CC BY
123
П.А. Лапин
Посольство РФ в КНР
Секретная переписка Российской духовной миссии в Пекине с Россией (начало XVIII - вторая половина XIX вв.): методы, принципы, содержание
Секретная переписка Российской духовной миссии (РДМ) в Пекине с российскими властями на границе и в Санкт-Петербурге была важным элементом работы российских миссионеров в Китае. Информация, приходившая из Русского подворья, где располагалась миссия, была всегда актуальна и ценилась в России не меньше, чем отчёты побывавших в Китае официальных российских представителей, а с учётом того, что члены миссии имели возможность регулярно общаться с местными жителями, то иногда даже и больше.
Обмен корреспонденцией осуществлялся через систему почтовых станций, выстроенных на пути от Пекина до российской Кяхты. «Все куриеры, - указывалось в Кяхтинском трактате 1727 г., - которые будут возить письма, имеют ездить чрез одну кяхтинскую дорогу. А ежели прилучится какое важное и великое дело, то какою ни есть ближнею дорогою позволяется ездить» [16, с. 56].
Возлагая большие надежды на переписку с РДМ, российская Коллегия иностранных дел ещё летом 1780 г. разработала секретную инструкцию для начальников миссии, в которой указывалось, что «в бытность вашу (начальника РДМ. - П.Л.) в Пекине, когда будут вам представляться способы искусные, без подачи, однако, китайской стороне сумнительства и повода найти в вас надзорщика нарочного их дел, сведать о каких-либо в сем удаленном государстве происходящих обстоятельствах, образующих их мысли, поведение и действия правительства, можете оным содержать тайную заметку для представления ея в КИД» (цит. по [21, с. 37]).
© Лапин П.А., 2014
423
С учётом поставленных задач, действуя в интересах своего государства, российские миссионеры старательно укрепляли позиции миссии как ведущего центра по сбору, обработке и отправке в Россию стратегической, порой «секретной информации политического1 и экономического2 характера» [30, с. 286]3.
Основной объём работы по подготовке сообщений, по всей видимости, ложился на руководителя Духовной миссии. «При всяком отправлении официальных донесений в Азиатский департамент, - указывал, в частности, глава Одиннадцатой РДМ В. Морачевич, - присовокуплял от пятнадцати до двадцати пяти листов почтовой бумаги. За сим накоплены у меня довольно общирные материалы» [1, ф. СПб. ГА, 1-5, 1842 г., д. 1, п. 13, л. 22об.]. В будущем объём информации, отправляемой в Россию руководителями миссий, только увеличивался. «Во всё время пребывания в Пекине Тринадцатой миссии, - говорилось в российских документах, - волнения в Китае не прекращались, <.. .> два раза произошли крупные столкновения с европейцами, умер император Дао-гуан и воцарился Сян-фынь, производились неудачные попытки реформ, финансы государства пришли в полное расстройство, <...> ожидалось падение Дайцинской династии. Всё это ярко отражалось в донесениях о. Палладия, побуждая его с каждой очередной почтой отправлять в департамент (Восточный департамент КИД. - П.Л.) по нескольку пространных номеров донесений» [19, с. 92]4.
Доставляемая в Россию информация «особенно по торговле и политической части» имела важное стратегическое значение для формирования российской политики на китайском направлении. Ценность присылаемых «листов почтовой бумаги» иногда была настолько высока, что «из коих многие представляемы были на Высочайшее благоусмотрение» [1, ф. СПб. ГА, 1-1, оп. 781, д. 154, л. 14].
Работа пекинской миссии по описанию различных сфер жизнедеятельности страны пребывания в определённый момент начала вызывать опасение со стороны местных властей, и прежде всего, Лифань-юаня (Палата по делам вассальных территорий), курирующего в цин-ской администрации российское направление. «Письменные сношения с отечеством, - справедливо отмечал арх. Палладий, - в другое время не подавшие повода к каким-либо неблагоприятным для неё заключениям, теперь ясно возбуждают в здешнем правительстве подозрение весьма, впрочем, естественное, в том смысле, что она (Миссия. - П.Л.) доставляет своему отечественному начальству сведения, о положении внутренних дел в Китае» [13, с. 177, 178]. В этой связи цинским ведомствам во главе с Лифаньюанем было поручено
424
разработать систему мер, позволявших установить контроль над перепиской Духовной миссии5, что в условиях своего государства сделать было весьма несложно6.
