CC BY
573
30 Русские ведомости. 1896. 26 февр.
31 Новое время. 1896. 10 янв.
32 Новое время. 1896. 11 янв.
33 Новое время. 1896. 5, 15 февр.
34 Новое время. 1896. 26 февр.
35 См. подр.: Боханов А.Н. Буржуазная пресса России и крупный капитал. Конец XIX в. - 1914 г. М., 1984.
36 Новое время. 1896. 15 марта.
37 См.: Денежная реформа: Свод мнений и отзывов. СПб., 1896; Реформа денежного обращения: Доклады и прения в III Отделении ВЭО. Стенографический отчет. СПб., 1896.
38 Денежная реформа... С. 222-232.
39 Денежная реформа... С. 232-248.
40 Новости. 1896. 2, 5 апр.
41 Петербургская газета. 1896. 6 апр.
42 Гурьев А.Н. Реформа денежного обращения в России. С. 136.
43 Новое время. 1896. 15, 17, 19, 22, 27 марта.
44 Новости. 1896. 19, 22, 24, 27 марта.
45 См.: Мельников М.В. Обсуждение проекта денежной реформы в Комитете финансов и Государственном совете в 1896-1897 годах // Отечественная история. 2007. № 6. С. 131-138.
46 Биржевые ведомости. 1897. 5 янв.
47 Московские ведомости. 1897. 5 сент.
48 Конягин М.Ю. С.Ф. Шарапов: критика правительственного курса и программа преобразований. Конец XIX - начало XX века: дис. ... канд. ист. наук. М., 1995. С. 45-58.
М.С. Чудакова
СЕКРЕТНАЯ АГЕНТУРА ДЕПАРТАМЕНТА ПОЛИЦИИ (1907-1917 гг.)
До начала XX в. русская политическая полиция применяла в основном наружное наблюдение и перлюстрацию. Возникновение массового революционного движения, а затем и политических партий вызвало необходимость создания широкой агентурной сети.
Многие деятели политического сыска осознали тогда важность постановки секретной агентуры: С.В. Зубатов, Г.М. Трутков, П.И. Рачковс-кий. Последний в записке «Об условиях деятельности русской политической полиции» отмечал, что необходимо немедленно «приступить к правильной организации внутренней агентуры, чтобы этим способом
учредить рациональный и вполне достигающей своей цели надзор за оппозиционными элементами в столицах и во всех выдающихся культурных центрах империи. Таким образом Департамент полиции будет получать точные и всесторонние сведения о положении революционного движения из всех пунктов, и розыскная деятельность не будет основана только на удаче, как до сих пор, но приобретет строгую систему»1.
В феврале 1907 г. Департамент полиции МВД разослал подведомственным розыскным учреждениям два документа, в которых излагались формы и методы работы политического розыска по изобличению государственных преступлений - инструкции по организации наружного (филерского) и внутреннего агентурного наблюдения. Они окончательно положили в основу политического сыска России использование агентуры «внутреннего осведомления», а наружному наблюдению отвели вспомогательную роль.
Агентов «внутреннего осведомления» часто вербовали в среде арестованных. К одним подсаживали своего сотрудника, который, войдя в доверие, склонял к откровенным показаниям2. Других заинтересовали материально или, при наличии компрометирующих материалов, возвращением свободы. На третьих воздействовали убеждениями, используя идейные разногласия с товарищами по партии. Больше всего подходили привлекавшиеся или подозревавшиеся по политическим делам, одинокие, находившиеся в тяжелых материальных условиях, а также самовольно возвратившиеся из ссылки. Начальник Московского охранного отделения П.П. Заварзин полагал: «Самым надежным сотрудником для розыска является тип беспартийный, проводимый в обследуемую среду через ее организации постепенно, начиная от низшей к высшей»3.
Человека, намеченного к вербовке, секретно задерживали на улице, доставляли к заведующему розыском для беседы. Эту задачу выполняли филеры. К такому способу прибегали в случаях, когда имелись достаточные улики для его дальнейшего задержания. Если достичь соглашения не удавалось, то органы сыска считали целесообразным ликвидировать всю группу.
