CC BY
317 Там же. С- 60, 63-64.
8 Подробнее о политических взглядах Блейвейса и др. см.: Кирилина JI. А. Словенцы и революция 1848-1849 гг. М., 2000.
9 VosnjakJ. Spomini. Ljubljana, 1982. S. 82-83.
10Melik V. Bleiweisova vloga v slovenski politiki // BZ. S. 18. " Curkina I. Rusko-slovenski kulturni stiki... S. 80-81. 12Там же. С. 82.
13 Чуркина И. В. Словенское национально-освободительное движение в XIX в. и Россия. М., 1978. С. 159-160.
14 АВПРИ. Личный архив «Раевского». Оп. 904. Д. 175.
15 Curkina I. Rusko-slovenski kulturni stiki... S. 84—85.
16 Это письмо и далее (12 писем) см: АВПРИ. Личный архив «Раевского». Оп. 904. Д. 175; — см. также: Зарубежные славяне и Россия. М., 1975. С. 44-46.
"TominsekJ. Dr. Janez Bleiweis... S. XX-XI.
18 VosnjakJ. Spomini. S. 378.
19 Curkina I. Rusko-slovenski kulturni stiki... S. 90.
20 Там же. С. 94, 100.
21 Там же. С. 186.
22Цит. по кн.: Prijatelj I. Janko Kersnik. Njega delo in doba. S. 135.
23 TominsekJ. Dr. Janez Bleiweis... S. XXII.
24 См. статью M. Орожен в: BZ. S. 214.
М. М. Керимова
Словенские сюжеты в научном наследии Харузиных
Настоящая статья — продолжение изучения жизни и деятельности талантливых российских ученых, начатое нами в 90-е гг. прошлого века. Оно увенчалось рядом статей, в которых нашла отражение и славянская проблематика, в том числе словенские историко-этнографические сюжеты, занимавшие немалое место в научном творчестве Алексея Николаевича Харузина (1864-1932) и его сестры Веры Николаевны Харузи-ной (1866-1931)'.
Во время недавней поездки в Республику Словению мной были обнаружены интересные публикации в центральных словенских общественно-литературных журналах начала XX в., а также ценные документы
архива Национальной университетской библиотеки (Любляна). Дополненные примечательными личными записями Харузиных, которые находятся в одном из главных хранилищ России — Отделе письменных источников Государственного исторического музея Москвы (ОПИ ГИМ), — все эти новые сведения позволили нам посмотреть на этнографические разыскания Харузиных не только с точки зрения их значимости для современных научных исследований в области культуры и науки, достигнутых словенскими и российскими учеными, но и с позиций освещения дальнейшего процесса укрепления русско-словенских связей в конце XIX в. — начале XX столетия
Эти новые для словенских и российских читателей материалы, безусловно, послужат еще одним ценным свидетельством прочных взаимоотношений между словенским и русским народами в прошлом и настоящем.
* * *
Семья Харузиных — феноменальное явление в том смысле, что трое сыновей Николая Ивановича Харузина, московского купца I гильдии: Михаил (1860-1888), Николай (1865-1900), Алексей (1864-1932) — и его дочь Вера (1866-1931), не пошли по стопам своего отца, а избрали нелегкую стезю науки, став известными учеными.
Исключительно дружные и в жизни и в занятиях наукой братья и сестра помогали друг другу советами, делились планами, замыслами. Их исследовательские интересы часто соприкасались: они увлекались близкими темами, изучали одни и те же регионы России и зарубежья. Яркий и тернистый жизненный путь каждого из них был недолгим у одних из-за ранней смерти, беспокойным и напряженным у других из-за арестов, длительных невзгод и болезней.
Михаилу Харузину, скончавшемуся в 28 лет, было отпущено всего семь лет для научной деятельности. Благодаря огромному упорству, трудолюбию, целеустремленности он на юридическом факультете Московского университета с увлечением занимается изучением обычного права народов России, положением крестьянства и проблемами религии. Будучи студентом второго курса, в 1886 г. отправляется на русский Север, чтобы лучше понять и узнать быт и нравы аборигенов — вотяков (удмуртов) — и русского населения. После завершения факультета, серьезно интересуется историей казачества, политикой и этнокон-фессиональной ситуацией Прибалтийских провинций, где некоторое время работает в канцелярии Эстляндского губернатора. Успешный ученик известного ученого, профессора М. М. Ковалевского, Михаил,
еще будучи студентом, занимает почетную должность секретаря Императорского Общества естествознания, антропологии и этнографии (ИОЛЕАЭ) при Московском университете. Его фундаментальный труд «Сведения о казацких общинах на Дону» (М., 1885. 388 е.), содержащий внушительный свод историко-правовых данных о прошлом и настоящем Войска Донского, о малоизученной специфике административного и судебного устройства военных поселений и казацких хуторов, о семейном и общественном быте не утратил своей ценности и в наше время. За год до смерти, по поручению ИОЛЕАЭ, он составил подробную «Программу для собирания сведений об юридических обычаях» (М., 1887), одна из глав в которой — «Артель» — принадлежала перу брата Николая. Влияние Михаила, светлой личности и серьезного исследователя — этнографа и юриста, сполна испытали на себе его братья и сестра Вера.
Николай Харузин, не доживший до 35 лет, был человеком недюжинного исследовательского дарования, невероятной работоспособности, удивительной смелости в решении сложных научных задач и огромной увлеченности наукой. Он рано проявил себя не только в этнографии, но и в археологии, истории, архивном и музейном деле. Николай прожил чрезвычайно насыщенную трудами и событиями жизнь, посвященную любимой науке и «занял почетное место в истории русской этнографии»2.
Многие его работы посвящены изучению быта и нравов горцев Кавказа: «Заметки о юридическом быте чеченцев и ингушей», «По горам Северного Кавказа»3. В свете современных сложных этнических процессов, происходящих в кавказском регионе, эти работы остаются весьма актуальными, став классикой этнографической литературы.
В 1887 г., Николай, студент второго курса, по заданию ИОЛЕАЭ совершает экспедицию на русский Север. Результатом стала обстоятельная монография «Русские лопари. Очерки прошлого и современного быта» (М., 1890), за которую он получил золотую медаль этого научного общества и удостоился высокого отзыва о новаторском вкладе в создание «систематического исследования, которого еще не было в новейшее время»4. Вместе с В. Ф. Миллером Николай Харузин стоял у истоков создания журнала «Этнографическое обозрение», до самой кончины безотказно выполняя работу редактора, руководителя отдела критики и библиографии и автора многочисленных статей, обзоров и рецензий.
Будучи страстным и убежденным борцом за основание кафедр этнографии в вузах России и одним из инициаторов введения специальных курсов по этому, на его взгляд, важнейшему предмету, Николай наконец получает возможность с 1896 г. читать лекции по этнографии сначала
в Московском университете, а затем и в Лазаревском институте восточных языков. Читает с увлечением и полной отдачей, вызывая одобрение студентов. К сожалению, Харузин при жизни успел издать лишь малую часть своих лекций («Очерки первобытного права. Семья и род». М., 1898. Т. I). В 1900 г. А. Н. и В. Н. Харузины начинают готовить к публикации посмертное издание лекций брата. Благодаря их огромным стараниям увидела свет четырехтомная «Этнография» (СПб., 1901-1905. Вып. I—IV)5. По сути дела, это был блестящий итог всей исследовательской и преподавательской деятельности талантливого ученого, свидетельствующий о колоссальной эрудиции автора. Этот завершающий труд Н. Н. Харузина в его трагически оборвавшейся от болезни жизни, мог служить и служит до сих пор ценным пособием начинающим специалистам. В свое время он вызвал огромный интерес среди российских и иностранных ученых, информаторов с мест и просто любителей этнографии. Все просили Веру прислать лекции ее брата, что она и делала безвозмездно и с удовольствием.
После смерти Михаила и Николая опорой Веры оставался Алексей Николаевич Харузин, человек яркой и в то же время трагической судьбы, хотя поначалу казалось, что именно он очень твердо стоит на ногах, — слишком стремительным было его восхождение по служебной лестнице, да и научные его достижения были успешными и разносторонними.
После окончания физико-математического факультета Московского университета в 1889 г. и получения степени магистра зоологии Дерпт-ского университета (1892) А. Н. Харузин был определен на службу чиновником особых поручений при Эстляндском губернаторе. В Санкт-петербургском Российском государственном историческом архиве (РГИА) хранится оригинал послужного списка А. Н. Харузина, который дал нам возможность уточнить даты разных лет его службы в той или иной должности. Его карьера блистательна: с 1893 по 1913 гг. он сменяет одно звание на другое — от титулярного советника, коллежского асессора, доходит до надворного советника и гофмейстера двора его императорского величества; возглавляет секретариат Эстляндского губернского статкомитета. В 1902 г. он становится чиновником Государственной канцелярии, помощником начальника переселенческого управления Министерства внутренних дел, где знакомится с В. К. Плеве; в 1904 г. — камергером Николая II, а с 1906 по 1908 гг. А. Н. Харузин — губернатор Бессарабии, затем директор Департамента духовных дел иностранных вероисповеданий, пишет по заказу II. А. Столыпина записку о положении разных конфессий в Российской империи; в 1909 г., в ранге действительного статского советника, он был назначен (1911)
товарищем министра внутренних дел А. А. Макарова, в 1913 г. произведен в тайные советники с правом присутствия в Правительствующем Сенате6.
