CC BY
73
Е.А. Смышляев (Челябинск) ORCID ID: 0000-0002-4848-4986
СИСТЕМА ПРОСТРАНСТВЕННЫХ МОТИВОВ И ОБРАЗОВ В СОВРЕМЕННОЙ ПОЭЗИИ ЧЕЛЯБИНСКА
Аннотация. Современные литературоведческие исследования с каждым годом уделяют все большее внимание анализу художественного пространства, изучению его смыслового и образного наполнения. Как неоднократно подчеркивали многие ученые (М.М. Бахтин, Ю.М. Лотман, В.Н. Топоров, В.Е. Хализев и др.), литература - вид искусства, наиболее тесно связанный с пространственными категориями. Общим смысловым полем для современной поэзии Челябинска является сгущенность передачи местной атмосферы через пространственные мотивы и образы, их смысловое единство и связность ключевых аспектов описания города и региона (таких как экология, климат, флора, фауна, ландшафт, архитектура, периферийное положение города). В данной статье представлен анализ системы пространственных мотивов и образов современной поэзии Челябинска. Исследуются самые распространенные аспекты описания пространства города и региона, а также демонстрируется преемственность и развитие тех или иных пространственных моделей в трех поколениях современной поэзии Челябинска. Доминирующим пространственным образом современной поэзии Челябинска является образ города, что реализуется в обилии топонимики. В поэзии старшего поколения пространство Челябинска чаще изображается в серых, мрачных тонах, пробуждая ощущение тоски и безысходности, характерных при описании провинциальных локусов. Тема южноуральской природы становится общим смысловым полем для тех челябинских поэтов старшего поколения, которые продолжают традиции классической и советской поэзии (например, для Н.И. Годины, Н.А. Яго-динцевой). Точкой пересечения среднего поколения со старшими авторами служит восприятие и репрезентация городского пространства как провинциального: город предельно сужен, локализован определенными топонимами, связанными с геобиографией авторов. При описании челябинского пространства А. Самойлов и Я. Грантс наследуют эстетику минимализма и концептуализма. Актуальным для современных челябинских поэтов молодого поколения становится космополитичный лирический субъект, перемещающийся в интертекстуальном пространстве, которое объединяет множество локальных текстов культуры. Таким образом, челябинский локус делается лишь одним из множества мест пребывания лирического героя.
Ключевые слова: локус; топос; мотив; образ; пространственные мотивы и образы; модель пространства; аспекты описания локуса; топоним; городской текст.
E.A. Smyshlyaev (Chelyabinsk) ORCID ID: 0000-0002-4848-4986
The System of Spatial Motifs and Images in Contemporary Chelyabinsk's Poetry
Abstract. Every year contemporary literary studies tend to increase the importance of the interpretational analysis of a particular space, identifying its semantic and figurative content. Many scholars (M.M. Bakhtin, Yu.M. Lotman, V.N. Toporov, V.E. Khali-zev and others) have repeatedly emphasized that literature is an art form most closely associated with spatial categories. The common semantic field for contemporary poetry of Chelyabinsk is the concentration of local atmosphere transmission through spatial motifs and images, their semantic unity and coherence of main aspects of the description of a city and region (such as ecology, climate, flora, fauna, landscape, architecture, marginal city location). This article presents an analysis of the system of spatial motifs and images of modern poetry of Chelyabinsk. The most frequent aspects of locus description of the city and the region are revealed. The continuity and development of various spatial models in three generations of contemporary poetry of Chelyabinsk is demonstrated. Nowadays the prevailing spatial model in the poetry of Chelyabinsk is the theme of the city manifested in the abundance of toponyms and urban imagery. In the poetry of the older generation, the space of Chelyabinsk is more often depicted in gray, dark tones, evoking a sense of melancholy and hopelessness. The theme of the nature in the South Ural becomes a common semantic field for those older Chelyabinsk poets who carry on with the traditions of classical and Soviet poetry (for example, N.I. Godina, N.A. Yagodintseva). The intersection point of the middle generation with the older authors is the perception and representation of urban space as a provincial one: the city is extremely narrowed, localized by certain toponyms associated with the authors' geobiography. A. Samoilov and J. Grants adopt the aesthetics of minimalism and conceptualism when describing the Chelyabinsk space. The cosmopolitan lyric subject moving in the intertextual space that combines many local cultural texts becomes relevant for modern Chelyabinsk poets of the younger generation. Thus, the Chelyabinsk locus appears to be only one of the many places where the lyric character lives.
