CC BY
76
волюцию уже туда, куда не надо - к своим заливным спонсорам, прежде всего в ту же Саудовскую Аравию.
Наконец, каждая из сторон надеется, что ограниченный египетско-израильский конфликт усилит позиции аффилированных с ней египетских политических сил. Так, в Катаре уверены, что успешная денонсация Кэмп-Дэвида серьезно укрепит авторитет Мурси и «Ихвана» в арабском мире (как политическая победа в Суэцком кризисе в свое время сделала Насера общеарабским лидером). Поскольку духовный лидер «Братьев» шейх Юсуф Кар-дауи находится в Дохе и издает фетвы в полном соответствии с линией катарского МИДа, не исключено, что внешняя политика Мурси также будет соответствовать этому курсу. В свою очередь, Саудовская Аравия надеется, что конфликт с Израилем приведет к радикализации египетского политического поля и укреплению аффилированных с Эр-Риядом салафитов.
В этой ситуации аналитики опасаются, что без американской уздечки Египет уже в ближайшее время может ввергнуть Ближний Восток в большую войну. И это наиболее вероятный итог египетского эксперимента.
«Россия в глобальной политике», М., 2012 г., т. 10, № 4, с. 154-167.
Г. Косач,
востоковед
САУДОВСКАЯ АРАВИЯ: ВЛАСТЬ, УЛЕМЫ И АНТИСИСТЕМНАЯ ОППОЗИЦИЯ (БОГОСЛОВСКО-ПОЛИТИЧЕСКИЙ ОТВЕТ ПРОТИВНИКАМ РЕЖИМА)
Саудовская Аравия - «арабское мусульманское государство». Определение, предложенное появившимся в конце 90-х годов ее конституционным актом - Основным законом правления (знаменовавшим начало инициировавшегося политическим истеблишментом «этапа реформ»), фиксировало традицию легитимации саудовской власти - она опирается на «конституцию» - «Книгу Всевышнего Господа и Сунну Его Пророка». Эта власть «законна», основа ее существования «шариат». В силу этого обстоятельства она обязана действовать, реализуя принципы «справедливости, совещательности и равенства». Прямым долгом государства являются «защита исламского вероучения», «содействие дозво-
ленному и отвращение от отрицаемого (аль-амр би аль-мааруф ва ан-нахи ан аль-мункар)» и «распространение призыва к Господу».
События 1979 г., когда захватившие Главную мечеть в Мекке противники власти, отказываясь от лояльности правителю, обвиняли его в том, что он далек от подлинного ислама, стали первым открытым вызовом определяемому шариатом «законному» образу власти. В 80-90-е годы, отражая этот вызов, саудовская власть поощряла становление апеллирующего к религиозной догме движения, развивавшегося в среде молодежи, сконцентрированного вокруг идеи джихада, взывавшего к ценностям господствующей в стране ханбалитской правовой школы и выраставшего в ее лоне «возрожденчества - ас-сахва», инициировавшегося корпусом улемов. Власть полагала, что полем практического воплощения возрождающихся ханбалитских ценностей (джихада в первую очередь) будет внешний мир - Афганистан, Босния и Герцеговина, Косово, Чечня или Кашмир. Но в 2000-е годы джихад был перенесен на территорию Саудовской Аравии, а его участники открыто обвинили власть в отходе от истинного исламского вероучения. В то время диагноз саудовской службы безопасности был неутешителен - «терроризм самовоспроизводится на территории королевства», он «обращен не только против Запада, но и правительств стран мусульманского мира». Саудовская Аравия не стала в этом отношении исключением.
Ответ саудовского политического истеблишмента на брошенный вызов зависел от обстоятельств места и времени. В течение последних десятилетий ушедшего века власть последовательно «регенерировала» исламские ценности, становившиеся инструментом восстановления «общенационального единства». Советское военное присутствие в «мусульманском Афганистане» (в дальнейшем же «сербская агрессия» против «мусульман Боснии и Косово», «российская» в «исламской» Чечне или «индийская» в «мусульманском» Кашмире) становилось поводом для ускорения этого процесса. Помощь (в самых многообразных ее аспектах) «мусульманским народам и меньшинствам» могла, как это представлялось в ту эпоху, не только консолидировать саудовский социум, но и нацелить контрэлитарные настроения и практику действия в нужном для «правящего класса» направлении. Оппозиционность выносилась за пределы государства, обретая «конструктивный» характер. События 11 сентября 2001 г. доказали паллиативность этого курса, а первые террористические акции в Эр-Рияде в марте 2003 г. (в дальнейшем и в других городах)
поставили вопрос в принципиально иной плоскости. Ранее поощрявшийся джихад превратился в «гадину террора», которую следовало «раздавить», а его участники, в недавнем прошлом «герои», трансформировались в «заблудшую секту».
Залогом победы над ними провозглашалась сила: «Эти люди порождены дьяволом, - говорил в начале мая 2004 г. наследный принц Абдалла бен Абдель Азиз, - и орудие дьявольского действия. ...Мы железной рукой выкорчуем тех, кто продает душу сатане, кто словом и делом подрывает нашу безопасность». К религиозным деятелям он предъявлял особые требования: «Вы - люди [религиозной] науки (ахль аль-ильм), и на вас лежит личная ответственность за поведение наших сыновей. Вы должны заставить их понять, в чем заключается долг перед верой и родиной. Порукой тому станет ваша безопасность, ваше благосостояние, ваша честь и ваша возможность служить Королевству Саудовская Аравия, той матери, которая вскормила вас». Далее он продолжал: «Вы должны говорить молодежи только о том, что служит интересам веры и родины. ... Ваш долг - следовать примеру сотрудников государственной безопасности, которые воюют за нашу веру и нашу родину». Завершая свое выступление, будущий король жестко замечал: «Молчащие о преступных деяниях отщепенцев становятся их соучастниками». Следуя этим требованиям, верховный муфтий королевства, глава Совета высших улемов, шейх Абдель Азиз Аль Аш-Шейх вручал власти индульгенцию на использование силы: «Пусть наше мудрое руководство освободит нас от зла и заблуждения».
Только в июле 2011 г. власть заявила о своем «успехе» (в достижении которого ведущую роль сыграл министр внутренних дел и нынешний наследный принц Наеф бен Абдель Азиз) в противостоянии «гадине террора (афа аль-ирхаб) и созданному ею механизму разрушительного заблуждения». Делая это заявление, король Абдалла бен Абдель Азиз считал важным подчеркнуть не только значение силы, но и ту роль, которую сыграли законоучители, руководствующиеся «определяемой шариатом умеренностью (васатыйя ва иатидаль) ислама», - сила, с одной стороны, и позиция улемов - с другой, «позволили демонтировать ячейки заблудшей секты и разоблачить противоестественность ее идейных концепций». В его постановке вопроса сила как инструмент противостояния антисистемному подполью вписывалась в более широкий круг мер, которые, в свою очередь, определялись шариатской традицией «содействия дозволенному и отвращения от
отрицаемого». Если сторонники «заблудшей секты» выступали с позиций «излишества (аль-галу)» и «крайности (ат-татарруф)», то власть стремилась представить стране и миру «умеренность мусульманской веры» и требовала от улемов, действующих на поприще «призыва к Господу», «опровергать распространяемые врагами искажения и фальсификации (ат-ташвиш ва ат-тазйиф)» мусульманского вероучения. Религиозный истеблишмент вновь солидаризировался с властью. Выступая в конце ноября 2011 г. с пятничной проповедью, шейх Абдель Азиз Аль Аш-Шейх призывал к «полной ликвидации зла с тем, чтобы умма жила в атмосфере безопасности и стабильности», а «заблудшая секта, отошедшая от правильного пути, возлюбившая кровопролитие и сеющая анархию, навечно почувствовала бы себя ненужной идущей по пути совершенства умме».
Конструкция саудовской политической системы, вытекающая из «союза - аль-бейа» между правящим семейством Аль Сауд и несущим элементом корпуса законоучителей - семейством потомков Мухаммеда ибн Абдель Ваххаба Аль Аш-Шейх, распределяла обязанности обеих сторон. Если власть опиралась на силу, уничтожая антисистемное подполье, то официальные улемы претворяли в жизнь принцип «отвращения от отрицаемого», опровергая «излишество и крайности» оппонентов режима и пропагандируя «умеренность мусульманского вероучения». Частью этого процесса выступала и «реабилитация (аль-мунасаха)» сторонников «заблудшей секты». Обращение к силе сопровождала разработка богословского ответа на предлагавшуюся антисистемной оппозицией аргументацию, доказывавшую отход власти от «истинного ислама» и, как следствие этого, «противоречащий шариату» характер проводимого ею политического курса, что требовало (как эта оппозиция считала) исключить «правителей из общины верующих». Возвращение обществу тех, кто однажды стал приверженцем «заблуждения», выглядело в этом контексте деталью. Требование же дать богословский ответ на аргументацию противников власти означало, что власть ведет непримиримую борьбу со своими антагонистами за влияние на саудовский социум.