Человек умный и весьма наблюдательный, Алексей Николаевич уже в 1902 г. подметил неладное в управлении огромной государственной машины Российской империи. Он разделял взгляды В. К. Плеве и П. Д. Святополка-Мирского (после убийства В. К. Плеве, ставшего министром внутренних дел). А. Н. Харузин был сторонником программы П- Д. Святополка-Мирского о необходимости введения института земских представителей для контроля над сельскими и волостными органами самоуправления, руководства полицией и надзором за волостными судами. Его не устраивала также политика жесточайших репрессий, проводимая министром А. А. Макаровым, смещенным в 1913 г. и замененным Н. А. Маклаковым. Харузин понимал, что радикальные убеждения делают его неугодным правительству как сторонника либеральной оппозиции.
По свидетельству родственницы Харузиных И. Е. Огневой7, за несколько лет до революции 1917 г. Алексей Николаевич подал в отставку из-за «несогласия с царской политикой того времени и, в частности, с политикой министра внутренних дел А. А. Макарова». Так закончилась стремительная карьера высшего государственного чиновника. «Спасло» А. Н. Харузина от вынужденного бездействия начало Первой мировой войны. В сентябре 1914 г. он был назначен уполномоченным Красного Креста на австрийскую границу. Позднее к отцу присоединился сын Мстислав. После окончания войны Харузин работал в Тульской губернии на Шатиловской опытной сельскохозяйственной станции. Из-за болезни жены, баронессы Н. В. фон дер Ховен (дочери адмирала В. Хо-вена), в 1924 г. он возвратился в Москву, работал консультантом в Сель-хозгизе, опубликовал около 20 работ по садоводству и огородничеству.
Жизнь А. Н. Харузина закончилась трагически. В 1927 г. ГПУ арестовало его в числе так называемых «бывших» людей, в прошлом связанных с царской администрацией. Через некоторое время его отпустили, так и не предъявив обвинения. Вторично А. Н. Харузина арестовали 21 февраля 1932 г. вместе с сыном Всеволодом по обвинению в антисоветской агитации. В документах Центрального архива Федеральной службы контрразведки Российской Федерации (ЦАФСК) имеются сведения о том, что 3 апреля 1932 г. постановлением Особого совещания при коллегии ОГПУ он был осужден по статье 58-10 УК к высылке на три года, а 8 мая этого же года умер от сердечной недостаточности в больнице при Бутырской тюрьме. Реабилитирован в 1989 г.
Еще будучи студентом первого курса университета А. Н. Харузин, как и его братья и сестра, участвовал в разных научных экспедициях. В 1886 г. зоологическим отделением ИОЛЕАЭ он был командирован в Крым, на Босфор и Эгейское море. В следующем году и вторично в 1888 г. это же общество направило Харузина в киргизскую Букеевскую степь с целью изучения этнографии и антропологии населяющих ее казахов8. В результате двух поездок молодой ученый опубликовал семь статей и монографию «Киргизы Букеевской орды» (в 2-х тт. М., 1889, 1891), которая была удостоена золотой медали Императорского Русского географического общества (ИРГО). Вторую золотую медаль он получил от ИОЛЕАЭ в 1890 г. за активную деятельность в качестве секретаря антропологического отдела Общества и редактирования его «Дневника». Начало научной деятельности А. Н. Харузина в качестве этнографа и антрополога было положительно встречено российской общественностью, ведущие общественно-культурные журналы отмечали редкую эрудицию автора и новизну его исследований. Но и начало своей государственной службы в Ревеле (Таллинн) А. Н. Харузин умело использовал для занятий наукой. В 1894 г. он, например, опубликовал большие статьи о доисторической археологии Эстляндской, Лифляндской и Курляндской губерний и «К антропологии населения Эстляндской губернии» в редактируемом им «Временнике», а в 1895 г. выпустил в свет 500-страничный двухтомный труд «Крестьянское землевладение в Эстлянской губернии» (Ревель, 1895), построенный на большом историко-статистическом материале. За последний труд он получил золотую медаль от Российской Академии наук в Санкт-Петербурге.
В середине 90-х гг. XIX в. завершается значительный этап в научной деятельности Харузина, ознаменованный серьезным сравнительным анализом истории, быта, культуры, а также антропологии нерусских народностей Российской империи. В его творчество входит славянская проблематика.
В 1899 г. он отправился в научную командировку от ИРГО в Боснию и Герцеговину, а в 1901 г. вместе с сестрой Верой Николаевной Харузи-ной совершил поездку в словенские земли Австро-Венгрии.
«Университетом» для Веры были ее братья (она не имела высшего образования). В ней рано пробудился дух «естественника», а посещение тринадцатилетней Верой в 1879 г. вместе с Михаилом Антропологической выставки в Москве, по ее же более позднему признанию, «дало толчок умственным интересам». Объезжая с братьями Подмосковье, Вера — гимназистка сделала свои первые записи свадебных народных обрядов.
Несмотря на множество болезней и утрат близких, благодаря необыкновенной силе духа и ума, огромному мужеству и любви к науке Вера Николаевна стала первой русской женщиной, получившей звание профессора этнографии.
Спектр ее этнографических интересов чрезвычайно велик. Это историческое развитие этнографии как науки в России и на Западе, материальная и духовная культура народов мира, обряды и верования русских и инородцев. Вдохновленная примером своих братьев Михаила и Николая, она составила две этнографические программы: «К вопросу о почитании огня» и «Программу для собирания сведений о родильных и крестильных обрядах у русских крестьян и инородцев». Последняя, опубликованная в 1905 г. отдельным изданием, пользовалась в свое время большой популярностью и до сих пор остается на вооружении у современных этнологов. Вместе с братом Николаем Вера в конце 80-х гг. посетила Русский Север. Много времени отдавая изучению быта и нравов малых народностей Севера и Сибири, она в разные годы публикует яркие живописные очерки: «Лопари», «Вотяки», «Тунгусы», «Юкагиры».
Веру Николаевну привлекали также «примитивные формы драматического искусства», народная словесность, игры и игрушки, постановка музейного дела и преподавание этнографии в средней школе. Фольклор и мифология занимали немалое место в ее творческой биографии. Она составила и издала «Сказки русских инородцев», «Африканские сказки», в рукописи остались ее «Мифы Южной Америки», «Предания разных народов о вхождении смерти в мир» и др.
Не будет преувеличением назвать Харузину даровитым прозаиком: она — автор рассказов и сказочных повестей: «Царевна — каменное сердечко», «Оцзи и Олесь. Рассказ из жизни лопарей», «Тунгусенок Ми-хайло», «Картинки из жизни словенских детей» и др.
Девизом всего ее научного творчества стали следующие слова, запечатленные в рукописи ее «Дневника»: «Служение России, народу, изучение России — вот наш символ, за который мы будем биться»9.
С 1907 г. В. Н. Харузина начала читать лекции по этнографии на Высших женских курсах и в Московском археологическом институте, а в советское время (до 1925 г.) — в Московском университете. Ее лекции составили книги «Этнография» (Вып. I—П, М., 1909-1914) и «Введение в этнографию. Описание и классификация народов земного шара» (издано посмертно с постраничными комментариями А. М. Золотарева. М., 1941). Их отличительной особенностью является соединение теоретического и практического начал в занятиях этнографией. Студенты получали не только глубокий сравнительный анализ первобытного обще-
ства на всех континентах, но и увлекательный рассказ о необходимости развивать память, научиться делать записи полевых наблюдений, готовить рисунки и фотографии виденного и изучаемого, учитывать разницу религий, нравов, местных преданий и наречий, т. е. предварять практику экспедиций серьезной научной подготовкой.
До конца жизни у Харузиной, человека блестящего ума и талантливого стилиста, не угасал живой интерес к любимой науке: она продолжала следить за развитием этнографических исследований, общалась и переписывалась с ведущими российскими и зарубежными этнологами — П. Ф. Преображенским, А. Н. Максимовым, Е. Н. Елеонской, В. Г. Богоразом, Л. Я. Штернбергом, Л. Нидерле, Б. Пилсудским. Изредка она выбиралась на публичные лекции, сетовала на то, что уделяла мало веремени психологии и словесности, несмотря на прогрессирующую болезнь, занималась со студентами на дому. До 1929 г. выходили ее статьи. Мемуары В. Н. Харузиной «Прошлое», опубликованные только в конце 90-х гг. XX в., и оставшийся в рукописи «Дневник»10 прекрасно запечатлели «историческую эпоху» перелома веков, взгляды самой Веры,
ее родных и друзей, ее собственные печали и тревоги за судьбу России.
* * *
Невиданный взлет внимания и сочувствия в широких кругах русского общества к освободительному движению славянских народов, вызванный его новым подъемом в последней трети XIX в. и особенно русско-турецкой войной 1877-1878 гг., не мог не вызвать большого интереса и в семье Харузиных. В их гостеприимном доме часто бывали болгарские студенты Боян Бонче-Боев и Христо Бончев, в дальнейшем ставшие видными общественными деятелями и учеными в своей стране, захаживал и Радович, главный редактор «Сербского вестника». Дорогим гостем стала также супруга и соратница известного деятеля словенского возрождения Людевита Енко, организатора изучения русского языка в словенских землях — Терезина Михайловна Енко".
