CC BY
3345
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 12. ПОЛИТИЧЕСКИЕ НАУКИ. 2013. № 5
МЕЖДУНАРОДНЫЕ ОТНОШЕНИЯ: ТЕОРЕТИЧЕСКИЙ ДИСКУРС И ПОЛИТИЧЕСКИЕ РЕАЛИИ
П.А. Цыганков
СИСТЕМНЫЙ ПОДХОД В ТЕОРИИ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ
В статье рассматриваются специфика системного подхода к анализу международных отношений и мировой политики; типологии международных систем; особенности структуры и эволюции современной глобальной международной системы (ГМС); возможности и пределы системного анализа международных отношений и мировой политики. Оценивая конкурирующие теории, которые исходят из разного понимания международных систем, автор обращает внимание не столько на расхождение соперничающих позиций, сколько на их взаимодополнительность.
Существенным вкладом отечественных ученых в анализ современной ГМС и ее подсистем стали, в частности, теория «плюралистической одно-полярности», аргументирование тенденции к трансформации ГМС в сетевую структуру, осмысление феномена перераспределения глобальной силы в пользу Азии. Важным является и вывод о нарастающей неопределенности в мировой политике. Он помогает понять не только эвристический потенциал системного подхода, но и побуждает к использованию альтернативных методов исследования современных международных отношений.
Ключевые слова: системный подход, международная система, пределы системного анализа, синергетика.
Системный подход вписывается в рационалистическую традицию и отвечает вполне определенному методологическому вызову— потребности концептуализации и формализации исследовательского процесса и доказательств верифицируемости его результатов. Являясь широко распространенным в самых разных дисциплинах, в том числе в социальных науках, и обладая многими общими чертами, он отличается и значительными особенностями в каждой из них.
1. Специфика системного подхода в анализе
международных отношений и мировой политики
Как и в других дисциплинах, в международно-политической науке под системой понимается определенная группа элементов (простейших составных частей), связанных между собой сетью взаимодействий, в результате которых изменения в одном или
нескольких из них или в отношениях между ними вызывают изменения и в других элементах, и в группе в целом. Важным в системном подходе является представление о подобной группе элементов как о едином целом, отграниченном от своего внешнего окружения (энвайронмента), с которым она находится в постоянном взаимодействии, и испытывающем влияние со стороны указанных внутренних изменений (контекста). Изменения, происходящие в системе под воздействием этих двух типов среды — внутренней (контекста) и внешней (энвайронмента), — характеризуются как процессы ее функционирования. В ходе функционирования системы ее форма и конфигурация могут претерпевать существенные изменения, однако, сохраняясь как целое, она не только оказывает серьезное воздействие на свои элементы, но и в значительной мере обусловливает характер их поведения. Система как целое всегда отличается от своих элементов новым качеством, которое определяется присущей ей структурой. Поэтому структура — важнейшее из понятий системного подхода, означающее не просто совокупность элементов, но и способ их организации.
Х. Булл определял международную систему как совокупность политических акторов, взаимодействие которых является достаточно регулярным для того, чтобы «поведение каждого было необходимым фактором в расчетах всех других». Система возникает тогда, когда между политическими единицами (которые становятся ее элементами, составляя определенную целостность) — государствами или другими независимыми образованиями — складывается постоянное взаимодействие, которое включает конфликты и войны, дипломатию, торговлю, массовые перемещения людей, обмен идеями. В условиях растущего динамизма каждый из таких субъектов — элементов системы в своих внешнеполитических действиях вынужден принимать во внимание поведение других. Иначе говоря, система появляется как своего рода результат стихийного саморазвития международных отношений.
Именно переход от спорадических, случайных отношений к регулярным и постоянным взаимодействиям придает международной политике системный характер: в общении политических акторов возникают корреляции, оно приобретает целостный характер. При этом изменения в поведении одного или нескольких акторов или в отношениях между группой акторов (в подсистеме международных отношений) способны вызвать изменения во всей системе. Тем не менее свойства и поведение международной системы не сводятся к свойству и поведению ее элементов, а отличаются от них своим качеством: акторы уже перестают (не могут) вести себя как абсолютно независимые друг от друга.
Системный подход в анализе международных отношений и мировой политики отличается несколькими чертами. Во-первых, как правило, он исходит из того, что международным системам присущ характер анархичности. Так, Р. Арон считал, что международная система — это совокупность политических единиц, которые поддерживают между собой регулярные отношения и которые по причине присущего таким отношениям «плюрализма суверенитетов» могут быть втянуты в общую войну. Анархия как свойство международной системы так или иначе признается всеми исследователями. Разногласия касаются лишь степени и перспектив преодоления анархичности, а также последствий ее влияния на международную систему.
Во-вторых, международные системы относятся к социетальному типу систем. Иначе говоря, это общественные системы в широком смысле слова, поэтому они существенно отличаются от систем физического, механического или биологического типа. Главное из таких отличий состоит в том, что международные системы носят объективно-субъективный характер: имея основания в реальной действительности (например, в различающемся географическом положении государств), они не являются априорной данностью, а в значительной мере сконструированы людьми либо в исследовательских, либо в политических и иных целях. Так, например, используемые в международно-политической науке понятия «Восток», «Запад», «Европа» и т.п. могут не совпадать с географическими реалиями: Япония может оказаться на «Западе», а Белоруссия — на «Востоке». Под «Европой» чаще всего подразумевается Евросоюз, состав которого за последние десятилетия неоднократно менялся. Понятия «Ближний Восток» и «Большой Ближний Восток» и вовсе не вносят ясности: ближний по отношению к чему?
В-третьих, социетальность, понимаемая в социологии как совокупность всех уровней и видов общественных отношений, означает, что любая, а тем более глобальная, международная система представляет собой сложный комплекс, включающий множество взаимодействующих и в то же время относительно самостоятельных подсистем (например, дипломатическую, военно-стратегическую, экономическую, правовую, финансовую и т.п.) и их элементов, которые в свою очередь могут быть представлены как подсистемы подсистем (например, западноевропейская континентальная валютная система, еврозона как составная часть финансовой системы Евросоюза — элемента мировой финансовой системы, международное публичное право как составная часть международно-правовой системы и т.п.). Отсюда сложность и многообразие типологий международных систем, выделяемых на основе различных критериев.