Вне зависимости от утверждений власти, риторика которой провозглашала, что национальный социум состоит из «облагодетельствованного Богом большинства» - тех, кто ведом Господом «по дороге прямой», и находящегося «под гневом» Всевышнего «абсолютного меньшинства», она не могла не исходить из понимания непрочности и временности положения, когда это «боль-
шинство» все еще отличает «богобоязненность, отсутствие сомнений, терпеливость, благоговение, искренность и преданность». Утверждая же, что «меньшинство совершило поступки, недопустимые для мусульманина», что «оно отвернулось от ислама», что «Господь не принимает отвернувшихся от его писания и веры», власть должна была предложить остававшемуся лояльным «большинству» убедительное обоснование верности своих действий. Лишь при условии сохранения лояльности общества, как об этом говорил государственный сановник, «Господь поможет одержать верх» над теми, кто «пренебрег Божественными знамениями». Ре-интерпретация религиозной традиции выглядела как неизбежность, а богословский ответ на заявления последователей «заблудшей секты» (и переходивших на ее сторону законоучителей) обретал оттенок политического документа.
В конце 2010 г. усилиями Министерства исламских дел, вакфов, призыва и наставления (визара аш-шуун аль-ислямийя ва аль-аукаф ва ад-давва ва аль-иршад) в Эр-Рияде был издан первый саудовский труд, обобщавший деятельность местных законоучителей на поприще «опровержения» аргументации сторонников антисистемной оппозиции. Он назывался «Увещевающий (Ан-Назир)» и был написан «советником Министерства исламских дел, генеральным директором отдела научного (термин аль-ильм обозначал «религиозные науки») и идейного просвещения (ат-тауийя), членом реабилитационных комиссий», богословом Маджидом бен Мухаммедом Аль-Мирсалем. Отталкиваясь от мнения оппонентов власти и превращая их аргументы в вопросы, по которым вопрошаемый обществом законоучитель предлагал основанные на «подлинном» знании вероучения ответы, автор «Увещевающего» строил свой труд как сборник фетв. Эти богословские суждения (концентрировавшие точку зрения высшего эшелона корпуса улемов) были дозволены властью, так как их цель состояла в том, чтобы «защитить религию и отечество», в полной мере отвечая появившемуся в августе 2010 г. указу короля об ограничении источника фетв членами Совета высших улемов и руководства Министерства исламских дел.
Власть дозволяла включить в этот сборник и оценку собственных деяний в период, предшествовавший началу открытых действий своих противников на саудовской территории. Эта оценка была далека от презумпции собственной невиновности в том, что «заблудшая секта» стала для общества частью повседневности. М.М. Аль-Мирсаль утверждал: «Правительства совершают боль-
шие и малые ошибки, они не свободны от больших и малых грехов». Развивая эту мысль, он приходил к выводу о том, что важнейшей предпосылкой «совершения этих ошибок» выступают порой и действия власти, определяемые стремлением достичь немедленного решения возникающих в стране проблем». Ошибкой было «поощрение действий в Афганистане (во время присутствия там советских войск. - Г.К.), создание условий для поддержки этих действий, замалчивание ошибок того джихада, включая неясность его целей и задач, которые отнюдь не были исключительно религиозными, но вписывались в контекст ситуации, которая тогда называлась "холодной войной", развивавшейся между двумя полюсами мира - Америкой и Советским Союзом».
«Ошибкой» было поддержание длительных саудовских контактов с движением «Талибан» в эпоху его господства в Афганистане: «Присутствие «Аль-Каиды» бен Ладена в их государстве, как и заключение соглашений с этой организацией о ее защите, не было принято во внимание мусульманскими правительствами». После 11 сентября 2001 г. (но на самом деле значительно раньше, в августе 1998 г. - «когда произошли взрывы в Кении и Танзании») отсутствие этого «внимания» приобрело характер «греха» в силу того, что базировавшиеся на афганской территории сторонники «Аль-Каиды» «совершили преступные взрывы за пределами Афганистана», там, «где не позволен джихад», что и предопределило устремленность «международной коалиции» (в которую, «искупая этот грех», вступила и Саудовская Аравия) «к разрушению государства, созданного движением "Талибан"».
Автор «Увещевающего» был далек от того, чтобы приводить полный список «ошибок и грехов» правителей своей страны (или, как он подчеркивал, «мусульманских правительств»), которые, в конечном итоге, привели к возникновению в Саудовской Аравии мощной и влиятельной (благодаря поддержке части корпуса законоучителей) антисистемной оппозиции. Это естественно и понятно -его богословский трактат появился как оправдание (или, по крайней мере, как объяснение) политического курса власти, заранее исключающее сколько-нибудь жесткую критику в ее адрес.
Выдвигавшиеся же М.М. Аль-Мирсалем аргументы, защищающие власть, порой выглядели едва ли не упрощенными: «Правительства - это институты, в которых трудятся сотни людей, которые не могут не совершать более или менее явные ошибки. Да и нельзя предположить, - продолжал он, - что каждый из этих людей трудится, опираясь на присущее им благонравие. А что проис-
ходит, если в ком-то из них это благонравие отсутствует? Кроме того, эти правительства отличаются друг от друга по степени понимания работающими в них людьми задачи установления справедливости и подлинно шариатского правления».
Впрочем, видимая упрощенность этих слов обманчива. Автор «Увещевающего» стремился доказать, что мусульманский правитель не может не быть устремленным к «совершенству (са-лях)», позволяющему ему претендовать на «реформирование (ислях)» его страны так, как это «отвечает словам Пророков» и «словам великих имамов». Если саудовская власть, несмотря на совершенные ею в прошлом «ошибки», не отрицает важности «совершенства», то она и осуществляет «реформы» в интересах «единства верующих». В то же время ее противники, противореча шариатским нормам (что означает лишь отсутствие в них стремления к «совершенству»), ведут «борьбу за то, чтобы прийти к власти, не гнушаясь прибегать к насилию и угнетению, как и к фальсификации смысла Книги Господа, Сунны Его Пророка и суждений великих имамов».
Речь шла о «заблуждениях (аш-шубхат)», определяемых автором «Увещевающего» в качестве «сомнительных суждений», которые воспринимаются как «подобие правды, поскольку они опираются на доказательства, в роли которых выступают тексты и фетвы, вырванные из сопровождающей их реальности, что и позволяет людям считать эти заблуждения истиной». Разумеется, эти «заблуждения» многочисленны, но в их едва ли не бесконечном списке (длительность которого определяется, в том числе, разнообразием не только правовых школ, но и действующих на основе этих школ богословов) М.М. Аль-Мирсаль выбирает главное -вопросы, относящиеся к общественной роли правителя (вали аль-амр), джихаду, отношению к немусульманам (аль-куффар) и отлучению верующих (ат-такфир). Он отвечает на аргументацию противников власти, апеллирующих к недопустимости подчинения «нечестивым» правителям, заслуживающим «отлучения» от «общины верующих», как и к джихаду в его качестве единственного средства противостояния «агрессии иудеев и крестоносцев (аль-яхуд ва ас-салибийин)», поддерживаемой все теми же «вернувшимися к доисламскому времени (аль-джахилийя)» правителями. Его ответы соответствовали ожиданиям власти.
Проблема общественной роли правителя неизбежно связана с оценкой его действий в сфере проводимой им внутренней и внешней политики. Возникающий в этой связи вопрос прост: кто
может дать наиболее квалифицированную оценку этих действий? По мнению автора «Увещевающего», единственной инстанцией, способной оценить их беспристрастно и всесторонне, могут быть только улемы: «Задача улемов состоит в том, чтобы учить людей, как простолюдинов, так и элиту (амма ва хасса), добру и, в первую очередь, единобожию (таухид Алла Тааля), предупредить их о совершаемом ими зле, призывать их к благонравию и следованию Пророкам». Если улемы - «наследники Пророков и Посланников (Ар-Русуль ва Аль-Анбийя)», то они «не могут не быть теми, кто призывает идти по верному пути». Они далеки от того, чтобы «совершать вооруженные революции, самоубийственные террористические акции, пробуждать смуты и волнения, сеять ужас в душах людей, тайно планировать перевороты, дестабилизировать ситуацию и сеять анархию». Их роль - «содействовать правителям в проводимых ими реформах, как и следить за тем, чтобы правители не отклонялись от дозволенного».
М. М. Аль-Мирсаль следовал уже сложившейся норме, - его позиция предопределена аль-бейъа, что заранее исключало из процесса оценки правителя как нелояльных власти законоучителей (в первую очередь, примкнувших к «заблудшей секте»), так и выступающих с собственными фетвами тех или иных представителей антитеррористического подполья. Однако, существенно ограничивая круг тех, кто может высказать собственное суждение по этому вопросу, автор «Увещевающего» одновременно выносил за скобки полномочий официального корпуса улемов оценку тех действий правителя, которые в рамках однажды заключенного властью «союза» с ними должны рассматриваться как сфера поступков, определяемых исключительно волей власти. Это прежде всего внешняя политика мусульманского государства. Вместе с тем, поскольку эта сфера в большей мере, чем какие-либо иные, вызывает возражения противников власти, порождая оценочные суждения, «в полной мере относимые к разряду заблуждений», постольку в труде М.М. Аль-Мирсаля им уделяется большее внимание.