В научных трудах и воспоминаниях Харузиных мы находим"подтверждение искренних симпатий к успехам освободительных устремлений славянских народов, к их страстному желанию независимости от попрания их прав ненавистными многовековыми угнетателями — Османской и Австро-Венгерской империями.
Известно, что Михаил поддерживал славянофильские идеи И. С. Аксакова и А. А. Фета, с которыми был близко знаком. Особенно его привлекала поддержка и помощь московских славянофилов 30-50-х гг. XIX в. славянским борцам за свободу и самобытную культуру. Аксаков
называл Михаила Харузина «последним из славянофилов». Но нельзя не обратить внимание на то, что восторженно приветствуя победы в русско-турецкой войне, положившей начало окончательному утверждению независимости сербов, черногорцев и болгар от векового рабства, Михаил был против притязаний России на гегемонию в вопросе внутреннего и внешнего обустройства этих народов. В. Н. Харузина, трезво смотревшая на сущность славянофильства и называя его «идеалистическим» направлением мысли, отживающим свой век», отрицала крайний панславизм: во время волнений в Польше 1905 г. писала в своем «Дневнике», что, по ее мнению, нужно дать «полякам жить, как они хотят»12.
А. Н. Харузин, не принимавший тезиса о протекторате любого государства над притесняемыми славянами зарубежья, в 1899 г. обратился в ИРГО с просьбой оказать ему материальную помощь на поездку в славянские провинции Австро-Венгрии, а также Черногорию и Далмацию, мотивируя свое желание тем, что «интерес России к славянам — естественен и необходим»13. Результатом состоявшейся в том же году командировки стала монография «Босния—Герцеговина. Очерки оккупационной провинции Австро-Венгрии» (СПб., 1901. 305 е., с картой)14. Большой статистический материал, впервые приведенный А. Н. Хару-зиным, наглядно иллюстрирует сложную историческую этноконфессио-нальную ситуацию в этих землях с X вплоть до конца XIX в. А. Н. Пыпин считал, что монография Харузина «принадлежит к лучшему, что было написано у нас о современной жизни славянства»15.
В 1901 г. Алексей и Вера совершили поездку в Крайну к словенцам (вторично Алексей один посетил словенские земли в 1902 г.). Они пробыли там с 7 августа по 1 сентября 1901 г.16
В результате своих поездок А. Н. Харузин в 1902 г. публикует следующие статьи: «Австрийская Крайна» в журнале «Родник», «Национальная эволюция словенцев» и «Краинский кряж и его чудесные явления» в журнале «Русский вестник»17 и статьи «Крестьянин Австрийской Край-ны и его постройки», «Жилище словенца Верхней Крайны» в журнале «Живая старина».
Свою обзорную статью «Австрийская Крайна» А. Н. Харузин сопровождает 39 фотографиями видового и этнографического характера, что не только украшает ее, но и делает более наглядной общую картину страны. Отдельными штрихами он рисует историческое прошлое самой большой и значительной словенской земли, все еще стонущей под гнетом немецких властителей, особенности ее географических условий, религиозную обстановку. Процесс культурного возрождения словенцев он ведет с XVIII в., называя его «народным возрождением» и «крутым
поворотом от старого к новому»18. Появление первых печатных изданий на словенском языке и первой типографии в Любляне, создание Словенской Матицы и ее журнала «Летопис Матице Словенске», наконец творчество таких словенских писателей, как В. Водник, Ф. Прешерн, А. Ашкерц, И. Цанкар и других, как приметы восхождения литературы на большие высоты — все это, справедливо отмечает А. Н. Харузин, было в основном сосредоточено в столице Крайны — Любляне.
Считая, что отношение словенцев Крайны к русским интересно его народу, он пишет: «относятся они (словенцы. — М. К.) к русским как единоплеменному и единокровному народу, всегда стараются всеми средствами выразить русским братьям свои искренние симпатии и свою привязанность»19.
Мы обнаружили два отклика на эту статью. Анонимный автор в словенской газете «Соча», выходившей в Горице, пишет, что статья Харузина — доказательство того, что ее автор предоставил возможность русской молодежи лучше узнать Крайну и ее народ, а это знание приведет к искренней любви. Харузин описывает город Крань, горы Караванки, Мангард, Камнишки Альпы, Белопечское и Бохиньское озера, долину р. Савицы, Бледскую крепость и остров на озере Блед, водопад и р. Радовна, текущую под землей, Постоинскую пещеру, появляющееся и исчезающее Цркницкое озеро, горное село в Горенском, Люблянскую крепость и т. п. Его очерк свидетельствует о том, как «великий русский народ интересуется нами, маленьким славянским народом. Пусть за ним последуют другие труды о нас словенцах, пусть могучая Россия хорошо их узнает!»20
Ф. Лампе (1874-1918) — литератор, политик, редактор католического журнала «Дом ин свет» («Дом и мир») — в целом положительно отзывается о содержании статьи Харузина. Он, в частности, пишет, что эта статья, опубликованная в молодежном журнале «Родник» и предназначенная для широкого круга читателей содержит исторический и этнографический очерк Крайны, сопровождаемый его фотографиями21.
К статье «Австрийская Крайна» примыкает статья Харузина «Национальная эволюция словенцев». Она знаменательна тем, что, дополняя первую статью, дает развернутую характеристику современного исторического, экономического и этнокультурного положения Крайны — этого «центра словенской народности», в котором «креп национальный дух словенца и зрели элементы для политической борьбы, увенчавшейся в настоящее время значительным успехом»22.
Касаясь немецкой колонизации словенских земель, А. Н. Харузин пишет, что начиная с VI в. она приводила не только к уменьшению их тер-
ритории, но и к уменьшению общей численности словенцев. Народные бунты и восстания ХУ1-ХУШ вв. закаляли волю к свободе, но разъединение Каринтии, Крайны и Приморья, относившееся к 1849 г., повлекло за собой значительное ухудшение положения простого народа. Харузин приводит подробности борьбы краинских крестьян с суровой природой, показывает их предприимчивость, исключительное трудолюбие и упорство в добывании даров суровой природы с очень малых наделов земли.
По мнению ученого, Крайна начала XX в. переживала тяжелый экономический кризис. Конкуренция немецких промышленников и торговцев, уменьшение числа рабочих, падение кустарной промышленности — таковы основные «приметы времени». Крестьяне были вынуждены продавать свои и без того небольшие наделы земли, уходить в наемные рабочие или эмигрировать. Процесс онемечивания части словенской интеллигенции, ремесленников и крестьян, по его мнению, пагубно сказывается на складывающейся нации и народном сознании, но он убежден, что австрийским властям «не удается даже задержать национальное саморазвитие славянских народностей», подвластных империи Габсбургов; словенцы создают сельскохозяйственные, торговые и промышленные товарищества, прогресс намечается и в горно-рудном деле, транзитной торговле, развитии ремесел.
Харузин твердо уверен, что «ни изгнание словенского языка из делопроизводства правительственных учреждений и школы, ни давление на народную литературу не приостановили самобытного развития» народа. Однако нередко ему хочется выдать желаемое за действительное. Он пишет, что в конце XIX — начале XX вв. немецкий язык, якобы, был вытеснен из народных школ, а их в Крайне в то время было уже около трехсот, и указывает, что словенский язык становится основным языком в гимназиях, суде и других административных органах. Преувеличением звучит и мысль Харузина о том, что «в Крайне, строго говоря, уже нет словенско-немецкой борьбы», хотя она еще существует в Каринтии и Штирии.
В Приморье, и особенно в Триесте, по его мнению, «словенский элемент» имеет тенденцию к укреплению, хотя итальянцы, как господствующая нация Итальянского королевства, владеют наибольшей частью торговли и управления23.
Чувствуется, что русский ученый не смог достаточно глубоко проникнуть в сложности политической борьбы партий, социальной и культурной обстановки в разных частях словенских земель и многочисленных программных положений словенского общества и культурных деятелей.
Весьма серьезную подробную рецензию на вторую статью Харузина опубликовал выдающийся поэт и общественный деятель Антон Ашкерц (1856-1912). Положительную особенность всех выводов русского ученого Ашкерц видел в том, что он столь важную тему анализировал как «добросердечный друг», и, несмотря на отдельные недочеты, «выполнил благородную культурную миссию в деле упрочения славянской взаимности»24.
В то же время, понимая возможность получения Харузиным неверной информации о тяжелом положении словенцев, он не мог не упрекнуть его в том, что он слишком оптимистично писал «о сплошном распространении нашего языка в Крайне и его употреблении в официальных органах», тем самым создавая идеализированную картину культурного развития Крайны, преувеличивая присутствие словенского языка в старших классах средних школ и даже Люблянской учительской школе, где на самом деле господствовал немецкий язык25. В письме к Д. Н. Вергуну в 1903 г. Ашкерц с горечью писал о том, что Харузину, видимо, показали какие-то «потемкинские деревни», заверив его в том, что в Крайне словенский язык уже употребляется повсюду; оттого и его похвалы в адрес общества св. Мохора и мечты об открытии Словенского университета прежде всего в Триесте, в то время как его нет в Любляне26. Но Ашкерц добавляет: статьи Харузина в целом означали начало нового поворота в ознакомлении русских со словенцами.