Наконец, в-четвертых, среди указанного множества международных систем и подсистем международно-политическую науку интересуют прежде всего политические структуры и процессы в глобальной международной системе и ее региональных политических подсистемах. Именно политическая динамика: соперничество и согласование интересов и целей, борьба за приоритеты в отношениях обмена, властные взаимодействия в широком смысле — оказывают решающее влияние на все остальные отношения (экономические, социокультурные и др.). Центральным звеном, ядром глобальной международной системы, определяющим ее функционирование, остается межгосударственная подсистема. Разумеется, глобальная международная система и ее политические подсистемы испытывают существенные и возрастающие воздействия со стороны иных — негосударственных и неполитических — подсистем и акторов. Анализу различных аспектов такого влияния и его роли в трансформации глобальной международной системы посвящены работы многих авторитетных исследователей либерального, неомарксистского и конструктивистского направлений (подробнее об этом будет сказано ниже).
К. Уолтс выдвинул идею о том, что поведение государств в международной системе определяется «принципом распределения способностей». Иначе говоря, процессы, которые происходят в системе, обусловлены ее структурой. Каждое государство вынуждено использовать политику «помоги себе сам (self-help)», имеющую целью помешать любому другому государству нарушить существующее равновесие, определяющее стабильность системы.
Понятия «стабильность» и «устойчивость» занимают важное место в системном анализе международных отношений и мировой политики. С ними напрямую связывается безопасность международной системы. «Под стабильностью, — пишет А.Д. Богатуров, — принято понимать способность социальной системы подавлять возникающие внутри нее деструктивные воздействия, т.е. антиобщественную (криминальную) и антигосударственную деятельность. Под устойчивостью — ее способность преодолевать внешние деструктивные воздействия, т.е. противостоять внешним угрозам»1. Подобную трактовку разделяет и Н.А. Косолапов, который подчеркивает при этом: «Устойчивость — не обязательно неизменность, хотя может включать ее как частный случай. Если же речь идет об изменениях, устойчивость предполагает малую изменчивость самих изменений»2. Что же касается стабильности, то она «связана с
1 Богатуров А.Д., Косолапов Н.А., Хрусталев М.А. Очерки теории и политического анализа международных отношений. М., 2002. С. 18.
2 Там же. С. 179-180.
динамикой, с возможностью, даже неизбежностью перемен, хотя и предполагает высокую степень их упорядоченности». Поддерживая такое понимание, А. Богатуров использует термин «динамическая стабильность», еще больше акцентируя тем самым изменчивую природу системы3. В свою очередь Ф. Войтоловский отмечает, что направленность развития процессов стабильной системы не характеризуется тенденциями к революционным изменениям и не ведет к разрушению структуры международных отношений в целом4.
2. Типологии международных систем
Уже на основании рассмотренных особенностей и описывающих их основных понятий мы можем сделать некоторые выводы, касающиеся разновидностей и критериев типологий международных систем.
В самом широком плане в системном подходе выделяют три группы категорий — аналитических инструментов, с учетом которых вырабатываются указанные типологии. Во-первых, это наиболее общие категории, характеризующие меру взаимодействия системы со средой (открытые и закрытые системы, входы и выходы), их иерархию (системы и подсистемы), внутреннюю организацию (интеграция, дифференциация, взаимозависимость, централизация). Во-вторых, это категории, отражающие присущую системам интерактивность, и факторы, обеспечивающие регулирование и сохранение системы: стабильность, равновесие, гомеостазис (динамическое саморегулирование), реагирование, негативная энтропия (нарастание организационной сложности и беспорядка). В-третьих, есть категории, имеющие отношение к динамическим свойствам систем, таким, как адаптация, рост, кризис, перегрузка, распад, позитивная энтропия (связанная со вторым законом термодинамики, согласно которому наиболее вероятное распределение элементов в системе реализуется случайным образом).
Указанные категории находят применение и в классификации международных систем. Подобные выводы могут быть сделаны и применительно к интерактивности и динамичности международных систем, на основе которых также возможно выделение их разных типов. Фактически все международные системы так или иначе связаны с отсутствием единой управляющей инстанции, поэтому они имеют в значительной степени открытый и слабоцентрализованный характер, хотя степень централизованности может варьироваться (ср., например: Европа и Африка).
3 Там же. С. 154.
4 См.: Войтоловский Ф. Нестабильность в мировой системе // Международные процессы. 2009. Т. 7. №. 1.
В более конкретном плане типологии международных систем выделяются на основании универсального, пространственно-географического, временного (исторического), а также смешанного критериев.
Универсальный, или комплексный, критерий включает как пространственно-временные, так и самые общие черты, присущие международной системе, в отличие от всех других типов систем (физических, механических, биологических). Как уже говорилось, основным здесь выступает критерий анархичности. Кроме того, в данном случае речь идет чаще всего о глобальной международной системе (ГМС)5, в контексте которой все остальные международные системы выступают как подсистемы. Последние могут различаться в зависимости от сферы общественных отношений (экономическая, финансовая, идеологическая, военно-стратегическая и т.п. подсистемы глобальной международной системы) и играть относительно самостоятельную роль международных систем, оказывающих существенное влияние на состояние глобальной системы и происходящие в ней процессы. Особенность политической ГМС состоит в специфике ее среды, которая может быть описана в терминах Д. Истона6. Так, инфрасоциетальная среда (инфрасоциетальный контекст) включает все неполитические системы (подсистемы-элементы) ГМС. Экстрасоциетальный энвайромент включает системы, которые существуют вне общественных отношений, но находятся в состоянии постоянного и сложного взаимодействия с ними как в силу открытости ГМС, так и в силу эволюции характера самой окружающей среды, испытывающей возрастающее воздействие со стороны ГМС.
