CC BY
74
ДИСКУССИОННАЯ ТРИБУНА
Д.Ю. Гончаров*
СООТНОШЕНИЕ
РЕГУЛЯТИВНОЙ И ОХРАНИТЕЛЬНОЙ ФУНКЦИЙ В ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВЕ О ПРОТИВОДЕЙСТВИИ ПРЕСТУПНОСТИ
Аннотация. Законодательство о предупреждении преступлений и отрасли законодательства о борьбе с преступностью выполняют регулятивную функцию; а уголовное законодательство, кроме того, — охранительную. Изменения регулятивных норм могут, а в ряде случаев — должны повлечь изменение смысла или текста охранительных норм; и наоборот — изменения охранительных норм могут потребовать регулятивных изменений. В статье описываются примеры, подчеркивающие два аспекта функциональных связей уголовного законодательства с актами смежных отраслей: во-первых, направленность уголовного законодательства на охрану общественных отношений, складывающихся в сфере предупреждения преступлений, уголовного судопроизводства и исполнения наказаний; а во-вторых, необходимость изменения норм одной отраслевой принадлежности ввиду изменения норм других отраслей. Так, Федеральным законом от 06.04.2011 № 66-ФЗ в УК РФ введена ст. 314.1 «Уклонение от административного надзора», появившаяся одновременно с принятием Федерального закона от 06.04.2011 № 64-ФЗ «Об административном надзоре за лицами, освобожденными из мест лишения свободы». Охранительная функция уголовного законодательства направлена на охраняемые и охраняющие отношения. Причинение вреда нормальной деятельности систем предупреждения преступлений, уголовного судопроизводства и исполнения наказаний в аспекте охранительной функции уголовного законодательства должно рассматриваться с учетом опасности как для охраняемого, так и для охраняющего отношения. Сущность охраняемых отношений, складывающихся в сфере специального предупреждения преступлений, досудебного и судебного уголовного судопроизводства, исполнения уголовных наказаний, определяется нормами предупредительной, уголовно-процессуальной и уголовно-исполнительной отраслей законодательства. Уголовно-правовой запрет совершать конкретные общественно опасные деяния в сферах предупреждения преступлений, уголовного судопроизводства и исполнения наказаний, соединенный с угрозой применения наказания за его нарушение, является сущностью охраняющего общественного отношения. Из предупредительных, уголовно-процессуальных и уголовно-исполнительных отношений, регламентированных предписаниями регулятивных отраслей, уголовно-правовыми нормами могут охраняться только те, которые состоят в обязывании и (или) запрете. Общественные отношения, регулируемые управомочивающими нормами, например уголовно-процессуального законодательства, в уголовно-правовой охране не нуждаются. В статье проанализированы связи охранительной функции уголовного законодательства и регулятивной функции законодательства о предупреждении преступлений, уголовно-процессуального законодательства, уголовно-исполнительного законодательства на примере норм, закрепленных, в частности, в ст. 174,174.1, 183,185.3,185.6,294,299-303,305-313,314.1,315 УК РФ и в коррелирующих с ними статьях смежных отраслей.
*
© Гончаров Д.Ю., 2015
Гончаров Денис Юрьевич — кандидат юридических наук, доцент, профессор кафедры уголовного права второго факультета института повышения квалификации Академии Следственного комитета РФ. [goncharov_d@mail.ru] 125080, Россия, г. Москва, ул. Врубеля, д. 12.
Ключевые слова: законодательство о противодействии преступности, законодательство о предупреждении преступлений, уголовное законодательство, уголовно-процессуальное законодательство, уголовно-исполнительное законодательство, регулятивная функция, охранительная функция, охранительные отношения, охраняющие отношения, связь уголовно-правовой охраны с предупреждением преступлений, правосудием и исполнением наказаний, функциональная связь.
Причинение вреда нормальной деятельности систем предупреждения преступлений, уголовного судопроизводства и исполнения наказаний в аспекте охранительной функции уголовного законодательства должно рассматриваться с учетом опасности как для охраняемого, так и для охраняющего отношения. При изучении охранительной функции уголовного законодательства, помимо роли отрасли, заключающейся в защите охраняемых отношений и выполняемой, в частности, законодательным реагированием на изменения в этих социальных отношениях путем изменения текста или смысла диспозиции Особенной части статьи УК РФ, необходимо обращать внимание на эффективность защиты охраняющих отношений адекватными санкциями.
Направленность уголовного законодательства на охрану общественных отношений, складывающихся в сфере предупреждения преступлений, в последнее время проявилась с принятием законов о предупреждении преступлений и актов о коррекции уголовного законодательства. Так, например, Федеральным законом от 06.04.2011 № 66-ФЗ в УК РФ введена ст. 314.1 «Уклонение от административного надзора», появившаяся одновременно с принятием Федерального закона «Об административном надзоре за лицами, освобожденными из мест лишения свободы» от 06.04.2011 № 64-ФЗ. Таким образом, функциональная зависимость здесь обнаруживается как в направленности уголовного законодательства на охрану отношений, урегулированных обязывающими и запрещающими предписаниями предупредительной отрасли, так и в изменении текста одной отрасли (уголовной материальной) в связи с изменениями, произошедшими в нормативном материале другой социальной направленности. Охраняющие отношения в данном случае закрепляются в следующей санкции за деяние, предусмотренное ст. 314.1 УК РФ: обязательные работы на срок от 180 до 240 час., либо исправительные работы на срок до 2 лет, либо лишение свободы на срок до 1 года. Обращает на себя внимание тот факт, что законодатель по какой-то причине счел нецелесообразным применение к лицам, совершившим данное преступление, наказаний, являющихся более строгими, нежели обязательные и исправительные работы, и менее строгими, чем лишение свободы: ограничения свободы, принудительных работ и ареста.
Функциональные связи в смысле необходимости изменения одних норм ввиду изменения других норм проявились в следующем случае. Законодатель структурно не разделил предписания предупредительного характера и оперативные предписания об изменении уголовного законодательства, поместив в одном акте положения, с одной стороны, регулирующие профилактическое противодействие неправомерному использованию инсайдерской информации и манипулированию рынком, а с другой — о коррекции УК РФ и иных актов. Речь идет о Федеральном законе «О противодействии неправомерному использованию инсайдерской информации и манипулированию рынком и о внесении изменений в отдельные законодательные акты РФ» от 27.07.2010 № 224-ФЗ. Несмотря на то, что уяснение функционального взаимодействия в данном случае не может быть поставлено в зависимость от даты или последовательности принятия норм, тем не менее обращает на себя внимание тот факт, что законодатель и здесь соблюдает логику законотворчества. В начале закона идет речь об общих положениях противодействия, и в частности предупреждения негативных процессов в регулируемой сфере, а после этого (в последующих главах) — вносятся соответствующие за-конокорректирующие нововведения (например, устанавливается ответственность за манипулирование рынком — ст. 185.3 УК РФ, неправомерное использование инсайдерской информации — ст. 185.6. УК РФ).
В качестве еще одного примера корреляции законов о предупреждении преступлений и измененного охранительного законодательства можно привести положения Федеральных законов «О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем» от 07.08.2001 № 115-ФЗ и «О внесении изменений и дополнений в законодательные акты РФ в связи с принятием Федерального закона "О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем"» от 07.08.2001 № 121-ФЗ. сформулированное в законе о предупреждении преступлений понятие легализации (отмывания) доходов, полученных преступным путем, как придания правомерного вида владению, пользованию или распоряжению денежными средствами или иным имуществом, полученными в результате совершения преступления, нашло отражение при формулировании законом от 07.08.2001 № 121-ФЗ цели
как признака состава преступления в ст. 174 УК РФ. Связь с принятием Федерального закона «О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем» проявилась и в дополнении Федеральным законом № 121-ФЗ УК РФ ст. 174.1, изменением ст. 183. Важным нововведением является дополнение объектов, охраняемых положениями ст. 183 УК РФ, указанием на налоговую тайну, ограничению которой посвящено законодательное регулирование отдельными положениями Федерального закона «О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем» от 07.08.2001 № 115-ФЗ (п. 8 ст. 7, абз. 4 ст. 8, абз. 3 ст. 9).
Следует отметить, что в настоящий момент ввиду отсутствия разнообразия превентивных мер, обязывающих воздерживаться от социально вредного поведения, в России не так много и норм уголовного законодательства, направленных на охрану соответствующих предупредительных отношений. Интересные примеры из зарубежного опыта в этой связи приводят З.А. Незнамова и А.В. Незнамов: в США на лицо, вместо решения о возмещении морального вреда, может быть наложен так называемый судебный запрет (injunctive relief). В случае нарушения наложенного запретом правоограничения субъект может быть привлечен к ответственности как гражданской, так и — за неуважение к суду (contempt of court) — уголовной. Авторы делают вполне обоснованный вывод о сочетании в применении судебного запрета предупредительной функции и формализации потенциально криминального поведения в будущем1.
Приведенные данные позволяют сделать следующие выводы. Во-первых, функция уголовного законодательства выражена в охране от преступных посягательств, в частности, отношений по предупреждению преступлений. В этой связи в специальных доктринальных исследованиях необходимо обсудить вопрос о достаточности охраны уголовно-правовыми средствами конкретных специально-профилактических мер. Во-вторых, функциональная зависимость охранительных норм от регулятивных предписаний предупредительной отрасли подчиняется общей закономерности: изменения в регулировании отношений способны повлечь в необходимых случаях и изменения их (отношений) охраны. В-третьих, в нормах уголовного законодательства в качестве криминообра-зующих признаков следует указывать на нарушение конкретных обязываний и запретов, установленных регулятивной отраслью, а при отсутствии
1 См.: Незнамова З.А., Незнамов А.В. Судебный запрет как альтернатива уголовному наказанию // Уголовное наказание — социальное благо или зло?: материалы VIII Между-нар. науч.-практ. конф., посвященной памяти М.И. Ковалева (Екатеринбург, 18-19 февраля 2011 г.): в 2 ч. Ч. 1. Екатеринбург: Изд. дом УГЮА, 2012. С. 51-52.
