УДК 821.112.2 Н. В. Любимова
профессор, кандидат педагогических наук; профессор кафедры лексикологии и стилистики немецкого языка факультета немецкого языка МГЛУ; e-mail: [email protected]
СОБЫТИЙНОСТЬ АЛЬПИЙСКОГО ТЕКСТА КАК БАЗОВАЯ КАТЕГОРИЯ ЖАНРА
На примере повести Макса Фриша «Ответ из тишины» (1937) автор показывает, как в так называемой альпийской литературе реализуется категория событийности, которая в этом случае признается жанрообразующей и рассматривается «в привязке» к пространству и времени, а также в логике теории границы, предложенной Ю. М. Лотманом. Для понимания литературного альпийского текста в данном случае важно, как в нем объективируются сигналы событийности, времени, пространства, а также литературного напряжения.
Ключевые слова: альпийская литература; жанр; событие; событийность; литературное пространство; литературное время; переход через границу.
Lyubimova N. V.
Ph. D. (Pedagogics), Professor, Department of Lexikology and Stylistics of the German Language, Faculty of the German Language, MSLU; e-mail: [email protected]
EVENTFULNESS OF ALPINE TEXT AS A CONSTITUENT CATEGORY OF GENRE
The author analyses "Response of silence" by Max Frisch (1937) to show that the category of eventfulness is a means of genre formation in the so-called "Alpine literature". The analysis takes into account the interrelated categories of time and space and is based on the 'crossing-the-border' theory developed by M. Lotman. From this standpoint understanding a literary Alpine text depends on the way eventfulness is actualized in the text and is supported by the categories of time, space and literary tension.
Key words: Alpine literature; genre; event; eventfulness; literary space; literary time; crossing the border.
Если горные ландшафты присутствуют в художественных текстах, они решают задачу обустройства фикционального литературного пространства и поддерживают нарративную структуру в таком сегменте поэтической коммуникации, как альпийская литература (нем.
Bergliteratur). Альпийское литературное пространство многолико, амбивалентно для восприятия и полифункционально, т. е. способствует решению не только эстетических или символических задач, но и выполняет иные функции. Например, альпийские тексты, созданные в определенные исторические периоды, насыщены идеологическими клише. В них традиционно используются архетипиче-ские образы альпиниста, горного проводника или спасателя.
Пафос альпийской литературы заключается в том, что она эксплуатирует тему покорения горных вершин и единоборства человека с природой, часто с недвусмысленным гендерным подтекстом. Если вершина образно наделена женской сутью, то ее покоритель представляет собой идеальный маскулинный типаж с присущими ему такими качествами, как сила, мужество, выдержка, надежность и, не в последнюю очередь, брутальная эротичность. Гендерная составляющая обеспечивает презумпцию событийности горного романа: словосочетание покорять вершину используется далеко не случайно: глагол действия покорять (нем. bezwingen) означает насильственно устанавливать свою власть, завоевывать; заставить повиноваться. Однако в альпийской литературе нередко встречаются вершины, которые реализуют агрессивную «модель поведения» по отношению к своим покорителям: они смеются, издеваются над ними, швыряют в них камни и ледяные глыбы, а в крайнем случае могут отнять и жизнь.
Но в то же время вершины и альпинисты находятся не просто в антагонистических отношениях друг с другом. Последних неудержимо тянет вверх, в этом есть и любовь, и одержимость. Важно, что альпийские тексты строятся на антропоморфной метафорике, так как в этом жанре происходит персонификация ландшафта вообще и горных вершин, в частности. В исследованиях, посвященных альпийской тематике1, подчеркивается, что при описании горных ландшафтов в профессиональном языке альпинизма систематически используются понятия, заимствованные из повседневных речевых практик (нем. Kamin, Turm, Tor, Wand, Kamm, Sattel, Kessel usw.), как и обозначения частей человеческого тела (нем. Zahn, Schulter, Finger, Gurgel usw.), что типично и для других языков, например
1 См., например, обзор в монографии Д. Гюнтер [7].
157
для русского (ср.: камин, балкон, карниз, крыша, стена, ярмо, седло, полка, ванна; нос, плечо, челюсть, кадык, палец, зуб и т. д.)1.
