти из танца. В обществе же люди связаны не только желанием играть или танцевать. То, что объединяет их в общество, есть элементарное устройство самой природы» [2, с.36-37].
Главной чертой, отличающей социальный концептуализм от номинализма, является отказ от понятия «социальное действие» и переход к понятию «социальное взаимодействие». В отличие от социального действия, рассматривающего другого субъекта или социальную среду как объект, как сферу реализации своих целей и замыслов, социальная коммуникация исходит из понимания другого как субъекта. Поэтому главным связующим средством между субъектами в концептуализме служит не односторонне направленные желания, как это наглядно видно в различных номиналистических теориях, а знания, информация, понимание, которые обличены в различные формы выражения: язык, деньги, власть и т.д. Таким образом, понятие или концепт в номинализме носит инструментальный, а в концептуализме - понимающий характер. При этом источником знания в концептуализме могут служить любые формы и виды социальной коммуникации.
Признание различных средств коммуникации в качестве элементов социальной реальности ставит концептуалистическое понимание социальных изменений перед выбором между двумя способами объяснения. Наличие различных вариантов объяснений социальных изменений в концептуализме связано со структурой самой коммуникации. Так, в ней присутствует как субъективный, таки информационный моменты, что служит предпосылкой для акцентирования теоретико-методологической мысли на каждом из них.
Примером абсолютизации информационного момента коммуникации служит концепция Н. Лумана [3]. Согласно немецкому социологу, общество представляет собой систему, но, в свою очередь, система - это не совокупность элементов. Главным признаком системы является с одной стороны, отрицание внешней среды, а с другой - способность к самовоспроизводству. Процесс самовоспроизводства системы означает не что иное, как ее способность производить свои элементы. Но при этом элементами социальной системы являются не отдельные люди, субъекты, но коммуникационные или информационные потоки. В свою очередь, коммуникация представляет собой единство трех элементов: сообщения, информации и понимания. Избрание коммуникации в качестве элемента социальной жизни, а не ее составляющих связано с тем, что только она в целом, а не ее части обладают способностью к автономному существованию. Информация, согласно Луману, имеет не статичную, а активную, событийную природу, приводящую к изменению социальной системы в целом. Приходя в виде сообщения, информация не срезу понимается системой, но, будучи осознанной, не приводит к возникновению нового в социальной жизни.
По своему характеру модель социальных изменений, предложенная Луманом, представляет собой синтез ряда идей, заимствованных у реализма и номинализма. От реализма Луман заимствует понимание изменений как функции социального целого, но при этом они рассматриваются не как достижения предзаданной социальной системе цели, но как реакция на внешнюю среду. В свою очередь, общим моментом для концептуализма Лумана и социального номинализма в понимании характера социальных изменений служит подчеркивание их сложного, непредсказуемого по содержанию характера. Вместе с тем, Луман отказывается от признания субъекта в качестве источника социальных изменений.
Согласно Луману, политическая сфера, как и другие сферы жизни общества, автономна, что позволяет говорить о ней как о целостной системе. Вместе с тем политическая сфера граничит с другими сферами и испытывает на себе их воздействие, также она способна воздействовать на них. Но при этом внешнее воздействие трансформируется в собственную систему значений, в собственный язык. Данное обстоятельство означает, что язык политики по своим средствам коммуникации и кодирования принципиально отличается от кодирования в других сферах. Общим для всех социальных сфер является бинарный характер кодирования сообщения. Например, в науке все высказывания делятся на истинные и ложные, в экономике все
субъекты оцениваются как обладающие средствами или не обладающие, в политике - индивидуальный или коллективный субъект определяется как имеющий или не имеющий власть.
Власть как единственное средство коммуникации в политике выступает в роли субстрата или медиума, с помощью которого происходит оформление информации в обязательные решения. Таким образом, власть всегда информирована или осмысленна. Ее первейшей задачей является селекция или отбор возможностей поведения различных субъектов. Благодаря тому, что источник политических решений или суверен избавляет реципиента (получателя) информации от решения тяжелой задачи выбора между большим числом возможностей, он получает власть над ним. При этом большое значение имеет то, что суверен должен обладать способностью к производству «коллективно связующих решений». Это означает, что наличие образующих замкнутую цепь причинно-следственных и логических связей между решениями и служит основанием для существования политики в качестве автономной социальной системы.