Key words: locus; topos; motive; image; spatial motifs and images; space model; aspects of locus description; toponym; urban text.
Обилие различных аспектов описаний локуса (ландшафтных, климатических, архитектурных, географических) в художественных текстах является важной особенностью поэзии современных челябинских авторов. Поэты чутко воспринимают окружающую действительность со всеми ее изменениями и выражают свой опыт восприятия пространства в стихотворениях. Пространственные мотивы и образы включены в поэтический арсенал многих челябинских авторов (И. Аргутиной, Я. Грантса, В. Каль-пиди, А. Самойлова, А. Маниченко и др.).
Прежде чем перейти к непосредственному анализу пространственных мотивов и образов в современной поэзии Челябинска, дадим определения
ключевым терминологическим дефинициям, используемым в данной ста-
Исследования, посвященные изучению системы мотивов и образов определенного локуса, связаны с такими литературоведческими понятиями, как топос, локус, которые используют применительно к описанию художественного пространства. Оба термина пришли в литературоведение из философии и естественных наук и еще не имеют окончательной дефиниции. Очень часто эти термины смешиваются на основании смежности и взаимозаменяются, поскольку и топос, и локус, в широком смысле, обозначают категорию места, пространственный образ литературного произведения. Однако для нашего исследования важно разграничить эти два термина.
Термин локус этимологически (от лат. locus), как и топос (от лат. topos), означает «место», «участок». Впервые термин «локус» при анализе литературного произведения начал употреблять Ю.М. Лотман в статьях о семиотике художественного пространства. В них ученый говорил о «твердой приуроченности героя произведения к определенному месту, локусу» [Лотман 1993, I, 446]. Для локуса как пространственного образа, зафиксированного в тексте, важны признаки относительной тождественности существующему в реальной действительности пространству. В современной поэзии Челябинска эта тождественность, чаще всего, проявляется через топонимы (названия географических объектов - улиц, проспектов, районов, учреждений и т.д.), которыми авторы маркируют причастность к челябинскому локусу.
В отличие от локуса, топос имеет более широкое значение, охватывает общие проблемы и сюжеты национальной литературы, устойчивые речевые формулы. Так, известный теоретик литературы В.Е. Хализев называет топосы «структурами универсальными, надвременными, статичными» [Хализев 2002, 246]. Понятие топос, применительно к художественному произведению, не всегда связано с географическими образами: в работе мы используем такие формулировки, как «топос реки», «топос горы».
Большинство исследователей (Н.Е. Меднис, В.Н. Топоров, Н. Башма-кофф) склоняются к мнению, что локус - это составная единица топоса, обозначающая конкретное место в данном континууме. Топосу отводится роль обозначения языка пространственных отношений, пронизывающих художественный текст, тогда как локус соотносится с конкретным пространственным образом. Так, М.Н. Эпштейн в книге «Природа, мир, тайник вселенной...» обращает внимание на то, что «образы, которые, многократно варьируясь, приобретают общенациональную распространенность и характерность, принято называть топосами» [Эпштейн 1990, 5].
Для того чтобы описать систему пространственных мотивов и образов современной поэзии Челябинска, исследуемые авторы были разделены на три группы: поэты старшего (И.М. Аргутина, С.К. Борисов, Н.И. Година, В.О. Кальпиди, Н.А. Ягодинцева), среднего (Я. Грантс, А. Самойлов) и младшего (А. Маниченко, Е. Оболикшта, Р. Япишин) поколения.
