CC BY
70
ление учащихся, и они получают основные представления о строе данного языка, осознают закономерности и особенности, отличающие его от их родного языка.
Литература
1. Закиров Р.Р., Мингазова Н.Г., Мухаметзянов И.М. Арабский язык. 5 класс: учеб. пособие для общеобразовательных учреждений. Казань: Магариф-Вакыт, 2011. 128 с.
2. Мингазова Н.Г., Закиров Р.Р., Мухаметзянов И.М. Арабский язык. 6 класс: учеб. пособие для общеобразовательных учреждений. Казань: Магариф-Вакыт, 2013. 144 с.
МУХАМЕТЗЯНОВ ИЛЬЯС МУЛЛАНУРОВИЧ - кандидат филологических наук, доцент кафедры исламской экономики и управления, Российский исламский институт, Россия, Казань (iljas77@yandex.ru).
MOUKHAMTZYANOV ILYAS - candidate of philological sciences, assistant professor of Islamic Economics and Management Chair, Russian Islamic Institute, Russia, Kazan.
УДК 811.161.1'373.421 ББК Ш12=411.2*315.3
Т.Н. ПАВЛОВА, С.И. БАХТИНА
СИНОНИМИЯ ОТГЛАГОЛЬНЫХ СУБСТАНТИВОВ ОБЩЕЙ ДЕРИВАЦИОННОЙ ИСТОРИИ В РУССКОМ ЯЗЫКЕ (диахронический аспект)
Ключевые слова: синоним, лексическая синонимия, словообразовательная синонимия, синхроническая синонимия, диахроническая синонимия.
Рассмотрены понятия синхронической и диахронической синонимии, взаимосвязь лексики и словообразования как деривационного аспекта лексики, соотношение лексического и словообразовательного синонима, а также принципы выделения последних. С учетом таких факторов, как общность словообразовательного и лексического значений, наличие разных словообразовательных формантов и способность взаимозаменяться в однотипных или сходных по смыслу контекстах у однокоренных лексем общей деривационной истории, предложено определение словообразовательного синонима. Обоснованность данного определения доказывается на примере анализа некоторых отглагольных лексем в диахроническом аспекте.
T. PAVLOVA, S. BAKHTINA SYNONYMY OF THE VERBAL SUBSTUNTIVES OF GENERAL DERIVATIONAL HISTORY
IN THE RUSSIAN LANGUAGE (diachronic aspect)
Key words: synonym, lexical synonymy, derivational synonymy, synchronic synonymy, diachronic synonymy.
The concepts of synchronic and diachronic synonymy, relationship of vocabulary and derivation as a derivational aspect of vocabulary, correlation of lexical and derivational synonym, as well as the principles highlight the latest. Taking into account such factors as the word-formation and lexical values, the different derivation formants and the ability to be interchanged in the same type or similar contexts of tokens cognate general derivation history, proposed definition of derivational synonym. The validity of this definition is proved by analyzing some verbal tokens in diachronic aspect.
Синонимия, как известно, представляет собой явление универсальное, соединяющее языковые факты во времени, в локальных и социальных вариантах. В синонимическом ряду находят свое место слова устаревшие и новые, диалектные и просторечные, принятые общеязыковой нормой и окказиональные. Синонимический ряд, таким образом, отражает разнообразие и единство литературного языка [2. С. 101]. Естественно, что вопрос о принципах выделения синонимов является одним из важных в языкознании. Однако в том, что касается определения синонима вообще и словообразовательного или лексического синонима в частности, нет единодушного мнения. Явление лексической синонимии породило много споров относительно того, какие слова можно считать синони-
мами и в какой степени они могут быть синонимичны. Тем не менее большинство языковедов основополагающими признают такие признаки, как общность (или близость) значения и взаимозаменимость лексем в однотипных контекстах. Исходя из этого мы признаем существование как абсолютных синонимов, так и синонимов неполных, или контекстно обусловленных. Последний вид синонимов заслуживает особенного внимания, так как позволяет охарактеризовать лексику русского языка с точки зрения синхронии и диахронии происходящих в ней процессов. Следует заметить, что обычно при выделении синонимов применяется синхронический подход, который позволяет определить синонимичные лексемы, существующие на определенном временном промежутке развития языка. Но синонимичными могут быть и лексемы, относящиеся к разным временным периодам, и в этом случае мы говорим о синонимии диахронической. Так, слова, существующие в одну эпоху и различающиеся значениями, при взгляде на них с точки зрения современных значений, могут стать синонимами, если не полными, так семантическими или контекстно обусловленными.