На основе временного критерия различают исторические типы международных систем с целью обнаружить действующие в них закономерности, выявить наиболее и наименее стабильные, определить причины устойчивости. Так, например, Р. Арон выделял греческие полисы, европейские монархии XVII в., государства Европы XIX в., системы Востока и Запада XX в., пытаясь найти повторяемость в их развитии и сформулировать на этой основе детерминанты, свойственные развитию современной ему ГМС и ее подсистем. Р. Роузкранс на основе дипломатической истории периода 1740-1960-х гг. различал девять международных систем, стремясь
5 Здесь и далее термин «ГМС», упоминаемый в работах В.В. Наумкина, используется как компромисс между понятиями «международная» и «мировая» система, не акцентирующий различия в их содержании.
6 См.: Истон Д. Категории системного анализа политики. URL: http://grachev62. narod.ru/hrest/chapt27.htm
определить факторы, способствующие стабильности и нестабильности каждой из них.
Пространственно-географический критерий позволяет выделить уровни международных отношений. На его основе исследуют, помимо глобальной, региональные (например, европейскую, панамериканскую, азиатско-тихоокеанскую и т.п.), субрегиональные (например, Бенилюкс), трансрегиональные (например, Евразия) международные системы.
Смешанный критерий (один из самых распространенных) включает такие признаки, как количество акторов международной системы, их географическое положение и конфигурация соотношения сил. Это позволило ввести в аналитический оборот такие широко известные ныне понятия, как «биполярная», «мультиполяр-ная», «равновесная», «имперская» (однополярная) международная система. Напомним, что в первой из них господствуют два наиболее могущественных государства. Если же сопоставимой с ними мощи достигают другие державы, то система трансформируется в мультиполярную. В равновесной системе — системе баланса сил — несколько крупных государств сохраняют примерно одинаковое влияние на ход событий, взаимно обуздывая «чрезмерные» претензии друг друга. Наконец, в международной системе имперского типа господствует единственная сверхдержава, далеко опережающая все остальные государства своей совокупной мощью (размерами территории, уровнем вооружений, экономическим потенциалом, запасом природных ресурсов и т.п.). При этом с позиций политического реализма, подобно тому как в экономике состояние рынка определяется влиянием нескольких крупных фирм (формирующих олигополистическую конфигурацию), международно-политическая структура определяется влиянием нескольких великих держав, реальным соотношением их сил. Сдвиги в последнем могут изменить состав и характер взаимодействия элементов международной системы, но ее природа, в основе которой лежит существование ограниченного числа великих держав с несовпадающими интересами, останется неизменной.
Основываясь на указанных критериях, М. Каплан создает сравнительную типологию международных систем. Он выстраивает шесть моделей, или, «точнее, шесть состояний равновесия одной сверхстабильной международной системы». При этом реальной истории международной политики соответствуют только две из них. Это система равновесия (баланса) сил (balance of power system), в которой только главные акторы, т.е. государства (а точнее, великие державы),
обладают важной военной и экономической способностью. И это «мягкая (или гибкая) биполярная система» (loose bipolar system), т.е. биполярная система, включающая помимо национальных акторов (государств) еще и наднациональные акторы (международные межправительственные организации). Данный тип международной системы состоит как из глобальных, универсальных акторов системы, так и из акторов, принадлежащих к одному из двух блоков.
Другие четыре типа международных систем, описанные в работе Каплана, являются, по существу, некими идеальными моделями, никогда не существовавшими в реальности. Так, «жесткая биполярная система» (tight bipolar system) предполагает, что каждый актор, не принадлежащий ни к одному из двух блоков, утрачивает всякое заметное влияние или исчезает. «Универсальная система» (universal system) или универсальная интегрированная система — это система, в которой важные властные политические функции переданы от государств универсальной (глобальной) организации, обладающей правом определять статус государств, выделять им ресурсы и следить за соблюдением согласованных правил международного поведения. «Иерархическая система» (hierarchical system) может рассматриваться как вытекающая (производная) из универсальной системы, принимая форму мирового государства, в которой роль конкретных государств минимизирована. Наконец, «система единичного вето» (unit veto system) — это система, в которой каждый актор (государство или союз государств) способен оказывать эффективное влияние на совокупную международную политику, поскольку он имеет возможность (связанную, например, с обладанием ядерным оружием) защитить себя от любого другого государства или коалиции государств.
Эта типология не остается неизменной. В дальнейшем автор выделяет такие варианты «гибкой биполярной системы», как очень гибкая биполярная система, система разрядки и нестабильная блоковая система. В качестве варианта «системы единичного вето» им также рассматривается модель системы частичного ядерного распространения7.
Разработанная таким образом типология международных политических систем становится для М. Каплана одной из основ, опираясь на которые он выводит различные типы политического поведения государств в сфере международных отношений.
7 Подробнее см.: Цыганков П.А. Мортон Каплан и системное исследование международной политики // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 24. Международные отношения и мировая политика. 2012. № 1.
Теоретические основания описанной типологии уходят своими корнями в парадигму политического реализма. Именно реалисты и неореалисты настаивают, что анархия порождает взаимное недоверие между государствами. Поэтому государства вынуждены рассчитывать только на себя — на собственную силу в обеспечении своей безопасности. Главная черта международной системы с этой точки зрения — властная конфигурация. Однако какой бы она ни была (уни-, би- или мультиполярной), международная система всегда представляет собой иерархию сил, в той или иной степени признаваемой (официально или по умолчанию) основными игроками международных отношений.
Как уже говорилось, К. Уолтс ввел в международно-политическую науку уровневый анализ, опирающийся на понятие структуры как основное понятие международной системы. И это не только уровни индивида, государства и системы. Это и более абстрактные уровни структуры, которые позволяют рассматривать государства как составные части более широкого, целостного образования и его взаимосвязанных элементов. Цель его теории международных систем — показать различия между этими уровнями, позволяющие понять, как они обусловливают тот или иной тип поведения государств.
В то же время уже в рамках политического реализма существуют и другие типологии. Так, Р. Арон различает гомогенные системы, в которых государства имеют сходные режимы и разделяют одну и ту же концепцию внешней политики, и гетерогеннные системы, в которых государства организованы на основе противоречащих принципов и ценностей. По Арону, эти критерии не менее важны, чем распределение силы, ибо идеи и чувства оказывают существенное влияние на решения акторов. Так, в XIX в. европейские державы (Великобритания, Австрия, Россия, Франция и Пруссия) объединяли идеологические и династические ценности, и это компенсировало разделяющие их национальные интересы. Поэтому система была гомогенной, что способствовало сохранению ее стабильности. Наоборот, во время «холодной войны» система была гетерогенной и потенциально нестабильной из-за столкновения межгосударственных приоритетов и идеологической борьбы двух блоков.