Речь идет, в частности, о том, что «мусульманское государство не может быть членом международных организаций», как и о том, что оно «не может развивать отношения с государствами многобожников» - немусульманскими членами международного сообщества. Впрочем, в контексте этого труда оба эти «ошибочные утверждения» поставлены в той их форме, которая обычно используется последователями антисистемного подполья: «Совре-
менные международные организации, подобные Организации Объединенных Наций или Совету Безопасности, тираничны и основаны на многобожии (тагутийя ва кафира), поскольку они действуют на основе безбожных законов и уставов. Тем не менее некоторые мусульманские государства (среди них и Королевство Саудовская Аравия) гордятся тем, что они были в числе государств - основателей этих структур, признавая, что вступили в них осознанно и по собственному выбору, а вовсе не на основе принуждения».
В отношении же развития межгосударственных связей с немусульманскими странами идеологи антисистемного подполья утверждали: «Поскольку современные мусульманские государства склонились к многобожию (кафарат), постольку они стали развивать отношения с немусульманскими странами, направляя туда поздравления по поводу их праздников, принимая делегации из этих стран, хотя в этих странах преследуют борцов за веру (аль-муджахидун), бросают их в тюрьмы и лагеря». Оба этих «заблуждения» опирались, в частности, на один из известных кораниче-ских текстов: «Не берите иудеев и христиан друзьями: они друзья один другому. А если кто из вас берет их себе в друзья, тот и сам из них. Поистине, Аллах не ведет людей неправедных!»
Ссылка противников власти на Коран обязывала автора «Увещевающего» находить контраргументы не только в Сунне Пророка (когда он вспоминал, в частности, об основанных на договорах отношениях Мухаммеда с немусульманами, что создавало предпосылку для проведения параллели между его действиями в качестве главы мусульманской общины и «безупречной» внешней политикой саудовских правителей), но и в первоисточнике мусульманской веры. Эти контраргументы черпались им, в том числе, из суры «Покаяние»: «Обрадуй же тех, которые не уверовали, мучительным наказанием, кроме тех многобожников, с которыми вы заключили союз, а потом они ни в чем пред вами его не нарушали и никому не помогали против вас! Завершите же договор с ними до их срока: ведь Аллах любит богобоязненных!» Впрочем, этот коранический текст, с помощью которого М.М. Аль-Мирсаль опровергал «заблуждения» противников власти, не был единственным (что в равной мере относилось и к сторонникам «заблудшей секты», опиравшимся не только на тот айят, который приводил, резюмируя их позицию, автор «Увещевающего»). Он обращался, в том числе, и к айятам сур «Добыча» и «Семейство Имрана»: «Поистине, те, которые уверовали и выселились и боро-
лись своим имуществом и душами на пути Аллаха, и те, которые дали убежище и помогли, - эти близки друг другу»; «Да! Кто верно выполнил свой договор и был богобоязнен. ... Поистине, Аллах любит богобоязненных!» Адресовался к авторитету Ибн Таймийи: «Было прояснено, - как писал "классик" ханбалитской правовой школы, - что верность в договорах [происходит] от богобоязненности, угодной Господу».
Были важны и иные доводы автора «Увещевающего» - мусульманские правители и после смерти Пророка заключали договоры с немусульманами, как в эпоху «праведных халифов», так и значительно позже (достигнутое, например, в Акке соглашение между Салахом Ад-Дином и крестоносцами). Обращаясь к многочисленным тафсирам (Аль-Бухари, Муслим, Аль-Куртуби), цитируя наиболее известных теологов (принадлежащих не только к ханбалитской юридической доктрине, но и к иным мазхабам суннизма - в том числе, трудам Аш-Шафии, Малика ибн Анаса и Абу Ханифы), М.М. Аль-Мирсаль приходил к оправданному для него выводу: «В современную эпоху международные организации играют важную роль в деле укрепления положения их членов, придавая им международную законность и избавляя слабые государства от возможности стать добычей сильных государств. ... Королевство Саудовская Аравия, став активным членом международного сообщества, примкнуло ко многим соглашениям и договорам. Однако при этом оно отказалось принять те положения, которые противоречат принципам шариата, что определяется Основным законом правления и преданностью Королевства нормам шариата. ... В свою очередь вступление Королевства в различные международные организации определялось тем, что их документы провозглашают принципы мира, справедливости и отказа от агрессии, что ни в коей мере не противоречит исламскому шариату».
Называя основные международные соглашения, участницей которых стала Саудовская Аравия (Всеобщая декларация прав человека, Международная конвенция о ликвидации всех форм расовой дискриминации, Конвенция о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин), автор «Увещевающего» перечислял те их положения, которые не были ратифицированы саудовской стороной как «противоречащие мусульманскому праву». Иными словами, присоединяясь к этим договорам, Саудовская Аравия оставалась «мусульманским государством». Этот статус сохранялся ею и в тех случаях, когда она заключала
двусторонние соглашения с немусульманскими государствами. Слова М.М. Аль-Мирсаля оправдывали ситуацию, которую дискурс власти определял, как об этом говорил заместитель министра иностранных дел и сын короля Абдаллы, «страна последовательно идет по пути развития и обновления, оставаясь верной своим исламским и арабским традициям». В свою очередь, эти традиции -«важнейший фактор эволюции саудовского общества и удовлетворения устремлений граждан, которые, как и их руководство, устремлены к модернизации и открытости, но в то же время заинтересованы в сохранении идентичности социума, его культуры и базовых основ его существования».
Страна оставалась «мусульманским государством», а ее правитель - «мусульманским государем» и тогда, когда он (или иные высшие сановники государства, как и его граждане) получал награды немусульманских государств, содержавших изображения креста, или посещал Ватикан. Крест, как подчеркивал М.М. Аль-Мирсаль, - «сам по себе ничего не означающее определенной формы изделие, на котором, по утверждению христиан, был распят Христос (Аль-Масих), что и стало затем поводом для его превращения в символ верящих в распятие Христа». Но, продолжал он далее, поскольку «распятие Христа опровергается Благородным Кораном: "А они не убили его и не распяли", постольку опровергается и вера в распятие Христа как элемент, связанный с многобожием». Это означает лишь, что «мусульмане могут пользоваться произведенными христианами вещами, на которых присутствует изображение креста, поскольку крест не имеет для мусульманина никакого смыслового значения».
В свою очередь, и посещение Ватикана - «центра католической Церкви (как и посещение храмов различных христианских конфессий) не рассматривается законоучителями (хотя между ними и существуют расхождения) как многобожие». Напротив, точка зрения Высшего совета улемов, подчеркивал автор «Увещевающего», высказанная в опубликованной им фетве, гласила: «Если твое посещение церкви вызвано лишь стремлением проявить терпимость и толерантность, то оно недопустимо. Если же ты посещаешь церковь ради того, чтобы призвать их (христиан. - Г.К.) к исповеданию ислама, чтобы расширить число его сторонников, как и ради того, чтобы не принимать участия в их церемониях, или же в случае, если ты не опасаешься подвергнуться влиянию их верований, обычаев и нравов, то это посещение допустимо». В этом контексте (когда мнение членов одного из столпов саудовского
религиозного истеблишмента выглядело равноценным позиции теологов прошлого) состоявшаяся в начале ноября 2007 г. в Ватикане встреча короля Абдаллы бен Абдель Азиза с папой Бенедиктом XVI (как и предшествовавшая ей в 1999 г. встреча принца Аб-даллы, в то время наследника престола, и папы Иоанна-Павла II), когда король говорил о «шариатской справедливости и милосердии», становилась «дозволенной», поскольку она знакомила «мно-гобожников» с «подлинным» исламом, расширяя число его почитателей, превращая утверждение антисистемной оппозиции о невозможности сохранения лояльности правителю, поддерживающему отношения с «многобожниками», в не выдерживающее критики «заблуждение».
Вопрос о джихаде, вне сомнения, один из принципиальнейших для современной мусульманской мысли. Являются ли вооруженные действия ради отражения внешней агрессии «обязанностью» мусульманина в современную эпоху? Предлагая точку зрения противников саудовской власти, М.М. Аль-Мирсаль резюмировал ее: «Законоучители согласны в том, что джихад - обязанность каждого мусульманина (фард айн) в случае, если противник напал на страну мусульман (биляд аль-муслимин) или захватил эту страну. Много веков назад была захвачена Андалузия и другие мусульманские территории, ныне же противник угнетает мусульман Палестины, Чечни, Афганистана, Ирака и других территорий, что означает, что джихад вновь стал обязанностью каждого мусульманина».
Фетва М.М. Аль-Мирсаля, направленная на то, чтобы разоблачить это «заблуждение», отталкивалась в первую очередь от утверждения об иллюзорности существования «страны мусульман», - исходя из новой интерпретации мнения М. ибн Абдель Ваххаба: «Люди в течение долгого времени ... не могут обрести единого имама», он утверждал не только «существование различий между странами мусульман (бульдан аль-муслимин)», как и «многообразие существующих в этих странах политических устройств», но и считал немыслимым в сегодняшних условиях говорить о том, что «было захвачено много веков тому назад». Если же «страны мусульман» различны, то проблема джихада в современном мире должна быть коренным образом пересмотрена. Однако, что есть джихад?