Говоря о лексической синонимии, нельзя не затронуть вопрос о синонимии словообразовательной. Словообразование, являясь мощным средством пополнения словарного состава языка, непосредственно связано с лексикой, и, как следствие этого, словообразовательная синонимия представляет собой часть синонимии лексической, но при этом характеризуется рядом специфических черт: 1) для лексической синонимии пределом является слово, для словообразовательной синонимии - словообразовательный тип; 2) словообразовательные синонимы объединяет типовое словообразовательное значение; 3) лексическая синонимия опирается на определенное значение слова, независимо от его морфологического состава, в то время как словообразовательная синонимия основывается на словообразовательно-грамматических показателях и оформляется при помощи словообразовательных средств (аффиксов). И здесь возникает вопрос: чем следует руководствоваться при определении словообразовательных синонимов, в частности, однокоренных: общностью словообразовательного форманта и его значения или совокупностью всех значений, присущих языковой единице? По мнению представителей Казанской лингвистической школы (В.М. Марков, Г.А. Николаев, Э.А. Балалыкина, А.А. Аминова и др.), «однокоренные единицы, даже идентичные по своему значению, не могут быть вариантами одного и того же слова в силу того, что они образованы при помощи словообразования, т.е. основного способа создания новых слов в русском языке» [7. С. 138]. Поэтому под словообразовательными синонимами мы понимаем разноаффиксные образования, характеризующиеся общим типовым значением и общей словообразовательной соотнесенностью, близкие по смыслу и взаимозаменимые в одинаковых или близких по характеру лексической сочетаемости контекстах.
Рассмотрим это на примере отглагольных субстантивов нулевой суффиксации. По мнению А.А. Аминовой, изучая глагольно-именные взаимоотношения, мы в первую очередь должны иметь в виду живые словообразовательные связи имени и глагола. На протяжении длительного времени развития языка словообразовательные связи имени и глагола неоднократно менялись. На первоначальные отношения производящих и производных имен накладывались результаты позднейших изменений в словообразовательных процессах. В настоящее время в ряде случаев трудно, а подчас и невозможно, установить, является ли глагол производным от существительного или существительное образовалось от глагола. Изменения в области семантических отношений повлекли за собой изменения в морфологической структуре имени: архаичные имена, осознанные как производные от глагола, выделили в своем составе показатель этой производно-сти - нулевой суффикс. В дальнейшем развитие этих имен шло в направлении зависимости их от глаголов. Таким образом, имена, явившиеся производящими
для глаголов, и имена, образованные от глаголов, слились в единую, трудно разграничиваемую группу имен. Между именем и глаголом обнаруживается прежде всего структурная соотнесенность. Имя и глагол имеют общие корневые морфемы, что находит объяснение в их этимологии. Причем некоторые корневые морфемы (точнее, глаголы с этими морфемами) обнаруживают активность при установлении словообразовательных связей с именами [1. С. 50].
Имена нулевой суффиксации были одним из наиболее продуктивных типов производных образований в древнерусский период существования языка. Актуализация нужного значения осуществлялась в контексте в стилистически значимом окружении. Иллюстрацией этого может послужить, например, история лексем мысль - смысл - помысел и корм - покорм, вступающих в синонимические отношения именно в определенных контекстах. Все слова в группах связаны между собой отношениями опосредованной дистантной мотивированности (произ-водности): мыслить - мысль, мыслить - смыслить - смысл, мыслить - помыслить - помысел; кормить - корм, кормить - покормить - покорм. Употребление их в однотипных контекстах (которые будут рассмотрены нами ниже) и тождественность их значений в данных контекстах, а значит, и способность заменять друг друга, позволяют отнести их к синонимам как лексическим, так и словообразовательным, несмотря на отсутствие общей, для каждого из определенной группы слова, производящей основы, так как синонимические связи действуют и между однокоренными производными разной деривационный истории.