Помимо однозначности властные сообщения содержат в себе предписания, которые позволяют реципиенту избегнуть насилия. При этом к миру стремится не только реципиент, но и отправитель сообщения, коммуникант. Наличие угрозы насилия является главным условием политической коммуникации. Подчеркивая системообразующий и одновременно информационный характер угрозы насилия, А.В. Назарчук в своей статье, посвященной концепции власти в социологии Лумана, подчеркивает: «Без способности к эффективному использованию насилия невозможны никакие политические интеракции. Формы распоряжения угрозой определяет потенциал системной эволюции и дифференциации власти. Угрозу можно опосредовать, транслировать, скрывать, символизировать. Угроза насилия является тем самым абстрактным средством, которое позволяет делегировать власть, передавать ее правоприменительным инстанциям, связывать с правовыми установлениями, то есть создавать политические институты. Насилие - лучше и эффективнее, чем деньги и любовь - помогает социальной эволюции выстраивать высоко комплексное, институционально дифференцированное общество» [4, с.25].
На первый взгляд концепция политической власти, предложенная Н. Луманом, имеет ярко выраженный функциональный характер. Об этом свидетельствует рассмотрение власти в качестве функции социального целого, однако если в реализме она выступает в роли механического средства поддержания единства системы, то у Лумана она представлена в качестве информационного потока, изначально наделенного смыслом. Таким образом, у Лумана как представителя социального концептуализма власть имеет не иррациональный, чисто волевой, а понятийный, осмысленный характер, что не исключает использования ею иррациональных средств достижения поставленной цели.
В отличие от Лумана, Хабермас [5] исходит из многообразия видов власти, объясняя это сложной структурой современного общества. Так, немецкий мыслитель выделяет социальную, административную (к которой он относит институционально-государственную) и коммуникативную власть. Отсюда следует, что коммуникативная теория власти, предлагаемая Хабермасом, представляет собой не общую, а частную теорию власти. Во многом это обусловлено тем, что Хабермас признает двойственность социальной жизни: наличие в ней как безличностной, так и личностной сторон. В силу данного обстоятельства немецкий мыслитель признает наличие как функциональной, так и коммуникативной власти. Вместе с тем дуализм основных видов власти смягчается у Хабермаса признанием и требованием координации диалога между ними, но подлинной идеологичностью обладает только коммуникативная власть.
Конкретизация коммуникативной власти осуществляется Хабермасом посредством разработки понятия делиберативной, то есть «обсуждающей» политики. Социально-политической предпосылкой возникновения делиберативной политики служит наличие берущего свои истоки из эпохи античности особого явления - «общественности». В настоящее время общественность, или публичность, занимает срединное положение между частной жизнью граждан и официальной общественной и государственной властью. Важнейшей функцией общественности являются обсуждения наиболее злободневных для государства и гражданского общества вопросов. При этом такого рода обсуждения подчиняются определенным этическим нормам и идеалам, благодаря чему удается нейтрализовать как эгоистичность частных интересов граждан, так и функциональность государственной бюрократии. В задачу теории делиберативной политики входит разработка правил коммуникации между гражданским обществом и правовым государством. При этом Хабермас подчеркивает, что власть общественности по своему характеру является консультативной и не должна подменять собой административную власть.
Определяя место коммуникативной власти в современной социально-политической жизни, Хабермас в книге «Фактичность и значимость» подчеркивает: «Коммуникативный поток между общественным мнением, институционализированными решениями - выборами и зако-
нодательными решениями - должен гарантировать, что публицистически созданное влияние и коммуникативно произведенная власть переливаются через законодательство в административную власть... Трансформированное по демократическим процедурам в коммуникативную власть общественное мнение не может «господствовать» само, но только направлять использование административной власти в определенных направлениях. Дискурсивному понятию демократии соответствует образ децентрированного общества, которое видит в политической общественности арену для восприятия, идентификации и обработки проблем всего социума»[6, Б.366].
Из сказанного следует, что коммуникативность политической власти, с одной стороны, не возводится Хабермасом в абсолют, а с другой - служит важнейшим механизмом информирования государственной власти о состоянии общественного мнения и социальной жизни. В свою очередь пространство делиберативной политики служит для государственной власти средством формирования демократической политической культуры и гражданской ответственности.
На основе сказанного можно сделать вывод о том, что государство и гражданское общество в рамках коммуникативной политики выступают как равноправные субъекты, подчиняющиеся совместно выработанным нормам взаимодействия. Однако сама коммуникативная политика есть средство решения не текущих, а локальных ситуаций, обладающих особой социальной значимостью. Итак, для философско-политической концепции Хабермаса характерны следующие моменты: признание субъективности в качестве важнейшего момента политической коммуникации; признание существования в современном обществе особого коммуникативного пространства, в котором происходит выработка норм и непосредственное взаимодействие различных видов власти; разграничение понятий политической коммуникации и функциональной координации властей; локализация коммуникативной политики определенными ситуативными рамками.
