2013». 27 ledna - 05 unora 2013 roku: Dil 44. Filologicke vedy. Praha: Publishing House «Education and Science» s.r.o, 2013. P. 70-72.
2. Arens H. E. Marlitt: eine kritische Würdigung. Trier: WVT Wissenschaftlicher Verlag, 1994. 431 S.
3. Hobohm C. Die Bestellerautorin Marlitt: Meine Geisteskinder. Erfurt: Sutton Verlag GmbH, 2010. 126 S.
4. Marlitt E. Reichgräfin Gisela. 2. Aufl. Leipzig: Verlag von Ernst Keil's Nachfolger. o. J. 418 S.
Смысловой сдвиг в семантике иронического высказывания: сема имплицитной негативной оценки Заврумов З. А.
Заврумов Заур Асланович / Zavrumov Аз1апоукк - кандидат филологических наук, доцент, проректор по научной работе и развитию интеллектуального потенциала университета, Пятигорский государственный университет, г. Пятигорск
Аннотация: в статье анализируется проблема выявления имплицитной семантической многомерности, присущей художественному тексту. Посредством текста передается гораздо больший объем значений, чем выражено в прямых и переносных значениях лексических и синтаксических единиц. В этом отношении исследование иронии характеризуется актуальностью и значительным эвристическим потенциалом. Ключевые слова: ирония, имплицитная информация, контекст, семантическая многомерность, дискурс, художественный текст.
Выявление имплицитной информации в координатах изучения иронии становится важным исследовательским инструментом. Дифференцирование информации на эксплицитную и имплицитную основано на постулате Ф. де Соссюра о двойственности языкового знака: любая языковая единица характеризуется наличием плана выражения (материальной формы) и плана содержания (означающее и означаемое в определенных соотношениях, фиксируемых языком). Несоответствие означающего конкретному означаемому способствует продуцированию имплицитной информации.
В ироническом высказывании представлены одновременно позитивная и негативная оценки, которые и детерминируют, соответственно, их экспликацию и имплицитность, а ироническая интенция определяется степенью проявления противоречия между вербализованным и подразумеваемым. Имплицитная информация, представленная в тексте / дискурсе комплексно, описывается посредством термина подтекст, под которым понимается «внутренний, подразумеваемый, словесно не выраженный смысл высказывания, текста» [2, с. 331]. Взаимодействие семантики лексических и текстовых единиц определяет характер подтекста, реализующегося в целом на уровне сверхфразовых единств. Импликационал подтекста не во всех случаях может быть в полной мере, без коммуникативных потерь воспринят и оценен адресатом.
Иронический подтекст, содержащий имплицитную информацию, не может быть воспринят вне контекста как минимального маркера семантического пространства имплицитного элемента дискурса / текста. Тесное взаимодействие горизонтального контекста как дискурсивного употребления языковой единицы, детерминированного сугубо лингвистическими факторами, и вертикального контекста - исторических и филологических координат существования данного художественного текста позволяет воспринимать информацию полноценно. Сложность иронии обусловливается широтой контекста, который необходим для декодирования иронии.
Для выделения языковой и речевой иронии принципиальным становится критерий контекста. Так, для языковой иронии необходим минимальный контекст либо вовсе его отсутствие при наличии языковой компетенции носителя языка, т. к. языковая ирония может быть реализована в случае закрепления иронической семантики в общем значении слова и фиксирования её словарями (с пометой ирон.). Возможности речевой иронии связаны со степенью «погруженности» адресата в контекст высказывания: её маркером является референтность иронического высказывания как его соотнесение с действительностью. Как частный случай речевой иронии может быть квалифицирована индивидуально-авторская ирония, реализующая эстетическую функцию, структурирующая текст / дискурс.
Именно мировосприятие коммуникантов, отраженное ментально в виде культурно -исторической информации, социокультурных норм, индивидуальных характеристик самих коммуникантов определяет когнитивный потенциал иронии, а успешность иронической коммуникации детерминирована во многом осуществлением конвенционального характера отношений адресата и адресанта.
Иронический дискурс как некая трансформация нейтрального дискурса способна обнаружить нормированность и конвенциональность моделей построения когнитивной иронии. Именно вертикальный контекст становится определяющим фактором для углубления когнитивного потенциала иронии в художественном тексте: эта система норм и правил отражения и рецепции фактов окружающей действительности функционирует на ментальном уровне, что способствует экспликации иронии на структурно-семантическом и прагматическом уровнях посредством различных когнитивных моделей, прежде всего, логических противоречий. Стилистическая и прагматическая функции иронии, тем не менее, в художественном тексте и дискурсе очевидны: посредством иронических актов автор объективирует своё отношение к персонажам, их сюжетным отношениям, сообщая всем этим художественным уровням дополнительную коннотацию и обозначая отношение к самому себе и миру, реальному и художественному.
