CC BY
11
СИСТЕМНЫЕ ОТНОШЕНИЯ В НОМИНАНТАХ МОРДОВСКИХ ЯЗЫКОВ С ОПОСРЕДОВАННО ВЫДЕЛЕННЫМИ ЗНАЧЕНИЯМИ КОМПОНЕНТОВ
А. М. ГРЕБНЕВА,
кандидат филологических наук, доцент кафедры эрзянского языка ФГБОУ ВПО «МГУ им. Н. П. Огарёва»
Е. С. РУСЬКИНА,
научный сотрудник редакционно-издательского отдела
ГКУ РМ «Научный центр социально-экономического мониторинга»
(г. Саранск, РФ)
Академик В. В. Виноградов последовательно отстаивал идею о том, что словосочетание относится к номинативным средствам языка [2, 38]. Под термином «номинант», или «лексикализованное сочетание», нами понимается образование, состоящее из нескольких основ, которые, представляя собой семантический сплав, в соответствии с законом «взаимосцепляемости» выступают в виде единого структурного целого и эквивалентны слову.
Исследовать в лексике системные отношения - значит рассмотреть вопросы состава и отношения элементов внутри тематических и лексико-семантических групп, вопросы варьирования, семантических и экспрессивно-стилистических связей, которые проявляются в синонимии, омонимии, а также в отношениях общего и частного в различных сферах употребления.
Как подчеркивает Ф. П. Сорокалетов, «в лексике диалекта отмечаются широко развитая синонимия, антонимия, полисемия, формальное варьирование слова и другие явления, характеризующие словарный состав как систему. В словарном составе диалекта функционируют целые тематические и лексико-семантические группы, пронизанные различными видами системных отношений. Охватывающие весь лексический состав парадигматические и синтагматические отношения, так же как и другие виды системных отношений, отчетливее всего проявляются как раз в этих группировках
лексического состава, которые выделяются на основе различных связей слов, входящих в них» [13, 14-56]. Лексико-семантическую группу он предлагает считать своеобразной микросистемой, а словарь диалекта в целом -системой большего порядка, объединяющей несколько микросистем, которые взаимодействуют друг с другом, противопоставляются друг другу. Сложность и многообразие этих отношений и составляют во многом суть системных отношений лексикализованных, или номинативных, сочетаний [13, 14-56].
Ученые филологического факультета Мордовского государственного университета им. Н. П. Огарева на протяжении нескольких десятилетий ведут работу по сбору диалектного материала, систематически участвуя в лингвистических экспедициях в места компактного проживания мордвы — мокши и эрзи — как в Республике Мордовия, так и за ее пределами. Ими накоплен богатейший лексический материал, который нашел отражение в ряде публикаций. В частности, профессором Р. Н. Бузаковой подготовлен словарь «Тикшень валкс = Названия трав (на эрзянском языке)» [1], а профессором О. Е. Поляковым — «Касыксонь валкс: Шуф-тонь, кусторксонь, тишень и пангонь лепне мокшень кяльса = Названия деревьев, кустарников, трав и грибов на мокшанском языке» [9], которые позднее вошли в словарные статьи мордовско-русских словарей с элементами толкования, вышедших в свет в издательстве «Русский язык» под
© Гребнева А. М., Руськина Е. С., 2014
общей редакцией члена-корреспондента РАН Б. А. Серебренникова «Эрзянь-рузонь валкс = Эрзянско-русский словарь» [17] и «Мокшень-рузонь валкс = Мокшанско-русский словарь» [8].
Однако собранного материала явно недостаточно для изучения диалектной лексики эрзянского и мокшанского языков ввиду того, что зоной проживания эрзян и мокшан является вся территории России — это Пензенская, Самарская, Оренбургская, Тюменская, Ульяновская области, республики Чувашия, Башкортостан, Татарстан и др. Необходимы более тщательный сбор и изучение всего лексического материала, а также его фонетических, морфологических и синтаксических особенностей. Недостаточная изученность лексического фонда затрудняет работу над созданием лексико-семантической классификации слов эрзянского и мокшанского языков, что требует широкого развертывания теоретических исследований в общемордовском лингвистическом плане.