Из альпийских текстов читатель узнает, как совершается восхождение, какие трудности приходится преодолевать, какие чувства испытывают герои2 , бросившие вызов природе. Именно поэтому альпийская литература создается, хотя и не без романтического «привкуса», по возможности, в реалистическом модусе. Это объясняет, почему фикциональные тексты и тексты так называемой саморефлексии (альпийские дневники и отчеты о восхождениях, биографии знаменитых проводников и альпинистов) имеют зоны пересечения, а характерные приемы и эпизоды из автобиографических текстов повторяются в текстах фикциональных. Можно предположить, что для обывателя альпинизм является конструктом, детерминированным образами альпийской литературы и альпийского кино. Реальные события обретают художественное воплощение в ходе литературной обработки на основе воспоминаний и реконструкции действий, которые в процессе литературизации «обрастают» фикциональными деталями. Одновременно реализуется стремление авторов к правдоподобному изложению фактов. В культурологическом исследовании А. Хунгербюлер [8] замечено, что все действия и диалоги, происходящие в момент преодоления наиболее сложных участков маршрута, как и чувства и эмоции участников подробно передаются, будто бы в режиме реального времени и снабжаются точными темпоральными указателями. Также используется прием цитирования записей из дневника восхождения, что придает фикциональному тексту документальный характер3.
1 Ср.: «Im Zuge dieser Anthropomorphose wird zur Beschreibung der materialen Erscheinung der Berge neben Begriffen aus der häuslichen Umwelt (wie Kamin, Dach, Wand etc.) und Werkzeugen (Joch, Wanne, Schneide) gerne auf Bezeichnungen menschlicher Körperteile zurückgegriffen. Berge werden zu „Berggestalten mit ihren Eispanzern", sie haben Nasen, Schultern, ein Gebiss oder auch eine „unheimliche Gurgel", womit Ausdrücke verwendet werden, die in der alpinen Fachsprache allgemein verbreitet sind» [8, с. 140-141].
2 Слово герой допускает в данном контексте двоякое прочтение (герой произведения и героическая личность). - Прим. автора.
3 Ср.: «Gleichzeitig wird stets der Anspruch deutlich, die Realität korrekt abzubilden. Dies zeigt sich etwa daran, dass Ereignisse, Dialoge, Bewegungsabläufe bei besonders schwierigen Kletterstellen und Gefühlszustände der Beteiligten minutiös und mit minutengenauen Zeitangaben versehen wiedergegeben werden.
Еще одна стилевая черта альпийских текстов, которая важна для актуализации категории событийности - это имплицитная назидательность: легко вычитывается, что физически плохо подготовленным или непрофессионально экипированным героям не следует отправляться в горы, так как любое восхождение связано с риском для жизни.
Литературное пространство текстов альпийского жанра насыщено огромным количеством границ, наличие которых, по идее Ю. М. Лот-мана, считается обязательным условием для того, чтобы событие состоялось. Самая заметная граница представляет собой «универсальное для всех человеческих культур противопоставление верх / низ с разнообразными содержательными интерпретациями (религиозными, социальными, политическими, моральными и т. д.)» [1, с. 176]. В альпийской литературе противопоставление низа и верха является исходным пунктом сюжетосложения, оно абсолютно наглядно, сначала топографически, а затем, в зависимости от развития сюжета, его можно интерпретировать, по утверждению Ю. М. Лотмана, с любой точки зрения.
Событийность следует рассматривать как базовую жанрообра-зующую категорию альпийской (горной) литературы. Акт, именуемый событием, в тексте может принять любую коннотацию. Герои испытывают не только радость или триумф, но и равнодушие, разочарование, шок, прочие экстатические состояния. Сюжет, как правило, предполагает, что главной целью для героя (героев) является покорение некой горной вершины или горного массива. Это вполне соответствует каноническому пониманию литературного события, так как при взятии вершины происходит переход героя через границу некого семантического поля и текст приобретает иной «порядок».