такой возможности правоприменитель при уяснении смысла незаконности уголовно-наказуемых деяний будет поставлен в ситуацию субъективной оценки степени общественной опасности нарушенных субъектом регулятивных обязываний.
Перейдем к исследованию соотношения регулятивной функции уголовно-процессуального законодательства и охранительной функции уголовного законодательства.
В процессе предварительного расследования и судебного рассмотрения уголовных дел могут возникнуть нарушения правовых норм, которые выходят за рамки чисто процессуальных. Отдельные виды этих нарушений достигают такой общественной опасности, что уголовный закон объявляет их преступлениями, охраняя и общественные отношения в сфере уголовного судопроизводства. Таким образом, объектом уголовно-правовой охраны становятся уголовное судопроизводство и правосудие2. При совершении таких преступлений, как, например, принуждение к даче показаний (ст. 302 УК РФ), фальсификация доказательств (ст. 303 УК РФ), заведомо ложный донос (ст. 306 УК РФ), заведомо ложные показания, заключение эксперта, специалиста или неправильный перевод (ст. 307 УК РФ), отказ свидетеля или потерпевшего от дачи показаний (ст. 308 УК РФ), подкуп или принуждение к даче показаний или уклонению от дачи показаний либо к неправильному переводу (ст. 309 УК РФ) и др., субъект, посягая на непосредственные объекты, всегда в большей или меньшей степени препятствует собиранию или анализу доказательств, мешая тем самым эффективному осуществлению правосудия.
Все эти, а равно и некоторые другие деяния, ответственность за которые предусмотрена нормами гл. 31 УК РФ, представляют собой несоблюдение, неисполнение или неправильное применение норм УПК РФ.
Замечено, что специфика уголовного законодательства заключается в том, что оно охраняет от наиболее опасных посягательств те общественные отношения, которые регулируются нормами иных отраслей права3. Н.Ф. Кузнецова отмечает, что «охраняемые УК интересы (объекты) — это правоотношения в тех или иных сферах жизнедеятельности личности, функционирования общества и государства»4. В.Н. Кудрявцев говорит о нецелесообразности принятия «новых уголовно-правовых норм по вопросам, которые не урегулированы в позитивном плане другими отраслями права»5.
2 См.: Власов И.С., Тяжкова И.М. Ответственность за преступления против правосудия. М.: Юрид. лит., 1968. С. 4, 25-54.
3 См.: Ворошилин Е.В. Уголовный кодекс РСФСР. М.: БЕК, 1994. С. 12.
4 Уголовное право РФ: Особенная часть / под ред. Г.Н. Бор-зенкова, В.С. Комиссарова. М.: Проспект, 1997. С. 16.
5 Кудрявцев В.Н. Две книги об уголовном законе // Совет-
ское государство и право. 1969. № 10. С. 160.
Отсутствие законодательного регулирования социальных отношений может означать отсутствие той особой ценности этих отношений для общества, которая требует их уголовно-правовой охраны. В таких случаях сложно определить объект, субъектный состав и содержание этих отношений, а следовательно, невозможно обеспечить их надежную уголовно-правовую охрану6.
Вместе с тем даже в ситуации причинения вреда общественным отношениям, урегулированным уголовно-процессуальным законодательством, требуется решение вопроса о том, нарушение каких регулятивных предписаний УПК РФ должно повлечь приведение в действие механизма уголовно-правовой охраны. Из всех норм действующего законодательства, предусматривающих уголовную ответственность за преступления против правосудия, непосредственно уголовно-процессуальным законом регулируются отношения, охрана которых закреплена в ст. 294, 299-303, 305-313, 315. Из них только в ст. 301, 302, 307, 308, 310 УК РФ предусмотрена ответственность за нарушение предусмотренных в УПК РФ норм — обязывающих и запрещающих. В остальных случаях уголовно-правовые нормы направлены на охрану тех отношений, которые регулируются конституционно-правовыми нормами, закрепляющими право на жизнь, здоровье, личную неприкосновенность, судебную защиту и др., либо устанавливают и формируют запреты самостоятельно7.
Сказанное дает основание признать правильным мнение П.С. Элькинд, полагающей, что некоторые нормы уголовно-процессуального права охраняются как своими санкциями, так и санкциями других правовых норм8 как уголовного, так и других отраслей права.
Из приведенного анализа видно, что общественные отношения, регулируемые управомо-чивающими нормами уголовно-процессуального законодательства, в уголовно-правовой охране не нуждаются. Это не случайно, так как одно лишь игнорирование субъективных прав их носителем (но не другим лицом, на котором могут лежать корреспондирующие обязанности) не может повлечь необходимости какой-либо охраны.
Итак, одним из признаков функциональных связей норм уголовного и уголовно-процессуального законодательства является их возникно-
вение между охранительными уголовно-правовыми нормами и обязывающими или запрещающими уголовно-процессуальными нормами в случае нарушения последних.
В УПК РФ последовательно говорится о недопустимости дачи заведомо ложных показаний и отказа от дачи показаний потерпевшим (п. 2 ч. 5 ст. 42), свидетелем (п. 2 ч. 6 ст. 56); заведомо ложного заключения экспертом (п. 4 ч. 4 ст. 57); осуществления заведомо неправильного перевода переводчиком (п. 1 ч. 4 ст. 59). В указанных статьях говорится и о последствиях нарушения таких запретов: об уголовной ответственности по ст. 307 и 308 УК РФ для потерпевшего и свидетеля (ч. 7 ст. 42 и ч. 8 ст. 56) или только по ст. 307 УК РФ для эксперта, специалиста и переводчика (ч. 5 ст. 57, ч. 5 ст. 59).
Кроме того, в ч. 6 ст. 141 УПК РФ указано, что заявитель предупреждается об уголовной ответственности за заведомо ложный донос. Обращаясь к судебной практике привлечения лиц к ответственности за заведомо ложный донос, можно отметить последовательность принимаемых судебных решений в этом вопросе. Так, по заявлению Б. о привлечении к уголовной ответственности Д., который под угрозой применения ножа пытался завладеть ее золотыми сережками, было возбуждено уголовное дело по п. «в», «г» ч. 2 ст. 162 УК РФ. В судебном заседании Б. показала, что добровольно впустила Д. в квартиру, он ей ничем не угрожал и ничего не требовал, а заявление она написала из личной неприязни. Б. признана виновной в совершении преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 306 УК РФ9. В совершении преступления, предусмотренного этой же нормой УК РФ, признан виновным А., который, будучи предупрежденным об уголовной ответственности за заведомо ложный донос, сообщил заведомо ложные сведения о совершении в отношении него преступления10. Разумеется, сообщаемые сведения должны быть заведомо ложными, иное может означать отсутствие состава рассматриваемого преступления11.
За иное преступление — отказ от дачи показаний — субъекты в отдельных случаях не преследуются уголовным законом. Так, З. признан виновным в совершении открытого хищения куртки с потерпевшего З-ва. На судебном заседании 05.01.2001, будучи предупрежденным об уголовной ответственности за дачу ложных
6 См.: Безверхов А.Г. Уголовная противоправность в условиях межотраслевого взаимодействия // Дифференциация ответственности и вопросы юридической техники в уголовном праве и процессе. Ярославль: Яросл. гос. ун-т, 2001. С. 39.
7 О самостоятельном установлении и формировании уголовным правом запретов см.: Пионтковский А.А. Курс советского уголовного права. Часть общая. Т. 1. М.: Наука, 1970. С. 12-13; Ковалев М.И. Советское уголовное право. Вып. 1. Свердловск: Свердл. юрид. ин-т, 1971. С. 97; Алексеев С.С. Структура советского права. М.: Юрид. лит., 1975. С. 251.
8 См.: Элькинд П.С. Толкование и применение норм уголовно-процессуального права М.: Юрид. лит., 1967. С. 28.
9 Архив Набережночелнинского городского суда. Уголовное дело 1-769/03.
10 Там же. Уголовное дело 1-1909/03.
11 Так, М. была осуждена районным судом по ч. 2 ст. 306
УК РФ за сообщение о тех действиях, которые в отношении нее
в действительности были совершены субъектом. Несмотря на отсутствие в действиях, совершенных в отношении М. состава преступления, ее сообщение не являлось заведомо ложным доносом. Президиумом Краснодарского краевого суда уголовное дело в отношении М. прекращено за отсутствием состава преступления. См.: ПостановлениеПрезидиума Краснодарского краевого суда от 23.03.2011 по уголовному делу № 44у-1б0.