Здесь уместно отметить, что с Ашкерцем Харузин не был лично знаком, о чем свидетельствует его письмо от 15 октября 1902 г., обнаруженное мною в архиве Люблянского университета27. В нем Харузин сожалеет о том, что так и не смог встретиться с Ашкерцем ни в первый, ни во второй свой приезд в Словению: «В прошлом году в бытность мою в Крайне Вы были в отсутствии, а в этом году мой приезд имел характер исключительного отдохновения. Мой отпуск был так краток, что я имел возможность получить необходимое отдохновение в Бледе. При всем моем желании мне было невозможно выбрать свободное время, чтобы съездить в Любляну, где бы я мог лично побеседовать с Вами, поэтому я чувствую себя очень виноватым перед многими лицами, которых я искренне уважаю и к которым глубоко расположен. Я утешаюсь тем, что мне еще будет суждено приехать в дорогую моему сердцу Крайну. Тогда я сделаю все зависящее от меня, чтобы одухотворить наше с Вами знакомство путем личного свидания. Крепко жму Вашу руку и искренне желаю Вам полного успеха в Вашем национальном деле, в Ваших народных трудах, которые имеют одинаково важные значения, как и для всего славянства. Прошу Вас верить в мое глубокое к Вам уважение и искреннюю преданность»28.
Помимо рецензии Ашкерца в словенской прессе появились и другие отклики на работу «Национальная эволюция словенцев». Так, писатель и драматург, заместитель главного редактора газеты «Слован» («Славянин») Ф. Говекар (1871 — 1949) писал, что в этой статье Харузин «охарактеризовал деятельность нашей прессы, наших обществ, отразил отношение клерикальной и либеральной партий к русофильству»29.
Этнограф и литературный критик И. Мерхар (1874-1915) отмечал, что трактовка Харузиным эволюции словенцев весьма важна, поскольку является началом интересных исследований. Объективно характеризует Харузин борьбу словенцев за свою самобытность и культурный прогресс: «Как сын великого народа он не мог не заметить, что эта борьба, которая в меньшей или большей степени возникает в Крайне, является выражением словенского протеста и сепаратизма». При этом Мерхар считает нужным напомнить, что краинские словенцы не ставили перед собой общеславянские задачи, пренебрегая своими соплеменниками вне Крайны и предоставляя им право самим вершить свою судьбу. Видимо поэтому он не видел большой ошибки в пожелании Харузина открыть Словенский университет в Триесте — большом портовом городе, поскольку он мог бы стать центром, объединяющим всех югославян. Мерхар пишет, что Харузин, критикуя действия австрийских властей по отношению к южным славянам в Приморье, считал, что Триест — опора Австрии на Адриатике, однако итальянцы здесь не поддерживают австрийское господство. Харузин говорит и о развитии духовной культуры во всех слоях словенского народа и, сетуя на постоянную его зависимость от иностранцев, отмечает успешные попытки словенцев приобрести финансовую независимость, критикует часть клерикалов за их пренебрежение народным доверием. Его волнует и то, что интеллигенция либерального толка еще не стала большим другом народа, а политиканство обеих партий мешает эволюции словенцев. Картина жизни, нарисованная Харузиным, выглядит мрачно, добавляет Мерхар, «однако он сумел донести до русского читателя горести маленького славянского народа, что очень ценно для русских»30.
Негативный оттенок имели отклики Ф. Лампе в журнале «Дом ин свет». В заметке о статье Харузина «Национальная эволюция словенцев» автор упрекает Харузина в плохой осведомленности о состоянии католической церкви в Крайне и за ошибочное утверждение о том, что «униатское движение южных славян — движение от Рима к восточной церкви, и оно имеет в общеславянском деле важнейшее значение»31. В другой своей рецензии на статью «Краинский кряж и его чудесные явления», в которой Харузин описывает геологические условия и рельеф
краинского кряжа (нагорья известкового отложения), придающие ему особенное значение, долины, холмы, реки, появляющиеся и исчезающие озера (Цркницкое оз.), пещеры, полезные ископаемые и растения, Лампе не находит ничего более язвительного, чем укорить Харузина в плохой осведомленности, поскольку русский ученый ошибочно писал о недостаточной изученности останков ископаемых животных, найденных в Постоинской пещере32.
Показательно, что кроме рецензий на первые две общие статьи А. Н. Харузина в словенском журнале «Слован», в газетах «Соча» и «Единост» («Единство») за 1902 и 1904 гг. появляются три очень доброжелательные статьи о личности А. Н. Харузина и его научных заслугах. Так, в «Соче» и «Славянине» писатель и драматург, заместитель главного редактора газеты «Словенски народ» («Словенский народ») Ф. Говекар опубликовал две статьи под названием «Алексей Николаевич Харузин». В них автор знакомит словенских читателей с биографией Харузина, публикует его портрет, характеризует основные вехи его научной деятельности. Он пишет:
«Харузин опубликовал прекрасные статьи о нас, словенцах, отличающиеся педантичной точностью и предельной объективностью <.. .> Представляю Вам краткий очерк деятельности русского высокого чиновника, который так интересуется нами словенцами, как никто из славянских братьев. Не достигший сорока лет русский государственный деятель, чья политическая карьера еще далека до завершения, и чья образованность и железная воля, энергия и ум дали ему возможность занимать самые высокие должности в русском правительстве, этот человек наш друг, хорошо знающий нашу родину, провозвестник ее красоты и достоинств! Мало у нас словенцев на высоких должностях, которые бы столько сделали для нашего народа и нашей родины, чтобы нас так любили! В Кишиневе живет губернатор Харузин, который нас изучил исчерпывающе, который нас уважает и искренно любит. Низкий ему поклон!»33.
Пространную статью под таким же названием опубликовала Т. М. Енко. Кратко коснувшись биографии Харузина и его основных трудов, Т. М. Енко отмечала: «Мой краткий очерк посвящен плодотворной деятельности человека, который немало занимался нами словенцами, и наш народ пристально изучал; он интересуется всеми устремлениями словенцев так, как не интересовался еще ни один русский. Удивляемся его познаниям и преклоняемся перед его неисчерпаемым трудолюбием и энергией... Благодаря его трудам словенцы познакомились с человеком от-
крытого сердца и уважаемым другом словенского народа, который любит наш народ искренне... Мы благодарим его за то, что он второй раз посетил нас. Мы не можем ему дать взамен ничего, кроме нашего благодарного сердца и отдаем ему наше признание с радостью и открытой душой»34.
В журнале «Живая старина»33 за 1902 г. А. Н. Харузин публикует статьи «Крестьянин Австрийской Крайны и его постройки» (с планами и рисунками) и «Материалы по истории славянских жилищ. Жилище словинца Верхней Крайны». Они различаются по целям, числу иллюстративных материалов, характеру. Первая — обзорная, задачей которой было выяснение положения крестьян Крайны и особенностей жилых и хозяйственных строений в разных ее областях. Вторая, очень пространная (более сотни страниц), имеет целыо исследование — в сравнительном плане — истории славянских жилищ на материале словенских построек в одной только Верхней Крайне.
Краинский крестьянин, справедливо считает А. Н. Харузин, дал своему народу торговое сословие, представителей духовенства и светской интеллигенции. В отличие от крестьян других европейских стран словенский крестьянин — не арендатор, а полноправный собственник земли (ему принадлежало 80 % всей территории Крайпы). Богатством страны являются громадные лесные массивы, три четверти которых находится либо в собственности крестьянских общин, либо в руках отдельных крестьянских хозяйств36. Однако, несмотря на богатства краинской земли, ее крестьяне разоряются, уходят в города или уезжают в далекие земли на заработки (в постраничных сносках ученый дает расчеты доходов и расходов крестьянина в разных типах хозяйств, очевидно, сделанные им самим).
Харузин подробно описывает крестьянские постройки, в которых на его взгляд, выражается «творческое начало всякого народа»37. Словенские однокамерные бревенчатые жилые дома — кайжи (кара) — напоминают, по мнению Харузина, русские избы и представляют собой сруб, покрытый двухскатной соломенной крышей. Вход в кайжу был сбоку, с фасада — два маленьких квадратных окна с одностворчатыми ставнями. От русской избы словенская кайжа отличалась числом окон, навесом, отсутствием крыльца и конструкцией чердака. В дальнейшем к кайже пристраивалась дополнительная каменная пристройка и — скедень (зкейеп/) — сарай.
Уже в этой первой статье, посвященной словенскому жилищу, А. Н. Харузин изучал и весьма распространенные в Верхней Крайне многокамерные постройки, состоящие из 5-6 помещений (приводил план такого дома со словенскими названиями его частей), учитывая при этом сословный признак. Статья была снабжена 19 рисунками и планами.
Каменные дома были характерны для менее богатых лесом южных частей Крайны. В карстовых районах Верхней Крайны преобладал другой тип домов, который Харузин условно называл приадриатическим или итальянско-далматинским38.