Для достижения главной цели должны быть выполнены промежуточные действия, иногда рутинного характера, как то: траверси-рование ледника, преодоление снежных мостов, скальных участков, расщелин и осыпей, выполнение приемов самосохранения, передвижение по снежным и фирновым склонам и др. Успешное завершение каждого действия дополняет событийную цепочку произведения, сигнализируя грядущий переход через границу текстового порядка, так как герой становится на шаг ближе к главному событию. Он каждый
Auch das Zitieren der Führerbucheinträge, das den Texten eine „dokumentarische Bedeutung" verleihen soll, zielt auf die Unterstreichung der Authentizität und Richtigkeit des Geschriebenen» [8, с. 131].
раз решает задачу в пограничном сегменте жизнь / смерть, не прерывая главной событийной цепочки. Такая логика нарратива обеспечивает процессуальный характер текста. Конечно, есть альтернативный вариант развития сюжета, но в этом случае событием становится переход героя в поле потустороннего пространства, т. е. его гибель. В этот момент текст может обнаружить жанровые признаки триллера или детектива за счет усиления текстового напряжения. Наиболее ярко это свойство проявляется в текстах, в основу сюжета которых положены желание или необходимость взятия знаковой вершины, вершины-символа, которая до этого не покорялась никому. Исследователи альпинистского дискурса подчеркивают, что в символической практике восхождений особую ценность имеет именно первое покорение особо сложной или высокой горы. Первое восхождение - стандартный топос альпинистского дискурса вообще - считается таковым только после его письменной фиксации1.
Если именно первая попытка становится знаковым элементом нарратива, то сюжет осложняется за счет нарастания текстового напряжения: участники события осознают степень риска, связанного с достижением цели, понимают, что цена каждого ошибочного действия слишком высока; в тексте появляются маркеры мотива «кровожадности» объекта, ретроспективно рассматриваются предыдущие неудачные попытки покорения. На дискурсивном уровне это происходит за счет актуализации соответствующих операторов, которые могут быть причислены к маркерам событийности и позволяют рассматривать данную категорию в свете предлагаемых В. Шмидом критериев градации, которые делают произошедшее более или менее событийным (релевантность, непредсказуемость, консекутивность, необратимость, неповторяемость) [2, с. 16-18].
Категорию событийности в художественной литературе имеет смысл рассматривать в широком контексте, «в привязке» к пространству и времени, так как переход персонажа через любую из возможных в сконструированном альпийском мире границ любого свойства, будь то топографического, этического, прагматического [1; 2],
1 Ср.: «Seit der Moderne ist es in der symbolischen Praxis des Bergsteigens von besonderem Wert, als „Erste" oder „Erster" auf einem besonders schwierigen oder hohen Berg gewesen zu sein, ihn „erobert" zu haben. Eine Erstbesteigung -dies ein „Standardtopos des alpinistischen Diskurses" - gilt aber erst als solche, wenn sie schriftlich beschrieben ist» [8, с. 134-135].
происходит не сам по себе, но на фоне пространственно-временных параметров текста. Так, анализ немецкоязычного альпийского дискурса 1930-х гг., когда покорение реальных вершин в Альпах стало явлением национально и идеологически коннотированным, показывает, что каждое знаковое событие в сфере альпинизма рассматривалось как патриотический акт, что неизбежно оказывало влияние на литературу и другие виды искусства. С другой стороны, взятие вершины как литературное событие можно истолковать с учетом субъективной перспективы героя. Мотивом может стать индивидуальный акт протеста, жест отчаяния или попытка самоутверждения отдельной личности. Это зависит от того, какие интенции движут протагонистом (стремление быть первым, кризисная ситуация в жизни, неудовлетворенность своим положением в социуме, личная месть конкретной вершине за то, что некогда отняла близкого человека или не покорилась, нанесла обиду и др.). От подобных деталей зависит, какие дискурсивные маркеры влияют на качество текста в событийном аспекте. Мы полагаем, что для понимания конкретного литературного текста важно учитывать, как объективируются сигналы событийности, и как на нее работают время, пространство, а также литературное напряжение.
