CC BY
162
УДК 81’42; 801.7 ББК 81.2
Мещерякова Ольга Александровна
кандидат филологических наук, доцент г. Елец
Meshcheryakova Olga Aleksandrovna
Candidate of Philology,
Associate Professor Yelets
Слово И. Бунина в контексте русской культуры I. Bunin’s Word in the Context of Russian Culture
В статье выявляются мифологические и фольклорные источники формирования семантического пространства рассказа И.А. Бунина «Антоновские яблоки», устанавливаются особенности диалога писателя с культурным контекстом в его языковой репрезентации, определяются специфические признаки индивидуально-авторского концепта «запах антоновских яблок».
The article shows mythological and folkloristic sources in the formation of the semantic space in “Antonov’s Apples” story by I. Bunin; particularities of the writer’s dialogue with the culture context in its language representation are found out; special features of the author’s individual concept of “Antonov’s apples scent” are determined.
Ключевые слова: диалогическая природа текста, культурные знания, заглавие текста, рассказ И.А. Бунина, прецедентный текст, концепт «антоновские яблоки».
Key words: dialogical nature of a text, cultural knowledge, title of a text, I. Bunin’s story, precedent text, “Antonov’s apples” concept.
Дорога к художественному слову всегда нелегка. Для И. А. Бунина вполне
осознаваем был тот факт, что выстраданное им в муках творчества слово вдруг оказывалось выговоренным и высказанным кем-то другим: «... какая мука, какое невероятное страдание литературное искусство! Я начинаю писать, говорю самую простую фразу, но вдруг вспоминаю, что подобно этой фразе сказал не то Лермонтов, не то Тургенев.». В то же время он чувствовал «первород-ность» своего литературного опыта: «Я изнемогаю от того, что на мир смотрю только своими глазами и никак не могу взглянуть на него как-нибудь иначе».
Эта парадоксальная природа творчества была глубоко проанализирована М. М. Бахтиным. Проблема слова как отклика на уже сказанное была понята им в аспекте диалогичности самой природы текста. По М. М. Бахтину [3], текст -это непосредственная действительность мысли и переживаний. Событие жизни
текста, то есть его подлинная сущность, всегда развивается на рубеже двух сознаний, двух субъектов, в ходе диалога особого вида: текста (предмет изучения и обдумывания) и создаваемого обрамляющего контекста (вопрошающего, возражающего) и т.п.
В момент создания текста автор использует предшествующий культурный опыт, выраженный в художественном слове, но это не механическое включение некоего набора цитат, а выражение авторского представления о мире через незримый диалог со своими предшественниками. Поэтому текст в контексте культуры важен не сам по себе: он открывает «уникальную роль человека в мире вообще и в мире культуры в частности» [2, 32]. Именно человек является связующим звеном между языком и культурой.
И. А. Бунин был человеком глубокой культуры, она составляла суть его «поведения» как субъекта речи, создателя художественного теста. «Единицей» передачи культурного знания у него является весь текст, который, имея знаковую природу, включает эти знания в закодированном виде. В таком случае, по мнению Ю. М. Лотмана, язык «выступает одновременно и как самостоятельный язык, и как подъязык, входящий в более общий культурный контекст как целое и как часть целого» [8: 575-576].
Часто диалогичность индивидуально-авторской и общечеловеческой культуры раскрывается через прецедентные тексты. Как общее достояние нации прецедентный текст включается в авторское повествование «намеком, отсылкой, признаком, и тем самым в процесс коммуникации включается либо весь текст, либо соотносимые с ситуацией общения или более крупным жизненным событием отдельные его фрагменты» [6, 216 - 217].