Иначе говоря, в противоположность Уолтсу (который, напомним, считает, что биполярная система была наиболее стабильной) Арон отстаивает интерактивную концепцию отношений между системой и актором. С его точки зрения, между внешним окружением, состоящим из политических режимов государств и стратегической
конфигурации, и международной системой существует эффект обратного действия: международная система является настолько же функцией элементов, насколько она детерминирует их поведение. В дальнейшем этот «внутренний» спор различных версий реализма по поводу отношений между системой и актором распространился на международно-политическую науку в целом и стал центральным в теории социального конструктивизма (дебаты о соотношении агентов и структур). В свою очередь критерий гомогенности международной системы в качестве своего рода гаранта ее стабильности стал центральным в неолиберальной теории демократического мира.
Если реалисты главное внимание уделяют анализу системы как структуры, то либералов гораздо больше интересуют системы как процессы. Действующими лицами этих процессов (элементами международных систем) являются не только государства, но и широкий круг негосударственных акторов, в особенности ТНК, НПО, субнациональные силы и т.п. Поэтому движущей силой систем-процессов выступают не только интересы безопасности, но и экономические, социальные и иные интересы. В этой связи главная черта ГМС, как утверждали Р. Кохейн и Дж. Най уже в 1970-е гг., — это взаимозависимость, в условиях которой каждый из акторов чувствителен и уязвим по отношению к действиям другого. Системы-процессы основаны не столько на иерархическом, сколько на сетевом принципе, и глобальная международная система представляет собой с этой точки зрения паутину связей, соединяющих всех акторов прочными нитями взаимных зависимостей государственных и неправительственных элит, транснациональных организаций, финансовых структур, профессиональных объединений и т.п. В таких условиях военно-стратегические отношения хотя и продолжают играть определенную роль в сохранении стабильности ГМС, но не решают всех проблем ее функционирования.
В свою очередь неолиберальные институционалисты рассматривают международные системы как анархические, поскольку поведение каждого государства мотивировано его собственными интресами. Однако в отличие от реалистов институционалисты считают, что характер и результаты такого поведения смягчаются институтами, создаваемыми в общих интересах и для решения общих проблем. Поэтому институты формируют своего рода рамки взаимодействия, помогающие преодолевать недоверие акторов и делающие их поведение предсказуемым. Тем самым нарастающая институционализация международных отношений способствует
тому, что ГМС становится системой координации и сотрудничества акторов международных отношений и мировой политики.
Неомарксисты предлагают альтернативный господствующему англо-саксонскому подход к типологии международных систем и свое понимание ГМС. Возникший в Латинской Америке (теория зависимости) и Европе (теории мир-систем Ф. Броделя и несимметричной взаимозависимости Й. Галтунга), развиваемый также представителями африканского интеллектуального сообщества (Самир Амин), он парадоксальным образом перемещается в Северную Америку (Иммануил Валлерстайн, Роберт Кокс).
Представители теории зависимости (Рауль Пребиш, Фернандо Энрике Кардозо, Энзо Фалетто, Сельзо Фуртадо, Андре Гудер Франк и др.) настаивают на неоднородности глобальной международной системы, в рамках которой они различают центр (или ядро) и периферию. В отличие от канонического марксизма они считают, что общественное развитие происходит не путем замены одного общественного строя другим, более высоким, а их наслаиванием друг на друга. Поэтому, например, в Латинской Америке формируется узкая прослойка «люмпен-буржуазии» — политической элиты, которая служит приводным ремнем социального и экономического господства центра мировой системы. Поддерживаемая центром и подкармливаемая им, она является единственным на периферии социальным слоем, обладающим покупательной способностью. Поэтому существующий здесь рынок потребления закрепляет зависимое состояние государств периферии. А.Г. Франк не отрицает возможности развития стран периферии. Но он не согласен с тем, что это развитие (а) благотворно для всех социальных классов этих стран, (б) способствует развитию капитализма как мировой системы, (в) нивелирует уровни развития между центром и периферией. Таким образом, он вопреки утверждениям либералов-глобалистов, считает, что экспансия капитализма не приводит к выравниванию мирового развития. Центр мировой системы заинтересован в дальнейшем извлечении прибыли из стран периферии, а следовательно, в сохранении их «недоразвития». Поэтому развитие центра уже с XVI в. порождает, закрепляет и непрерывно воспроизводит неразвитость периферии.
В 1980-е гг. получила распространение теория мир-системы, или мир-системный подход к анализу международных отношений и мировой политики. Его основные представители — Ф. Бродель, И. Валлерстайн. Новизна мир-системного подхода по сравнению с
теорией зависимости — понятие «полупериферия», которое играет в нем ключевую роль. Оно показывает видимость большей гибкости и мобильности, которую приобретает современное господство центра ГМС над ее периферией8.
И. Валлерстайн вслед за Ф. Броделем определяет мир-систему как ряд экономически самодостаточных политических, экономических и культурных образований, связанных друг с другом привилегированными обменами, основанными на разделении труда. Мир-система может принимать три конкретные формы. Это «мини-системы», небольшие в пространственном отношении и существующие относительно непродолжительное время. Это «мир-империи», свойством которых является извлечение из локально самоуправляющихся непосредственных производителей дани, которая перераспределяется среди количественно незначительного, но играющего важнейшую роль слоя чиновников. И это «мир-экономики», в которых существует несколько соперничающих центров силы, а механизм перераспределения ресурсов обеспечивается посредством рынка в пользу тех, кто сумел обеспечить себе те или иные виды монополии.