По сложившейся практике большая часть корреспонденции, отправляемая миссией в Россию, передавалась в Лифаньюань, который через своих курьеров организовывал её доставку российским властям на границе [29, с. 29-30]. В редких случаях, когда позволяли обстоятельства, депеши в Россию миссионеры отсылали через российских курьеров, приезжавших с поручениями в Пекин, либо через руководителей российских дипломатических миссий или торговых караванов.
Такой порядок отправки бумаг в Россию создавал благоприятные условия для установления китайского контроля над миссионерской почтой: «Письма, отправляемые учениками [Российской миссии] в их государство, - говорилось в секретной инструкции Лифаньюаня, -[следует] передавать в Лифаньюань. Лифаньюань делает их перевод7 и в случае отсутствия сведений частного характера, отправляет [в Россию]» [31, с. 144]. При возникновении же каких-либо опасений относительно содержания почты, её на время задерживали8 или арестовывали9.
Осуществлять дополнительную проверку миссионерской почты, отправляемой в Россию, вменялось также в обязанности китайских властей на границе [25, цз. 12, с. 156]. Выполняя указания центральных властей, в 1852 г. амбань в Урге, в частности, сообщал в Пекин: «По природе своей русские коварны и лукавы; в последнее время количество посланий, [направляемых] ламой (начальником РДМ. -П.Л. ), проживающим в Пекине, многократно увеличилось, боюсь, что тот лама выдаёт [тайны]» [28, цз. 5, с. 410]. Интенсивность, с которой китайские пограничные власти проверяли почту, в определённый момент начала вызывать опасение со стороны российских властей. «Свобода переписки, весьма конечно желательная, стала зависеть не столько от трибунала (Лифаньюань. - П.Л.), сколько от расположения пограничного вана, коего сила и влияние во всех делах наших составляет самое коренное и существенное обстоятельство», - в частности, заключал граф М.М. Сперанский [6, с. 643].
Для организации и проведения проверки тяжёлой почты, получаемой Духовной миссией из России, столичные власти в одностороннем порядке разрабатывали правила и инструкции, противоречащие положениям Кяхтинского трактата, но существенно расширявшие их возможности по контролю корреспонденции духовного учреждения10.
425
Российские власти, знавшие о проверках миссионерской корреспонденции Лифаньюанем и китайскими пограничными властями, пытались, насколько это было возможно, защитить её содержание. Ещё при отправке первых миссий их руководителям было наказано: «Если же что в государственных делах подлежать будет тайности, оного отнюдь в партикулярных письмах не писать» (Инструкция от Святейшего Правительствующего Всероссийского Синода, 1780) [10, с. 58]. В этой ситуации следовало было ждать «верной оказии, во избежание вероятной ревизии» [7, с. 512], а в случае её отсутствия, рекомендовалось «посредством католиков направлять свои прошения на Макао, вкруг Азии, Африки и Европы в Англию, а оттудова в Россию» [2, с. 276]11. Но даже и в этих случаях секретные письма должны были писаться «с намеренною неясностью и не полною мыслей выразительностью» [11, с. 111].
В будущем КИД разработал более детальные инструкции, в соответствии с которыми необходимо было готовить секретные донесения. «Ещё нужным считается сообщить к вашему наблюдению, -указывалось, в частности, в инструкции главе Тринадцатой Духовной миссии арх. Палладию (Кафарову), - что для секретной переписки с азиатским департаментом вам надлежит употребить <...> предосторожности <...> с выставлением на ваших бумагах известных условных знаков, каковые будут находиться и на наших секретных (тех, которые будут также писаны симпатическими чернилами)» [4, с. 15] . Для подготовки секретных донесений были составлены шифры, которые передавались каждому новому главе миссии её предшественником. «Вы примите также от архимандрита Поликарпа шифр, оставленный ему в 1841 г. бывшим приставом миссии. О получении сего шифра донесёте департаменту с возвращающейся миссией», - отмечалось в той же записке, адресованной КИД Палладию [4, с. 15].