Вооруженные действия мусульманского государства против «государства многобожников» могут определяться «законной причиной - расширением горизонта призыва к Господу, с тем чтобы
слово Господа было превыше всего». Иными словами, эта форма джихада не «битва за то, чтобы обрести власть над богатствами других, как это происходило в колониальную эпоху», как и «не битва за то, чтобы заставить людей переменить веру, поскольку Всевышний Господь сказал: "Нет принуждения в религии"». Однако в условиях сегодняшнего дня, когда «мир стал открытым, а средства связи и информации достигли своего нынешнего уровня, мусульмане могут донести свой призыв до других, не прибегая к битвам и сражениям».
Иная форма джихада имеет непосредственное отношение к враждебным действиям «противника против мусульманского государства, когда необходимо отразить совершаемую агрессию». Вместе с тем этот джихад «становится обязанностью только для жителей соответствующего государства, а не всей совокупности мусульманских государств, прежде всего в силу различий между этими государствами». Однако существует и третья форма джихада - «джихад помощи (джихад ан-насра)», определяемая тем, что подвергшееся нападению противника мусульманское государство «обращается с просьбой о помощи к другим мусульманским государствам». Однако и в этой ситуации могут возникать существенные ограничения: «Разумеется, - отмечал М.М. Аль-Мирсаль, -мусульманские государства должны оказывать эту помощь, но основываясь, однако, на словах Всевышнего: "А если они попросят у вас помощи в религии, то на вас лежит помощь, если только не против того народа, между которым и вами есть договор"». Это означало лишь, что для оказания такой помощи необходимо, чтобы «оккупированная страна обратилась с соответствующей просьбой», чтобы эта помощь была «направлена на защиту веры единобожия, а не многобожия», как и чтобы оказание помощи «не нарушало соглашений с той или иной стороной конфликта». Наконец, как считал автор «Увещевающего», помощь должна быть связана со способностью государства ее предоставить: «Как говорил Всевышний: "Бойтесь Аллаха по мере своих возможностей"».
Проблема джихада состояла, однако, и в том, в какой мере его ведение является правомочным в современном мире. Точка зрения противников саудовской власти, как ее цитировал автор «Увещевающего», заключалась в том, что тексты Священного Писания «доказывают, что джихад представляет собой единственное решение проблем уммы, связанных с унижением и господством противников». Поскольку умма «уже обращалась к ведению переговоров, к заключению мира, поскольку она веками молчала и
подчинялась, что только усиливало ее унижение, как и гнет со стороны ее врагов, постольку следует последовать словам Пророка: "Если вы оставили джихад, то Аллах обрушит на вас унижение, от которого вы не избавитесь до тех пор, пока не вернетесь к вашей религии"».
Опровергая это «заблуждение» в своей очередной фетве, официальный саудовский богослов отмечал: «Джихад - в широком смысле - усилия, направленные на то, чтобы осуществить то, что угодно Всевышнему Господу. Это - все благонравные поступки, что означает, что джихад является основой решения вопросов, связанных с реформами в жизни наций и людей. Если человек утверждает, что джихад это только сражение, то сражение - отнюдь не единственный путь к решению проблем уммы. Исламская умма имеет немало нерешенных проблем - невежество, отклонение от веры, распространение предрассудков, религиозная и светская отсталость (ат-тахаллюф ад-диний ва ад-дуньявий), бедность, анархия, коррупция, конфликты. Эти проблемы можно решить, лишь опираясь на науку (аль-ильм), на возвращение к единобожию, к следованию Сунне, к распространению истинного сознания, на основе всестороннего хозяйственного роста, антикоррупционных мер, создания конкурентной среды в сфере исследований, индустриализации, на базе преданности властителям. Посылая болезнь, - добавлял он, - Господь посылает и лекарство от нее».
М. М. Аль-Мирсаль пытался воскресить подлинное понимание значения джихада, обязательность используемого им религиозного дискурса - данность, в которую естественно включались и многообразные аспекты общественно-экономического развития. Важно, вместе с тем, и другое его суждение: «Вооруженное сражение - последний выбор и последний рецепт лечения». Напротив, «утверждение же, связанное с тем, - подчеркивал он, - что мир и соглашения с немусульманскими странами лишь усиливают унижение мусульман, - заблуждение, опровергаемое фактами жизни». Эти соглашения способствовали «получению мусульманами многих преимуществ, самым главным из которых стало распространение ислама в различных регионах мира, включая и Соединенные Штаты». Предлагаемый же «заблудшей сектой» джихад, как и «совершенные ею во имя ислама террористические акции привели к самым отрицательным последствиям для джихада и сопротивления, которые ведутся в оккупированных мусульманских странах - Палестине, Афганистане и Ираке». Эти «акции»
стали «основной причиной падения правительства исламского движения "Талибан"». Против аргументации противников саудовской власти использовалась и казуистика: «Разве в цитируемом ими хадисе Пророк говорил: "Пока будете сражаться"? Нет, он подчеркивал: "Пока не вернетесь к вашей религии". Разве не говорил Всевышний: "О вы, которые уверовали! Входите все в покорность и не следуйте по стопам сатаны"».
Написавший «Увещевающего» теолог, осуществляя начинание власти, должен был отделить «умеренный ислам», опора на который в сегодняшнем мире придавала законность саудовской власти и ее союзу с улемами, от ислама «заблуждений», ислама «излишества и крайностей», дискредитирующего эту власть. Его задача состояла в том, чтобы провести четкую грань между двумя интерпретациями религиозной доктрины, разорвать цепь «фальсификаций», одним из звеньев которой представала ассоциация мусульманской доктрины и террора, поскольку противники власти утверждали, что ислам - «религия устрашения», ссылаясь на кора-нический айят: «И приготовьте для них, сколько можете, силы и отрядов конницы; ими вы устрашите врага Аллаха», как и на ха-дис: «Я насмехаюсь, сражаюсь или истребляю (Ана даххук катталь ау заббах)». Арабское «ирхаб» - как производное от «архаба» -запугивать, устрашать, заставлять трепетать - и есть, собственно, тот термин, который используется сегодня для выражения понятий «террор» и «терроризм». Представляя точку зрения сторонников «заблудшей секты», этот теолог замечал, что, как они считают, «борьба с терроризмом - это борьба с джихадом на пути Аллаха, ведущимся против подчинения исламского мира Западу».
Опровергая же представленную точку зрения, М.М. Аль-Мирсаль замечал, что арабский термин «ирхаб» возник только в условиях сегодняшнего дня, но отсутствовал в дискурсе мусульманских факихов. Это было логично - обогащаясь новыми терминами, арабский язык (как и все языки Востока и иных, развивающихся регионов современного мира) всего лишь калькирует американо-европейские политические термины, отвечая на мощный вызов Запада, представленный в настоящее время господствующим в глобальном масштабе английским языком. Однако это - не самая принципиальная часть его опровержения. Едва ли не самым важным для него является стремление обратиться к иным кораническим текстам, доказывающим, во-первых, что «страх перед Господом - один из способов поклониться Ему в сердце человека», во-вторых же, «устрашение - от нечистого».
Существует, как считал автор «Увещевающего», непреодолимая пропасть между смыслами противостоящих друг другу кораниче-ских цитат: «Поистине, они устремлялись к благим делам и призывали Нас с надеждой и трепетом (рахбан) и были перед Нами смиренными», с одной стороны, и: «Это только сатана, который делает страшными своих близких. Но не бойтесь их, а бойтесь Меня, если вы верующие!», как и история Моисея и колдунов фараона: «А когда они бросили, то околдовали глаза людей и перепугали их и привели великое колдовство» - с другой.
Однако существовал и более принципиальный аспект предлагавшегося М.М. Аль-Мирсалем «опровержения» - дезавуирование (называемое им, конечно же, «исправление») цитировавшегося выше в связи с ассоциацией «терроризма» и «джихада» (в том его понимании, которое предлагалось этим законоучителем) хадиса. Это сообщение о словах и поступках Пророка «исправлялось» им на основе отсылок к иным хадисам «Сахиха» Аль-Бухари, как и сборников, связанных с жизнеописанием Мухаммеда и составленных иными законоведами. В свою очередь, это «исправление» сопровождалось ссылками на многочисленные коранические тексты - обычный прием любого теолога. Важнее другое обстоятельство: осуществляемая им операция происходила в Саудовской Аравии и определялась условиями сегодняшнего дня, заставляющими автора «Увещевающего» приходить к выводу о том, что этот хадис не может быть подвергнут исправлению, поскольку он ложен, или, если пользоваться его словами: «Хадис "Я насмехаюсь, сражаюсь или истребляю", отсутствует в книгах Сунны».