показаний по ст. 307 УК РФ, потерпевший З-в изменил свои показания в пользу подсудимого З. и показал, что З. его не бил и не снимал с него куртку. На судебном заседании 12.04.2001, после предупреждения потерпевшего З-ва об уголовной ответственности по ст. 307, 308 УК РФ, он отказался от дачи показаний. В этой связи в действиях потерпевшего З-ва были обнаружены признаки преступлений, предусмотренных ст. 307 и 308 УК РФ. В частном определении по рассмотренному делу судья обратил внимание прокурора на обнаружение признаков преступлений и потребовал принятия соответствующих мер. В ответе прокурора указано, что в связи с кассационным обжалованием вынесенного приговора решение в отношении потерпевшего З-ва по факту дачи им ложных показаний и отказа от дачи показаний будет принято после вступления приговора в отношении З. в законную силу12. О практике оставления без правовой оценки действий лиц, отказывающихся давать показания на предварительном следствии, нами уже упоминалось в юридической литературе13.
Из отношений, регламентированных предписаниями регулятивных отраслей, уголовно-правовыми нормами могут охраняться только те, которые состоят в обязывании и (или) запрете. На наш взгляд, нарушения требований уголовно-процессуального законодательства, влекущие уголовную ответственность, должны быть строго регламентированными.
Например, уголовно-правовой запрет разглашения данных предварительного расследования, установленный в ст. 310 УК РФ, основан на уголовно-процессуальном запрете разглашать данные предварительного расследования, который обязаны соблюдать потерпевший (п. 3 ч. 5 ст. 42 УПК РФ), гражданский истец (ч. 6 ст. 44 УПК РФ), защитник (ч. 3 ст. 53 УПК РФ), гражданский ответчик (п. 2 ч. 3 ст. 54 УПК РФ), свидетель (п. 3 ч. 6 ст. 56 УПК РФ), эксперт (п. 5 ч. 4 ст. 57 УПК РФ), специалист (ч. 4 ст. 58 УПК РФ), переводчик (п. 2 ч. 4 ст. 59 УПК РФ) и понятой (ч. 4 ст. 60 УПК РФ). В нормах УПК РФ, устанавливающих этот запрет, сделана оговорка о том, что уголовная ответственность по ст. 310 УК РФ наступает, если названные участники уголовного судопроизводства были предупреждены следователем или дознавателем о недопустимости разглашения данных в соответствии со ст. 161 УПК РФ.
Столь детальное регулирование нормами уголовно-процессуального законодательства запретов давать ложные показания и отказываться от них, давать заведомо ложное заключение и
осуществлять заведомо неправильный перевод, а также разглашать данные предварительного расследования не позволяет сомневаться в оправданности признания нарушений этих запретов общественно опасными и в целесообразности придания им (нарушениям) характера уголовно противоправных.
Функциональные связи уголовного и уголовно-процессуального законодательства с принятием УПК РФ проявились в постановке вопроса об уголовной противоправности деяния, ответственность за которое предусмотрена в ч. 2 ст. 294 УК РФ. Дело в том, что в настоящее время утеряно единство мнений о необходимости всестороннего, полного и объективного расследования уголовных дел14 (а именно этот признак как цель воспрепятствования является обязательным для данного состава преступления). В УПК РСФСР 1960 г. требование всесторонности, полноты и объективности исследования обстоятельств дела было отнесено к нормам-принципам (ч. 1 ст. 20). Достижение материальной истины в советский период признавалось целью уголовного судопроизводства15. В настоящее время полнота, всесторонность и объективность исключены из системы принципов действующего уголовно-процессуального законодательства, изложенных в гл. 2 УПК РФ. В литературе высказываются мнения о том, что это «не исключает необходимости обеспечения всесторонности, полноты и объективности исследования обстоятельств дела. Принцип не исчез, а "растворился" в содержании других норм уголовно-процессуального закона»16. После введения в действие нового УПК РФ судьи указывали на необходимость соблюдения требования полноты рас-следования17. В одном из частных определений судья указал на нарушение требований ст. 171 УПК РФ18. Тем не менее из ответа на это частное определение следует, что на оперативном совещании «указано на недопущение нарушений требований УПК, на полное, всестороннее и объективное расследование уголовных дел»19. Полагаем, что приведенные утверждения о необходимости обеспечения полноты, всесторонности и объективности расследования не
12 Архив Набережночелнинского городского суда. Уголовное дело 1-16/02.
13 См., в частности: Гончаров Д.Ю. Ответственность за отказ от дачи показаний // Журнал российского права. 2002. № 6. С. 106-109.
14 См., например: Головко Л.В. Новый УПК Российской Федерации в контексте сравнительного уголовно-процессуального права // Государство и право. 2002. № 5. С. 55.
15 См., в частности: Строгович М.С. Материальная истина и судебные доказательства в советском уголовном процессе. М.: Изд-во Ан СССР, 1955.
16 Гармаев Ю. Всесторонность и полнота расследования// Законность. 2002. № 9. С. 9. См. также: Солнцева Н. Принцип — невидимка в уголовном судопроизводстве // Законность. 2003. № 5. С. 37-38.
17 См., в частности: Архив Набережночелнинского городского суда. Уголовное дело №1-2279/02;
18 Архив Набережночелнинского городского суда. Уголовное дело № 1-1874/02.
19 Там же.
бесспорны. Так, например, в соответствии с уголовно-процессуальным принципом состязательности сторон, закрепленным в ст. 15 УПК РФ, защитнику предоставлены полномочия по сбору и представлению доказательств, необходимых для оказания юридической помощи (п. 2 ч. 1 ст. 53 УПК РФ). В своем Постановлении от 29.06.2004 № 13-П Конституционный Суд РФ указал на необходимость объективного исследования (курсив мой. — Д.Г.) обстоятельств дела стороной обвинения20. Действительно, государственные органы по-прежнему наделяются обязанностью объективно исследовать обстоятельства уголовного дела. Однако, по нашему мнению, сегодня цель воспрепятствования всестороннему, полному и объективному расследованию дела, указанная в диспозиции ч. 2 ст. 294 УК РФ — признак, не имеющий той очевидной связи с требованиями уголовно-процессуального закона, которая прослеживалась в период действия ст. 20 УПК РСФСР. Поскольку требование полного, объективного и всестороннего расследования и рассмотрения уголовных дел стало дискуссионным, мы предлагаем исключить из текста ч. 2 ст. 294 УК РФ слова «всестороннему, полному и объективному». На наш взгляд, такое изменение уголовного законодательства не будет препятствовать уголовному преследованию за вмешательство в какой бы то ни было форме в деятельность прокурора, следователя или лица, производящего дознание, в целях воспрепятствования расследованию дела.
Следует также отметить, что регулятивная функция уголовно-процессуального законодательства проявляется уже на этапах, на которых еще не возбуждено уголовное дело. До вынесения постановления о возбуждении уголовного дела или об отказе в его возбуждении проводятся проверочные мероприятия в порядке ст. 144-145 УПК РФ, которые, согласно прямому указанию уголовно-процессуального закона (ч. 1 ст. 162, ч. 3 ст. 223 УПК РФ), проходят не на стадии предварительного расследования: она начинается лишь со дня возбуждения уголовного дела. Однако и до возбуждения уголовного дела выполняется значительный объем работы, в ряде случаев в срок до 30 суток. Кроме того, до возбуждения уголовного дела, а значит — до стадии предварительного расследования могут производиться: осмотр места происшествия, осмотр трупа, освидетельствование, причем с привлечением врача или другого специалиста (ч. 2 ст. 176, ч. 4 ст. 178, ч. 1 ст. 179, ч. 3 ст. 179 УПК РФ). Охранительная функция уголовного законо-
дательства направлена, в частности, на охрану производства предварительного расследования от воспрепятствования ему (ч. 2, 3 ст. 294 УК РФ), жизни и здоровья, чести и достоинства целого ряда субъектов уголовного процесса (дополнительные объекты в ст. 295, 296, 298.1 УК РФ), а также порядка получения правдивых показаний, заключения эксперта, специалиста, правильного перевода (ст. 307 УК РФ). Однако по смыслу уголовного закона, названная функция закреплена в нем относительно именно деяний, совершаемых на стадиях, начинающихся после возбуждения уголовного дела. В то же время практические следственные работники, отвечая на вопрос о моменте начала уголовно-процессуальной деятельности, в равной степени значимыми считают как момент возбуждения уголовного дела (37,4 %), так и момент поступления заявления или сообщения о преступлении (36,6 %), а еще 21,9 % указали на момент приема и регистрации сообщения о преступлении. С моментом поступления заявления или сообщения о преступлении связывают начало процессуальной деятельности 48,5 %, с моментом приема и регистрации сообщения о преступлении — 18,2 % прокурорских работников21. На основании этих данных можно сделать вывод о том, что преобладающее число опрошенных связывают начало процессуальной деятельности с этапами до возбуждения уголовного дела. Но процессуально урегулированный и немаловажный этап, который проходит до возбуждения уголовного дела, оказывается неохваченным охранительной функцией норм, включенных в названные статьи гл. 31 УК РФ (Преступления против правосудия)22. Учитывая то, что они являются специальными нормами относительно общих норм об общеуголовных, должностных и иных преступлениях с их признаками, высока вероятность того, что некриминализированные, но объективно общественно опасные, некоторые деяния этого этапа не повлекут никакой ответственности субъектов, их совершающих23, либо повлекут ответственность по статьям, предусматривающим менее строгие наказания (например, о преступлениях против жизни и здоровья). Так, вмешательство в деятельность следователя с целью воспрепятствования его процессуаль-
20 Постановление Конституционного Суда РФ от 29.06.2004 № 13-П «По делу о проверке конституционности отдельных положений ст. 7, 15, 107, 234 и 450 Уголовно-процессуального кодекса РФ в связи с запросом группы депутатов Государственной Думы» // Вестник Конституционного Суда РФ. 2004. № 4. С. 98-99.