Предпринятые меры позволили повысить степень защищённости посланий, содержащих секретную информацию. Часть донесения, требующая засекречивания, вписывалась симпатическими чернилами между строк обычного письма. В Петербурге чернила проявлялись, и донесение расшифровывалось [4, с. 15]. Кроме шифров, также использовались технические средства защиты секретных посланий. На пакеты, отправляемые в Россию, преднамеренно не ставилась печать миссии, но прикладывались личные печати миссионеров. Этим довольно простым способом начальники РДМ пытались замаскировать пакеты, содержавшие служебную информацию, и тем самым снизить интерес со стороны китайских проверяющих к их содержимому [32, с. 405].
426
Усилий сотрудников РДМ и властей в России по обеспечению тайны секретной переписки было явно не достаточно. Требовались структурные преобразования самого механизма обмена корреспонденцией на договорном уровне. Несмотря на то, что по условиям Тяньцзиньского договора от 1858 г. Лифаньюань перестал быть ведущим ведомством цинского двора, осуществлявшим двусторонние межгосударственные контакты между Россией и Китаем, за ним было сохранено право по обеспечению двусторонней переписки. Договор устанавливал, что «для правильных сношений между российским и китайским правительствами, равно как и для потребностей Пекинской духовной миссии, учреждается ежемесячное лёгкое почтовое сообщение между Кяхтою и Пекином. Китайский курьер будет отправляться в определённое число каждого месяца из Пекина и из Кяхты» [27, с. 34]. Таким образом, подписанный документ по-прежнему оставлял за китайской стороной право сопровождать корреспонденцию на китайской территории13.
Полностью поставить движение миссионерской корреспонденции на территории Китая под российский контроль удалось лишь при подписании в 1860 г. Пекинского договора. «В случае же дел особой важности, бумаги <.> могут быть отправлены с русским курьером. <.> Командируемый для доставления бумаг курьер непременно должен быть русский подданный. <...> О выезде курьера даётся знать за сутки, в Кяхте - цзаргучею (бу-юань) комиссаром, а в Пекине в Военную палату (Бинъ-бу), из Русского подворья» [16, с. 171]. То есть при желании вся корреспонденция, готовящаяся миссией и отсылаемая в Россию, могла квалифицироваться как «особо важная», что позволяло отправлять её через российского курьера.
Таким образом, только в 1860 г. российские власти получили возможность осуществлять переписку с Духовной миссией в Пекине независимо от китайских властей. Практика пересылки российских посланий через Лифаньюань или через китайских курьеров была упразднена, а при Русском подворье появились курьеры, перевозившие из Пекина до Кяхты и обратно все важные послания. Ещё более упростило практику обмена важной и срочной информацией открытие в недалёком будущем в Пекине первых линий телеграфа, позволявших при наличии специального шифра «в случае опасности или затруднений» сообщать «всю правду, не опасаясь, что телеграмму задержат» [12, с. 56].
Российская духовная миссии в Пекине долгое время являлась единственным официальным представительством Российского государства в Китае. С учётом важности Китая для развития российской
427
внешней политики на азиатском направлении этому ведомству приходилось наравне со своими непосредственными религиозно-просветительскими обязанностями исполнять также и дипломатические функции, одной из которых было своевременное информирование российских властей в Санкт-Петербурге и на границе о ситуации в этом государстве.
Оперативная переписка между РДМ и властями в России - лишь эпизод сложной системы двусторонних контактов России и Китая. По представлениям китайских администраторов, Духовная миссия являлась религиозной общиной пришлых вассалов, по своему статусу ничем не отличавшейся от других религиозных миссий, например, монголов или других данников империи, на постоянной основе находившихся в Пекине (кстати, именно поэтому настоятель РДМ в китайских документах именовался на китайский лад «ламой», а российские миссионеры были поставлены на китайское довольствие и имели китайские ранги). Система контактов РДМ, включая «письменные сношения с отечеством своим», была встроена в китайскую политико-административную систему, была её частью и полностью ей управлялась.