Исследование производного слова в контексте позволяет определить не только его стилистическую маркированность, но и оценочные компоненты в значении [4. С. 126]. Лексемы мысль - смыслъ - помыслъ в семантическом плане сближаются в следующих выделенных нами контекстах: Стополкъ же исполнися беззакония Каиновъ смыслъ приимъ (Ипатьев. лет., Радз. лет, Новгород. 4-ая лет., Лаврентьев. лет.); Приимъ помыслъ Каиновъ, с лестию посла ко Гльбу (Радз. лет., Новгород. 4-ая лет., Лаврентьев. лет.); По истине вътораго Каина улови мысль его, яко да избиеть вся наследникы отьца своего (Сказание о Борисе и Глебе, Сильв. сб-к) - в летописных списках жития Бориса и Глеба этот контекст отсутствует.
Данные лексемы - мысль, смыслъ, помыслъ - будут рассматриваться нами как словообразовательные синонимы, так как их значения реализуются в однотипных смысловых контекстах и лексическое значение каждой анализируемой единицы может быть определено благодаря ее лексическому окружению.
Согласно «Материалам...» Срезневского [11] лексема мысль имела следующие значения: 1) мышление, помышление; 2) размышление, суждение; 3) намерение, умыселъ; 4) воображение.
Лексема помыслъ обладала большей полисемичностью: 1) мысль; 2) про-мыслъ, провидение; 3) понятие; 4) разсудокъ; 5) замыслъ, злой умыселъ; 6) стремление, намерение; 7) вожделение; 8) предмет желаний; 9) основание, предлог; 10) смыслъ, значение.
В других словарях древнерусского языка лексемы смыслъ и помыслъ отсутствуют.
Данные лексические единицы сходятся благодаря наличию в их лексической структуре семы «злой умысел». Но если в лексеме мыслъ как таковой, взятой вне контекста, эта сема не актуализируется, то в лексеме помыслъ она присутствует изначально.
Как отмечает И.В. Ерофеева, «образования нулевой суффиксации чаще фиксируются в летописи в окружении немаркированных языковых единиц, реализуя конкретизированное значение... Употребление представителей разных словообразовательных типов в стилистически отмеченных отрывках летописи зависит от семантики производящих основ этих имен» [5. С. 145]. В приведенном
контексте данные лексемы окружены словами с отрицательной коннотативной оценочностью: Каин, братоубийство, избиеть - в лексической структуре этих слов уже присутствует отрицательная оценка: Каин - отрицательный библейский персонаж; братоубийство - действие, направленное на лишение жизни кровного родственника, что запрещено христианскими законами, следовательно, - грех; избити - глагол со словообразовательным значением интенсивности действия и лексическим значением «убить многих, вывести на корню», что, естественно отражается в значении исследуемых лексем. В подобной ситуации отрицательная коннотативная оценочность слова помыслъ усиливается.
Производящий глагол помыслити также имеет отрицательную коннотацию, так как префикс по- вносит в значение глагола новые семантические оттенки и глагол помыслити реализует уже не только значение «подумать», но и значение «замыслить». С учетом существующих отношений между производящим и производным словами можно сказать, что отрицательная коннотация производящего глагола находит отражение и в производном имени, вследствие чего «дериваты, мотивированные глаголом психического действия, выступают с обобщенным значением предметности, обозначая «мысль, помысл», и характеризуются отрицательной коннотацией, которая либо заключается в самом значении слова «замысел, злой умысел», либо эксплицируется в сочетании с определениями негативной семантики [5. С. 142]. Так, например, в тексте жития предложение «...приимъ помыслъ Каиновъ слестию посла къ Глебу» идет после описания событий, произошедших с Борисом, и, возможно, в лексеме помыслъ отразился «накал страстей», испытываемых автором текста. Он подчеркивает, что мысли князя с каждым плохим его поступком становятся все злее и греховнее. Здесь стоит отметить тот факт, что в языковом сознании древнерусского человека, как и русского народа вообще, «более актуальным является негативный оценочный компонент» [4. С. 123].