21 См.: Коомбаев А.А. Положение личности в уголовном судопроизводстве (по материалам Кыргызской Республики и Российской Федерации): дис. ... д-ра юрид. наук. М., 2014. С. 519.
22 На это указывает, в частности, Д.Р.Сефиев. См.: Се-фиев Д.Р.-оглы. Уголовное законодательство об охране процессуальной деятельности прокурора в уголовном судопроизводстве // Законность. 2013. № 7. С. 69-70.
23 О практике непривлечения к уголовной ответственности по общим нормам при отсутствии признаков специальных норм см., в частности: Гончаров Д.Ю. Уголовная ответственность за невыплату заработной платы при отсутствии состава преступления, предусмотренного ст. 145.1 УК РФ // Уголовное право. 2011. № 3. С. 14-16.
ной деятельности на стадии до возбуждения уголовного дела, к примеру, с целью вынудить его не возбуждать производство по делу, не имеет признаков преступления, предусмотренного ст. 294 УК РФ. А убийство следователя в связи с проводимой процессуальной проверкой до вынесения постановления о возбуждении либо об отказе в возбуждении уголовного дела, например, лицом, преследующим цель избежать уголовной ответственности, не образует состава преступления, предусмотренного ст. 295 УК РФ. Однако и в том, и в другом случае деяния мало отличаются от подобных им, но совершаемых на стадии после возбуждения производства по делу. А значит, они, по сути, посягают на интересы правосудия, их непосредственным объектом выступают отношения, складывающиеся в сфере уголовного судопроизводства, но в УК РФ это не учтено. Интересны в этом смысле результаты проведенного нами опроса сотрудников правоохранительных органов. Так, на развернутый вопрос: «Согласно ст. 294-296, 298.1 УК РФ наказуемы посягательства в отношении следователя, совершенные в связи с производством предварительного расследования. Как вы считаете, наказуемы ли подобные деяния, если они совершены в связи с деятельностью следователя на стадии процессуальной проверки до возбуждения уголовного дела, и как вы это оцениваете?», нами получены следующие ответы. Считают, что названные деяния законом не наказуемы, и считают это оправданным лишь 3,45 % опрошенных. Еще 44,83 % считают, что они законом не наказуемы, но не считают это оправданным. Самая большая группа — 51,72 % полагают, что деяния законом наказуемы, и считают это оправданным. Таким образом, большинство сотрудников правоохранительных органов (вне зависимости от того, правы ли они в оценке сегодняшнего фактического состояния уголовно-правовой охраны соответствующих отношений на стадии до возбуждения уголовного дела) поддерживают идею о необходимости распространения охранительного потенциала ст. 294-296, 298.1 УК РФ на этапы до начала предварительного расследования.
Сказанное позволяет выдвинуть идею о необходимости замены терминов «предварительное расследование», «производство предварительного расследования» в ст. 294-296, 298.1 УК РФ на термин «процессуальная деятельность».
Следующим примером, иллюстрирующим наличие функциональной зависимости между уголовно-правовыми и уголовно-процессуальными нормами, является нормативное регулирование привлечения к уголовной ответственности. Текст уголовно-правового запрета, содержащегося в ст. 299 УК РФ, сформулирован так, что термин «привлечение к уголовной ответственности» не позволяет сделать однозначного
вывода ни о моменте окончания преступления, ни о его субъектах. Проблема лежит в плоскости теории уголовной ответственности, одного из наиболее дискуссионных вопросов уголовно-правовой доктрины. Некоторые авторы считают, что уголовная ответственность означает выраженную в приговоре суда отрицательную оценку (осуждение, признание преступным) общественно опасного деяния и порицание лица, его совершившего24. Согласно иной, близкой к высказанной позиции, уголовная ответственность включает в себя официальное, от имени государства порицание личности виновного25.
Вместе с тем ст. 305 УК РФ предусматривает ответственность за вынесение заведомо неправосудного приговора. Представляется, что при формулировании ст. 299 УК РФ воля законодателя была направлена на криминализацию деяний не судей, а других субъектов. В их число авторы уголовно-правовой литературы практически единодушно включают лицо, производящее дознание, следователя26. Это подтверждается и собранными нами эмпирическими данными. Так, из анализа 18 определений и постановлений судов по уголовным делам видно, что в 11 из них (61, 1 %) обсуждался вопрос о совершении деяния следователем; в 1 (5,55 %) — руководителем следственного отдела; в 4 (22,2 %) — дознавателем; в 1 (5,55 %) — прокурором, утвердившим обвинительное заключение; в 1 (5,55 %, неоконченное деяние) — иным лицом. С учетом того, что ни лицо, производящее дознание, ни следователь не правомочны решать вопрос о виновности лица, а могут своей деятельностью лишь существенно ограничить его правовой статус, становится очевидным, что в ст. 299 УК РФ установлена ответственность за привлечение заведомо невиновного лица в качестве обвиняемого. Примечательно в этой связи указание Верховным Судом РФ по делу С. на то, что «объективная сторона ст. 299 УК РФ выражается в действиях, направленных на привлечение заведомо невиновного в качестве обвиняемого. Подобные действия заключаются в вынесении постановления о привлече-
24 См.: Тихонов К.Ф. Субъективная сторона преступления. Саратов: Приволж. кн. изд-во, 1967. С. 39-44; Демидов Ю.А. Социальная ценность и оценка в уголовном праве. М.: Юрид. лит., 1975. С. 163; Осипов П.П. Теоретические основы построения и применения уголовно-правовых санкций. Л.: Изд-во ЛГУ 1976. С. 51.
25 См.: Божьев В.П., Фролов Е.А. Уголовно-правовые и процессуальные правоотношения // Советское государство и право. 1974. № 1. С. 89. Известно, что от имени государства провозглашается именно приговор (п. 1 ст. 304 УПК РФ), поэтому последнее утверждение также связывает уголовную ответственность с вынесением приговора.
26 См.: Курс советского уголовного права: в 6 т. Часть Особенная. Т. VI. М.: Наука, 1971. С. 112; Курс советского уго-
ловного права. Часть Особенная. Т. 4. Л.: Изд-во ЛГУ, 1978. С. 338; Комментарий к Уголовному кодексу РФ / под общ. ред. В.М. Лебедева, Ю.И. Скуратова. М.: Инфра-М: Норма,
2002. С. 796; Горелик А.С., Лобанова Л.В. Преступления против правосудия. СПб.: Юрид. центр Пресс, 2005. С. 168.
нии в качестве обвиняемого»27. Небезынтересно и возбуждение в отношении А. уголовного дела по признакам покушения на привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности. Будучи начальником ОВД, А., желая помочь знакомому в оказании незаконного давления на потерпевшего, обязался организовать обнаружение и изъятие подброшенных наркотического средства и боеприпасов. Однако довести намерение до конца А. не удалось по независящим от него обстоятельствам: подчиненные — сотрудники отдела уголовного розыска — во время досмотра обнаружили, но не изъяли подброшенное, догадавшись о мотивах начальника28. Очевидно, в такой ситуации, когда действия субъекта не направлены непосредственно на привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности именно следователем или дознавателем, организация подобных действий с использованием подчиненных сотрудников образует признаки должностного преступления и не образует признаков преступления против правосудия. В этой связи следует поддержать решения судов: районного, краевого и Верховного Суда РФ, усмотревших в его действиях признаки преступлений, предусмотренных ст. 286 УК РФ. На наш вопрос: «Какое деяние, на ваш взгляд, наказуемо по норме о привлечении заведомо невиновного к уголовной ответственности (ст. 299 УК РФ)?», 10,34 % опрошенных ответили: «Предъявление постановления о привлечении в качестве обвиняемого или обвинительного акта заведомо невиновному лицу»; 17,25 % дали ответ: «Вынесение постановления о привлечении в качестве обвиняемого или обвинительного акта заведомо невиновному лицу»; «В разных ситуациях может совершаться как вынесение, так и предъявление постановления о привлечении в качестве обвиняемого или обвинительного акта заведомо невиновному лицу; наказуемо и то и другое» — 72,41 %.
Итак, становится очевидным, что действие ст. 299 УК РФ направлено на охрану установленного порядка привлечения к уголовной ответственности, а наиболее часто субъектами анализируемого деяния являются следователи и дознаватели, нарушающие обязанность, которую в общем виде можно сформулировать как «обязанность привлекать к уголовной ответственности при отсутствии осознания невиновности лица», вытекающую, в частности, из положений ч. 1 ст. 171 УПК РФ, либо нарушающие вытекающий из этих же положений запрет на привлечение к уголовной ответственности при осознании невиновности лица. В связи с этим следует поддержать идею о том, что изменение
института привлечения в качестве обвиняемого необходимо, в том числе путем указания имеющейся доказательственной базы в постановлении о привлечении лица в качестве обвиняемого (64,9 % опрошенных следственных и 62,5 % прокурорских работников указали на необходимость своевременно выносить постановление и в нем указывать имеющуюся доказательственную базу путем перечисления во вводной части)29. Согласно ст. 171 УПК РФ постановление о привлечении лица в качестве обвиняемого выносит только следователь. Однако дознаватели также имеют возможность наделить лицо процессуальным статусом обвиняемого, поскольку согласно ст. 47 УПК РФ обвиняемым признается и лицо, в отношении которого вынесен обвинительный акт. Таким образом, вынесение дознавателем обвинительного акта в отношении заведомо невиновного лица также образует состав преступления, предусмотренного ст. 299 УК РФ, а значит, дознаватели также попадают в число его субъектов. Кроме того, вынести постановление о привлечении лица в качестве обвиняемого может и руководитель следственного органа (ч. 2 ст. 39 УПК РФ) и руководитель следственной группы (п. 4 ч. 4 ст. 163 УПК РФ).