При разделении поэтов на три поколения мы руководствуемся не только возрастным принципом, но и ориентируемся на «инициационный» принцип - время вступления поэта в литературную жизнь. Для старшего поколения инициальным событием становится развал СССР, для среднего поколения - социокультурный кризис 90-х гг., для младшего поколения -новая цифровая эпоха, появление Интернета. Исследование известного уральского литературоведа и поэта Ю.В. Казарина «Поэты Урала» также подтвердило нашу мысль о возможном разделении поэтов на три поколения: «в восьмидесятых годах XX века в уральской литературе сошлись сразу три поколения <...>» [Казарин 2011, 19]. Ю.В. Казарин в своей книге пишет: «<...> поэтический возраст - явление не хронологическое, а онтологическое, и движение поэтического возраста происходит не линейно и не по горизонтали, а всегда вертикально» [Казарин 2011, 19].
Общим смысловым полем для челябинских поэтов старшего поколения является тема южноуральской природы и связанные с нею мотивы и образы. Такие исследователи уральской литературы, как Ю.В. Казарин в работе «Поэты Урала», Ю.С. Подлубнова и Р.М. Комадей в исследовании «Пейзажи, природные компоненты и категория природы в лирике В. Каль-пиди», отмечают особую значимость пейзажных зарисовок, природных мотивов и образов в поэзии уральских авторов. Важность темы природы отмечается также самими поэтами. Так, Н.И. Година, объясняя смысл образов природы в своих стихотворениях, говорит: «Любовь к земле, обостренное видение окружающего, взаимоотношение человека с природой стало доминирующим в моей лирике» [Година 2015, 11].
Уральская флора, фауна, местные климатические особенности и особенности ландшафта становятся топосами - общими местами целого ряда индивидуальных поэтических образов, их смысловым и структурным ядром.
Иду на зов струи озерной, на хвойный дух с ночной гряды. Слежу мерцающие зерна созвездий, камня и воды [Борисов 2009, 48].
Мы бродим у озера. Ветром закатным пропахана озерная зыбь, и кувшинки над ней зажжены. За крохотным пляжем налево - деревня Непряхино, отдавшая все, кроме имени и тишины <.> [Аргутина 2009, 97].
Топос озера является одним из наиболее распространенных в поэзии старшего поколения. Во многом он восходит к фольклору Южного Урала, краю трех тысячи озер. Например, легенда о разбитом зеркале ведьмы Юрмы гармонично вплетается в пейзажную лирику многих авторов стар-
--
шего поколения:
плещут в озерах - и стынут в оковах зеркал, уравновесив неспешное таянье сил [Аргутина]. (И.М. Аргутина)
Топос реки в поэзии челябинских авторов зачастую переплетается со славянской и античной мифологией. Так, в поэзии И.М. Аргутиной данный топос осмысляется через мифологему реки - границы между миром живых и миром мертвых:
Река моя - третье колено от Иртыша, большого брата, левой руки Оби. Обь велика, ей можно течь не спеша. А я помолчу, чтобы не нанести обид [Аргутина 2009, 67].
Поэтические пейзажные зарисовки у поэтов старшего поколения зачастую сопровождаются приведением топонимов Южно-Уральского региона:
На том берегу Юрюзани, Словно уже на небе, Избы стоят высоко [Ягодинцева 2012, 141].
За речкой узкою, но длинной, За озером Тургояком [Година 1985, 67].
