CC BY
147
ББК 83.3(2Рос=Рус)5-8Достоевский Ф.М. УДК 82.09 Г 67
Ч.А. ГОРБАЧЕВСКИМ
CH.A. GORBACHEVSKY
САМОУБИЙЦЫ Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО: МНИМЫЕ И РЕАЛЬНЫЕ
REAL AND IMAGINARY F.M. DOSTOYEVSKY S SUICIDES
Статья имеет отношение к проблеме проявления негативной свободы в художественном мире Ф.М. Достоевского. Рассматриваются взгляды и интерпретация русской религиозно-философской мыслью рубежа XIX-XX вв. истоков проблемы самоубийства персонажей Ф.М. Достоевского.
The article is devoted to the problem of negative freedom in the artistic world of F.M. Dostoyevsky. The author analyses how the sources of the problem of Dostoyevsky's chracters' suicides are reviewed and interpreted by Russian religious philosophy (XIX-XX cc.).
Ключевые слова: типология, человекобог, своеволие, самоубийство.
Key words: typology, a godman, self-will, suicide.
В настоящей статье предметом нашего внимания станет не сам факт многочисленных самоубийств в произведениях Достоевского, но скорее те мысли и поступки, которые могли стать действительными причинами самоубийства и едва не привели героев писателя к непоправимому.
Н.А. Бердяев в один ряд ставит таких персонажей разных романов Достоевского, как Раскольников, Ставрогин, Кириллов, Версилов в том смысле, что у них всех есть будущее, «хотя бы эмпирически они и погибли, у них есть ещё человеческая судьба» [1, с. 155]. Дальнейшей человеческой судьбы, по мнению философа, нет у Смердякова, Свидригайлова, выпавших из человеческого мира в небытие.
На «порвавшего с миром» самоубийцу Кириллова в какой-то мере становится похож и Раскольников, сделавший свободный выбор, реализовавшийся в действии, и «...притом в действии крайнем, не знающем меры, раскрывающем идею до ее конечных результатов...» [2, с. 35]. Катастрофических последствий, к которым привел свободный выбор Раскольникова, сам автор теории сверхчеловека, как известно, предвидеть не мог. Отметим, что при проведении типологических параллелей, можно обнаружить, что схожесть образа Кириллова из «Бесов» с образом главного героя «Преступления и наказания» весьма условна и зыбка. Так, если Кириллов убивает себя из гордости, чтобы стать богом, то Раскольников, напротив, из той же гордости самоубийства не совершает, хотя его идея (приведшая к убийству другого) о дрожащей твари и право имеющем близка идее Кириллова. В какой-то момент самоубийство для Раскольникова, по его пониманию и опыту, становится слабо-
стью и более легким выходом. Напомним, что для Кириллова убийство себя -единственная попытка преодоления страха смерти на пути к превращению в человекобога.
Раскольников говорит сестре: «...я и хотел утопиться, Дуня, но подумал, уже стоя над водой, что если я считал себя до сей поры сильным, то пусть же я и стыда (не физической боли и страха, а стыда! - Ч.Г.) теперь не убоюсь...» [3, с. 399]. Раскольников и Кириллов заявляют своеволие и хотят быть «сверхчеловеками», но оба в определенном смысле остаются мечтателями-идеалистами, поскольку каждый из них выдумывает свою социальную утопию. Они оба «идейные» рабы. (В охватившей их идее они как «на горах на масленице; ну можно ли, чтобы санки, слетевшие сверху, остановились посредине горы?» [4, с. 342]). И Родион Романович, и Алексей Нилыч считают себя обладателями «той единой спасающей формулы, которая должна облагодетельствовать человечество: ergo мне все дозволено, я все могу преступить. Тут - безграничная вера двоякого свойства: в непогрешимость, святость формулы и в самого себя как ее носителя» [5, с. 317]. По мнению К.В. Мочуль-ского, главное отличие Кириллова от Раскольникова в том, что он «сердцем страстно любит жизнь и жалеет людей» [6, с. 193]. Раскольников по собственному свободному праву убивает не только старуху и её беременную сестру Елизавету, случайно попавшую ему под руку. Впутанной в эти убийства, пусть и косвенно, оказывается Соня, до этого обменявшаяся крестиками с Лизаве-той, тем самым породнившись с ней, и ставшая впоследствии едва ли не самым близким для Раскольникова человеком, возможно, уберёгшим его от самоубийства. Преступление Раскольникова, безусловно, находится в ряду в высшей степени своевольных поступков. Преступление явилось причиной того, что сходит с ума и умирает мать убийцы; едва не загублена жизнь взявшего на себя вину ни в чем не повинного Миколки, пожелавшего просто «пострадать». Сестра Раскольникова Дуня, которую он хотел спасти на деньги старухи от Свидригайлова, оказывается в полной власти последнего именно из-за убийства, ставшего известным Свидригайлову, который решил использовать это убийство в своих целях.
