CC BY
166
И.Н. Попов
Соотношение юриспруденции и этики в моральной философии Иммануила Канта
В современной отечественной научной и публицистической литературе ставится задача построения правового государства и гражданского общества. Государство во всех направлениях своей политики должно превратиться из надзирателя и покровителя общества в его инструмент. Но за большим количеством риторики по поводу этой задачи не видно умения формулировать философский уровень проблемы. Двести же лет назад этот вопрос уже был в центре социально-философской доктрины И. Канта. Поэтому мы предлагаем обратиться к трудам одного из основоположников теории правового государства. В то время как многие положения таких сочинений немецкой философской классики, как «Замкнутое торговое государство» Фихте или «Философия права» Гегеля, выглядят теперь довольно анахронично, философско-правовые идеи Канта и в XX в. демонстрируют все возрастающую актуальность.
В большей части исследований философии Канта наблюдается акцентирование внимание на его теории познания. Делаются даже попытки представить кантовскую этику как своеобразную высшую гносеологию. Особенно данная тенденция прослеживается в системе преподавания философии. По нашему мнению, Кант был далек от понимания человека лишь как познающего субъекта. Скорее решение им гносеологических проблем было предпосылкой для перехода к основным этическим и социально-философским вопросам. В данной статье мы обращаемся к одному из достижений Канта — его видению соотношения юриспруденции и этики, их единства и отличия, проблеме до сих пор являющейся в кантоведении камнем преткновения.
В предшествующей Канту традиции существовали два основных подхода к вопросу соотношения права и этики. Первый,
чисто формальный подход к праву, видел в нем волю властвующего. Этика здесь не имела никаких точек соприкосновения с правовой формой, так как последняя могла наполняться любым случайным содержанием. Второй, этико-экстремистский подход, предъявлял к содержанию права требования, превращающие его в формально-определенную систему этических норм. Лишь в конце XVIII в. Кант на основе априоризма создает формальную правовую доктрину (см.: «Метафизика нравов», «К вечному миру. Философский проект» и др.), где формулы по своей сути содержательны. Это и позволило определить единство и различие права и этики.
Прежде всего необходимо отметить, что для Канта юриспруденция - это рациональное правоведение, философия права, не имеющая ничего общего с правоведением, как частной эмпирической наукой. К правовому эмпирику относятся следующие слова: «Что говорят или говорили законы в том или ином месте в то или иное время, он еще может указать; но право (гесЫ;) ли то, чего они требуют, и каков всеобщий критерий, на основании которого можно вообще различать правое и неправое (шБишг е! тшэШт), - это остается для него тайной, если он хоть на время не оставляет указанные эмпирические принципы и не ищет источник этих суждений в одном лишь разуме (хотя бы упомянутые законы и служили ему для этого хорошим руководством), чтобы установить основу для возможного положительного законодательства» [1, с. 252-253]. Подлинными провозглашате-лями и толкователями права основанного на разуме являются свободные учителя права - философы, становящиеся часто неугодными правительствам [2, с. 107].
Как в области нравственности Кант вместо теории существовавших и существующих нравов создает этику - философию
должной быть чистой рациональной морали, так и в области права речь идет о системе априорных правовых положений. Это метафизика права, так как ее положения внеопытны и сверхчувственны. Данный ход мысли Канта хорошо представлен им в определении частно-правового понятия владения. Это не эмпирическое (физическое) владение, а интеллигибельное (чисто правовое) понятие. Согласно ему, предмет мыслится в моей власти вне пространства и времени. Выражение «внешнее мое» означает не нахождение в другом от меня месте, а отличие от меня. «Внешнее мое - это то, воспрепятствование в пользовании чем нанесло бы мне ущерб, хотя бы я и не находился в эмпирическом владении им...» [1, с. 272, 277].
Юриспруденция и этика в философии Канта теснейшим образом связаны, так как оба эти раздела учат о внеприродной сфе-рр свободы (должного бытия). В сфере несвободного природного бытия, вне человеческой практики, долженствование отсутствует, законы природы осуществляются вне зависимости от чьей-либо воли. Этим законам мы не должны, а принуждены следовать [3, с. 73; 4, с. 133]. Факт свободы же делает возможным независимость воли от эмпирии через подчинение моральному закону. «Такая независимость называется свободой в самом строгом, т.е. трансцендентальном смысле» [5, с. 406]. Независимость от природного феноменального аффицирования - есть лишь одна сторона свободы и ее негативный смысл. Но есть еще позитивная сторона свободы. Человек помимо следования внеприрод-ным моральным законам, и даже помимо представления о них, способен еще самоопределяться, устанавливать эти законы. Способность чистого практического разума быть законодателем самому себе - свобода в положительном смысле. Это есть автономия «чистого практического разума, т.е. свободы и эта свобода сама есть формальное условие всех максим...» [5, с. 412]. Как верно отмечалось, свобода мыслится Кантом не как элемент бытия вообще, а только человеческого бытия. Человек является свободным, ког-
да он не получает нравственные ценности извне, а рождает их изнутри [6, с. 42; 3, с. 75, 82]. Сфера свободы носит название «мораль», философия, занятая ею, отвечает на вопрос: «Что я должен делать?»