В литературе нет единого мнения по поводу момента окончания преступления, предусмотренного ст. 299 УК РФ. Ш.С. Рашковская и С. Асликян таким моментом считают вынесение постановления о привлечении в качестве обвиняемого30. Достоинством такой позиции можно считать то, что с названного момента, а также с момента вынесения обвинительного акта лицо приобретает статус обвиняемого (п. 1, 2 ч. 1 ст. 47 УПК РФ), что, в свою очередь, позволяет применить к нему меры процессуального принуждения, например, объявить в розыск и в случае обнаружения заключить под стражу. Так, ч. 5 ст. 108 УПК РФ определяется возможность заключения обвиняемого под стражу в его отсутствие. Однако при таком подходе остается неочевидной общественная опасность деяния, выразившегося в составлении соответствующего процессуального документа, не предъявленного обвиняемому и не использованного для ограничения его прав. В.П. Малков указывает на соответствие момента окончания рассматриваемого преступления моменту предъявления обвинения, сформулированного в постановлении31. Такая точка
27 Кассационное определение Верховного Суда РФ от 19.05.2011 № 80-011-7 // СПС «КонсультантПлюс».
28 Определение Верховного Суда РФ от 15.04.2010 № 44010-23 // СПС «КонсультантПлюс».
29 См.: Коомбаев А.А. Указ. соч. С. 524, 531.
30 См., например: Курс советского уголовного права: в 6 т. Т. VI. С. 110 (Ш.С. Рашковская при этом, на наш взгляд, проявляет в дальнейшем непоследовательность, утверждая, что в случае отмены прокурором постановления, которым ведущий расследование привлекает к уголовной ответственности лицо, заведомо невиновное, злоумышленник совершает лишь покушение на анализируемое преступление (Там же. С. 115)); Асликян С. Привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности // Законность. 2003. № 6. С. 45-46.
31 См.: Комментарий к Уголовному кодексу РФ. С. 796.
зрения не учитывает блокирования уголовного преследования в отношении скрывшегося лица, не ознакомленного с соответствующим постановлением. Третья точка зрения, высказанная в пользу момента «заведомо незаконного привлечения, независимо от того, было ли лицо оправдано или осуждено, наступили ли вредные последствия для привлеченного»32, представляется весьма неопределенной.
Использование при конструировании уголовно-правовой нормы термина «привлечение к уголовной ответственности» является не единственной причиной отсутствия единства мнений по поводу момента окончания преступления, предусмотренного ст. 299 УК РФ.
Второй такой причиной следует назвать недостаточную точность при формулировании норм уголовно-процессуального законодательства о вынесении постановления о привлечении в качестве обвиняемого и о порядке предъявления обвинения. В ст. 171 УПК РФ регламентируется лишь один этап привлечения в качестве обвиняемого — вынесение постановления. Однако статья называется «Порядок привлечения в качестве обвиняемого». По сути, порядок привлечения в качестве обвиняемого предусмотрен ст. 172 УПК РФ, названной «Порядок предъявления обвинения».
Мы предлагаем внести следующие изменения в уголовно-правовые нормы. Во-первых, название ст. 299 УК РФ изложить в следующей редакции: «Привлечение в качестве обвиняемого лица, заведомо не подлежащего уголовной ответственности». Во-вторых, ч. 1 ст. 299 УК РФ изложить в следующей редакции: «Предъявление постановления о привлечении в качестве обвиняемого или обвинительного акта лицу, заведомо не подлежащему уголовной ответственности, — наказывается лишением свободы на срок до пяти лет». В-третьих, ч. 2 ст. 299 УК РФ изложить в следующей редакции: «Вынесение постановления о привлечении в качестве обвиняемого или обвинительного акта в отношении лица, заведомо не подлежащего уголовной ответственности, повлекшее объявление в розыск, задержание или заключение под стражу потерпевшего — наказывается лишением свободы на срок от двух до семи лет»». В-четвертых, внести в ст. 299 УК РФ ч. 3 в следующей редакции «3. Те же деяния, соединенные с обвинением лица в совершении тяжкого или особо тяжкого преступления, — наказываются лишением свободы на срок от трех до десяти лет».
Это позволит дифференцировать уголовную ответственность за разные виды привлечения заведомо невиновного в качестве обвиняемого, поставить точку в дискуссии о моментах окончания преступления, предусмотренного ст. 299 УК,
а также исключить трудности при определении его субъектов.
Функция поддержания обвинения в судебных стадиях, урегулированная уголовно-процессуальным законодательством, подкрепляется охранительной функцией уголовного законодательства. Речь идет об уголовно-правовом регулировании посягательств на лиц, выступающих в суде на стороне обвинения. Так, в ст. 295, 296 УК РФ в числе потерпевших от преступлений назван, в частности, государственный обвинитель — прокурор. Однако жизнь и здоровье такого субъекта, как частный обвинитель, остается за рамками уголовно-правовой охраны названными нормами о преступлениях против правосудия. Ученые, раскрывая суть частного обвинения, отмечают, что соответствующий термин традиционно связывался лишь с процессуальной формой, однако вследствие изменения подхода к формулированию оснований уголовного преследования и с возвращением слову материального содержания расширяются границы терминологического поля, которое должно определяться не только уголовно-процессуальным, но и материальным уголовным правом33. В связи с изложенными доводами полагаем, что отношения по охране названных благ, присущих частному обвинителю, должны вписываться в рамки такого объекта, как интересы правосудия. Поэтому в текстах ст. 295 и 296 УК РФ термин «прокурор» предлагается заменить на «государственный или частный обвинитель».
В рамках проводимого анализа интерес представляет ст. 301 УК РФ, предусматривающая ответственность за незаконные задержание, заключение под стражу или содержание под стражей. Несоблюдение закона в рассматриваемой области не всегда может повлечь уголовное преследование. Требует разрешения вопрос о том, в каких случаях нарушение обсуждаемого запрета повлечет уголовную ответственность, а в каких дис-циплинарную34. Необходимо определить, какие положения УПК РФ ограничивают право граждан на свободу и личную неприкосновенность при их задержании, заключении под стражу и содержании под стражей, так как именно их нарушение можно назвать уголовно противоправным.
В начале рассмотрим понятие так называемого процессуального задержания, содержаще-
Курс советского уголовного права. Т. 4. С. 337.
33 См.: Пикуров Н.И. Отказ жертвы преступления от судебной защиты: юридическая природа и уголовно-правовое значение // Проблемы обеспечения прав личности в современных условиях: тез. докл. Волгоград: ВСШ МВД России, 1992. С. 53; Он же: Уголовное право в системе межотраслевых связей: монография. Волгоград: ВЮИ МВД России, 1998. С. 124; Дорошков В.В. Материально-правовые и процессуальные аспекты частного обвинения: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 1997.
34 См.: Фасхутдинова Н.Р. Уголовно-правовая охрана личной неприкосновенности от заведомо незаконных задержания, заключения под стражу и содержания под стражей: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Ростовн/Д., 1999. С. 5.
32
еся в п. 11 ст. 5 УПК РФ: мера процессуального принуждения, применяемая органом дознания, дознавателем, следователем на срок не более 48 часов с момента фактического задержания лица по подозрению в совершении преступления. В практике Верховного Суда РФ отмечается: по смыслу закона, под незаконным задержанием, уголовная ответственность за которое предусмотрена ст. 301 УК РФ, понимается задержание в уголовно-процессуальном порядке, и субъектом этого преступления могут быть лишь должностные лица органа дознания, следствия. В связи с этим приговор в части осуждения по ч. 1 ст. 301 УК РФ Б. — участкового уполномоченного милиции, не производившего уголовно-процессуальное задержание, отменен, а дело прекращено35.
Задержание следует считать незаконным, если оно произведено с превышением 48-часового срока задержания36. Срок задержания начинает исчисляться с момента фактического лишения свободы передвижения лица, подозреваемого в совершении преступления. Такое изменение УПК РФ по сравнению с его предшественником, на наш взгляд, оказывает прямое влияние на уяснение смысла уголовно-правового запрета, так как уменьшен срок задержания (с 72 до 48 час.). Так, в частном постановлении № 8а-12/02 от 09.08.2002 говорится, что 48-часовой срок задержания К. истек в 10 час. 30 мин. 09.08.2002, а материалы на избрание меры пресечения в виде заключения под стражу представлены в суд лишь в 13 час. 30 мин. С учетом того, что К. был доставлен в суд под конвоем, хотя должен был быть освобожден администрацией ИВС, как видим, суд счел необходимым отреагировать на этот факт37. Кроме того, уголовно наказуемым следует считать дальнейшее задержание подозреваемого при наличии оснований для его освобождения (ст. 94, 449 УПК РФ). Подобные мнения высказывались и во время действия УК и УПК РСФСР 1960 г.38 Вместе с тем встречались утверждения о том, что, например, задержание особо опасного рецидивиста или иного преступника, совершившего тяжкое преступление, с превышением установленного срока без соответствующего разрешения не образует посягательства на правосудие, наоборот, его освобождение в данном случае противоречило бы задачам и функциям правосудия39. Нетрудно
35 Определение Верховного Суда РФ от 10.11.2006 № 44-о06-118 // СПС «КонсультантПлюс».