Не менее принципиален и другой вывод автора «Увещевающего»: «Джихад не может быть самоценным актом веры (ибада максуда ли затиха)». Решение вопросов, связанных с ведением джихада, но лишь как инструмента защиты уммы от действий неприятеля, ни в коей мере не является сферой полномочий имама (что, как подчеркивал М.М. Аль-Мирсаль, «связано исключительно с шиитским мазхабом, предлагающим понимание этого понятия, отличное от его понимания суннитами»), оставаясь прерогативой «правителя», согласно айятам «И повинуйтесь Аллаху и Его Посланнику и не препирайтесь, а то ослабеете и уйдет ваша мощь» и «Сражайся же на пути Аллаха! Вменяется это только самому тебе, и побуждай верующих», когда это «побуждение» - задача «правителя». В свою очередь, его участники - аль-муджахидун, которым якобы обещано посмертное вознаграждение - «райский сад», не могут быть претендентами на роль «победоносной общи-
ны (ат-таифа аль-мансура)», хотя они и претендуют на это, опираясь на неверно интерпретируемый ими хадис «Есть в моей нации община правых, победоносная, не нанесет ей ущерба противник до поры, когда этого пожелает Аллах». Но их претензии, по словам автора «Увещевающего», противоречат точке зрения великих богословов, для которых эта «община» - «сражающиеся на пути Аллаха обновители и реформаторы религии и жизни уммы - улемы, правители, борцы».
Порочна и практика аль-муджахидун, якобы доказывающая их стремление обрести статус свидетелей - шухада - с помощью обращения к самоубийственным акциям и убийствам людей (вне зависимости от того, где они совершаются, в «странах ислама» или за их пределами). Эта практика, отмечал М. М. Аль-Мирсаль, полностью противоречит словам Всевышнего: «И не убивайте самих себя. Поистине, Аллах к вам милосерд! А кто делает это по вражде и несправедливости, того Мы сожжем в огне. Это для Аллаха легко». Равным образом, считал он, преднамеренное человекоубийство недопустимо: «По этой причине предписали Мы сынам Ис-раила: кто убил душу не за душу или не за порчу на земле, тот как будто бы убил людей всех. А кто оживил ее, тот как будто бы оживил людей всех».
Первая фетва М.М. Аль-Мирсаля, касающаяся мнения участников антисистемного подполья по поводу отношения к немусульманам (имеющего непосредственную связь с темой «отлучения от веры» правителей, поддерживающих контакты с немусульманами), называлась, используя риторику противников власти, «Многобожникам только меч». Эта риторика опиралась, по крайней мере, на два широко используемых подпольем текста -хадис «Я послан с мечом до поры, пока не обратятся к единому Богу» и «айят меча» - «А когда закончатся месяцы запретные, то избивайте многобожников, где их найдете, захватывайте их, осаждайте, устраивайте засаду против них во всяком скрытом месте. Если они обратились и выполняли молитву и давали очищение, то освободите им дорогу: ведь Аллах любит богобоязненных!» Оба этих текста, как считают члены «заблудшей секты», отмечал автор «Увещевающего», «отменили (насахат) все айяты взаимодействия с многобожниками, основанные на неприменении против них силы, на отказе от обложения их налогом (джизья) или обращения в ислам».
«Опровержение» этого «заблуждения» - сложная задача. Тем не менее автор не сомневался в своей правоте, ведущие теоло-
ги прошлого цитировали этот хадис либо без слов «я послан с мечом», либо квалифицировали его как «слабый». Более того, он выражал сомнение в отношении того, что появление «айята меча» привело к «отмене» иных, связанных с немусульманами кораниче-ских текстов: «В противном случае пришлось бы приостановить действие десятков текстов Книги и Сунны, свидетельствующих о разрешении мира, амнистии, прощении, милосердии в отношении немусульман, что определяется как интересами самих мусульман, так и позицией, занимаемой их противниками в отношении их самих и их религии. Сказал же Всевышний: «Не дает вам Аллах запрета о тех, которые не сражались с вами из-за религии и не изгоняли вас из ваших жилищ, благодетельствовать им и быть справедливыми к ним, - ведь Аллах любит справедливых!» Подтверждение этой позиции М.М. Аль-Мирсаль находил и в словах Ибн Таймийи: «Те же из людей, кто говорит, что айяты о спорах и диспутах с многобожниками отменены "айятом меча", который, как эти люди считают, дозволяет вести только законную войну с ними, ошибаются».
Если же «айят меча» не «отменяет» иные тексты Корана и Сунны, то любая постановка вопроса о «недозволенности» проживания «многобожников» в странах ислама, утверждал М.М. Аль-Мирсаль, даже в случае если это проживание обеспечивает предоставленный мусульманским государством «договор (ахд)», должна быть полностью отвергнута. Немусульмане въезжают в Саудовскую Аравию по выданной им «правительством визе, являющейся разрешением на пребывание и гарантией их безопасности», как и мусульмане «въезжают в немусульманские страны на основе идентичной визы». Предоставление визы в качестве документа, гарантирующего безопасность, а также вытекающие из этого документа обязательства, отвечают, как он считал, духу нескольких коранических айятов: «О вы, которые уверовали! Будьте верны в договорах», «И исполняйте верно договоры: ведь о договоре спросят», «А если кто из многобожников просил у тебя убежища, то приюти его, пока не услышит слова Аллаха. Потом доставь его в безопасное для него место. Это - потому, что они -люди, которые не знают».
Существуют, однако, известные хадисы, которые гласят: «На Острове (Аравийском полуострове. - Г.К.) не могут соединяться две религии»; «Изгоните многобожников из Острова арабов». Эти хадисы, с одной стороны, всегда рассматривались противниками саудовской власти как неукоснительное повеление
изгнать немусульман с территории страны, как и доказательство «порочности» этой власти, действия которой противоречат словам Пророка. Одна из фетв М.М. Аль-Мирсаля «разоблачала» и это «заблуждение». Его суждение в связи с этим «заблуждением» исходило, в первую очередь, из того, что даже если признать незыблемость обоих хадисов, то и в этом случае «изгнание» вовсе не предполагает убийств или совершения каких-либо иных насильственных действий в отношении проживающих в Саудовской Аравии немусульман. С другой стороны, отмечал он, известные богословы никогда не были едины в определении пределов «Острова арабов» - ограничен ли он лишь «Двумя Благородными Святынями» - Меккой и Мединой, распространяется ли это определение на всю территорию Аравийского полуострова или же и на прилегающие к нему регионы Египта, Ирака и «исторической Сирии - Аш-Шам»? Тем не менее большинство богословов, исходя из практической ситуации ранних лет существования государства Мухаммеда, считали, по словам М.М. Аль-Мирсаля, что понятие запретного для немусульман «Острова арабов» относится только к Мекке и Медине, - не только Пророк, но и «праведные халифы» «оказывали свое покровительство иудеям Хайбара и Йемена, христианам Неджрана, как и зороастрийцам (аль-маджус) Аль-Хасы, вовсе не требуя их изгнания оттуда до тех пор, пока они не нарушили налагавшиеся на них обязательства». При этом «иудеи Йемена живут там и сегодня.
Историческая справка автора «Увещевающего» представляла собой, скорее, выражение сомнения в значении обоих хадисов, что становилось тем более очевидно, когда он, ссылаясь на точку зрения основателей неханбалитских мазхабов суннитского ислама, утверждал: «Для ханафитов пребывание немусульман в Острове арабов, за исключением Аль-Масджид Аль-Харам - Запретной мечети (Главной мечети Мекки. - Г.К.), полностью дозволено (яджуз мутлякан), Малик ибн Анас считал возможным их пребывание в Запретной мечети, где они могли совершать торговые операции, Аш-Шафия же говорил, что они не могут входить в Запретную мечеть, не получив разрешения имама, дозволяющего им это в особых интересах мусульман».
Равным образом это относилось и к мнению Ибн Таймийи, считавшего, как утверждал М.М. Аль-Мирсаль, «возможным пребывание многобожников на Острове арабов в случае, если в этом нуждаются мусульмане»: «Когда Пророк, - говорил этот непререкаемый для последователей ханбалитского мазхаба теолог, - за-
воевал Хайбар, он был отдан иудеям с тем, чтобы они занимались там земледелием. ... Когда же число мусульман возросло, они смогли обходиться без иудеев, которые и были выселены оттуда». В дальнейшем же, продолжал М.М. Аль-Мирсаль, эта точка зрения стала «ведущей среди теологов, говорящих о том, что пребывание многобожников в странах ислама дозволено ... в обстоятельствах, когда они нужны мусульманам». Апелляция к точке зрения наиболее авторитетных богословов четырех мазхабов суннизма естественно подводила автора «Увещевающего» к выводу об обоснованности пребывания немусульман в современной Саудовской Аравии («в них нуждаются мусульмане»), как и законности фетв Высшего совета улемов, разрешавших это пребывание (вне зависимости от того, шла ли речь о гражданских специалистах или военнослужащих, как это происходило в начале 90-х годов в связи с операцией освобождения Кувейта) и осуждавших террористические акции, совершавшиеся против граждан немусульманских стран в Эль-Хубаре, Янбо и других саудовских городах,
Однако возникал и еще один аспект отношения мусульман к немусульманам: если ислам - религия, более значимая, чем ее предшественники - иудаизм и христианство, а Мухаммед - Пророк, завершающий цепь посылавшихся Господом людям пророков -печать пророков (хатим аль-анбия), то в какой мере можно говорить о возможности введения норм мусульманского права в отношении «многобожников»? Для сторонников антисистемного подполья невежество (аль-джухль) немусульман в отношении «подлинной» религии не исключает распространения на них норм шариатского права. Для саудовского же религиозного истеблишмента, точка зрения которого выражается М. М. Аль-Мирсалем, сама постановка проблемы «невежества иудеев и христиан» не выдерживает критики. «Иудеи и христиане, - писал он, - ни в коей мере не связаны с исламом».