В Южной Крайне, Приморье и Истрии дома были каменные с каменными или черепичными полуплоскими двухскатными крышами. Двери низкие и узкие, окна маленькие. Такие строения спасали от северного ветра и от палящего солнца. Под домом часто строился подвал (konoba или podrurn).
В Нижней и Внутренней Крайне хозяйственные постройки (скедень — skedenj, пантер — panter, козолец — kozolec, свиньяк — svinjak) обычно были отделены от жилых домов. В Верхней Крайне они, напротив, примыкали к дому и образовывали с ним одно целое. Харузин описывал дом в горном селении Бохиньска Бела (Bohinjska Bela). Одной стеной он прислонен к откосу, в правой его части — жилые помещения, в левой — скедень на каменной кладке. Под ним хранились повозки с сельскохозяйственными орудиями. Галерея с одной стороны была закрыта и имела окно {lina, linca), другая ее часть была открытой и служила для сушки белья.
С введением камня как строительного материала дома стали двухэтажными с галереей. Второй этаж соединялся с нижним внутренней или наружной лестницей.
Своеобразные по архитектуре эти краинские дома были лишены каких-либо украшений в отличие от русских изб, отделанных резьбой. Каменные постройки, особенно состоятельных крестьян, обычно декорировались зеленью — виноградной лозой, висячей гвоздикой, розмарином, реже — росписью религиозного содержания. Дома в Каринтии и Штирии испытали немецкое влияние. В Крайне же лишь галерея (от нем. — gang), как указывал Харузин, возможно несет элементы немецкого влияния, хотя ученый ее видел и в Боснии, Черногории, даже в Сибири и на Дону39.
Вторая статья «Материал по истории развития славянских жилищ. Жилище словинца Верхней Крайны»40 основана на личных наблюдениях в 34 селениях и местечках Верхней Крайны. Она снабжена 57 фотографиями жилых и хозяйственных построек в разных местах этого региона. Автор подробно рассматривает разные типы построек от простейших (кочне, байта, тан, тамор) до сложных двухкамерных (вежа, хиша и камра), разного типа трехкамерных, четырехкамерных, двухэтажных домов.
Здесь Харузина интересуют материалы и архитектурные формы, он стремится внести новый акцент, сосредотачивая внимание на интерьере
построек и считая необходимым показать связь интерьера с благосостоянием семьи. Он изучает двухкамерные дома в селах Зазеро (Zazero), Млино (Mlino), Ратечи (Ratece), Бела Печ (Bela Pec); трехкамерные — в селах Блед (Bled), Верхнее Горье (Zgornje Gorje), Нижнее Горье (Spodnje Gorje), Речица (Recica) и других. Его внимание привлекают дома, построенные в 1748, 1766, 1783 гг. и позднее, что очень важно, по его мнению, для понимания развития архитектуры и интерьера жилища.
При рассмотрении словенского жилища Харузин учитывает природные условия региона, влияние хозяйственного уклада жизни, имущественного расслоения в семьях, эволюцию жилища и хозяйственных построек в связи с разделом большой семьи — задруги (выделение женатых сыновей и т. д.). Эволюция жилища, считает ученый, не происходила синхронно у разных народов. У словенцев этот процесс шел медленно, в силу обстоятельств политического и экономического характера.
Завершает автор статью сравнительным материалом по постройкам в Австрии, Боснии, Моравии, Галиции, Литве, где он тоже побывал во время своего путешествия в 1901-1902 гг. Он не оставляет без внимания и немецкое влияние на словенское жилище (особенно на краинский трехкамерный дом), но главным для него остаются славянские генетически общие черты жилых и хозяйственных построек, и национально-особенные именно словенских-построек41.
Больше всего откликов в словенской прессе получили работы Хару-зина о словенском жилище42. При этом знаменательно, что на них реагировали не только в жанре рецензий, но даже — статьями. Автором двух статей был известный словенский этнограф И. Мерхар.
В первой статье Мерхар считает нужным дополнить исследование русского коллеги предысторией изучения словенского жилища, привлекая внимание к трудам Я. В. Вальвазора (1641-1693), Б. Эке (1739— 1815), барона Цойса (1747-1819), затем В. Водника (1758-1819) и А. Линхарта (1756-1795) — ученых широкого профиля, сделавших очень много для описания быта и других этнокультурных условий жизни словенских крестьян, в том числе и их жилища.
Мерхар касается и неточностей, допущенных Харузиным в написании некоторых элементов жилища, личных имен, упрекает его в недостаточности внимания к особенностям орнаментики и цветового декорирования. Однако он хвалит Харузина за приведение планов, размеров, конструкции домов. Автор не может не признать также, что Харузин, обстоятельно и правдиво описал краинское крестьянское жилище и даже рекомендует перевести этот труд на словенский язык, поскольку работ, посвященных этому предмету, чрезвычайно мало43.
В следующем году И. Мерхар публикует и другую статью «Два новых труда А. Н. Харузина о словенцах» в той же газете4,1. Он считает, что в конце XIX — начале XX вв. настораживающие панславистские тенденции в общественнополитических концепциях некоторых русских деятелей замедляли изучение словенцев в России, хотя в последнее время наметились изменения в лучшую сторону. Поэтому Мерхар приветствует публикации Харузина, в которых он «пишет о своих малых славянских братьях и знакомит с ними нас и русских». Труд Харузина «Жилище словенца Верхней Крайны» написан ясно и вдумчиво; автор пытается раскрыть иноземные влияния, акцентируя внимание на своеобразии домов в Гореньской (Верхняя Крайна), близких к первобытному славянскому жилищу, даже более, чем иные славянские дома. Он осуждает Харузина за следование недостаточно объективным взглядам Мерингера о Верхнештирийском и Боснийском жилище, а также упрекает его за некоторое занижение роли иллирийского культурного наследия. «Я бы несколько по-другому судил об очевидных заимствованных названиях отдельных частей Верхнекраинских построек, чем господин Харузин, и акцентировал бы большее внимание на внешних влияниях». Несмотря на критические замечания, Мерхар признает, что такого рода труды являются новаторскими для словенской этнографии и извиняется перед Харузиным за то, что не смог перевести на словенский язык его статью «Крестьянин Австрийской Крайны и его постройки».
В следующем, 1904 г., появляется положительный отзыв на труд Харузина «Материалы по истории развития славянских жилищ. Жилище словинца Верхней Крайны» словенского журналиста и писателя Ф. Илешича (1871-1942). «Харузин подметил и подробно описал то, чему сами словенцы не уделяют должного внимания, — точно описал словенское крестьянское жилище. Словенцы должны быть благодарны Харузину не только за описание нашего дома, но и за показ его в рисунках всему миру», — подчеркивал он45. Автор другой пространной рецензии на этот же труд священник, писатель, историк литературы, переводчик — славист Й. Дебевец (1867-1938) особо отмечал, что в нем Харузин продемонстрировал чудесные красоты Верхней Крайны с ее селениями из белых домиков с черепичными крышами, что скрываются в зелени деревьев, узких долин с обязательной церквушкой в центре или на краю села. Рецензент обращает внимание и на то, что Харузин, сравнивая русскую и словенскую деревню, выражает восторженное отношение к Словении, отмечает обязательное наличие в Крайне, даже в маленьком селе, церкви, постоялого двора и т. д. Харузин прослеживает немецкие, русские, моравские и другие взаимовлияния, также как
и в первой статье приводит много подробностей обо всем, что может говорить о своеобразии крестьянских построек в этом регионе. «Хару-зин, — заключает рецензент, — весьма точно описал для русских наш крестьянский дом <...>, в самых незначительных деталях нашел он то необычное и интересное, что мы "хозяева" не смогли оценить. Чувство благодарности возникает при прочтении его труда — благодарности за то, что он, занимаясь народным просвещением, рассказывает о нас нашим братьям на Неве и Волге». В конце рецензии Дебевец приводит свои рассуждения об этимологии слова «изба» и бытовании его вариаций у разных славянских народов46.
Большая рецензия написана театроведом, редактором журнала «Слован» А. Трстеняком (1853-1917). Он убежден, что Харузин «прославил нашу родину и открыл нам новое поле для развития современной науки..., поднимался на высоту 1600 метров, ходил от дома к дому», чтобы написать свой труд. По мнению рецензента «жилище является частью культурной истории. В поэзии, в жилище и обычаях выражается ум народа, являющийся мерилом его культуры. Харузин первый указал на этнографические исследования с анализом весьма важного материала». В связи с сочинением Харузина Трстеняк рассуждает о жилище в Боснии и Герцеговине в древности, сравнивает словенский дом с североамериканским и норвежским. Трстеняк хвалит автора за то, что «он подробно описал отдельные части словенского жилища, в сущности, сохранив для нас облик сегодняшнего словенского дома, расширив и дополнив знания о нем, показав аналогии словенского жилища с русским, а также с жилищем других славянских народов». Верхняя Крайна (Оогегфко), замечает автор рецензии, «вообще очень плохо изучена, и тем более труд Харузина будет весьма интересен для каждого словенца. Он подарил нам 57 прекрасных фотографий. Теперь каждый, кто занимается жилищем, отчетливо может представить себе его устройство и внутреннее убранство. Как знаток анатомии Харузин описывает материал, из которого строят дома, архитектуру, хозяйственные постройки, рассматривает жилище в развитии от вежи к хише, от двухкамерных построек к трехкамерным и четырехкамерным, сравнивая их с чешским жилищем Верхней Моравии и Галиции. Труд Харузина настолько основателен, что мы надеемся, — он вновь приедет к нам, с тем, чтобы изучать и другие области этнографии, и мы ему искренне этого желаем»47.