36 Необходимо оговориться, что в соответствии с п. 3 ч. 6 ст. 108 УПК РФ срок задержания может быть продлен постановлением судьи.
37 Архив Набережночелнинского городского суда.
38 См.: Власов И.С., Тяжкова И.М. Указ. соч. С. 62; Иванов В.Н. Уголовно-правовая охрана прав граждан. М.: Юрид. лит., 1967. С. 111.
39 См.: Курс советского уголовного права. Т. 4. 1978. С. 350.
обнаружить в таком утверждении противопоставление функций правосудия, во-первых, правам и свободам человека, а во-вторых, важнейшим принципам действующего законодательства — равенства граждан перед законом и презумпции невиновности.
Уголовно противоправным является также безосновательное задержание, то есть задержание, произведенное при отсутствии оснований, указанных в ст. 91 УПК РФ. Так, например, осуждение по ч. 1 ст. 301 УК РФ было признано необоснованным, так как имелись основания к задержанию подозреваемых в соответствии со ст. 91 УПК РФ: потерпевший прямо указал на лиц, совершивших преступление40. По другому делу суд, оправдывая следователя по ст. 301 УК РФ за отсутствием состава преступления, указал, что ею выполнены все требования уголовно-процессуального закона, регулирующие основания и порядок задержания подозреваемого41.
Кроме оснований задержания, может быть нарушен его порядок, который указан в ст. 92 УПК РФ. Действовавший ранее УПК РСФСР не предусматривал конкретного срока составления протокола задержания. Новый УПК РФ говорит о необходимости составления такого протокола в срок не более 3 час. после доставления подозреваемого в орган дознания или к следователю. Можно предположить, что данное законодательное нововведение должно повлиять на определение уголовной противоправности. Однако нарушение срока на составление протокола само по себе не ограничивает право гражданина на свободу и личную неприкосновенность, так как подозреваемый уже задержан. Несмотря на то, что в протоколе делается отметка о разъяснении подозреваемому его прав, отсрочка такого разъяснения не означает отказа в их предоставлении вообще. Вместе с тем в каждом конкретном случае необходимо учитывать мотивы бездействия должностных лиц, обязанных составить протокол задержания. Так, М. был задержан на месте совершения хищения в 16 час. 00 мин. 24.09.2003. В дежурной части ОВД он содержался более суток без юридического оформления, то есть незаконно. Следователь Ш., в отношении которого по данному факту судом было вынесено частное постановление, не наказан в связи с несвоевременностью передачи ему подозреваемого для проведения следственных действий42. Кроме того,
40 Определение судебной коллегии по уголовным делам Свердловского областного суда от 31.10.2003, дело № 22-7691/2003. URL: http://www.alppp.ru/court/20-apellja-cionnyj-sud/01-2004/byulleten-sudebnoj-praktiki-po-ugolovnym-i-administrativnym-delam-sverdlovskogo-oblastnogo.pdf/
41 Определение Верховного Суда РФ от 02.02.2004 № 44-о04-3 // СПС «КонсультантПлюс».
42 Архив Набережночелнинского городского суда. Уголовное дело 1-334/04.
следователь или дознаватель может находиться на очередном выезде (или нескольких выездах, следующих друг за другом) на место происшествия в течение длительного времени. Поэтому было бы вполне оправданным, на наш взгляд, наложение только дисциплинарного взыскания на лицо, которое без уважительных на то причин превысило 3-часовой, но не превысило суточный срок составления протокола задержания.
Разумеется, общественной опасностью обладают деяния, выразившиеся в задержании подозреваемого без составления протокола задержания в течение 48 час. Полагаем, что незаконным по смыслу уголовно-правовой нормы следует считать указание в протоколе даты и времени задержания, не соответствующих действительности, так как это может привести к неправомерному увеличению срока задержания. Так, согласно протоколу задержания Ш. задержан 22.08.2002, в то время как фактически он был задержан 21.08.2002, то есть он в течение суток содержался под стражей незаконно. По данному факту было вынесено частное постановление43. Полагаем, что направление этого постановления только начальнику следственного управления привело к тому, что по результатам служебной проверки, в ходе которой факт выявленного нарушения не отрицался, уголовная ответственность по ст. 301 УК РФ на виновных возложена не была. Кроме того, как отмечал Ю.И. Стецовский, «даже при наличии оснований для задержания оно является уголовно противоправным, если проведено без составления протокола или без указаний в протоколе точного времени задержания с целью продления его срока»44. В соответствии с ч. 2 ст. 301 УК РФ уголовно противоправным должно признаваться заключение лица под стражу без судебного решения.
Проведенный нами анализ функциональных связей норм, предусмотренных ст. 301 УК РФ, и норм уголовно-процессуального законодательства, касающихся правового регулирования оснований и порядка задержания, заключения под стражу и содержания под стражей, позволяет сделать вывод, что изменения, внесенные УПК РФ в правовую регламентацию этой меры принуждения (в сравнении с УПК РСФСР), повлияли лишь на уяснение смысла уголовно-правового запрета, но не повлекли необходимости изменения текста уголовного закона. Сказанное позволяет сделать вывод об удачном формулировании текста ст. 301 УК РФ.
Таким образом, изменение текста или смысла охранительной нормы при изменении «обслуживаемых» ею регулятивных норм является вторым
признаком функциональных связей уголовного и уголовно-процессуального законодательства.
Все сказанное позволяет сделать вывод о том, что функциональные связи охранительных норм уголовного и норм уголовно-процессуального законодательства — это такие связи, при которых действие охранительных норм уголовного законодательства зависит от нарушения обязывающих или запрещающих и (или) от изменения любых регулятивных норм уголовно-процессуального законодательства.
Отношение государства к преступности выражается, в частности, в уголовно-исполнительной политике, непосредственно реализуемой администрацией учреждения исполнения наказания. Деятельность органов уголовно-исполнительной системы, направленная на исправление осужденных, подкреплена охранительной функцией уголовного законодательства. Так, обязательными признаками состава преступления, предусмотренного ст. 321 УК РФ, являются цель применяемого насилия или угроз его применения — воспрепятствование исправлению осужденного, а также мотив мести за оказанное содействие администрации учреждения или органа уголовно-исполнительной системы.
Известно, что названные цели и мотивы находятся в жесткой корреляции с криминальной субкультурой в учреждениях уголовно-исполнительной системы, правила которой не позволяют осужденным оказывать содействие администрации. Так, на вопрос о том, что является недопустимым в поведении осужденного, 100 % осужденных респондентов ответили: «нельзя доносить правоохранительным органам о преступной деятельности других»; при проведении опроса осужденных, давших показания при расследовании совершенных в ИУ преступлений, 97 % прошенных ответили, что не стали бы вновь оказывать помощь правоохранительным органам (3 % затруднились ответить)45. Уголовно-исполнительная политика и тюремная субкультура находятся в обратно пропорциональной зависимости. Чем большая сфера отношений осужденных регулируется государством, тем меньше поле деятельности у тюремной субкультуры. И, наоборот, чем пассивнее уголовно-исполнительная политика государства, тем большую значимость в жизни осужденных имеет субкультура46. Зачастую при попустительстве администрации мест предварительного заключения и исправительных учреждений совершается сексуальное насилие47, которое подробно описано в специ-
43 Архив Набережночелнинского городского суда. Уголовное дело 1-769/99.
44 Стецовский Ю.И. Право на свободу и личную неприкосновенность: Нормы и действительность. М.: Дело, 2000. С. 139.
45 См.: Анисимков В.М. Криминальная субкультура. Уфа: Уфим. юрид. ин-т, 1998. С. 24, 165, 166.
46 См.: Корецкий Д.А., Тулегенов В.В. Криминальная субкультура и ее криминологическое значение. СПб.: Юрид. центр Пресс, 2006. С. 31.
47 См.: Серова Л. Любовь возле параши // Мегаполис-Экспресс. 2000. № 16. С. 32.
альной научной48 и художественной49 литературе. Особая жестокость характерна для насилия, если оно совершается в воспитательной колонии50. Причинами такого насилия являются содействие правоохранительным органам или наличие родственников в этих органах51, сотрудничество с администрацией исправительного учреждения52, работа в правоохранительных органах53.
Необходимо создать условия, в том числе организационно-правового характера, для наиболее широкого применения усиленной уголовной репрессии за сексуальное насилие в местах лишения свободы, как это стало делаться в конце 2000-х гг., когда была усилена ответственность за половые посягательства на несовершеннолетних54.
С учетом распространенности сексуального насилия за сотрудничество с администрацией исправительного учреждения законодателю следует пересмотреть положения, в соответствии с которыми виновные в совершении анализируемых деяний могут нести ответственность лишь по ч. 1 ст. 131 или 132 УК РФ с учетом обстоятельств, отягчающих наказание, предусмотренных п. «е1», «ж» ч. 1 ст. 63 УК РФ.
Максимальное наказание по данным нормам предусматривает лишение свободы сроком от 3 до 6 лет. Для сравнения: применение насилия, не опасного для жизни или здоровья осужденного, либо угроза применения насилия в отношении его с целью воспрепятствовать исправлению осужденного или из мести за оказанное им содействие администрации учреждения или органа уголовно-исполнительной системы наказываются лишением свободы на срок до 5 лет, то есть за угрозу применения насилия в отношении осужденного можно получить максимальное наказание на год меньшее, чем за совершенное в отношении него сексуальное насилие.