Экспликация аксиологического компонента правил поведения и социальных норм в целом может быть адекватно реализована посредством иронического дискурса, который осуществляет также текстообразующую функцию. Для феномена иронии тем уровнем, на котором она наиболее полно манифестирована, становится структурно-семантический.
Дискурсивной формой репрезентации иронии выступает иронический акт, в ходе которого осуществляется вербализация мировоззренческой позиции субъекта иронии, его картины мира, а также её восприятие адресатом. Характер иронического акта детерминирован теми интенциями, которые являются определяющими для его продуцента: он становится либо интерпретирующим [15], либо иронизирующим [14]. Безусловно, ирония в художественном тексте представляет собой элемент мировоззрения автора. Так, А. В. Кузнецова подчеркивает: «Общеизвестный тезис о том, что художественный текст не всегда предполагает в качестве отправной точки повествования факты действительности, но образует осмысляющую их художественную реальность, обусловливает изучение художественного текста в когнитивной парадигме как эстетически мотивированной модели действительности и вербального воплощения когнитивных компонентов концептосистемы создателя, а также как репрезентации структуры и типа сознания автора» [10, с. 155].
Ирония характеризуется трехуровневым комплексом средств репрезентации, выбор которых зависит от коммуникативной ситуации:
1) паралингвистические средства представлены кинесикой (жесты, мимика, пантомимика) и интонацией (мелодика речи, тембр, паузиторика, ударение). Для иронического дискурса приоритетным является именно вербально-паралингвистический характер средств выражения иронии: посредством вербального канала транслируется закодированная информация / псевдоинформация о скрытом значении, паралингвистический передает код подразумеваемого смысла. Паралингвистические средства как маркеры рациональной информации сохраняют своё влияние в сфере разговорной речи, используясь для экспликации ценностных установок, оценок и эмоциональности;
61
2) лингвистические, большей частью стилистические или лексические, средства: стилевое контаминирование, изобразительно-выразительные средства (прежде всего, эпитеты), лексика разноуровневой принадлежности (например, неологизмы и архаизмы), сказовые формы повествования, которые, в случае неуверенности субъекта иронии в том, что адресат владеет информацией, зачастую подкреплены паралингвистическими средствами; в) художественный текст, в котором коммуникативный процесс опосредован, использует специфические средства манифестирования иронии - авторские указания, ремарки, кавычки, курсив, пародия и каламбур.
Выражение иронии детерминировано комплексом факторов, среди которых следует выделить субъективное и объективное соотношение ценностных потенциалов объекта и субъекта иронии, нравственную меру и контекст, характер взаимоотношений и социальный статус участников иронической коммуникации, этические и лингвориторические цели и задачи. Особенно значима для реализации иронии роль контекста, который может быть широким и узким. Именно информированность реципиента о контексте представляет собой основное условие коммуникативной успешности иронии. Подчеркнем также, что, если во внимание не принят лингвокультурный и/или социально-исторический контексты, ирония также не достигает своей цели.
Новые направления в изучении иронии обозначают два ракурса в её понимании -ирония как стилистический приём и как результат синтеза разноуровневых средств в осуществлении эстетической когниции [3; 4; 5; 6; 7; 8; 11; 12; 13]. Особый акцент делается на текстовом уровне реализации иронии, который предполагает взаимодействие лексических и грамматических средств, текстообразующих факторов и текстовых категорий, в конечном счете, формирующих основные композиционные доминанты художественного текста.
Специфические отношения, наблюдаемые в структуре языкового знака, отражают корреляции плана содержания и плана выражения, которые характеризуются определенной автономностью форм и значений. Функциональный и содержательный планы языка не конгруэнтны, что детерминировано «асимметричным дуализмом лингвистического знака» [9, с. 81]. Исследователи отмечают в этой связи, что «полифункциональность плана выражения и омонимия единиц плана содержания основывается на отсутствии соответствия между более емким и многочисленным по структурной организации планом содержания и более простым, и меньшим по числу единиц планом выражения» [1, с. 89].
Литература
1. Азнаурова Э. С. Стилистический аспект номинации словом, как единицей речи // Языковая номинация. Виды наименований. М., 1977. С. 86-128.
2. Ахманова О. С. Словарь лингвистических терминов. 2-е изд., стер. М.: УРСС: Едиториал УРСС, 2004. 571 с.