Несмотря на то, что местные дипломаты не желали признавать тезис о независимом статусе России и РДМ, случай с перепиской наглядно демонстрировал обратное. Принципы переписки были зафиксированы в межгосударственных договорах России и Китая, положения которых уважались и исполнялись сторонами (особенно стоит обратить внимание на Кяхтинский трактат, который Китай подписывал с Россией в период своего расцвета и могущества), но не регулировались всецело отдельными законными актами и положениями Лифаньюаня, как это было при контактах Пекина с национальными образованиями на границе - монгольскими княжествами и ханствами, Тибетом и Кашгарией (Восточный Туркестан). Те отдельные инструкции, которые составлял Лифаньюань и распространял их среди столичных ведомств и китайских пограничных властей, скорее были нацелены на попытку получить допуск к содержанию иностранной переписки, нежели поставить её под свой контроль (они её и так контролировали на своей территории).
Другое важное обстоятельство, тесно связанное с работой почтовой системы на китайской территории и демонстрировавшее независимое положение РДМ в системе китайских представлений, являлось навязчивое желание властей в Китае проникнуть в тайну российской переписки. На протяжении значительного периода времени - с подписания Кяхтинского трактата (1727) и до заключения Тяньцзиньского
428
(1858) и Пекинского (1860) договоров - российские власти предпринимали различные меры по сохранению тайны, по сути, их внутренней переписки, а китайские контролирующие службы разрабатывали контрмеры, чтобы эту тайну нарушить и получить доступ к содержанию российской оперативной почты. Причём действовали последние достаточно уверенно, со свойственной им восточной предусмотрительностью и последовательностью, создавая несколько этапов проверки в Пекине и на границе. Вполне очевидно, что такой интерес к содержанию иностранной переписки диктовался опасениями передачи вовне информации о внутренних делах Китая. Ведь почта, шедшая в китайские пограничные национальные регионы из Пекина, таким вниманием со стороны местных властей не пользовалась.
Таким образом, споры России и Китая, связанные с обеспечением тайны миссионерской переписки, подтверждают тезис о независимом положении России и её Духовной миссии в Пекине по отношению к Китайской империи. Лишь только при контактах с независимым государством и их представителями следовало так активно, как это делали китайские службы, проникать в их внутренние тайны с тем, чтобы объективно оценить себя и свое место в системе двусторонних контактов. Реальное положение вещей китайскую дипломатию интересовало сильно, но традиция контактов с варварской периферией была сильнее и вынуждала местных администраторов поддерживать миф о просветительском, преобразующем и оттого притягивающем начале в отношении с пришлыми зависимыми народностями по причине их природной ограниченности и удалённости от центра цивилизации - Китайской империи.
Примечания
1 Члены РДМ, в течение продолжительного времени находившиеся в Пекине, устанавливали доверительные контакты с местными жителями и придворными с тем, чтобы в ходе работы с ними получать информацию служебного и секретного характера, имеющую отношение к политико-государственной ситуации в стране. «В приятельских только связях с китайскими чиновниками, - справедливо отмечал в своем отчёте в КИД глава Одиннадцатой РДМ В. Морачевич, - миссия наша могла в свою очередь приобретать правильные сведения об образе правления, <...> и образе жизни благородного класса людей в Китае. В тесных только сношениях с понимающими и стоящими внимания людьми, объяснять можно и опровергать главные предрассудки китайской политики на счёт всесветного её и большого преимущества китайского двора пред другими» [1, ф. СПб. ГА, 1-5, 1842 г., д. 1, п. 13, л. 21об.]. Доверительные связи позволяли также наладить канал получения важных политических документов, включая правовые акты, регламентирующие жизнедеятельность целых народностей, например, монголов, заселявших
429
пограничные с Россией территории. Так, в 1791 г. бывший в Пекине и служивший переводчиком в Иркутске Александр Васильевич Игумнов «за дорогую цену получил от одного монгольского чиновника» копии четырёх книг «Монгольского уложения» [9, с. 491]. Сбор информации секретного характера осуществлялся не только в Пекине, но и в других районах Китая. «Однажды мне случилось спросить ехавшего подле меня олота о содержании почты в Монголии, - вспоминал член РДМ Н.Я. Бичурин. Он, удовлетворив моему любопытству, присовокупил: Начальники запрещают нам болтать (курсив Н.Я. Бичурина. - П.Л.)» [5, с. V].