Насыщенность стихотворений образами природы Южного Урала (озера, хвойные леса, горы) и локальными топонимами демонстрируют принадлежность челябинских поэтов старшего поколения к региону, их рефлексию над жизнью в данном пространстве. Характерной особенностью поэзии данных авторов является сакрализация Южно-Уральского региона, придание ему ценностных черт мифического запредельного пространства:
Стикс протекает не здесь. И, возможно, не в Греции. Нужно идти и идти - а не хочется. Или..? [Аргутина 2009, 98] (И.М. Аргутина)
Топосы озера, реки, горы - являются ключевыми в сакрализации пространства Южного Урала в поэзии старшего поколения. Челябинские авторы изображают запредельное пространство, пространство края земли, отделенного от остального мира Уральскими горами, которые очень часто сравниваются с мифическими Рифейскими горами:
Я крайний уральского края, счастливый и настоящий, я часто бываю пьяным, но опьяненным - чаще: воздухом, взвинченным на дрожжах тополиных, кленовых почек; ветром, который, если судить по рябящим лужам, имеет свой антикварный почерк,
он, как и мои друзья, редко его доверяет почте... [Антология современной уральской поэзии 1996, 127] (В.О. Кальпиди).
В поэзии старшего поколения также представлены городские мотивы и образы. Челябинск в поэзии старшего поколения чаще изображается в серых, мрачных тонах, пробуждает ощущение тоски и безысходности, маркируется такими образами, как дым, смог, копоть, запах серы, болото, яма, туман, сырость, дождь:
Рыжий запах смолы и серы, Я знаю сердечный голод
он плывет на восток и юг по неге родимых черт,
от геенны металлургии когда этот смрадный город,
(по законам драматургии как дьявол, жестокосерд
самый верный - заклятый - друг) [Борисов 2009, 46].
[Аргутина 2009, 48].
Челябинск наделяется чертами провинциального локуса - замкнутого и бесперспективного. Доказательством этому, помимо выше перечисленных образов, служит ограниченное число доминантных пространственных образов - завод, вокзал, несколько центральных улиц, чаще всего связанных с геобиографией авторов, площадь Революции, площадь Павших революционеров, кладбище, тюрьма:
Пейзаж типовой и неброский: Ларек, светофор, кинозал...<.> Воспел Соколов... без проформы Асфальт и бетон уважал. Вот город. Стою у платформы. Приехал, как не уезжал
[Антология современной уральской поэзии 1996, 49]. (Н.И. Година).
Замкнутость границ провинциального локуса выражается через образы стен, заборов, тупиков, подчеркивающих герметичность пространства:
огляделся: сосны, березы, но не оливы, но не пальмы, а город Ч. и его заборы [Кальпиди 1995, 10].
Ключевой темой произведений большинства представителей среднего поколения становится тема города. Точкой пересечения со старшими авторами становится восприятие и репрезентация городского пространства в челябинской поэзии среднего поколения как провинциального: город предельно сужен, локализован определенными топонимами, связанными с геобиографией авторов. Так, например, в литературном проекте А. Самойлова «Маршрут 91» в качестве заглавий автор использует топонимы - названия остановок маршрутного такси, на котором он ежедневно добирается до работы (ДК ТЭЦ, Техникум, ЗЭМ и др.), а также названия магазинов, достопримечательностей, кинотеатров и т.п., выделяя их в качестве доминантных пространственных образов локуса:
Гулливер ногами к Смолино на Гагарина лежит <.> [Самойлов].
В приведенном выше примере автор, на основании смежности названия магазина «Гуливер» с именем известного персонажа тетралогии Джонатана Свифта, мифологизирует пространство, расширяет его ассоциативно-смысловое поле.
Челябинск в поэзии А. Самойлова предельно обытовлен, бессобытиен и связан с традиционными для провинциального текста мотивами остановившегося или развернувшегося вспять времени, мотивом ностальгии по «потерянномураю»:
Я сюда бежал ребенком, просто мчался со всех ног, чтобы заскочить в «шестерку», ехать на Медгородок [Самойлов].