В качестве иллюстрации вышеизложенных положений рассмотрим конкретный пример. В 2009 г. была вновь издана забытая повесть Макса Фриша «Ответ из тишины» [5], которую он написал еще в 1937 г., а затем вычеркнул ее из списка произведений для юбилейного собрания сочинений1. Этот текст может быть интересен как литературоведам, так и лингвистам по многим причинам, но для анализа категории событийности он просто идеален, прежде всего как пример решения задачи покорения особой вершины с целью, с самого начала известной лишь одному протагонисту. Тем более что на момент создания произведения альпийский дискурс был максимально идеологизирован. В 30-е гг. ХХ в., когда все основные вершины в Альпах были уже взяты, команды альпинистов Германии, Австрии, Италии пытались покорить, в буквальном смысле этого слова, наперегонки, «последнюю проблему Альп» [3] - оставшийся непрой-денным маршрут по северной стене горы Эйгер (Eiger) в Швейцарских Альпах, чтобы доказать всему миру, на что способен человек
1 Frisch Max. Gesammelte Werke in zeitlicher Folge. - 7 Bde. - Fr. am Main: Suhrkamp, 1976.
новой формации. После многократных неудачных попыток взятие Эйгера удалось осуществить в 1938 г., когда четверо альпинистов объединенной австрийско-немецкой команды поднялись на вершину по северной стене [3]. И хотя в повести М. Фриша именно идеологический дискурс не выделен в отдельный мотив, знание реальных обстоятельств представляется полезным для воссоздания полной картины места и образа действия героя повести (хотя М. Фриш размещает покоряемую вершину в другой части Альп, параллель Nordwand в реальности - Nordgrat в повести очевидна1). Интересно, что повесть находится в едином интердискурсивном поле с кинофильмами весьма амбивалентно трактуемого жанра Bergfilm2.
Повесть «Ответ из тишины» написана в непростой момент жизни 26-летнего Фриша, она отчасти биографична, вписывается в канон альпийской литературы и дает возможность применить аппарат, пригодный для описания стратегий событийности. К анализу целесообразно привлечь и дополнительные текстовые источники, в том числе принадлежащие перу самого М. Фриша - будучи хорошим альпинистом, он между 1932 и 1939 гг. опубликовал серию горных репортажей в Neue Zürcher Zeitung. Кроме того, альпийский дискурс часто проявляется в его более поздних произведениях.
Как и большинство авторов альпийского жанра3, М. Фриш развивает тему достижения границы физических и психических возможностей в крайне тяжелых для выживания условиях, которые «организованы» самой природой. С этой точки зрения, стиль повести неизбежно вызывает ассоциацию с манерой письма авторов «Бури и натиска».
1 На это обращает внимание литературовед Петер фон Матт в послесловии к изданию [5, с. 162].
2 Пионерами этого сугубо немецкого жанра в киноискусстве считаются Зепп Альгайер и Арнольд Фанк (Berg des Schicksals - Ein Film aus den Dolomiten, 1924; Der heilige Berg. Eine dramatische Dichtung mit Bildern aus der Natur, 1926). Не без влияния А. Фанка в этот жанр пришли Л. Тренкер и Л. Ри-феншталь: в фильме А. Фанка Der heilige Berg они исполняли главные роли, а затем начали работать самостоятельно. Режиссерский дебют Л. Тренкера -Der Kampf ums Matterhorn, 1928; первый фильм Л. Рифеншталь как режиссера Das blaue Licht - eine Berglegende, 1932 г. Подробнее см. в: [4, с. 54-70].
3 Например: Heer, J. Chr. Der Wetterwart (1916); Jegerlehner, J. Bergführer Melchior (1929); Hohl, L. Bergfahrt (1975); Augsburger, U. Graatzug (2007); Graf, R. Niedergang (2013) и многие другие.
Американский историк искусства В. Дж. Т. Митчелл, автор книги Landscape and Power [9], заметил, что ландшафт следует рассматривать не как предмет, который можно видеть, или как текст, который можно читать, но как процесс, через который создаются социальные и субъективные идентичности1. Эту идею развивает Р. Гульдин, использовавший высказывание В. Дж. Т. Митчелла в качестве эпиграфа для своей монографии Politische Landschaften: zum Verhältnis von Raum und nationaler Identität (2014), рассматривая ландшафты как социально релевантные процессы, на фоне которых происходит рождение коллективной и субъективной идентичности [6]. Это очень точно отражает событийную сторону анализируемой повести М. Фриша.