3. Вишневская В. Д. К вопросу о статусе иронии. Языковые средства выражения // Мир культуры: теория и феномены. Пенза, 2002. Вып. 2. С. 21-24.
4. Ермакова О. П. Ирония и словообразование // Slavische Wortbildung: Semantik und Kombinatorik. London-Hamburg: Münster, 2002. S. 403-412.
5. Иванова О. В. Ирония как стилеобразующее начало в романе Ф.Сологуба «Мелкий бес». Дис... канд. филол. н. М., 2000. 200 с.
6. Казиева А. М., Шевель Е. А. Тенденции интерпретирования и дефинирования понятия «ирония» в художественном тексте // В мире научных открытий, 2015. № 11.2 (71). С. 999-1005.
7. Казиева А. М. К вопросу о диалектической взаимозависимости и взаимовлиянии между ментальностью и языком // Гуманитарные исследования, 2012. № 2. С. 69-73.
8. Каменская Ю. В. Ирония как компонент идиостиля А. П. Чехова. Дис. канд. филол. н. Саратов, 2001. 170 с.
9. Карцевский С. О. Об ассиметричном дуализме лингвистического знака Об асимметричном дуализме лингвистического знака // Введение в языковедение: хрестоматия: учебное пособие / сост. А. В. Блинов, И. И. Богатырева, В. П. Мурат, Г. И. Рапова. М.: Аспект Пресс, 2001. С. 76-81.
10. Кузнецова А. В. Художественный текст в когнитивной парадигме: семантическое пространство и концептуализация // European social science journal. Рига - Москва, 2011. № 5. С. 155-161.
11. Кузнецова А. В. Феномен билингвального художественного текста: семантико-прагматический статус // Вестник ПГЛУ. Пятигорск, 2012. № 1. С. 80-84.
12. Пивоев В. М. Ирония как феномен культуры. Петрозаводск: Петрозав. гос. ун-т., 2002. 106 с.
13. Самыгина Л. В. Ирония как метатекстовый феномен в рассказах С. Довлатова. Дисс. ... канд. филол. н. Ростов-на-Дону, 2013. 212 с.
14.Muecke D. The Compass of Irony. London: Methuen & Ltd..., 1969. 276 p.
15. Hutchean L. Irony's edge. The theory and politics of irony. N.Y., 1994.
Реальные и фиктивные эмблемы в процессе коммуникации
Немерицкая Е. М.
Немерицкая Елизавета Михайловна / Nemeritskaya Elizaveta Mikhaylovna - кандидат филологических
наук, доцент, кафедра теории английского языка, Институт иностранных языков Волгоградский государственный социально-педагогический университет, г. Волгоград
Аннотация: в статье рассматриваются реальные и фиктивные эмблемы в коммуникативном процессе, их характеристики и критерии диагностики. Ключевые слова: ошибка, коммуникация, эмблема, непреднамеренность, намеренное отклонение.
Процесс общения людей, являясь многокомпонентным сложным явлением, нуждается в определенных уровнях, а также типах понимания и интерпретации.
Ч. С. Пирс в своих работах, посвященных семиотической составляющей коммуникации, выделяет так называемые «индексальные» знаки, т. е. такие знаки, форма которых лишь условно связана с содержанием объекта, а для их прочтения необходима определенная осведомленность [5, с. 185]. В этой группе выделяется эмблема (от греч. «emblema» -«вставка»), знак, допускающий только одну интерпретацию, важнейшей функцией которого представляется идентификация. Эта функция, как отмечает В. И. Карасик, «состоит в том, что соответствующий образ является знаком принадлежности того или иного индивидуума к определенной группе» [2, с. 38]. Автор особо выделяет тот факт, что эмблематика общения представляет собой систему однозначно опознаваемых коммуникантами сигналов; Ю. М. Лотман, говоря об эмблеме, также подчеркивает: «... Когда, например, создается эмблематический знак, имеющий некий утвержденный за ним смысл, а сам этот эмблематический знак включает в себя словесную надпись - текст какого-нибудь лозунга, то вся эта триада означает одно и то же и взаимопереводима. Необходимость нескольких выражений одного и того же содержания диктуется педагогическими или агитационными соображениями, но неизменно подразумевает однозначность смысла» [4, с. 417]. Несмотря на то, что функция идентификации личности говорящего не является единственной (к примеру, эмблематика служит средством упрощения содержания высказывания или его информационного дублирования), осведомленность о своем собеседнике зачастую выступает важнейшим фактором успешности коммуникации.