У Яниса Грантса топонимы в стихотворениях напрямую с связаны с его местом жительства - это улица Гагарина («эта тетя сидит на Гагарина ежегодно в преддверии лета»), улица Шота Руставелли («я вышел из починки. жгут костры / из листьев тополей на Руставелли»), улица Сони-Кривой («Ты в офисе на Кривой / я сахар гружу кривой») и т.д. Таким образом, автор трансформирует пространство, создавая в своих текстах целостную Вселенную провинциального локуса.
При описании челябинского пространства авторы среднего поколения работают в эстетике минимализма, запечатления жизни окраин. Так, в книге стихотворений А. Самойлова «Киргородок», вышедшей в 2012 г., ключевым элементов художественной стратегии поэта становится обращение к семантике и образности городских окраин, которая разрабатывается в дальнейшем его творчестве. Модель пространства в книге стихов «Киргородок» близка модели замкнутого пространства «Жителей барака»
Игоря Холина. В стихотворениях А. Самойлова можно увидеть элементы поэтики конкретизма, свойственной «лианозовцам» - слова обозначают либо какое-то конкретное действие, либо конкретный предмет. Перечисление низовых реалий приобретает почти ритуальную форму:
В одном небольшом городе, в незнакомом дворе сижу на старой скамейке в тени огромного тополя. Качели, песочница, лестница, пластиковая бутылка, я что-то кому-то должен, лужа, пакет, окурок [Самойлов 2014, 5].
Минималистичное описание пространства Киргородка создает ощущение безысходности, закольцованности повседневного существования его жителей, как и жителей барака Игоря Холина.
Отдельного внимания заслуживают образцы раешника в поэзии А. Самойлова:
На Монтажке Если есть в кармане спички,
звонил Наташке, то зачем менять привычки?
на «Смене» - Если есть в кармане нож,
позвоню Лене [Самойлов]. значит, весело живешь [Самойлов].
Поэт использует форму райка для демонстрации примитивной жизни народа, для иронизации жизни окраин. Известный стиховед Ю.Б. Ор-лицкий связывает частотное использование русского райка в уральской поэзии с расцветом русского рэпа, являющегося андеграундной частью культуры. В современной рэп культуре получили известность челябинские группы (ОУ74, Триагрутрика и т.д.), которые, очевидно, влияют на культуру региона. Своим творчеством они воздействуют на культурный контекст Челябинска, на мифологизацию образа города, одновременно являясь продуктом этой среды. Это влияние опосредованно отражается и на поэзии А. Самойлова, чутко воспринимающего окружающую обстановку.
В книге стихотворений «Дворы» А. Самойлов использует следующие минималистические приемы: раешный стих, тотальные повторы, короткая строка, фрагментарные тексты. Фиксируя внимания на низовых деталях городского пространства, А. Самойлов семантически расширяет образ Челябинска:
никто вино не пьет в челябинских дворах никто тебя не ждет
--
в челябинских дворах
и только дождь идет в челябинских дворах и скоро снег пойдет в челябинских дворах [Самойлов 2017, 8].
На поэзию молодых челябинских авторов (А. Маниченко, Е. Оболик-шта, Р. Япишин) большое влияние оказало развитие коммуникационных технологий и Интернета. Как отмечает Д.М. Давыдов в статье «Поколение vs поэтика: молодая уральская поэзия», для молодого поколения «характерен генезис в Интернете, ориентация на сетевые формы организации. Отсюда - равная возможность опереться на самые различные литературные источники» [Давыдов 2006, 366]. Как показал анализ текстов молодых поэтов, эта возможность приводит к вариативности, полипарадигматичности поэтического языка, которая проявляется в многомерности художественного пространства.
Внимание к урбанистической образности локального пространства в поэзии молодых не столь обширно, как у поэтов среднего поколения. На город, как и на все окружающее пространство, молодые авторы смотрят сквозь множественные маски различных лирических героев:
земля:
мне холодно приходи ложись обнимай
расскажи мне сказку а то темно и такая ночь <...>
мертвая невеста: мухи в моем саду в моей голове рой мушиный жужжит приходи ко мне ложись в траве видишь как мир дрожит [Маниченко а].