48 См., например: Наказание и исправление преступников / под ред. Ю.М. Антоняна. М.: НИИ МВД РФ, 1992. С. 273; Рабочая книга пенитенциарного психолога. М.: ВНИИ ГУИН МВД РФ, 1998. С. 84; Керимов М.Х. Дезадаптация личности в местах лишения свободы и пути ее ресоциализации // Опыт и актуальные проблемы совершенствования психологической службы уголовно-исполнительной системы: материалы науч.-практ. семинара психологов. М.: ГУИН МЮ РФ, 1999. С. 175-176 и др.
49 См.: Чалидзе В. Уголовная Россия. М.: Терра, 1990. С. 111; Анисимков В.М. Тюрьма и ее законы. Саратов: СГАП, 1998. С. 25-26; Шаламов В.Т. Несколько моих жизней: Проза. Поэзия. Эссе. М.: Республика, 1996. С. 193; Костоев И.М., Викторов В.Е. Россия: преступный мир. М.: Палек, 1998. С. 193; Габышев Л. Одлян, или воздух свободы. Харьков: Фолио, 1994 и др.
50 См.: Корецкий Д.А., Тулегенов В.В. Указ. соч. С.114.
51 См.: Антонян Ю.М. Что же такое лишение свободы?// Личность преступника и исполнение уголовных наказаний: сб. науч. тр. М.: ВНИИ МВД СССР. 1991. С. 6.
52 См.: Корецкий Д.А., Тулегенов В.В. Указ. соч. С. 113-114.
53 См.: Керимов М.Х. Указ. соч. С. 174.
54 Федеральный закон от 27.07.2009 № 215-ФЗ «О внесе-
нии изменений и дополнений в Уголовный кодекс РФ» // Собрание законодательства РФ. 2009. № 31. Ст. 3921.
Изнасилование и насильственные действия сексуального характера с целью воспрепятствовать исправлению осужденного или из мести за оказанное им содействие администрации учреждения или органа уголовно-исполнительной системы, а равно из мести за иные правомерные действия должны образовывать квалифицированный состав преступления, предусмотренного ст. 131 и 132 УК РФ. Для этого, разумеется, необходимо внести соответствующие изменения в ст. 131 и 132 УК РФ.
Упоминавшееся нами философское определение функции как вида связи между объектами, когда изменение одного из них влечет изменение другого, в полной мере применимо и к функциональным связям между регулятивными и охранительными нормами.
Так, известный динамизм общественных отношений приводит к изменениям в их правовом регулировании. За этим, в свою очередь, следует пересмотр законодателем вопроса о необходимости охраны (в том числе уголовно-правовой) изменившихся общественных отношений.
Изменение регулятивных норм может повлечь либо изменение в уяснении уголовно-правовых запретов, либо необходимость текстуального изменения охранительных норм. Представляется, что последовательность изменений в законодательстве должна выглядеть следующим образом: текст или смысл уголовно-правовой нормы, направленной на охрану общественного отношения, регулируемого нормой другой отрасли права, должны изменяться после, или, во всяком случае, в связи с изменением соответствующих регулятивных норм, но не наоборот. Это, конечно, не касается случаев, когда расширение криминализации деяний нуждается в «процессуальном сопровождении» предписаниями о подследственности и подсудности.
Формулирование уголовно-правового запрета должно отвечать принципам его стабильности и перспективности: с изменением норм иных отраслей законодательства уголовно-правовая норма, как правило, должна оставаться неизменной. Для этого она должна быть как можно менее казуистичной55. Чем менее казуистичным будет текст норм уголовного законодательства, тем менее зависимы они (нормы) будут от изменений законодательства другой отраслевой принадлежности. Необходимо, однако, ясное формулирование уголовно-правовых запретов с учетом исторически сложившихся отношений, урегулированных другими отраслями права.
55 См.: Лукашов А.И. Проблемы и перспективы развития уголовного законодательства Белоруссии // Уголовное право в XXI веке: материалы Междунар. науч. конф. на юрид. ф-те МГУ им. М.В. Ломоносова (Москва, 31 мая — 1 июня 2001 г.). М.: ЛексЭст, 2002. С. 41.
ДДЮ ГОНЧАРОВ_LEX RUSSICA
Библиография:
1. Алексеев С.С. Структура советского права. — М.: Юрид. лит., 1975. — 264 с.
2. Анисимков В.М. Криминальная субкультура. — Уфа: Уфим. юрид. ин-т, 1998. — 168 с.
3. Анисимков В.М. Тюрьма и ее законы. — Саратов: СГАП, 1998. — 104 с.
4. Антонян Ю.М. Что же такое лишение свободы? // Личность преступника и исполнение уголовных наказаний: сб. науч. тр. — М.: ВНИИ МВД СССР, 1991. — 183 с.
5. Асликян С. Привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности // Законность. — 2003. — № 6. — С. 45-46.
6. Безверхов А.Г. Уголовная противоправность в условиях межотраслевого взаимодействия // Дифференциация ответственности и вопросы юридической техники в уголовном праве и процессе. — Ярославль: Яросл. гос. ун-т, 2001. — С. 36-45.
7. Божьев В.П., Фролов Е.А. Уголовно-правовые и процессуальные правоотношения // Советское государство и право. — 1974. — № 1. — С. 87-95.
8. Власов И.С., Тяжкова И.М. Ответственность за преступления против правосудия. — М.: Юрид. лит., 1968. — 136 с.
9. Габышев Л. Одлян, или воздух свободы. — Харьков: Фолио, 1994. — 672 с.
10. Гончаров Д.Ю. Уголовная ответственность за невыплату заработной платы при отсутствии состава преступления, предусмотренного ст. 145.1 УК РФ // Уголовное право. — 2011. — № 3. — С. 14-16.
11. Горелик А.С., Лобанова Л.В. Преступления против правосудия. — СПб.: Юрид. центр Пресс, 2005. — 491 с.
12. Демидов Ю.А. Социальная ценность и оценка в уголовном праве. — М.: Юрид. лит., 1975. — 184 с.
13. Иванов В.Н. Уголовно-правовая охрана прав граждан. — М.: Юрид. лит., 1967. — 324 с.
14. Керимов М.Х. Дезадаптация личности в местах лишения свободы и пути ее ресоциализации // Опыт и актуальные проблемы совершенствования психологической службы уголовно-исполнительной системы: материалы науч.-практ. семинара психологов. — М.: ГУИН МЮ РФ, 1999. — С. 175-176.
15. Ковалев М.И. Советское уголовное право. — Вып. 1. — Свердловск: Свердл. юрид. ин-т, 1971. — 146 с.
16. Комментарий к Уголовному кодексу РФ / под общ. ред. В.М. Лебедева, Ю.И. Скуратова. — М.: Инфра-М: Норма, 2002. — 592 с.
17. Корецкий Д.А., Тулегенов В.В. Криминальная субкультура и ее криминологическое значение. — СПб.: Юрид. центр Пресс, 2006. — 243 с.
18. Костоев И.М., Викторов В.Е. Россия: преступный мир. — М.: Палек, 1998. — 528 с.
19. Кудрявцев В.Н. Две книги об уголовном законе // Советское государство и право. — 1969. — № 10. — С. 159-161.
20. Курс советского уголовного права: в 6 т. Часть Особенная. — Т. VI. — М.: Наука, 1971. — 560 с.
21. Курс советского уголовного права. Часть Особенная. — Т. 4. — Л.: Изд-во ЛГУ, 1978. — 432 с.
22. Лукашов А.И. Проблемы и перспективы развития уголовного законодательства Белоруссии / Уголовное право в XXI веке: материалы Междунар. науч. конф. на юрид. ф-те МГУ им. М.В.Ломоносова (Москва, 31 мая — 1 июня 2001 г.). — М.: ЛексЭст, 2002. — С. 36-43.
23. Наказание и исправление преступников / под ред. Ю.М. Антоняна. — М.: НИИ МВД РФ, 1992. — 392 с.
24. Незнамова З.А., Незнамов А.В. Судебный запрет как альтернатива уголовному наказанию // Уголовное наказание — социальное благо или зло?: материалы VIII Междунар. науч.-практ. конф., посвященной памяти М.И. Ковалева (Екатеринбург, 18-19 февраля 2011 г.): в 2 ч. — Ч. 1. — Екатеринбург: Изд. дом УГЮА, 2012. — С. 51-52.
25. Осипов П.П. Теоретические основы построения и применения уголовно-правовых санкций. — Л.: Изд-во ЛГУ, 1976. — 134 с.
26. Пикуров Н.И. Уголовное право в системе межотраслевых связей: монография. — Волгоград: ВЮИ МВД России, 1998. — 220 с.
27. Пионтковский А.А. Курс советского уголовного права. Часть общая. — Т. 1. — М.: Наука, 1970. — 312 с.
28. Рабочая книга пенитенциарного психолога. — М.: ВНИИ ГУИН МВД РФ, 1998. — 109 с.
29. Сефиев Д.Р.-оглы. Уголовное законодательство об охране процессуальной деятельности прокурора в уголовном судопроизводстве // Законность. — 2013. — № 7. — С. 69-70.
30. Стецовский Ю.И. Право на свободу и личную неприкосновенность: Нормы и действительность. — М.: Дело, 2000. — 720 с.
31. Тихонов К.Ф. Субъективная сторона преступления. — Саратов: Приволж. кн. изд-во, 1967. — 104 с.
32. Уголовное право России. Общая часть: учебник / под ред. А.И. Рарога. — М.: Триада, 1998. — 318 с.
33. Уголовное право РФ: Особенная часть / под ред. Г.Н. Борзенкова, В.С. Комиссарова. — М.: Проспект, 1997. — 752 с.