В истории существовали все три типа международной системы (например, Пелопоннесская система античной Греции, Римская империя и Ганзейский союз). Но в наши дни осталась единственная — капиталистическая — мир-экономика. Зародившись в эпоху Возрождения, она постепенно распространилась на всю планету. Капиталистическая мир-экономика состоит из двух подсистем. Элементами одной из них являются соперничающие между собой центры силы — суверенные государства. Другая представлена подсистемами «центр», «периферия» и «полупериферия», связанными между собой отношениями неэквивалентного обмена и эксплуатации. Центр включает экономики, основанные на производстве с самым высоким уровнем квалификации труда и с наибольшей концентрацией капитала. Периферия состоит из стран, богатых сырьевыми ресурсами, из которых благодаря своего рода сговору правящих в них классов с элитами центра извлекаются излишки для обогащения центра. Полупериферия носит гибридный характер: в страны этой подсистемы проникает капитал центра, и вместе с тем они лишены автономной индустриальной базы. Именно полупериферия обеспечивает воспроизводство всей мир-системы благодаря авторитарным правительствам, поддерживающим ее в состоянии сферы приложения капитала и резервуара рабочей силы для центра.
8 Мир-системный подход. иИЪ: http://dic.academic.ru/dic.nsf7ruwiki/211457
С точки зрения конструктивистов (Н. Онуф, А. Вендт, М. Фин-немор, П. Катценстайн и др.), рассмотренным выше подходам к типологии и анализу международных систем присущи серьезные недостатки методологического характера. Реалистская и либеральная позиции преувеличивают значение государства как агента анархической природы международной системы и недооценивают важность той роли, которую играют ее структуры. Неомарксисты же, наоборот, ошибочно считают, что все действия агентов детерминированы структурами доминирующей экономической системы. На самом деле, как считают конструктивисты, акторы обладают известной автономией действий, которая, однако, обусловлена (но не детерминирована) структурами международной системы. Хотя нельзя утверждать, что в рамках этой системы возможно все, государства тем не менее располагают определенным полем для маневра в воздействии на нее. Особое значение приобретают при этом общие нормы, верования и убеждения как движущие силы и мотивы поведения акторов в международной системе.
3. Динамика современной глобальной
международной системы
Особенности структуры и эволюции современной международной системы — один из наиболее широко обсуждаемых вопросов в международно-политической науке.
В эпоху «холодной войны» доминировали исследования, основой и исходным пунктом которых была биполярность глобальной международной системы и более разнообразные (в то же время ограниченные, как правило, би- и мультиполярными моделями) конфигурации региональных составляющих. Таким образом, господствовало представление, согласно которому с позиций системного анализа глобальная международная система и ее элементы составляют два основных уровня изучения международных отношений и мировой политики. С критикой подобного подхода еще в 1960-е гг. выступил Оран Янг, предупреждавший, что сведение системных исследований МО к биполярным и многополярным моделям чревато преувеличением роли структурных проблем и недооценкой (граничащей с пренебрежением) динамики международных систем. В качестве альтернативы он предложил создать модель, которая подчеркивает растущее взаимопроникновение глобальных, общесистемных параметров международной политики, с одной стороны, и такого довольно нового в 60-е гг., но уже существенного фактора международной жизни, как существование относительно автономных региональных зон, или субсистем, — с другой.
А. Богатурову использование подобного подхода позволило прийти к интересным выводам. Анализируя азиатско-тихоокеанскую подсистему, он ставит вопрос о возникновении здесь механизма «неформализованных, полуофициальных политико-дипломатических связей и отношений, которые во взаимодействии с местными формализованными структурами обеспечения экономического взаимодействия и безопасности продемонстрировали достаточно высокий уровень способности амортизировать перепады в региональной политической обстановке, предупреждать крупномасштабный конфликт, а также компенсировать возникающие ограниченные нарушения устойчивости региональной подсистемы». Автор обратил внимание на то, что региональные противоречия в АТР, даже оставаясь неурегулированными и периодически прорываясь на поверхность, вместе с тем не привели к войнам, подобным, например, боснийской, армяно-азербайджанской или таджикской. Несмотря на то что Восточная Азия постоянно находилась на грани крупного вооруженного конфликта, тем не менее он не произошел. В данной связи Богатуров выдвигает идею о наличии в рамках рассматриваемой им подсистемы международных отношений особой модели стабильности. Иначе говоря, о существовании здесь иной логики, иного, отличного от европейского контекста, который оказался более приспособленным к функционированию стабильности, сохраняющему ее в режиме равновесности. В результате, отмечает ученый, подсистема Восточной Азии оказалась способной избежать дестабилизирующего влияния тех потрясений, которые обрушились на мировую систему в начале 90-х гг.9
Доминирование единственной на сегодня сверхдержавы дает основания части российских исследователей характеризовать современный мир как однополярный. В рамках этой точки зрения тоже ведется дискуссия. Некоторые ученые считают, что мир объективно нуждается в американском лидерстве (В.А. Кременюк). Другие настаивают: речь идет об имперском диктате, в основе которого лежат эгоистические интересы США (А.И. Уткин, А.С. Панарин). Большинство представителей академического сообщества полагают, что при всем своем неоспоримом могуществе Соединенные Штаты не способны единолично управлять современным миром в силу его необычайной, неуклонно нарастающей сложности и многоуровне-вости, а также относительного упадка могущества самих США. Кроме того, поскольку нынешние гегемонистские устремления официального Вашингтона встречают нарастающее сопротивление
9 См.: Богатуров А.Д., Косолапов Н.А., Хрусталев М.А. Указ. соч. С. 266-267.
со стороны других государств (в том числе и ближайших американских союзников), постольку речь идет о тенденции к становлению «многополярного» миропорядка.
По мнению А.Д. Богатурова, тенденция к наращиванию потенциала таких держав, как Китай, Индия (а также объединенной Европы, в случае если интеграционные процессы приведут к образованию здесь единой политической организации), не в состоянии изменить установившееся преобладание совокупной мощи США над всеми остальными членами международного сообщества. Поэтому современная структура ГМС не может однозначно и обоснованно характеризоваться как многополярная. Существующую ГМС ученый предлагает рассматривать как «плюралистическую однополярность»10.