Известно, что системный анализ лексики любого языка — одна из главнейших задач современной лингвистики. В орбиту ее рассмотрения включаются проблемы этимологии, семасиологии, ономасиологии, словообразования и др.
Цель данной статьи - раскрыть некоторые лексико-семантические группы номинан-тов мордовских языков и, по возможности, структурно-семантические отношения в них. В ее основу положены материалы словарей и полевые записи авторов, осуществлявшиеся по специально составленной программе с учетом тематических групп лексики эрзянского и мокшанского языков. Записи были сделаны как на территории Республики Мордовия, так и за ее пределами. Информантами в каждом конкретном населенном пункте становились в первую очередь учителя-биологи, словесники или просто знатоки интересующего нас лексического континуума, соприкасающиеся по роду деятельности с тем или иным объектом.
По словам А. А. Уфимцевой, «в родном языке человек, свободно владеющий им, произносит слова и воспринимает значение слов, не замечая их материальной формы
как чего-то автономного, отдельного; как раз наоборот, форма словесного знака в нашем сознании тесно связана с его значением, поэтому они запечатлеваются как единое целое, так что, являясь основным компонентом в акте, пользуясь словом, мы совершенно не задумываемся над формой знака при становлении словесного знака. И в то же время форма знака при становлении словесного знака является основным компонентом в акте знакообразования, выполняя роль означаемой основы наименования, являясь материальным носителем расчлененных идеальных сущностей, представлений, понятий, их отдельных признаков» [15, 53]. Следовательно, делает вывод А. А. Уфимцева, словесный знак как никакой другой представляет собой такое «знаковое выражение, обозначающее определенный элемент опыта, которое, будучи созданным и социально принятым, живет тысячи лет, при этом форма словесного знака, отчасти меняясь, является той постоянной, инвариантной основой, которая помогает обеспечивать ему синхронное и историческое тождество» [15, 53].
В мордовских языках и их диалектах очень часто встречается несколько вариантов того или иного номинанта. Данную мысль можно проиллюстрировать на примере денотата «папоротник». В эрзянском и мокшанском литературных языках представлены следующие номинанты с этим значением: э.л. верьгизэнь пазава (букв.: волчья-икона); м.л. вирявань руця (букв.: богини-леса-платок) и карёлкс (букв.: лапоть-низ). Им соответствуют диалектные варианты: э.д. vir'avan' sur'c'amo (Дрк.) (букв.: богини-леса-гребень), k'epd'an t'ikse (Клс.) (букв.: поднимаю-траву), kavоl 1ора (Б.Мрс., Шгр.) (букв.: ковыль-лист), saraz рг Ъ (Врм.) (букв.: курица-голова), Ы1'эг g 'е t'ikse (Прм.) (букв.: ива-бусина-трава); м.д. Ыг'о^ t'ise (Ст.Шл.) (букв.: лапоть-низ-трава), kar'olgэ (Шгв.) (букв: лапоть-солома), vir'en' гнсЬ!^ (Крг.) (букв.: леса-платок) и др.
Легко убедиться, что в приведенных вариантах реализуются различные семантические модели. В некоторых случаях основой названия служит мифологический образ. Так, м.л. вирявань руця произошло от име-
ни богини леса Вирявы. В других случаях для номинации выбирается такой семантический признак, как форма листа или соцветия растения: э.д. sarazpr 'a (лист похож на куриную голову) или kal'эг 'g'e t'ikse (соцветие похоже на бусину), где явствует образная номинация.
Проблема структурно-семантических отношений в лексикализованных сочетаниях мордовских языков частично уже поднималась в работе А. М. Гребневой [4]. По мнению исследователя, компоненты в номинантах образуют сложную структуру: смысловую, логическую, семантическую и др., - которая, в свою очередь, требует их рассмотрения с позиций мотивированности-немотивированности и т. д. При этом мотивированность компонентов в номинантах связана с ассоциативным, психологическим восприятием их природы, что обеспечивается их денотативным значением.