Лексема смысл, мотивированная глаголом смыслить, в идентичном контексте также имеет отрицательный оттенок, реализующийся благодаря ближайшему окружению, а факт наличия словоформы смыслъ в одном и том же контексте в составе разных летописных списков говорит о регулярности использования данной языковой единицы и реализации ею значения «замысел, злой умысел» в книжных памятниках в период с XI - XVII вв. [10]. В XVIII в. отрицательная коннотация уже не актуализируется в лексемах мысль - смыслъ -помыслъ, за которыми закрепляются следующие значения [8]:
Мысль: 1) воображение, представление в уме предмета какого на разсу-ждение; 2) мнение; 3) намерение, предприятие.
Помыслъ: то же, что помышление в обоих смыслах: 1) воображение, представление чего в уме; 2) намерение, желание.
Смыслъ: 1) разумъ, способность обнять понятием вещи и судить о них правильно; 2) относительно к сочинениям, речам значит: знаменование периода или одного какого слова.
В XIX в., согласно данным словаря В.И. Даля [3], отрицательная коннотативная оценка сохраняется у лексемы помысел (помысл) - «замыслы, затеи; козни, крамолы; тайные злонамерения», тогда как у лексем смыслъ и мысль она нивелируется: мысль значит «всякое одиночное действие ума, разума, рассудка; представление чего в уме; идея; суждение, мнение, соображение и заключение, предположение, выдумка, думка и проч.», а смыслъ - «способность понимания, постижение, разум; способность правильно судить, делать заключения». Как видим, лексема смыслъ не имеет значения «намерение, желание», она соотносится непосредственно со способностью человека рассуждать, с его разумностью, но не с его желаниями. Скорее всего, это же явление наблюдалось и в древнерусском языке, а отрицательная коннотация актуализировалась в этой лексеме
благодаря ее лексическому окружению в составе одной синтагмы (контекста): Святополкъ же исполнився беззаконья Каиновъ смыслъ приимъ посылая к Борису глаголаше.
В современном русском языке отрицательная коннотация не актуализирована ни в одной из лексем мысль - смысл - помысл, которые разошлись в своих лексических значениях и служат для называния определенных процессов и явлений мыслительной и душевной деятельности человека [6].
Мысль: 1) мыслительный процесс // мышление // размышление, рассуждение; 2) результат процесса мышления; предположение, соображение; намерение, замысел (но без отрицательной коннотации. - Авт.); 3) знание, познание в какой-либо области; 4) то, что заполняет сознание; дума; 5) мн. ч. (мысли) убеждения, взгляды, воззрения. Отрицательная коннотация реализуется в этой лексеме при употреблении в устойчивом обороте «задняя мысль».
Смысл: 1) устар. разум, рассудок // с определением «способность понимать что-либо, разбираться в чем-либо»: Душа ми съмыслъ съмущаеть (Сказание и страсть и похвала Борису и Глебу); 2) внутреннее логическое содержание, значение чего-либо, постигаемое разумом; 3) разумное основание, назначение, цель // достаточное основание, разумная причина.
Помысел: мысль, намерение, замысел.
В ходе развития лексической и словообразовательной системы русского языка происходит дифференциация языковых средств, перераспределение входящих в них сем и реализуемых ими коннотаций, это, в свою очередь, позволяет носителю языка выбирать нужную лексему из ряда одноосновных разноаффикс-ных синонимичных лексем одной словообразовательной структуры. Общим изменением, коснувшимся всех лексем, стало отсутствие явной отрицательной коннотации, которая в современном русском языке может проявиться в этих лексемах только в определенном контексте, в отличие от древнерусского языка.
Интересна и судьба субстантивов корм - покорм, реализовывавших синонимичные значения в древнерусском в контексте: Разведете дружину мою по городомъ на покормъ (Радз. лет., Лаврентьев. лет.) / Разведете дружину мою по городомъ на кормъ (Ипатьев. лет., Новогород. 4-ая лет.) / Разведите дружину мою по городам на покорм (перевод на современный русский язык).
Лексема кормъ имеет значение «все, что дается в пищу животным, как житныя зерна, сено и прочее», значение лексемы покорм, вследствие ее отсутствия в словарях, определяется нами на основании значения производящего глагола и непосредственного лексического окружения данной языковой единицы в контексте ее употребления.