И.А. Бунин в качестве «способа бытия прецедентного текста» [10, 119] часто выбирает заглавие произведения, которое обладает «предельной информативной насыщенностью» [11, 166]. Оно выступает компонентом тройной системы отношений: «заглавие - авторское мировидение», «заглавие - контекст культуры», «заглавие - текстовая действительность». В силу этого языковые компоненты заглавия обладают значительным «культурносмысловым» объе-
мом и дают ориентир в предметном, понятийном, эмоциональном, ассоциативном содержании текста. Само заглавие выступает некоей универсальной единицей авторского сознания, которая непосредственно связана с культурной памятью личности, сопричастна её духовной жизни.
Авторское знание о «вещных» предметах русской культуры органически входит в заглавие рассказа «Антоновские яблоки». Ценный старинный русский зимний сорт яблок можно было номинировать одним словом - антоновка [5, 671]. Но автору важно сделать смысловой акцент на слове яблоки.
Культурологическое содержание этой лексической единицы связано с мифологическими представлениями древних славян. О содержании их воззрений нам рассказывает А.Н. Афанасьев: «В райских садах и рощах, на тенистых деревьях весенних туч зреют золотые плоды (яблоки), дающие вечную молодость, здравие и красоту. <...> Ради животворящих свойств, приписанных небесным яблокам, русское предание дает им название молодильных или моложавых: стоит только вкусить от этих плодов - как тотчас же сделаешься и молодым, и здоровым, несмотря на преклонные лета. <...> Предания о небесных, райских садах с течением времени стали прилагаться к земным лесам и рощам и сообщили им священный характер» [1, 219 - 220].
Представление о здоровье, молодости и красоте, которые дают молодильные яблоки, отражено не только в сказках, оно, преломляясь в народном сознании, «отзывается» в поговорке о девичьей красоте (Девка - что твое яблочко!), о подарке, доброй вести (Поднести золотое яблоко на серебряном блюде) [5, 671].
Народные паремии фиксируют и то, что яблоко - плод дерева - является символом продолжения рода: Мимо яблоньки яблочко не падает; Яблочко от яблоньки недалеко откатывается; Не далеко от дерева яблочко падает; От яблоньки яблочко, а от ели шишка [4, 451]. Некоторые из них («конанье») дополняются представлением о яблоке как символе знатности и богатства: Кати-лося яблочко вкруг огорода, кто его поднял, тот воевода, тот воеводе воеводский сын: шишел вышел, вон пошел! [5, 671].
Бунин «схватывает» результат духовного осмысления русским человеком окружающей действительности, но не воспроизводит его «цитатным оскол-
ком», а дает «намеком, отсылкой, признаком», так как мифологическое и фольклорное понимание предметов из окружающей действительности служит отправной точкой для авторских размышлений о человеке, о судьбе русской помещичьей усадьбы и обо всей России.
Автор «Антоновских яблок» развивает мысль об особой силе яблок, способной возвращать молодость. Заглавие текста, как уже говорилось, строится на словосочетании. Подобная двухкомпонентная форма номинации сорта яблок ассоциируется с номинацией чудесных плодов в славянских преданиях: антоновские яблоки ^ молодильные яблоки, причем множественное число поддерживает наметившуюся ассоциативную связь.
Текст рассказа начинается с многоточия: ...Вспоминается мне ранняя погожая осень. Оно имеет «предназначение» сократить смысловой и структурный «разрыв» между заглавием и текстом с тем, чтобы обогатить содержание глагола вспоминается. Его семантика, в которой заключено узуальное ‘прийти на память’, за счет такой позиции в цепи структурных элементов текста, дополняется окказиональным ‘вернуться в молодость\ Бунинские яблоки оказываются подобны молодильным, только они не для тела (может, поэтому нет упоминания об их вкусе), а для души: она оживает, и свидетельством тому становится многократно повторенные слова вспоминается - помню - помню, причем безличная форма глагола, данная в начале, меняется на личную, акцентирующую внимание на сосредоточенной внутренней работе человека.