Теперь попытаемся сравнить концепции политической власти, выдвинутые Луманом и Хабермасом. Несмотря на то, что авторы данных концепций достаточно жестко критиковали теоретико-политические взгляды друг друга, между ними существует много общего. В первую очередь их связывает понимание власти как средство получения знания о состоянии социальной системы и шагах, совершение которых необходимо для поддержания социального порядка. Во-вторых, власть в данных концепциях перестает рассматриваться как односторонняя репрессивная сила. Она предстает в виде коммуникативного процесса. В-третьих, в обеих концепциях прослеживается тенденция к избеганию крайностей либерализма и социализма и разработки неидеологизированного взгляда на природу политической власти. В-четвертых, обе позиции можно назвать информационными, поскольку в них, несмотря на большое внимание волевому моменту политической власти, подчеркивается ее принципиальная осмысленность.
На основании наличия указанных общих черт теоретико-политических учений Хабермаса и Лумана можно утверждать, что они принадлежат к одному направлению научно-философской мысли, который можно обозначить как социальный концептуализм. Специфика понимания политической власти в данном направлении заключается в ее рассмотрении в качестве средства передачи информации. Такая трактовка сущности власти вполне соответствует определению современной западной цивилизации как постиндустриального, информационного общества, ставшему в последнее время общепринятым.
В свою очередь, оценка современного российского общества как транзитивного ставит вопрос о направлении социальных изменений. Одним из вариантов ответов на него следует признать движение в направлении построения информационного общества. Основанием для такого утверждения служат неоднократные попытки модернизации российской социально-экономической жизни, что означает стремление к ряду ценностных ориентиров западноевропейской цивилизации. Необходимость рассмотрения информационного общества в качестве цели транзитивных процессов делает неизбежным обращение к анализу роли политической власти в социальном концептуализме. Вместе с тем близость социального концептуализма в заявленной методологии исследования не должна приводить к пренебрежению основных достижений двух других направлений социального познания в сфере раскрытия роли политической власти в транзитивном обществе. Обращение к результатам познавательных усилий социального реализма и социального номинализма обусловлено не только тем, что в них понятие информационного общества также находит свое применение, но еще и возможностью иного определения целей транзитивных процессов. При этом хотелось бы подчеркнуть, что даже установление иной цели транзитивных процессов, нежели информационное общество, не озна-
чает автоматического отрицания коммуникативной природы политической власти в развивающихся обществах в целом и российском обществе в частности.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЕ ССЫЛКИ
1. Штомпка П. Социология социальных изменений. - М., 1996.
2. Элиас Н. Общество индивидов. - М.: Праксис, 2001.
3. Луман Н.Невероятность коммуникации / Пер. с нем. А.М. Ложеницина под ред. Н.А. Головина //Проблемы теоретической социологии. - Вып 3. / Отв. ред. А.О. Бороноев. — СПб.: Издательство СПбГУ, 2000.
4. Назарчук А.В. Теоретико-политические взгляды Никласа Лумана // Полис. - 2008. - №3.
5. Хабермас Ю. Моральное сознание и коммуникативное действие / Пер. с нем. под ред. Д.В. Скляднева, послесл. Б.В. Маркова. - СПб.: Наука, 2000. - 380 с.
6. Habermas J. Faktizitat und Geltunga.-M., 1998.
REFERENCES
1. Shtompka P. Sociology of social change. Moskva, 1996.
2. Elias N. The society of individuals. Moskva:Praxis, 2001.
3. Luhmann N. The impossibility of communication. Translation. with German.A.M. Lorenzini Ed. by N.A. Golovin. Problems of theoretical sociology. Vol 3. Resp. Ed. by A.O. Boronoyev. Sankt- Peterburg:Publishing house of St. Petersburg State University, 2000.
4. Nazarchuk A.V. Theoretical and political views Nicholas Lumin . Policy. 2008. No. 3.
5. Habermas J. Moralconsciousness and communicative action / Translation. with German. Ed. by D.C. Sklyadneva, comm. B.C. Markov. Sankt- Peterburg : Science, 2000. 380 p.
6. Habermas J. Faktizitat und Geltunga. Moskva,1998.
Информация об авторе Information about the author
Нарыкова Светлана Петровна, докторант Narykova Svetlana Petrovna, Doctoral Candidate кафедры философии и социологии Красно- at the Chair of Philosophy & Sociology/ Social дарского университета МВД России Studies, Krasnodar University under Russian
Federation Ministry of Internal Affairs
350005 г. Краснодар, ул. Ярославская, 128, 350005 г. Krasnodar, str. Jaroslawl, 128, [email protected] [email protected]
Получена: 05.11.2014 Received:05.11.2014