Городское пространство в поэзии молодых авторов входит в их личный самодидактичный мир, конструируемый множественным лирическим «я». Таким образом, городское пространство изображается как многомерное, расщепляющееся на молекулы воспоминаний и вновь собирающееся в сознании лирического героя:
Что делать в этом угольном шоссе?
Весь город, как разобранный конструктор.
Ей душно, но еще не по душе
сведенный судорогой воя репродуктор...
[Оболикшта 2010, 26]
В поэзии молодых челябинских авторов город, чаще всего, не маркирован челябинскими топонимами, тем самым обезличен, деиндивидуали-зирован. А.Э. Скворцов, исследуя поэзию молодых авторов, на примере лирики Алексея Порвина отмечает тенденцию нечеткости выражения временных и пространственных границ: «В каком веке обитает лирический герой - в двадцатом, девятнадцатом?.. Размытость временных и пространственных границ принципиальна, внутри мира Порвина драгоценно провозглашенное еще классиком невыразимое, оттого и форма в конкретном стихотворении согласуется с испаряющимся, как снежинка на ладони, содержанием: рифмы в лирическом высказывании по большей части про-вокативно неточны» [Скворцов]. Молодые авторы отходят от тенденции (свойственной поэтам среднего поколения) конструирования личност-но-биографического мифа, чаще всего связанного с четкой локализацией лирического героя в определенном месте. Актуальным для современных челябинских поэтов молодого поколения становится «космополитический миф», когда лирическое «я» как бы «проходит сквозь любую конкретную пространственно-временную точку, превосходя каждую из них и не оседая нигде» [Штраус 2009, 88]. Как замечает главный редактор журнала поэзии «Арион», поэт А. Алехин, «особый "хронологический космополитизм" современной поэзии, вызван осознанием краткости и хрупкости человеческой цивилизации, поэты все чаще ощущают себя живущими во всех временах» [Алехин]. Такая модель лирического «я» наиболее ярко проявлена в поэзии А. Маниченко, для которого характерно перемещение в интертекстуальном пространстве культуры, объединение множества локальных текстов культуры. Челябинский локус становится лишь одним из множества мест пребывания лирического героя. Принадлежность к локусу маркируется местными топонимами, достопримечательностями и именами близких людей, которые представляют некую ценность для лирического героя. В отрывке из поэмы А. Маниченко «Логоцентрический плач», который приведен ниже, имена живых, реальных людей совмещаются в рамках одного высказывания с названиями памятников. Памятники Горькому и Курчатову антропоморфизируются, оживают («в центре живут.»), что демонстрирует их сакральную значимость:
у меня на северке солнце у меня в александровском ветер
в центре живут наташа маша памятник горькому и курчатову вроде все на этом [Маниченко а].
Пространство в стихотворениях челябинских авторов младшего поколения чаще всего выражается через образы немоты, духоты, слепоты, стазиса, оцепенения, мерзлоты, травмы. Немое пространство для поэтов - то, в котором они не могут творить, пространство, ненаполненное культурной жизнью:
Железная травма трамвая Опять на мосту громыхает<.. .> [Япишин 2012, 34].
безголовый ангел падает из окна тополиным телом в город ослепших птиц [Оболикшта 2010, 21].
на немом Урале даже нема вода
не сейчас, не ты или я, не хочу, не слушай <.>
[Маниченко Ь].
Маркером причастности к уральскому локусу в поэзии молодых авторов являются пространственные образы, называемые В.Н. Топоровым «субстратными элементами», отражающие местные климатические реалии: снег, холод, лед, ветер. Как правило, они встраиваются в ткань текста в качестве метафор, выражающих внутреннее состояния лирического героя (снова мир внешний усваивается миром внутренним). Наиболее ярко это проявляется в поэзии Е. Оболикшта:
о том что почта проливная стучит в мой дом через окно
<...>
ты белый север мой но вижу теперь один <.> [Оболикшта 2010, 30].