Однако Бунин одновременно вступает в спор с мифологическим знанием. Свое «несогласие» он вербализует через языковую трансформацию: заглавное сочетание антоновские яблоки преобразуется в запах антоновских яблок. Значение слова запах - ‘свойство чего-нибудь, воспринимаемое обонянием’. В бунинской интерпретации запах является тем свойством внешнего мира, которое не существует само по себе, оно связано с человеком, с его эмоциями и с самой жизнью. Запах - это не просто свойство воздуха, это среда, в которой человек пребывает - живет и дышит. В своей «воздушности» он родственен душевному и духовному. Запах антоновских яблок помнится потому, что он
связан не с бесстрастным и «бестелесным» существованием, а с жизнью, в которой героем ощущалась гармония и красота природы, и это ощущение порождало любовь и к природе, и к самой жизни. То, что любишь, забыть нельзя. Поэтому запах антоновских яблок - это и красота, и любовь, и гармония, и прошлая жизнь, и память о прошлой жизни.
Одорический образ, существующий в памяти, побеждает время и потому противопоставляется мифологическому образу молодильных яблок. «Золотые плоды» могут преодолеть разрушение временем благодаря своей чудодейственной силе, но они даются не всем. Память и любовь дана каждому. Они и есть те молодильные яблоки, с помощью которых можно побороть острое чувство обреченности жизни.
В своем утверждении трансцендентального значения памяти Бунин, по мнению Ю. Мальцева, близок Флоренскому, который считал, что в памяти заключено «наше над-временное естество» [Мальцев, 86].
Память, которая сохраняет прошлое, разрушаемое временем, связана с чувственным восприятием действительности. «Чувственность становится в памяти мостом между сегодня и всегда, атрибутом непреходящего, как у Пруста, и если Пруст обретает утраченное время, вспоминая вкусовое ощущение детства (вкус печенья), то у Бунина таким толчком служит запах антоновских яблок» [Там же]. Как видим, бунинское выражение запах антоновских яблок -это не только средство обозначения чувственного восприятия, но - самое главное - это средство вербализации индивидуально-авторского концепта, который обладает «способностью обогащать концептосферу национального языка» [7, 283] в силу его многочисленных потенций.
Этот одорический образ содержательно многофункционален.
Обращаясь к знанию о плодах дерева как символе продолжения рода, Бунин через упоминание о запахе антоновских яблок выражает идею движения жизни от процветания к угасанию.
В первой части, сопряженной с воспоминанием о яблоках, изображается богатство села, причем всех живущих здесь сословий. Так как истинное богат-
ство не ограничивается материальным, то и у Бунина оно связывается с духовным - со щедростью русской души: - Вали, ешь досыта, делать нечего! -На сливанье все мед пьют. Таким образом, рассказ начинается с утверждения яблочного духа как основы жизни и богатства.
Но в ходе дальнейшего повествования четвертая часть рассказа противопоставляется первой: запах антоновских яблок исчезает из помещичьих усадеб. Исчезновение запаха яблок символизирует смерть и материальное обнищание. Действительно, жизнь изменилась: Перемерли старики в Выселках, умерла Анна Герасимовна, застрелился Арсений Семеныч... Наступает царство мелкопоместных, обедневших до нищенства.
Создав образ прекрасной, но вырождающейся усадьбы, автор одновременно представляет образ России.
Начиная рассказ с описания сада вне его хозяйственно-экономического, подчиненного дому значения, Бунин подготавливает читателя к восприятию са-да-рая, но не на небе, а на земле.
«Не утилитарное» назначение сада подчеркивает сочетание кленовые аллеи, «священный характер» сада раскрывает весь арсенал «чувственных» слов и словосочетаний, присутствующий в 1-ом абзаце. Многочисленные номинации перцептивных признаков (осязательного - теплыми дождиками, слухового -вода тиха, синестезическоого - свежее, тихое утро, зрительного цветового -золотой. сад) семантизируют представления о тех ощущениях, которые человек может испытывать в раю.