Этот вывод имел, по меньшей мере, три последствия. Немусульмане, во-первых, не могли быть «отлучены» мусульманами от религии, поскольку «нет ни одного Божественного откровения, позволяющего это сделать», - их не ждут «мучения в ином мире», что, как отмечает автор «Увещевающего», вытекает из слов Господа: «Мы не наказывали, пока не посылали посланца». Это предполагало, что любые наказания в отношении немусульман определяются не доктриной ислама, а установками их собственных религий. Во-вторых, какие-либо насильственные действия, предпринимаемые мусульманами в отношении немусульман, не веду-
щих против них войну и не нарушающих прав, исповедующих ислам, не могли рассматриваться как «допустимые», - иные подходы противоречили, по крайней мере, двум кораническим текстам: «О посланник! Передай, что низведено тебе от твоего Господа. А если ты этого не сделаешь, то ты не передашь Его послания», и: «Он послал среди простецов посланника из них; он читает им Его знамения, и очищает их, и обучает их писанию и мудрости, хотя раньше они были, конечно, в явном заблуждении». Наконец, в-третьих (это последствие определялось сугубо внутрисаудовской ситуацией), сегодняшнее отношение к немусульманам, проживающим в мусульманских странах, должно определяться исключительно фетвами местного религиозного истеблишмента в силу того, что он представляет собой единственную обладающую «религиозным знанием (аль-маарифа аль-ильмийя)», связанным с территорией его юрисдикции, инстанцию.
Позиция противников власти, выражающая себя в «отлучении от веры (ат-такфир)» мусульман и, в первую очередь, «нечестивых правителей», выступала, как считал М.М. Аль-Мирсаль, едва ли не в качестве центрального звена воззрений последователей «заблудшей секты». Их позиция не ограничивалась лишь «доказательством» отхода этих правителей от религиозной догмы, выражающего себя в поддержании контактов с представителями иных религиозных доктрин, - уже эпоха становления нынешнего саудовского государства требовала от его основателя короля Аб-дель Азиза Ибн Сауда развития таких контактов.
Существовал и более широкий контекст постановки проблемы - выдвигаемое антисистемным подпольем утверждение о том, что эти правители «вернулись к доисламскому времени». Этот посыл был связан с ригористическим мнением ханбалитских религиозных авторитетов (Ибн Таймийя, Мухаммед ибн Абдель Ваххаб) о том, что «возвращение к джахилийе» выражает себя во введении «новшеств (бидъа)» в практику веры, что равноценно отходу от «подлинного» ислама. Эти «новшества» не только отрицали естественное для мусульманина «подчинение Всевышнему Господу и Его Пророку», но, отрицая его, становились синонимом «отхода (ар-ридда)» от ислама. В этом случае, как считали противники власти, «обязанностью мусульманина становится «убийство отошедших от религии (аль-муртаддин)». Эта «обязанность» вытекала из хадиса: «Кто сменил религию, убейте его».
«Новшества», доказывающие «отход» от религии, многочисленны: кроме вступления мусульманских стран в международные
организации в рамках общего контекста поддержания многосторонних и многообразных отношений с «многобожниками», речь шла, в том числе, и о введении в практику мусульманских стран «заменяющих» шариат позитивистских законов (аль-каванин аль-вадъийя), и о падении моральных устоев, когда происходило обращение к практике банковского процента, запрещенной мусульманским правом лихвы - риба. В списке «новшеств», доказывающих «возвращение» правителей и общества к джахилийе, могли присутствовать и иные «религиозно осуждаемые» деяния: прекращение джихада, использование сил государственной безопасности (или армии) для противостояния муджахидун, пропаганда идеи патриотизма, а также введение системы государственного образования. Рассмотрению и «опровержению» недопустимости этих «новшеств» посвящены несколько фетв автора «Увещевающего».
Проблема «позитивистских законов» как одно (и, быть может, наиболее существенное) обвинение, предъявляемое власти ее противниками, это реальность Саудовской Аравии (а также, разумеется, других мусульманских стран, где конституции давно уже стали основой местных политических систем), связанная не только с эпохой конца 90-х годов (когда появились как Основной закон правления, так и сопровождавшие его Закон об управлении провинциями, Закон о Консультативном совете и Закон о Совете министров), но и более ранних периодов в истории современного саудовского государства. Начиная со времени правления короля-основателя Абдель Азиза Ибн Сауда и в дальнейшем, когда вершину политического истеблишмента стали занимать его сыновья, появление законодательных актов, указов (марсум) или распоряжений (амр) стало частью повседневности, - политически Саудовская Аравия медленно, но последовательно и неуклонно модернизировалась.
Все же эпоха конца 90-х и начала 2000-х годов стала переломной в процессе этой модернизации и законотворчества: вне зависимости от неизменно прокламируемого утверждения о том, что «конституцией» (употребление этого неарабского и немусульманского по происхождению термина в отношении Корана само по себе двусмысленно) саудовского государства является «Книга Всевышнего Господа и Сунна Его Пророка», оно во все большей степени живет по нормам «позитивистских законов», пусть даже эти законы и называются не каванин, а уложениями -анзыма. Это обстоятельство позволяет антисистемному подполью,
опираясь на коранические айяты: «А кто не судит по тому, что низвел Аллах, то это - неверные» и «И суди между ними по тому, что низвел Аллах, и не следуй за их страстями, и берегись их, чтобы они не соблазнили тебя от части того, что низвел тебе Аллах», обвинять власть в возвращении к временам «джахилийи».
Опровергая это «заблуждение», М.М. Аль-Мирсаль не мог не оговориться, что «правление на основе низведенного Господом -долг всех мусульман, а вера состоит в том, что положения шариата верны во все времена и в любом месте». Поскольку задача автора «Увещевающего» заключалась в том, чтобы защитить действия власти, он должен был в силу определяемого конструкцией саудовской политической системы распределения обязанностей политического истеблишмента и его духовного аналога обратиться к религиозной казуистике. Ссылаясь на мнение богословов прошлого и настоящего (в их ряду присутствовали Рашид Рида, Юсеф Кардави, Ибн Таймийя, как и современные саудовские богословы, прежде всего Абдель Азиз бен Баз), он утверждал, что оба цитируемых сторонниками «заблудшей секты» аята «неочевидны (ляйсаш аля захирих)» с точки зрения возможности опоры на них для «обвинения в неверии)».
Позиция богословов прошлого и настоящего в этом контексте очевидна: они везде и повсюду искали покровительства власти или точек соприкосновения с ней, позволявших им идти на компромиссы в толковании коранических текстов. Случай М.М. Аль-Мирсаля не является в этом отношении каким-либо исключением: значительная часть его фетвы, связанной с «позитивистскими законами», посвящена цитированию либо точки зрения саудовского Совета высших улемов, либо монархов, последовательно сменявших друг друга на троне - от Ибн Сауда до Абдаллы бен Абдель Азиза. Это обстоятельство и заставляло его приходить к ожидаемому выводу: «Королевство Саудовская Аравия основано на власти шариата, регулирующего все стороны его жизни. Все принятые в нем уложения подчинены шариату, как об этом говорили король-основатель и все властвовавшие после него короли». Наконец, обращаясь и к противникам власти, и к «богобоязненному» саудовскому обществу, автор «Увещевающего» писал: «Все утверждения, касающиеся господства позитивистских законов, направлены на нанесение ущерба Королевству, правление в котором опирается только на то, что было низведено Господом. Позитивистские же законы, - продолжал он, - созданы людьми, справедливость которых, знания которых не известны, как не известны их
цели и устремления. Что важнее - утверждения неграмотных людей или великих знатоков наук? Чье мнение необходимо принять? Только знатоки наук верно судят о правителях, помогая им избежать ошибок и устранять недостатки. Ведь как сказал Всевышний: "И помогайте одни другим в благочестии и богобоязненности, но не помогайте в грехе и вражде. И бойтесь Аллаха: поистине, Аллах силен в наказании"».