Проделанный анализ системы пространственных мотивов и образов современной поэзии Челябинска показал, что доминирующей пространственной моделью является тема города, что логично, поскольку жизнь современного человека неразрывно связана с городской средой. Челябинск в поэзии старшего поколения чаще изображается в серых, мрачных тонах, пробуждая ощущение тоски и безысходности, которые характерны при описании т.н. провинциальных локусов. Точкой пересечения со старшими авторами становится восприятие и репрезентация городского пространства в челябинской поэзии среднего поколения как провинциального: город предельно сужен, локализован определенными топонимами, связанными с геобиографией авторов.
У младшего поколения поэтов другая оптика, иное мировосприятие и нарративная стратегия: они не фиксируют внимание на одном лишь Челябинске, а встраивают его в ряд других пространств, по которым перемещается космополитичный лирический герой. Принадлежность, или, скорее, пребывание в локусе маркируется местными топонимами, достопримечательностями и именами близких людей, которые представляют некую ценность для лирического «я». Пространство города в поэзии челябин-
ских авторов младшего поколения чаще всего выражается через образы немоты, слепоты, стазиса, оцепенения, которые демонстрируют статичность и культурную немоту Челябинска.
Столица Южного Урала переживается современными челябинскими поэтами как мифологизированное образование. Челябинск становится для местных поэтов не просто территорией, строениями, но и мифом, в котором повседневные вещи и символы превращаются в знаки, образующие особый локальный текст. Поэты Челябинска актуализируют в поэтических текстах инфернальные, эсхатологические и хтонические сюжеты, архетипы и мифологемы. Хтоническая мифология создает представление о челябинском пространстве как о подземном царстве.
Ощущение локальной / региональной идентичности, демонстрация связи с локусом в поэзии всех трех поколений выражается через частотное использование топонимики. В качестве мотивов и образов, маркирующих пространство как локальное, в стихотворениях выделяются климатические аспекты описания локуса (сырость, ветреность, туман, дождь, мерзлота, духота); экологические аспекты описания (дым, смог, копоть, запах серы); описание особенностей ландшафта региона (горы, реки, озера, хвойные леса), семантика города (яма, болото, низина, каменные джунгли, заводы).
ЛИТЕРАТУРА
1. Алехин А. Из века в век (субъективные заметки о десятилетии русской поэзии) // Вопросы литературы. 2004. № 6. С. 54-67. URL: http://magazines.russ.ru/ voplit/2004/6/aleh7.html (дата обращения 04.11.2016).
2. Антология современной уральской поэзии: в 3 т. / под ред. В. О. Кальпиди. Челябинск, 1996.
3. Аргутина И.М. Избранное. Стихотворения, поэмы, пьеса в стихах. Челябинск, 2009.
4. Аргутина И.М. Стихи. URL: https://45parallel.net/irina_argutina/stihi/ (дата обращения 02.04.2018).
5. Борисов С.К. Сочинения. Стихотворения. Поэмы. Челябинск, 2009.
6. Година Н.И. Личное дело. Из литературного досье. Челябинск, 2015.
7. Година Н.И. Состояние: стихи. Челябинск, 1985.
8. Давыдов Д.М. Поколение vs поэтика: молодая уральская поэзия // Литература Урала: история и современность. Вып. 2. Екатеринбург, 2006. С. 366-368.
9. Казарин Ю.В. Поэты Урала. Екатеринбург, 2011.
10. Кальпиди В.О. Мерцание: стихи с автокомментариями. Пермь, 1995.
11. Лотман Ю.М. Избранные статьи: в 3 т. Таллинн, 1993.
12. (a) Маниченко А. Стихи // Полутона. URL: http://polutona. ru/?show=manichenko (дата обращения 03.04.2018).