[7, с. 90; 8, с. 492]. Это так называемая практическая философия. Но если и юриспруденция, и этика моральны, то в чем их различие?
Критерием различения права И этики, согласно Канту, являются понятия легальности и моральности, в узком смысле слова. Для всякого априорного законодательства требуются два элемента: закон, объективно представляющий поступок, и мотив, субъективно связывающий определяющее основание произволения этого поступка с представлением о законе [1, с. 239-240]. Единственным мотивом априорного морального закона может быть долг, т.е. уважение к закону как таковому, возбуждаемое самим чистым разумом [5, с. 463-464]. Сам закон становится достаточным определяющим основанием воли. Здесь устраняется любой душевный порыв, а присутствует лишь одно уважение к своему долгу [5, с. 476].
Мотив и есть основание для выведения понятий легальности и моральности, и соотносимых с ними законов. «Поскольку они касаются лишь внешних постутсов и их законосообразности, они называются юридическими законами; если же ими выдвигается требование, чтобы они (законы) сами были определяющими основаниями поступков, они называются этическими, и в этом случае говорят: соответствие с первыми есть легальность, со вторыми - моральность поступка» [1, с. 234-235]. Юридические законы, относящиеся к «строгому праву», не содержат в себе ничего этического, ибо не требуют никаких определяющих оснований произволения, кроме внешних. Иными словами, это законодательство не требует, чтобы единственным мотивом поступка был долг, а допускает любой мотив [1, с. 240, 255]. «Одно лишь соответствие или несоответствие поступка закону безотносительно к его мотиву называют легальностью (законосообразностью); то соответствие, в котором идея
долга, основанная на законе, есть в то же время мотив поступка, называется моральностью (нравственностью) поступка» [1, с. 240]. Как было сказано, и юриспруденция, и этика основаны на понятии свободы. Но если принцип права аналитичен - не выходит за пределы понятия свободы, то принцип учения о добродетели синтетичен - связывает со свободой еще цель, которую он делает долгом [1, с. 438].
Итак, право может иметь своим объектом лишь внешнюю сторону поступков. Кант пишет: «В этике закон мыслится как закон твоей собственной воли, а не воли вообще, которая могла бы быть и волей других, и в таком случае мы имели бы правовой долг, который не принадлежит к области этики» [1, с. 430]. Правовые обязанности, для которых возможно внешнее законодательство и которые опираются на принцип возможности внешнего принуждения, могут связать с законом лишь внешние обязанности. Вне сферы права остаются обязанности добродетели, для которых невозможно внешнее законодательство, ибо оно не способно урегулировать мотив долга, являющийся внутренним духовным актом [1, с. 263].
В исследованиях, посвященных философии Канта, также указывается на мотив поступка как на отграничение юридического законодательства от этического [9, с. 22-23; 10, с. 195-196; 11, с. 355; 12, с. 149; 13, с. 155; 4, с. 134]. Все эти авторы считают, что Кант различает легальные и моральные поступки как таковые. Будто бы человек сознательно, в зависимости от ситуации, следует разным мотивам, и от этого его поступок становится легальным или моральным. Некоторые кантовские фразы, вырванные из общефилософского контекста, действительно могут привести к такому умозаключению. Более верное, но недостаточно обоснованное толкование дал Э.Ю. Соловьев, считающий, что речь должна идти лишь о своеобразии юридической оценки поступков, закрепленной в процессуальном праве [14, с. 170].
Действительно, Кант относит как ле-
гальные, так и моральные поступки к сфере морали, к сфере свободы. А свободными поступками являются деяния, соответствующие категорическому императиву прежде всего по внутреннему основанию - мотиву долга, но также не исключающие и внешнюю сторону законосообразности. Невозможен свободный поступок на основании иного мотива, в противном случае это будет произвол, основанный на эмпирических факторах. Максима произвола не может быть основой всеобщего законодательства, т.е. не может быть категорическим императивом. А не моральные максимы в принципе всегда обусловлены чувствами. Легальный же свободный поступок, с которым имеет дело право, совершается в качестве долженствования. Для самого субъекта действия невозможен выбор между совершением легального или морального поступка, а возможно лишь совершение морального или не морального деяния. Легальность - это внешняя правовая оценка поступка. Извне, имея дело с чужой внешней стороной поведения, невозможно определить его моральность, не имея возможности проникнуть во внутренний мир человека. Зато легко определяется легальность действия, его внешнее объективное соответствие требованию категорического императива. Субъектом такой оценки может быть не только лицо - участвующее в официальном правовом процессе, но любой человек, как носитель формулы категорического императива.