«Сотрудничество, - отмечал А.И. Спиридович, - явление сложное; причины, толкающие людей на предательство своих близких, знакомых, часто друзей - различны. Они должны быть или очень низменны или наоборот, очень высоки»4. Инструкция предусматривала использование и тех, кто «будучи убеждены в бесполезности своей личной революционной деятельности, нуждаются в деньгах и, хотя не изменяют коренным образом своих убеждений, ради денег берутся просто продавать своих товарищей»5. Спиридович писал: «Получать несколько десятков рублей в месяц за сообщение два раза в неделю сведений о своей организации -дело нетрудное, если совесть позволяет»6.
Однажды «сознательный бундист» явился к Спиридовичу с кипой прокламаций и объяснил, что более двух месяцев разносит литературу по
районам, а комитет не выполнил обещания купить ему калоши. «Обозлен-ность его на обман с калошами была так велика, что я, прежде всего, подарил ему именно новые калоши, - писал Спиридович. - И проваливал же он потом своих сотоварищей, проваливал с каким-то остервенением. Вот что наделали калоши»7.
Главную роль в «освещении» нелегальной деятельности различных партий и организаций охранка отводила своим секретным сотрудникам -агентам «внутреннего осведомления». Инструкция предписывала начальникам охранных отделений иметь агентов в каждой революционной группе, существующей в данной местности, причем нескольких в одной организации. Этим решалась и задача проверки достоверности сведений, поскольку агенты не знали о существовании друг друга. Полковник фон Антониус в сентябре 1913 г. информировал начальника Московского охранного отделения о социал-демократической организации Ярославля: «По вновь поступившим агентурным сведениям, добытая рабочим Андреем Звездовым через типографов табачной фабрики Вахрамеева «Феникс» масса оказалась непригодной для гектографа», массу будут готовить в домашних условиях с помощью рабочего свинцово-белильного завода Дунаевых A.A. Ярчукова. И самое важное: «Разработка приведенных сведений продолжается путем перекрестного внутреннего наблюдения»8.
Способы вербовки в секретные сотрудники были аналогичны способами приобретения внутренней агентуры в целом. Находились такие, кто становились агентами по собственной воле, предлагая свои услуги охранке. Мотивы в таких случаях были различны: от мести, материальных факторов до «идейных» причин. Исключением были изъявившие желание стать секретным сотрудником с целью тайной помощи революционным организациям. Заварзин свидетельствовал: «Предлагали свои услуги для секретной работы лица, в действительности подосланные обследуемым лагерем в розыскное учреждение для его дезорганизации, разведки и даже совершения убийств руководителей розыскным делом»9. Однако это не всегда можно было реализовать, так как органы политического сыска проверяли кандидатов на такую работу.
Так, начальник С.-Петербургского губернского жандармского управления в марте 1914 г. сообщал о сыне московского купца Б. Герцыке, «известном своей политической неблагонадежностью»: «Проживавший долгое время за границей, намерен предлагать розыскным учреждениям услуги в качестве секретного сотрудника, дабы таким путем в действительности оказывать содействие преступным организациям»10. Попытка Герцыка предложить свои услуги начальнику С.-Петербургского охранного отделения провалилась. Вероятно, жандармы получили сведения о подлинных намерениях Герцыка от секретного сотрудника или осведомителя заграничной агентуры.
Однако очень часто «недобросовестность» секретного сотрудника выяснялась после проведения операции. Так произошло с агентом «Афа-
насьевым». От начальника Самарского губернского жандармского управления полковника Боброва в мае 1907 г. были получены сведения о складе оружия. Центральное районное охранное отделение11 отреагировало немедленно, известив Департамент полиции: «Ввиду сообщения полковника Боброва о предстоящем выезде из Саратова, Сызрани и Самары многих революционеров в Кинешму для разборки склада оружия прошу полковника Боброва сопровождать едущих со сказанной целью лиц филерами, передавая их в Нижнем ротмистру Трещенкову... Командирую своих филеров в Кинешму. Ликвидировать будет полковник Мочалов (Начальник Костромского губернского жандармского управления. -М. Ч. )»12. В свою очередь подполковник Бобров доносил начальнику Московского охранного отделения о том, что в Кинешме находится и секретный сотрудник «Афанасьев», давший эти сведения13. Однако 15 июня Мочалов телеграфировал в Департамент полиции: «Склад оружия в районе Кинешмы в настоящее время не обнаружен. Приезда каких-либо лиц наружным наблюдением не установлено. Секретного сотрудника под псевдонимом «Афанасьев» в Кинешме не оказалось»14.28 июня в Костроме был арестован казанский мещанин П.П. Глузман, «сотрудничавший под псевдонимом “Афанасьев” по подозрению его в политическом шантаже»15. Чуть позже начальником Костромского жандармского управления было сообщено начальнику Московского охранного отделения, что сведения того же сотрудника о вынесении Московским областным комитетом (неведомой партии) смертного приговора управляющим фабрики Разореновых Грибкову и Устинову, являются вымышленными16.