2 Специальная информация, включая секретную, об экономической ситуации в Китае имела большое значение для российского правительства. Начиная с посылки в Китай первых официальных дипломатических миссий их главам вменялось в обязанность, в частности, «разведать тайно» «прочен ли будет между россиян и китайцев торг» [15, с. 151-152; 3, с. 9, 26, 118-119]. После учреждения в Пекине РДМ заниматься описанием экономической ситуации страны пребывания было поручено и её членам. Российским властям в центре и на границе передавалась разносторонняя, весьма точная, порой узкоспециализированная информация. Кроме докладов и записок, освещавших отдельные аспекты экономики Китая, в 20-90-х гг. XIX в. членами миссии с китайского и маньчжурского языков на русский по самым общим подсчётам было переведено порядка двадцати наименований книг по торгово-экономической, транспортной и статистической тематике [30, с. 307-309], было тайно отправлено в Россию некоторое количество географических карт Китая и его провинций [17, с. 96, 185]. Благодаря работе миссии в Пекине российское правительство получало важную информацию об экономических показателях различных отраслей в Китае, данные об основных торговых маршрутах и караванных путях как внутри страны, так и на границе, способы доставки продукции от производителя к местам реализации, данные о таможенных и налоговых пошлинах, информацию об основных торгово-экономических центрах, структуре китайского экспорта и импорта, приоритетах Ци-нов в торгово-экономической политике. Полученная в России информация анализировалась и использовалась в интересах торгово-экономической деятельности в отношении Китайской империи. И верная корректировка действий российских купцов на китайском рынке давала ощутимые экономические прибыли; так, например, организация с ориентировки главы Одиннадцатой РДМ В. Морачевича поставки зеркал российского производства через кяхтинский рынок позволила увеличить объёмы продаж этого вида продукции с 9,5 тыс. руб. в 1843 г. до 32,6 тыс. руб. в 1847 г., а его же рекомендации относительно предпочтений китайских торговцев и рядовых потребителей в хлопчатобумажных тканях позволили повысить продажи этого сырья с 1475 руб. в 1843 г. до 13845 руб. в 1852 г. [30, с. 304, 305]. С определённой степенью уверенности можно говорить, что все эти рекомендации и советы делались на основании информации, полученной главой миссии, в том числе секретным образом, посредством частных контактов с китайскими чиновниками. Кроме информации экономического характера, в Россию доставлялись образцы китайской продукции, включая стратегическую (чай, шёлк), к которой
430
у российских властей был особо высокий интерес, и которую можно было бы использовать в интересах развития национальной экономики. Так, в 1845 г. в российское Министерство государственных имуществ было передано «некоторое количество китайских шелковичных червей, полученных прямо из Пекина» с просьбой «не признают ли министры полезным сделать опыты разные сих червей, драгоценных, как по своей редкости, так и по прекрасному качеству добываемого из них шёлка» [20, фонд №2 419, опись 1, ед. хр. 621, л. 1].
3 В справке о деятельности РДМ в Китае, опубликованной в 1977 г. для служебного пользования Народным политическим консультационным советом (НПКС) г. Тяньцзиня, выделяется три основных канала получения миссионерами служебной информации, представлявшей значительный интерес для российской стороны. Во-первых, через российских перебежчиков, перешедших на сторону цинских властей во время военных приграничных конфликтов, и служивших в гвардии императора; во-вторых, через российских купцов и торговцев, «торговавших в различных областях Китая и остававшихся там продолжительное время»; в-третьих, через самих местных жителей, а особенно работавших в миссии преподавателей и служащих различных уровней [23, с. 10].