Это не однополярность в «чистом виде», т.е. не конфигурация мировой системы, когда одно государство, обладающее абсолютным превосходством по всем параметрам (как военно-стратегическому, так и экономическому, дипломатическому, культурному, ресурсному, организационно-политическому) над остальными — каждым в отдельности и любыми из их возможных объединений, — имеет возможность диктовать им свою волю. Ослабление совокупной мощи США на фоне экономического возвышения Китая, потенциала других центров мирового развития, внутренние трудности и противоречия финансового, социального, этнонационального характера (ставшие особенно заметными на фоне второй волны мирового финансово-экономического кризиса, разразившегося, по мнению многих экспертов, по вине именно США) — эмпирически очевидный факт. Возрастает и сопротивление других держав стремлению США контролировать мировую систему на всех уровнях ее функционирования. В таком контексте единоличный диктат, абсолютная американская мировая гегемония — маловероятный вариант эволюции постбиполярной глобальной международной системы. Вместе с тем масштабы американского превосходства над другими странами мира позволяют им сохранять свои лидирующие позиции и свое влияние на мировые и даже на региональные процессы. Правда, сохранение такого влияния становится возможным лишь при поддержке со стороны ближайших союзников — стран «семерки», что обусловливает снижение его «жесткости» и повышение умеренности. Тем самым «плюралистическая однополярность» представляет собой, скорее, переходный этап в трансформации ГМС,
10 Там же. Гл. 15.
желательный вариант эволюции которого — более плюралистичная и менее однополярная структура11.
В конечном итоге концепция «плюралистической однополярно-сти» отражает и факт растущей взаимной зависимости элементов и подсистем глобальной международной системы. Это дает основание М.М. Лебедевой говорить о тенденции к трансформации ГМС в сетевую структуру, характеризующуюся, с одной стороны, нарастающей разнотипностью элементов системы, в том числе и государств, а с другой — увеличением числа внесистемных государств, расшатывающих существующую (Вестфальскую) систему изнутри, что делает ее переходный характер все более очевидным12.
Так или иначе, но в рамках такой системы взаимная зависимость от сохраняющего свое значение государственного суверенитета заставляет каждое государство относиться к другому с недоверием. Растущая степень взаимозависимости парадоксально не исключает высокой вероятности конфликта и не создает наилучших условий для развития сотрудничества.
ГМС, считает В.В. Наумкин, проходит период трансформации, одним из направлений которой, в частности, является перераспределение глобальной силы в пользу Азии13. Также очевидно расхождение, или дивергенция, иначе говоря, большая разнородность, которая, собственно, и делает мир полицентричным. Многие эксперты подчеркивают, что характерной чертой эволюции глобальной международной системы является и нарастание ее неопределенности. В теоретическом плане данная мысль подтверждает вывод, согласно которому системный подход при всем своем аналитическом потенциале в исследовании международных отношений и мировой политики имеет и пределы.
4. Возможности и пределы системного анализа
международных отношений и мировой политики
Системный подход не случайно привлекает многих исследователей, разрабатывающих различные типологии международных систем и стремящихся раскрыть на его основе общий смысл событий прошлого и настоящего, успешно прогнозировать их развитие в будущем. К преимуществам этого аналитического инструмента можно отнести его обобщающий, синтезирующий характер. Он
11 Богатуров А.Д., Косолапов Н.А., Хрусталев М.А. Указ. соч. Гл. 15.
12 См.: Лебедева М.М. Мировая политика в XXI веке: акторы, процессы, проблемы. М., 2009. Гл. 1.
13 См.: Наумкин В.В. Снизу вверх и обратно: «Арабская весна» и глобальная международная система // Россия в глобальной политике. 2004. № 4. Июль—август.
позволяет глубже осмыслить как целостность изучаемого объекта, так и многообразие составляющих его элементов (подсистем), в качестве которых могут выступать участники международных взаимодействий, отношения между ними, пространственно-временные факторы, политические, экономические, социальные, конфессиональные характеристики и т.д.
Плодотворность системного подхода к анализу МО объясняется прежде всего тем эвристическим потенциалом, которым он обладает, облегчая основную задачу науки — поиск детерминант и закономерностей функционирования ее объекта. Как показывает М. Хрусталев14, такой подход дает науке о международных отношениях возможность комплексного применения прикладных методов и техник анализа в самом разнообразном сочетании, расширяя тем самым перспективы исследований и их практической пользы для объяснения и прогнозирования мировой политики. Он позволяет не только фиксировать те или иные изменения в функционировании МО, но и обнаружить причинные связи таких сдвигов с эволюцией международной системы, выявить факторы, влияющие на стратегическое поведение государств. Работы зарубежных и российских авторов прекрасно иллюстрируют те возможности теоретического экспериментирования, которые вносит в науку о международных отношениях системное моделирование.
Вместе с тем не следует преувеличивать значение системного подхода и системного моделирования для науки, игнорируя их слабые стороны и недостатки. Одним из них является, как ни покажется парадоксальным, тот факт, что никакая модель, даже самая безупречная в своих логических основаниях, не дает уверенности в правильности сделанных на ее основе выводов. Ограниченность системного подхода показывает А. Богатуров, предпринимая вместе с опорой на данный метод интересную попытку выхода за его пределы. Представлениям о глобализации как о процессе нарастающей однородности мира он противопоставляет анклавно-конгломеративную модель. С позиций такой модели рядом со странами Запада, представляющими собой «гетто избранничеств» и стремящимися распространить свое влияние на остальной мир, и в относительном удалении от них существуют общества иного типа. Особенность последних состоит в том, что они представляют собой конгломеративные образования, в рамках которых архаичное и модернизированное начала образуют отдельные анклавы, сосуществуют друг с другом без опасности взаимного уничтожения.
14 См.: Богатуров А.Д., Косолапов Н.А., Хрусталев М.А. Указ. соч.
К таким обществам автор относит, в частности, Россию, Китай, Индию, Японию и ряд других незападных стран. Совокупность таких взаимно влияющих и взаимно приспосабливающихся, хотя и не пытающихся копировать друг друга анклавов и составляет часть мира, которая способна смягчить исходящее от Запада воздействие глобализационных импульсов15.