Основанием для проверки полученных от агента сведений обычно служили: длительность и качество его работы на местное жандармское управление или охранное отделение, уровень его информированности (зависел от положения в организации), а также данные о его недобросовестности во время работы его в другом органе политического сыска. «Последнему обстоятельству, - отмечал Департамент полиции в депеше от 27 января 1914 г., -не все розыскные учреждения придают серьезное значение». «В сообщениях о политической неблагонадежности, - отмечалось далее, -часто указываются в качестве достоверных такие сведения, которые, будучи получены от недобросовестного сотрудника и являясь в действительности вымышленными, могут незаслуженно нанести серьезный и непоправимый вред служебному и общественному положению неблагонадежных»17.
«Особенно опасны секретные сотрудники, уличенные в недобросовестной службе по розыску. Знакомые с требованиями розыска, они начинали шантажировать и систематически лгать», - отмечал в своих воспоминаниях Заварзин18. Об агентах, утративших доверие, розыскные учреждения обменивались информацией19. В картотеке, составленной ОГПУ в 1949 г. по архивным документам Костромского губернского жандармского уп-
равления, из 99-ти секретных сотрудников органов политического сыска губернии не заслуживающими доверия числились 38 человек20.
Между розыскными учреждениями постоянно происходил обмен агентами, которые по каким-либо причинам не могли продолжать работу в конкретной местности. Например, в случае провала. Так, начальник Пензенского губернского жандармского управления обратился в январе 1908 г. с просьбой к ярославскому коллеге устроить секретного сотрудника «Петухова», выехавшего в Ярославль: «Он намеревается явиться к Вам с предложением услуг... Оказавший ценные услуги в Пензе, причем по его сведениям была успешно выяснена и ликвидирована группа партии, сотрудник «Петухов» ныне, вследствие своего пошатнувшегося положения в партии, вынужден оставить г. Пензу»21.
Начальник Костромского губернского жандармского управления просил усилить штат агентов наружного наблюдения путем взаимного обмена. Однако особо отмечал при этом: «Филеры из Ярославля все провалены, а потому благодаря близости и частоте сношений наблюдаемых Ярославль-Кострома, едва ли здесь будут полезны»22.
Полнота добываемой агентом информации зависела от степени доверия к нему со стороны «товарищей по партии». А доверие зависело от поведения самого агента. Начальник Тверского губернского жандармского управления генерал Шлихтинг писал: «Некоторые из агентов не вполне правильно сознают свои роли по секретному розыску. В некоторых случаях выказывают свое враждебное отношение лицам, сочувствующим революционным идеям». В результате такого поведения они «представляют из себя нечто вроде стражников и урядников». В общении с противоправительственным элементом сотрудники должны «показывать вид, хотя и молча, что они их не противники, в целях заручиться доверием»23.
На основе собеседования с секретным сотрудником жандармский офицер составлял агентурные записки. В целях конспирации агенты подписывали свои донесения псевдонимами, а в агентурных записках упоминались наряду с остальными революционерами в третьем лице. Однако далеко не всегда такой порядок соблюдался, и за этим ревностно следил Департамент полиции: «Имеются сведения об отсутствии самой примитивной конспирации в постановке внутренней агентуры, секретные сотрудники значатся действительными именами в бумагах, ходящих по рукам в канцеляриях. Они известны не только всем окружающим, но даже филерам, которым сотрудники указываются для облегчения наблюдения. Такая обстановка привела уже к провалам и нетерпима. Требую немедленного изъятия из дел, безусловно, всех следов со сведениями о действующих внутренних агентах и об их кличках». Начальникам охранных отделений и губернских жандармских управлений предписывалось держать такие документы у себя, «а при назначении наружного наблюдения не обнаруживать службу сотрудников. Конспиративная квартира не должна
быть известна никому, кроме вас и ближайшего помощника. Охраняться же она может при надобности только самыми избранными филерами»24.
