CC BY
67
А. Д. Пантелеев
СОКРАТ В ХРИСТИАНСКИХ АПОЛОГИЯХ И МУЧЕНИЧЕСТВАХ
Н-Ш ВВ.1
В настоящее время при изучении христианского мученичества указывают на две традиции, которые могли послужить истоком для этого явления — иудейскую и античную. Приверженцы первой точки зрения относят происхождение самой идеи мученичества к послепленной пророческой литературе, а прямыми предшественниками христианских мучеников считают героев Маккавейских книг. Сторонники второй говорят о важности античных образцов, в первую очередь, Сократа: в самом деле, трудно найти во всей античности другой такой яркий пример верности своим идеалам и готовности их отстаивать. Отметим, что именно смерть Сократа стала архетипич-ной, и при рассказе о казнях философов Зенона или Анаксарха последующие авторы вдохновлялись «Апологией» Платона, а некоторые современные ученые полагают, что Сократ послужил образцом и для описания Елеазара во 2 и 4 Маккавейских книгах. В этом небольшом этюде нам хотелось бы, оставив в стороне истоки мученичества, обратиться к образу Сократа как гонимого мудреца в агиографических сочинениях П-Ш вв. и, шире, в раннехристианской традиции.
Сразу же надо сказать, что Сократ был весьма популярным персонажем в античной литературе того времени; укажем лишь самые яркие примеры. Плутарх несколько раз проводит параллели между греческим философом и Катоном Младшим, Тацит сопоставляет самоубийства Сенеки и Тразеи Пета со смертью Сократа, о нем говорят Дион Хризостом, Эпиктет, Максим Тирский, Флавий Филострат и другие авторы. Особо отметим, что Лукиан в своем рассказе о Перегрине-Протее сообщает, что христиане считали своего предводителя «новым Сократом».
Первые упоминания о Сократе у христиан появляются во II в. Юстин в I и II Апологиях говорит о нем как «христианине до Христа»: Сократ жил согласно с Логосом и обличал языческих богов-демонов, за что они его и погубили (Аро1.1 5, 46; Аро1. II 7, 10). Уже у Юстина происходит сопоставление христиан, гонимых за исповедание истины, и Сократа: он вводил новые божества и не признавал отеческих богов, точно
1 Исследование выполнено при поддержке РГНФ, проект № 11-31-00342а2 «Комплексное изучение раннехристианской агиографической литературы (Н-1У вв.)».
Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2011. Том 12. Выпуск 4
231
так же, как христиане учат отвращаться от идолов и поклоняться Христу. Сходным образом о нем отзывается Афинагор (31). У Татиана Сократ появляется лишь для критики учения стоика Зенона о том, что люди воскреснут лишь для того, чтобы делать то, что уже совершили (3); позже точно в таком же качестве он будет фигурировать у Оригена в «Против Цельса» (IV, 67; V, 20-21), но в другом месте Ориген прямо сопоставит Христа и Сократа (VII, 56). Климент Александрийский упоминает о Сократе и его взглядах в «Протрептике» и «Строматах». Особо стоит отметить, что он ни разу не был упомянут в «Осмеянии языческих философов» Ермия, где язвительным нападкам подверглись, кажется, все античные философские школы. Феофил недоумевает, какую пользу принесли Сократу его клятвы «собакой, гусем, платаном, пораженным громом Эскулапом и божествами, которых он призывал», и что за награду он надеялся получить после смерти (Ad Aut. III, 2), а в «Увещевании к эллинам», которое приписывалось Юстину, указывается, что все-таки Сократ не знал истины, что следует из его предсмертных слов (36). Все эти христианские авторы относились к Сократу с симпатией или нейтрально, но существовала и другая тенденция, которая нашла свое выражение в сочинениях Тертуллиана. Иногда он отзывается Сократе вполне доброжелательно (Ad nat. I, 4; I, 10; Apol. 11; 14 et al.), но иногда обрушивает на него поток уничижительной критики: во-первых, Сократ растлевал юношей, в то время, как христианин не изменяет и женскому полу (Apol. 46), а во-вторых, Сократ находился под влиянием демона едва ли не с самого своего рождения, поэтому и считал их первыми после богов (Apol. 22; 46). В трактате «К мученикам», где упоминаются философы Гераклит, Эмпедокл, Перегрин и другие образцы языческого героизма, нет ни слова о Сократе, хотя, казалось бы, здесь ему самое место. У Тертуллиана Сократ лишается того положения, что отвел ему Юстин — христианская мудрость достойнее и последовательнее: «Она не лицемерит, приказывая пожертвовать Эскулапу петуха, она не вводит новых богов, но изгоняет старых, она не развращает юношество, но наставляет его во всяческом целомудрии» (De anim. 1). Не исключено, что свою роль в формировании этой нелюбви к Сократу наряду с десидаймонией Тертуллиана сыграл и его стоицизм.
В раннехристианских агиографических сочинениях Сократ упоминается трижды. Самый ранний текст — «Мученичество Аполлония» (конец II в.), где сопоставляются казни Христа и Сократа в угоду черни, которая побуждалась в одном случае сикофантами, а в другом — нечестивцами (41). В «Мученичестве Пиония» (сер. III в.) ритор Руфин, присутствовавший при допросе Пиония, попытался его образумить и убедить «не валять дурака». Пионий ответил ему, что «такого и Сократ от афинян не претерпел, а сейчас все вокруг — Аниты и Милеты. Неужели Сократ, Аристид и Анаксарх и остальные, по-вашему, дураки, так как в философии, справедливости и стойкости упражнялись?». Пристыженный Руфин замолчал (17). Наконец, в «Актах Филея» (конец III — начало IV в.) мученик отвечает на требование римского магистрата совершить жертвоприношение отказом, так как он бережет свою душу точно так же, как и некоторые из язычников, например, Сократ, который не изменил своим взглядам, хоть рядом стояли его жена и дети, но с охотой принял смерть (4).