Словенский материал вошел и в более поздний фундаментальный труд Харузина «Славянское жилище в Северо-Западном крае. Из материалов по истории развития славянских жилищ» (Вильно, 1907). Он, по словам самого ученого, основан на шестилетних «личных наблюдениях
над жилищами белорусов, великороссов, малороссов и поляков в губерниях: Виленской, Ковенской, Гродненской, Витебской, Могилевской и Минской, а равно в разных великоросских и малоросских губерниях, затем в Привисленском крае, в Галиции, Силезии, Штирии, Каринтии, Крайне, Истрии, Австрийском и Венгерском Приморье, Хорватии, Боснии, Герцеговине, Далмации и Черногории»48. Использовал ученый и коллекции моделей славянских построек Дашковского этнографического музея Москвы, этнографического музея Варшавы, национальных музеев Любляны, Загреба, Сараева, а также литературные и полевые
материалы российских ученых и любителей этнографии.
* * *
Как мы уже писали выше, Вера Николаевна Харузина вместе с братом в 1901 г. посетила словенские земли и опубликовала яркий очерк «Крайна» в журнале «Естествознание и география» (М., 1902. № 3-6, 8). В поездке ей и брату помогали супруги Енко. Вера очень тепло отзывалась о них, сохранилась ее запись в «Дневнике» от 13 августа 1901 г. «Нам здесь хорошо, просто и уютно, ^пко такие милые»49. Благоговение вызывает у нее подвижническая деятельность Людевита Енко (1841-1912), 30 лет посвятившего пропаганде русского языка и литературы и сближению словенцев с русскими50. Заняв место врача в практически онемеченной Идрии, он 4 года трудился над поднятием народного самосознания словенцев, а с 1890-х гг., несмотря на огромные препятствия со стороны правительства, стал одним из главных учредителей русских кружков в Любляне, Целье, Мариборе, Горице, Идрии и других городах словенских земель, безвозмездно преподавая в них русский язык. Овладев им в совершенстве, он перевел на словенский язык повести Пушкина, адаптировал учебник «Русское правописание для учащихся», изданный в 1892 г. в Триесте.
Новые, до сих пор не известные сведения о супругах Енко Вера приводит в своем «Дневнике»: «Он работает без устали <...>, — замечает о Л. Енко Харузина. — Его жена ему помощница вот уже 20 с'лиш-ком лет. Перед Т. М. (Терезиной Михайловной. — М. К.) я невольно преклоняюсь»51. После смерти мужа Т. Енко, убежденная русофилка и сторонница славянской взаимности, самоотверженно продолжает его дело. Свободное владение русским языком помогло Терезине Михайловне тесно общаться с русскими, которые, попав в Словению, непременно посещали дом Енко в Любляне и на Бледе. Свою старшую дочь Т. М. Енко определила в русско-сербскую гимназию в Цетинье, а после ее окончания (женщинам в Австрии запрещалось учиться в университе-
тах) — на медицинский факультет Петербургского университета. Элеонора Енко стала первой словенкой, получившей звание врача.
Терезина Михайловна вела бурную общественную деятельность — была председателем Музыкального общества, поддерживала деятельность русских кружков, действовавших вплоть до первой мировой войны, стала в 20-е гг. председателем русского Общества Красного Креста в Любляне и всячески помогала русским эмигрантам. Умерла она в 1938 г.52 Восторженно отзывается Вера о членах Русского кружка, называя их «крепкими будущими борцами» и говорит, что «приятно глядеть в их чистые хорошие глаза»53. Рассказывая об одном вечере, проведенном вместе с новыми словенскими друзьями, она записывает: «Пили словенское вино — у меня задрожало в груди. Я пила от души особенно за эту сильную, мужественную женщину (речь, очевидно, о Т. Енко. •— М. К.) <...> за эту славную молодежь...»54
В очерке Харузиной «Крайна» проявился ее дар аналитика и художника. Он написан с душой, поэтично, живописно и весьма обстоятельно. Возникает вопрос, почему она, зная статьи брата об этом центре словенских земель, все же решилась написать свой, дорогой для нее текст. Очевидно, потому, что писала она для журнала с географическим и естественным направлением. Вера Николаевна в свой очерк ввела новые материалы о брачно-семейных отношениях, одежде, поверьях словенцев. Кроме того, в комментарии на первой странице, она отмечает, что очерк возник на основе личных впечатлений и на основе трудов Я. В. Вальва-зора, С. Шумана, Л. Нидерле, а также на коллекции этнографических материалов Дашковского этнографического музея Москвы.
Все материалы расширяли представления русской общественности о замечательной словенской стране.
Вера очарована природой Крайны и много о ней пишет: «Многострадальная страна <...>, но какая прекрасная. Природа величественная и в то же время мягкая и ласкающая»55. Остановившись довольно подробно на истории края, она переходит к характеристике географического положения разных ее частей: Верхней (Оогеп]зко), Нижней (Во1еп]Бко) и Внутренней (Ы^га^Бко), выделяя своеобразие природы каждой. Она не жалеет красок, чтобы запечатлеть величие суровых Юлийских Альп и их вершин — «великанов»: Мангарт, Ялуц, Разор, Велика Тичерца и Богатин, и выше всех — «прославленный народными преданиями Три-глав», неописуемо величественный и красивый56. Поразительны по разнообразию и семь Триглавских озер. Верхнее Белапечское, например, «служит как бы драгоценным зеркалом великану Мангарту, который с любовью глядится в его светлую гладь»57.
Не менее живописны вершины Караванок, которые разделяют Карин-тию и Крайну. На юго-востоке к ним примыкают Камницкие Альпы. С их вершины Гринтоуц, где сходятся Штирия, Каринтия и Крайна, открывается вид на три речные долины — Бистрицы, Белы и Савы. Западная часть Нижней Крайны резко меняет свой характер — выступает меловая формация — чувствуется переход к карсту58. Во Внутренней Крайне В. Н. Харузину впечатляет «террасовидное нагорье карста, протянувшееся почти вплоть до Адриатического моря», самым замечательным явлением которого является огромная и крайне живописная пещера Постойна.
Из российских ученых, пожалуй, только В. Н. Харузина сумела столь поэтично обрисовать природу Крайны и главное ее богатство — леса, буковые, дубовые, еловые, являющиеся предметом экспорта, стройматериалом и основой ремесел. Подробно останавливается она на флоре и фауне краинских лесов, рассказывает о разнообразных отраслях хозяйства словенцев, подробно пишет об исконном занятии словенцев Крайны — земледелии.
В отличие от брата Вера Николаевна подробно касается и характера пищи словенцев, красочно характеризуя «ricet» — кашу из ячменя с бобами, фасолью, обрезками ветчины, кусками колбасы и свиного сала и т. п.
Очень древним направлением хозяйственной деятельности словенского крестьянина является виноделие. Развиты также охота на сурка, рыболовство и скотоводство, народные ремесла и горное дело — все это свидетельствует о том, что «промышленный дух сильно развит в энергичном и деятельном народе»59.
В. Н. Харузина уделяет большое внимание описанию замка на озере Блед, а также замков: Вэрдль, Ауэрсперг, Фрейтурн, Вейсенберг, Айнет, Люблянский замок, истории их возникновения и связанных с ними поверьях и легендах, которые весьма интересны и неповторимы. Во всех зарисовках автора проявляется ее художественное дарование. Находясь на оз. Бохинь, она пишет: «...Деревня Загорица (нем. Аурих) беленькая, веселая, со своими мельницами, поставленными близ вечно шумящей речки. Здесь — зеленая Страже, Осойница с видом на озеро и великолепный Триглав»60.
Останавливается она и на печальной истории Крайны. Археологические раскопки на месте Люблянского торфяника, считает автор, дают представление о «характере доисторического быта населения этих мест». Касается она и «гальштадского периода» в истории Крайны, и более позднего «латинского», который привел к столкновениям с Римом, с остготами, лангобардами, баварцами, франками и аварами. В VIII в. древнее государственное объединение словенцев Карантания (в которую входила Каринтия и часть территории Крайны) была включена в
состав обширной франкской монархии. Ее императоры раздаривали и отдавали в ленное владение земли в Крайне церковным владыкам и представителям германской знати. «Так воцаряется, — с горечью отмечала она, — власть жестоких чужеземцев».