Секретных сотрудников ценили и берегли, снабжая - при необходимости скрыться - паспортами, указывая безопасное место жительства. Об опасности пренебрежительного отношения к жизни сотрудников многократно прсду прсждали руководители учреждений политического розыска25. Спиридович отмечал, что у любого, даже самого преданного сотрудника, наступает переломный момент, когда у него возникает желание покаяться и искупить свою вину: «Здесь у сотрудника зарождалась мысль отомстить жандармскому офицеру за свое падение, хотя в большинстве случаев последний не был в том повинен. Этот момент неминуемо наступал у каждого сотрудника, исключая действительно идейных». Он рекомендовал не только поддержать сотрудника, вывести его из революционной среды, но и устроить вдали от политики. «Последствия же промедления в данном деле, - свидетельствовал он, - были тяжелы» Заподозренным в предательстве революционеры ставили условия искупить вину путем участия в терроре. Так стреляли в полковника Коттена, так были убиты полковник Карпов и подполковник Судейкин. «Работа по секретной агентуре, - подчеркивал Заварзин, - требует постоянной сосредоточенности, наблюдательности и особой предусмотрительности»26.
Помимо агентов внутреннего наблюдения в штате жандармских управлений и охранных отделений состояли агенты наружного наблюдения -филеры и надзиратели. Инструкция Департамента полиции 1907 г. определяла филерство как одно из средств негласного расследования посредством наблюдения за лицами, причастными к революционному движению. Указывалось, что штат внутренней и внешней агентуры должен работать взаимосвязано, хотя «филеры ни под каким условием не должны знать лиц, состоящих секретными сотрудниками, и - наоборот»27.
Работа внутренней агентуры не была бы такой эффективной без наружного наблюдения. И наоборот: последнее устанавливалось чаще всего именно по «указанию» секретного сотрудника. Важность бережного отношения к филерским кадрам всегда подчеркивалась в циркулярах Департамента полиции: «Провал филеров не только парализует разработку поступающих агентурных указаний, но ввиду тесной связи наружного наблюдения с агентурными сведениями, приводит к разоблачению личного состава внутренней агентуры, отнимая таким путем у розыскного учреждения средства для ведения политического розыска»28.
Для усиления состава агентов наружного наблюдения начальникам губернских жандармских управлений вменялось в обязанность выбирать лучших унтер-офицеров запаса не старше 30 лет29. Преимущество отдавалось лицам, окончившим военную службу в год поступления на филерскую. Филерами не могли быть лица польской и еврейской национальности. Подготовка их велась при тех охранных отделениях, где наиболее четко
была поставлена служба наружного наблюдения. Ярославское было одним из таких30.
Высокие требования предъявлялись и к личным качествам филера31. Он должен быть «благонадежным, трезвым, смелым, откровенным, но не болтуном, дисциплинированным, сознательно относящимся к делу, крепкого здоровья, с хорошим зрением, слухом и памятью, такой внешностью, которая давала бы ему возможность не выделяться из толпы». Так, в 1907 г. в Ярославском охранном отделении состояло на службе 6 вольнонаемных филеров из числа унтер-офицеров32. Тогда же в штате Костромского губернского жандармского управления было всего 3 агента наружного наблюдения33, в 1913 г. - 14 унтер-офицеров, 7 из которых были филерами34.
Успешное ведение слежки предполагало наличие у филера определенного минимума знаний: «что такое государственное преступление, что такое революционер, несостоятельность учений революционных партий, задачи филерского наблюдения». «Известны случаи, - отмечалось в инструкции Департамента полиции - когда наружные агенты являлись на революционные сходки и заседания, но, не умея говорить, а также, будучи совершенно незнакомы с программой партии, проваливались и даже платились жизнью»35. Желательным считалось привлечение к службе лиц «интеллигентных, с образованием и людей, основательно осведомленных как с программами политических партий, так и с особенностями деятельности отдельных членов их». Филеру указывалось, что «совокупность безусловно точных, передаваемых им сведений, ведет к успеху наблюдения, тогда как искажение истины в докладах и, в особенности, стремление скрыть неудачи в его работе наведут на ложный след и лишат филера возможности отличиться»36. Он должен знать не только все районы города, но и время работы предприятий, форменную одежду чиновников и учащихся37.