С. Д. Кацнельсон подчеркивает, что «в уме человека, в кладовой его памяти, понятия хранятся в двояком виде: как содержательные понятия, охватывающие всю сумму знаний человека о данном предмете, и как формальные дубликаты, тесно связанные со значениями слов. Содержательные понятия хранятся в "свернутом" виде, и без нужды мы не обращаемся к ним. Не к чему ворочать целые глыбы и при каждом упоминании о предмете мобилизовать весь наш запас сведений о нем. При обычных условиях достаточно оперировать словом как носителем формального понятия, не затрагивая мысль излишними деталями» [7, 23]. В условиях же исследования, продолжим мысль ученого, эти детали приобретают особый смысл.
Мотивированные лексикализованные сочетания отличаются тем, что в них свободно выделяются полнозначные компоненты. Приведем примеры таких номинантов, распределив их по лексико-семантическим группам.
1. Номинанты, относящися к миконими-ческой лексике: э.л. килей панго (ЭРВ) «подберезовик» (букв.: береза-гриб), пой панго (ЭРВ) «груздь осиновый» (букв.: осина-гриб), наволо панго (ЭРВ) «масленок» (букв.: скользкий-гриб), э.д. luga pango (Па-
асонен) «дождевик (гриб)» (букв.: луг-гриб), asa gr 'ib (Шрм.) ~ asa gr 'iba (Ддн.) «белый гриб» (букв.: белый-гриб); м.л. тума панга (МРВ) «груздь черный» (букв.: дуб-гриб), акша панга (МРВ) «белый гриб» (букв.: белый-гриб).
2. Номинанты, имеющие отношение к ягодной флоре. В своей предыдущей работе, посвященной данной тематической группе, А. М. Гребнева уделила особое внимание вопросам происхождения, семантики и диалектной синонимики подобных номи-нантов [3]. В частности, она отмечает, что в эрзянских диалектах название земляники (э.л. кстый) имеет следующие варианты: э.д. mastor umar' (Чкл.) (букв.: земля-яблоко), mastor jaguda (Клв.) (букв.: земля-ягода). В мокшанском языке, а также в диалектах название сохранено в форме кистай ~ кис-туй ~ ксти, которая относится к прамордов-скому периоду [3, 53-57]. Добавим, что эта форма выступает вторым компонентом в но-минанте м.д. p'icen' gs't'i «черника» (букв.: сосна-земляника) в говоре н. п. Подгорные Селищи Зубово-Полянского района РМ.
Приведем примеры наименований других ягод. Ежевика: э.л. ведьинзей (ЭРВ) (букв.: вода-малина), э.д. moda in'z'ej (Мл.) (букв.: земля-малина), ravza in'ej (Ч.Прмз.) (букв.: черная-малина); м.л. лакштмарь (МРВ) (букв.: трещать-яблоко), м.д. jaks't'ar' mar' (Всл.) (букв.: красное-яблоко), lokst'emar' (В.Снч.) (букв.: трещать-яблоко). Брусника: э.л. пичеумарь (ЭРВ) (букв.: сосна-яблоко); м.л. пичень ксты (МРВ) (букв.: сосны-земляника), м.д. kodorks mar' (во многих говорах) (букв.: связка-ягода). Клюква: э.л. чейумарь (ЭРВ) (букв.: осока-яблоко), м.л. шяймарь (МРВ) (букв.: осока-ягода).
3. Номинанты, имеющие отношение к травянистой флоре. В мордовских языках начало терминообразования данной тематической группы положено А. М. Гребневой. Ею в соавторстве с кандидатом биологических наук В. В. Лещанкиной был подготовлен терминологический «Русско-эрзянский ботанический словарь (названия сосудистых)» (2002). Но из-за отсутствия фактического материала из мест компактного проживания эрзи и мокши за пределами Республики Мордовия, а также из некоторых районов РМ проблема
полного охвата диалектных корреспонденций остается актуальной.