Понятие легальности носит глубоко гуманистический характер, так как отдает на откуп возможному внешнему законодательству лишь внешнее поведение людей. Не может быть правовых обязанностей, а следовательно, юридической ответственности, касающихся сферы мыслей, убеждений, верований человека. Как сказал К. Фишер: «Я не имею никакого права на то, чтобы другой имел ко мне то или другое чувство, я имею право исключительно на то, чтобы он постольку ограничивал свой произвол в отношении к моему, чтобы не нарушить сферы моей свободы»
С* ч*
[4, с. 136]. Законы, не согласующиеся с этим принципом, будут основываться не на априорных структурах разума, а на случайной воле законодателя, обусловленной факторами чувственно воспринимаемой пространственно-временной природы. Но Кант сохраняет ригористическое требование к самой личности руководствоваться чистым мотивом уважения к закону, а не обусловленными мотивами эгоистического характера.
Исходя из вышесказанного нельзя согласиться с мнением о неполном разграничении правового учения и этики в философии Канта. Говорят о моральном обосновании права и его подчиненности этике [10, с. 193; 15, с. 366], учении о праве как прикладной этике [12, с. 149], философии права как связующем звене меж политикой и моралью [16, с. 35], взаимо-дополнительности морали й права, где этика предстает теорией правосознания [14, с. 187, 189; 17, с. 242], и, наконец, о юридизации Кантом морали [8, с. 489-490]. Последнее мнение будет справедливым, если будет поставлена под сомнение возможность нормативной этики. На самом деле Кант, как никто другой, разграничил право и этику вразрез с предшествующей ему традицией их отождествления или выведения одного из другого [9, с. 22]. Другое дело, что и юриспруденция, и этика, составляя вместе практическую философию
Канта, имеют одни и те же основания Как справедливо отмечалось, «требования категорического императива лежат в философии Канта как в основе его учения о добродетели, так и в основе его учения о праве» [13, с. 155]. Этими основами, помимо категорического императива, являются чистый разум в его практическом аспекте и идея свободы. Затем же происходит последовательное разведение юриспруденции и этики, где ни одна сторона не является частным проявлением другой. Важнейшим моментом разграничения является отношение к мотиву поступка, но не с субъективной стороны, а со стороны внешней объективной оценки. Кант, различая субъективную и объективную человеческую практику, строит юриспруденцию и этику как объективную и субъективную мораль.
В заключение необходимо отметить тот факт, что современная российская законодательная политика, особенно регионального уровня, не отвечает требованиям кантовской правовой доктрины. Это прежде всего тенденция нормативно-правового регулирования сферы нравственности. Надеемся, что депутаты, которым предстоит работать в XXI в., не будут повторять ошибок имевших место в законодательстве как имперской, так и советской России.
Литература
1. Кант И. Метафизика нравов // Сочинения. В 8-ми т. М., 1994. Т 6.
2. Кант И. Спор факультетов // Сочинения: В 8-ми т. М., 1994. Т. 7.
3. Зиммель Г. Кант. Шестнадцать лекций, прочитанных в Берлинском университете // Зиммель Г. Избранное. Т. 1: Философия культуры. М., 1996.
4. Фишер К. История новой философии. Т. 5, Ч. 2: Иммануил Кант и его учение. СПб., 1906.
5. Кант И. Критика практического разума // Сочинения. В 8-ми т. М., 1994. Т. 4.
6. Абрамян Л.А. Несколько замечаний о структуре кантовского понятия свободы // Кантовский сборник. Калининград, 1990. Вып. 15.
7. Гулыга А.В. Немецкая классическая философия. М., 1986.
8. Нерсесянц B.C. Философия пра,ва: Учебник для вузов. М., 1997.
9. Баскин Ю.Я. Кант. М., 1984.
10. История политических и правовых учений XVII-XVIII вв. М., 1989.
11. Кассирер Э. Жизнь и учение Канта. СПб., 1997.
12. Нарский И.С. Западноевропейская философия XIX в. М., 1976.
13. Пионтковский А.А. Теория права и государства Канта // Философия Канта и современность. М., 1974.
14. Соловьев Э.Ю. И. Кант: взаимодо-полнительность морали и права. М., 1992.
15. Асмус В.Ф. Иммануил Кант. М., 1973.
16. Чухина Л.А. Проблема человека в философии Иммануила Канта // Этика Канта и современность. Рига, 1989.