Падение общественной морали, отвечал противникам власти М.М. Аль-Мирсаль, «выражающее себя в прелюбодеянии, употреблении спиртных напитков, как и в обращении отдельных людей к практике лихвы», означает, что «в обществе существуют малые и большие грехи, которым необходимо противостоять, но которые никогда не удается полностью изжить». Вместе с тем, по мнению теолога, эти «грехи» ни в коей мере нельзя рассматривать «как такие нарушения религиозных устоев, которые требуют изгнания из общины». Иная точка зрения - «хариджитская ересь и излишество, поскольку только хариджиты отлучают от веры из-за больших грехов». А поскольку речь идет о «еретическом» взгляде на действительно существующую ситуацию, к ней неприменим и тот ха-дис, к которому в этом случае апеллируют противники власти: «Кто своей рукой воевал с ними (джахадахум), тот и есть верующий». Искоренение последствий падения нравов - задача отвечающего за это государственного института - «Лиги общественной морали (Хейа аль-амр би аль-мааруф ва ан-нахи ан аль-мункар)», как и «улемов, обязанность которых выступать с обращением к подобающим мерам, призванным блюсти общественные интересы и сужать сферу распространения греховных дел». В этой связи М. М. Аль-Мирсаль добавлял: «Ныне прилагаются необходимые усилия, направленные на то, чтобы отказаться от запретной лихвы и заменить ее разрешенной исламом практикой банковского дела. Некоторые банки уже полностью отказались от взимания процента, ряд банков движется по пути их "исламиза-ции", другие же уже полностью завершили этот свой путь. Это явление следует поощрять и поддерживать, что вовсе не требует обращения к помощи Господа».
Обращаясь к точке зрения противников власти, обвиняющих ее в «возвращении к джахилийе» в силу того, что она более не ведет джихад, М. М. Аль-Мирсаль приводил, в том числе, и их важнейший довод в пользу его продолжения, почерпнутый из одной из фетв Ибн Таймийи: «Если нашлась община, отказавшаяся от каких-либо обязательных молитв, либо от поста, либо от хаджа,
либо от запрета вина, прелюбодеяния, азартных игр, либо пошла по пути разрешения женитьбы на запретных женщинах, либо отказалась от джихада против многобожников, как и от обложения джизьей людей Писания, либо от других предписаний религии, от которых недопустимо отрекаться или оставлять их, то с этой общиной следует сражаться». Фетва завершалась словами: «В этом отношении мне неизвестны расхождения между законоучителями».
Автор «Увещевающего», казалось бы, оказывался в сложной ситуации: он должен спорить с ведущим улемом господствующей в его стране правовой школы. Тем не менее он ему возражает, подчеркивая в первую очередь, что «джихад - проявление поклонения (ибадат)», а «поклонение основано на двух условиях - преданности (ихлас) и следовании Пророку». Если первое «условие», как он подчеркивал, определяется «словом Всевышнего: "И было им повелено только поклоняться Аллаху, очищая перед ним религию, как ханифы", то второе - хадисом Пророка "Кто совершил деяние, не разрешенное нами, тот отошел от веры"». Далее М. М. Аль-Мирсаль продолжал: «Значение джихада на пути Господа не состоит только в сражении, да и не каждый джихад на Его пути - сражение. Наилучшим образом джихад определил шейх ислама Ибн Таймийя: "Джихад - устремление, способность получения возлюбленной правоты и отвержение того, что ненавистно правоте"» . Развивая эту мысль, он продолжал: «Господь же говорил о джихаде как о призыве к Благородному Корану, когда диспут с многобожниками невозможен и требует противостояния им: "Не повинуйся же неверным и борись с ними этой великой борьбой (джихадан кабиран)"».
Джихад «в значении битвы», добавлял далее автор «Увещевающего», возможен только тогда, «когда слово Господа превыше всего, когда религия принадлежит только Ему, но если же битва приведет к унижению верующих, к поруганию знамени религии, к притеснению ее последователей, к торжеству знамени ее врагов, то тогда джихад недопустим». Определение же времени ведения джихада - «одна из важнейших проблем проводимой мусульманскими странами политики». Однако политика «отдана шариатом правителям, возглавляющим мусульманские государства», - «недаром же Пророк запретил битвы в эпоху своего пребывания в Мекке, разрешив их после создания исламского государства в Медине». Поскольку же «людям Сунны и сообщества (ахль Ас-Сунна ва аль-джамаъа - суннитам) вменяется в обязанность подчиняться
их правителям и не покушаться на то, что передано им и что является их полномочиями, согласно мнению шариата, постольку все, что относится к сфере политики, включая вопросы войны и мира, заключения договоров, определения границ, введения правителей во власть, определяется словами Всевышнего: "О вы, которые уверовали! Повинуйтесь Аллаху и повинуйтесь посланнику и обладателям власти среди вас" ».
Резюмируя точку зрения противников власти в отношении использования сил государственной безопасности (или армии) для противостояния муджахидун, М. М. Аль-Мирсаль отмечал, что, по мнению сторонников «заблудшей секты», они должны отвечать на действия «защитников тирана» уничтожением тех, кто его защищает. Служащие органов государственной безопасности «защищают трон тирана, помогая угнетателю, что превращает их в больших преступников, чем сам преступный правитель». Пролить их кровь - «достойное деяние, поскольку они преследуют моджахедов и убивают их». Для автора «Увещевающего» это одно из «заблуждений».
Суть этого «заблуждения» определялась, по его словам, как его «опровержениями» узкого понимания смысла джихада, так и «недопустимостью возбуждения смут в странах мусульман». Однако главное «возражение» М.М. Аль-Мирсаля в посвященной этому вопросу фетве заключается в том, что «сотрудники органов безопасности в Королевстве Саудовская Аравия - мусульмане, принесшие основанную на шариате клятву верности их правителю». Они «защищают безопасность собственной страны, совершая великий джихад на пути Господа, поскольку оберегают страну мусульман от покушающихся на ее граждан и их правителей», они «не убивают сторонников излишества, а охраняют мусульман, ведь если бы эти сторонники смогли превозмочь служащих в силах безопасности, то страна мусульман пошла бы по пути анархии, кровопролития и бесконечной череды смут». Как и в случае «опровержений», касавшихся проблем введения «позитивистских законов», «прекращения джихада» или «падения моральных устоев», официальный саудовский теолог вновь доказывал, что в действиях власти отсутствует даже стремление ввести в жизнь «новшества», напротив, эта власть, меняя страну, действует исключительно в рамках шариата.
Эта же позиция отличала и предлагавшиеся им «опровержения», касавшиеся двух других «новшеств» - идеи патриотизма
(аль-ватанийя) и введения в Саудовской Аравии системы государственного образования.
Начиная свою фетву, касающуюся патриотизма, М.М. Аль-Мирсаль, как этого требовал жанр, излагал позицию своих оппонентов: «Возможна лишь принадлежность исламу, но не к неким родинам. Мусульманина отличает от мусульманина степень благочестия, но не гражданство или национальная принадлежность. Родина - понятие джахилийи и язычества, в духе которого ныне воспитывают людей». Разоблачая это «заблуждение», автор «Увещевающего» замечал: «Нет никакого сомнения в том, что "мусульманина отличает от мусульманина степень благочестия", но в словах Господа благочестие неразрывно связано с родиной человека: "О люди! Мы создали вас мужчиной и женщиной и сделали вас народами и племенами, чтобы вы знали друг друга. Ведь самый благородный из вас пред Аллахом - самый благочестивый"». Более того, подчеркивал он, «любовь человека к родине - врожденный инстинкт, ведь сам Господь говорил о значении родины и обязывал души человеческие любить ее: "А если бы Мы предписали им: "Убейте самих себя! - или выйдите из ваших обиталищ!" -то сделали бы это только немногие из них"».
Это означало, по словам М.М. Аль-Мирсаля, что «Господь Всемогущий сделал равным уход из обиталищ убийству самих себя». В хадисе, «переданном Ибн Аббасом, Пророк говорил о Мекке после того, как он совершил хиджру: "Сколь сладостна она и сколь я ее люблю. Если бы ее жители не заставили меня уйти, то я жил бы только в ней"». Но Пророк любил и Медину, - в хадисе, переданном Аишей, он говорил: «Стала для нас любима Медина столь же, сколь и Мекка, а, может быть, и более». Но равным образом, замечал М.М. Аль-Мирсаль, это относилось и к «любившим свою родину и семью» Пророкам, предшествовавшим Мухаммеду: «И когда Муса выполнил свой предел и отправился в путь с семьей, он заметил у стороны горы огонь. Он сказал своей семье: "Останьтесь, я заметил огонь, может быть, я приду к вам от него с какой-нибудь вестью или головней из огня, может быть, вы согреетесь"».
Однако же, продолжал автор «Увещевающего», «если родина - мусульманская, если там претворяются законы ислама, а жизнь течет по принципам шариата, то любовь к родине обретает черты не только врожденного инстинкта, но и подлинной веры». К Саудовской Аравии это относится в первую очередь: «В текстах богословов говорится о предпочтительности Острова арабов, о
предпочтительности Мекки и Медины, о чувствах к ним, а ведь, слава Господу, все это собрало в себе Королевство Саудовская Аравия. Оно - кибла мусульман, в нем открылось Божественное откровение, оно - колыбель религии, из него распространился призыв к Господу, к единобожию, к Сунне, к содействию дозволенному и отвращению от отрицаемого, к верховенству шариата Всевышнего». Цитируя современного саудовского богослова, М.М. Аль-Мирсаль сообщал: «Королевство Саудовская Аравия -лучшая родина мусульман, ведь в нем воплощена религия Господа».