Приведем примеры: э.л. розь потмонь цеця «живокость полевая» (ЭРВ) (букв.: рожь-внутренности-цветок), э.д. sэn 'Ьг 'а (Отр., Б.Мрс., Рмз.) «живокость полевая» (букв.: синяя-голова), риШе'а t'ikse (Кбв.) «крапива жгучая» (букв.: жгучая-трава), p'ed'agaj t'ikse (Пкс.) «крапива жгучая» (букв.: прилипучая-трава), d'evica c'vetka (К.Брд.) «герань» (букв.: девушка-цветок); м.л. шапама тише (МРВ) «череда трех-раздельная» (букв.: кислая-трава), вармань тише (МРВ) «ветреница дубравная» (букв.: ветра-трава), м.д. маень ксты (Поляков) «майник двулистный» (букв.: майская-ягода), s'epi t'ise (Кжл.) «цмин песчаный» (букв.: горькая-трава); s'en'em рг'а pancf (Млш.) «колокольчик» (букв.: синяя-голова-цветок), ker Ч t 'И^е (М.Мск.) «крапива жгучая» (букв.: режущая-трава) и др.
Интересно сопоставить номинанты м.л. вармань тише (МРВ) «перекати-поле» (букв.: ветра-трава), где четко выражены элементы, и э.л. вармань крандаз (букв.: ветра-телега) с тем же значением, но образованным метафорическим путем. В рассматриваемых языках сохранена древняя финно-угорская форма слова варма «ветер» (ср.: эст. varmas «проворный», мар. вашке «быстро»), относительно второго компонента крандаз «телега» за основу нами взято мнение О. Н. Трубачева о том, что он проник из балтийских языков (ср.: лит. krantas «берег; крутой») [14]. Подобных образований в эрзянских и мокшанских говорах множество, и задача авторов в следующих работах - проанализировать и описать их.
Относительно других финно-угорских языков следует заметить, что вопросы флористической лексики в коми языке довольно подробно освещены в трудах А. Н. Ракина [10; 11], в марийском - в работе А. С. Ефремова [6] и др.
4. Номинанты, относящиеся к огородным и сельскохозяйственным культурам, в мордовских языках и их диалектах говорят о разновременном появлении этих видов растений в жизни мордвы и различных путях их проникновения. Безусловно, такой путь дает возможность проник-
новения наименований из других языков. В целом создание номинантов данной группы относится к периоду самостоятельного развития мордовских языков. Проиллюстрируем это на примере наименований брюквы, внутренняя форма которых связана со словом ламбамо «сладкий»: э.л. ламба-мо кшумань (ЭРВ) (букв.: слацкая-редька), м.л. ламбама ряпс (букв.: сладкая-репа). В н.п. Клявлино Клявлинского района Самарской области зафиксирован вариант lambakaj (Клв.). В говорах обоих мордовских языков обнаруживаются разные территориальные варианты номинанта «картофель»: modar 'ka (Чкл., Дрк., Клвд.), modar 'ks (Игн.), modjr 'ka (Рнд.), mar' (В.Слщ.), в ряде сел вместо собственно мордовского наименования употребляется заимствованный из русского языка: э.д. karska/karcka, м.д. kartoflkartuka, а также из чувашского: э.д. purskoj (Тмш.) и др. Фонетические варианты говорят о том, что они проникли из разных русских говоров. Сохранившийся в мордовских литературных языках вариант модамарь является результатом сращения двух компонентов: мода «земля» + марь «плод, яблоко, ягода». Примером подобного образования служит и наименование конопляного семени: э.л. кансёро (ЭРВ), м.л. кансер (МРВ), образованное путем сращения компонентов кан- (< кансть «конопля») + сюро «злак, зерно». Подчеркнем, что в ряде мокшанских говоров значение слова kan 'z'ara ~ kan 'd'ar переосмыслено: так называется не только конопляное семя, но и само растение. В говоре н. п. Новая Пырма Кочкуровского района РМ в качестве наименования конопли выступает номинант musku s'sl'g'e (букв.: кудель-комок).
