CC BY
110
УДК 172.4 Метелев Игорь Сергеевич,
к.э.н., зав. кафедрой Омский институт (филиал) РГТЭУ e-mail: [email protected] 644009, г.Омск, ул. 10 лет Октября, д.195, кор.18
р.т. 8 (3812) 69-29-76
СОЦИАЛЬНАЯ ЭТИКА И МИГРАЦИОННЫЙ ОПЫТ
В статье рассматривается социализация мигрантов как переселенцев, осуществляющаяся в формах приспособительного поведения, соответствующего ожиданиям; выделены варианты взаимоотношений личности трудового мигранта и текущей окружающей среды; разработана рационально осознанная основа предписаний этикета как культуры повседневного поведения мигрантов в единстве нравственных и эстетических начал в духовном и внешнем облике личности.
Ключевые слова: социальная этика; миграционный
опыт; трудовая деятельность; социализация личности.
Намеренные попытки этизировать поведение групп мигрантов - прежде всего в формах кодификации поведения -обнаруживают существенные препятствия. Менее всего показательно заявление Президента Чеченской республики Р. Кадырова (хотя почему нет!) о том, что жители его региона не подпадают под дисциплинирующие санкции кодекса «поведения гостей» столицы, как «иноэтнических мигрантов», гастробайтеров и т.п. В понимании морали как вынесения решений в отношении полноты сущего, обратимся к философскому авторитету М. Хайдеггера, который подчеркивает необходимость развивать этику: она «тем
настойчивее понуждает к своему удовлетворению, что потерянность человека, будь то очевидная, будь то утаиваемая, разрастается до неизмеримости». Действующий индивид может быть «приведен к надежному постоянству только через соразмерное... сосредоточение и упорядочение всего его планирования и поведения в целом» [1, c.214]. Вместе с тем М.Хайдеггер акцентирует вопрос о таком характере планомерности, которая не дает повода требовать «новых жизненных пространств» в порождении необходимости «обустройства соответственно более многочисленных человеческих масс» [1, c.190]. В перенесении на современную ситуацию, можно утверждать о том, что возводимая рядом аналитиков «великая антимиграционная стена» заключает актуальное социально-этическое измерение [2].
Рассматривая «моральное истолкование метафизики» Ф. Ницше, М. Хайдеггер приводит следующую историкоэтическую коллизию. Так, в отношении неудачников, тяготящихся собой, делается попытка от имени сильных «провести им благоприятные ценностные суждения». М. Хайдеггер воспроизводит рассуждение Ф.Ницше в отношении императивов видеть людей «смиренными, прилежными, благожелательными, умеренными». «Таким вы хотите человека? Хорошего человека? - спрашивает Ф. Ницше. «Но, чудится мне, это просто идеальный раб, раб будущего». Очевидно, немецкий философ негодует, поскольку речь идет о людях, которые не могут «от себя вводить цели», отдают «честь морали лишения самости». Относиться к людям без их различия есть форма безразличия, но принципиально «связыванию человека этическими нормами должна быть вроде посвящена вся забота», - подводит итог морально-философским рассуждениям М. Хайдеггер» [1, ^214].
С современных позиций общекультурная, этикетная воспитанность предполагает изменение общеморальной обстановки в обществе. Прежде всего, нравственные смыслы поведения подчеркивают необходимость социальночеловеческого взаимопонимания и солидарности. Естественно, что сегодня производительный труд включается в экономику посредством денежного механизма. Согласно Н. Луману, на переднем плане новые формы социального, но не
межличностного взаимопроникновения - рынок и организация. Это значит, что «полного включения комплексности человека в комплексность другого не просто не нужно, а следует избегать как фактор» [3, ^317]. Действительно, можно отметить, что сегодня работоспособность и энтузиазм не связаны с уважением к конкретному лицу, индивидуальные заслуги не означают вынесение моральных оценок, методичность занятий не ассоциируется с миссией. Только на основе постепенной смены форм общественной дифференциации возможно обращение к мотивам взаимоуважения, причем по мере углубления
социальной интеракции [4, ^62-64]. В целом координация,
организация и регулирование функциональных действий не может осуществляться на основе морали, нормы которой
вызывают опасение в необходимости не переходить границы.