В древнерусском языке лексема кормъ не имела привязанности к обозначению пищи для скота, животного или человека, она обозначала пищу вообще [10]. К XVIII - XIX в. эта смысловая привязанность у слова кормъ появилась, причем данное значение - «пища для скота, животного» - являлось реализацией одного из значений производящего глагола кормить, который мог употребляться как в значении «довольствовать кого пищей из платы или без оной» по отношению к человеку, так и в значении «давать пищу, питать» по отношению к молодым животным, не могущим еще доставлять себе пищи, и в контексте даю корм, говоря о скотине. Так, например, в современном русском языке у глагола кормить выделяется переносное значение «обеспечивать необходимыми средствами к жизни», а у существительного корм, наряду со значением «пища животных», - с пометой разг.-снж. «пища, еда для людей», что подтверждает лексический синкретизм данной языковой единицы.
Следовательно, уже в XVIII в. лексема кормъ не могла соотносится с лексемой еда, так как не употреблялась по отношению к человеку, т.е. произошло разрушение омонимичности этой языковой единицы. Лексема покормъ, не пред-
ставленная ни в одном из словарей, но явно соотносимая с производящим глаголом покормити в значении «дать поесть (кому?)», на наш взгляд, также соотносится со значением «пища». При анализе данных единиц нельзя не учитывать их лексическое окружение. Вероятно, искомое нами значение лексем корм и покорм реализуется в составе словосочетания развести на кормъ (покормъ), связанного с военной тематикой: Разведете дружину мою по городомъ на кормъ (покормъ). Глагол развести употребляется в значении «соединенных или въ одном месте находящихся по разным местам или сторонам распределяю, раз-ставляю, разделяю», а военная тематика проявляется в его причастной форме «разведенный», имеющей значение «разделенный порознь, разселенный по разным местам», реализующееся, например, в контексте «Разведенные по зимовьям солдаты» [9]. В современном русском языке отсутствует оборот речи, соответствующий данному - разведете дружину мою на кормъ (покормъ) - в плане языкового выражения, но можно найти устойчивые сочетания, близкие по смыслу, как, например, взять кого-либо на постой, где слово постой синкретично включает значения и «накормить», и «дать место для отдыха», т.е. обозначает место временного проживания с предоставлением питания. Так, в словаре В.И. Даля среди многочисленных значений лексемы покормъ отдельно следует выделить значение «корм и довольствие, содержание» с пометой стар. (старое). Учитывая это, можно сказать, что в отличие от лексемы кормъ, реализовывавшей значение «взять на довольствие» именно в словосочетании разведете на кормъ в контексте «Разведете дружину мою по городомъ на кормъ», лексема покормъ уже имела данное значение. Следовательно, в контексте древнерусского языка значения лексем кормъ и покормъ в анализируемых синтагмах актуализировались благодаря лексическому окружению, в частности, в нашем случае лексическим окружением являлся, видимо, устойчивый для того времени оборот, употреблявшийся для обозначения специфических действий, имеющих отношение к военной тематике. В современном русском языке данный оборот утрачен в связи с разрушением лексического синкретизма лексемы корм.
Таким образом, мы видим, что синонимические отношения в разные исторические периоды развития языка могут возникать и у отглагольных лексем общей деривационной истории, причем на каждом временном отрезке синонимические связи между ними будут основываться на определенном значении, реализуемом этими единицами в однотипных контекстах, тогда как само это значение актуализируется благодаря активному употреблению в речи носителей языка. С течением времени за каждой единицей синонимического ряда закрепляется устойчивое, не характерное для других единиц этого же ряда значение, что ведет к разрушению синонимии.
Литература
1. Аминова А.А. Из истории слов. Казань: Изд-во Казан. ун-та, 1981. 97 с.
2. Борисова Е.Н. Исторический словарь синонимов русского языка (к вопросу о принципах составления) // Теория и практика русской исторической лексикографии. М.: Наука, 1984. 184 с.
3. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 12 т. М.: Мир книги, 2004. Т. 9.
4. Ерофеева И.В. Древнейшие русские летописи как источник изучения русского исторического словообразования // Иссл. по русскому и славянскому языкознанию: сб. ст. к 70-летию проф. Г.А. Николаева / под общ. ред. О.Ф. Желобова. Казань: Изд-во Казан. ун-та, 2005. С. 120-127.