4 Вообще, арх. Палладий, особо заинтересованный в доставке в Россию информации о стране пребывания, предлагал не ограничиваться сбором данных о социально-экономических и политических делах Цинской империи, но рекомендовал также уделять внимание анализу деятельности иностранцев в этом государстве. В очередном послании в Санкт-Петербург он советовал «учредить в Кантоне комитет для перевода иностранных книг на китайский язык», благодаря чему «ознакомились бы с отличительными свойствами иностранцев, узнали бы их замыслы, истинную или ложную силу, дружеское или враждебное расположение, войны и завоевания их, и после бы могли приспособиться к ним» [8, с. 21].
5 Государственной контроль международной корреспонденции был в то время весьма распространённым делом не только в Китае, но и в других государствах, включая Россию. Ещё в 1698 г. один из иезуитов, находившийся в Москве, не решался отправлять свои письма служителям Ордена в Пекин лишь по той причине «что, если бы как-нибудь перехватили моё письмо, то подверглась бы опасности жизнь и моя, и моего письмоносца» [14, с. 11].
6 Слаженность работы служб по надзору за иностранной корреспонденцией и её перехвату демонстрировал случай, приключившийся с официальным представителем российского двора Л. Лангом, в 1720-1722 гг. находившимся с дипломатической миссией в китайской столице. Будучи в Пекине, Ланг «сносился с Россией через нарочных; это возбудило такое сильное подозрение в китайцах, что одно из писем они перехватили и перевели на свой язык». В письме посланник российского монарха говорил, что «китайцы - народ с первого до последнего подкупной и взяточники». Перехваченное письмо усугубило и без того печальный конец миссии Л. Ланга в Китайской империи. В 1722 г. он, «наняв на казённый счёт вьючный скот, <...> выехал из Пекина» [18, с. 37-38]. Инцидент, связанный с перехватом
431
иностранной корреспонденции, также отрицательно сказался на миссионерской деятельности группы иезуитов, в 1805 г. отправивших из Пекина в Европу рапорты о своей работе. Один из миссионеров Адеодат препроводил вместе с тем и план одной из китайских провинций, где отметил места проживания служителей Ордена. В провинции Гуандун письма были перехвачены властями и отправлены непосредственно императору Цзяцину, который при виде китайской карты заподозрил иезуитов в подготовке войны против Китая. Для выяснения деталей три письма, написанные на латыни, были отправлены в Лифаньюань для перевода на маньчжурский язык. Для этого в Палату были вызваны российские студенты, обучавшиеся при Духовной миссии, и «после того учеников требовали в трибунал (Лифаньюань. - П.Л.) для подобных переводов не менее пяти раз» [2, с. 356].
7 Надо сказать, что это были те немногочисленные случаи, когда Ли-фаньюань в вопросе перевода документов на русском языке был вынужден опираться исключительно на свои силы - приглашать для осуществления тайного перевода миссионерских писем самих же миссионеров не представлялось возможным.
8 В середине XIX в. преднамеренная задержка почты представлялась для Лифаньюаня весьма обыденным делом. «Не имея к тому благовидного предлога, - сетовал в своих письмах арх. Палладий, — пока ограничиваются [в Лифаньюане] задержанием наших почт на неопределённое время не только в Монголии, но и в Пекине» [13, с. 178]. Имелись также большие сложности и с получением почты из России, что ограничивало работу миссии по поиску информации, необходимой российским властям: «Во второй раз я отправляю почту, - продолжал арх. Палладий, - не имея счастья получить русской. Мы остаёмся здесь в совершенной неизвестности, как о событиях в отечестве, так и о воле и распоряжениях нашего начальства, и это продолжается целый год» [13, с. 164]. Тщательные проверки миссионерской почты и связанные с этим задержки её отправки часто отрицательно сказывались и на нормальном функционировании самой миссии как учреждения. В феврале 1857 г., например, из-за проводимых проверок на восемьдесят дней было задержано письмо арх. Палладия, в котором он оповещал российские власти о серьёзной болезни четырёх членов миссии и испрашивал разрешения отправить их назад в Россию [24, док. № 486, с. 314]. Случившееся возмутило российскую сторону, в связи с чем Генерал-губернатор Восточной Сибири гр. Н.Н. Муравьёв-Амурский отправил пограничному амбаню в Урге послание с просьбой впредь подобных случаев не допускать и российскую почту доставлять в срок.