Данную тематическую группу довольно активно обогатили заимствования из русского языка: фасоль, укроп, мак, капуста, морковь, помидор и др. Их проникновение в мордовские языки произошло на разных этапах.
Полезные и ядовитые свойства растений отражены в их наименованиях в языках разных народов. Это подчеркивает в своем исследовании «Названия растений в татарском литературном языке» Г. Г. Саберова. Исследователь очень тонко подметила, что «для того, чтобы узнать, какая трава полезная, а какая ядовитая, нужно было долгое наблюдение над
природой», и привела такие примеры: бодай «пшеница» - тиле бодай «плевел», торма «редька» - тиле торма «редька дикая», солы «овес» - кара солы «овсюг» и др. [12, 76].
Подобное явление наблюдается и в мордовских языках, причем среди таких но-минантов нередко встречаются варианты с метафорическим и пейоративным значением. Трава-дурман: э.л. дурак тикше, э.д. urmaza t'ikse (Прм.) (букв.: дурная-трава), sarazon' gulovtoma (Клс.) (букв.: курицы-умещвление); м.д.pel'aspin 'en't'ise (ЛЦбв., Сял.) (букв.: боязнь-собаки-трава), м.д. pel'ema t'ise (Сзг.) (букв.: боязнь-трава). Подорожник: э.л. тувонар, э.д. ве-рень лоткафтума тикше (Евсевьев) (букв.: крови-останавливание-трава), c 'ir 'ij lopa (во многих говорах) (букв.: фурункул-трава), ver'in' bot'i (Отр., Клм.); м.л. вер-дише (букв.: кровь-трава), вер лоткаф-ты тише (кровь-останавливает-трава), м.д. v'er' soksi lopa (во многих говорах) (букв.: кровь-останавливает-трава).
5. Номинанты, которые обозначают лиц по роду занятий, профессий, функционирующие в виде следующей конструкции: первый — оформлен в форме генитива, а второй является причастием, например: э.л. калмонь чувиця (ЭРВ) «могильщик» (букв.: могилы-роющий), каштомонь вачкиця (ЭРВ) «печник» (букв.: печи-складывающий), парень теиця (ЭРВ) «бондарь» (букв.: кадушки-изготавливающий); м.л. калмонь шуви (МРВ) «могильщик» (букв.: могилы-роющий), парень тии (МРВ) «бондарь» (букв.: кадушки-изготавливающий).
Любопытно отметить, что подобного рода отношения наблюдаются в марийском, эстонском, коми языках, например: эст. hauakaevaja «могильщик», pottsep «печник»; мар. шяга-рым кянчышц «могильщик», конга оптышц
«печник», печке(м) ыштыше «бондарь»; к. гу кодйысь «могильшик», пач тэчысь «печник» и т. д. Первичность возникновения таких образований в прафинно-угорском языке отмечается многими исследователями. По словам Е. А. Цыпанова, в коми языке «причастия, образованные от глаголов конкретного действия, представлены очень широко... и являются наиболее частотной семантической группой причастия» [16, 84]. Полагаем, что относительно второго компонента ученый прав и в силу закона «взаимосцепляемости» подобные образования в финно-угорских языках, в частности мордовском, без преувеличения можно отнести к самостоятельным номинантам.