Но социально-этическая составляющая трудовой деятельности (шире - общественной практики) остается. Сегодня поведение мигрантов порождает напряженное общественное внимание, их моральность воспринимается в ракурсе «должного» как дисциплинарно-нормативных правил,
хотя в нравственном смысле должна заключать освободительный потенциал [5].
Как подчеркивает Р.Г. Апресян, общественную нравственность, или социальную этику, следует соотносить с правами человека, положениями о регистрации граждан, ограничениями на использование ряда выражений «не в пользу» отдельных групп граждан. Моральное по-прежнему предполагает реализацию нормативных систем, регламентирующих деятельность в конкретных сферах жизни. При этом наиболее важна «мораль в действии», ее спецификации для реалистической оценки моральной практики. В конечном счете, социальная этика способствует созданию атмосферы общественного блага, солидарности и примирения, хотя остаются подвижными рамки поведения, неопределенность стандартов и стилей жизни [6, с.5].
Моральные установки сознания, отмечает Ю. Хабермас, конечно, могут быть эмоционально окрашены различными способами, включая отвращение или страх, жалость или любовь, причем любовь всякую. Если подобное поведение «полностью объективно» в отношении какого-либо человека, вы можете с ним «сразиться, но не поссориться». Более всего, необходима «наша вовлеченность в положение другого», даже «чужого-другого», соучастие в межличностных отношениях (особенно это касается обиженных) [7, ^72]. Феноменальность человеческой обиды как несправедливо причиненного огорчения, вплоть до оскорбления, а также вызванное этим чувство «терпеть обиды» включает досадные случаи (отчетливая реальность по отношению к трудовым мигрантам не всегда означает правомерности сделанных замечаний, причинения ущерба достоинству личности, вызывая неприятный синдром «обиженности»). Так, степень проявления национально-этнического характера может быть различной, но погружение в индивидно-личностную сферу каждого человека обнаруживает общечеловеческое содержание. Психологический рисунок душевных движений, эмоционально-культурные реакции, характер жизненно-стилистических средств отмечены неповторимым внутренним содержанием. Одновременно в «сердце» человека-мигранта живет неизменное недоверие и враждебность, вплоть до затаенной ненависти к праздного вида окружающим. Причем, этот внутренний слой сознания крайне устойчив и цепок, будучи связанным с укоренившимися привычками, нравственными нормами среды, миром душевных симпатий. Но социально-этические предпочтения способны к нормативно-ситуационной переориентации, и сегодняшний
«экономический реализм», феномен «человека по имени деньги» решают относительно все [8, ^60-70]. Во всяком случае, привлеченное объективное знание о современной действительности поглощает противоречия непосредственного человеческого созерцания.
Социализация мигрантов как переселенцев (migratю) осуществляется в формах приспособительного поведения, соответствующего ожиданиям (противоположная модель просто невозможна). Но история миграционных процессов заключает ряд интересных и малоизученных аспектов. Так, опыт Америки демонстрирует, что многие этнические группы сконцентрировались на определенных вещах и условиях профессией, занятий, отраслей. Однако последние ни в коей мере не соответствовали видам труда, которыми они занимались у себя на родине. «Миграция, - отмечает Э. Хьюз, - обычно означала революцию в видах и стилях работы» (курсив. - И.М.). По мнению автора, речь не идет о классических методах и принципах менеджмента. При вступлении на американский рынок труда та или иная группа обнаруживала или подвергалась дискриминации. В попытках перейти с первых в Америке видов работ на новые, более высокие уровни, представители конкретной группы вновь встречались с дискриминацией. Достигнув определенного уровня, они сами становились «дискриминаторами» по отношению к вновь прибывающим, однако «дискриминаторами амбивалентными»,
проповедующими социальную доктрину равных возможностей и в значительной степени практикующими ее [9, ^74]. Но что конкретно означает «революции в стилях работы»? На наш взгляд, понятие революции используется американским социологом для характеристики привнесения стилей работы со стороны людей, лишившихся традиционных для них принципов организационной деятельности. С другой стороны, речь может идти о проявлении позитивных элементов труда, которые привлекают внимание своей результативностью и эффективностью.