Протагонистом, имя которого читатель узнает только в конце повествования, является тридцатилетний человек с университетским образованием, защитивший диссертацию, учитель, лейтенант швейцарской армии. За две недели до свадьбы он, оставив свою семью и невесту в полном неведении (это следует понимать как переход через границу этического свойства), уезжает в горы с намерением покорить сложную вершину, взойдя на нее в одиночку по траектории, которая прежде не использовалась (это также плановый переход сразу через несколько границ). Его интересует восхождение именно по чудовищному северному ребру (ungeheurer Nordgrat [5, с. 36])2: «Dieser Nordgrat solle ja nicht einfach sein, sagt er dann selber, jedenfalls, habe ihn noch nie ein Mensch bezwungen» [5, с. 40].
В основе идеи реализовать себя в горах лежит полная неудовлетворенность своей «нормальной», ничем не примечательной гражданской жизнью, которую герой считает совершенно пресной и преступной в своей обычности: «Das also ist mein Leben, denkt er immer wieder und findet, daß es kein Leben sei, sondern nur ein Dasein» [там же, с. 15]. И далее:
Es ist sein letzter Versuch, wozu er aufgebrochen ist und niemand wird ihn daran hindern, nicht durch Bitten und nicht durch Warnen. Einmal muß man sein jugendliches Hoffen einlösen, wenn es nicht lächerlich werden soll, einlösen durch die männliche Tat, und es wird sich ja zeigen, ob es ein leerer
1 Ср.: «Man sollte sich Landschaft nicht als einen Gegenstand vorstellen, den man sehen kann oder als einen Text, den man lesen kann, sondern als einen Prozess, durch den soziale und subjektive Identitäten geschaffen werden». Цит. по: [6, с. 6].
2 Зд. и далее цит. по: [5]. Повесть не переведена на русский язык.
Größenwahn war oder nicht, woran man so viele Jahre lang glaubte. Einmal muß man es wagen, die Tat oder der Tod, denn ein Leben, wie es sich anlässt, kann und will er nicht ertragen, das hat er sich geschworen, dieses Leben eines Durchschnittsmenschen - nie und nimmer! [там же, с. 17-18].
Герой М. Фриша формулирует собственную программу событийности - «подвиг или смерть» - «die Tat oder der Tod» [5, с. 18]:
Sein Wille wird ihn in den Nordgrat schicken, in die Tat oder in den Tod, wie er früher sagte, und dabei fühlt er so klar, immer klarer, daß er nicht an die Tat glaubt. Auch wenn er den Berg bezwingt, wird er darum ein anderer sein? Aber wer keine Sehnsucht hat, keine echte Sehnsucht, was bleibt ihm anderes übrig als der Ehrgeiz? [5, с. 60-61].
Если опустить целый ряд сюжетных ходов и сразу обратиться к центральной теме восхождения, оказывается, что в повести М. Фриша альпийская событийность реализуется как бы наоборот. С одной стороны, текст имеет все составные части литературного «каркаса» альпийского жанра, необходимые для того, чтобы событие состоялось (поставленная цель, никем не пройденный маршрут, горный ландшафт, детали снаряжения, сводки погоды; гостиница у подножья горы, откуда публика может в подзорную трубу наблюдать за героем, пока он покоряет вершину и сопереживать ему; команда местных проводников-спасателей). С другой стороны, герой, вплотную подошедший к «границе», исчезает из поля зрения не только персонажей повести, но и читателя, которому остается лишь догадываться о том, что происходит по ту сторону границы, где развиваются главные события. Герой возвращается, когда его уже ищет собравшаяся по тревоге команда местных проводников, «просветленный», но совершенно измученный, к тому же с тяжелой травмой - у него отморожена правая рука. Знаковым представляется его молчание, которое отсылает читателя к сильной позиции текста, к названию повести. Вопреки ожиданиям читателя, герой не торопится начать рассказ о том, как он провел дни и ночи, штурмуя вершину. Можно предположить, что для своеобразной реализации категории событийности в анализируемом тексте принципиально важны следующие составляющие нарратива:
1. Сформулированное кредо «подвиг или смерть» (Tat oder Tod) делит пространство на две части, задает параметры границы, из-за которой нет возврата. Длительное ожидание разрешения ситуации, неизвестность создают большее напряжение, чем, если бы это было подробное описание восхождения во всех деталях.