6. Орнитонимические наименования. Заметим, что мотивацию удается выявить далеко не во всех подобных номинантах. К мотивированным отнесем, например: э.л. якстере пеке (ЭРВ) «снегирь» (букв.: красный-живот), якстере мештине (РЭС) «снегирь» (букв.: красная-грудочка), пиже озяз (ЭРВ) «синица» (букв.: зеленый-воробей), ведьзий (ЭРВ) «водяная блоха» (букв.: вода-вошь), ведюнжа (ЭРВ) «водяной жук» (букв.: водяной-жук); м.л. вадяв коняне (МРВ) «синица» (букв.: гладенький-лобик»), вермяштеня (МРВ) «снегирь» (букв.: красная-грудочка), шайнармонь (МРВ) «кулик» (букв.: осока-птица), с'оки§ка-1'вукзк'е (Паасонен) «соловьенок» (букв.: соловей-детеныш) и т. д.
Итак, исторически лексикализованные сочетания происходят от свободных словосочетаний. В мордовских языках их формирование отмечается как в литературных языках (мокшанском, эрзянском), так и в диалектах. Процесс понимания таких сочетаний влечет за собой более глубокое понимание роли человеческого фактора в языке.
УСЛОВНЫЕ СОКРАЩЕНИЯ
Говоры населенных пунктов:
Б.Мрс. - Большое Маресево Чамзин-ского района РМ; Блд.Зп. - н. п. Булды-гино Зубово-Полянского района РМ; Врм. - н. п. Вармазейка Большеигнатовского района РМ; Всл. - н. п. Васильевка Зубово-Полянского района РМ; В.Слщ. - н. п. Ва-
довские Селищи Зубово-Полянского района РМ; В.Снч. - н. п. Верхнее Санчелеево Ставропольского района Самарской области; Днк. - н. п. Дудниково Теньгушевского райо-на РМ; Дрк. - н. п. Дюрки Атяшевского района РМ; Игн. - н. п. Большое Игнатово Большеигнатов-
ского района РМ; Кбв. - н. п. Кабаево Дубен-ского района РМ; К.Брд. - н. п. Каменный Брод Красноармейского района Самарской области; Кжл. - н. п. Кажлодка Торбеевского района РМ; Клв. - н. п. Клявлино Клявлинского района Самарской области; Клвд. - н. п. Кельвядни Ардатовского района РМ; Клс. - н. п. Кала-сево Ардатовского района РМ; Крв. - н. п. Красный Воин Чамзинского района РМ; Крг. - н. п. Каргал Зубово-Полянского района РМ; Л.Цбв. - н. п. Лесное Цыбаево Тем-никовского района РМ; Мл. - н. п. Мокшалей Чамзинского района РМ; Млс. - н. п. Мель-сетьево Теньгушевского района РМ; Клм. -н. п. Кульмино Чамзинского района РМ; Ммл. -н. п. Мамолаево Ковылкинского района РМ; М.Мск. - н. п. Мордовско-Маскинские Выселки Ельниковского района РМ; Н.Всл. - н. п. Новые Выселки Зубово-Полянского района РМ; Нзв. - н. п. Низовка Ардатовского района РМ; Нск. - н. п. Наскафтым Шемышейского района Пензенской области; Пкс. - н. п. Пиксяси Ардатовского района РМ; Прм. - н. п. Пер-миси Большеберезниковского района РМ; Отр. - н. п. Отрадное Чамзинского района РМ; Рмз. - н. п. Большие Ремезенки Чамзинского района РМ; Рнд. - н. п. Рындино
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК -
1. Бузакова, Р. Н. Тикшень валкс / Р. Н. Бузакова. -
Саранск : Мордов. кн. изд-вась, 1996. - 144 с.
2. Виноградов, В. В. Идеалистические основы
синтаксической системы проф. А. М. Пеш-ковского, ее эклектизм и внутренние противоречия // Вопросы семантики современ-ного русского языка. - М., 1950. - С. 12-56.
3. Гребнева, А. М. Генезис, семантика и диалектная синонимика номинантов ягодной флоры мордовских языков // Вестн. Тамбов. ун-та. Сер. Гуманитарные науки. - 2008. -Вып. 10 (66). - С. 53-57.