Инструкция 1907 г. предписывала ознакомить филеров со всей наблюдаемой группой. Это давало возможность не только «иметь понятие о важности того или иного лица в наблюдении» (увидев серьезного наблюдаемого без сопровождения, они могли оставить свой пост как «менее важный» и «взять его в наблюдение для передачи потерявшим филерам»), но и «скрыть себя от случайно проходящего одного из них». Филера не должны были знать в лицо, именно поэтому инструкция запрещала встречаться с наблюдаемым глазами, «ибо глаза были самыми запоминающимися»38. Особенно важно это было для небольших городов, где филеры становились быстро известны.
Большое внимание уделялось выбору места наблюдения, поведению и одежде филера. Было издано специальное «пособие» о применении грима39.
Наиболее «интересные для наблюдения лица» включались в сводку данных наружного наблюдения. На основе этих данных составлялась картограмма. Имея ее, заведующий секретной агентурой должен был ввести в круг знакомств наблюдаемых 1-2 сотрудников. Тем самым наружное
наблюдение превращалось во внутреннее. Показательна «Сводка результатов наблюдения в Ярославле по группе Северного комитета РСДРП с 1 декабря 1904 г. по 1 января 1908 г.». В поле зрения жандармов попало 205 человек. Путем слежки за «Резвой» (H.A. Дидрикиль) было выявлено 27 членов комитета, за «Пушкинской» (?) - 23 человека40. При этом агентурным путем было выявлено 14, взято под наблюдение после сходки - 4.
Руководители местных учреждений розыска, заинтересованные в эффективной работе филеров, высказывали свои идеи по совершенствованию наружного наблюдения. Начальник Ярославского губернского жандармского управления полагал, что наибольшую пользу может принести наблюдение, организованное в крупных городах, а «в незначительных губернских большей частью дает отрицательный результат» и влечет за собой провалы внутренней агентуры. Он отмечал нежелательность частой смены агентов, поскольку «новые должны ознакомиться с городом, на что должно быть потрачено немало времени»41. Не случайно во время упразднения Ярославского охранного отделения в 1913 г. решили «контингент филеров освежить, так как они сделались известными наблюдаемому элементу и с пользой для дела работать не могут»42.
И все же, несмотря на все принимаемые меры, провалы агентов наружного наблюдения были не редки. «Масса раненых, замученных и убитых филеров во время повседневной службы не останавливала их сослуживцев от продолжения работы с явной опасностью для жизни», -вспоминал Заварзин43. Департамент полиции анализировал причины неэффективной работы филеров, информируя о своих выводах местные органы сыска путем издания циркуляров и инструкций44. Они объяснялись, во-первых, недостатком средств для конспирации (например, подходящих костюмов для каждого отдельного случая и принадлежностей грима). Большинство филеров на собственные средства могли приобрести не более одного сезонного костюма, в котором и выходили ежедневно на службу, обращая на себя внимание не только революционеров, но и городских обывателей. Они становились заметными из-за неправильного выбора места наблюдения (например, улицы, где обычно никто не ходит), неадекватного обстановке или одежде поведения, пренебрежения (или незнания) правил конспирации.
К провалам вели незнание филерами программ политических партий и организаций, их уставов, а также неумение поддерживать разговор, беседу вследствие низкого образовательного уровня. Проникая на революционные сходки, они быстро выдавали себя.
Наконец, провалы часто становились результатом несогласованности действий охранного отделения и общей полиции: они часто не только не помогали друг другу в политическом сыске, но и умышленно вредили своему сопернику. Типичен, например, следующий факт: полиция прислала повестки для явки в суд ярославским филерам Кузнецову и Рачкову,
в которых были точно указаны место их службы и звание. Но если Кузнецов жил под своим именем (поэтому вручение ему такой повестки имело некоторое оправдание), то попытка вручить ее Рачкову, проживавшему по подложным документам, было грубой ошибкой. Хуже того: не обнаружив Рачкова на месте жительства в Ярославле, полиция обратилась за справками к родственникам (а по правилам, заведенным в охранном отделении, семья филера не должна была знать о его занятии). В результате, полиция «провалила» не только нелегальную квартиру филера, но и его самого45. При этом оба филера находились в отделении на хорошем счету, считались наиболее опытными.
Часто местная полиция «подводила» и агентов наружного наблюдения, присланных из столицы и губернских городов. Так, в марте 1910 г., в Ярославское охранное отделение пришла депеша, в которой описывался подобный случай. При командировке в один из уездных городов филеры, несмотря на предъявленные по первому же требованию местной полиции агентурные карточки, подверглись преследованию со стороны пристава. Последний, собрав своим криком толпу, потребовал объяснений, кто они и с какой целью прибыли. Позже местная полиция подняла шум в номере гостиницы, где жили приезжие филеры. В результате последние были вынуяедены покинуть город46.