13. (b) Маниченко А. Стихи // 45-я параллель. URL: https://45parallel. net/aleksandr_manichenko/stihi/#esli_myslit_geograficheski (дата обращения 20.03.2017).
14. Оболикшта Е. Эльмира и свинцовые шары: книга стихотворений. Челябинск, 2010.
15. Самойлов А. Дворы: книга стихов. Челябинск, 2017.
16. Самойлов А. Киргородок: книга стихов. Челябинск, 2014.
17. Самойлов А. Маршрут 91 URL: https: //www.google.com/maps/d/ viewer?mid=zZxmPqW5Y0j8.kIvxmB2J7dHQ (дата обращения 12.08.18).
18. Скворцов А. Э. Без поколения // Арион. 2015. № 3. URL: http://magazines. russ.ru/arion/2015/3/18s.html (дата обращения 20.10.2018).
19. Хализев В.Е. Теория литературы. М., 2002.
20. Штраус А.В. Проблема лирического героя в современной поэзии: новые тенденции 1990-х - 2000-х годов: дис. ... к. филол. н.: 10.01.01. Пермь, 2009.
21. Эпштейн М.Н. «Природа, мир, тайник вселенной...»: система пейзажных образов в русской поэзии. М., 1990.
22. Ягодинцева Н.А. Избранное. СПб., 2012.
23. Япишин Р. Ненастоящие декорации. Челябинск, 2012.
REFERENCES (Articles from Scientific Journals)
1. Alekhin A. Iz veka v vek (sub'yektivnyye zametki o desyatiletii russkoy poe-zii) [Over the Ages (Subjective Notes on Russian Poetry Decade)]. Voprosy literatury, 2004, no. 6, pp. 54-67. Available at: http://magazines.russ.ru/voplit/2004/6/aleh7.html (accessed 04.11.2016)
(Articles from Proceedings and Collections of Research Papers)
2. Davydov D.M. Pokoleniye vs poetika: molodaya ural'skaya poeziya [Generation vs Poetics: Young Poetry of the Urals]. Literatura Urala: istoriya i sovremennost' [Ural Literature: History and Modernity]. Vol. 2. Yekaterinburg, 2006. (In Russian).
(Monographs)
3. Epshteyn M.N. "Priroda, mir, taynik vselennoy...": sistema peyzazhnykh obra-zov v russkoypoezii ["Nature, the World, the Secret of the Universe ...": The System of Landscape Images in Russian Poetry]. Moscow, 1990. (In Russian).
4. Kazarin Yu.V. Poety Urala [Poets of the Urals]. Yekaterinburg, 2011. (In Russian).
5. Khalizev V.E. Teoriya literatury [Theory of Literature]. Moscow, 2002. (In Russian).
6. Lotman Yu.M. Izbrannyye stat'i [Selected Articles]: in 3 vols. Tallinn, 1993. (In Russian).
(Thesis and Thesis Abstracts)
6. Shtraus A.V. Problema liricheskogo geroya v sovremennoy poezii: novyye ten-
Новый филологический вестник. 2019. №2(49). --
dentsii 1990-kh - 2000-kh godov [The Problem of the Lyric Character in Contemporary Poetry: New Trends of the 1990s - 2000s]. PhD Thesis. Perm, 2009. (In Russian).
Смышляев Евгений Александрович, Южно-Уральский государственный университет (Национальный исследовательский университет).
Преподаватель кафедры русского языка и литературы. Научные интересы: современная поэзия, локальный текст, городской текст, интертекст, мифопоэтика пространства в современных поэтических текстах.
E-mail: smyshlyaeve@gmail.com
Eugeny A. Smyshlyaev, South Ural State University (National Research University).
Lecturer at the Department of the Russian Language and Literature. Research areas: contemporary poetry, local text, urban text, intertext, mythopoetics of space in modern poetic texts.
E-mail: smyshlyaeve@gmail.com