4. Гребнева, А. М. Структурно-семантические
отношения компонентов в лексикализо-ванных сочетаниях эрзянского языка // Актуальные вопросы финно-угороведения и преподавания финно-угорских языков : материалы науч. конф., посвящ. 30-летию преподавания венгерской и финской филологии на филол. фак. МГУ им. М. В. Ломоносова (МГУ - КНИЦ, 27-28 марта 2001 г). -М., 2002. — С. 161-168.
5. Гребнева, А. М. Флористическая лексика мордовских языков / А. М. Гребнева. -Саранск : Изд-во Мордов. ун-та, 1997. - 87 с.
6. Ефремов А. С. Названия растений марийского языка (травянисто-ягодная флора) : ав-тореф. дис. ... канд. филол. наук / А. С. Ефремов. - Тарту, 1987. - 17 с.
7. Кацнельсон, С. Д. Содержание слова, зна-чение
и обозначение / С. Д. Кацнельсон. - М. : Едиториал УРСС, 2004. - 112 с.
Порецкого района ЧР; Сзг. - н. п. Сузгарье Рузаевского района РМ; Скв. - н. п. Сака-ево Теньгушевского района РМ; Ст. Шл. -н. п. Старые Шалы Ельниковского района РМ; Сял. - н. п. Лесные Ся-лы Темниковского района РМ; Тмш. - н. п. Темяшево Шанталинско-го района Самарской области; Трс. - н. п. Тара-сово Атяшевского района РМ; Шрм. -н. п. Шеромасово Теньгушевского района РМ; Ч. Прмз. - н. п. Черная Промза Большеберез-никовского района РМ; Шгв. - н. п. Старое Шайгово Старошайговского района РМ; Чкл. - н. п. Чукалы Ардатовского района РМ; Шгр. - н. п. Шугурово Большеберезниковско-го района РМ; Шкш. - н. п. Шокша Теньгу-шевского района РМ.
ИСТОЧНИКИ
Евсевьев - личный фонд М. Е. Евсевьева (ЦГА РМ. Р-267).
МРВ - Мокшень-рузонь валкс. М., 1998. Поляков - Поляков О. Е. Касыксонь валкс. Саранск, 1998.
ЭРВ - Эрзянь-рузонь валкс. М., 1993.
Поступила 10.06.2014
8. Мокшень-рузонь валкс = Мокшанско-руский
словарь. - М. : Рус. яз. : Дигора, 1998. - 920 с.
9. Поляков, О. Е. Касыксонь валкс : Шуфтонь,
кусторксонь тишень и пангонь лептне мокшень кяльса / О. Е. Поляков. - Саранск : Мордов. кн. изд-вась, 1998. - 112 с.
10. Ракин, А. Н. Основные принципы номинации трав и ягод в коми языке и народная этимология : науч. докл. Коми филиала АН СССР - Сыктывкар, 1977. - Вып. 2. - 52 с.
11. Ракин, А. Н. Этимология коми названий растений : науч. докл. Коми филиала АН СССР - Сыктывкар, 1980. - Вып. 59. - 49 с.
12. Саберова, Г. Г. Названия растений в татарском литературном языке / Г. Г. Саберова. -Казань : ИЯЛЯ им. Г. Ибрагимова АН РТ, 1996. - 129 с.
13. Сорокалетов, Ф. П. К вопросу о системных отношениях в лексике народных говоров // Диалектная лексика. - Л., 1975. - С. 14-56.
14. Трубачев, О. Н. Из балто-славянских эти-мологий // Этимология / под ред. О. Н. Тру-бачева. - М., 1980. - С. 53-61.
15. Уфимцева, А. А. Лексическое значение (Принцип семасиологического описания лексики) / А. А. Уфимцева. - М. : Едиториал УРСС, 2002. - 240 с.
16. Цыпанов, Е. А. Причастие в коми языке : история, семантика, дистрибуция / Е. А. Цыпанов ; УрО РАН. - Екатеринбург, 1997. - 87 с.
17. Эрзянь-рузонь валкс = Эрзянско-русский словарь. - М. : Рус. яз. : Дигора, 1993. - 803 с.