9 Известно, что при очередной отсылке миссионерами в Россию почты среди отправляемых вещей Лифаньюань обнаружил книгу с непонятными ему рисунками. Был подготовлен доклад на имя императора Цзяцина, который повелел книгу из почты изъять, а доски, с которых была отпечатана книга, отыскать и сжечь [29, с. 30; 22]. Что это была за книга, выяснить пока не удалось.
10 После того, как в 1857 г. в Лифаньюань пришла жалоба от настоятеля миссии о. Палладия, в которой он говорил о потере китайцами почты, Палата
432
представила ему разработанную ей инструкцию по пересылке корреспонденции, в соответствии с которой «при отправлении вещей из вашего государства (Россия. - П.Л.) в Пекин лёгкая почта будет доставляться курьерами через почтовые станции, тяжёлая почта, если нет специальной оказии, будет отправляться ориентировочно в 20 день четвертого месяца и в 20 день одиннадцатого месяца». При этом на вопрос, что есть «лёгкая и тяжёлая почта», Лифаньюань дал весьма расплывчатый ответ, указав, что «если ящик большой и тяжёлый, то почта пойдёт в четвёртом или в одиннадцатом месяце» [26, с. 398; 24, док. № 487, с. 314]. Это было качественное нововведение в практике пересылки корреспонденции, которое ещё больше ограничивало действия членов Российской духовной миссии. Новая инструкция давала возможность Лифаньюаню более обстоятельно и без излишней спешки проверять «тяжёлые почты», направляемые в Пекин из России.
11 Несмотря на эффективную систему надзора за иностранной корреспонденцией, отправка донесений за границу через доверенных лиц была в то время наиболее надёжной формой передачи важной информации. Известно, например, что некий иезуит по имени Геральд, проживавший в Москве, через российского купца наладил надёжный канал связи с пекинскими иезуитами, причём без согласия самого же купца. Геральд высоко ценил этот канал и лично купца: «Этот человек (купец) для меня весьма дорог, -писал иезуит 23 сентября 1698 г. другому иезуиту отцу Франциску Дуб-скому, - так как через него я могу проводить и получать то, что хочу; но всё это я должен делать осторожно, чтобы он этого не заметил» [14, с. 11, 12].
12 Главам миссий рекомендовалось завести специальные секретные журналы, в которые следовало «вносить как секретные бумаги, отсюда поступающие, так и секретные донесения» [4, с. 15].
13 Даже когда у россиян, находившихся в Китае по долгу службы, появлялась возможность отправить на границу своего курьера, китайская сторона всячески ограничивала его действия. Например, в 1858 г. российский посол граф Путятин, находясь в Тяньцзине, отправил в Кяхту гонца с секретным донесением. Было очевидно, что курьеру было удобнее направляться в Кяхту через Пекин, где он при необходимости мог бы забрать корреспонденцию, подготовленную Духовной миссией для отправки в Россию. Однако, предвидя это, Лифаньюань по докладу на имя императора прикомандировал к гонцу монгольского чиновника, который выбрал маршрут следования в обход Пекина [24, док. № 906, с. 607; 29, с. 29].
Литература
1. Архив внешней политики Российской империи (г. Москва). Фонд: Санкт-Петербургский Главный Архив.
2. Адоратский (Николай). История Пекинской Духовной миссии во второй период её деятельности (1745-1808). Вып. II. Казань, 1887.
3. Бантыш-Каменский Н.Н. Дипломатическое собрание дел между Российским и Китайским государствами, с 1619 по 1792. Казань, 1882.
4. Барановский М. Пекинская духовная миссия (Из деятельности царской России в Китае) // Атеист. 1930, № 49.
433
5. Бичурин (Иакинф). Записки о Монголии. Т. I. СПб., 1828.
6. Вагин В.Н. Исторические сведения о деятельности графа М.М. Сперанского в Сибири с 1819 по 1822 гг. Т. II. СПб., 1872.
7. Карпов (Гурий). Пекинская Духовная миссия. Два донесения из Пекина архимандрита Гурия в азиатский департамент Министерства иностранных дел // Русский архив. 1907, № 12.