Жители Верхней Крайны, считает Харузина, «энергичны, деятельны, любознательны». Ласковая природа Нижней Крайны наложила «печать мягкости и некоторой беспечности на ее сынов»61. Борьба же с суровой природой во Внутренней Крайне породила замкнутость, решимость — «несокрушимой силой веет от закаленных фигур». Кроме зависимости от климата всем словенцам присущи общие черты: необщительность, хотя «о богатстве его (словенца. — М. К.) внутренней жизни говорит его полное выражения лицо»; осторожность, выработанная притеснениями со стороны пришельцев-немцев; предприимчивость и стремление расширить свой кругозор; гостеприимство в сочетании с бережливостью; отсутствие «беззаботной доверчивости с чужими» — с правдивостью в речах и склонностью «к размышлению и вдумчивому отношению к жизни»62. «Взглянуть стоит на эти высокие и гибкие фигуры, мужественно сильные и не лишенные изящества, на эти лица с печатью сознательной мысли <...>, — с любовью пишет В. Н. Харузина, — и поймешь, что этот народ крепкий, жизнеспособный, и что ему предстоит будущность, которую он сумеет себе завоевать»63.
Перебирая в памяти высказывания о словенцах российских предшественников Харузиной, видишь, что, пожалуй, она впервые в русской этнографии обстоятельно (насколько ей позволили знания и наблюдательность) обрисовала некоторые главные черты национального характера словенцев, связав их с исторической судьбой народа и с особенностями хозяйственного уклада жизни. Эти интересные выводы ученого могут с пользой послужить современным этнологам, изучающим этническую историю народов мира.
В очерке Харузиной приводятся наблюдения над жилищем краин-цев. Поэтично она описывает прелесть селений словенцев, полускрытых гущей плодовых деревьев, с высокой башней церковной колокольни. В отличие от брата, Вера Николаевна больше обращает внимание на внешнее оформление каменных домов, белые стены которых выгодно контрастируют с серо-коричневыми деревянными частями пристроек и сараев, с серыми же крышами и с ярко-зелеными пятнами золотящегося на солнце моха. Из окон «весело выглядывают розовые и красные цветы герани, бледная зелень розмарина, а в длинное и широкое окно балкона или перил деревянного перехода низко спускаются <...> гибкие ветки гвоздики с яркими цветами»64. Очень распространена стенопись (изо-
бражение святого, год постройки или инициалы владельца, окруженные венком из листьев или цветов). Фаянсовый сосуд со святой водой и другие детали внутреннего интерьера дополняют неповторимый дух словенского жилища.
Мы не будем касаться того, что во многом сходится с описаниями домов и хозяйственных построек Крайны у А. Н. Харузина (иногда и более подробно), а только остановимся на тех замечаниях Веры Николаевны, которые либо отсутствуют у ее брата, либо сделаны мимоходом. Так, она обращает внимание «на боеспособность словенского жилища», на углубления в стенах, на маленькие окна в оправе крепкой железной решетки и железные ставни. В бытность посещения русскими учеными Крайны такие «укрепления» встречались уже крайне редко.
Коротко останавливается В. Н. Харузина (этот материал отсутствует у А. Н. Харузина) на целебных растениях Верхней Крайны. Ссылаясь на Я. В. Вальвазора, она рассказывает о приворотной силе корня девясила, который помогал девушке покорить любимого, об особой мази, приготовленной из разных трав и имеющей волшебное и таинственное свойство. Во всяком случае, каждая словенка верила в целебное свойство многих трав и умела их собирать.
Касаясь семейных отношений у словенских крестьян, В. Н. Харузина, указывает: главой семьи в доме является хозяин (господар). Жена его (господинья) пользуется большим почетом. Здесь автор приводит словенскую пословицу: «Мужем держится один угол в доме, женою же — три». Кроме членов семьи в богатом доме иногда живут наемные слуги и служанки, их обычно нанимают сроком на год, дают им обувь и одежду, на праздник дарят подарки. Есть и временные работники — это косцы, молотильщики, дровосеки, жнецы и т. д. Они нанимаются на один день и живут в каком-то другом доме. Чтобы русскому читателю были яснее взаимоотношения в семье словенского крестьянина, В. Н. Харузина приводит описание четырех крестьянских семейств: богатого крестьянского дома в деревне Блед, где главой семьи является мать; семьи из деревни Загорица, состоящей из хозяйки, хозяина, их детей и внуков, дома, который после смерти родителей достался девушке-сироте и дома, который унаследовал старший сын.
Как мы видим, ее очерк «Крайна», хотя и был опубликован одновременно со статьями А. Н. Харузина, отличался от них некоторыми новыми для российской общественности материалами и очень образным, ясным языком.
Интересно отметить, что в своем учебнике «Этнография» (Вып. II. Приемы изучения явлений материальной культуры. Жилище. Одежда.
Украшения. Пища. М., 1914) В. Н. Харузина использует наработанный словенский материал65, расширяя свои наблюдения, сделанные в Крайне.
На очерк «Крайна» в словенской периодике 1902-1903 гг. были опубликованы похвальные отзывы. Анонимный рецензент «Люблянского звона» пишет, что «писательница, занимаясь жизнью и хозяйством нашего крестьянина, описала красоты Крайны, одежду, обычаи, коснулась современной истории и заглянула в древность. Очерк написан с теплым чувством и неподдельным восхищением»66. Ф. Лампе, говоря о том, что В. Н. Харузина охватывает все сферы крестьянской жизни, описывает географическое положение, полезные ископаемые, обычаи и т. д., не может удержаться, чтобы не привести красочную цитату из ее очерка: «Прелестная страна —- Крайна — страна высоких гор и цветущих долин, густых лесов, где водятся дикие козы, медведи и волки, страна изумрудно-зеленых альпийских пастбищ, где бурные реки мчатся как безумные по широким долинам, где леса полны журчания светлых потоков и подземных ключей. Страна чудес природы, исчезающих периодически озер, под землю текущих рек, пещер, поражающих мрачным величием своих зал, скрывающих в себе пропасти с подземными ходами <...>, бурными водопадами, пробивающими себе ход между стенами суровых утесов...»67
Этнограф и литературный критик И. Мерхар в том же году отмечал, что очерк Харузипой рассчитан на широкого читателя, автор просто и живо рассказывает о том, что видит, продолжая работы А. Н. Харузина68.
Анонимный рецензент газеты «Соча» пишет, что на 49 страницах В. Н. Харузина помещает прекрасные фотографии словенских хозяйственных построек (стог, скедень), своеобразных женских головных уборов. «Несмотря на то, что мы маленький народ, — пишет рецензент, — мы все-таки нуждаемся, чтобы нас изучали насколько это возможно. Такого рода труды пробуждают в России внимание к нам, словенцам — к западной границе славянского мира, где бьется много искренних сердец»69.
Мы хотим завершить нашу статью упоминанием о рассказе этнографического содержания В. Н. Харузиной «Друзья. Картинки из жизни словинских детей»70. С большой симпатией автор описывает героиню по имени Франца и ее друзей, обитающих в горной деревушке Купленик, где довелось побывать Харузиной. Как этнограф она живописует ярмарку, сельские праздники, воскресную обедню в церкви, дом состоятельного хозяина с хозяйственными пристройками, костюм словенских крестьянок. Сентиментально пишет она о сельских детях: они — патриоты, стремятся быть образованными, чтобы дать отпор своим угнетателям. Несколько пафосно автор рассуждает о близости русских и словенцев, о сходстве русского и словенского языков и т. д.
Итак, можно утверждать, что работы А. Н. Харузина и В. Н, Харузиной о словенцах значимы не только как свидетельство растущих русско-словенских связей, но и как огромный вклад в развитие русской и словенской этнографии.
Примечания
1 Kerimova М. Slovenija in Slovenci v delih Alekseja N. Haruzina in Vere N. Haruzin. Kronika. Ljubljana. 1998. № 46. S. 66-82; Керимова M. M. Словения и словенцы в трудах А. И. Харузина и В. Н .Харузиной // Живая старина. 1998. № 2. С. 44-47; Керимова М. М., Наумова О. Б. Алексей Николаевич Харузин — э тнограф и антрополог // Репрессированные этнографы. М, 1999. С. 164-199 (2-ое изд.: М, 2000); Kerimova М, Naumova О. Aleksei N. Kharuzin //Anthropology and Archeology of Eurasia. NY. 2003. Vol. 42. Repressed Ethnographers. Part 1; Харузина В. H. Прошлое. Воспоминания детских и отроческих лет. М., 1999. С. 5-557. (Вступительная статья, комментарий, указатель Керимовой М. М. и Наумовой О. Б.); Керимова М. М. Семья этнографов Харузиных и их эпистолярное наследие // Этнографическое обозрение. 2003. № 4. Харузины: три брата Михаил, Николай, Алексей и две сестры Вера и Елена (по мужу Арандаренко). Была еще сестра Ольга, умершая в 4 года.
2 Миллер В. Ф. Николай Николаевич Харузин. Некролог // Этнографическое обозрение. 1900. № 2. С. 1.
3См.: Сборник материалов по этнографии, издаваемых Дашковским этнографическим музеем. Вып. 111. 1886; Вестник Европы. 1888. Кн. X-XI.
4 Этнографическое обозрение. 1891. № 4. С. 209.
5 Алексей и Вера Харузины написали «Предисловие» к первому выпуску учебника «Этнография». Оно содержало весьма справедливую оценку издания Н. Н. Харузина. На долю В. Н. Харузиной выпало не только редактирование всех 4-х выпусков лекций брата (а это более 1500 е.), но и составление списков источников и алфавитных указателей в конце каждого выпуска. В конце IV вып. она поместила свои уникальные «Материалы для библиографии этнографической литературы» (295 е.).