Однако почему же система государственного образования -проявление джахилийи, как считают противники власти? Сообщая их точку зрения, М. М. Аль-Мирсаль писал: «Обучение в школах недопустимо, поскольку там преподают отрицаемое, связанное с многобожием, ведущим к уходу из общины. Это - теории, несовместимые с шариатом, поклонение мнениям многобожников, проповедь патриотизма, а также другие виды отрицаемого - живопись, фотография, мирские науки». Иными словами, излагавшееся ими и основанное на «заблуждении» мнение заключалось в том, что система государственного и частного образования - «новшество».
Автор «Увещевающего» подчеркивал в этой связи, что «наука - требование религии и мирской жизни (ад-дин ва ад-дунья)», -«первое, что ниспослал Всевышний нашему Пророку, было "Читай!", подчеркивая значение науки, содержащейся в айятах Господа». С другой стороны, «пути, способы и методы познания науки многочисленны, как говорил Пророк: "Тому, кто идет по пути познания науки, Господь облегчит путь в рай"». Это означало, по мнению М.М. Аль-Мирсаля, возможность и допустимость государственного образования («не исключающего и иных форм получения научного знания»), «доказавшего, что оно лучший способ освоения науки в современную эпоху, поскольку в нем соединены поэтапность, последовательность, методы верного измерения знаний, специализация, взвешенность и всеобъемлющий характер получаемого научного знания, необходимые людям в их религии и мирских делах». В силу этого обстоятельства, делал заключение официальный теолог, «наши известные богословы ни разу не осудили существующее в Королевстве государственное образование, а в своем большинстве они участвуют в преподавании в школах и университетах». Далее же он добавлял: «Требование запрета госу-
дарственного образования высказывают только сторонники излишеств».
Для официального саудовского теолога (что, впрочем, является общей постановкой вопроса для мусульманской теологии) «науки» разделяются на «обязательные», к которым, естественно, относится «религиозное знание», и «необходимые» - мирские. Цитируя Абу Хамида Аль-Газали, он вводил применительно к мирским наукам и понятие «похвальные (махмуда) науки»: «Похвальные науки, - отмечал Аль-Газали, - связаны с интересами мирских дел - это медицина и счет. Так, - утверждал этот шафиитский богослов и философ-рационалист, - необходимая наука та, без которой невозможно обойтись в мирских делах, как медицина, нужная для поддержания здоровья тела, как счет, нужный для торговых операций, составления завещаний и разделения наследства». Из этих слов М.М. Аль-Мирсаль делал вывод о том, что «программы преподавания в Королевстве включают только похвальные науки, необходимые для сохранения достойного места страны в современном мире». Однако насколько эти программы основаны на «поклонении мнениям многобожников» и их «теориям»?
Автор «Увещевающего» утверждал, ссылаясь на хадис, когда «Пророк назвал Геракла "героем Ар-Рума (азым Ар-Рум)", что признание действительных заслуг многобожников, достигших высокого уровня развития в мирских делах, в поддержании порядка, в промышленном прогрессе, не возбраняется и не осуждается шариатом, поскольку это признание объективно отражает реальность и не содержит в себе какого-либо намерения возвеличить их, либо их религию». Напротив, подчеркивал он, «это - справедливо» и вытекает из слов Господа: «О вы, которые уверовали! Будьте стойкими пред Аллахом, исповедниками по справедливости. Пусть не навлекает на вас ненависть к людям греха до того, что вы нарушите справедливость. Будьте справедливы, это - ближнее к богобоязненности». Более того, продолжал М.М. Аль-Мирсаль, -«многобожники различны по своей природе: "Среди обладателей писания есть такие, что, если ты доверишь им кинтар, они вернут тебе, но среди них есть и такие, что если доверишь им динар, то они не вернут его тебе, если ты не будешь все время стоять над ними"». Признание же их достоинств вовсе не означает, что эти достоинства «проистекают из добра, содержащегося в их религиях», - «наша религия лучше, чем их».
«Отрицаемы» ли живопись и фотография? Автор «Увещевающего», не вступая в длительную дискуссию, всего лишь заме-
чал, что «в отношении этого вопроса нет единого мнения законоучителей». Впрочем, добавлял он, «никого в наших школах не заставляют изображать одушевленные существа, поскольку шариатское правило состоит в том, что необходимо подчиняться допустимому, а не сотворенному по воле Господа».
«Отрицаемы» ли мирские науки? Ответ на этот вопрос все так же прост: «В наших учебных программах нет ничего, что позволяло бы говорить о направленности обучения только в сторону мирских наук». Если «мусульманин изучает религиозные науки, стремясь обрести благоволение Господа, то изучение им мирских наук - медицины, инженерного дела, компьютера, даже если это и проступок, он, тем не менее, не повод для запрета этих наук». В конце концов, добавлял М.М. Аль-Мирсаль, «Господь Всевышний сказал: «Не говорите о том, что описывают ваши языки лживо. "Это - дозволено, это - запрещено", - чтобы измыслить на Аллаха ложь. Поистине те, которые измышляют на Аллаха ложь, не будут счастливы».
Корпус саудовских законоучителей - неотъемлемый элемент «правящего класса» этой страны, а точка зрения этого корпуса -обязательное условие оправдания и придания законности внутреннему и внешнему курсу политического истеблишмента. Это относится, в том числе, и к противостоянию власти и ее оппонентов -антисистемного подполья.
Оправдывая начинания власти, противостоящей «заблудшей секте», саудовские улемы (как это было, в частности, в ходе продолжавшегося в течение осени 2011 г. процесса над членами так называемой «ячейки дома отдыха (халийя аль-истираха)»), одна из сфер полномочий которых связана с контролем над деятельностью судебной системы, подчеркивали в первую очередь «недопустимость покушения на полномочия властителя», «неприемлемость пропаганды отлучения правителя от религии, отхода от шариатской клятвы верности этому правителю», как и «стремления разжечь смуту» в «управляемом по законам ислама государстве». Любая же попытка представителя этого корпуса выйти за пределы лояльности политическому истеблишменту всегда грозила ему жесткими мерами со стороны власти. Наиболее ярким примером развития событий в этом направлении стал состоявшийся в 2004 г. судебный процесс над тремя богословами-«обновленцами»: шейхами Ахмем Аль-Халиди, Али Аль-Худейром и Насером Аль-Фахдом.
Регламентация деятельности корпуса законоучителей (в том числе и с помощью силы) не может рассматриваться как явление, связанное с развитием Саудовской Аравии в течение последних лет, - она была реальностью жизни этой страны и в период правления основателя государства короля Абдель Азиза Ибн Сауда. Необходимость этой регламентации и, как ее следствие, огосударствления религиозной сферы вытекала из потребностей модернизации самого саудовского государства: «В сообществе факихов существует глубокий раскол. Многие из них, - отмечал эксперт Международного совета по исламскому фикху, член комиссии по развитию положений шариата колледжа государственной безопасности имени короля Фахда, - все еще остаются пленниками древних, написанных в далекие эпохи книг. Опираясь на них, эти фа-кихи пытаются объяснить события и явления нашего времени тем, что соответствовало времени прошлого... Мы говорим таким фа-кихам, что существуют общие правила, определяющие суть фикха, в частности, в сфере общественных отношений. Старый фикх, -завершал он свои слова, - необходим, но мы должны говорить о современных проблемах, решение которых следует находить в наше время и на основе современной реальности». Тем не менее процесс регламентации деятельности улемов в эпоху «этапа реформ» стал более последовательным и целенаправленным.
Частью реформирования системы судебной власти (в которой господствуют законоучители) стало внесение в конце 90-х годов изменений в принятый в 1970 г. Закон о судопроизводстве. Эти изменения предполагали, что деятельность саудовских религиозных авторитетов должна строиться в том числе и на «основе положений существующих уложений (Основного закона правления, Закона об управлении провинциями и Закона о Консультативном совете. - Г.К.)». Вхождение в корпус правоведов предполагало, что саудовский гражданин обладает «добропорядочностью и благонравием», богословской известностью, имеет диплом об обучении шариатскому праву в саудовском университете, возраст, нижний предел которого колеблется от 40 до 45 лет. Это вступление могло быть осуществлено только на основе королевского указа. Дальнейшая деятельность правоведа, на которого распространялся Закон о государственной службе, проходила под жестким контролем Министерства юстиции. Но, видимо, проблема связана не только с этими обстоятельствами, а имеет вытекающие из них серьезные последствия: испытывая жесткое давление со стороны модернизирующегося государства, традиционно воспри-
нимаемая в качестве закостеневшей ханбалитская теологическая доктрина (обычно квалифицируемая в России как ваххабизм) развивается. Работа М.М. Аль-Мирсаля это неопровержимо доказывает. Разумеется, эта эволюция медленна, неустойчива и не прямолинейна. Тем не менее она демонстрирует отход от жесткой традиции в направлении все большего обращения к личному суждению теолога. При этом даже если эта эволюция и вызвана сугубо прагматическими потребностями - поставленной властью задачей «разоблачения» воззрений ее противников, отрицать ее более не представляется возможным.
«Ближний Восток и современность», М, 2012 г., № 46, с. 37-69.