Небольшое число появлений Сократа на страницах мученичеств по сравнению с апологиями объясняется тем, что в этих двух типах литературы существовали различные представления об идеале христианина: для апологетов это был мудрец-философ, а для авторов агиографических рассказов — герой-мученик. Однако, Сократ смог в какой-то мере объединить две этих парадигмы и стать «своим» и там, и там.
В целом, Сократ оказался весьма удобным героем для христианских авторов. С помощью его имени можно было проиллюстрировать верность христиан своим идеалам, отказ от почитания языческих богов и следование новому Богу, показать, что все, кто нес истину миру, сначала подвергались несправедливым гонениям, но затем оказывались правы. И Сократ, и христиане оказывались жертвами или темной толпы, или коварных доносчиков, или злобных демонов. В отличие от других «святых» античности — Анаксарха, Зенона, Катона, Сенеки, Тразеи, Гельвидия Приска или Аполлония Тианского — Сократ не был замешен ни в каких политических делах, дающих хотя бы слабый намек на его неблагонадежность, и до конца следовал законам родного города, что также было весьма востребовано христианской апологетикой в то время. При желании можно было сопоставить и обвинение Сократа в растлении молодежи с тем, что мы можем прочесть об обращении христиан к детям и женщинам у Цельса (Orig. С. Cels. III, 55) — прямых указаний, впрочем, у нас на это нет. Христиане показывали, что делят с афинским философом одни и те же обвинения, а взамен пытались получить часть его славы, и тем самым изменить отношение к себе в лучшую сторону. Тем самым зрителям казней христиан предлагалась уже известная им модель восприятия происходящего, а судьям и магистратам — возможность задуматься о смысле происходившего и отпустить на волю осужденных.
Наконец, была еще одна причина для обращения к фигуре Сократа. Такие апологеты, как Юстин или Афинагор, пытались представить христианство в виде некоего философского учения со своим основателем, преемством, свободой речи и т.п. Эти попытки были небезуспешны — Гален и Лукиан, описывая христиан, уподобляли их философской школе, а самого Христа — «распятому софисту». Особую роль в этом сближении играло место философии в римском обществе I—II вв.: она была одновременно и уважаема как «учительница жизни и мудрости», и подозрительна и даже гонима как источник оппозиционных настроений при Юлиях-Клавдиях и Флавиях. Уподобление христианства философии одновременно должно было «легализовать» новую религию в глазах образованных римлян и указывало на обладание христиан истиной и преследование их за это. Естественно, что образ Сократ как нельзя лучше подходил для решения этой задачи.
Однако, эта идентификация оказалась принята далеко не всеми из-за того, что с большими основаниями на такое отождествление могли претендовать неортодоксальные христианские течения («ереси»). Ириней Лионский сообщал, что карпо-кратиане почитали изображения Христа наравне с изваяниями Пифагора, Платона, Аристотеля и других философов (АН 1,25), а Евсевий Кесарийский обвинял монархиан в чрезмерных занятиях логикой и геометрией и едва ли не обоготворении Аристотеля, Теофраста и Галена (НЕ V, 28). Маркион, Василид, Валентин и их ученики обладали большим знанием философии, чем их современники-ортодоксы, сообщества их последователей могли строиться по образцу философских школ, и, что немаловажно, обвинения в чрезмерной образованности в то время, по сути, были очень близки к обвинениям в уклонении в ересь. Позиция Тертуллиана — «От философии сами ереси и получают подстрекательство» (Praescr. 7), — была популярна не только на Западе, но даже и в Александрии: Клименту Александрийскому приходилось бороться с широко распространенным мнением, что «философия проникла в жизнь людей лишь на горе и на гибель им и что она имеет злой корень» (Strom. I, 2). Естественно, что это противостояние философской образованности снижало ценность обращения к образу Сократа.
С другой стороны, постоянные параллели с Сократом и стремление укрыться в тени его славы могло быть воспринято современниками как попытка включения в христианство самого знаменитого «языческого святого» и, таким образом, компромисса с античным миром. Шаги в этом направлении предпринимались язычниками, так, можно вспомнить приглашение Оригена ко двору Юлии Маммеи (Eus. НЕ VI, 21), алтарь Александра Севера, где бок о бок находились изображения Авраама, Орфея, Христа и Аполлония Тианского (SHA. Alex. Sev. 29), письмо некоего сирийца Сера-пиона, где он сопоставляет гонение на учение Христа с гонениями против Пифагора и Сократа (P. Lond. 987). К этому надо добавить и популярность Сократа в языческой литературе II—III вв., о которой мы уже упомянули. Христиане, наоборот, стремились во что бы то ни стало сохранить свою идентичность, и все попытки такого рода воспринимались как отступничество. Как нам кажется, именно сочетание этих двух факторов и привело к постепенному вытеснению Сократа в христианской литературе в область историко-философских отступлений и случайных упоминаний.