В целях предотвращения подобных провалов Департамент полиции и Центральное районное охранное отделение указывали на нежелательность привлечения филеров в качестве свидетелей по делам, производившимся жандармским управлением. В инструкции, датированной 1916 г., уточнялось, что наблюдательные агенты могут быть допрошены в качестве свидетелей «не иначе, как в помещении того розыскного учреждения, где таковые агенты состоят на службе»47. Особо подчеркивали недопустимость занесения в протокол сведений о служебном положении и деятельности агентов, а также обстоятельств, касающихся способов наружного наблюдения48. В том же 1916 г. Департамент полиции отмечал в своем циркуляре: «При допросе наблюдательных агентов, безусловно, не допускать предъявления им со стороны лиц, производящих дознание, требований объяснения... возможных отношений их к внутренней агентуре, а равно и объяснений, касающихся их служебного положения». Допрос наблюдательных агентов мог производиться только в том случае, если обвинения строились исключительно на их показаниях. Надобность в нем отпадала, когда «сопровождаемое ими лицо разыскивалось по циркуляру Департамента полиции»49. Последний в циркулярах предписывал местным органам сыска проводить соответствующую работу с чинами общей полиции, так как нередко прибывшие на место агенты наружного наблюдения не имели при себе документов.
Значительную помощь в наружном наблюдении оказывала и вторая категория агентов - надзиратели (околоточные и вокзальные). Их обязан-
ности заключались в сборе сведений от гостиничной прислуги, горничных, дворников. Так наблюдением охватывались не только улицы города, но и вокзалы, гостиницы, жилые дома.
Департамент полиции отмечал в 1907 г., что благодаря умело поставленному наружному наблюдению, «порой без помощи внутренней агентуры», ему «оказалось по плечу раскрытие опаснейших предприятий революционных кружков, ликвидации тайных типографий. Такие плодотворные результаты получены в результате обучения и умственного развития филеров». Особенно большое внимание этому стало уделяться после 1907 г. Число агентов наружного наблюдения резко возросло. Во всей империи их насчитывалось около 70050. По свидетельству же Заварзина, в России было чуть более 1 ООО агентов наружного наблюдения, их число в губерниях колебалось от 6 до 40. В обеих столицах ежедневно на службу выходили от 50 до 100 агентов51.
Помимо штатных секретных агентов, охранка имела и внештатных сотрудников - осведомителей, «боковых» и вспомогательных агентов. Внештатными осведомителями являлись лица, «освещавшие» изнутри деятельность какой-либо партии и организации либо сообщавшие о настроениях рабочих и служащих по месту работы, службы или учебы доносителя. Некоторые осведомители давали сведения не систематически, за что получали разовое вознаграждение. - их называли «штучниками». Зубатов ценил их невысоко: «“Штучников” гоните прочь, это не работники, это -продажные шкуры»52. Но гнали их далеко не всегда.
Осведомителями становились как по собственной воле, так и по принуждению со стороны органов сыска. Секретные агенты, внедренные в революционную организацию или завербованные, извещали заведующего розыском о колеблющихся, не имевших твердой позиции ее членах. Таким чины охранного отделения предлагали осведомительством искупить свою вину. Осведомителями становились люди нетвердых политических убеждений, слабые психологически. Или, напротив, горячие сторонники существующего порядка: те, кто по каким-либо причинам желал «искупить вину» перед властью.
Если вербовка удавалась, то данная организация еще функционировала некоторое время, пока с помощью нового осведомителя уточнялся ее состав. Затем при ликвидации осведомитель либо покидал город под благовидным предлогом, либо ненадолго арестовывался вместе со всеми. Как «опытный сотрудник» организации он, как правило, становился членом инициативной группы по восстановлению прежних связей. Таким образом, изначально новая организация контролировалась охранкой. Осведомитель, работавший в революционной организации до ее ликвидации, чаще всего обращался к вновь созданной группе с просьбой перевести его в другую организацию. Осведомителя кооптировали в вышестоящий комитет (городского или губернского уровня). После ликвидации все
повторялось сначала (если, конечно, подпольщикам не удавалось разоблачить агента).