Убив процентщицу и Лизавету, завладев вещами, которые, по мнению Раскольникова, должны бы были облегчить судьбы родных ему людей, в действительности он, как известно, не делает свободнее и счастливее ни себя, ни своих родных, ради которых, по его теории, и совершается преступление. Желание обрести с помощью денег хотя бы часть свободы, облегчив положение ближних имуществом старухи, оборачивается неожиданно противоположным - пленом у внутреннего закона совести, который захватывает все существо Раскольникова, становится преследующей его везде idee fixe: «...как будто его кто-то взял за руку и потянул за собой, неотразимо, слепо, с неестественною силой, без возражений. Точно он попал клочком одежды в колесо машины, и его начало в нее втягивать» [3, с. 58]. Очевидно, что убийством процентщицы и её сестры Раскольников нравственно и в метафизическом смысле совершает самоубийство и делается заложником собственной совести, не сумевшей вынести «страшную свободу». Та ситуация, в которую попадает Раскольников после убийства, оказывается почти безвыходной. Отсюда и мысли героя о самоубийстве действительном: «Я, может быть, очень был бы рад умереть» [3, с. 130]. Совершенное преступление уводит Раскольникова за границы этой жизни: «Убив других, он убил себя; поэтому, оставаясь на земле, он «вояжирует» в направлении того света и на том свете» [7, с. 97].
Примерно то же происходит и со Смердяковым в «Братьях Карамазовых», потерявшим после убийства Федора Павловича всяческое желание продолжать свою жизнь, и совершившего затем самоубийство.
Заложником собственной совести в «Братьях Карамазовых» становится и Иван Карамазов. Он испытывает отчуждение от брата Алеши по мере того, как убеждается в собственной причастности к убийству Смердяковым отца: «Спасибо! - отрезал Иван и, бросив Алешу, быстро пошел своею дорогой. С тех пор Алеша заметил, что брат Иван как-то резко начал от него отдаляться и даже как бы невзлюбил его, так что потом и сам он уже перестал ходить к нему» [8, с. 49]. Иван намеревается прийти в суд и объявить убийцу - Смер-дякова и признается Алеше: «Завтра крест, но не виселица. Нет, я не повешусь. Знаешь ли ты, что я никогда не могу лишить себя жизни, Алеша! От подлости, что ли? Я не трус. От жажды жить! Почему это я знал, что Смер-дяков повесился? Да, это он мне сказал...» [8, с. 86]. Таким образом, ни Раскольников, ни Иван Карамазов по собственным их утверждениям (пусть утверждение Раскольникова и косвенное) самоубийства не совершают, но не из-за страха.
Подобные метаморфозы происходят с Митей Карамазовым после того, как, убегая от отца, он бьет слугу Григория пестиком по голове. Митя убежден в том, что убил Григория, и потому оказывается на грани того состояния, в котором находятся после убийства Раскольников и Иван. Приехав с Грушенькой в Мокрое, он думает, что «вот теперь бы только и жить и... и нельзя жить, нельзя, о, проклятие!» [9, с. 394]. Выход из плена у собственной совести, а заодно и «месть» самому себе за содеянное, он видит в самоубийстве: «Вот если застрелиться, так когда же как не теперь? - пронеслось в уме его. - Сходить за пистолетом, принести его сюда и вот в этом самом, грязном и темном углу и покончить» [9, с. 394]. Позже он узнает, что Григорий жив и, возможно, это его спасает. Митя как будто вновь рождается, его совесть дает ему четкое представление о том, что хорошо, а что дурно. Он близок к ощущению внутреннего освобождения, меняется «и весь тон его: это сидел уже опять равный всем этим людям человек...» [9, с. 414], внутренне свободный человек.