5. Ерофеева И.В. Словообразовательная синонимия имен действия в летописном тексте // История русского языка. Словообразование и формообразование: сб. материалов / под общ. ред. Г.А. Николаева. Казань: УНИПРЕСС, 1997. С. 132-145.
6. Ефремова Т.Ф. Современный толковый словарь русского языка. М.: АСТ; Астрель, 2006.
7. Иванникова Е.А. К вопросу о взаимоотношении понятия варианта с понятием синонима // Синонимы русского языка и их особенности / отв. ред. А.П. Евгеньева. Л.: Наука, 1972. С. 138-153.
8. Павлова Т.Н. Разновременная синонимия глаголов и имен в древнерусских житиях (на материале жития Бориса и Глеба): дис. ... канд. филол. наук. Казань, 2008. 210 с.
9. Словарь Академии Российской. 1789 - 1794. М.: МГИ им. Е.Р. Дашковой, 2001. Т. 1-6.
10. Словарь русского языка XI - XVII вв. М.: Наука, 1975-1997. Вып. 1-22.
11. Срезневский И.И. Словарь древнерусского языка: в 3 т. М.: Книга, 1989.
ПАВЛОВА ТАТЬЯНА НИКОЛАЕВНА. См. с. 95.
БАХТИНА СВЕТЛАНА ИВАНОВНА. См. с. 95.
УДК 811.161.1+811.512.111]:159.955 ББК Ш12=635.1 *003+Ш12=411.2*003
Н.И. РЕЦ
АРГУМЕНТАЦИЯ КАК ПРОБЛЕМА СООТНОШЕНИЯ ЯЗЫКА И МЫШЛЕНИЯ
Ключевые слова: язык и мышление, аргументация как проблема, аргументатив-ные модели, разноструктурные языки, русский и чувашский языки.
Проанализированы аргументативные модели в русском и чувашском языках как маркеры соотношения языка и мышления. Аргументативные отношения в сопоставляемых языках представлены в парадигматической и синтагматической моделях, что позволяет установить системную взаимосвязь в общеязыковой модели аргументации.
N. RETZ
ARGUMENTATION AS A RATIO PROBLEM OF LANGUAGE AND MIND Key words: language and thought, reasoning as a problem, argumentative models languages of different structures, Russian and Chuvash languages.
Analyzed argumentative models in Russian and Chuvash languages as markers of relationship between language and thought. Argumentative relations in comparable languages represented in the paradigmatic and syntagmatic models that allows you to set the interconnection system in the Common models of argumentation.
Новый взгляд на проблему соотношения языка и мышления, сформированный в рамках когнитивной лингвистики, расширяет возможности исследования аргументативных когнитивных структур (моделей) [1]. Лингвистическое моделирование предполагает использование абстракции и идеализации. Отображая релевантные существенные (с точки зрения исследования) свойства оригинала и отвлекаясь от несущественных, модель выступает как некоторый абстрактный идеализированный объект. Конструирование модели - не только одно из средств отображения языковых явлений, но и объективный практический критерий проверки истинности знаний о языке, в частности знаний о фрагменте «аргументация». Лингвистическая область аргументации находится в междисциплинарной зоне и поэтому пользуется концептуальным аппаратом большого числа взаимоинтегрирующих наук. Если в области естественных и точных наук аргументация строится на доказательстве («прототип» математика с конкретными категориальными данными), то природа естественного языка характеризуется спонтанностью и нечеткой логикой. Как известно, нечеткая логика (fuzzy logic), основанная на аппарате нечетких множеств (в частности всевозможные конструкции естественного языка), и интеллектуальные информационные системы на ее основе (в основу функционирования положен механизм нечеткого вывода) активно развиваются в последние десятилетия. В настоящее время попытки модельного описания при помощи аппарата нечетких множеств различных областей знания и его отношений с человеческим сознанием порождают многочисленные разновидности структурных отображений языковых, речевых, когнитивных объектов [4, 8]. В частности, процесс аргументации характеризуется специфическими коммуникативными целями и представлен определенными речевыми ходами, реализующимися через комплекс языковых средств.
Аргументация реализуется как аргументативный дискурс, определяющими особенностями которого становятся противоречие, выражающееся в когнитивном или аксиологическом конфликте, в столкновении мнений, и противопостав-