Не только преимущества, но и ограниченность системного подхода связана и с тем, что он относится к рациональным методам исследования, нацеливая на поиск причин происходящего и прогнозирование будущего, исходя из законов взаимодействующих элементов, сорганизованных в некий целостный агрегат. Приверженцы системного подхода особо подчеркивают свое стремление к получению рационального знания, к концептуализации, к опоре на объективные факты, поиску подлинных причин исследуемых явлений и процессов. При этом несколько затеняется другая сторона познавательного процесса, имеющая отношение к столь сложному объекту, каким являются международные взаимодействия, — его зависимость от идей, поведения, специфики восприятий анализирующего, принимающего решения и действующего субъекта. Иначе говоря, не находит достаточного отражения такой методологический оппонент воплощенного в системном подходе рационализма, как рефлективизм. Между тем именно разновидности последнего, такие, как, например, постмодернизм (при всех его издержках), критическая теория, конструктивизм (более чем какой-либо другой подход в ТМО), не только развивают идеи об ограниченности любого рационального и, следовательно, детерминистского подхода к анализу международных отношений, но и открыты для постановки и осмысления важнейших морально-этических вопросов мировой политики, например о «неполном несоответствии» западных теорий незападным социальным и политическим реалиям, о роли и ответственности Запада за возникновение войн, конфликтов, разобщенности между культурами и цивилизациями.
Кроме того, по мере роста уровня сложности системы (например, увеличение числа и многообразия элементов, подсистем и их взаимодействий) сокращаются возможности ее познания и выявления тенденций эволюции. Усложнение глобальной международной системы, ее контекста и инвайронмента значительно затрудняет возможности ее «втискивания» в концептуальные рамки системного анализа и несет угрозы искажения присущих ей характеристик. Все
15 Богатуров А.Д., Косолапов Н.А., Хрусталев М.А. Указ. соч. Гл. 6.
это снижает надежды на адекватность выводов, сделанных на основе системного подхода.
В данной связи (ввиду ограниченных возможностей системного подхода) взоры многих исследователей обратились к синергетике — открытому в 1960-е гг. ХХ в. междисциплинарному направлению научных исследований, изучающему закономерности самоорганизации, возникновения порядка из хаоса и обратных процессов в открытых, нелинейных, сложноорганизованных, неустойчивых системах независимо от их природы. Важно то, что именно к такому типу принадлежат и международные системы и что на прикладном уровне создание основанных на синергетических позициях концептуальных моделей социальных феноменов уже получило широкое распространение и приносит значимые позитивные результаты.
Среди основных понятий, привлекающих внимание исследователей международных отношений и мировой политики к синергетике, особой популярностью пользуются такие, как бифуркация (множественность возможных путей развития объекта), флуктуации (незначительные и случайные возмущения в системе), аттракторы (состояния, к которым тяготеет система, оказавшись вблизи относительно устойчивой структуры) и др. Интересные попытки анализа мировой системы с позиций синергетического подхода содержатся в работах А.Д. Богатурова, К.С. Гаджиева, М.М. Лебедевой, Д.М. Тем-никова и других отечественных авторов, в которых показано, в частности, что регулирование мировой системы связано не только с действиями международных акторов, но и с механизмами трансформации (структурирования взаимодействия элементов) самой системы16. В целом о важности и эффективности использования синергетического подхода применительно к социальным наукам говорится немало и достаточно обоснованно.
Вместе с тем следует видеть ограниченности и синергетики как методологии изучения мировой политики, в том числе связанные с ее отличиями по сравнению с системным подходом. Во-первых, основные отличия системного подхода и синергетики состоят в том, что если системный подход связан с изучением взаимодействия элементов определенной целостности, то синергетика — это исследование причин тех или иных свойств системы. Во-вторых, при системном подходе анализ ведется, как правило, на качественном уровне. Си-
16 См.: Богатуров А.Д., КосолаповН.А., Хрусталев М.А. Указ. соч.; Гаджиев К. Миропорядок сквозь призму синергетики // Международные процессы. 2005. Т. 3. № 3(9); Лебедева М.М. Мировая политика в ХХ1 веке: акторы, процессы, проблемы. М., 2009; Темников Д.М. Лидерство и самоорганизация в мировой системе. М., 2011.
нергетика же изучает главным образом количественные отношения и параметры, хотя и здесь важное место занимает качественная сторона явлений и процессов. В-третьих, синергетике свойственно рассматривать самоорганизующуюся систему как специфически вероятностный по своей природе объект.
Поэтому главное состоит в том, что синергетика, как и системный подход, тоже не способна однозначно предсказывать, что произойдет в будущем. И если понятия «бифуркация», «диссипация», «непредсказуемость» и т.п. применительно к анализу международных отношений и мировой политики себя более или менее оправдывают (с определенными поправками применительно к объекту нашей дисциплины), то в том, что касается самоорганизации и самоупорядочения ГМС, существуют более серьезные ограничения.
Возникновение порядка из хаоса в глобальном космосе постулируется его пространственной бесконечностью и временной вечностью: здесь не столь важно, какое время может занять процесс самоупорядочения и в каком месте произойдет самоорганизация хаотизировавшейся системы. Кроме того, здесь идет речь о сугубо объективных процессах. Напротив, при анализе международных отношений и мировой политики важно иметь в виду как относительную кратковременность — в естественно-природном и социально-историческом смысле, — так и относительную пространственную замкнутость ареала существования человечества. Следует принимать во внимание и то, что процессы упорядочения и хаотизации в мировой политической системе носят часто «рукотворный» характер, т.е. определяются стратегией наиболее сильных акторов17.
Глобальная международная система зависит в значительной степени от людей — от решений, принимаемых политиками разного уровня; от спонтанных действий тех или иных социальных и политических сил; от борьбы, страстей, импульсивных реакций и т.п. Хаотизация здесь может наступить внезапно и стать исторически длительной, и либо системе для самоупорядочения просто не хватит времени, либо этот процесс затянется настолько (заняв, например, столетия), что уже не будет представлять реальный интерес для существующей человеческой цивилизации.
Так, например, Карибский кризис 1962 г. угрожал не только кратковременной хаотизацией мировой системы, но и разрушением значительной части (а возможно, и всей) человеческой цивилизации. Его урегулирование потребовало полнейшего напряжения сил от
17 См. об этом: Аршин К. Приключения одной теории. Научная концепция и ее политические выводы. URL: http://terra-america.ru/priklyucheniya-odnoi-teorii.aspx
обеих сторон, оказавшихся перед необходимостью принятия единственно правильного решения в условиях дефицита информации и времени. Тогда такое решение было найдено, но нет гарантии, что оно может быть найдено при схожих ситуациях, создание которых нельзя исключать в будущем.