Прежде всего, огромную роль приобретает стандартизация труда, его уплотнение, функциональномеханическое заполнение людьми «формирующими», «шлифующими», «прессующими». Это позволяет мигрантам коммуницировать из города в город накопленный ими опыт и «самих себя». Преобладание миграции такого типа способствует возникновению региональных и национальных анклавов, даже больше. Не случайно в начале 20 века г.Чикаго, как отмечает Ч. Тили, даже гордился тем, что был одним из самых крупных
«польских» и «немецких» городов, не говоря уже о «скоплениях» в нем представителей других национальностей [10, 0.130-131].
Как это может проявиться в современной России? Прежде всего, нам не угрожает стилевая определенность в характере и содержании в противоположности труда новых этнических групп. В сравнении с иммиграционным опытом заселения Америки стилевой опыт трудовых мигрантов, в целом воспринимается как негативный, если не в качестве угрожающего явления (особенно с учетом демонстрации полулегального существования). Историческим исключением является труд первых иностранных специалистов 70-80 г.г. XX в.в. на новационных производствах или локальное использование в послевоенное время зарубежных специалистов на авиаракетных предприятиях и ряде специальных
строительных площадок. Но можно рассмотреть эту проблему более широко в сравнительном анализе зарубежной и
отечественной трудовой практики. Например, работа современных китайских специалистов демонстрирует отличительные особенности труда, в частности, инженернотехнического. Речь идет о культурном сообществе работников, которое предполагает обновленный выбор стилей и способов работы, в целом правил производственного поведения. Исполнители проекта оказываются связанными единым планом и целью, при этом допускается стилевая неопределенность трудовых ориентаций и «инженерный дух» в направлении общей изменчивости культурных предпочтений и норм.
Культура трудовой инженерии включает видимую и невидимую части (в первом случае речь идет о порядке работ, правилах управления, трудовой дисциплине, нормах проверки и поддержания трудовых регламентаций; во втором - о компонентах духовного порядка, идеологической нормативности, самообладания в отношении волевых импульсов) [11, с.59-60]. Последние факторы способны глубоко проникать в производство, именно, в виде «стиля», «духа», когда каждое звено трудовых действий, их невидимость («метафизичность») имеет статус не малозначимого, напротив, определяет «эпохальность», т.е. душу культуры инженерии. Например, празднование торжества сдачи объекта - не срока сдачи объекта, но события «невременной ограниченности», пространственности гармонии, порядка и стабильности [11,
0.61-62]. Можно отметить, что подобная стимулирующая роль в отношении трудовой деятельности традиционно сочетается с качествами скрупулезности, кропотливости, бережливости
труда китайских специалистов и в целом является духовным содержанием строительно-рабочих проектов.
По отношению к трудовым мигрантам в России, прежде всего, следует добиваться общих правил этико-культурной воспитанности (шире деятельности), которые предполагают, во-первых, механическую или «заученную» моральность в виде элементарного выражения приветствий, знаков внимания, вербальных реакций в типичных ситуациях общения, во-вторых, стереотипную моральность как полуавтоматическое исполнение общепринятых норм и образов поведения, культурные привычки, форм коммуникации, наконец, убежденную моральность как достижение личностью внутреннего понимания нравственных принципов и идеалов, ценностных ориентаций на уровне самосознания. Подобный поуровневый поведенческий план в жизненном смысле сопрягается с миром нравов как устойчивых культурно-психологических установок вследствие непосредственного влияния окружающей среды (нравы мира окраин, больших городов, специфики профессий, этнической среды, мест проживания).
Во взаимоотношениях личности трудового мигранта и текущей окружающей среды можно выделить следующие варианты: человек полностью покидает «материнскую среду», полностью остается в ее пределах, частично усваивает ценности новой среды в умении сочетать их с традиционной для него обстановкой. В последнем случае он может быть устремлен к новым для себя ценностям, но ему не удается быть принятым в перспективном жизненном мире, возвращение к исконной почве также не проходит для него «бесследно». В этом случае мигрирующий субъект находится на границе двух сред (миров), и по своему статусу может быть приравнен к маргиналу. Как известно, природа этнических предубеждений в том, что люди не осознают своей предвзятости и даже считают ее вполне естественной, подкрепляя фактами личных взаимоотношений. Им традиционно предшествует стереотипность отношения как стандарт полуавтоматического восприятия («был у нас один такой, никакого сладу с ним нет...»). Отсюда -соответствующее отношение к мигранту как человеку «окраины», которому не место в «нашем» нормализованном социуме.