2. Отсутствие последовательного описания событийной цепочки, которая показала бы читателю, как совершается «подвиг», как герой балансирует на границе семантических полей героизма и смерти. Вместо этого автор заставляет героя на несколько дней исчезнуть из поля зрения не только других героев, но и читателя, нарушив ожидаемый «порядок» текста. Здесь речь идет о событии особого рода, связанном не с планом содержания текста, а с нарративной стратегией автора.
3. Отсутствие главного доказательства перехода через границу: текст не дает описания того, что является главным «бонусом» для героя, покорившего вершину, вида сверху 1. При этом читатель не имеет оснований подозревать героя в том, что он не достиг вершины. Весомость события не позволяет герою рассказывать о том, что он пережил, непринужденно:
...auch wenn er es vielleicht niemals wird sagen können, was er in der großen Stille gehört hat; aber es muß schon einen großen Sinn haben, was dieser Stille standhielt. [5, с. 143].
4. Внезапное, почти загадочное возвращение героя из «ниоткуда», его упорное молчание, его физическое состояние (смертельная усталость, отмороженная рука):
Er steht da in dem flackernden Schein, der ihn blendet, der tiefe Schatten in sein Gesicht wirft, und seine Augengruben sind wie schwarze Löcher, und er steht da wie einer, der aus dem Sarge kommt [там же, с. 138-139].
5. Ответ, полученный героем «из тишины», его просветленность, умиротворенность:
Es ist, als löse sie alles Denken auf, diese Stille, die über der Welt ist; <...> immer bleibt diese einsame Stille zurück, die um alles Leben ist und jeden Aufschrei verschluckt, als sei er nie gewesen, diese namenlose Stille, die vielleicht Gott oder das Nichts ist [там же, с. 36].
Ja, daran hat er gedacht, bevor er erschöpft und zerschlagen, aber ohne Angst, mit erfrorenen und schmerzenden Gliedern, aber mit neuer Sehnsucht und mit wissendem Herzen in einen schweren Schlaf versank [там же, с. 145].
1 Cp.: «Wie die Ambivalenz in der Beschreibung der Berge ist auch die Schilderung der schönen Aussicht vom Gipfel in der alpinen Literatur allgemein und besonders in Tourenberichten weit verbreitet. Sie gilt als Beweis dafür, dass der Bergsteiger, die Bergsteigerin auch tatsächlich ganz oben stand» [8, c. 138].
Предложенный способ прочтения показывает, насколько значима категория событийности для формирования смыслов в литературных произведениях таких жанров, как альпийский роман или
альпийская повесть.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Лотман Ю. М. Внутри мыслящих миров. Человек - текст - семиосфера -история. - М. : Языки русской культуры, 1999. - 464 с.
2. Шмид В. Нарратология. - М. : Языки славянской культуры, 2003. - 312 с.
3. Auffermann U. Die Wand - Meisterprüfung der Bergsteigergilde // Die Geschichte der Eiger Nordwand. - (Internet-Portal Berg News.com). -URL: http://www.bergnews.com/service/Eiger-Nordwand/65-Jahre-Eiger-Nordwand.php (03.09.2016).
4. Dorn Th. Bergfilm // Thea Dorn; Richard Wagner. Die deutsche Seele. -München : Albrecht Knaus, 2012 (limitierte Sonderausgabe). - S. 54-70.
5. Frisch M. Antwort aus der Stille. Eine Erzählung aus den Bergen / Mit einem Nachwort von P. von Matt. - Frankfurt a. M. : Suhrkamp, 2009. - 172 S.
6. Guldin R. Politische Landschaften: Zum Verhältnis von Raum und nationaler Identität. - Bielefeld :Transcript, 2014. - 296 S.
7. Günther D. Alpine Quergänge. Kulturgeschichte des bürgerlichen Alpinismus (1870-1930). - Frankfurt a. M. ; N. Y. : Campus, 1998. - 368 S.
8. Hungerbühler A. „Könige der Alpen". Zur Kultur des Bergführerberufs. -Bielefeld : Transcript, 2014. - 446 S.
9. Mitchell W. J. T. Landscape and Power. - 2nd Ed. - Chicago : University of Chicago Press, 2002. - 376 S.