То, что это рай на земле, уточняется с помощью такого словосочетания, как подсохший и поредевший сад - все земное тленно. Примечательно, что дальше автор более точно определяет это пространство земного рая, вводя одо-рические детали, воспринимающиеся как знаковые для народной жизни России - запах дегтя в свежем воздухе; сильно пахнет яблоками, тут особенно; ржаным ароматом новой соломы и мякины; И вот еще запах: в саду — костер, и крепко тянет душистым дымом вишневых сучьев. Дейктическое сочетание тут особенно, существительное с предлогом в саду, стоящие рядом с перцептивной единицей, обозначают строго ограниченный локус.
Сужение художественного пространства от рая-космоса к раю земному, а потом и к увязыванию его с определенным местом способствует возникновению в 1-ой части рассказа образа рая «российского», в основе которого - райский запах антоновских яблок.
Но уже в 3-ей части природный запах почти исчезает, только один раз Бунин опишет запах оврагов: крепко пахнет от оврагов грибной сыростью, перегнившими листьями и мокрой древесной корою. Сад-рай исчез, движение пространства от положения «над землей» к положению «в глубь земли», от рая - к аду. Одорический образ приобретает совершенно иное содержание, описывая слияния человека и зверя: пропахнув лошадиным потом, шерстью затравленного зверя.
В 4-ой части, где запах антоновских яблок исчезает, изменяются и другие запахи. Совсем по-иному пахнет солома. Если в 1-ой части ее аромат связывался с чем-то новым, то в 4-ой упоминание о зиме усиливает тему холода и умирания: около вороха соломы, резко пахнущей уже зимней свежестью. Человеческое жилье тоже обретает иной запах, описание которого обостряет тему челове-ко-зверя: В запертых сенях пахнет псиной.
Последний одорический образ запахом озябшего за ночь обнаженного сада имеет множество планов: от идеи холода и смерти - к идее прозябания (у Пушкина: «И дольней лозы прозябанье») и возрождения. Сад поздней осени не может не напомнить о саде весеннем, прозрачном и светлом, набирающем жизненные силы. Так новый одорический образ стынущего сада, появившийся вместо образа пахнущих яблок, дает надежду на то, что все еще может возродиться: был бы сад - будут и яблоки.
Да, бунинское слово не существует в рафинированном виде, тесно взаимодействуя с уже когда-то сказанным. И в то же время оно неповторимо, потому что каждый раз, обращаясь к опыту русской культуры, писатель передает свое видение мира, а диалог с «другими» высказываниями лишь подчеркивает его собственное своеобразие.
Библиографический список
1. Афанасьев, А.Н. Древо жизни: Избранные статьи [Текст]/А.Н. Афанасьев. - М.: Современник, 1982. - 464 с.
2. Бабенко, Л.Г., Казарин, Ю.В. Лингвистический анализ художественного текста. Теория и практика: Учебник; Практикум [Текст]/Л.Г.Бабенко, Ю.В.Казарин. - М.: Флинта: Наука, 2006. - 496 с.
3. Бахтин, М.М. Проблема текста в лингвистике, филологии и других гуманитарных науках. Опыт философского анализа [Текст]/М.М. Бахтин //Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. Антология. Под ред. проф. В. П. Нерознака. - М.: Academia, 1997. - С. 227 -244.
4. Даль, В.И. Пословицы русского народа/Сборник фольклора [Текст]/В.И. Даль. - М.: «ННН» «ЭКСМО», 2002. - 614 с.
5. Даль, Владимир. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. [Текст]/ Владимир Даль. - М.: ТЕРРА, 1995. - 688 с. - Т.4: Н - V.
6. Караулов, Ю.Н. Русский язык и языковая личность [Текст]/Ю.Н. Караулов. - М.: УРСС, 1987. - 259с.