В отношении маргинального статуса личности Т. Шибутани отмечает универсальную коллизию: изменяющиеся общества плюралистичны, и человек оказывается перед лицом «эталонных групп», но когда картины жизненного мира оказывается несовместимыми, ему трудно определить ситуацию
и успешно интегрировать «Я - концепцию». Существенное обстоятельство состоит в том, что мигранта в трудовых конфликтах критикуют с обеих стороне: в принятии решений администрации даже «бригадир» значит очень не много, он только передает распоряжения, контролирует ход работы и поддерживает порядок. Это означает, что работник служит организации для поддержания ее ценностей, но его собственное положение противоречиво. Именно отсюда берет начало понятие «маргинального человека» Р. Парка: «Это люди, которые находятся на границе между двумя или несколькими мирами, но не принимаются ни одним из них как «полноправные участники» [12, 0.492].
Существует этико-нормативная картина мира, критически-ценностные подходы, и одновременно мораль является момент массового сознания, когда сосуществуют социально-человеческие представления и общественноисторические идеи, происходит редукция нравственнонормативных представлений. Например, позиция «все приличное естественно, но не все естественное прилично», как поведенческий императив, имеет конкретное понимание жизненно-практических смыслов (исторических, этнических, социальных, этических, временных). В этом отношении представляется необходимой выработка особых систем кодификаций, способов действий, способных внушить к себе доверие. Но означает ли это, что мигранты как особая социальная группа имеют собственную мораль? Вынужденность ситуации считаться с корпоративно-трудовым статусом противоречиво соотносится с принципом служения человеку и человечности. Как в целом, так и в отношении современной миграции неправомерно говорить о труде как потребности, радости вдохновения и энтузиазме [13, с.260; с.747]. Другое дело могут появляться предписания поведения и оценки общественного мнения в отношении производственнотехнологической ответственности, внешнего облика, соответствия общепринятым «локусам» (пространственновременной данности) традиционного поведения, что должно побуждать менеджеров прибегать к продуманной регламентации, разработке специальных правил поведения мигрантов как элементов надежной работы трудового механизма. Причем, это органически сочетает полезный труд и его нравственную ценность, хотя красота труда - даже не польза, которая не осознается как таковая, но особая ценность в системе исторически развивающихся качеств.
Творческий характер деятельности объективно обусловлен материально-техническими возможностями, которые предоставляются производительным силам. Так, индустриальная техника значительно расширяет ограниченные в случае механического труда возможности формообразования, в конечном счете, удовлетворяет потребности трудящегося человека в специально сконструированной обстановке жизнедеятельности. Но и сегодня отсутствует уникальность творческого трудового акта, который бы подчеркивал необходимость «работать» на эстетическое качество вещи.
В целом эстетизация жизненного пространства осуществляется путем композиции и конструирования характерных форм трудовой деятельности, которая «старше» эстетики среды (последняя является ее «младшей сестрой», например, умелые действия сливаются с их искусностью, оформлением рабочих мест, вплоть до опрятности и красочности внешнего вида). Это пример специалистов и модельной одежды, строгой гигиеничности предметов и средств труда. Речь идет не только о материально-духовной атмосфере, но и появлении направленности труда, в котором человек реализует себя, обнаруживает поле творческого самоосуществления (отсюда - «красота жизни», исходя из творческого характера бытия личности и ее деятельности). В результате у окружающих формируется не только особое отношение к униформенности работников, но и ее цветовой (не цветной!) выразительности - как популярной форме эстетически-наглядного чувства, суммарной выразительности облика, что создает различные настроения и расположение духовного склада и отношения1.
Сегодня новый миграционный опыт, взаимоузнавание людей и конфликты культурно-производственных стилей обозначают если не «революцию», то несовпадение (рассогласовывание) межкультурных отношений. Но существенным является различие позиций восприятия труда: я знаю, что вы делаете правильно; мне нравится, как вы работаете. Помимо фактора контагиозности как степени
1 Метод трудовой деятельности и стилистика располагаются в разных плоскостях приложения человеческих усилий (метод обозначает практические принципы осуществления операций, тогда как стиль - закономерности структуры появления их творчески-человеческого характера). Можно утверждать, что стиль появляется в том случае, когда имеет место сопряжение элементов формообразующих качества труда. Стилевой феномен диктуется содержанием, но является качеством внешне совершаемых действий, принципом их закономерного строения. Точно так, и работники - они обслуживают характер и содержание труда, но их поведенческие акты есть нечто от него отличное. Отсюда - различия в бережливости, экономичности действий, их аккуратности и расчетливой умелости, лаконичности межролевого взаимодействия, общей культурной законченности обращений.