8. Кафаров (Палладий). Извлечения из китайской книги: Шенъ-ву-цзи (1848 г. иеромонах Палладий). Пекин, 1907.
9. Ковалевский О.М. Монгольская хрестоматия. Т. I. Казань, 1836.
10. Материалы для истории Российской духовной миссии в Пекине. Составитель: Н.И. Веселовский. СПб., 1905.
11. Миротворцев В. Материалы для истории Пекинской духовной миссии // Православный собеседник. 1888, № 9.
12. Обручев В.А. От Кяхты до Кульджи. М., 1950.
13. Переписка начальника Пекинской Духовной миссии арх. Палладия с Генерал-губернатором Восточной Сибири гр. Н.Н. Муравьевым-Амурским // Русский архив. 1914, № 10.
14. Письма и доношения иезуитов о России конца XVII и начала XVIII в. СПб., 1904.
15. Русско-китайские отношения в XVII веке. Материалы и документы. Т. I (1608-1683). М., 1969.
16. Сборник договоров России с Китаем (1689-1881гг.). СПб., 1889.
17. Скачков П.Е. Очерки истории русского китаеведения. М., 1977.
18. Трусевич X. Посольские и торговые сношения России с Китаем (до XIX века). М., 1882.
19. Часовников (Авраамий). Краткая история Русской православной миссии в Китае // Бэй-гуань. Краткая история Российской духовной миссии в Китае. Составитель: Б.Г. Александров. СПб., 2006.
20. Центральный исторический архив Москвы. Фонд: № 419.
21. Шубина С.А. Пекинская духовная миссия как орган дипломатического представительства России в Китае // Путь в науку. Сборник научных работ аспирантов и студентов исторического факультета Ярославского государственного университета им. П.Г. Демидова. Ярославль, 1995, вып. 2.
22. 1850 нянь ицянь элосы бэйцзин будаотуань дэ цинкуан (Ситуация с Российской духовной миссией в Пекине до 1850 года). 2009. // Ц^: http://blog.sina.com.en/s/blog 3e6d406e0100eci9.html.
23. Дунчжэнцзяо ши ша'э цинь хуа дэ бедундуй (Православие - отряд особого назначения российского самодержавия при агрессии на Китай). Для служебного пользования. Секретариат НПКС г. Тяньцзиня. Тяньцзинь, 1977.
24. Сы го синь дан. Элосы дан (Новые архивные документы четырёх государств. Архив по России). Тайбэй, 1966.
25. Хэ Цютао. Шофан бэйшэн (Готовьте колесницы в страну полуночную) // Сюйсю сыку цюаньшу. Шанхай, 2002.
26. Циндай чжун'э гуаньси данъань шиляо сюаньбянь (Сборник архивных материалов по китайско-российским отношениям во время династии Цин). Третье издание. Т. II. Пекин, 1979.
434
27. Чжун'э бяньцзе тяоюэ цзи (Сборник пограничных договоров между Китаем и Россией). Издание на русском языке. Пекин, 1973.
28. Чоубань иу шимо. Сяньфэн чао (Полное изложение сведений по ведению дел с варварами в правление Сяньфэна). Тайбэй, 1970.
29. Чэнь Кайкэ. 1850 нянь ицянь элосы бэйцзин будаотуань дэ нэйбу чжэндунь цзици цзинцзи цинбао шоуцзи цинкуан (Внутренние преобразования Российской духовной миссии в Пекине и сбор ею специальной информации по экономической тематике в период до 1850 года) // Чжунго шэхуэй кэсюэюань цзиньдай ши яньцзюсо. Циннянь сюэшу луньтань. 2005 няньцзюань. Пекин, 2006.
30. Чэнь Кайкэ. Палади юй вань цин чжун'э гуаньси (Палладий и китайско-российские отношения в позднецинский период). Шанхай, 2008.
31. Яо Юаньчжи. Чжу е тин цзацзи (Различные записи, сделанные в беседке бамбуковых листьев). Тайбэй, 1969.
32. Parry A. Russian (Greek Orthodox) Missionaries in China, 1689-1917; Their Cultural, Political, and Economic Role // Pacific Historical Review. Vol. IX. 1940.
435