Великий инквизитор из «Братьев Карамазовых», выдающий себя за «спасителя человечества», а на самом деле являющийся скрытым деспотом, приходит к выводу, что единственное, к чему может привести человека свобода и свободный ум, - это самоуничтожение или убийство другого. В отношении Раскольникова, бездарно распорядившегося своею свободой, мысль Великого инквизитора, вероятно, верна, поскольку теория Раскольникова приводит к убийству и едва не приводит к самоубийству: «Для Достоевского очень характерно, что он не столько моралистически или сентиментально жалеет униженных и угнетённых, сколько показывает метафизическую опасность угнетения для угнетателей. Кто покусится на свободу и на жизнь человека, тот сам погибнет. В этом тайна Раскольникова, в этом тайна «Наполеона». Оказывается безвыходное противоречие» [10, с. 387].
В «Братьях Карамазовых» «таинственный посетитель» - Михаил из рассказа Зосимы признавался, «что думал было убить себя» [9, с. 279] после того, как сам убил человека. После убийства он никого уже не может полюбить, и в этом видит главную свою беду: «Теперь не только ближнего моего, но и детей моих любить не смею» [9, с. 280]. Единственный для себя выход из создавшегося положения Михаил видит в том, чтобы «восстать, выйти пред народом и объявить всем, что убил человека» [9, с. 279] (по сути то же советует Соня Мармеладова Раскольникову). После покаяния Михаил возвращает себе
способность любить. Перед смертью он произносит: «Бог сжалился надо мной и зовет к себе. Знаю, что умираю, но радость чувствую и мир после стольких лет впервые. Разом ощутил в душе моей рай, только лишь исполнил, что надо было (т.е. объявил об убийстве. - Ч.Г.). Теперь уже смею любить детей моих и лобызать их. <...> теперь предчувствую бога, сердце как в раю веселится... долг исполнил...» [9, с. 283]. Поступок Михаила стал исполнением нравственного долга с одновременным «проявлением свободы, производящей глубокие изменения в человеке...» [11, с. 67]. «"Таинственный посетитель" Зосимы спас себя от отчаяния и самоубийства благодаря тому, что взял на себя подвиг покаяния и смирения» [12, с. 153].
Литература
1. Бердяев, Н.А. Миросозерцание Достоевского [Текст] // О русских классиках / Н.А. Бердяев. - М.: Высшая школа, 1993. - С. 155.
2. Кирпотин, В.Я. Достоевский-художник [Текст] / В.Я. Кирпотин. - М.: Советский писатель, 1972. - 319 с.
3. Достоевский, Ф.М. Полн. собр. соч. [Текст]: в 30 т. / Ф.М. Достоевский. - Л.: Наука,
1973. - Т. 6. - 524 с.
4. Достоевский, Ф.М. Полн. собр. соч. [Текст]: в 30 т. / Ф.М. Достоевский. - Л.: Наука,
1974. - Т. 10. - 520 с.
5. Трубецкой, Е.Н. Два зверя. Старое и новое [Текст] / Трубецкой Е.Н. Смысл жизни. -М.: Республика, 1994. - С. 298-332.
6. Мочульский, К. Бесы [Текст] // Ф.М. Достоевский и православие. - М.: Отчий дом, 1997. - С. 177 - 215.
7. Ветловская, В.Е. Хождение души по мытарствам в «Преступлении и наказании» Достоевского [Текст] // Достоевский. Материалы и исследования. - СПб.: Наука, 2001. -С. 97-118.
8. Достоевский, Ф.М. Полн. собр. соч. [Текст]: в 30 т. / Ф.М. Достоевский. - Л.: Наука, 1976. - Т. 15. - 624 с.
9. Достоевский, Ф.М. Полн. собр. соч. [Текст]: в 30 т. / Ф.М. Достоевский. - Л.: Наука, 1976. - Т. 14. - 512 с.
10. Флоровский, Г.В. Религиозные темы Достоевского [Текст] // О Достоевском. Творчество Достоевского в русской мысли 1881-1931 годов. - М.: Книга, 1990. С. 396-391.
11. Кришталева, Л.Г. Заметки к философии поступка у Достоевского (на материале романа «Братья Карамазовы») [Текст] // Вопросы философии. - 1999. - № 1. - С. 65-77.
12. Иустин (Попович), прп. Достоевский о Европе и славянстве [Текст] / Иустин (Попович). - СПб.: Адмиралтейство, 1998. - 271 с.