Вышесказанное, разумеется, не означает отрицания той серьезной методологической роли, которую синергетика может играть в изучении международных отношений и мировой политики. Речь лишь о том, что следует видеть также ее пределы и ограничения, обусловленные несводимыми особенностями международных систем. Возможно, следует принимать во внимание и то, что «увлечение» законом неминуемого и самопроизвольного возникновения порядка из хаоса несет в себе риск недооценки осознанной деятельности «творцов» мировой политики, опосредованного демобилизующего влияния на эту деятельность, невольного и независимого от ее результатов морального оправдания волюнтаристского поведения наиболее влиятельных акторов-элементов системы. В любом случае исследователям-международникам следует принимать во внимание, что создатели синергетики И. Пригожин и И. Стенгерс выступили против простого заимствования социальными дисциплинами используемого в естествознании синергетического подхода.
* * *
Р. Кохейн и Дж. Най еще в 1970-е гг. показали важное значение критериев, исходя из которых они выделяют и анализируют политическое значение коммерческих, энергетических, финансовых и других международных систем. Сегодня эти системы играют заметную роль в структуре и функционировании глобальной международной системы как ее элементы-подсистемы. Усиливается влияние и таких элементов ГМС, как негосударственные действующие лица — транснациональные корпорации, некоммерческие организации, профессиональные объединения, сетевые игроки, преступные и мафиозные группировки... Особо стоит отметить возрастающую роль международных институтов — организаций, норм, режимов и правил — как элементов глобального регулирования, формирующих заметную тенденцию к трансформации глобальной международной системы в общемировую целостность, функционирующую на основе единых механизмов управления. Этого требует и все больший удельный вес глобальных проблем, обусловленный ростом влияния на международные отношения и мировую политику окружающей социоприродной среды.
Вместе с тем указанная тенденция — не линейная перспектива, а один из разнонаправленных трендов, возможность осуществления которого зависит от очень большого числа факторов и может относиться к достаточно отдаленному и достаточно неопределенному будущему. В сегодняшней реальности и в обозримой перспективе, как справедливо отмечает В. Барановский, главная роль в структурировании глобальной международной системы принадлежит небольшому числу великих держав, формирующих ее ядро, за вхождение в состав которого соперничают друг с другом еще несколько крупнейших государств.
* * *
Международные системы — это модели, создаваемые в науке международных отношений и мировой политики с целью нахождения детерминант и закономерностей, объясняющих поведение действующих лиц (политических акторов) и их объединений, а также функционирование и эволюцию образуемой ими более широкой целостности. В рамках такой целостности с точки зрения системного подхода участники мировой политики включены в процесс регулярных взаимодействий, которые создают ту или иную конфигурацию центров влияния или структуру, а также находятся под воздействием среды, т.е. внутренних (контекст) и внешних (инвайронмент) принуждений и ограничений. Системный подход помогает выявить и описать важные черты международной реальности, расширяя тем самым возможности ее понимания и объяснения. Он не может гарантировать абсолютную уверенность в наших знаниях, но вместе с тем дает солидную основу для прогнозов возможной эволюции международных отношений и мировой политики.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Богатуров А.Д., Косолапов Н.А., Хрусталев М.А. Очерки теории и политического анализа международных отношений. М., 2002. [Bogaturov A.D., Kosolapov N.A., Khrustalev M.A. Ocherki teorii i politicheskogo analiza mezhdu-narodnykh otnoshenij. M., 2002.]
2. Войтоловский Ф. Нестабильность в мировой системе // Международные процессы. 2009. Т. 7. № 1. [Vojtolovskij F. Nestabil'nost' v mirovoj sisteme // Mezhdunarodnye processy. 2009. T. 7. N 1.]
3. Зорькин В.Д. Апология Вестфальской системы // Россия в глобальной политике. 2004. № 3. Май—июнь. [Zor'kin V.D. Apologija Vestfal'skoj sistemy // Rossija v global'noj politike. 2004. N 3. Maj—ijun'.]
4. Наумкин В.В. Снизу вверх и обратно: «Арабская весна» и глобальная международная система // Россия в глобальной политике. 2004. № 4. Июль—
август. [Naumkin V.V. Snizu vverkh i obratno: «Arabskaja vesna» i global'naja me-zhdunarodnaja sistema // Rossija v global'noj politike. 2004. N 4. Ijul'—avgust.]
5. Лебедева М.М. Мировая политика в XXI веке: акторы, процессы, проблемы. М., 2009. Гл. 1. [Lebedeva M.M. Mirovaja politika v XXI veke: aktory, processy, problemy. M., 2009. Gl. 1.]
6. Мир-системный подход. [Mir-sistemnyj podkhod.] URL: http://dic.aca-demic.ru/dic.nsf/ruwiki/211457.
7. Никонов В.А. Западоцентризм подошел к концу. [Nikonov V.A. Zapadocen-trizm podoshel k kontsu.] URL: http://www.izvestia.ru/comment/article3121570/.
8. Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. Новый диалог человека с природой. М., 1986. [Prigozhin I., Stengers I. Porjadok iz khaosa. Novyj dialog cheloveka s prirodoj. M., 1986.]
9. Синергетика // Философский словарь. Энциклопедия философских терминов онлайн. [Sinergetika // Filosofskij slovar'. Ehntsiklopedija filosofskikh terminov onlajn.] URL: http://www.onlinedics.ru/slovar/fil.html
10. Современные международные отношения / Под ред. А.В. Торкунова, А.В. Мальгина. М., 2012. [Sovremennye mezhdunarodnye otnoshenija / Pod red. A.V. Torkunova, A.V. Mal'gina. M., 2012.]
11. Цыганков П.А. Мортон Каплан и системное исследование международной политики // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 24. Международные отношения и мировая политика. 2012. № 1. [TsygankovP.A. Morton Kaplan i sistemnoe issle-dovanie mezhdunarodnoj politiki // Vestn. Mosk. un-ta. Ser. 24. Mezhdunarodnye otnoshenija i mirovaja politika. 2012. N 1.]