6РГИА. Ф. 1409. Оп. 9. Л. 1-15.
7 Инна Евграфовна Огнева (в нервом браке Харузина) — жена Олега Харузина, сына А. Н. Харузина. Е. П. Крюкова — племянница И. Е. Огневой любезно предоставила мне материалы (записи и фотографии) из семейного архива Харузиных, за что я выражаю ей огромную благодарность.
8 В последней четверти XIX — начале XX в. казахи назывались киргизами.
9ОПИ ГИМ. Ф. 81. Д. 66. Л. 13. Запись от 6. июля 1897 г.
|0ОПИ ГИМ. Ф. 81. Д. 55-76. 22 тетради дневников В. Н. Харузиной за 1886-1917 гг.
'1В «Дневнике» Веры Харузиной сохранилась запись от 22 апреля 1907 г. о приезде в Москву в гости к Харузиным Т. М. Енко, см.: ОПИ ГИМ. Ф. 81. Д. 68. Л. 11 об.-12; Там же. Д. 67. Л. 113 об., 114. — О Енко Т. и Енко Л. см. также: Чуркина И. В. Словенское национально-освободительное движение в XIX в. и Россия. М., 1978. С. 348, 349. — Подробнее о супругах Енко см. ниже. Т. Енко познакомила Харузиных в Любляне и с И. Я. Лавренчичем (1857-1930) — священником, писателем и общественным деятелем, который их пригласил на свои именины.— ОПИ ГИМ. Ф. 81. Д. 67. Л. 113.
12 ОПИ ГИМ. Ф. 61. Д. 70. Л. 13 об. Дневник от 13 сентября 1905 г.
13Харузин А. Н. В Совет Императорского РГО. Заявление д. ч. А. II. Ха-рузина... // Известия ИРГО. СПб., 1899. Т. 35. С. 760.
14 Отдельно изданный текст «Религия, церкви и школы в Боснии и Герцеговине» (б. г., б. м.) предназначался для канцелярии Николая И.
15 Вестник Европы. СПб., 1901. Т. II. Год. 36. № 3. С. 402.
16 ОПИ ГИМ. Ф. 81. Д. 67. Л. 113 (Дневник В. Н. Харузиной); О словенских сюжетах в творчестве Харузиных см.: Kerimova М. Slovenija in Slovenci... S. 66-82; Керимова M. М. Словения и словенцы... С. 44-47.
|7Рец. на нее см.: Dom in svet. 1902. St. 8. S. 503.
18Харузин А. H. Австрийская Крайна. СПб., 1902. С. 23.
"Там же. С. 22.
20 Soöa. 1902. St. 126.
21 Dom in svet. 1903. St. XVI. S. 56.
22Харузин А. H. Национальная эволюция словинцев // Русский вестник. СПб., 1902. №7. С. 76.
23 Там же. С. 90-95.
24 Ljubljanski zvon. 1902 St. 9. S. 645-646. — См. также: Рыжова М. И. Письма Антона Ашкерца А. С. Суворину, Ф. Е. Коршу, А. Л. Волынскому, Д. Н. Вергуну // Литература славянских народов. М., 1960. Вып. 5. С. 212. — На отзывы А. Ашкерца в журнале «Люблинский звон» (1902, № 9 и 1903, № 12) ссылается также И. В. Чуркина в книге «Русские и словенцы» (М., 1986. С. 126).
25Рыжова М. И. Письма Антона Ашкерца... С. 212.
26AskercA. Dva izleta na Rusko // Ljubljanski zvon. 1903. St. 12. S. 729-730.
27 Arhiv NUK MS 972 / 1 dopis.
28 Там же. Л. 1-2.
29Slovan. 1904-1905. St. 3. S. 211.
30Edinost. 1903. St. 148-149.
31 Dom in svet. 1903. St. 7. S. 438^441. — Отметим, что позиция, ко-
торой придерживался А. Н. Харузин в статье «Национальная эволюция словинцев» (Русский вестник. СПб., 1902. № 8. С. 553) о том, что греко-католическая (униатская) церковь была не только мостом между православием и католицизмом, но и мостом между восточной и западной культурами, была широко распространена в XIX в.
пХарузин А. Н. Краинский кряж и его чудесные явления // Русский вестник. СПб., 1902. № 3-4. С. 306-314. — См. рец. на эту статью: Dom in svet. 1902. St. 8. S. 503; Slovenski narod. 1903. St. 66-68.
33 Slovan. 1904-1905. St.3. S. 211. — Эта же статья с небольшими изменениями опубликована в газете «Соча»: Soca. 1902. St. 70.
34Edinost. 1902. 3. junija.
35 Журнал являлся периодическим изданием Отделения этнографии ИРГО и выходил под редакцией проф. В. И. Ламанского.
36 Харузин А. II. Крестьянин Австрийской Крайны и его постройки // Живая старина. СПб., 1902. Вып. 1. С. 6. — А. Н. Харузин, много времени посвятивший изучению жилища у разных народов России, Европы и Азии, считал своим долгом создать и общую программу по одной из главных, на его взгляд, проблем, а именно: «Руководство для собирания сведений о крестьянских постройках». Оно было издано Отделением Этнографии ИРГО в Санкт-Петербурге в 1902 г.
"Там же. С. 11.
38 Там же. С. 17.
39 Там же. С. 21.
40 См.: Харузин А. Н. Материалы но истории развития славянских жилищ. Жилище словинца Верхней Крайны // Живая старина. СПб., 1902. Отд. I. Вып. 3-4. С. 259-357. — В журнале «Этнографическое обозрение» за 1903 г. (№ 3. С. 213) помещена анонимная аннотация этой статьи. См. также аннотацию этой работы: Московские ведомости. 1906. № 115. С. 3, — в которой указано, что эта «книга заключает в себе много любопытного для лиц, интересующихся этой славянской народностью».
41 Харузин А. II. Материалы по истории развития славянских жилищ... С. 259-357.
42 Российская пресса также откликнулась на выход в свет трудов Харузина по словенскому жилищу. Так, например, известный этнограф А. Н. Максимов в газете «Русские ведомости» (1903, № 234) поместил небольшую рецензию на труд «Жилище словинца Верхней Крайны. Материалы по истории развития славянских жилищ», в которой он отмечал, что «эволюция жилища у словенцев представлена <.. > солидно обоснованной, так что настоящую книгу (статья вышла отдельной брошюрой. — М. К.) необходимо причислить к числу более удачных сочинений по истории жилищ.
К книге приложены многочисленные чертежи и рисунки, значительно способствующие уяснению текста».
43 Edinost. 1902. St. 107, 108.
44 Edinost. 1903. St. 148, 149.
45 Ljubljanski zvon. 1904. St. 11. S. 640.
46Dom in svet. 1903. St. 7. S. 438-441.
47 Slovenski narod. 1903. St. 166-168.
4SXapy3un А. H. Славянское жилище в Северо-Западном крае. Из материалов по истории развития славянских жилищ. Вильна, 1907. С. 163.
49ОПИ ГИМ Ф. 81. (Дневник В. Н. Харузипой.) Д. 67. Л. 113.
50Подробнее о Л. Енко и Т. Енко см.: Харузин А. Н. Национальная эволюция словинцев // Русский вестник. СПб., 1902. № 8. С. 545; Славянский век. Вена, 1903. № 66; Ljubljanski zvon. 1912. St. XXXII. S. 167; Dom in svet. 1903. St. XXV. S. 117; Ljubljanski zvon. 1903, St. XXIII. S. 189.
51 В. H. Харузина в своем Дневиике писала о Т. М. Енко: «В этой женщине много сердца... В Триесте образован русский кружок, где учат русскому языку». — ОНИ ГИМ. Ф. 81. Д. 68. Л. 16; Д. 67. Л. 114.
"Slovenski narod. 1938. 25. januarja.
53ОГ1И ГИМ. Ф. 81. Д. 67. Л. 113 об, 114 (22 апреля 1902 г.).
54 ОГ1И ГИМ. Ф. 81. Д. 68. Л. 11 об., 12.
55 Харузина В. Н. Крайна (очерк) // Естествознание и география. М., 1902. № 3. С. 38.
56Там же. № 4. С. 2.
"Там же. С. 4.
58 Там же. С. 3
59 Там же. С. 12.
60 Там же. № 5. С. 52.
61 Там же. №8. С. 1.
62 Там же. С. 2.
63 Там же.
64 Там же. С. 7.
65 См.: Харузина В. Н. Этнография. М., 1914. Вып. П. С. 57, 83-85, 123, 124, 139, 142, 143, 165-167, 181, 189, 195, 196-197,309,311,317,419.
66 Ljubljanski zvon. 1903. St. 2. S. 122.
67 Dom in svet. 1903. St. 1. S. 55-56.
68 Edinost. 1903. St. 148-149.
69 Soca. 1902. S. 118. — В своем Дневнике Харузина пишет, что от Л. М. Енко получает следующее сообщение: «В словенской газете вышла «ласковая» рецензия на очерк «Крайна». — ОНИ ГИМ. Ф. 81. Д. 68. Л. 63.
70 Детское чтение. М., 1909.