взаимовлияния, вовлеченности, динамичности обмена информацией, переживаниями, эмоциональными состояниями, следует разделять этику трудовой деятельности - внутренняя регуляция на основе активности, норм, интегративности, эстетическую сторону внешних моментов - подтянутость, порядок, привычки, этикетные формы, а также эстетика внутренних моментов - творческая наполненность, мажорный тон, коммуникативный стиль отношений. В результате развивается тенденция объективации как результат нарастающего разделения труда и специализации различных сфер жизнедеятельности, вплоть до культуры окружающей среды [14, 0.39].
С точки зрения современной этики существенными являются позиции перераспределения «универсальной нормативности другого» как позитивный ответ на «вызов нормативности», что предполагает конкретное признание других и заботы о них как необходимость встречи «лицом к лицу». В частности, общественный опыт мигрантов должен быть значим для людей, принадлежащих к другим традициям или к «инакомыслящим» представителям данной традиции. На этой основе развивается универсально-нормативная установка, способная избежать репрессивных «недочетов» прежних концепций морали. Диалогическое признание другого в ориентациях на его жизненных мир обусловливает признание «самопонимания другого», т.е. с позиций его самого, в целях адекватного понимания и объяснения поступков [15, 0.114-116].
Абстрактно-эгоистический смысл формулы «каждый имеет по своим заслугам» в нравственно-человеческом смысле, особенно по отношению к тем, кто оказывается в бедственном положении, означает несчастие несчастного, счастье счастливого, что в конечном счете предстает выражением неравенства. Моральный фактор должен выступать определителем связи объекта с тем, что нужно человеку, в чем он субъективно заинтересован. Речь может идти о внеучных приемах ориентации в социуме на уровне житейского обыденного опыта, но которые включены в повседневную деятельность и являются наиболее желательными ее направлениями (объективный мир постигается, по выражению Гегеля, «в-себе-и-для-себя-бытии»). Но это должна быть рационально осознанная основа предписаний этикета как культура повседневного поведения тех же мигрантов в единстве нравственных и эстетических начал в духовном и внешнем облике личности (как степень культурного усвоения правил,
приличий, манер, очерчивающих типичные для общества моральные ситуации и формы общения).
Литература
1. Хайдеггер М. Время и бытие//Статьи и выступления. М.: Республика, 1995.
2. Бутаков Я. Великая антимиграционная стена [Электронный ресурс]. иКЬ: Ьйр://Ьа-2паше.ш/ргт1рЬр?^=347947
3. Луман Н. Социальные системы. СПб.: Наука, 2007.
4. Давыдов Ю.Н., Вебер и Булгаков. Христианская аскеза и трудовая этика//Вопросы философии. 1994. № 2.
5. Метелев С.Е. Международная миграция и ее влияние на социально-экономическое развитие России. Старый Оскол: ТНТ, 2010.
6. Апресян Р.Г. Понятие общественной морали (опыт концептуализации) //Вопросы философии. 2006. № 5.
7. Хабермас Ю. Моральное сознание и коммуникативное действие. СПб.: Наука, 2006.
8. Андреев И.Л. Человек по имени «Деньги»//Вопросы философии. 2002. № 11.
9. Хьюз Э. Работа и досуг //Американская социология. М.: Прогресс, 1972.
10. Тили Ч. Формы урбанизации //Американская социология. М.: Прогресс, 1972.
11. Бао Оу. Анализ понятия «культура инженерии»//Вопросы философии. 2007. № 5.
12. Шибутани Т. Социальная психология. Ростов н/Д., 1998.
13. Чангли И.И. Труд. М.: Наука, 1973.
14. Зиммель Г. Конфликт современной культуры. Петроград: Начатки знаний, 1923.
15. Кеглер Г.Г. Этика после постмодернизма//Вопросы философии. 2006. № 3.