34. Филимонов В.Д. Охранительная функция уголовного права. — СПб.: Юрид. центр Пресс, 2003. — 198 с.
35. Чалидзе В. Уголовная Россия. — М.: Терра, 1990. — 395 с.
36. Шаламов В.Т. Несколько моих жизней: Проза. Поэзия. Эссе. — М.: Республика, 1996. — 478 с.
37. Элькинд П.С. Толкование и применение норм уголовно-процессуального права. М.: Юрид. лит., 1967. — 192 с.
Материал поступил в редакцию 3 декабря 2014 г.
CORRELATION OF REGULATORY AND PROTECTIVE FUNCTIONS IN THE LEGISLATION ON FIGHTING CRIME
Goncharov, Denis Yurievich — PhD in Law, Associate Professor, Professor of the Department of Criminal Law of the 2nd Faculty of the Institute for the Advanced Training of the Academy of the Investigation Committee of the Russian Federation. [goncharov_d@mail.ru] 125080, Russia, Moskva, ul. Vrubelya, 12.
Review. Legislation on crime prevention and branch of legislation on fighting crime serve a regulatory function, and the criminal legislation has an additional protective function. Changes in the regulatory norms may, and in some cases should cause changes in the meaning and text of protective norms, and on the opposite, changes in the protective norms may require regulatory changes. The article provides examples showing two aspects of functional connections between the criminal legislation and legal acts in the related branches of law. Firstly, the criminal legislation is aimed at the protection of social relations in the sphere of crime prevention, criminal judicial proceedings and penitentiary work. Secondly, there is need to change the norms in one branch of law due to changes in the norms of other branch of law. For example., the Federal Law of April 6, 2011 № 66-FZ amended the Criminal Code of the Russian Federation by adding Art. 314.1 «Evasion of administrative supervision», which appeared at the same time with the adoption of the Federal Law of April 6, 2011 № 64-FZ «On administrative supervision over the persons having served their term in penitentiary institutions». The protective function of the criminal legislation is directed at the protective and protecting relations. Causing harm to the normal activities of the systems for crime prevention, criminal judicial proceedings and execution of punishment within the aspect of protective function of the criminal legislation should be regarded with due consideration of possible damage to protective and protecting relations. The nature of protected relations in the sphere of specialized crime prevention, criminal procedural and penal systems are defined with the norms of preventive, criminal procedural and penal branches of the legislation. Criminal law prohibition against committing certain publicly dangerous acts in the spheres of crime prevention, criminal judicial proceedings and execution of punishment, together with the threat of application of punishment for its violation forms the essence of protective social relation. Among the preventive, criminal procedural and penal relations, as regulated by the prescriptions of regulating branches, the criminal legal norms may only concern those prohibiting or obligating persons. Public relations regulated by the norms providing for competence, such as criminal procedural legislation, do not require criminal legal protection. The article contains analysis of the correlation between the protective function of criminal legislation and the regulatory function of crime prevention legislation, criminal procedural and penal legislation, based upon the examples of norms provided for in Art. 174,174.1, 183, 183.5, 185.6, 294, 299-303, 305-313, 314.1, 315 of the Criminal Code of the Russian Federation and correlating norms of related branches of law.
Keywords: legislation on fighting crime, legislation on crime prevention, criminal legislation, criminal procedural legislation, criminal penal legislation, regulatory function, protective function, protective relations, protecting relations, connection between criminal legal protection and crime prevention, justice and execution of punishment, functional link.
Bibliography:
1. Alekseev, S.S. Structure of the Soviet law. — M.: Yurid. lit., 1975. — 264 p.
2. Anisimkov, V. M. Criminal subculture. — Ufa: Ufim. yurid. in-t, 1998. — 168 p.
3. Anisimkov, V.M. Prison and its laws. — Saratov: SGAP, 1998. — 104 p.
4. Antonyan, Y.M. What is deprivation of freedom? // Personality of a criminal and serving criminal sentences. Collection of scientific articles. — M.: VNII MVD SSSR, 1991. — 183 p.
5. Aslikyan, S. Bringing an obviously innocent person to criminal responsibility // Zakonnost. — 2003. — № 6. — P. 45-46.
6. Bezverkhov, A.G. Criminal unlawfulness in the conditions of inter-branch cooperation // Differentiation of responsibility and the issues of legal techniques in the criminal law and process. — Yaroslavl: Yarosl. gos. un-t, 2001. — P. 36-45.
7. Bozhev, V.P., Frolov, E.A. Criminal legal and procedural relations // Soviet state and law. — 1974. — № 1. — P. 87-95.
8. Vlasov, I.S., Tyazhkova, I.M. Responsibility for the crimes against justice. — M.: Yurid. lit., 1968. — 136 s.
9. Gabyshev, L. Odlyan or the air of freedom. - Khar'kov: Folio, 1994. — 672 p.
10. Goncharov, D.Y. Criminal responsibility for non-payment of the salaries in the absence of the elements of a crime under Art. 145.1 of the Criminal Code of the Russian Federation // Ugolovnoe pravo. — 2011. — № 3. — P. 14-16.
11. Gorelik, A.S., Lobanova, L.V. Crimes against justice. — SPb.: Yurid. tsentr Press, 2005. — 491 p.
12. Demidov, Y.A. Social value and evaluation in criminal law. — M.: Yurid. lit., 1975. — 184 p.
13. Ivanov, V.N. Criminal legal protection of rights of citizens. — M.: Yurid. lit., 1967. — 324 p.
ДДЮ ГОНЧАРОВ_LEX RUSSICA
14. Kerimov, M.K. Desadaptation of a person in penitentiary institutions and the ways of personal re-socialization. // Experience and topical problems of the improvement of thepsychological service in the penal system: Materialsof the Scientific and Practical Seminar of the Psychologists. — M.: GUINMYu RF, 1999. — P. 175-176.
15. Kovalev, M.I. Soviet criminal law. — Ed. 1. — Sverdlovsk: Sverdl. yurid. in-t, 1971. — 146 p.
16. Commentary to the Criminal Code of the Russian Federation./ Gen. Ed. by V.M. Lebedev, Y.I. Skuratov. — M.: Infra-M: Norma, 2002. — 592 p.
17. Koretskiy, D.A., Tulegenov, V.V. Criminal sub-culture and its criminological meaning. — SPb.: Yurid. tsentr Press, 2006. — 243 p.
18. Kostoev, I.M., Viktorov, V.E. Russia: a criminal world. — M.: Palek, 1998. — 528 p.
19. Kudryavtsev, V.N. Two books on criminal law.// Sovetskoe gosudarstvo i pravo. — 1969. — № 10. — P. 159-161.
20. Course of the Soviet criminal law. In 6 V. Special Part. — V. VI. — M.: Nauka, 1971. — 560 p.
21. Course of the Soviet Criminal Law. Special part. V. 4. — L.: Izd-vo LGU, 1978. — 432 p.
22. Lukashov, A.I. Problems and perspectives of development of the criminal legislation of Belorussia / Criminal law in the XXI century. Materials of the International Scientific Conference of the Law Faculty of the Moscow State University named after M.V. Lomonosov (Moscow, May 31 — June 1, 2001). — M.: LexEst, 2002. — P. 36-43.
23. Punishment and correction of criminals / Ed. by. Y.M. Antonyan. — M.: NII MVD RF, 1992. — 392 p.
24. Neznamova, Z.A., Neznamov, A.V. A judicial prohibition as an alternative to a criminal punishment // Criminal punishment: a positive or a negative matter? Materials of the VIII International Scientific and Practical Conference in memory of the M.I. Kovalev (Ekaterinburg, February 18-19, 2011): in 2 V. — V. 1. — Ekaterinburg: Izd. dom UGYuA, 2012. — P. 51-52.
25. Osipov, P.P. Theoretical fundamentals of formation and application of criminal legal sanctions. — L.: Izd-vo LGU, 1976. — 134 p.
26. Pikurov, N.I. Criminal law within the system of inter-branch connections. A monograph. — Volgograd: VYuI MVD Rossii, 1998. — 220 p.
27. Piontkovskiy, A.A. Course of the Soviet Criminal Law, General part. V. 1. - M.: Nauka, 1970. — 312 p.
28. Penitentiary psychogist's working book. — M.: VNII GUIN MVD RF, 1998. — 109 p.
29. Sefiev, D.R.-ogly. Criminal legislation on protection of procedural activities of a prosecutor in criminal judicial proceedings // Zakonnost. — 2013. — № 7. — P. 69-70.
30. Stetsovskiy, Y.I. Right to freedom and personal inviolability. Norms and reality. — M.: Delo, 2000. — 720 p.
31. Tikhonov, K.F. Subjective element of a crime. — Saratov: Privolzh. kn. izd-vo, 1967. — 104 p.
32. Criminal law of Russia. General part. Manual / Ed. by. A.I. Rarog. — M.: Triada, 1998. — 318 p.
33. Criminal law of the Russian Federation: Special part / Ed. by G.N. Borzenkov, V.S. Komissarov. — M.: Prospekt, 1997. — 752 p.
34. Filimonov, V.D. Protective function of criminal law. — SPb.: Yurid. tsentr Press, 2003. — 198 p.
35. Chalidze, V. Criminal Russia. — M.: Terra, 1990. — 395 p.
36. Shalamov, V.T. My several lives: proze, poetry, essays. — M.: Respublika, 1996. — 478 p.
37. Elkind, P.S. Interpretation and application of the norms of criminal procedural law. M.: Yurid. lit., 1967. — 192 p.