7. Лихачев, Д. С. Концептосфера русского языка [Текст]/Д.С. Лихачев// Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. Антология. Под ред. проф. В. П. Нерознака. - М., 1997. - С. 280 -287.
8. Лотман, Ю. М. Семиосфера [Текст] /Ю.М. Лотман. - С.-П.: «Искусство - СПБ», 2000. - 704с.
9. Мальцев, Юрий. Иван Бунин. 1870-1953 [Текст]/Юрий Мальцев. - Frankfurt/Main -Moscau: Possev, 1994. - 432 с.
10. Попова, Е.А. Прецедентность в русском языке как лингвистический и культурный феномен [Текст]/Е. А. Попова //Европейские языки: историография, теория, история/ Межвузовский сборник научных трудов. - Выпуск 7. - Елец: ЕГУ им. И.А. Бунина. - С. 116 - 132.
11. Сырица, Г.С. Филологический анализ художественного текста: учеб. пособие [Текст] /Г.С. Сырица. - М.: Флинта: Наука, 2005. - 344 с.
Bibliography
1. Afanasyev, A.N. Drevo Zhizni: Izbrannye Statyi [Tekst]/ A. N. Afanasyev. - M.: Sovre-mennik, 1982. - 464 p.
2. Babenko, L.G., Kazarin, Yu. V. Lingvisticheskiy Analiz Khudozhestvennogo Teksta. Te-oriya i Praktika: Uchebnik; Praktikum [Tekst]/L.G. Babenko, Yu.V. Kazarin. - M.:Flinta: Nauka, 2006. - 496 p.
3. Bakhtin, M.M. Problema Teksta v Lingvistike, Filologii i Drugikh Gumanitarnykh Nau-kakh. Opyt Filosofskogo Analiza [Tekst]/M.M. Bakhtin //Russkaya Slovesnost. Ot Teorii Sloves-nosti k Strukture Teksta. Antologiya. Pod Red. Prof. V. P. Neroznaka. - M. Academia, 1997. - Р. 227 -244.
4. Dal, V.I. Poslovizy Russkogo Naroda/Sbornik Folklora [Tekst]/V.I. Dal. - M.:“NNN“ „EKSMO“, 2002. - 614 р.
5. Dal, Vladimir. Tolkoviy Slovar Zhivogo Velikorusskogo Yazyka: V 4 T. [Tekst]/ Vladimir Dal. - M.:TERRA, 1995. - 688 p. - T. 4: H - V.
6. Karaulov, Yu.N. Russkiy Yazyk i Yazykovaya Lichnost [Текст]^^ N. Karaulov. -M.:URSS, 1987. -259 p.
7. Likhachev, D.S. Konzeptosfera Russkogo Yazyka [Tekst]/D.S. Likhachev// Russkaya Slovesnost. Ot Teorii Slovesnosti k Strukture Teksta. Antologia. Pod. Red. Prof. V.P. Neroznaka. -M., 1997. - Р. 280 -287
8. Lotman Yu. M. Semiosfera [Tekst]/ Yu.M. Lotman. - S.-P.: „Iskusstvo - SPB“, 2000. -704 p.
9. Maltsev, Yu. Ivan Bunin. 1870 - 1953 [Tekst]/Yu. Maltsev. - Frankfurt/Main - Moskau: Possev, 1994. -432 p.
10. Popova, E.A. Prezedentnost v Russkom Yazike kak Lingvisticheskiy i Kulturniy Feno-men [Tekst]/E. A. Popova // Evropeyskie Yazyki: Istoriografia, Teoria, Istoria/ Mezhvuzovskiy Sbornik Nauchnykh Trudov. - Vypusk 7. - Elets: EGU im. I.A. Bunina. - Р. 116-132.
11. Syritsa, G.S. Filologicheskiy Analiz Khudozhestvennogo Teksta: Ucheb. Posobie [Tekst]/G.S. Syritsa. - M.: Flinta: Nauka, 2005. -344 p.