«Противоправительственные сообщества», таким образом, все более и более оказывались охваченными системой агентурного наблюдения. В отличие от штатных секретных сотрудников такой агент всегда имел постоянное место работы, и осведомление не являлось для него основным источником существования.
«Боковые» агенты не состояли в партийных организациях, но соприкасались с ними. Появление такого вида агентов вызывалось прежде всего трудностями проникновения в подпольную партийную организацию со стороны. Работать «боковой» агент мог значительно дольше, годами не вызывая подозрений. Чаще всего это были владельцы конспиративных квартир, закусочных, где собирались революционеры, а также посредники в отношениях между организациями.
Вспомогательные внештатные агенты либо жили преимущественно в сельской местности, либо служили в гостиницах и меблированных комнатах. Инструкция 1907 г. предусматривала «приобретение» таких агентов в городах и селах, в которых «в текущее время наиболее возможно ведение и восприятие политической пропаганды». «Секретных агентов надлежит подыскивать становым приставам лично или через особо доверенных лиц и способных чинов вверенной им полиции». Особое внимание обращалось на людей, «которым по их развитию, способностям, занятиям и положению имели возможность следить за жизнью и настроениями народных масс (чины почтового ведомства, фельдшеры)»53.
О лицах, желавших работать в качестве вспомогательных агентов, наводились справки в губернском жандармском управлении. Принятым на службу следовало «внушать быть строго правдивыми при передаче сведений, так как каждое сведение будет подвергнуто проверке». Агенту давалась кличка, которой он подписывал донесения и расписки в получении денег. Каждые два-три месяца, а также в особо важных случаях, он должен был иметь личное свидание с чинами полиции. Таким агентам не рекомендовалось определять постоянное жалование: «За сведения, которые при проверке окажутся основательными и полезными, им будет выдаваемо вознаграждение от 1 до 15 рублей»54.
Такие агенты «приобретались» из среды местных конторщиков, дворников, паспортистов, швейцаров и другой гостиничной прислуги. Связь с ними поддерживал, как правило, участковый надзиратель55. Особое внимание уделялось наблюдению за домами. Ярославское губернское жандармское управление требовало, чтобы количество вспомогательных агентов в уездах не превышало 10-ти56. Но в Романово-Борисоглебском уезде их было 42, в Мологском - 28. Число вспомогательных агентов постоянно росло. К 1912 г. при Ярославском губернском жандармском управлении их состояло уже 4957.
В 1917 году Новоторжский уезд Тверской губернии обслуживался 17 агентами, из которых трое давали сведения по городу и 12 по волостям. Не имели собственной агентуры 6 волостей из 18-ти. Два агента обслуживали Каменскую писчебумажную фабрику58. Общее руководство полицейскими чинами в уездах по «приобретению» ими вспомогательной агентуры принадлежала исправнику.
Однако доносительство частных лиц не приветствовалось. Департамент полиции предупреждал местные учреждения розыска о том, что в случае, если факты ничем, кроме доноса, не подтверждаются, требуется «проверять негласным путем основательность обвинения». К дознанию следовало приступать только при условии подтверждения первоначальных сведений негласной проверкой. С особенным вниманием следовало отнестись к изучению доносов на людей, «занимающих известное общественное или судебное положение». То же относилось к доносам рабочих на хозяев, подчиненных на начальников. Требовалось «всегда принимать меры к выяснению, не кроется ли причина доноса в личных отношениях заявителя к оговариваемому»59.
Таким образом, в последнее десятилетие существования русского самодержавия секретная агентура стала важнейшей составной частью системы тайного политического сыска в России. На основе ее информации изменялся механизм деятельности карательно-розыскного аппарата, система слежки, реорганизовывались его органы.
Примечания
1 Перегудова З.И. Политический сыск России (1880-1917 гг.). М., 2000. С. 196.
I Агафонов В.К. Заграничная охранка. Петроград, 1918. С. 187.
3 Заварзин П.П. Работа тайной полиции // «Охранка»: Воспоминания руководителей охранных отделений. Т. 1. М., 2004. С. 418.
4 Спиридович А.И. Записки жандарма. М., 1991. С. 193.
5 Агафонов В.К. Указ. соч. С. 196.
6 Спиридович А.И. Указ. соч. С. 193-194.
7 Там же. С. 194.
8 Государственный архив Ярославской области (ГАЯО). Ф. 912. Оп. 1. Д. 438.
Л. 80.
9 Заварзин П.П. Указ. соч. С. 419.
10 Государственный архив Тверской области (ГАТО). Ф. 920. Оп. 1. Д. 80. JI. 15.
II Районные охранные отделения (по Положению от 14 декабря 1906 г.) были учреждены в Петербурге (Северное - для 5-ти губерний), Москве (Центральное -для 12-ти губерний), Самаре (Поволжское - для 11-ти губерний) и т.д. Просуществовали до 1914 г.
12 ГА РФ. Ф. 280. Оп. 1. Д. 3051. Л. 58.
13 Там же. Л. 68.
14 Там же. Л. 75.
15 Там же. Л. 113.
16 Там же. Л. 159.
17 ГАТО. Ф. 927. Оп. 1. Д. 1849. Л. 3.
18 Заварзин П.П. Указ. соч. С. 419.
19 ГАТО. Ф. 927. Оп. 1. Д. 1849. Л. 11.
20 Центр документации новейшей истории Костромской области (ЦДНИКО). Ф. 3656. Оп. 3. Д. 21. Л. 2-119.
21 ГАЯО. Ф. 912. Оп. 1. Д. 90. Л. 25.
22 ГА РФ. Ф. 280. Оп. 1. Д. 3051. Л. 2.
23 ГАТО. Ф. 927. Оп. 1. Д. 2343. Л. 12-12об.
24 ГАЯО. Ф. 912. Оп. 1. Д. 3. Л. 64.
25 Спиридович А.И. Указ. соч. С. 195.
26 Заварзин П.П. Указ. соч. С. 419.
27 ГАЯО. Ф. 912. Оп. 1. Д. 63. Л. 7.
28 ГАЯО. Ф. 906. Оп. 4. Д. 1067. Л. 62.
29 ГАЯО. Ф. 912. Оп. 1. Д. 63. Л. 16.
30 ГАЯО. Ф. 912. Оп. 1. Д. 90. Л. 6.
31 ГАЯО. Ф. 912. Оп. 1. Д. 63. Л. 16.
32 ГАЯО. Ф. 906. Оп. 4. Д. 661. Л. 262-263.
33 ГАРФ. Ф. 280. Оп. 1. Д. 3051. Л. 2.
34 Государственный архив Костромской области (ГАКО). Ф. 749. Оп. 1. Д. 417.
Л. 21.
35 ГАЯО. Ф. 906. Оп. 4. Д. 661. Л. 37.
36 ГАЯО. Ф. 912. Оп. 1. Д. 63. Л. 16.
37 Там же. Л. 16об.
38 Там же. Л. 18.
39 Климов. Курсовые записки о применении грима в сыскном деле. Кельцы, б.г.
40 ГАЯО. Ф. 912. Оп. 1. Д. 78. Л. 7-19.
41 ГАЯО. Ф. 906. Оп. 4. Д. 661. Л. 136.
42 ГАЯО. Ф. 912. Оп. 1. Д. 463. Л. 38.
43 Заварзин П.П. Указ. соч. С. 430.
44 ГАЯО. Ф. 906. Оп. 4. Д. 100. Л. 136-137.
45 ГАЯО. Ф. 912. Оп. 1. Д. 201. Л. 3.
46 ГАЯО. Ф. 912. Оп. 1. Д. 295. Л. 4.
47 ГАЯО. Ф. 906. Оп. 4. Д. 1067. Л. 62.
48 ГАЯО. Ф. 912. Оп. 1. Д. 63. Л. 32.
49 ГАЯО. Ф. 906. Оп. 4. Д. 1067. Л. 62об..
50 Кознов А.П. Борьба большевиков с подрывными акциями царской охранки 1910-1914 гг. // Вопросы истории КПСС. 1988. № 9. С. 97.
51 Заварзин П.П. Указ. соч. С. 431.
52 Спиридович А.И. Указ. соч. С. 50.
53 ГАЯО. Ф. 912. Оп. 1. Д. 297. Л. 38.
54 Там же. Л. 38об.
55 Там же. Л. 20.
56 Там же. Л. 68.
57 ГАЯО. Ф. 906. Оп. 5. Д. 7. Л. 20-22 об.
58 ГАТО. Ф. Р-1318. Оп. 1. Д. 1. Л. 209, 210.
59 Там же.
